Я родился 14 февраля 1962 года в городе Северодонецке Луганской области. Украинец. Православный. Беспартийный. Член объединения воинов интернационалистов «Басманное».

До службы, в 1979 году, окончил среднюю школу в городе Северодонецк Луганской области. Передо мной стояла дилемма — то ли поступать в институт, то ли идти в армию. Раньше как-то было принято среди ребят, что службу должны пройти все.

Я хотел и учится, и попасть служить в воздушно-десантные войска. Определился для себя — в первую очередь попробую поступить в институт, а если не поступлю — пойду служить в армию, после чего опять буду поступать в ВУЗ.

Поступал в Московский физико-технический институт (МФТИ) и в Московское высшее техническое училище им. Н.Э. Баумана (МВТУ). В этих институтах разница по времени между экзаменами была в один месяц. Не поступил, не прошел по конкурсу. После армии поступил и закончил МВТУ им. Н.Э. Баумана.

Устроился на работу и начал думать, как попасть служить именно в ВДВ. Помог случай, и вообще, как показывает практика, жизнь и складывается с какого-то количества случайностей, которые в итоге приобретают определенную закономерность.

Возвращаясь домой, встретил своего одноклассника. Он сказал, что по повестке ему утром необходимо быть в военкомате. Его и еще ряд товарищей отправляют на прыжки с парашютом — то есть, таким образом, формировались команды, которые, при достижении призывного возраста направлялись служить в воздушно-десантные войска. Я расстроился, что не попадаю в эту команду, но Юра (так звали моего товарища), зная о моем желании служить в ВДВ, предложил вместе с ним пойти в военкомат. Он предположил, что кто-то может не прийти, а, поскольку денежное, вещевое и пищевое довольствие выписано уже на определенное количество человек, то меня могут вписать в их группу и отправить на прыжки.

Так и получилось. Вечером мне мать собрала какие-то вещи, поесть, утром я был в военкомате, человека два-три не пришли, медработники отметили удовлетворительное состояние здоровья, меня записали в группу, выделили довольствие, и мы отправились на прыжки.

Прыжки (более правильно, наверное, воздушно-десантная подготовка) продлились около десяти дней (точно не помню). Подъем, зарядка, предпрыжковая подготовка и в итоге совершили каждый по три прыжка с самолета АН-2 («Кукурузник»), после чего уже знали, что будем зачислены в команду, которая пойдет служить в ВДВ.

Приблизительно в январе 1980 г. стало известно, что в ДРА вошли наши войска, точнее ограниченный контингент. Войска были введены, как сообщалось, по просьбе правительства и народа Афганистана.

Хочу сказать, что все это воспринялось совершенно нормально, как необходимость. На самом деле просто надо хоть немножко знать историю, то что Афганистан был первой в мире страной, признавшей образование Союза Советских Социалистических Республик, и первой страной, с которой у нас был подписан договор о дружбе и взаимопомощи. И в рамках этого договора были введены в ДРА советские войска, ведь фактически Афганистан разделился на два политических лагеря, один из которых мы должны были поддержать, так как в противном случае другой был бы поддержан Америкой. Мы опередили США буквально на несколько дней.

Но об этом чуть позже. Сейчас о своих чувствах на тот момент.

Конечно, зная, что пойду служить в ВДВ, и то, что эти войска должны быть на передовых рубежах в период каких-либо военных действий, внутри периодически появлялось определенное чувство тревоги. Неподотчетно понимал, что заканчивается детское восприятие армии. Хотелось получить как-то больше информации. И поэтому, когда в январе из армии пришел мой товарищ, который служил в погранвойсках на границе с Афганистаном (пограничников часто задерживали при демобилизации на месяц-два, а то и больше) я приставал к нему с вопросами есть ли в Афганистане десантники, видел ли он их, когда вводились войска. Ничего конкретного он мне не сказал, а я не знал тогда, что десантники были введены раньше других и переброшены авиапутем, а не сухопутным.

Короче, через некоторое время внутренняя тревога притупилась, а в апреле 1980 года я был призван в армию.

В начале нас направили в учебную воздушно-десантную дивизию — «Учебку» в Прибалтике, где прослужил полгода.

