• Мой край знаменит не лугами,
Не солнечных пляжей каймой,
Он больше известен снегами
И долгой полярной зимой.
• Дизель-бренди – спирт с бензином.
• Висит:
1) Капитан всегда прав.
2) Если капитан не прав, см. 1.
3) Учись на капитана.
• Запись в судовом журнале: Стоим на рейде. 1 – 5 град. Но вот пришли с берега и принесли. В общем, запись кончаю. Целую. Гена.
• Я не скептик, я курсант.
• Ну кто-нибудь, ну дайте ж валидолу!
• Ты помнишь – к нам приходил один пейзаж?
• Что такое экстра – понимаю,
Что такое сенс – не разберу.
Что такое поле – понимаю,
Что такое био – не пойму.
• Хрустота коленей и локтей.
• Еще не умерла Россия,
Покуда живы мы с тобой.
• И женщина, похожая на время года.
• И горизонт, задвинутый портьерой.
• Хоккей без травы.
• Как самому собрать телевизор? При помощи совка и веника.
• Мы боремся за мир. Нам нужен мир, и желательно весь.
• Председатель колхоза – запои. В конце запоев обязательно бежит в поле вешаться. Там у него для этого припасена специальная веревка, есть и замечательная береза, под которой в сенокосную пору любят отдыхать косари.
Весь колхоз уже только и ждет этого, сторожат, чтобы и вправду не повесился.
Председатель сам на своем «газике» пьяный приезжает к березе. В кустах уже ждут его пластуны. Как только председатель набрасывает веревку на шею, так из кустов выходит все население колхоза и с воем и плачем устремляется к нему, кричат: «Не надо, Сергей Федорович». Он делает вид, что не видит людей, прилаживает поудобнее веревку. Наконец обращает внимание на идущих, хмуро на них смотрит. Сам начинает плакать.
– Не любите вы меня, не любите, – бормочет он сквозь слезы.
– Любим, еще как любим! – утверждают подходящие к нему, а некоторые уже и на коленях.
– Не любите!
– Любим!
Дело кончается тем, что председателю подносят чарку. На этом запой и кончается.
• Секретарь Пензенского обкома о Салтыкове-Щедрине: «Так, понимаете ли, оклеветал область, а приходится юбилей праздновать!»
• – Вот все говорят – отец, отец. Я почитаю его, как отца, отмечаю его память. Он был чистым и честным человеком. Но он был фанатиком. Я не знаю, Юр, кем бы он сейчас стал.
• Он работает без отдыха, чувствует историческую обязанность. Маленькая комнатушка, вся забитая книгами и папками под номерами. И гантели. Он работает на вечность. Он не должен раньше времени умереть. Он пишет, пишет, потом поднимает гантели в перерывах.
• Булат поехал во Францию через Мин. культуры. Какая у вас ставка? Никакой. Ну, значит, вы еще останетесь должны нам.
Иваненко – тот самый герой Ивашкиады. Ну, мы для вас сделали невозможное – выбили для вас ставку Образцовой. Или Архиповой. То есть пополам – 50% себе, 50 – государству. Отдельное купе – купили два места.
• В дверях: «Ты меня целуешь?» – «Конечно. Условно».
• Они прожили уже три года. Он все время говорил: «Когда я слышу ее голос по телефону, я с ума схожу».
Он настаивал, что именно по телефону, хотя я тоже с ней говорил именно по телефону, и голос у нее неприятный и сухой.
• Когда Володя Смирнов уходит на работу и говорит Надежде (та закрыта в кухне с попугаем, который не любит, когда уходят): «Я пошел, Надюша», она ему отвечает: «Я рыдаю!!!»
• Письмо в ВАК: «Я ничего не хочу сказать плохого о соискателе. Вы просто вызовите его в Москву. Не задавайте никаких вопросов, просто поставьте перед собой, и вы увидите, какой перед вами стоит ишак».
• Волк в овечьей шкуре – чекист в дубленке.
• – Рабиновича можно?
– Он на даче.
