Каменный люк захлопнулся.
Крепко прижимая к груди Валину голову, капитан гладил ее растрепавшиеся волосы.
— И напугала же ты нас…
Он положил руки на плечи девочки, немного отстранил ее, пальцем приподнял голову за подбородок. Она совсем по-детски шмыгнула носом:
— Я там все осмотрела до самого колодца… И никаких следов Степана Максимовича не нашла… Там только указатели и такие странные надписи…
— Валюша, какие следы? Что за указатели?..
— Я их срисовала. — И снова прильнула к груди капитана.
Капитан откашлялся, обнял Валю за плечи, провел рукой по щеке:
— Ладно… Федя, взгляни-ка, что у нас еще имеется из продуктов?
Федя вынул из рюкзака две пачки концентратов — рисовый суп с мясом и гречневая каша, — банку крабов, начатую пачку яичного порошка, бекон в целлофановой обертке, банку сгущенного какао, плитку шоколада, три пачки галет, коробку мятных леденцов, пачку чая, рафинад, соль.
— Есть еще коробка сухого спирта!
— Прекрасно!.. А вода у нас есть?
Валя подробно рассказала друзьям о том, что с нею произошло, начиная с того момента, как она свалилась в люк. Вода на походной спиртовке закипела. Федя занялся яичницей. Капитан посасывал мундштук трубки.
— Что касается Максимыча, возможны две гипотезы: первая — менее вероятная — та, что произошло что-нибудь из ряда вон выходящее, стихийное, что заставило его временно увезти «Бриз» из бухты… Но, откровенно говоря, трудно представить, что бы это могло быть… Землетрясение? Мы бы его почувствовали… Вторая версия более вероятная. За нее говорят заметенные веткой следы, что шли от кустов: на Максимыча напали! Внезапно… Причем — отнюдь не аборигены… Они — даже если предположить их существование на острове — не справились бы с автоматическим управлением «Бриза»…
Капитан о чем-то задумался.
— Но делать окончательные выводы еще рано. Подождем. Что же касается подземелья, то, судя по надписям, оно когда-то служило убежищем для пиратов… Но камень, который перегораживает путь к колодцу!.. Покажи, Валюша, еще разок. — Валя протянула блокнот. — Ты права, — здорово похоже на рисунки под мостом… И на тот — у озера… Говоришь, и сам камень похож? Так-так… А поставлен-то камень, выходит, из добрых побуждений!.. А?.. Прямой коридор, говоришь, идет на север-северо-запад? Это примерно туда, где находится мост…
Федя раскладывал еду, Дима разливал чай.
— Вот что, ребята: быстренько позавтракаем и отправимся к мосту. Дорогу через лес мы вчера прорубили, за три часа дойдем. Я думал начать обход берегов, но Валина разведка меняет обстановку.
Перед тем как спуститься с «сахарной головы», Валя спросила:
— Капитан, вы обратили внимание на «S» в круге? Я вспомнила…
Мореходов несколько раз кивнул:
— Обратил, Валюша!.. Еще как обратил!
* * *
Почему не стреляют? Когда он оглянулся последний раз, они были у самого берега. Может быть, его сердце так стучит, что он не слышит погони?..
Максимыч поднял увесистый камень, спрятался за выступ скалы. В этот момент взревел мотор… Он увидел, как исчезло щупальце спрута, как лодка развернулась и умчалась, а на месте, где она только что стояла, расплылось большое пятно, будто пролили в океан гигантскую банку туши… Лодка все дальше удалялась от берега и, миновав «Бриз», не уменьшая скорости, направилась к северу, свернула направо.
— Так вот какая тень промелькнула в воде!.. Ну, товарищ Осьминог, спасибо тебе! Сослужил службу…
На «Бризе», прислонившись к мачте, курил часовой. Максимыч узнал его — это был тот, что дежурил последним. А второй? неужели он его так здорово саданул? Хотя, тот был уже на ногах, когда он выбежал в коридор… Боцман вспомнил стон, раздавшийся за его спиной вслед за выстрелом…
Еще несколько метров, и он на вершине берегового хребта. Нужно решить, что делать. До восхода еще с полчаса. Но солнце не так скоро перевалит через горы… Капитан с ребятами, наверное, ночевали возле бухты. Отправиться туда? Но они тоже не будут сидеть там сложа руки. Куда пойдут?.. Эх, да ничего, уйдут — оставят знак…
Теперь, когда непосредственная опасность погони миновала, каждый шаг давался с невероятным трудом: руки плохо слушались, мокрая одежда, прилипая к телу, сковывала движения, сильно болела левая нога.
