— Дедушка! Дедушка! Расскажи сказку! Дедушка!..
Крошки-упырешки весёлой гурьбой влетели в склеп, и тот мгновенно наполнился их звонкими, жизнерадостными голосами.
— Деда! Сказку!..
Дедушка-вампир, кряхтя, сдвинул утеплённую крышку гроба, с грустью посмотрел на недочитанную газету и послал всех к бабушке.
— А бабушка говорит, что она тебя в гробу видала, и ты там целый день лежишь со своей газетой и ничего ей по дому не помогаешь!..
— Ох, детки, — проворчал дедушка-вампир, садясь в домовине и поглаживая костлявой рукой кудрявые затылки внучат. — Сколько из меня крови ваша бабушка попила… Ну да ладно, это всё присказка, а сказка будет впереди…
…В некотором царстве, некотором государстве, в тридевятой галактике на спиральном витке, у далёкого созвездия Гончих Близнецов жили-были пришельцы. То есть сами себя они, конечно, пришельцами не считали и даже обижались, но раз уж к нам на Землю пришли — значит, пришельцы, и всё тут. Теперь не отвертятся.
Жили-были там неподалёку ещё одни, полупришельцы, из Сигмы Козлолебедя, только те шли к нам, шли, да так и не дошли, потому и зовут их — полупришельцы, или даже недошельцы, и больше мы о них вспоминать не будем.
Так вот, эти самые, которые из Гончих Близнецов, а в просторечье — гоблинцы, были сплошь членистоногие, членистоносые, членистоухие, и весь этот многочлен равномерно зелёного цвета. И хотели они, стервецы, матушку нашу Землю вставить себе в Галапендрию (Галактическую Империю, по-гоблинцовому) в виде членика, да такого маленького, что ни в сказке сказать, ни пером описать, а всё равно обидно.
Наши, земляне, их сперва послали куда следует — да только те слетали быстренько на подпространственных по указанному адресу и вернулись нервные, обозлённые и в сопровождении трёх крейсеров, двух линейных и группы мелкой поддержки. Вот тогда-то и пришлось по поводу членства принудительного собирать два секретных совещания.
Первое, ясное дело, в ООН. Русские с американцами кричат, что надо бы по агрессору ядерной дубиной шандарахнуть, а то сокращать дорого и жалко; а остальные ответных мер опасаются — и добро б ещё по русским или дяде Сэму, а так ведь сгоряча и Люксембург какой-никакой зацепить могут!..
А второе совещание в Ватикане состоялось. И собрались на него иерархи христианские, а также всякие прочие с правом голоса совещательного, и порешили святые отцы паству свою, без различия вероисповедания, немедля призвать к священной войне супротив антихриста членистого до победного конца, прости Господи…
Вот только гоблинцы, плесень зелёная, совещания эти оба просканировали и поразились немало, поскольку были поголовно отъявленные монархисты, атеисты, материалисты и полиморфисты.
Запросили они центральный бортовой компьютер, что по части примитивных культур считался большим докой, и с его подсказки объявили себя ангелами Господними — да иерархи тоже не лыком шиты! Мигом обман разоблачили, анафеме предали и по телевидению заявили, что наш Бог с нашим Дьяволом как-нибудь уж сами договорятся, без посредников самозваных!..
И созрел тогда у гоблинцов коварный план…
* * *
…В Риме, в соборе Святого Петра, шла проповедь. Его Святейшество папа Пий XXIV стоял на кафедре, и пятеро кардиналов шелестели вокруг понтифика малиновым шёлком сутан.
— Близится Судный день, дети мои, и грядёт…
Точную дату Судного дня папа Пий назвать не успел.
Входная дверь с грохотом распахнулась, лучи фонарей ударили в глаза главе христианского мира, и в проёме выросли гоблинцы с излучателями в верхних членах рук.
«Психообработка… — обречённо подумал папа Пий. — Галлюциногены, облучение, и через неделю я призову наивных верующих к отречению и смирению… Изыди, Сатана!..»
Его размышления прервал властный бас кардинала Лоренцо:
— На колени, дети мои!..
