Писать о песенном творчестве Булата Шалвовича Окуджавы – дело трудное. Он все написал о себе сам. Его творчеству не нужны ни переводчики, ни толкователи. Шокирующие своей дремучестью предисловия: «…Я в этом произведении хотел изобразить…» – не для него. Он что хотел, то изобразил. Что намеревался сказать – сказал. Потому статья моя – просто заметки старого поклонника и любителя песен Булата Окуджавы.
Песня, как и всякий другой вещественный предмет, разумеется, стареет. «Стих может постареть и ржавчиной покрыться иль потемнеть, как медь времен Аустерлица…» Кто сейчас рискнет вспомнить песни четвертьвековой давности? Самые популярные: «Мишка», «Ландыши», «Чудо-песенка», «Королева красоты». И когда среди этой однодневной травы, на шипящем всеми коленками и сухожилиями магнитофоне «Спалис», где лента шла, как старая недовольная змея, появились первые песни Булата (вот Булат – это было просто, но фамилия была действительно заграничная, некоторые полагали, не тайный ли он итальянец) – вот когда потянулись песенки через Москву 1958 года, как через головку магнитофона, – тут, судари, раздались непристойные крики и резкие высказывания: «А где, товарищи, метафора? Где она – царица поэзии? «Последний троллейбус» – ни одного поэтического сравнения. И что это за скворчонок? Кто он такой? Он вообще – существует? А «круглые затылки»? Они и без того круглые. Все, что он пишет, – банальность. Ах, какая игра слов: Королев – король! И это в те дни, когда наши лучшие молодые поэты дают нам, понимаете ли, буквально образцы нового слога, новой рифмы: Фидель – фитиль! – этот с неизвестной фамилией пытается добиться дешевой популярности при помощи гитары, отвлекая молодежь от современных задач!» Ах, судари мои, было все это, было. «Литературщина», «цыганщина», «нытье». Конечно, никто не передавал, не печатал. Лишь наивный журнал «Пионер» опубликовал песню о барабанщике, полагая, что раз барабан – значит пионерская тематика.
Несмотря на возмущенные крики с литературной стороны, песни эти все пелись и пелись, пелись группами, отдельными коллективами и – что самое страшное – пелись в одиночку. Так сказать, индивидуально. И правда, что поражало в первых дошедших до Москвы песнях Булата Окуджавы, так это пушкинская простота. В то время, когда вся молодая да и потянувшаяся вслед за тонконогой модой пожилая поэзия пыталась поразить мир то лесенкой строк, то криками на стадионах, песни малоизвестного молодого человека достойно и спокойно представляли глубинную, основную струю национальной поэзии. Две правды были в них – правда жизни и правда художественного образа. Оттого эти песни и были, и стали современными, и никак не собираются стареть. И происходит так не только потому, что в них изображена быстро меняющаяся технология временного мышления или архитектура шатких сиюминутных ценностей. Песни Булата Шалвовича – это поистине формула времени, начиная от прямого ее выражения – «как просто быть солдатом» – и кончая сложнейшими философско-поэтическими притчеобразными построениями, о которых можно писать целые трактаты. Именно потому песни Окуджавы не покрываются пылью времен, и, берусь это утверждать как до сих пор действующий исполнитель, его песни четвертьвековой давности можно исполнять на любой аудитории, несмотря на то, что они известны более, чем что-либо. Они стали настоящими народными песнями задолго до того, как робкие издатели решились их издать.
Я рискну утверждать, что Булат Окуджава творит и существует к счастью для нас. Это не просто присутствие в национальной поэтической атмосфере некоего эталона, – он наш хороший знакомый, не кичащийся своей сердечностью, не выставляющий, как говорят американцы, «лучшую ногу вперед», он – человек, которого слава не сделала другим. Само присутствие великого мастера, создателя современной песенной классики в нашей жизни подобно ясному свету. Во всяком случае, каждый сочинитель, выступающий в песенном жанре, всегда может сверить собственные усилия с живым творчеством Булата.
Когда на аэродроме Внуково-2 под развевающимися флагами труженики почетного караула показывают удаль и молодечество под музыку композитора Окуджавы, я с улыбкой думаю о том, что мы привычно называем словом «время». Под музыку самоучки-гитариста, не знающего даже нотной грамоты, совершаются официальные государственные церемонии. Впрочем, свидетельство ли это успеха? Я совсем не в том смысле. Просто при этом всегда вспоминаются статьи о Булате в молодежной прессе с нарочито плохо скрытыми оскорблениями. Проходит почетный караул, вдрызг разбивая хромовыми сапогами тонкие лужи на бетонных плитах. Проходит время, разрушая «ошибочные представления и кучу мнимых аксиом». Сгнивают заборы на старых писательских дачах. Стареют телевизионные дикторы, облысели некогда кучерявые авторы самодеятельных песен. А песни остаются. Вот в чем счастье.
В одной из статей критик Юрий Карякин высказал замечательную мысль: Родиной для человека является не только та часть земли, на которой он родился и живет, но и Время, в которое он живет. В этом смысле я думаю, что та часть жизни, которая уже прожита нами, любителями песен Булата Шалвовича Окуджавы, кровно и неразрывно связана с его именем.
1984