Через прорванную штанину торчало разбитое колено. Из глубокой ссадины сочилась кровь. Максимыч снял рубашку, оторвал длинную полосу, туго перебинтовал рану. Где он находится? Перед ним долина, с севера окаймленная лесом, справа — холм, похожий на морскую черепаху, прямо — горы. Это те горы, которые пересекают остров. Бухта на южной оконечности. Значит, отсюда она на юго-востоке. Берегом можно дойти до бухты. Но как и сколько он будет петлять?..
Моторная лодка… Она свернула куда-то направо, совсем близко… А он? Так вот и уйдет, ничего не узнав о тех, кто напал на «Бриз»? Нет, друг, так дело не пойдет! Что-то на этом острове не того… Почему бы тот так интересовался целью прихода «Бриза»? Пошли даже на такую штуку — украсть корабль… Тут, брат, дело не без кислоты! Они хотя по одежде вроде как с торгового судна, но, видать, военные… Сколько их? Что у них тут — база? Ну-ка, Максимыч, поворот на шестнадцать румбов!
* * *
В длинной бухте в виде буквы «Г», куда еще не проник дневной свет, притаился серый истребитель. Э-хе, вроде переделан на гражданское судно!.. Так-так, камуфляж, значит! Флага, конечно, никакого. Это уже о многом говорит. На носу, над якорным клюзом, черным лаком поблескивает название: «Famous». Команда на таком судне — до 35 человек…
С правого борта, у спущенного трапа, пришвартован катер. В нем офицер и четыре матроса. С палубы капитан что-то говорит, но сюда, на шестидесятиметровую высоту, слова не долетают. Катер отошел, направился к выходу из бухты.
По-пластунски, подтягиваясь на локтях, Максимыч переполз левее. Отсюда виден океан, южнее в полумиле белеет «Бриз». Катер идет к нему.
На берегу никаких следов базы или лагеря. Из бухты наверх ведет, очевидно, только вон тот узкий коридор… И людей на берегу не видать. Не видать также ни бумаг, ни окурков, ни прочей дряни, которой обычно люди отмечают свое присутствие… Что ж, теперь положение несколько прояснилось, можно и к своим… Но как? По берегу может занять слишком много времени! Максимыч решил пойти прямиком на юго-восток, минуя береговой хребет, на котором, к тому же, могли быть расставлены патрули. Здесь же, если ему удастся добраться до холмов, за которыми виднеется лес, он будет почти в безопасности.
Стараясь как можно легче ступать на левую ногу, которая все сильнее давала о себе знать, боцман спустился в долину. Сделал шаг, второй — ноги погружаются все глубже, их засасывает… Не пройти — трясина. Он повернулся, уперся правой ногой, чуть не вскрикнув от боли, с невероятным усилием вырвал левую. Зато правую засосало почти до половины голени. Он бросился на землю, вытянул руки, ухватился за траву. Трава вырвалась с корнями, но ему все же удалось немного высвободить ногу. Снова вцепился в траву — с хлюпающим звуком трясина отпустила ногу. Подтягиваясь на руках, делая минимум движений, сантиметр за сантиметром, Максимыч выбрался на сухое место, лег под камнем, отдышался. Осмотрел колено: оно распухло, посинело.
— Должно, растянул! Зря!..
Боцман проверил пистолет — действует. Пять патронов — не так уж плохо!.. Встал и, придерживаясь за скалы, заковылял к лесу…
* * *
В каньон солнечные лучи не доходили, но белые рисунки ясно выделялись на потемневших от времени досках.
— Как, Федя, снял?
— Да.
— Я тоже. — Мореходов застегнул футляр фотоаппарата.
