Иветт прислонилась спиной к двери и простояла так несколько минут, закрыв глаза. Джон, гадкий старикашка, испугал ее, заморочил голову намеками и наконец, сообщил, что ему известен каждый ее шаг. Действительно, вроде знает все…
Когда Иветт заставила себя отойти от – двери и сделала несколько шагов, то поняла, что движется словно сомнамбула. Держать оборону против Доулов – занятие, требующее громадного напряжения. Иветт чувствовала себя совершенно опустошенной, ведь ей приходится постоянно быть начеку, каждую секунду ожидать подвоха. Она печально вздохнула: прекрасный отпуск, ничего не скажешь…
Она разделась и, наскоро умывшись, юркнула в постель. Сил не было, хотелось забыть о Дике, о его семье и – спать, спать, спать… Утро вечера мудренее.
Но сон не шел. Иветт долго ворочалась с боку на бок, ища более удобную позу, но безрезультатно. Она с грустью подумала, что утром, когда отправится с Диком в Сент-Саймонс-Бич, будет выглядеть не лучшим образом.
Иветт нахмурилась. Почему именно туда? Когда-то в Сент-Саймонс-Бич жила семья Андре, и именно там Джон Доул впервые увидел Анну…
Мать Андре выглядела красавицей даже тогда, когда Иветт познакомилась с ней, и не требовалось большого воображения, чтобы представить, как она была хороша в восемнадцать лет. С черными глазами, с фигурой, словно выточенной искусным скульптором, обладающая необыкновенной природной грацией и изяществом, Анна, безусловно, могла свести с ума кого угодно, и самонадеянный хозяин Олтамахо не стал исключением.
Анна и Сайрус были женаты три года, и их первенцу Юлу было около двух лет, когда Джон Доул стал проявлять неестественно повышенный интерес к семье Дарк. И именно в это время у Юла проявились признаки отставания в развитии. По сравнению с другими детьми он был недостаточно смышленым и резвым, и Джон ухватился за этот факт, чтобы почаще бывать в доме Дарков. Он организовал консультацию у известного специалиста и лично отвез Анну и мальчика в Брансуик. Позже Джон оплатил обучение Юла в специальной школе, где мальчику могли помочь вернуться к нормальной жизни.
Конечно, причины, побудившие хозяина Олтамахо на такое участие, были далеко не бескорыстны. Джон Доул никогда ничего не делал просто так. И хотя Анна знала, что поступает дурно, она ничего не могла поделать с собой, ей льстило внимание такого богатого джентльмена, как Джон Доул. Кроме того, она оправдывала себя тем, что он помог ее ребенку, и, только когда обнаружила, что беременна, не на шутку испугалась… Как будет реагировать муж, когда узнает? И как отнесется Джои к возникшей проблеме?
Для Джона ответ был прост: Анна должна избавиться от ребенка. Он готов дать денег на аборт и знает в Брансуике врача, который взялся бы это сделать, не задавая лишних вопросов.
Анна отказалась. Она была огорчена и озабочена, но ничто не могло заставить ее отказаться от ребенка, даже угроза потерять мужа.
Однако случилось непредвиденное. Сайрус Дарк погиб, попав под машину, и Анна потеряла кормильца, чем не замедлил воспользоваться Джон.
Ему не стоило большого труда убедить несчастную женщину оставить свою лачугу и перебраться в Дариен, в дом, который он присмотрел для нее. Он внушил Анне, что жизнь в Олтамахо будет вызывать у нее горькие воспоминания. Новое жилище в первую очередь было весьма удобно для него, так как находилось достаточно далеко от Олтамахо, поэтому можно было не опасаться, что, когда родится ребенок, кто-то заподозрит Джона в причастности к рождению малыша. Вместе с тем Дариен располагался достаточно близко, чтобы он мог часто навещать любовницу.
Все это Иветт узнала от Андре. Он открыл ей семейную тайну, когда Иветт бросилась к нему за поддержкой, заподозрив Дика в неверности. Андре был единственным человеком, с которым она могла откровенничать. И, возможно, чтобы успокоить ее, он поделился с Иветт своей еще более горькой судьбой.
Еще больше Иветт узнала, когда Андре познакомил ее с матерью. Оказалось, что Джон до сих пор посещает Анну и что все эти годы Элис Доул оставалась в полном неведении и ничего не знала о существовании Андре. Иветт была потрясена: отец ее мужа живет двойной жизнью – одной в своем доме в Олтамахо, другой в Дариене со своей любовницей!