И когда агнцы божьи послушно рухнули на колени, его преосвященство неприлично задрал сутану и выхватил из-под неё старый добрый «узи» калибра девять миллиметров, оставшийся у кардинала со времён его службы в морской пехоте США.
— Аминь, сволочи!
Рука не подвела отставного сержанта Лоренцо. И святые с фресок Микеланджело с завистью покосились на новый аргумент в деле веры.
— Отпускаю тебе грехи твои. — Папа Пий торопливо осенил сообразительного прелата крестным знамением и нырнул в дверцу за кафедрой.
…А потом мелькали повороты, тайные переходы, липла на потное лицо паутина тоннелей, и в конце концов понтифик осознал, что он один. Группа прикрытия — три кардинала помоложе и епископ Генуи — осталась далеко позади, и папа Пий, задыхаясь, бежал по ночному Риму, спотыкался о вывороченный булыжник окраин, пока не остановился у чугунной ограды кладбища Сан-Феличе.
— Неисповедимы пути Господни… — хрипло прошептало загнанное святейшество и потянуло на себя створку ворот.
Зловещий скрип распилил ночь надвое…
* * *
…Вампир Джованни, старожил кладбища Сан-Феличе, был крайне удивлён, обнаружив у своего родного склепа странного незнакомца.
«Зомби…» — подумал Джованни. Он слыхал, что где-то в Африке у него есть родня, но внешний вид зомби представлял себе слабо, поскольку не выезжал никуда дальше Флоренции.
— Ты кто? — осторожно поинтересовался Джованни, прячась в тень и натягивая верхнюю губу на предательски блестевшие клыки.
— Папа я… — донёсся ответный вздох.
— Чей папа?
Джованни очень боялся шизофреников и маньяков, в последнее время зачастивших в места упокоения.
— Римский… Пий Двадцать четвёртый. В общем, моё святейшество…
Джованни расслабился и вылез из укрытия. К обычным психам он всегда относился с симпатией.
— Очень приятно. А я — Джованни. Вампир. Какие проблемы, папа?
И затравленный понтифик, повинуясь неведомому порыву, рассказал ему всё…
— Ну и что? — недоуменно пожал плечами Джованни в конце сбивчивого повествования. — Мне-то какая разница? Попил красной кровушки — теперь зелёную пить стану… Всё разнообразие, а то желудок что-то пошаливать стал. Ведь знал же, что нельзя наркоманов трогать…
— Креста на тебе нет! — озлился папа Пий, хлопая тиарой оземь. — Как у тебя только язык повернулся!..
— Ты за язык мой не беспокойся! Он у меня поворотливый!.. А креста, понятное дело, нет, откуда ж ему взяться, кресту, ежели я — вампир?
— Ну вот! А я тебе о чём толкую?! Ты же наш, здешний, земных кровей… В смысле — нелюдь. Я, значит, людь, а ты — нелюдь. Единство и борьба противоположностей. А эти — пришельцы! Чужие то есть, инородцы!
— Инородцы?!
Хриплый запойный бас колыхнул воздух склепа, и в дверях возникла нечёсаная голова с красным носом картошкой.
— Где инородцы?! Сарынь их на кичку!..
Надо заметить, что третьего дня к Джованни приехал погостить закадычный приятель — упырь Никодим из далёкой Сибири. Как он там сохранялся в вечной мерзлоте и чем питался в своей тундре — этого никто доподлинно не знал, но отношение Никодима к инородцам было в упыристической среде притчей во языцех.
Джованни едва успел ввести друга в курс дела, как темень кладбища Сан-Феличе прорезали ослепительные лучи прожекторов.
— Это за мной, — сказал папа Пий, грустно глядя на патруль гоблинцов. — Прощайте, ребята. Рад был познакомиться…
— Что?!
Грозный рёв Никодима сотряс решётки ограды, и из-под его распахнувшегося савана выглянул краешек тельняшки.
— Да чтобы мы своего, кровного, этим двоякодышащим отдали?! Век мне гроба не видать! Ваня, чего рот разинул — подымай ребят! Неча по склепам отсиживаться, когда Родина-мать зовёт!..
