Тих океан. Только бурун под форштевнем «Бриза» да пенящийся, теряющийся вдали след от винтов вспарывают гладкую поверхность. И еще — светящиеся стрелы летучих рыб. Они, словно копья, пущенные сильной рукой спортсмена, вонзаются в воду.

Звезды еще горят, но в блеске их нет уже торжествующей яркости, и становится их все меньше и меньше… И серп луны тускнеет на светлеющем небе.

На западе, куда полным ходом летит «Бриз», еще нет линии горизонта. На борту никто не спит. В предрассветной свежести, на ветру, рожденном скоростью хода, на баке не выстоишь — все собрались в ходовой рубке.

На экране радиолокатора уже виден контур «Иртыша». И хотя до него еще далеко, ребята не отнимают от глаз сильных биноклей: кто первый заметит?..

* * *

Бром все же возымел свое действие — Клайд несколько пришел в себя…

Допрос Пауеля ничего не дал — он повторил то, что сказал капитану Уэнсли. Часовой на берегу подтвердил, что слышал выстрелы, но подумал, что это действует отряд.

Пока сделано все, что можно: вдоль берегового хребта расставлены дозоры; орудие и два пулемета «Фэймэза» приведены в боевую готовность. Теперь остается лишь ждать до утра. Утром «Фэймэз» пойдет в южную бухту. Если там никого не окажется, он обойдет весь берег, осмотрит каждую дырку в этих черных скалах, каждую щель, куда может проникнуть лодка…

Клайд прекрасно отдавал себе отчет в риске, на который он идет. Но, с другой стороны, он не верил рассказу часового: чтобы избавиться от ответственности, Пауель, вероятно, сильно преувеличил. Если русских так много, то почему они в свою очередь не напали на «Фэймэз»?..

Эти размышления несколько успокоили Клайда.

Но перед ним лежит полученная час назад радиограмма шефа:

Требует отчета! Оказывается, сам генерал интересуется операцией «Зед-сикстин-эйч»!

Годфри скомкал бумагу, бросил в иллюминатор… Пусть идут ко всем чертям — и шеф и генерал! Он ничего не сообщит. Ответит Уэнсли, что, мол, капитан-лейтенант еще не вернулся с операции, знать ничего не знаю… А завтра — завтра будет его раунд. Он нокаутирует русских! А победителей не судят.

Клайд почувствовал, что проголодался, поднял трубку телефона:

— Ужинать. Сюда, в каюту! — и он сел зашифровывать ответ Эштону:

Одновременно окончательно созрел план на завтра — из южной бухты, если там не будет русских — в конце концов, выполнив свою задачу, корабль, может, и вовсе ушел, — он пошлет Саливена и еще четырех добровольцев в пещеру. Пусть забирают сколько хотят мелу и красок. Каждому обещает по тысяче долларов. Они вывернутся наизнанку, а лабораторию найдут… Рокка нужно будет выпустить с гауптвахты. Таким образом, на корабле вместе с офицерами у него будет одиннадцать человек. Радиста считать нельзя. Моторист и Бен, хоть и однорукие, тоже сойдут. Это тринадцать. Опять тринадцать!.. Хотя нет — он себя не присчитал. Четырнадцать.

* * *

На «Иртыше» тоже никто не спал. Весть о предстоящей встрече с «Бризом», о необычайном пассажире на его борту молниеносно облетела многосотенный коллектив еще вчера вечером, как только была получена радиограмма… У всех только и разговоров, что о неведомом острове, о старом ученом, проведшем на нем целую жизнь…

Расстояние между судами — пятнадцать миль: через двенадцать минут должна произойти встреча.

— Вот он!

— Где, где?..

На горизонте, где светлым пятном наливается заря, появилась маленькая точка.

* * *

В ходовой рубке «Бриза» не оказалось никого, кто заметил бы «Иртыш» первым, — пять возгласов слились воедино:

— «Иртыш»!

Пять возгласов, потому что Стожарцев молчал: он увидел появившееся на горизонте судно сразу же, вместе со всеми, но не проронил ни звука…

Из радиотелефона доносится голос:

— Куда вы пропали? Алло, алло! Вы нас слышите?.. Мы вас видим. Ермоген Аркадьевич, алло!