Странно, но она не винила Анну. Мать Андре была обычной жертвой. Иветт не сомневалась, что, когда Джон впервые проявил интерес к маленькому Юлу, Анна, принимая его помощь, знала ей истинную цену. И, возможно, женщине даже льстило, что именно ее сын удостоился внимания хозяина.
Иветт не сразу, но завоевала расположение жителей Сент-Саймонс-Бич. Чтобы избежать встреч с Диком и поменьше бывать дома, она брала с собой этюдник и проводила часы среди ребятишек, которые с удовольствием позировали ей. Иветт потом дарила портреты их матерям, и со временем женщины стали доверять ей, делиться своими проблемами, а иной раз и просили совета.
Женщины Сент-Саймонс-Бич были истощены частыми родами, дети умирали, а медицинская помощь была слишком дорога и недоступна этим людям. Иветт, несмотря на возражения Дика, вознамерилась помочь и организовала что-то вроде клиники. Жительницы Сент-Саймонс-Бич всячески помогали Иветт в ее начинании. Они нашли бесхозный домишко, отремонтировали его, покрасили, навели идеальную чистоту. Иветт приобрела кое-какие медикаменты, а самое главное – договорилась с администрацией больницы в Дариене, что раз в неделю в Сент-Саймонс-Бич будет приезжать врач и проводить осмотры и консультации.
Судьба сыграла со мной грустную шутку, не раз признавалась себе Иветт: помогая другим людям, я не в состоянии помочь себе.
Ее семейная жизнь явно терпела крах. Дик теперь редко разговаривал с ней, всячески избегал. Если бы Иветт могла закрыть глаза на его отношения с Ширли, еще можно было что-то поправить. Но смириться и попросить Дика вернуться? Нет, будучи гордой женщиной, Иветт, не могла пойти на подобную сделку, хотя сердце ее буквально разрывалось от боли.
Однажды Дик неожиданно появился в клинике и застал там Андре, который помогал Иветт. Джон Доул, узнав о существовании клиники, поклялся, что прикроет ее, если невестка немедленно не уберется оттуда, и приказал старшему сыну во всем разобраться.
Внезапное появление Дика разозлило Иветт, она с ходу бросилась в атаку, обвиняя мужа, что тот раболепствует перед своим папочкой. Впоследствии Иветт часто жалела о своей несдержанности, понимая, что спровоцировала скандал, накричав на своего мужа в присутствии другого мужчины. Но это оказались цветочки, ягодки были впереди.
Андре встал на защиту Иветт, и это подлило масла в огонь. Даже сейчас Иветт трудно было понять, что вызвало невероятный гнев Дика, обрушившийся на молодого человека. Дик обвинил Андре во всех смертных грехах и закончил предупреждением, что, если тот не оставит в покое Иветт и не уберется с их земли, пусть пеняет на себя.
И тогда Иветт прорвало… Кипя от негодования и обиды, она объяснила мужу, кто такой Андре. «Может быть, его фамилия Дарк, – язвительно заявила Иветт, – но, увы, фамилия его настоящего отца – Доул. Так что, милый, как ни трудно в это поверить, но ты разговариваешь со своим братом!»
Дик лишился дара речи. Как выяснилось позже, из всех Доулов Дик воспринял эту новость наиболее болезненно. Конечно, он потребовал от отца объяснений, и нашлись уши, которые слышали, как взорвался Джон. Новость распространилась со скоростью смерча, и то, о чем шептались по углам, стало неопровержимым фактом.
Реакция Элис Доул оказалась на удивление спокойной, можно даже сказать – вообще никакой. Короче, эта история должна была сойти «на нет», если бы Джон Доул не был бы патологически злопамятен. Он жаждал реванша, а поскольку Иветт, и никто другой, раскрутила всю эту историю, объектом своей мести он выбрал именно ее.
Отправившись в Дариен повидать Анну, Иветт долго стучала в дверь дома, но ей никто не открыл, а когда она приехала в клинику, то обнаружила, что домишко сровняли с землей. Иветт пыталась поговорить с кем-то из местных женщин, выяснить, что случилось, но те были холодны и торопились уйти прочь.
Иветт моментально догадалась, что за всем этим стоит Джон Доул. Нетрудно было представить угрозы, которыми он осыпал не только этих женщин, но и, разумеется, Анну.
Так вот почему Анна не открыла мне дверь! – поняла Иветт. Вот почему Андре избегает меня! Они доверили мне свою тайну, а я предала их.
Оставался только один человек, с кем Иветт могла поговорить, – Дик. Они не общались с того самого дня, когда разразился скандал. Но как бы то ни было, она должна заставить его понять, что несправедливо наказывать других за ее ошибку. Тем более такого благородного человека, как Андре. Он ни в чем не виноват, ведь он не выбирал себе родителей.