Валя срисовывала рисунки:
— Сейчас и я закончу…
— Давай, Валюша, свою бумагу. Это будет удобнее, чем сидеть задрав головы. Так!.. Вероятно, их нужно рассматривать в том же порядке, как они изображены…
Федя почесал затылок:
— Но как узнать — что это? Я ничего не понимаю. Ну вот, к примеру, первый рисунок: руки, игла, птица моа, нога…
— Хм!.. Руки ли это?.. Не уверен. Может быть, «пальцы»? Но почему на третьем только два пальца? Всего — двенадцать… Может быть, «двенадцать»?.. Моа нарисован так же, как на камне в подземелье…
— А что если попробовать так, как Валя сделала там, — предложил Дима, — взять только согласные?
Как Валя сделала там?.. Кстати, друзья, многие народы древнего Востока не имели письменных знаков для передачи гласных звуков, они записывали только согласные.
— Не имели?
— Видите ли, алфавит создавался, когда от идеографического письма стали переходить к звуковому. Один и тот же рисунок мог означать несколько совсем разных слов, лишь бы совпадал их «скелет» — костяк согласных букв… Скажем, рисунок «рак» мог означать также такие слова как «река», «рука», «рок»…
— Но как же читали такие письма?
— Рядом с рисунком, костяком слова, ставили значок-подсказку. Рядом с рисунком рака, например, волнистая черточка показывала бы, что читать нужно «река», папирус — читай «урок»… Давайте попробуем. Что у нас получится?
Он написал: ДВНДЦТЬГЛМНГ…
— Да! Не совсем ясно…
— Валь, ты что колдуешь?
Девочка, постукивая кончиком карандаша по щеке, рассеянно посмотрела на Федю:
— Это не двенадцать.
— А что?..
Валя карандашом написала что-то в воздухе, пробормотала:
— Джн, джнг, джнгл… — ткнула карандашом в рисунок. — Это «дюжина». Д Ж Н. Получается ДЖНГЛ…
— Молодец, Валюша!.. Джнгл — джунгли. Это уже что-то значит!
— Правильно! На юге от моста начинаются джунгли! — воскликнул Дима.
— На юге? Первый рисунок разгадан!
— На втором непонятен последний рисунок! Федя удивленно поднял брови:
— А разве это не римская волчица?
— Эх ты, историк! Римскую сосут двое малышей: Ромул и Рем, а здесь… — Дима смешался, снова взглянул на рисунок. — Конечно, это римская волчица. Кого нет? Рема. Значит…
— Интересно, о каких милях идет речь: о морских или уставных?.. Разница, в общем, небольшая, но в данном случае может выразиться примерно в трех четвертях километра. А это не так уж мало…
— Остается последний рисунок. Что мы тут видим? Первое — очевидно. Второе — эмблема медицины…
— Может быть, это «яд»? Вон капелька вытекает из зуба змеи.
— Правильно, может быть и «яд». Даже, пожалуй, наверное — «яд».
Дима указал на предпоследний рисунок:
— Что обозначает эта дуга? Солнце, месяц, звезды…
— Это «небо». Так изображали его древние.
— Тогда, мне кажется, что здесь все понятно.
— Кроме одного: с чего высаживаться. И… вопрос с милями становится еще более важным, так как неизвестно — где высаживаться.
Капитан поскреб обросший седой щетиной подбородок.
— Во всех этих рисунках бесспорно одно — их сделали не аборигены.
* * *
Волоча ногу, Максимыч дошел до леса, который с севера окаймлял болото. Нигде никого. Сел отдохнуть. Странно, почему за ним нет погони? Он подумал было, что те — в катере — посланы по его следу, а они отправились на «Бриз». Искать судовые документы? Ну, им придется немало повозиться, прежде чем догадаются о существовании ящика в пульте управления… Боцман побледнел: неужели они отправились топить «Бриз»?! Не может быть! Не посмеют. Да и не сделают, пока не узнают, зачем прибыл сюда корабль…
Ухватившись за ветку, Максимыч встал, полез в карман за ножом, но вспомнил, что ножик остался на полу, в кают-компании.
Отломал сук. Опираясь одной рукой на него, другой придерживаясь за стволы деревьев, направился вдоль опушки. Впереди, километрах в двух, лес сворачивал к югу.