В Учебке учился на командира отделения. Занятия, стрельбы, зарядка, марш-броски…

В общем, учеба, боевая и политическая подготовка. Там быстро разобрался, что к чему, как происходил ввод наших войск, какая обстановка и какие ведутся боевые действия, Известны были уже приблизительные потери на тот момент. Конечно, эта информация носила закрытый характер и в средствах массовой информации не отражалась. Нам же эти данные давали на занятиях офицеры-преподаватели и сержанты, конечно в определенных пределах.

Мы знали, что в Афганистане на тот момент из воздушно-десантных частей находятся Витебская дивизия и 345-й отдельный полк ВДВ.

Витебская дивизия первой вошла, вернее «влетела» в Афганистан, за два дня до начала ввода основного контингента Советских войск. Десантирование производилось посадочным способом — то есть самолеты (ИЛ-76-e) приземлялись и, не останавливаясь, сразу взлетали, а пока они катились по взлетно-посадочной полосе, бронетехника с личным составом съезжала, и подразделения дивизии сразу разъезжались по Кабулу, каждое, выполняя свою конкретную задачу.

Впоследствии, уже в Афганистане и позже, наши десантники не раз удивляли весь мир неординарными и смелыми решениями, не имеющими мировых аналогов, я уже не говорю о выносливости и мужестве.

После окончания Учебки нас должны были распределить по воздушно-десантным дивизиям.

Их было на тот момент, по-моему, семь, включая учебную. Направленные в Витебскую воздушно-десантную дивизию и в отдельный 345-й полк автоматически попадали служить оставшиеся полтора года в Афганистан.

При мне, во время службы в Учебке, уже два сержанта срочной службы были награждены званием Герой Советского Союза посмертно. Это Чепик и Мироненко. Оба они, будучи ранеными, чтобы не попасть в плен, подорвали себя, при этом уничтожив не малое количество «духов» (душманов). Оба они закончили ту же Учебку, в которой был и я, одному из них (просто не помню кому именно) при мне открывали памятник.

Приходили иногда сержантам письма от их товарищей, служивших в Афганистане. Просто доходила какая-то информация о событиях и боевых действиях в ДРА. И в голове, честно говоря, начал происходить какой-то бардак. То есть, ты начинаешь понимать, что всякие шуточки заканчиваются. Ты можешь попасть в Афганистан, а там уже непонятно, как «ляжет карта».

Я сейчас говорю о своих личных мыслях, личных рассуждениях, о том, о чем тогда никому не говорил и ни с кем не делился. Думаю, правда, что так рассуждал не только я, очень многие. Хотел ли я тогда попасть в Афганистан? Наверное, понимая, что тебя могут убить, скорее всего — нет. А ведь лезли мысли: «Ведь ты хотел попасть служить в ВДВ, ты знал, что это за войска, ты мог предполагать, что возможны какие-то боевые ситуации, внутренне к ним был готов — так что же ты мнешься, ведь больше может не быть в жизни такой возможности в мирное время участвовать в реальных боевых действиях». В общем, внутренних противоречий хватало.

В Учебке у меня был товарищ, конечно, все были товарищами, но с кем-то ты все равно проводишь больше времени и ближе сходишься. Так вот, мы с ним частенько думали — будем проситься, чтобы нас отправили служить в Афганистан или нет? Сошлись на мнении, что в Афганистан рваться не будем, но, если распределят, отказываться тоже не станем (хотя, по большому счету, солдат любой армии должен просто выполнять приказы). Но все решилось не то, что само по себе, но как-то совсем неожиданно.

На политзанятиях (наверное, месяц оставался до окончания службы в Учебке) наш сержант, заместитель командира взвода Гаврилечко, молчал-молчал (мы в это время что-то писали), затем ни с того, ни с сего: «Кто хочет ехать в Афганистан?». Я, честно говоря, растерялся, ведь сейчас надо принимать решение, момент, о котором старался не думать, наступил. Мой товарищ на меня старается не смотреть, я готов его дернуть за рукав: «Ну что?» Вижу, один встал, другой, третий и я подумал: «Ну и ладно», — и тоже поднялся. В общем, поднялись шесть или семь человек. Реакция сержанта была интересна и до сих пор мне непонятна: «Я так и предполагал, и вы, которые поднялись, все равно поехали бы в Афганистан».