– Он купил дачу?
– Нет, он на даче показаний.
• – Петька! Где мой белый «Мерседес»?
– Вон, Василий Иваныч, ссыть на лугу.
• Торт «Леонид» – без яиц и масла.
• Я помню, помню Котлас. Нары трехэтажные, потолок рукой достать.
• Дорогая редакция! Я себя чувствую, но очень плохо.
• Убить пересменщика. Любовь под вазами.
• Географы могут сколько угодно утверждать, что горы – это рельеф. Но мы-то знаем, что «лучше гор, – как сказал поэт, – могут быть только горы, на которых никто не бывал».
• Знание – сила, а сила есть – ума не надо.
• Речь на своих похоронах, записанная на пленку.
• Какие проблемы? Паричок простирнуть надо.
• Самодеятельные дети.
• Наше отечество – небо. Наша извечная тоска – тоска странника.
• Ласточка Толя и Слава задумали и давно готовили замечательный профессиональный номер. Суть дела состояла в том, чтобы перепутать багаж спецрейса, на котором прилетел министр иностранных дел, и на сорок пять минут получить в свое распоряжение шифровальные машины, которые он привез с собой для защиты своих переговоров с премьером. Репетировали два автобуса со слушателями высшей школы. Наконец, когда министр прилетел, все это и начали проделывать. Ласточка, в то время начальник таможни, крутился. На двух электрокарах были поставлены аккумуляторы с «Икарусов», и они с быстротой звука увезли шифровальные машины. Печати, способ упаковки, сургуч – все было уже известно. В машины вмонтировали сигнальное устройство, чтобы они работали в эфир. Ласточка стал получать на свою голову тумаки. Высшая школа, переодетая в носильщиков, действительно смогла создать бардак с багажом на несколько рейсов, два из которых были вообще фиктивными. Однако никто и не знал, что проводится операция. На Ласточку посыпались тумаки, майор из «девятки» орал, что его снимет, немец из безопасности тоже бегал, но, в общем, дело было сделано. Огромную работу в считаные минуты провели.
Это – театр. И пьеса написана с размахом, и есть завязка, кульминация и развязка, и актеры есть первых ролей, и статисты, и все понимающие постановщики, и ничего не понимающие простаки. А на балконе стоял главный режиссер спектакля Слава и посматривал и посмеивался.
Таким образом, во время переговоров были заранее известны все ходы противной стороны. Толя и Слава в мирное время за это получили по ордену Боевого Красного Знамени. Ласточке – хер. Но стерпелся.
Через год его жена, преподаватель ВГИКа, поехала на год в Италию и там по пьянке проболтала о своем муже любовнику. Феликса прогнали. Хорошо, что не убили, с печальной улыбкой сказал он.
• Грузин дал пять тысяч, чтобы его сын поступил в Москве в институт. Сын не поступил. Грузин возмущался: «Слушай, у них просто коррупция!»
• С глазами плохо стало. Денег совершенно не вижу.
• Блекло-серебряные крыши домов, крытых старой выцветшей дранью. Коршун, летающий над ранней зеленью поля, купающийся в солнце. Ветер, еще не ставший жарко-летним, клонит ясно-зеленые и желтые поля. Тень от облака, упавшая на половину леса. Серебряный самолетик, подбирающийся на взлете к темно-молочному брюху облака.
• Сила и разнообразие, разножанровость тех или иных увлечений объясняется иной раз – зачастую – часто – чаще всего – самым прозаическим образом. Прыщавый юнец пытается привлечь внимание окружающего пространства, выставляя в окно динамик радиолы. Гипертоникам нравятся горы, потому что в них свежо и прохладно. Сексуально неудовлетворенные стремятся к политической карьере, где власть над другими дает им то, что они не могут получать в постели при помощи личных качеств. Склонные совершать добро в конце концов становятся ленивыми и малоподвижными увальнями, прикрывая свою бездеятельность склонностью к скромности и всепрощению. Алкоголиками руководят ясные и сильные цели. В облике большинства родивших и малокультурных женщин сквозит наглость по отношению к отцу ребенка. (Теперь он – отец, куда он денется?) Они перестают обращать внимание на себя, выглядят неряшливо и готовы по любому поводу незамедлительно дать резкий бой. Близкие по отношению к близким совершают самые разительные и немыслимые ошибки.