— И мы вас видим… видим…

* * *

Сказались усталость, нервное напряжение последних двух суток, наконец — принятая сильная доза бромурала: Клайд проспал. Когда раздался громкий стук в дверь, часы показывали семнадцать минут девятого. Он хотел было напуститься на вахтенного за то, что его не разбудили раньше, но вспомнил, что не давал такого распоряжения. Стучался Уэнсли:

— Только что получена радиограмма из центра. На мое имя, но касается вас. Кстати, не понимаю, о каком моем ответе идет речь?

Не вставая, Годфри жестом указал капитану на кресло, развернул бумагу:

Клайд вернул радиограмму:

— Отвечайте: операция развивается нормально. Будет закончена сегодня. Подпись ваша… И распорядитесь немедленно отозвать дозоры. Приготовить корабль: через час снимаемся с якоря.

Старшина бегом взобрался на береговой хребет: нигде никого: попрятались, черти, за камнями, шкуру берегут!.. Он вложил в рот два пальца, пронзительно свистнул. Из-за скал стали появляться часовые. Самый дальний стоит на противоположной стороне бухты. Старшина просигналил: «Посты снимаются. Возвращайтесь!»

Вода в долине почти сошла, лишь кое-где поблескивают отдельные озерца. На «Фэймэзе» готовятся к отплытию. Машина уже работает, корабль почти на месте разворачивается. На юте, заложив руки за спину, прохаживается капитан-лейтенант.

«Фэймэз», пятясь, выходит из горловины бухты. Поднятый со дна ил крутился в клокочущих водоворотах. Встревоженные птицы проносятся над судном, скрываются в скалах, снова взлетают…

Океан раскинулся синей льняной скатертью. «Фэймэз» застопорил машины. Годфри поднялся на мостик.

— Капитан, прикажите команде выстроиться на баке. Я поговорю с людьми.

Уэнсли не отвечает. Он поднимает бинокль, несколько секунд смотрит в одну точку и передает его Клайду:

— На горизонте два корабля. Идут сюда полным ходом!

Корабли уже видны простым глазом. Заметила их и команда.

Годфри не в силах оторвать взгляд от этих с каждой секундой приближающихся точек… И ему кажется, что он понял, почему так уверенно держал себя русский матрос: он знал, что помощь уже близко! Неужели рушатся все его надежды? Ему нестерпимо хочется поверить, что он еще спит, что сейчас проснется, и все будет по-прежнему — он опять станет ловким, всегда удачливым Клайдом Годфри… Он скрипнул зубами.

— Расчет, к орудию! — голос срывается, звучит высоким фальцетом.

Дуло разворачивается…

Но от большого корабля отделяются одна за другой две едва заметные черточки, взмывают ввысь, устремляются к острову… Вертолеты?.. Конечно — вот они уже здесь, кружат над «Фэймэзом»!

Заход следует за заходом, вертолеты почти касаются мачт, шум моторов отдается в висках. На мгновение мелькнула мысль: зенитные пулеметы?! Но нет — игра проиграна!..

Капитан Уэнсли держит руку на машинном телеграфе. Помощник капитана, штурвальный, орудийный расчет — все замерли, ждут команды.

Лицо Уэнсли ничего не выражает. Голос ровный:

— Капитан-лейтенант Годфри, жду ваших приказаний.

Клайд не может говорить — он видит… покрытое флагом тело Бернера. А за ним еще двое… Этих людей он на знал, никогда не обращал на них внимания, но сейчас он почему-то знает, что этот — Хэпсон, а вот тот, с перекошенным от ужаса белым лицом, — Вандеркилл…

— Капитан-лейтенант Годфри, прикажете лечь на обратный курс?

Клайд закрывает глаза, но видение не исчезает, теперь на него смотрят пустые глазницы Тома Кента. И он опускает голову.

Уэнслн воспринимает это как согласие.

— Малый назад… Лево руля! Курс норд-норд-вест триста сорок градусов!

Вертолеты все кружат. Советские корабли совсем близко. «Фэймэз» развернулся. Будет погоня?..

«Малый вперед» и сразу же — «Средний вперед», «Полный вперед»!.. Волна, подымаемая «Фэймэзом», доходит до фальшборта… «Самый полный вперед»!

Советские корабли — один огромный, другой возле него совсем игрушечный — замедляют ход. Погони, по-видимому, не будет… Остров уже позади. Вертолеты делают еще один заход и возвращаются к своим.

Винт вращается на пределе. Клайд Годфри так и стоит на мостике…. Ветер сорвал его шлем.

От острова осталась едва заметная черточка.