Таким образом, внутренние противоречия разрешились. После этого голову стали занимать другие мысли: «Буду стараться быть бдительным, полагаться на реакцию, постараюсь отреагировать на выстрел, если что». Но потом, зная, что скорость звука примерно в два с половиной раза ниже скорости пули при выстреле из автомата Калашникова 7,62 мм (то есть, когда ты услышишь звук выстрела, пуля уже давно пролетит), выкинул эти мысли из головы.

Когда были определены все те, кто направлены в Афганистан, нас собрал в клубе командир полка и сказал, что нежелающие ехать служить в Афганистан могут отказаться, что они будут направлены в другие дивизии для прохождения службы на территории Советского Союза. При этом, никто их за это никогда не упрекнет. В общем, такая возможность была у всех. Никто в нашем учебном полку (в Учебке было три учебных полка) не отказался. После чего мы отправились кто в Витебскую дивизию, кто в 345-й полк.

В нашей роте, в Учебке, все те, кто должен был попасть в Афганистан, были распределены в Витебскую дивизию в 350-й парашютно-десантный полк (для справки — в состав Витебской дивизии входили три парашютно-десантных полка (317-й, 350-й, 357-й), артиллерийский полк, дополнительные отдельные батальоны и роты.

И нас в начале-середине ноября отправили в Белоруссию, в учебный центр при Витебской дивизии «Лосвидо» (по крайней мере, мы его так называли). Таким образом, закончился подготовительный этап перед тем, как попасть в Афганистан.

В «Лосвидо» мы пробыли примерно полтора месяца. Зарядка, плановые занятия, режим, конечно, более льготный, чем в Учебке. Может как-то не очень нас хотели чересчур загружать перед отправкой в «армию». Написал в кавычках, так как это уже сложившийся у нас был разговор — Афганистан мы называли армией, а все, что до этого было в Союзе — или Учебка, или курс молодого бойца (хотя, конечно, тоже была армия, может быть, не хотелось делать акцент именно на слове «Афганистан», «Афган» и т. д.).

Давала знать о себе разница в температуре — около ноля или немного ниже градусов в Учебке и понижение температуры до минус двадцати-тридцати в «Лосвидо». Но дальше стало еще более интересно, когда через примерно 8–10 часов перелета (летели на самолетах ТУ-154 с остановкой в Ашхабаде) мы приземлились в Кабуле. Это была 2-я декада декабря, температура воздуха плюс пятнадцать, никакой растительности, почва — как бетон, вокруг горы (опять же без растительности), все — в серо-бежевых тонах и какая-то суета — одни из самолета выходят, другие (дембеля) в самолет заходят. Какой-то фантастический фильм. Похоже были воспроизведены впечатления вновь прибывших в Афганистан в фильме Федора Бондарчука «9-я рота». Затем нас отвели в место расположения нашего полка, разместили на ночлег (тогда еще жили в палатках — две палатки на роту), а с утра началась акклиматизация к новым условиям — службы и природным.

Наш полк в это время был на боевой операции, так что пока еще себя чувствовали относительно вольготно. Подъем, зарядка, завтрак, занятия, тактические учения в горах и т. д. Кабул расположен на высоте 1800 м. над уровнем моря, так что воздух уже разряженный и требуется какое-то время, чтобы привыкнуть немного, так как бегать, передвигаться по горам тяжелее, чем в равнинных условиях. А вообще-то, в Учебке нас нормально подготовили, так что втянулись быстро.

Через недели полторы пришел с «боевых» (так сокращенно называли боевые операции) полк, нас распределили по ротам, взводам (я попал в разведроту, а через примерно 6–7 месяцев перешел в 3-ю роту) и у нас началось знакомство с уже успевшими повоевать более старшими товарищами, к которым ты, только что прибывший из Союза, конечно, испытываешь немалое уважение.

В общем, знакомство прошло успешно, опытом с нами с удовольствием и «бесплатно» делились, конечно, говорю немножко с юмором. Бывало по всякому, иногда чуть-чуть тяжеловато, но в итоге стали хорошими товарищами.