— Си, синьор колонело! — вытянулся во фрунт просиявший Джованни и сломя голову кинулся к ближайшей усыпальнице, откуда высовывалась чья-то любопытная физиономия.
А Никодим уже выцарапывал на извёстке стены крупными буквами: «МЁРТВЫЕ СРАМУ НЕ ИМУТ!»
* * *
На следующее утро большинство газет вышло под заголовком: «Римское кладбище Сан-Феличе — последний оплот человечества!..»
И во многих газетных киосках мира по ночам слышались осторожные шаги, и отливающие алым глаза бегали по мелкому шрифту строчек…
Вскоре в Рим прибыла интернациональная бригада: Упырявичюс, Упыренко, д'Упырьяк, Упыридзе, Упыйр и интендант Вурдман. Последний немедленно переругался с Никодимом, не сойдясь во взглядах на распятие Христа, и папе Пию пришлось мирить скандалистов, ссылаясь на прецеденты из Ветхого и Нового Заветов.
Внутренние разногласия прервало появление полуроты гоблинцов, встревоженных пропажей патруля. Они рассыпались цепью и принялись прочёсывать кладбище в тщетной надежде найти и поставить на место строптивого наместника Святого Петра.
Понтифик был надёжно укрыт в одной из усыпальниц, а патриоты переглянулись и принялись за работу.
Мраморные ангелы надгробий с любопытством наблюдали за происходящим в ночи, напоминавшим сцену из эротического фильма, которые ангелам смотреть не рекомендовалось. Всюду мелькали тени, они сплетались, падали в кусты сирени, из мрака доносились сосущие звуки, причмокивание, стоны и слабеющие возгласы на трёх галактических наречиях…
Это повторялось несколько ночей подряд — дневные поиски неизменно терпели фиаско, а эксгумация не давала никакого результата, — и вскоре командование пришельцев забеспокоилось всерьёз.
И было отчего…
Укушенные гоблинцы на следующий день становились убеждёнными пацифистами, отказывались строиться по росту, вели пораженческую агитацию, топили в сортирах казённое оружие и ко всем приставали со своими братскими поцелуями — что грозило эпидемией.
Тем временем Никодим и компания успели убедиться в том, что зелёная жидкость, текущая в венах оккупантов, похожа на ликёр «бенедиктин» не только цветом. Это, видимо, было связано с системой кровообращения пришельцев, напоминавшей в разрезе змеевик.
Так или иначе вылазки участились, а в перерывах можно было видеть покачивающихся борцов за независимость и лично Никодима, пляшущего под колоратурное сопрано Джованни:
Потом Джованни сбивался на «Санта-Лючию» и лез к папе Пию с заверениями в дружбе до гроба.
На распоясавшихся упырей явно не было никакой управы, но понтифик понимал — долго так продолжаться не может. Слишком хорошо был ему известен алчный и вероломный характер рода человеческого…
* * *
Папа как в воду смотрел. Через неделю явилась к пришельцам некая склизкая личность. Разговор проходил при закрытых дверях, но кто-то из гоблинцов по незнанию забыл запереть окно, и большая летучая мышь с подозрительно невинными глазками впорхнула в комнату и притаилась в углу за портретом Леонардо да Винчи.
— …да ваши бластеры, господа, им ведь что мёртвому припарки! Пульку из серебра вам надобно, колышек осиновый да чесночка связку! Так что меняемся, ваше многочленство: — я вам технологию нужную, а вы мне — награду обещанную. Золотишко, брильянтики, а перво-наперво — цистерну коньяку самолучшего, да чтоб звёздочек на пол галактики хватило!..
Мерзкий человечишка хихикал, плевался слюной, и каждым своим члеником внимали гоблинцы словам предателя…
* * *
— Кто там?! — в страхе воскликнул человек, садясь на смятой постели.
— Кто там, кто там… — пробурчали из темноты. — Мы там… Только уже не там, а тут…
Предатель мгновенно протрезвел, да всё напрасно, потому что через секунду он сам уже был — «там».
