Мы почти на месте, — сказала я.

Мы перестали бежать еще несколько минут назад, чтобы перевести дыхание. Кайл не разговаривал с тех пор, как угрожал убить меня, только продолжал пялиться, как будто у меня выросла вторая, а то и третья голова. У меня было полным-полно вопросов, но они пока могли подождать.

Мы, наконец, достигли горчично-желтого дома под щипцовой крышей на другой стороне железнодорожных путей и следовали по дорожке из небольших камней вокруг задней части дома к ряду люков, которые были разрисованы черным. Надпись спереди выпуклыми белыми буквами гласила: «Замок Курда». Я дважды ударила по дверце и стала ждать. Спустя несколько секунд с пронзительным грохотом двери открылись, и высунулась колючая голова в белую и фиолетовую полоску. Курд. С кивком и слишком нетерпеливой улыбкой он махнул нам проходить внутрь, будто ждал нас.

Мы спустились по темной бетонной лестнице и вошли в тускло освещенную комнату. Здесь было на удивление чисто, ничего из привычных предметов, которые вы ожидаете увидеть, входя в комнату семнадцатилетнего парня, не было видно. Никаких тарелок с недоеденной едой или пустых банок от содовой. Ни разбросанной груды видеоигр или журналов. Не было даже постеров с обнаженными женщинами в непристойных позах на стенах. Не то чтобы Курд не был кобелем. Место могло выглядеть чисто, но пахло сексом и шмалью.

Кёрт Курдей, Курд для его обожаемой публики, был парнем хоть куда для любой вечеринки. Конопля, шмаль, экстази — Курд мог получить все. Большое имя на тусовках и товарищ тех, кто старше, Курд был одним из организаторов Самрана. Вечеринка, одна из самых больших тусовок в четырех странах, была через неделю, так что Курд был занятой парень.

— Дэз, детка. Я был бы более счастлив тебя видеть, если бы ты не притащила с собой питомца. — Он провел пальцем по моей руке, а затем закрутил прядь моих волос вокруг своего большого пальца. — Но, эй, я за любой шухер.

— Это не светский видит, Курд. — Я взглянула на Кайла. Он стоял, вытянутый словно струна, у двери, глаза зафиксированы на пальце Курда, пробегающем по моей коже. Его пристальный взгляд достиг моего, и я почувствовала, как дрожь пробежала по позвоночнику. Избавившись от нее, я отошла подальше от Курда. — У меня снова некоторые проблемы с отцом. Мне нужно место, чтобы залечь. Ты был ближе всех.

Он бросил на меня разочарованный хмурый взгляд и плюхнулся на диван, забросив ноги на маленький неустойчивый столик.

— Не беспокойся, детка. За каким занятием тебя поймали на этот раз?

Я изобразила хитрую улыбку и пожала плечами.

— Ох, ты знаешь, как обычно. — Я указала большим пальцем назад, на Кайла. — Что могло взволновать отца, обнаружившего полуголого парня в спальне дочери? — Я надеялась, что это объяснило бы одежду Кайла, одежду, которая, очевидно, была не его.

— Вот маленькая чертовка. — Он послал мне преувеличенный поцелуй. Усмешка, которая сказала мне, что он представлял себя на месте Кайла, проскользнула по его губам. — Скажи-ка мне снова, почему мы еще не замутили?

Я села на стул напротив него.

— Мне не нравятся дилеры?

— Ах, да, верно. Как я мог забыть? — Он кивнул в направлении Кайла. — Кто у нас немой?

— Курд, Кайл. — Я махнула в сторону Кайла. — Кайл, Курд.

— Я коснулся тебя, — спустя какое-то мгновение Кайл нарушил молчание.

Курд хихикнул.

— Если ты был в ее постели, я действительно надеюсь, что ты не касался сам себя. — Он повернулся ко мне, приподняв правую бровь. — Он особенный?

Я уставилась на него.

Он пожал плечами.

— Ребят, пить хотите? Я пойду, найду содовую или что-нибудь покрепче?

Я вздохнула и сказала:

— Содовая в самый раз.

Кайл наблюдал, как Курд исчез на узкой лестнице, ведущей на первый этаж, и шагнул вперед. Он повторил свою предыдущую фразу.

— Я коснулся тебя.

— Да, — все, что я смогла выдать. Его голубые глаза прикрепили меня к стулу. Запутанные эмоции бушевали в голове. Я разрывалась между проверкой выходов на мужчин в странных костюмах и оправданием Кайла. А затем я вспомнила отца и пистолет…

— Ты все еще жива.