— Туда-то мне и надо. Ну, Максимыч, полный вперед! Вот только ход у тебя, прямо скажем, небольшой…
* * *
Четверо друзей выбрались из каньона и направились прямо на юг, к джунглям, которые начинались темной стеной в каких-нибудь ста метрах от навесного моста. Капитан, Федя и Дима отстегнули топоры, готовясь прорубаться через заросли, но, как ни странно, этого не понадобилось — в лесу, петляя и извиваясь, тянулась тропа. Лианы, валежник, кусты, которые местами ее перегораживали, были ничто по сравнению с тем, что им пришлось преодолевать накануне. Топкую почву устилал толстый слой бамбука, словно кто-то проложил здесь гать. Кое-где поваленные деревья также помогали перебираться через топкие места.
Шли молча, каждый погруженный в свои мысли. И, наверное, все думали об одном и том же…
* * *
Годфри пробежал мимо вахтенного, заперся у себя в каюте. Дрожащими руками достал из шкафа бутылку виски, расплескав добрую половину, налил в стакан. Зубы стучали, горькая жидкость стекала по подбородку, пролилась на костюм. Клайд завернулся в одеяло, бросился в кресло… Дрожь не унималась. Тупо глядя в одну точку, он пытался привести мысли в порядок, но они то мчались в каком-то бессмысленном хороводе, то холодными каменными глыбами ложились на темя… Дважды кто-то стучался в дверь, но он даже не шевельнулся. Он слышал, как капитан Уэнсли отдавал своему помощнику распоряжение сменить Рокка, привезти тело Бернера, но так и не смог полностью осознать значение этих слов.
* * *
Прошло три часа. Клайд проснулся. Шея затекла, неудобно повернутая голова разламывалась. Сжимая виски, он встал. Его мутило, тело покрылось испариной. Шатаясь, он прошел в ванную.
Открыв до отказа краны, разделся, с наслаждением лег в теплую воду, чувствуя, как кровь отливает от головы. Мозг снова четко заработал, но мысли были отнюдь не радужными:
— Черта мне нужно было сообщать шефу о пленном!.. Болван, испугался ответственности. Где он теперь, этот пленный?!
Он включил электробритву, посмотрел на себя в зеркало: на левой стороне подбородка расплылся кровоподтек: вот почему до сих пор болит челюсть!
Пока Клайд брился и одевался, он обдумал дальнейшие действия: русский, наверно, уже у своих. Надо полагать, они тут же свяжутся со своим центром. Оттуда пошлют помощь. Как? Самолетом? Вряд ли — приземляться негде. Значит, в ближайшее время можно не ожидать никаких сюрпризов. А за это время он разделается с теми, что на острове!.. Международную огласку они тоже едва ли дадут: очевидно, русские весьма заинтересованы в сохранении тайны острова…
Годфри позвонил вахтенному:
— Передайте капитану, что я жду его у себя.
Когда Уэнсли, низко согнувшись, чтобы не задеть дверной косяк, вошел в каюту, Клайд был уже одет, причесан. Подбородок — сильно напудрен. Уэнсли опустился в кресло.
Годфри притушил сигарету. С самого начала пути у них с Уэнсли сложились довольно холодные отношения, которые постепенно перешли в открытую неприязнь. «Досадует, что до сих пор дальше капитана третьего ранга не пошел и что попал под мое командование», — подумал он.
— Капитан, сколько у вас свободных людей?
— Свободных? Ни одного. Вы приказали взять лишь самый необходимый состав, что я и сделал.
Годфри пропустил мимо ушей последнее замечание.
— В таком случае сколько у вас вообще человек?
— Не считая вас, капитан-лейтенант Годфри, господ офицеров и пассажира Кента, на «Фэймэзе» было девятнадцать человек. Радист лежит с переломом ребер, у Бена сломана рука, — по мере перечисления Уэнсли загибал пальцы, — Хэпсона унесло волной, Рокк на гауптвахте, — он поднял глаза на Годфри, тот стоял против света, и лица его не было видно, — мне старшина передал, что вы распорядились отдать его под суд, — он согнул еще один палец. — Это четыре. Пятый — Бернер. Кстати, что прикажете делать с его телом: похоронить на берегу или спустить в море?
— Спустить в море!
— Есть спустить в море. Итак, сэр, пять человек выбыло из строя. Осталось четырнадцать. Из них двое несут вахту на захваченном вами советском судне.