• Он был настолько сутулым, что возникало желание немедленно проверить свои плечи.
• Надпись в уборной аэропорта «Борисполь»: «Счастливое очко, только сел с.ть, объявили посадку».
• Встреча альпинистов, вернувшихся с Эвереста. Эдик Мысловский в какой-то комбайнерскои сеточке, виднеющейся под пиджачком, растерянно улыбаясь, ходит между встречающими. Иногда на него почему-то все вместе налетают журналисты и, табельно пошутив в их куче (пальчик постригли немного), он снова бродит по кучкам и группкам людей с забинтованными кистями рук, со светло-коричневыми и растерянными глазами. Старый человек, худой, как мальчик, немало согнутый, с тонкой палочкой, но с веселыми глазами, ходит по всем встречающим, заглядывает всем в глаза и говорит:
– Никого не узнаю. Одни в очках темных, другие бороды отпустили.
Однако он не узнает потому, что просто время его ушло, просто старый он.
Некоторая ненормальность в прибывших была. Коля Черный, не взошедший честолюбец, шел мрачный, торопил время. С. Бершов вел себя как аргентинский футболист, забивший гол. Вскидывал руки, кричал, поднимал дочку над толпой и т.п. Эрик Ильинский, повиснув на плечах встречающих, с удивлением и любопытством и с какой-то насмешкой смотрел на все это иконописными горящими глазами. Славик Онищенко был просто рад. Сергей Ефимов (которого обком в полном составе готовится встретить в Свердловске) вдруг обнаружил в себе подъем и стремление к высокопарности, к откровенной комсомольской патетике. Женя Тамм был почти недоволен всем происходящим, зол на то, что осталось ТАМ, и с трибуны сказал:
– Мы не привыкли к таким встречам. Мы не хоккеисты, и подобная встреча у нас впервые.
И лишь зам Павлова остался верен себе и самому чиновничеству: сначала сообщив, что наша Родина выполняет продовольственную программу, он в итоге спутал имя-отчество руководителя экспедиции, даже не сообразив, что отец его – Игорь Тамм – один из семи нобелевских лауреатов нашей Родины – выполняет ныне продовольственную программу.
• У него были глаза сидевшего в лагерях человека – бесстрашные, веселые и боязливые.
• Наши дорогие руины альпинизма.
• Три войны по глупейшим поводам. Мир пал в моих глазах.
• Крейсер «Ворюг».
• Самолет Ташкент – Москва. Совершенно пьяные офицеры, летящие из Афганистана. Милиция обыскивает насчет оружия. «Мы устали от этого оружия, гранату тебе под яйца!» – «Я, между прочим, раненый». – «Если бы ты был там, где был я, ты бы не спрашивал». Какой город? Москва? А разве не Кабул? Отвратительное ощущение – расхристанные формы, галстуки на погонах, беспрерывно пьют из горла бутылок. Нервическое отчаяние, наглость убийцы.
• Я живу, чтобы жить, чтобы получать радость, а не оттягивать бесконечно момент смерти.
• Морально устойчив, хотя физически здоров.
• Друг Рябченко. Толстое тельце на худых ножках, точь-в-точь как рисовали Геринга времен войны.
• Дети ответработников, у которых в войну все ломилось от жратвы, играли «в горе», т.е. хоронили, закапывали, голодали.
• Тамада перед первой рюмкой говорит: «Нам предстоит большая пьянка. Давайте оглядим друг друга и запомним друг друга».
• Больной после инфаркта: «Ты мне привези зубную щетку, а то у нас завтра проверка будет, у кого что есть. Ну, привези, чего там! Я тебе на другой день ее отдам».
• Наша разница, Юрий Иосифович, в том, что вы уже перенесли инфаркт, а я все жду своего.
