— Неправильно, — проворчал дед, сплюнув старую папиросу Беломора. — Не размахивай топором как палкой. Слетит лезвие с топорища и попадет кому-нибудь по башке, что тогда делать будешь?
— Скорую вызову? — предположил я.
— Ага, щаз! — хохотнул дед. — Ты видел нашего врача? Старый криворукий маразматик, который только бюджетный спирт переводить годен! Молодые-то хрен сюда пойдут — кто им платить за такое удовольствие будет?
— И что тогда делать? — заинтересовался я. — Ну, если поранишься?
— Порез протереть спиртом и перебинтовать, — хмыкнул дед. — Перелом зафиксировать шиной и тоже забинтовать. А если что посерьезней, то все, считай товарищ Кирдык Кондратьевич до тебя добрался.
— Микай, козлина, ты чему ребенка учишь?! — раздался возмущенный голос бабки.
— Правде жизни! — хохотнул дед, глядя на выглянувшую из окна бабу Клаву. — И не лезь в мужской разговор, женщина!
— Я тебе дам «женщину»! — возмутилась бабка, доставая на свет божий массивную чугунную сковородку. — Так по хребту дам, как немцам и не снилось! Вы сколько уже дрова эти рубите?! Два часа! А у меня печь холодная стоит!
— Ой, ну не шуми, — поморщился дед, поднимаясь с кучи чурок. — Сейчас будут тебе дрова. А мальчишке наука.
— Да на кой ляд ему в городе такая наука?!
— Все в жизни когда-нибудь пригодится, — философски пожал плечами дед, отбирая у меня топор. — Все, бабка, скройся и не шуми. Будут тебе сейчас дрова, будут.
— Вот ведь послал Бог муженька… — проворчала бабка, исчезая из окна.
А я отошел в сторону и с интересом наблюдал как старый, но все еще необычайно крепкий дедок с хеканьем машет тяжеленным для меня топором.
— Гены пальцем не раздавишь, пивом не запьешь, — раздался из-за спины заинтересованный голос. — Так вот в кого ты пошел, Буревестник.
— Нет, — покачал я головой. — Мне до деда Микая, как до Луны в позе рака, гребя исключительно жабрами.
— Может быть, все же посмотришь на меня? А то разговаривать с существом моего уровня, стоя спиной, как-то совсем уж неуважительно. Даже для тебя.
Тяжело вздохнув, я обернулся.
Картинка смазалась и резко сменилась.
Белая больничная палата. Одноместная, что уже само по себе чудо. Впрочем, для ее родителей это были пустяки. В дочери они души не чаяли. А вот меня откровенно недолюбливали.
— Но их можно понять, — слабо улыбнулась лежащая на койке девушка.
Невысокая, болезненно-бледная, худая как трость. Но даже в таком виде она по прежнему оставалась красивой.
По крайней мере для меня.
Вот только сейчас ее глаза утратили озорной зеленый блеск. На месте двух ярких изумрудов плескалась непроглядная тьма, наполненная алыми всполохами.
— Нравится? — улыбнулась она, поднимая руки как будто давая получше себя рассмотреть.
Тяжело вздохнув, я напряг скулы, чтобы не обложить ее трехэтажным матом.
— Чего тебе надо, Бездна? Поиздеваться?
— Да нет, — склонила она голову набок в слишком знакомом мне жесте. Хитро прищурилась. — Я ведь действительно хотела сделать приятное.
— А получилось как всегда, — резковато ответил я, переводя взгляд на окно. За ним ярко светило солнце, а на неестественно чистом и синем небе не было ни облачка. — Признавайся, старушенция, это ты надавила на Граора, чтобы он подсунул мне этот квест на перчатку?
— Не угадал, — раздался веселый и знакомый до боли в сердце голос. — Хотя и не совсем, потому как нашего бога-берсеркера действительно об этом попросили. Просто попросили.
— И он не послал просителя куда подальше? — скептически уточнил я.
— Неа, — хихикнула Древнейшая, подражая хозяйке этого облика. — Да еще и сделал это практически бесплатно. Буквально за одну лишь улыбку.
— Понятно…
Новый кусочек информации встал в общий пазл. Впрочем, более ясной картина от этого не стала. Да и не факт, что Бездна говорит правду.
— Я не лгу… Обычно.
Вздохнув, я вновь посмотрел на девушку. Она лежала на кровати, разметав по подушке длинные рыжие волосы и сложив руки на животе.
— Я наконец сдох, или еще придется помучиться?
— Придется, человек, придется, — улыбнулась она, а в голосе послышались слабые отголоски уже знакомого мне хора.
— А Ужас?
— Ужас? — вполне натурально изобразила непонимание марионетка Бездны, но уже через секунду «припомнила» напавшую на меня тварь. — А-а-а! Ты о малышке Нокси? Будь она чуть постарше, то уже догрызала бы твой труп. Кошмары, они такие — живучие, просто диву даешься. Сейчас она у меня, зализывает раны.