Никодим отошёл от кровати и долго отплёвывался, полоща рот дарёным коньяком.
* * *
…Гоблинцы старались вовсю. Спешно отливались драгоценные боеголовки, лазерные пилы валили осины одну за другой, на глайдерах устанавливались реактивные колометы — приближалось время решающей битвы.
* * *
— Плохи дела, папаша, — мрачно возвестил Никодим, вваливаясь в склеп, служивший резиденцией опальному понтифику. — Продали нас. Вредитель один, земля ему пухом… Теперь жди неприятностей.
— Передатчик бы нам, — вздохнул папа Пий. — Подмогу бы вызвали. Только где её найдёшь, подмогу эту?..
— Подмогу? — задумчиво оскалился Никодим. — Дело говоришь, батя… Вот только поспеют ли? Ну да ладно, полезли наружу.
— А у вас что, и передатчик имеется?
— Имеется, имеется, — заверил папу вошедший Джованни. — Давайте, ваше святейшество, поторапливайтесь…
Через пять минут они уже стояли в западной части кладбища.
— Эй, Антонио! — постучал Джованни когтистым пальцем по одному из надгробий. — А ну вставай, проклятьем заклеймённый!..
— Чего тебе? — донёсся из-под земли недовольный голос.
— Говорю, вылезай! Голова твоя нужна!
— Как баб водить — так Антонио на стрёме, а как голова… — забубнил под плитой сердитый Антонио, но Никодим перебил его:
— Слышь, Тоша, если ты немедленно не угомонишься и не вылезешь, я тебя лично за ноги вытащу, и тебе тогда тот свет этим покажется…
Папа машинально перекрестился, и Джованни шарахнулся в сторону.
— Вот ведь приспичило, и отлежаться не дадут…
Плита приподнялась, и в чернильном проёме образовался сутулый скелет с кислым выражением черепа.
— Пойми, Тоша, — проникновенно заявил Никодим, — нам сейчас башковитый мужик во как нужен!..
— Да ладно, — застеснялся скелет. — Берите, раз надо…
И снял череп, протягивая его Никодиму.
— Где Вурдман?! — заорал довольный упырь, поглаживая Антонио по гладкой макушке. — Где эта морда…
— Сам дурак, — перебил его обидчивый Вурдман, появляясь невесть откуда. — Уже и родственников проведать нельзя… Держи, матерщинник!..
Никодим взял у него пару посеревших от времени берцовых костей и сложил весь комплект на плите.
— Связист! Давай сюда!
Прибежавший на крик тощий очкарик Упырявичюс ухмыльнулся, взял кости и принялся бодро отстукивать на широколобом черепе Антонио нечто среднее между морзянкой и тарантеллой.
— Да не колоти так — больно же! — поморщился череп, но на него не обратили никакого внимания, и он обиженно смолк.
Сигналы непокорного кладбища Сан-Феличе стремительно понеслись к Луне, отражаясь от её диска и достигая в падении многих областей Земли; и в тех местах зашевелился рыхлый грунт, дрогнули древние курганы, заскрипели прогнившие кресты и со скрежетом стали подниматься тяжёлые могильные плиты…
* * *
— Полундра! — внезапно прервал Никодим сеанс связи. — На подходе оккупанты! Папу — в укрытие, остальным занять позиции! Не боись, братва, — хлебнём зелёнки напоследок!..
Спустя мгновение глайдеры противника уже утюжили серебряными пулями последний бастион свободомыслия. Рявкали кассетные колометы, осина косила защитников одного за другим, и удушливое облако чесночного запаха поползло над трясущейся землёй. Героические нетопыри бились грудью в защитные колпаки машин, и в сполохах стала отчётливо видна фигура Никодима, стоявшего под пулями в полный рост и выкрикивавшего сорванным голосом:
— Ни шагу назад! Велика Земля, а отступать некуда! Кто знает заклятия — сбивай паразитов!..
Высунувшийся Вурдман торопливо забормотал что-то на иврите, но это не возымело особого действия.
— Раскудрить твою через коромысло в бога душу мать триста тысяч раз едрену вошь тебе в крыло и кактус в глотку! — взревел разъярённый Никодим.