• Нинон в больнице: «Ты должен упасть на вершине, а не у дверей сортира!»
• Анна: «Папаню хватил инфаркт, весь гарем зашевелился».
• А вместо сердца – каменный топор.
• Что-то все время падает с неба – листы, дожди, чудеса, семена, снега, свет, слезы, самолеты.
• Да стул труднее списать, чем человека! У него есть инвентарный номер, и он в трех ведомостях. А человек что? Умер? Ну и привет.
• Старуха с молодой фигурой и с лицом, изъеденным морщинами, как высохший солончак. За ней шлепает коротконогий терьер, которому старуха властно приказывает:
– Р-Рольф!
Как мужу.
Внизу крупным мужским шагом с собакой ходит толстеющая сорокалетняя женщина в очках. Думаю, разведенная. Она грозно оборачивается на свою дворняжку, но та и носом не ведет, читая замечательные новости в осенней траве.
• Узбек, замдиректора студии, который знает наизусть «Мцыри» Лермонтова, которую он выучил наизусть на спор с учительницей, в которую был влюблен.
• Какой же это есть механизм в человеке, что я на тебя гляжу и не плачу?
• Обе речи на пленуме были тут же – через два часа – опубликованы, что вообще-то не принято, и так сложилось впечатление, что соперник генсека этого не ожидал.
• На работе у Нинон был митинг, но не по поводу смерти, а по поводу «поддержания спокойствия», «пресечения вражеских речей», против каких-то прогнозов по поводу состава правительства.
• – Проблема отцов и детей, – сказал Адамишин Саше, – заключается в разности оценок происходящих событий. Это банально. Но не банально то, что я тебе сейчас скажу, – никогда еще отцы не переходили на сторону детей. Всегда было наоборот – дети мучительно долго переходили на сторону отцов. Так вот – чем быстрее ты, мудак, поймешь и сделаешь это, тем для тебя же будет лучше!
• Не перебивай меня, то, что я говорю, – интереснее!
• От всей души и от себя лично…
• Ах, витязь, то была Наина! (А.Пушкин.)
• Все ему писалось. Диктовали разные люди, придерживавшиеся различных взглядов. Он все читал. Не только обращения к иностранцам (это называлось «переговоры»), но и, что поразительно, – к своим. «Я думаю, что мы должны одобрить этот документ». Все это писано, как в анекдоте: звонят в дверь, подходит ответработник, вынимает из кармана текст, разворачивает и читает: «Кто там?».
• Буш, вице-президент, выступает в аэропорту. Переводчика в том бардаке не нашлось, переводит подвернувшийся под руку случайный дипломат. Итальянцы Фанфани и Коломбо тоже слушают это: их не встретили, нет машины, и они томятся. Кто-то рядом спрашивает: «А кто это переводит?» Министр иностранных дел Италии мрачно говорит: «К сожалению, это итальянский посол».
• Похороны по ТУ. Опухшая Г.Л. с почти хозяйственной сумкой в руке. Все кричат – бриллианты. Распространились слухи, что за две недели до кончины летала она в Цюрих с одной маленькой «сумочкой». Теперь тоже с сумкой идет. Пьяненький, совершенно пьяненький до неприличия, Сергей Леонидович, строго поддерживаемый охранником, как-то порывается выпрыгнуть вперед, махнуть руками, как пьяный сапожник.
После парада войск стали подавать клану машины. Две «Чайки», «Волги» и внучку – канареечный «Мерседес», и еще другой «Мерседес». Все на глазах 35 тысяч зрителей, которые все еще держат в руках портреты покойного.
• Обсуждался 10 ноября вопрос замены концерта ко дню Сов. милиции фильмом. Все думали на Кириленко. Гена сказал:
– Вот если б главный дуба дал…
Сбылось.
• В конце репортажа о похоронах в кадр – общий план Красной площади – влетел совершенно черный ворон и полетел на камеру, все более укрупняясь. Наконец пересек кадр и скрылся. Тут и дали заставку, будто ждали этого ворона.