— А не должна?

Снова был этот взгляд. Как будто он стоял в присутствии какого-то мистического существа и был награжден годовым исполнением желаний. От этого я чувствовала себя некомфортно. Не то чтобы я не пользовалась тем, что на меня пялились, и, если честно, я выполнила свою долю пристальных взглядов сегодня ночью, но это другое. Настолько насыщенный, какого я не ощущала никогда.

Он сделал еще шаг, слегка наклонив голову.

— Этого никогда не случалось. Никогда. — Он потянулся ко мне, мгновение колебался перед тем, как отвел руку. — Могу… Могу я коснуться тебя снова?

Вероятно, я должна была быть сбита с толку таким вопросом. В любой другой день была бы, но глаза Кайла искрились удивлением и любопытством. Холодное выражение лица, которое у него было в моем доме, ушло. Его голос был мягок, но в нем присутствовала глубокая тоска, от которой у меня во рту пересохло. Я засунула свой дискомфорт подальше, кивнула и встала.

Для большого парня он двигался на удивление быстро, обойдя кофейный столик и становясь напротив меня. Близко. На расстоянии одного дыхания. Я ожидала, что он обхватит мое запястье или, может быть, руку, но вместо этого, он дотянулся своей правой рукой до моего лица.

— Ты такая теплая, — сказал он с трепетом, его большой палец оставил легкий след под моим глазом, как будто убирая слезу. — Такая мягкая. Я никогда не ощущал ничего подобного.

Как и я. Его большой палец, едва скользящий по моей коже, оставлял след из теплых покалываний, которые распространялись по всему моему телу. Его дыхание, мягко касающееся моего носа и лба, было теплым и сладким, почти головокружительным.

Громкий звон прогремел наверху, Курд, должно быть, пролил что-то, вырывая меня. Я прочистила горло.

— Мм, спасибо?

— Ты помогла мне сбежать от Кросса, — произнес он, шагнув назад. — Я пытался убить тебя, а ты помогла мне сбежать. Почему?

Я пожала плечами.

— Мой отец — придурок. Выводить его из себя — мое хобби. Кроме того, ты не пытался на самом деле меня убить. Ты был напуган.

— Я не бываю напуганным.

— Все бывают напуганы.

Сейчас было не время для споров. Мне нужны ответы. События начинали вращаться на подкорках мозга. Странные телефонные звонки глубокими ночами. Странно отрегулированные по времени походы в офис. Все то, на что я обращала внимание, неожиданно подняло красные флаги.

— Ты сказал, мой отец был убийцей. Это своего рода эвфемизм, да?

— Я одно из его оружий.

— Оружий?

— Он использует меня.

То, как он это сказал, бросило меня в озноб. Жутковато на этот раз.

— Для чего? Шпионить за клиентами другой стороны?

Даже при том, что я знала, отец был сейчас очевидным лицемером, мое подсознание отчаянно пыталось держаться за веру, что отец — адвокат.

— Нет.

Я раздраженно сложила руки.

— Тогда дай мне подсказку. Что ты такого делаешь для папы?

Делая два шага вперед, глядя на меня ярко-голубыми глазами, он мягко произнес:

— Я убиваю для него.

Я моргнула и попыталась представить отца Большим Злом. Не смогла. Или не стала. Конечно, он был тупицей, и мы в действительности не разговаривали годами, но убийца? Ни за что.

Повернув ладони вверх, Кайл поднял обе руки и согнул пальцы.

— Они приносят смерть всему, чего я касаюсь.

Я вспомнила, что земля, по которой он пересек ручей, выглядела неправильно. Бесцветной.

Я свалила тогда это на пиво, но…

Он резко дергался всякий раз, когда я приближалась достаточно, чтобы коснуться его…

Он не снимал мою обувь…

Воздух застыл в легких, и комната стала уменьшаться.

— Твоя кожа…?

Я назвала бы это чушью, но я первая из всех людей знала, что самая безумная фигня возможна. Плюс, годами всплывали хреновые слухи, особенно с тех пор, как местный мальчик был арестован во время Самрана семь лет назад. Слух был о том, что парень закоротил электричество одним касанием своих пальцев после того, как его прогнала с вечеринки полиция. С тех пор, как они его устранили, никто никогда его не видел.

— Смертельна для всего живого. Кроме тебя. Почему я способен касаться тебя? Все остальные бы уже умерли ужасной смертью.

