На сцене снова появились Роб Голдстоун и Эмин Агаларов. Тремя годами раньше они помогли Трампу успешно провести его конкурс «Мисс Вселенная» в Москве. Их отношения едва не вылились в строительство Трамп-тауэра в российской столице. В 2015 году Трамп принимал Голдстоуна и Агаларова в своем офисе. Звучал рэп; в песне говорилось о самом Трампе. И вот теперь колоритный специалист по связям с общественностью и завсегдатай джет-сетов, азербайджанский поп-певец потихоньку втирались в самое грандиозное предприятие Трампа — его президентскую кампанию. Они приехали с секретным посланием: режим Путина хочет помочь Трампу попасть в Белый дом.

В одном письме, пришедшем от Голдстоуна на почтовый ящик Дональда Трампа — младшего 3 июня в 10:36 утра, говорилось: «Доброе утро, только что звонил Эмин. Он просил меня связаться с вами по одному очень интересному поводу».

Письмо Голдстоуна содержало необычное предложение:

Российский прокурор встретился сегодня утром с отцом Эмина, Аразом Агаларовым, и предложил снабдить предвыборную кампанию Трампа официальными документами и информацией, которая ставит под удар Хиллари и ее отношения с Россией. Эти сведения могут быть очень полезны вашему отцу.

Конечно же, это информация очень высокого уровня и очень деликатная, но это часть поддержки Россией и ее правительством кандидатуры Трампа. Эмин и Араз Агаларовы выступают посредниками.

Как вы думаете, как лучше всего поступить с этой информацией? Не могли бы вы лично переговорить об этом с Эмином? Я мог бы переслать это письмо через Рону (Графф, секретарь Трампа) вашему отцу, но так как это чрезвычайно важные сведения, я решил послать их сначала вам.

У молодого Трампа были все основания отнестись к письму со всей серьезностью. Араз Агаларов был проверенным деловым партнером Трампа и имел серьезный авторитет в Кремле. По словам Голдстоуна, вся эта схема была задумана одним из высших чинов путинского правительства. В письме он имел в виду генерального прокурора России Юрия Чайку, ярого приверженца Путина.

Послание было очень необычным: речь шла о явном пособничестве российского правительства в выборах Трампа на пост президента США. Младшему Трампу не терпелось узнать об этом как можно больше.

Через семнадцать минут он уже отвечал Голдстоуну: «Если все обстоит так, как вы говорите, мне это нравится». Он предположил, что штаб Трампа сможет использовать информацию, о которой шла речь, тем же летом, и сообщил, что хотел бы переговорить с Эмином, прежде чем что-либо предпринять. Трамп-младший был в отъезде и попросил, чтобы Эмин перезвонил через пару дней.

Через три дня от Голдстоуна снова пришло письмо «об этой информации о Клинтон». Трамп ответил и полюбопытствовал, не сможет ли Эмин поговорить с ним прямо сейчас. Примерно через час Голдстоун нашел Эмина. Тот был в Москве, шел концерт. Голдстоун пообещал Трампу-младшему, что Эмин перезвонит через двадцать минут. Мужчины переговорили, после чего Трамп послал Голдстоуну сообщение: «Роб, спасибо за помощь». У него уже был план.

На следующий день, 7 июня, Голдстоун прислал молодому Трампу еще один email, в котором сообщал, что Эмин просил его организовать в ближайшие дни встречу между молодым Трампом и «русским правительственным адвокатом, который летит в Америку из Москвы». Адресат ответил: встреча может состояться в его офисе в Трамп-тауэре, Пол Манафорт и Джаред Кушнер хотят присутствовать на ней.

8 июня Трамп-младший переслал всю переписку с Голдстоуном Манафорту и Кушнеру в качестве напоминания о том, что им следует присутствовать на встрече, которая уже была назначена на следующий день. Все это означало, что три самых важных доверенных лица Трампа были в курсе намерения путинского режима тайно помочь Трампу, поделившись с ним информацией о Клинтон. В теме сообщения Трампа-младшего было четко указано, по какому поводу состоится встреча: «Россия — Клинтон — лично и конфиденциально».