• Всех поразила энергия нового генсека, явная неимпровизированность происходящего и ощущение того, что он торопится и что у него есть некий план. Вообще время всколыхнувшихся надежд. И хотя надежды на надежды эфемерны, все равно ждем. Мой друг сказал:
– Так привычно было жить в говне. Никаких расстройств. А теперь сердечко встрепенется и упадет. Что тогда делать? Жизнь кончать тем или иным образом…
• Другой друг (фром киджиби) торопливо сказал: «Мы сейчас ничего не ведем, кроме самых срочных дел. Я позвонил всем своим (резидентам) и сказал – если ничего существенного нет, ничего не доносите. Некогда. Не до вас».
• Постоянство хорошо только в утреннем стуле.
• Мама про кота Шурика: «Он ко мне ломился. Всю ночь».
• – Что мне говорить?
– Говори правду. В правде никогда не запутаешься. Во лжи запутаешься всегда.
• Г. Волчек: «Лапина снимут – всех в ресторан зову!»
• Заговорили о Ленине, о бальзамировании, о фобах. Надежда Степановна сказала: «А склепы? Они туда своих родственников все подкладывают и подкладывают».
• Сохраняется крайняя напряженность, представляющая взаимный интерес.
• А руки-то, руки-то – из крыльев! Тот, кто думает, что из плавников, может отправляться к тритонам.
• Подохни ты сегодня, а я завтра.
• Низко пролетел Ил-18, вынюхивая курносым носом радиолуч дальнего привода.
• Он работает сейчас лейтенантом.
• У Нади попугай Рика кусается. Мать рассказывает. Надежда Степановна: «Зачем же в доме такого хищника держать?»
• Воздух был такой стоялый, такой штилевой, такой неподвижный, что дышать было невозможно. Казалось, то, что выдохнул, то обратно в легкие и тянешь.
• К вечеру стало подмораживать. Над вершинами сорокаметровых сосен, отягощенных снегами, начали открываться среди ночных облаков темно-синие бездны, полные лазерных звезд.
• Ангелина: «Не пьет, не курит, не гуляет, ничего!»
• К ним нельзя приближаться даже на расстояние телефонного звонка.
• Наступают праздники, время пищевых кошмаров.
• Надежда Степановна смотрит хоккей из Канады: «Безобразие! Все со жвачкой. При галстуке и со жвачкой!»
• – Рабинович, вы член партии?
– Нет, я ее мозг.
• – Как баба?
– Умная среди равных.
• Спасибо в стакан не нальешь.
• Я разговариваю с вертушкой, а вы тут хлопаете дверьми.
• Надежда Степановна смотрит бокс СССР – США.
Я: «Команда-то у них – одни негры». Н.С.: «Конечно. У них белые не дураки, чтобы себя подставлять».
• Если в Москве рекомендуют стричь ногти, на Украине начинают рубить пальцы.
• На прибрежных берегах Амазонки нам известно множество совершенно неизвестных племен.
• Мой друг на доске «Наши ветераны» увидел даму, которую он пользовал семь лет назад. «Как быстро бежит время!» – воскликнул он.
• Старый редакторский анекдот.
Автор принес фразу: «Граф повалил графиню на диван и стал быстро-быстро ее иметь».
– Хорошо, – сказал редактор, – однако хотелось бы как-то тактично ввести рабочую тему.
Автор добавил: «А за стеной в кузне ковали что-то железное».
– Очень хорошо, – сказал редактор. – Однако хотелось бы что-то о будущем сказать.
Автор принес: «Кузнец бросил деталь и сказал – х… с ней, завтра докую».
• Прохожий – фермеру:
– Разрешите, я пройду через ваш участок: мне нужно успеть на поезд 9.40.
– Пожалуйста, – ответил фермер. – А если вы встретите моего быка, вы свободно успеете и на поезд 9.15.
• В бухгалтерии «Правды» висит для алкоголиков-поэтов цитата: «Аванс – заедание будущего. (А. Лехов)».