Недели через две пошли в ущелье Панджшер на первые боевые…

Наш взвод был в резерве командира полка, то есть мы непосредственно в горы пока не ходили, а все остальные были в горах. Они передвигались вверху вдоль ущелья и мы передвигались понизу вместе с бронетехникой параллельно. Как правило, если на боевые уходили с бронетехникой, механики-водители и операторы-наводчики оставались с «броней» (бронетехникой), а остальные уходили в горы. Потом через день, два, а то и, бывало, неделю-две или мы возвращались к броне, или броня подтягивалась к нам. Но вернусь к первым своим «боевым» и к первым от них впечатлениях.

Помню, еще только начало операции. Мы передвигаемся на БМД (боевая машина десанта) и становится слышен огонь артиллерии. Ты знаешь, что это уже не учебная ведется стрельба, думаешь, что же там происходит? Затем, когда вылезли из машин, ребята полезли в горы, оттуда начали доноситься первые автоматные или пулеметные очереди, заработали установки «Град», пролетели и отбомбились МИГи, прокружились и отстрелялись МИ-24. Вертолеты — красивые, думаешь непроизвольно: «Бред какой-то, где я, в кино, что ли?» Тут тебе и немножко юмора, и недоумения, и, естественно, переживаний. Потом сам себе: «Очнись, не будь бараном, это все взаправду, не понарошку, и ты не спишь».

По вечерам тягали ребятам в горы поесть. Килограмм двадцать фляга с едой или чаем (естественно с оружием и боеприпасами), и высота гор метров триста-четыреста, совсем не прогулка по парку. В общем, учились понемногу лазить по горам.

Через несколько дней засекли в горах «духовский» ДШК (крупнокалиберный пулемет), вернее, примерно определили место, откуда ведется огонь. Нашему взводу поставили задачу его уничтожить. Поднялись в гору метров на двести.

Там, на определенной площадке, разместились мотострелки, но почему-то все лежат на спинах. Мы мимо их проходим, а они нам: «Не будьте героями, здесь стреляют снайперы». И действительно, выстрел, и мы уже передвигаемся на четвереньках. Полезли выше и через некоторое время сами попали под плотный обстрел, для меня — впервые. Не очень приятно, даже немножко страшновато.

Особенно неуютно себя почувствовал, когда необходимо было сделать перебежку под автоматным огнем. Чувство, которое примерно можно сравнить с тем, как перепрыгиваешь какую-то широкую канаву, и не можешь с первого раза собраться. Но, собрался в конце-концов и побежал. Бежать то и было немного — метров пять, до выложенного из камня окопа, но бежал быстро.

А в окоп прыгал «щучкой» так, что каскадеры, наверное, позавидовали бы. Ну вот, таким образом впервые побывал под обстрелом. Тогда ДШК мы не смогли уничтожить. Нас плотно обстреляли, чтобы выйти из-под обстрела вызвали огонь артиллерии, стало полегче, но все равно пришлось ждать темноты, а только потом мы спустились вниз.

Во время той, первой, операции в полку появились и первые при мне потери, и впервые начало появляться чувство, что ты не бессмертен, в отличие от того, что думал раньше: «Все что угодно может произойти с кем-то, но только не с тобой».

Операция длилась месяц, прошли вдоль ущелья, восстановили «советскую» власть, то есть, вытеснили из ущелья «духов» и вернулись в полк. Ну а «духи» вернулись опять в ущелье.

Такого плана операций в ущелье Панджшер, уже после моего увольнения из армии, когда наши его полностью захватывают, и с бронетехникой, и с высадкой десанта на господствующие вершины, которые в мире называли уникальными десантными операциями было несколько. Но, как только наши ребята оттуда уходили, и оставались на блокпостах афганские войска, «духи» снова возвращались на свои позиции в ущелье. Таким образом, вкратце, прошла боевая операция, в которой я участвовал впервые.

Дальше все шло, как и должно идти. Разведвыходы, патрулирование в Кабуле и окрестностях, выезды по тревоге, плановые занятия в промежутках, не осложненными какими-то особыми условиями, связанными со службой в ДРА. Затем, переход из разведроты в 3-ю роту, служба на позициях, обеспечивающих охрану окрестностей Кабула, боевые операции. Первые потери среди товарищей, которых знал лично. Конечно, это как-то влияет на мировоззрение, отношение к жизни и смерти, проходят утопические мысли, что ты бессмертен. Ну и ничего страшного — рано или поздно любой человек к этому приходит.