Иветт пришла в комнату Дика ночью, когда все в доме уже спали. Тихо, но настойчиво она постучала в дверь, но никто не ответил. И тогда, набравшись смелости, Иветт вошла в спальню мужа. Комната была пуста. Горничная приготовила постель, но Дика не было.
Повернувшись, чтобы уйти, Иветт увидела стоящего в дверях Дика, который, судя по всему, только что вернулся домой.
– Ну и ну… Чем обязан такой чести?
Его язык слегка заплетался, и Иветт поняла, что Дик выпил. Она пожалела, что не подождала до утра.
– Я хотела поговорить с тобой, Дик. А впрочем, это не важно…
Она хотела выскользнуть в коридор, но Дик шагнул в комнату и закрыл дверь.
– Я весь внимание… Ты будешь лучше спать, если выскажешь наболевшее. Как говорится, признание облегчает душу!
– Признание? – Иветт ничего не понимала.
– Именно, – безмятежно подтвердил Дик, снимая пиджак и швыряя его в кресло. – Ты ведь собиралась покаяться, как сожалеешь, что сотворила эту глупость с Андре? Так не стесняйся, исповедуйся, а я, быть может, отпущу тебе грехи. – Он нехорошо усмехнулся. – Я слышал, он весьма изобретателен в постели. Значит, вполне мог порадовать такую пылкую особу, как ты…
Рука Иветт взлетела, готовая опуститься на щеку Дика со всей силой, на которую была способна женщина, но Дик слегка отклонился назад, и Иветт промазала.
– Эй, леди, поосторожнее! Я же не сам это придумал – так говорят… Не злись, я то здесь при чем? Если он нашел кого-то еще…
– У нас совсем другие отношения, – процедила Иветт сквозь зубы.
– О, давай, давай, Ив! Кто-кто, а я-то знаю, какое у тебя отзывчивое, горячее тело.
И если ты не остужаешь этот пыл со своим мужем… – Он выразительно пожал плечами.
– И это все, о чем ты можешь думать! – воскликнула Иветт. – Секс?
– А разве это так уж мало? – хрипло спросил Дик, и его лицо вдруг стало серьезным.
– Я думала, мы любили друг друга… – вздохнув, прошептала она.
– О, прошу тебя! Ты не любишь меня. И никогда не любила. Все, что ты любишь, это твои проклятые картины! Они – твоя семья, твои дети. Разве не так? Когда мы поженились, я надеялся, что ты забудешь все эти глупости. Я думал, у тебя просто не останется времени, потому что ты будешь занята воспитанием наших детей. Но я ошибся, у тебя в голове другое. А дети… просто помеха.
Иветт смотрела на него во все глаза.
– Ты действительно думал, что я отважусь иметь детей здесь? В этом доме?
– Почему нет? Ты никогда не давала шанса моей семье. Ты всегда выискивала причины, лишь бы не жить здесь, и так увлеклась, что даже не заметила, что сделала с нами!
– С нами я ничего не делала. Это не я переехала в другую комнату. Не я, а ты уехал в Европу и так надолго, что, когда вернулся, мы стали словно чужие.
– И кто виноват в этом?
– Уж конечно не я…
– Значит, я? Ну хорошо. Мы женаты больше года, Ив. Почему у нас нет детей?
– Может, ты должен задать этот вопрос себе? – раздраженно ответила она. – Как тебе известно, в этом участвуют двое…
Глаза Дика потемнели.
– Ты… ты… стерва!
– О да, конечно! Я еще и стерва, потому что мой муж не способен иметь то, что…
– Прекрати! – Дик качнулся вперед, и его пальцы сомкнулись на горле Иветт. – Ты знаешь, что мне следует сделать, а? Мне следует свернуть тебе шею!
– Потому что не можешь слышать правду? – прохрипела она.
– Какого дьявола тебе надо от меня?! – прорычал он и сильнее сомкнул пальцы. – Господи, ты выведешь из себя и святого!
– Это ты-то святой? Мы оба знаем, что это не так! – не сдавалась Иветт, хотя дышать уже было совершенно невозможно. – Давай, Дик! Сделай это! К черту страдания!
Иветт с удивлением почувствовала, что хватка ослабла, он поглаживал ее шею и тонкую пульсирующую жилку, выступавшую на поверхность голубой ниточкой.
– Ты знаешь, что я на самом деле собираюсь сделать с тобой? Нет? – пробормотал Дик и, распахнув на Иветт халат, припал к ее груди, лаская языком сосок.