Что же молодой Трамп надеялся получить от Москвы? Переписка, посредством которой эта встреча была назначена, ничего не сообщала о том, что приготовили русские. Но американцы подозревали — или надеялись, — что Россия сможет передать что-нибудь серьезное на Клинтон. Несколькими неделями ранее Пападопулосу было сказано, что у русских есть «грязь» на Клинтон, включая «тысячи электронных писем». А вскоре после этого Дэн Скавино, отвечавший в кампании за работу в социальных сетях, разместил твит, утверждавший, что русские сидят на двадцати тысячах писем с частного сервера Клинтон. Твит опирался на информационный вброс, продвигавшийся двумя конспирологическими веб-сайтами. Что бы ни принес в кампанию Голдстоун, молодой Трамп и его ближайшие помощники страстно верили, что у Клинтон где-то есть тайны — и, если их раскрыть, они потопят ее предвыборную кампанию.

9 июня после обеда Голдстоун сопровождал небольшую компанию в лобби Трамп-тауэра в Нью-Йорке: одну русскую даму и двух бывших российских граждан. Им выдали бейджики, пропустили внутрь, не спросив никаких документов, и проводили на двадцать шестой этаж.

Самым важным из этих визитеров была Наталья Весельницкая, московский адвокат, не говорившая по-английски. Когда-то она работала прокурором в Московской области, а теперь руководила большой юридической фирмой с тридцатью сотрудниками. Ее клиентура состояла из крупных государственных корпораций, что автоматически означало, что Весельницкая представляла интересы Кремля. Однажды она участвовала на стороне ФСБ в деле по недвижимости в Москве. Он была жестким и, возможно, опасным оппонентом.

Несколькими годами ранее Андрей Столбунов, московский адвокат, руководивший российской общественной организацией по борьбе с коррупцией, почувствовал это на собственной шкуре. Он столкнулся с Весельницкой, когда у одного из его клиентов отняли машиностроительную фирму, располагавшуюся на дорогой земле возле главной московской автодороги. Клиентом Весельницкой и обидчиком клиента Столбунова был Петр Кацыв — богач и в прошлом министр транспорта Московской области. Защищаясь, группа Столбунова разместила в сети информацию о неправомерном захвате собственности — о том, как появились вооруженные молодчики, работавшие на Кацыва, избили владельцев и захватили фабрику. Отжали. Очень скоро самого Столбунова вызвали в офис московского обвинителя, где тот должен был разрешить спорную ситуацию с адвокатом подконтрольной Кацыву компании. Адвокатом оказалась Весельницкая.

По словам Столбунова, после встречи Весельницкая сказала ему в коридоре, что если он не прекратит свою кампанию против Кацыва, то окажется в тюрьме. Она пригрозила ему: «У нас есть ресурс, и мы сделаем все, чтобы выиграть это дело». Столбунову хотелось узнать, что означает «есть ресурс». Женщина ответила: «Мы работаем с чиновниками из прокурорской службы и с ФСБ». Вскоре двое из коллег Столбунова действительно оказались в тюрьме — якобы они пытались разработать схему отъема денег у Кацыва. А затем, в 2013 году, и сам Столбунов был обвинен в участии все в том же предполагаемом заговоре по вымогательству денег. Столбунову пришлось уехать в Соединенные Штаты, где администрация Обамы предоставила ему политическое убежище.

К моменту встречи в Трамп-тауэре Весельницкая вновь представляла интересы семьи Кацывов. На этот раз клиентом являлся сын бывшего министра, Денис Кацыв. Одну из его компаний Prevezon Holdings, базирующуюся на Кипре, прокурор США Прит Бхарара обвинил в отмывании 230 миллионов долларов, полученных путем налоговых махинаций, и в перегонке этих средств на покупку недвижимости в Нью-Йорке. Мошенничество стало известно публике благодаря Сергею Магнитскому.

