Открыв глаза, я обнаружила, что по-прежнему лежу лицом к Томасу и держу его за руку. Наши лбы почти соприкасались. Утренний свет был благосклонен к нему — Томас выглядел значительно лучше, чем накануне.
Открыв глаза, он улыбнулся своей ослепительной голливудской улыбкой:
— Ты хорошо спала?
— Даже и не припомню, когда я так вырубалась; просто счастье, что мне не снилось никаких беспокойных снов с участием Иэна.
— Удивительно хорошо. А ты?
— Отлично. — Внимательно поглядев на меня, он спросил: — И как тебя угораздило попасть в этот сумасбродный мир кровопийц? Твой парень затащил?
— И да, и нет, — неопределенно ответила я. — В некотором роде это случайность, и теперь я одна из них.
— А где твоя настоящая одежда? Эти черные шмотки, которые вы обычно носите?
— Я оставила их дома — мне было нужно, чтобы Скип посчитал меня профессиональным человеком.
Томас выбрался из постели и потянулся.
— Томас, я сгораю от любопытства. Какие женщины тебе нравятся?
Он махнул рукой в мою сторону.
— Меньше похожие на девушек.
— То есть ты предпочитаешь парней?
— Разве я похож на человека, предпочитающего парней? — фыркнул он. — Мне нравятся женщины.
— Но ведь я женщина.
— Не из тех, какие мне нравятся.
Похоже, в более детальные объяснения он вдаваться не собирался. И обратился к более серьезным делам — например, к завтраку и к вопросу о том, нужно ли ему еще больше отрастить свои баки.
Прежде чем начать работу над «Зубами острыми», я позвонила на ранчо.
Взявшая трубку Эдна надменно заметила:
— Я смутно припоминаю некую особу по имени Милагро, которая очень неожиданно уехала.
Я собиралась поговорить со своими друзьями начистоту и потребовать ответа на вопросы о Сайласе и неовампирах, но вместо этого почему-то сказала:
— Так значит, Эдна, вы все-таки скучаете по мне.
— Юная леди, не стоит упиваться дешевой сентиментальностью.
— Но это же мое любимое занятие, — возразила я. — Мне звонил Освальд, только вот связь была ужасной. А у вас нет никаких вестей от него?
— Нет, но он ведь говорил, что звонить ему будет трудно. Знаю, что вы наверняка тоскуете по нему.
Такой любезный ответ прямо-таки покорил меня.
— Эдна, я скучаю по нему, как сумасшедшая, но и очень горжусь им.
— Юная леди, Сэм рассказывал, что вы пишете какой-то сценарий.
— Точнее, переписываю его. В этом и состоит моя работа.
— Гм-м.
— Между прочим, я хотела поговорить с Гэбриелом, но на его автоответчике записано какое-то странное сообщение.
— Гэбриел сейчас занят очень важными делами. У него нет времени трепаться с вами о безделушках.
— Эдна, у вас там все нормально?
— Я хотела спросить у вас то же самое. — Она замолчала. Всё — причухали. Железнодорожный тупик. Или, может быть, вампирский тупик. — Ребенок плачет — мне нужно идти. Если Освальд позвонит, я скажу ему, что вы скучаете.
— Эдна, почему у вас и у всей родни столько секретов от меня? — Мой голос дрогнул, и я чуть не заплакала. — Разве я себя плохо зарекомендовала?
— Юная леди, это не телефонный разговор. Либби плачет. Мы поговорим, когда вы вернетесь.
Повесив трубку, я почувствовала себя потерянной и одинокой.
Телефон тут же зазвонил снова. Это курортная обслуга напоминала о массаже, на который меня записал Чарлз. Мои неприкаянность и тревога прокрались в сценарий, и я проработала до выхода на процедуру.
Зайдя в главное здание, я по вывескам добрела до лечебного центра. Длинный коридор вел в одно из крыльев здания, где стены были выкрашены в бледные оттенки персикового и телесного, то есть в цвет «плашенства». Из невидимых динамиков доносились звуки плещущей воды, ветра и птичьи трели.