• Лионские ткачи.
Катин похоронил мать и в жутком самочувствии вернулся в Париж, где ждали его жена, которая интриговала против него, и дочь.
– Я должен сменить обстановку: смерть матери – это жутко!
Поехали на юг на шикарном «Рено-9». Въезжают в Лион.
Дочь говорит матери тихо, интимно:
– Мне на экзамене попались лионские ткачи.
– Что, что? – спросил Володя. Он хотел включиться в разговор.
– Я не с тобой разговариваю, – сказала дочь. – Я разговариваю с мамой!
Катин:
– Я не нашел столба, чтобы вперить в него машину на скорости 200 миль в час: во Франции хорошие дороги.
• Детдом, тюрьма – и вот я с вами!
• Телогрейка – стопроцентный коттон.
• Анатолий Семенович – как персонаж пьесы. Он входит в комнату, где идет свой разговор, с той репликой или рассказом, которые он вспомнил. Полуслепой, не терпящий возражений, причем это у него видно не столько в выражении лица, которое довольно масочное, а в жесте, в фигуре, в движении, которое просто гротескно, почти балетно.
– Том! – открывая дверь, громким, уверенным голосом кричит он. – Ты, наверно, не знаешь, что в шестьдесят втором году я был в Париже.
Все замолкают и притихают.
– Это на час, – одними губами говорит Том.
Дед, на ощупь садясь в кресло, трогая его твердыми, тонкими, высохшими, почти костяными пальцами:
– Министр – тогда был еще Бакаев, – громовым голосом продолжает дед с огромными паузами, – разрешил нам из Соединенных Штатов Америки лететь через Париж. Конечно, мы полетели, но с разрешения министра.
Он рассказывает, как от Вечного огня прикурили американские солдаты.
– Откуда солдаты американские в Париже? Ты, папа, что-то путаешь.
– Не путаю! – отвечает дед. – Американские солдаты. Как же? Они же все против СССР.
Том умолкает с замечаниями.
– Ну вот, потом мы пошли в собор Святого Петра. Все еще раз пригнулись.
– Наверно, в Нотр-Дам, – подсказывает Том.
– Почему в Нотр-Дам? Нет, в Святого Петра, там, где Адам мраморный стоит.
– Святой Петр в Риме, папа.
Тут дед несколько застывает, как боец, пораженный пулей на бегу.
– Ну и что, что в Риме? Мы перенеслись в Рим. Как заходишь, тут стоит Адам мраморный, так ему весь ноготь отцеловали.
– Христос.
– Почему Христос? Адам.
– Чего же Адама целовать?
– Как чего? Прародитель наш. Святой.
– Какой же он святой? Грешник. Согрешил, и нас всех из рая изгнали.
– Не знаю, – охотно соглашается дед, – там у него весь палец отцелованный.
• Когда надеваешь очки, на свои же собственные пальцы смотришь, как в кино.
• Талант мне дан для того, чтобы ясно оценить степень собственной бездарности.
• – Годы постоянного, утомительного вранья, – сказал Леша, – отсюда постоянно плохое настроение. Случай с самолетом задевает фундаментальные позиции нашей страны. Это наши сбили его? Это ваши сбили! Мы поставлены просто вне международной морали.
• Фирма Сукин и Сын.
• Кто таскал царя за ушки? Ай – здрасьте!! Александр Сергеич Пушкин! Ай – бросьте! (Пионерская песня.)
• Умер дядя Миша. В похоронном бюро очередь в дверь. Подходит пожилой мужчина, трясется, с палкой в руке. Хочет войти. Две женщины бросаются, не пускают, кричат, как зарезанные, кричат сразу из мертвой тишины печальной очереди.
Молодая женщина с гладкой кожей лица, выцветшей от горя и лишений, бесконечного преодоления и невозможности увидеть хоть краешек счастья, и другая, с туповатым лицом работницы, – обе кинулись, крича «Тут живая очередь!» – замечательный пример слова.