Годфри соображал: оставить на «Фэймэзе» капитана, старшего механика и двоих матросов… Это составит отряд из двенадцати человек. С ним — тринадцать. Тринадцать?! Никак! Оставить и помощника капитана. Без офицеров даже лучше: в случае чего — меньше шума будет. Двенадцать человек… И русских около этого… Маловато, но ничего не поделаешь…
— Капитан третьего ранга!
Почувствовав в тоне Клайда приказ, Уэнсли встал, вытянул руки по швам:
— Слушаю, сэр.
— Через сорок пять минут приготовить к отправке на берег десять человек команды. Придать им Тома Кента. Вооружить отряд тремя ручными пулеметами с достаточным количеством боеприпасов. Каждому — автомат с тремя запасными обоймами и по пять ручных гранат. Да! Каждому по электрическому фонарю с резервными батареями. Ну, и там все прочее, что полагается. Отряд поведу я. Исполняйте приказание!
— Есть, сэр, исполнять приказание.
* * *
Вот уже больше часа Максимыч идет по колено в воде. Вернее, не идет, а, отталкиваясь от одного дерева, прислоняется к другому… Немного постоит и снова отталкивается… Палку он потерял. Колючие кусты, обломанные тростники царапают лицо, тело, рвут и без того рваную одежду. Труднее всего, когда приходится перелезать через переплетения лиан или плавающие бревна… Иногда целое дерево вместе с кроной и корнями лежит, полузатонув в зловонной, покрытой зеленой тиной, стоячей воде. Колено он уже почти не чувствует. Его знобит, крупные капли пота стекают по лицу. Хорошо еще, нет мошкары. Но цикады, цикады!..
Боцман прислонил голову к дереву, прикрыл глаза…
— Вперед, Максимыч, полный вперед! — смазал с лица пот, высмотрел следующий ствол, оттолкнулся.
Дно вроде повышается? Точно, повышается. Только щиколотки в воде. А там, вот у тех деревьев, совсем сухо. Неужели дошел до холмов?..
Максимыч согнул длинный бамбук, надавил — бамбук переломился. Опираясь на него, как на костыль, пошел быстрее… Или это ему только кажется?..
Он чуть не упал — хорошо это дерево оказалось тут… Ага, понятно: он заснул. Бывает!.. Значит, снова спуск, значит, холмов еще нет…
Максимыч приподнял голову. Первое, что он увидел — в нескольких метрах поваленное дерево… Дерево-то небольшое, но через него придется перелезать! Приподнял голову выше… Усталость, боль — словно их и не было!
— Река! — Ему показалось, что он прокричал это слово на весь лес. — Река! Течет на юг!.. Она тут же, за деревом…
Максимыч шагнул, со стоном покатился по склону. Ударился спиною о дерево. Оно сдвинулось чуть-чуть, но задержало его.
Он сел, руками охватил распухшее колено. Стиснув зубы, слегка покачиваясь взад — вперед, немного посидел.
Выдержит ли его это дерево? Конечно, выдержит… Крона не будет давать ему переворачиваться. Вот что нужно сделать: найти бревно — их тут много — всунуть между ветками поперек ствола, поясом закрепить. Можно и рубашкой. Он посмотрел на себя, поправился: остатками рубашки… В конце концов — брюками. С бревном — вовсе не будет переворачиваться… А бамбук — вместо шеста…
— Ну, Максимыч, давай! Еще немного, а там отдохнешь — «корабль» повезет.
Высмотрев нужное бревно, боцман, волоча раненую ногу, пополз к нему, приволок к берегу. Лег рядом с деревом, подсунул под него плечо — дерево немного сдвинулось. Опять подсунул плечо и опять передвинул ствол на несколько сантиметров.
Не обращая внимания на боль, напрягая последние остатки сил, пядь за пядью Максимыч сталкивал дерево к реке… И вот ствол плюхнулся в воду, несколько раз качнулся, замер.
Максимыч переполз к кроне. Вконец ослабевшими руками укрепил в ветвях бревно. Вошел в воду — холодная! Но боль вроде бы отпустила… Действуя бамбуком, как рычагом, столкнул дерево…
Надавил на ствол — держит. Лег поперек бревна, помогая руками, перебросил ногу, оттолкнулся шестом…
Последнее, что он запомнил, было: берег поплыл… Сначала медленно, потом все быстрее…