Важнее, на мой взгляд, другое — это то, как мы сами относились к своей службе. Мы знали, что ввод наших войск был необходим. Я и мои товарищи отмечаем не вывод войск из Афганистана, а день ввода войск в Афганистан. Естественно, вывод войск для всех был радостным событием, особенно для родителей (да и мы, когда еще служил я, все время ждали, что нас выведут, все время собирались, только Бабрак Кармаль очень уж не хотел, чтобы десантников выводили). Только чем это все закончилось? Только мы вышли из Афганистана, как туда быстренько вошли американцы (под американцами я понимаю и другие страны-члены НАТО), которые больше всех кричали о нас, как об оккупантах. Ладно, вывели и вывели, только раньше у нас фактические границы безопасности были шире. Хочется только лишь сказать, что мы, я и все мои товарищи гордимся своей службой, гордимся тем, что мы всегда были победителями, что мы всегда выполняли успешно поставленные перед нами задачи. Ни у кого из нас в мыслях не было попасть в плен, и не сдавались, хотя «духов» брали «пачками».

У нас во второй роте был случай, когда Кашапов (звание не помню, — солдат срочной службы), чтобы не попасть в плен, подорвал себя (отойти не мог — был ранен) и несколько душманов гранатой.

В общем, есть чем гордиться. Тем, что ты служил среди таких ребят, был частью этого коллектива.

О сложностях в армии. Если не говорить о естественном чувстве боязни, которое просто приходилось преодолевать, о ностальгии, то самое тяжелое и сложное в нашей службе — это были переходы в горах. Нехватка воды, жара летом или холод зимой (в горах зимой ночью было до минус пятнадцати — двадцати пяти градусов мороза) — не самое, на мой взгляд, сложное. Не менее трудны были чисто физические нагрузки. Ведь на нас был совсем не легкий груз, а передвигались мы очень быстро, и, бывало, подолгу.

Минимальный вес был 40–45 кг. Чтобы не было мыслей, что я преувеличиваю, приведу примерное содержание вещей:

— рюкзак десантника (РД);

— одежда;

— сапоги 3 кг.;

— каска 3 кг.;

— бронежилет 4,5 кг.; — автомат 3,5 кг.; — патроны + магазины к ним (брали 1,5–2 боекомплекта; боекомплект — 600 патронов, вес патрона — 10 г.) — 2 кг.;

— гранаты (штук шесть) — 2,5 кг.;

— ракетницы штук 6–2 кг.;

— оранжевый дым — сигнальное средство для обозначения себя для наших вертолетчиков (около 4–6 шт.) — 1 кг.;

— тротиловые шашки — 1 кг.;

— мины для минометов — 2 шт. — 6 кг.;

— вода — 2–3 кг.;

— сухой паек — 3 кг.

Все вместе, примерно — 44 кг. Конечно, где-то я мог в весе каких-то вещей ошибиться, но незначительно, тем более что чего-то могло быть больше или меньше, зимой побольше.

Но это минимум, так как могла быть добавлена какая-нибудь лента от пулемета или автоматического гранатомета (она весит 15 кг). Примерно столько по весу груза носил с собой и я, другие на 5–15 кг всегда носили больше. Если уходили в горы больше, чем на сутки, брали с собой палатки, зимой солярку, печки, какие-то спальные мешки. При этом передвигались очень быстро. Если боевые действия проводились совместно с Афганской армией, то афганцы темпов не выдерживали. Если были пленные афганцы, а, естественно, на них перегружалась часть вещей, то они часто просто падали в обморок. Тогда воспринималось нормально — надо идти и все. Сегодня я бы сказал, что это было где-то уже за гранью физических возможностей.

Добавлю о службе, хотя, конечно, можно рассуждать еще очень долго, — очень привыкли к оружию. Ведь с ним практически не расставались, и когда уже были в Белоруссии (при увольнении нас опять перевезли назад на самолетах ТУ-154 на аэродром в Орше (Белоруссия), а затем в г. Минск, когда ехали на автобусах мимо лесов, в голове крутились навязчивые мысли, — как можно в лес ходить без оружия?

В подготовке текста воспоминаний оказала помощь Шеленкоеа Марина Владимировна, студентка 1-го курса Гуманитарного факультета Московского авиационного института (государственного технического университета).