Колени Иветт вдруг задрожали, и Дик, поняв, что она близка к обмороку, подхватил ее на руки и отнес на кровать.
– Как я хочу тебя! – простонал он и молниеносно сбросил с себя одежду.
Иветт поймала себя на том, что ей безразличны мотивы, которыми руководствуется Дик. Возможно, им движет ненависть, не исключено, что таким способом он хочет утолить свою страсть к Ширли. Да не все ли равно! Главное, она жаждала этой близости с Диком, а все остальное ей безразлично.
Финал наступил до обидного скоро. Полнота только что испытанного чувства лишила Иветт возможности думать, она лежала неподвижно, не в состоянии шевельнуться, и только слезы сочились из-под опущенных век. Дик протянул руку и прикоснулся к ее горячей, влажной щеке. Иветт вздохнула и скорее почувствовала, чем поняла, что дверь открылась и кто-то вошел в комнату. По-видимому, кто-то из слуг зашел погасить лампу, решив, что молодой хозяин заснул, забыв сделать это.
Она повернула голову и едва не вскрикнула. В дверях стоял Джон Доул. Полумрак скрадывал очертания его фигуры и только лицо – странно напряженное и осунувшееся – желтело в блеклом свете. Дик нехотя перевернулся на спину и, прикрыв глаза ладонью, пробурчал:
– Что тебе нужно? Уходи, мы уже спим!
Иветт заставила себя вылезти из ванны и, быстро переступая босыми ногами по толстому ковру, поспешила в спальню. Она поймала себя на том, что, пожалуй, впервые вспомнила слова, которые Дик сказал своему отцу той злополучной ночью. Последовавшее было столь ужасно, что не хотелось и вспоминать.
Джон пришел тогда сказать старшему сыну, что Андре мертв. Его вытащили из реки часом раньше, и Анна настояла, чтобы о несчастье сообщили Джону. Шериф хотел, чтобы мистер Доул без промедления приехал на опознание, поскольку убитая горем Анна была не в состоянии сделать это. Джон согласился взять на себя эту нелегкую миссию, но хотел, чтобы Дик поехал с ним, так как тоже нуждался в поддержке.
И Дик не отказал отцу, уехал, оставив Иветт наедине с ее мыслями. Она вернулась к себе в комнату, не в состоянии поверить, что Андре мертв. Нет, это неправда! И как он мог утонуть? Ведь Андре же умел плавать!
События последующих дней доконали Иветт: если у нее и у Дика и был хоть какой-то шанс заново начать совместную жизнь, смерть Андре окончательно уничтожила его. Иветт не могла не винить мужа за то, как он относился к своему сводному брату, и презирала его отца Джона за эгоизм и полное отсутствие элементарных человеческих чувств.
А на похоронах случилось нечто еще более ужасное, заставившее Иветт собрать вещи и поклясться, что ноги ее больше не будет в Олтамахо. Анна, вне себя от горя из-за трагической кончины сына, обвинила Джона Доула в том, что он приложил к этому руку. «Ты травил моего сына! – захлебываясь слезами, кричала она. – Особенно с тех пор, как узнал, что Иветт и Андре – друзья! Ты не верил в эту дружбу, обвинял моего мальчика в том, что он соблазнил жену брата, решив взять реванш за свою неудавшуюся жизнь! Подумать только, – причитала Анна, до чего додумался, старый идиот: оказывается, и Иветт была заодно с Андре!»
Разумеется, Джон все отрицал, и торжественный печальный обряд похорон был испорчен непристойной сценой. Иветт, хотя скандал непосредственно затрагивал ее, хранила молчание, понимая, что в словах Анны, помимо боли, достаточно горькой правды. Иветт презирала Джона, который, брызжа слюной, доказывал, что он ни в чем не виноват, и позволил себе отзываться о покойнике весьма и весьма нелицеприятно. Иветт презирала и Дика, даже не подумавшего призвать отца соблюдать приличия.
Она долго не могла прийти в себя, даже когда вернулась в Монреаль, мысли о произошедшей трагедии не оставляли ее. Что же произошло с Андре? Иветт отказывалась поверить в несчастный случай. Она знала, что ее друг плавал, как Левиафан, и была уверена, что он никогда бы не утонул, если бы добровольно не решился на отчаянный шаг. Конечно, Иветт винила себя, и не столько за то, что публично разоблачила тайну Джона, заставив его признать существование внебрачного сына, сколько за то, что спровоцировала травлю Андре его папашей.
Для Иветт не было сомнений в том, что она никогда не простит Джона. Никогда. А вот сможет ли она простить Дика?