Дело было настоящим политическим взрывом для Путина. Из предположений и обвинений вырос акт Магницкого — санкционный закон, который вынудил Кремль в ответ запретить усыновление российских детей американскими семьями. Весельницкая наняла крупнейшую юридическую фирму США — Bakerand Hostetler, — чтобы представлять Кацыва и Prevezonв суде США. В то же время перед Весельницкой стояла еще одна, более широкая прокремлевская задача: она руководила агрессивной российской лоббистской кампанией против акта Магнитского. С помощью Рината Ахметшина, ушлого русско-американского лоббиста в Вашингтоне (Ринат когда-то служил в советской военной разведке), Весельницкая учредила в Делавэре организацию, получившую название Human rights account ability global initiative foundation, и под ее прикрытием развернула против Акта лоббистскую кампанию, которая на тот момент была высшим приоритетом путинского правительства.

9 июня Весельницкая находилась в Нью-Йорке, где участвовала в заседании суда по делу Prevezon. Она привезла в Нью-Йорк пухлое досье с грифом «Конфиденциально», в котором излагалось московское дело против акта Магнитского. Язык документа был груб и переходил все границы: закон назывался несправедливостью, подстрекающей к «новому раунду холодной войны» между Россией и Соединенными Штатами. Он содержал нападки на Билла Браудера, бизнесмена, предпринявшего ради принятия этого акта настоящий крестовый поход. Браудера называли «мошенником, ни в грош не ставящим Конгресс». Документ был практически идентичен тому, который российский генеральный прокурор Чайка передал сочувствующему конгрессмену от республиканцев Дане Рорбахеру двумя месяцами ранее.

На встречу в Трамп-тауэре Весельницкая привела с собой переводчика и Ике Кавеладзе, сотрудника компании Араза Агаларова, живущего в США. Двумя годами раньше Кавеладзе привлекался следствием по поводу отмывания российских денег. С нею пришел также Ахметшин, чье присутствие было, как он сам утверждал, всего лишь случайным стечением обстоятельств. Он приехал в Нью-Йорк увидеть игру своего кузена, а Весельницкая пригласила его присоединиться к ней за ланчем. Когда он пришел — в джинсах и тенниске, — она сказала, что у нее встреча в Трамп-тауэре и он должен пойти с ней.

На двадцать шестом этаже Весельницкую и компанию провели в просторный кабинет для совещаний. «Итак, что вас сюда привело? — спросил Трамп-младший, когда они разместились вокруг стола. — Я слышал, у вас есть какая-то интересная информация».

Весельницкая ответила утвердительно и пустилась в длинное повествование о Браудере, о его компании в Москве и о мошенничестве, которое он, по ее утверждению, совершил по отношению к правительству России. Она подчеркнула, что крупнейшими инвесторами Браудера были братья Дирк, Роберт и Дэниел Зиффы, которые одновременно являются основными поставщиками средств для Демократической партии. Пикантные детали были изложены в лаконичном параграфе документа, который она привезла с собой: Зиффы «финансировали две избирательных кампании Обамы. Нельзя исключить вероятность того, что они же финансировали и кампанию Хиллари Клинтон». Весельницкая утверждала, что имидж фондов братьев Зифф был подпорчен и какая-то часть их «грязных денег» перешла к законодателям-демократам и, вероятно, к Клинтон.

Пока она говорила, Манафорт время от времени что-то долбил на смартфоне — делал пометки. В какой-то момент Весельницкой показалось, что он задремал. Кушнер появился с опозданием и выглядел обеспокоенным. Молодой Трамп казался сконфуженным и немного разочарованным. Им было совершенно непонятно, в чем заключалась компрометирующая информация о Клинтон, которую она должна была привезти.

Трамп попросил: «Вы не могли бы объяснить, как это связано с Хиллари?»

«Я не знаю, — ответила Весельницкая через переводчика, — я не знаю. Я просто российский адвокат».

Трамп попытался нажать еще чуть-чуть: «То есть вы не можете объяснить, как это связано с Хиллари».