Я отступила. Было трудно сконцентрироваться, когда он так на меня вылупился.

— Давай сконцентрируемся на секунду. Ты пытаешься сказать, что мой отец использует тебя в качестве оружия? Оружия против чего конкретно?

Его лицо сникло.

— Не против чего, а против кого.

— Кого? — На самом деле я не хотела слышать ответ. Или мой таинственный красавчик был сумасшедшим, или отец был… Ну, так или иначе, его ответ однозначно бросал еще один камень в мой огород.

— Против людей. Он использует меня, чтобы наказывать людей.

— Мой папа заставляет тебя касаться людей? Чтобы убивать их?

— Верно.

Стыд в его голосе был подобен вакууму, затягивая воздух в комнате. Он поднял взгляд, чтобы встретить мой, потянулся и провел пальцем вдоль линии моего подбородка и по щеке, позволяя прикосновению задержаться на несколько секунд. Я обнаружила, что хочу забрать все это. Тяжелый, печальный взгляд. Боль в голосе. Я смогу это сделать, наверное. Сказать ему что-то о себе, что заставило бы его чувствовать себя не таким одиноким. Менее изолированным. Секрет, о котором я никогда не говорила вслух.

Я открыла рот, но когда слова вылетели, они оказались не теми, которые я ожидала.

— Ты ошибаешься. Мой отец — адвокат.

Стены, которые существовали так долго, насколько я могла вспомнить, стояли крепко.

— Адвокат убивает людей?

— Ты серьезно? — Этого ну никак не происходило. Отец никогда не был частью супер секретной теории заговора. Он был контролирующим до палки в заднице трудоголиком. Со странным рабочим графиком. И, по какой-то причине, пистолетом. Не убийца.

Лицо Кайла оставалось озадаченным.

— Конечно, они не убивают людей! Они убирают плохих парней, избавляются от них так, что те не могут больше вредить. — Не самое точное описание, но самое простое, что я могла придумать.

— Нет, это определенно не то, что делает твой отец. Это то, что делаю я. Корпорация Деназен использует меня, чтобы наказать тех, кто сделал что-то неправильно. Я Шестерка. Это делает меня адвокатом?

Уух. Слишком много для простого.

— Что за черт эта Шестерка?

— Так нас называют.

Ла-а-адно.

— И наказываешь тех, кто что-то сделал неправильно? А кто говорит, что правильно, а что неправильно?

— Деназен, конечно. — Он нахмурился и отвернулся. — И я принадлежу им.

— Где, черт возьми, твои родители?

Почти шепотом он произнес:

— У меня нет никаких родителей.

— Ты — человек, а не оружие. Ты не принадлежишь никому, — прошипела я. — И, конечно, у тебя есть родители, даже если ты не знаешь, где они.

Вспылив, я немного выдернула кожаный держатель карт из заднего кармана и вынула оттуда фотографию. Моей мамы. Я нашла ее несколько лет назад в нижнем ящике папиного стола. Я узнала, кто она, только благодаря ее имени, небрежно написанному на обратной стороне синими чернилами. Отец отказывался разговаривать о ней, он сказал мне ее имя, дал мне кроткое жиденькое описание, и все. С возрастом я становилась все больше похожа на женщину с фотографии, вот почему, вероятно, он ненавидел меня. Я ловила его, наблюдающим за мной, время от времени. Как будто бы он представлял, что это она сидела тут, а не я. Как будто он желал, чтобы это она была вместо меня. Это имело смысл. В конце концов, моя ошибка была, что он ее потерял. Она умерла за то, чтобы была я. Иногда я тоже ненавидела себя.

— Моя мама ушла, но это не значит, что у меня ее нет. — Я помахала фотографией ему.

Кайл преодолел расстояние между нами и взял фото из моих рук. Он целенаправленно позволил своим пальцам задеть мое запястье, быстро улыбнувшись.

— Это твоя мама?

Я кивнула.

— Ты не навещаешь ее?

— Я не могу навещать ее, она умерла.

— Она не умерла. Она живет в комплексе со мной. — Он отошел с фотографией в руках, и поднял пару поношенных ботинок Курда. Прислонившись к стене, он скинул мою обувь и обул ботинки. Кроссовки упали на пол с тяжелым, глухим стуком.

Мир остановился. Воздух, четыре стены, все, это все исчезло.

— Что?

Он держал фотографию.

— Это Сью.