Они сидели в баре у Алана, много пили и веселились.

— Н-да, сбежал наш Штибер, видно, почувствовал что-то!.. Нюх у него — дай Бог всякому! А жаль: о-очень бы мне хотелось с ним побеседовать! — последние слова Алан произнёс угрожающе.

— Хуже всего то, что установку свою он успел забрать с собой, — с сожалением сказал Саймон. — Пока она с ним — опасность продолжает существовать.

— И вашу какую-то штуку прихватил, да? — спросил Фрэнк.

— Ерунда, — отмахнулся Саймон, — в два счёта новую соберу!

При этих словах в баре воцарилось напряжённое молчание.

— Да нет, — сконфуженно поправился Саймон, — я имею в виду — не здесь, а когда в институт вернусь!

Все облегчённо вздохнули.

— Мистер Саймон, — спросил его Дик Сандерс, — а что вы говорите про опасность?

— Да, — подхватил Алан, который прибивал к стене плакат «Ругаться запрещаю!», — что вы конкретно имеете в виду?

— А вот как раз это, — кивком показал на плакат Саймон. — Теоретически, профессор может сейчас скрываться неподалёку где-нибудь в горах. Попробуй, найди его там! У него есть его установка и мой улавливатель. Значит, он может проводить улавливание отрицательного биополя и делать его накопление. А поскольку я ничего не могу сделать в противовес ему, все мы оказываемся беззащитны.

— Так что же, ничем нельзя защититься? — спросил Фрэнк при вновь наступившем молчании.

— Выход есть, и он очень прост, — пожал плечами Саймон и снова кивнул на плакат, — не ругаться и вообще не проявлять никаких злобных эмоций. Тогда профессору просто-напросто нечего будет улавливать, и его установка будет похожа на автомат без единого патрона.

— Так это что же, — растерянно сказал Патрик, — выходит, уже и ругнуться нельзя? То есть, предположим, проедет мимо меня на машине Уолтер и, как прошлым летом, меня водой из лужи обрызгает, а я ему ни слова не скажи? Ох, ну, попадётся мне этот Штибер, я его…

И он, сообразив, тут же прикрыл рот рукой.

— Да мы-то ещё ладно, — со смехом сказал Фрэнк, — как-нибудь удержимся. А жёны наши? Вот ты, Патрик, придёшь домой пьяный и попробуй объяснить своей Трэйси, что ругаться нельзя!

Раздался общий громовой хохот. Но тут, перекрывая его, прозвучал истошный вопль Алана. Все обернулись на него и увидели, что тот скачет на одной ноге, обхватив другую руками и шипя от боли.

— Ах, чтоб тебя… — заорал, было, он, но тут же все встревоженно закричали:

— Тихо, Алан, не смей!

Гримаса боли на лице Алана сменилась понимающим выражением, он сделал успокаивающий жест рукой, поднял с пола молоток, нежно погладил его и ласково спросил:

— Ты не очень ушибся об мою ногу, дружок?