– Я ветеран войны, – сказал пожилой человек с тем же самым выражением, с которым в уличном скандале человек выхватывает, как кинжал, удостоверение госбезопасности.
– У нас тоже ветеран! – визгливо воскликнула женщина и тотчас же выхватила из жалкой сумочки трясущейся синей рукой какую-то серую, жидкую книжечку.
Тут пожилой человек понял, что он должен прибегнуть к новой аргументации.
– Ваш лежит, – сказал он, – а я стою, еще живой!
– Ты стоишь, а наш тухнет!
Тут после этого ответа живой ветеран войны уступил позиции родственникам мертвого. Отступил фактически, шагнув назад. Обе женщины встали с обеих сторон двери. Как часовые у Мавзолея. Кафка!
• Ира С, красивая и блядовитая на вид жена спортивного чиновника, рассказывает о своих жизненных трудностях:
– Вы себе не представляете. Он – охотник. Это хуже алкоголизма. 200 дней в году он на охоте. Представляете? И ему нужно охотиться не только здесь. Он ездит на охоту и на Север, и в Крым, и на Карпаты. У нас вечно живут какие-то егеря. Он им все обещает. Хозяюшка, икра-то есть? Ну есть, конечно, полуторалитровая банка. Он садится и съедает полбанки. Я в ночной, извините, рубашке. Он ест икру и чавкает. Другой приезжает – у него язва. Он, кроме икры и коньяка «Наполеон», вообще ничего есть не может. Я с утра до ночи стою у плиты. Вы знаете, что такое ощипать гуся?
– Кошмар, – сказала Нинон.
– Кошмар, – подтвердила Ирина.
• Рассказы B.C. Работникова. Он врачевал после войны в Карпатах. Предыдущий доктор убит через стекло. Почему? Никто не знает. Но шепчут – бендера.
Однажды под ночь в открытое окно заглядывает бородатое страшное лицо: «Пан доктор! Трэба в лис ихать!»
Я понял, что ехать действительно нужно. В темноте у больницы стоит телега, в ней еще мужик. Сел. Поехали. Молчим. Хоть и темно, но мне завязали глаза. Приехали: костер, какой-то угол сарая, лежит мужик с огнестрельным ранением бедра. «Помогите, пан доктор».
Я сказал, что нужно ехать в больницу, здесь я ничего сделать не смогу. Снова поехали на этой телеге, уже с раненым, снова, хоть и ночь глубокая, с извинениями мне завязали глаза.
В больнице я сделал ему операцию, и два бородатых лица смотрели в окно операционной комнаты. Раненый, матерый сорокалетний мужик, вел себя очень мужественно. Казалось, два лица за темным окном ему придавали силы. Еще не застыл гипс, как он попытался встать… Работников оставлял его, но оба его товарища да и он сам не соглашались. Они уложили раненого на телегу и увезли. Через некоторое время неизвестная привезла доктору двух поросят и немного картошки.
• Серое море было сплошь в морщинах, как кожа старого слона.
• Три спортсмена выиграли по миллиону долларов. Американец: куплю бензоколонку. Француз – бистро. Русский:
– Отдам долги.
– А остальные?
– А остальные подождут.
• Так и идем мы – три инфарктника. Скоро расставаться. Женя – он анестезиолог в онкологическом центре – говорит:
– Ну что, ребята, не дай, конечно, бог, но если насчет онкологии – пожалуйста.
– А если насчет переписи пленок – ко мне. У меня «Шарп» хороший.
– А я что? – говорит Даня. – Кран «Като» вам никому не нужен? Ну, если кому на участке скважину пробурить – пожалуйста.
• Два чукчи:
– Что-то меня Гондурас беспокоит.
– Беспокоит? Не чеши.
• Жванецкий после выступления в ЦУПе был в час ночи потащен на квартиру к кому-то из местных властей.
– Я тут, рядом! У меня жена внизу. (Где внизу? Выяснилось – в магазине работает.) Мы тут никому не помешаем, – все это разрезая колбаску и выставляя водку.