— То есть наша встреча еще не последняя, — вздохнул я. — А ведь надеялся…
— Поверь, в следующий раз ты будешь порядком удивлен! — рассмеялась Бездна, отчего у меня по коже пробежались мурашки. И им было откровенно похуй, что кожа не настоящая, а всего лишь проекция в очередной астральной ловушке, куда Древнейшая засунула мой разум.
— Кстати, а ничего, что я просрал Сайласса? — припомнил я один момент.
— Это входило в пределы погрешности, — пожала плечами девушка. — Мир не статичен и линии вероятностей постоянно меняются, кружась в своем причудливом танце Судеб. А уж в твоем случае, Буревестник, вообще невозможно четко предугадать грядущее. Ну ничего. Перчатка будет вполне достойной заменой. Ты, главное, не затягивай, а то рискуешь пополнить мою весьма широкую коллекцию…
Девушка с улыбкой указала куда-то мне на грудь.
С не самыми хорошими предчувствиями я опустил взгляд.
В центре груди, просвеченной словно рентгеном, мерно пульсировала душа.
Грязно-серый шар, в котором угнездились две кляксы — черная и красная.
А на месте их соединения, словно опухоль, наружу выдавался комок черного цвета, с пульсирующими алыми прожилками. И из его глубины на меня с ненавистью смотрела пара багровых светящихся глаз…
***
Очнулся я от жуткой боли.
Настолько сильной, что не давала нормально говорить, дышать или даже просто думать. Эта боль оставляла только одно — инстинкты.
Наверное, я выл и катался и по земле.
Не знаю.
Не помню.
Сколько времени я так провел — даже не представляю.
Но все когда-нибудь кончается. И со временем даже эта чудовищная боль начала утихать, и я смог более-менее осознанно воспринимать окружающий мир.
Какая-то халупа, явно заброшенная.
Я лежал прямо на деревянном полу. Голый.
Че за дела?!
В мозгу сразу промелькнули самые дурацкие предположения, в большинстве которых фигурировала моя несчастная тушка и различной наружности гомики-некрофилы, спешно стягивающие штаны…
К счастью, никаких подозрительных двуногих вокруг обнаружено не было. Одежда же моя оказалась аккуратно, я бы даже сказал, со скрупулезной педантичностью разложена чуть в сторонке.
Глянул в распахнутое окно.
Темно. Учитывая мою регенерацию, ночь эта должна быть все еще та самая.
Прислушался к ощущениям.
Прямой угрозы пока не наблюдалось. Косвенных, конечно, хватало, но это обычное дело.
Немного успокоившись, уже более внимательно изучил окружающую обстановку и сразу же заметил две выбивающиеся из общего фона вещи.
Первое, это то, что мое брюхо все было измазано какой-то склизкой, слегка фосфоресцирующей в темноте зеленоватой жижей.
— Лучше буду считать ее целебной припаркой, — пробормотал я, с отвращением тыкая в нее пальцем. — Гадость какая. Это случайно не твоих лап дело?
Второй странностью, которая сидела рядом со мной, была жирнющая мохнатая задница какого-то почти круглого грызуна. Размером с хорошую кошку, он был черным, с красными глазками и белым хохолком, чем-то смутно напоминающим корону.
Больше всего тварь походила на какого-то хомяка-переростка.
— Пи, — ответил грызун и широко улыбнулся.
В этот момент я чуть не стал заикой.
Хорошо хоть был натренирован долгим общением с Кроконяшей, Ужасом и Бездной, так как вид тонких, игловидных зубов, идущих, наверное, в три-четыре ряда, вызывал какие угодно ассоциации, но только не с мирным домашним хомячком.
— И что ты за ересь такая, а? — выдохнул я, держась за сбоящее сердце.
— Пи, — было мне ответом.
После чего мелкий зубастик сделал шаг вперед и внимательно осмотрел мое зажившее брюхо. Опасности я от него не ощущал, так что особо не дергался, предпочитая в этот раз пассивно наблюдать за развитием событий.
Наконец удовлетворенно кивнув, хомячище протянул лапку и слизь, соскользнув с моей тушки, тут же собралась на конечности грызуна упругим комочком. Который он, не долго думая, с причмокиванием сунул себе в пасть.
Меня передернуло.
— Пи, — опять пропищало мелкое нечто, махнув мордой в сторону моих шмоток.
— Типа, пациент здоров и может одеваться? — уточнил я, поднимаясь.
Монструозный хомяк серьезно кивнул.
Упрашивать себя я не заставил и быстро натянул костюм, рассовав по ножнам острые железки.
Вроде все на месте. Попрыгал.
Ничего не бренчало и не звенело. Боль также практически утихла, оставив после себя легкое покалывание в брюхе, да чувство дикого голода и легкости…
Хотя, стоп. Последнее с моим организмом связано не было.
Я еще раз подпрыгнул, прислушиваясь к ощущениям. Ну точно — снаряга явно весила на несколько килограмм меньше. Но все вроде бы было на месте — кинжал, гладиусы, сюрики, пояс…
Пояс!