Весельницкая ответила: «Нет». Это выходило за пределы информации, бывшей в ее распоряжении.

Ахметшин рассказывал впоследствии следователям, что в этом момент Трамп показался ему опустошенным. Трамп, Манафорт и Кушнер выкроили время в своих напряженнейших графиках, чтобы принять участие в этой встрече с российским эмиссаром, потому что Голдстоун, передавая послание от Араза Агаларова, пообещал им секретную российскую информацию о Клинтон. Но в том, что они услышали, не было ничего, что можно было бы использовать против Клинтон.

Весельницкая гнула свое: читала лекции про акт Магнитского, про то, как Браудер извратил ключевые детали происшедшего с его российской компанией. Кушнер отправил одному из помощников письмо: «Не мог бы ты позвонить мне на мобильный? Нужен повод, чтобы уйти со встречи». Трамп-младший позднее вспоминал, что ему пришлось прервать Весельницкую и мягко предложить ей вернуться к обсуждению акта Магнитского после того, как его отца изберут президентом.

К концу этой двадцати- или тридцатиминутной сессии Ахметшин понял, что все пошло вкривь и вкось, и попытался помочь своим друзьям. Он предложил лагерю Трампа сфокусироваться на споре об усыновлении. «Это могло бы стать прекрасным пунктом повестки предвыборной кампании, — предположил он. — Американцы хотят брать в семьи детей из России». И многие из таких желающих религиозны и консервативны. Как раз эта аудитория и будет поддержкой кандидатуре Трампа.

Его попытка провалилась. Ни юный Трамп, ни остальные не казались сколь-нибудь заинтересованными проблемой усыновления. Ахметшин рассказывал следователям: «Им не терпелось поскорее выбраться оттуда». После встречи Кушнер послал Манафорту СМС: «Напрасная трата времени».

Хотя эта встреча и показалась Трампу-младшему и его приближенным «полным отстоем», она установила некую связь между кампанией Трампа и Москвой. И у главных советников Трампа теперь были новые причины верить, что путинский режим хочет, чтобы Трамп победил, и Москва будет действовать, пусть и скрытно, чтобы увеличить шансы Трампа на победу. Штаб Трампа не поставил ФБР или иное правительственное агентство США в известность об этом частном российском брифинге. (Впоследствии Трамп-младший скажет: «Нет ничего незаконного в том, чтобы слушать».) Чины в российском правительстве вполне могли интерпретировать это как сигнал, что Трамп не будет возражать или протестовать, если Москва предпримет еще какие-нибудь действия в поддержку кандидата республиканцев. Русские предложили помощь, а кампания Трампа продемонстрировала желание воспользоваться всем, что могла дать Москва.

В начале июня официальные лица Государственного департамента сгрудились вокруг своих компьютеров — они смотрели ошеломительное видео, только что присланное из Москвы. Камера поймала момент жестокого нападения на служащего американского посольства у самого входа в посольский квартал. Он только что вышел из такси, и буквально через несколько секунд охранник в униформе ФСБ выскочил из своей будки, схватил американца и бросил его на землю. В нескольких футах от входа в посольский комплекс американец попытался освободиться от нападавшего. Но русский навалился на него, прижав соперника к бетону. Примерно двадцать минут понадобилось американцу, чтобы вывернуться, ударить в ответ и добраться до двери. Когда дверь автоматически открылась, он сумел опереться ногой об откос и, собрав все силы, проскользнул в дверь, таща на себе человека из ФСБ. В конце концов дипломат вырвался из рук охранника и благополучно оказался на американской территории. Однако у него было сломано плечо. Вскоре он покинул страну для получения медицинской помощи на родине.

Государственный секретарь Джон Керри посмотрел сюжет на борту самолета по дороге в Вашингтон и был взбешен. Когда в Фогги Боттом это же видео показали помощнику госсекретаря Виктории Нуланд и ее сотрудникам, они не поверили своим глазам. Один из персонала вспоминал: «Каждый, кто видел это, приходил в ужас. Этот эпизод вывел ситуацию на новый уровень, когда мы были просто обязаны дать публичный ответ».