— Аминь, — робко добавил из склепа папа Пий.
Гремучая смесь иврита и латыни с чалдонским диалектом вынудила два глайдера взорваться прямо в воздухе.
— Парни! — неожиданно крикнул из окопа охрипший Упыренко. — Они пёхом прут!..
— Вперёд! — заорал Никодим, вспрыгивая на бруствер и разрывая на груди полуистлевшую тельняшку. — За мной, братва! Покажем членисторогим, как надо умирать во второй раз!..
И за широкой спиной Никодима встали во весь рост черноволосые вампиры Флоренции и Генуи, горбоносые упыри Балкан, усатые вурдалаки Малороссии и Карпат…
Они шли в свою последнюю атаку.
Многоголосый рёв раскатился неподалёку за южными склепами, рёв сотен глоток, и Никодим на мгновенье обернулся — и застыл, недоумённо глядя на стройные колонны, марширующие к кладбищу Сан-Феличе от дальних холмов.
Они услышали. Они успели вовремя.
Якши Фуцзяни и Хэбея, зомби Бенина и зумбези низовий Конго, алмасты Бишкека и тэнгу Ямато, ракшасы Дели, гэ Ханоя, гули Саудовский Аравии, уаиги Осетии, ниррити Анголы, полтеники Болгарии, бхуты Малайзии и Индонезии…
— Наши… — шептал Никодим, закусив губу прокуренными клыками, и по небритым щекам его бежали слёзы, — Наши идут… Вот она, международная солидарность, вот он, последний и решительный…
Джованни молился.
Ряды гоблинцов смешались, и пришельцы стали беспорядочно отступать к своим кораблям.
— Ага, гады, не нравится! — Никодим мёртвой хваткой вцепился в обалдевшего от ужаса захватчика. — Пей до дна, ребята!..
Серое небо почти одновременно прочертило несколько огненных столбов — гоблинцы в панике стартовали, спеша унести дрожащие члены ног.
И тогда навстречу им побежал маленький лысый еврей, путающийся в длинных полах старомодного одеяния; а за ним, словно на привязи, неумолимо надвигался Огненный Столп Иеговы.
«Дядя…» — ошарашенно пискнул Вурдман, но великий каббалист раввин Арье-Лейб даже не обернулся, увлечённый преследованием.
Ослепительная вспышка озарила Землю, и с нашествием было покончено.
* * *
— А дальше?!
— Дальше…
Дедушка встал, и на его саване тускло блеснули медаль «За оборону Земли» и почётный знак «Вампир-ветеран».
— Дальше как обычно. И стали они жить-поживать…
— И гематоген жевать! — хором закончили сияющие внуки.
Дедушка счастливо улыбнулся и направился к наружной двери склепа, где в почтовом ящике его уже ждала корреспонденция: муниципальный еженедельник «Из жизни мёртвых», научно-популярная брошюра «Светлая сторона склепа» и письмо.
Забрав почту, дедушка прошлёпал к холодильнику и извлёк из него пузатую бутылку с надписью на наклейке: «Кровь консервированная с адреналином. Пить охлаждённой». Один из внуков потянулся было за другой бутылкой, с тёмно-зелёной жидкостью, но старый вурдалак строго одёрнул неслуха и захлопнул дверцу.
— Мал ещё! Нечего к хмельному приучаться! Это от тех… залётных… Вроде контрибуции. Этим самым и берём…
Он приложился к первоначально выбранной посудине и, сделав основательный глоток, довольно крякнул:
— Хорошая штука, однако, с адреналинчиком. Бодрит! И для здоровья полезно…
Обиженный внук включил телевизор, и бодрый голос диктора сообщил:
— А сейчас в эфире передача «Для тех, кто не спит вечным сном…»
Дедушка расположился в кресле, убавил звук и распечатал письмо, написанное неустойчивым детским почерком и начинавшееся словами:
«Дорогой дедушка Никодим! Пишет тебе девочка Варя из твоего родного села Кукуйчиково. Я хочу быть такой, как ты, и когда вырасту большой…»