— Твою мать! — взвыл я, быстро проверяя потайные кармашки. — Пусто…
Пять сотен золотых монет исчезли, оставив после себя лишь пару клочков черного меха…
— Слышь, мелочь зубастая, — поднял я взгляд на невозмутимо сидящего передо мной хомяка. — Не хочу, блядь, показаться неблагодарной скотиной, но… бабло верни.
— Пи, пи, — покачало мордой наглое животное, ткнув лапой в сторону моего живота.
— Чего? — не понял я.
— Пи! — хомяк показал лапками на себе движения, смутно похожие на перевязывание.
— А! — дошло до меня. — Типа, плата за медуслуги?
Животное кивнуло.
— Но не пять же сотен золотом! — взревел я. — Это целое состояние! Знаешь, сколько я горбатился на эти деньги?!
— Пи! — хомяк презрительно фыркнул и демонстративно отвернулся.
— Кшииии…
Кажется, общение с Кроконяшкой плохо на меня влияет. Вон уже шипеть начал.
— Кшииии… — вполне угрожающе зашипел этот комок меха в ответ, обнажив устрашающий набор клыков.
Не выдержав такого нахальства, я со всего маха прописал ему пинка. Хомяк-переросток оказался довольно упругим и неплохо так полетел на рандеву со стеной… чтобы отскочить от нее и с еще большим ускорением полететь обратно, врезавшись в мой живот.
И в момент столкновения он почему-то таким упругим уже не был — ощущения были как от теплой встречи с несущимся на полном ходу грузовиком! А потом этот покрытый мехом чугунный мячик упал мне прямо на ногу, в которой что-то отчетливо хрустнуло. Судя по всему — большой палец.
— ПРИБЬЮ ЗАРАЗУ! — заорал я, выхватывая гладиусы.
— ПИ! — воинственно запищал хомяк, шерсть которого практически мгновенно превратилась в длинные иглы, а передние смешные лапки — в два серповидных когтя, с которых капала зеленоватая и явно ядовитая жижа.
Несколько секунд мы злобно сверлили друг друга взглядами.
Наконец, я со свистом выдохнул сквозь сжатые зубы и, наступив на горло жабе, прохрипел.
— Сотню хотя бы верни, Айболит хуев. А то вообще без гроша оставил.
Все же это мелкое недоразумение мне жизнь спасло.
Хомяк, видимо тоже немного успокоившись, задумчиво пошевелил усами и сплюнул на землю одну монету.
Медную.
Я постарался удержать себя в руках.
— Печенька, ну не будь таким жадным! — раздался откуда-то сбоку веселый голосок. — Отдай дяде деньги, тебе же с ним еще договариваться.
— Мют?
— Пи?
У стены, на пыльном ящике, сидела та самая маленькая девочка с самой доброй улыбкой и веселыми сияющими глазами. Под взглядом этих по-детски наивных глазок стало как-то совсем уж неловко за свою жадность и желание прибить того, кто только что мне жизнь спас. Да и вообще стыдно за всю свою дерьмовую жизнь и мелкие грешки.
Судя по быстро вернувшемуся в нормальное состояние и потупившему глазки хомяку — ему тоже.
— Печенька? — уточнил я, подозрительно посмотрев на это лохматое чудо природы. — Серьезно?
Пушистик вздохнул всем телом и развел лапками в стороны.
Мол, не я это придумал.
— Впрочем, сейчас есть дела поважнее… — я сунул клинки в ножны и вновь посмотрел на девочку. — Мют, один вопрос.
— Не обещаю, что отвечу, — продолжила тепло улыбаться она.
— Ты кто?
— Просто девочка, чье имя — Мют, — честно захлопала она глазищами.
— Богиня? — прищурился я.
— Может быть да, а может быть и нет, — пожала она плечами. — Смотря, кого считать «богами». Я не знаю, как потушить звезду. Я не умею призывать героев. Я не могу направить руку для удара. Я не сделаю тебя красивым, смелым или сильным…
— Но что-то ты ведь можешь? — спросил я, когда она вдруг замолчала.
Не знаю почему, но меня очень волновал ее ответ, а в голове буквально не переставая звенел странный колокольчик.
Улыбка Мют стала слегка печальной.
— Я могу лишь быть, — негромко прошептала девочка, обняв свои хрупкие коленки. — Я могу лишь попросить. А в качестве награды — всего лишь улыбнуться…
Колокольчик в голове умолк вместе с ее голосом. И вместе с этим девочка с чистыми глазами превратилась в невесомое облачко тумана.
Но все, что нужно, я уже понял.
Когда стоишь прямо перед ней, сложно не понять.
Спасибо, Мют. Еще раз, спасибо.
За то, что улыбнулась старику Граору.
За то, что улыбнулась этому жадноватому хомяку.
За то, что спустя долгие годы вновь озарила и меня своей улыбкой.
И плевать, что больше нет иной награды.
Добро и Милосердие слишком редко входят в мою собачью жизнь…