Видео недвусмысленно демонстрировало ничем не спровоцированную атаку на территории американской собственности, что было грубейшим нарушением международного закона, запрещающего местным жителям входить на территорию дипломатической собственности без специального разрешения. Керри связался с Лавровым, чтобы выразить свое недоумение. Русские утверждали, что американец либо пытался сбежать с пункта охраны, либо сам напал на охранника из ФСБ. Ничего из этого на видео не было. Керри сказал Лаврову, что подобное неприемлемо.

Эпизод продолжительностью в одну минуту стал кульминацией многих лет роста насилия по отношению к американским дипломатам в России: к ним врывались в квартиры, им портили вещи, за их семьями устраивали слежку. Но проблема реакции на случившееся была весьма щекотливой: американец, подвергшийся нападению, официально числился дипломатом США, а на самом деле он был офицером ЦРУ. Он оторвался от своего «хвоста» из ФСБ, петляя по Москве, и русские отделали его, чтобы преподать урок.

Дипломатические и шпионские соглашения обязывали не признавать всем известного секрета: все правительства обычно давали офицерам своих разведок за рубежом дипломатическое прикрытие, и шпионы работали с территорий посольств. Если бы США раздули публичный скандал и подвергли Россию серьезному наказанию за это очевидное и грубое нарушение всех норм и международных законов, это бы привлекло ненужное внимание к деятельности ЦРУ в России.

Тем не менее этот инцидент спровоцировал внутренние дебаты в команде национальной безопасности Обамы. Приверженцы жестких мер, включая Нуланд и Селесту Уолландер (за которой стоял вице-президент Джо Байден), считали, что настало наконец время дать Путину отпор. У Нуланд была в ходу присказка про русских: «Они будут продолжать наносить удары, пока не переломают вам все кости». Она начала обдумывать возможности силового ответа. Нуланд хотела выслать российских дипломатов (многие из которых были шпионами) и закрыть одну из двух раздольных дач, которые русские использовали для отдыха своих дипломатов в США. Та, на которую нацелилась Нуланд, на восточном побережье Мэриленда, была фактически превращена в огромный пункт сбора разведывательной информации. Здание расширялось и расстраивалось в течение многих лет, на крыше возвышалось множество дымовых труб — официальные лица в США считали, что ими замаскированы системы электронной прослушки, нацеленные на сбор сигналов по судоходным линиям морской базы США в Норфолке. Два подразделения, которые Нуланд создала в Европейском отделе Государственного департамента — Группа информации о России, отслеживавшая российскую дезинформацию, и Группа враждебного влияния, концентрировавшаяся на тайных российских операциях, — предлагали более креативные решения, нацеленные на предание гласности российских дезинформационных кампаний. Было предложение разорвать контракты правительства США с «Лабораторией Касперского», российской фирмой по кибербезопасности (ее основатель Евгений Касперский был выпускником Академии КГБ).

Но Сюзан Райс, в то время советник по национальной безопасности в администрации Обамы, была против. «Если вы спровоцируете русских, ситуация будет только накаляться», — спорила с Нуланд Райс во время одного телефонного совещания. Как бы ни был зол Керри, он тоже не поддерживал крутых действий. Он вовсе не горел желанием публично признать, что посольство США в Москве служило базой для разведывательных операций ЦРУ. Кроме того, он страстно хотел прийти к соглашению с Лавровым по завершению ужасной гражданской войны в Сирии (хотя его усилия в этом направлении даже внутри его собственного департамента все чаще считались бесплодной затеей).

Этот конфликт обозначил линию разлома внутри администрации Обамы по поводу методов взаимодействия с Россией. В тот раз речь шла о единичном акте российских агрессивных действий. Но пройдет еще несколько месяцев, и официальные лица администрации снова будут так же пререкаться между собой, вот только повод будет куда более весомый, а российская атака повлечет за собой куда более серьезные последствия.