Когда я назвала свое имя, меня проводили в теплую полутемную комнату с ароматическими свечами. Регистратор попросила меня снять одежду и надеть халат из натурального льна.
Я уселась на массажный стол и, ожидая физиотерапевта, стала разглядывать фотографии пустынных растений, которые висели на стенах. Прибытие физиотерапевта сопровождал звон колокольчиков на ее ножных браслетах.
— Здравствуйте, меня зовут Тривени, — представилась она мягким голосом, который никак не вязался с ее крупной фигурой.
Она была ростом примерно 183 сантиметра, широкоплечая, с мускулистыми руками, которые покрывали татуировки, сделанные хной. Ее рыжие волосы, тоже выкрашенные хной, были заплетены в маленькие косички и перевязаны ленточками, а светло-карие глаза сильно подведены черной подводкой. Я даже задумалась: если бы я так намалевалась, сошло бы мне это с рук?
В свою очередь представившись, я поинтересовалась:
— А что означает ваше имя?
— Это место, где встречаются три священные реки, — пояснила она. Увидев мое лицо, она добавила: — Но родители назвали меня Юджинией, в честь тетки.
— Неудивительно, что вы сменили имя.
На ее губах мелькнула улыбка. Затем она соединила ладони и закрыла глаза.
— Для начала я попрошу вас дышать медленно, вместе со мной.
Мы занимались этим несколько минут. Я очень порадовалась, что за все процедуры платит Скип, потому что дышать я умею бесплатно и без посторонней помощи.
Потом Тривени подожгла курительную палочку из полыни и начала размахивать ею в разные стороны.
— Это оберегающий круг. В нем вам никто не причинит вреда. Вы чувствуете себя защищенной?
Поскольку в этом круге не было жадных до моей крови неовампов, я ответила:
— Конечно. Абсолютно.
— Я оценю ваше энергетическое поле и проверю, нет ли там дисбаланса.
Она попросила меня встать и, выставив ладони, протянула ко мне руки. Вращая руками на расстоянии нескольких сантиметров от моего тела, она что-то фальшиво мурлыкала себе под нос. Все это представлялось мне полным бредом, но, поскольку Тривени казалась совершенно серьезной, я не возражала.
— У вас мощная жизненная сила, — подытожила она, — и вы канал регенеративной энергии.
— Моя подруга Нэнси говорит, что у меня сильные, даже обескураживающие феромоны.
— О! — Руки Тривени оказались в области моего пупка. — Здесь я чувствую нечто необычное, чакру Манипура.
— А что она делает?
— Контролирует аппетит, энергию, потоки жизненной силы. Лягте, пожалуйста, на живот.
Я обрадовалась, что могу спрятать лицо на время процедуры. Руки Тривени спустили халат и обнажили мою спину. Когда она дотронулась до моего тела, меня словно током шибануло. И начались галлюцинации — сочная окровавленная красная плоть, ручейки крови и бьющееся багровое сердце. Все мое тело сотрясалось.
Соскочив со стола, я подбросила Тривени в воздух, словно черепашку, после чего она шмякнулась на пол. Слушая, как кровь пульсирует в моих ушах, я прижала девушку к ковровому покрытию и зафиксировала ее руки над головой. Она была удивлена не меньше моего, особенно если учесть, что мои chichis мотались прямо у нее перед носом.
Тривени произнесла слово, которое совсем не ожидаешь услышать от человека, находящегося в гармонии с собой.
Я как можно более проворно слезла с нее, а потом натянула халат. Я была в смятении и от того, что сотворила, и от своих видений.
— Прости, пожалуйста. Ты в порядке?
— Вот чертова хрень! Что это вообще за фигня была? — Ее мягкий курортный голос куда-то исчез, и я услышала бостонский акцент. Усевшись на полу, Тривени потерла голову. — Как тебе это удалось?
Вспомнив гостиничную брошюрку, я сказала:
— Слишком напряженные мышцы. Я очень извиняюсь. И могу уйти.
Тут в дверь постучали, и из коридора донесся чей-то голос:
— У вас все нормально?
Тривени, даже не пытаясь встать, крикнула:
— У нас тут мир и полная гармония!
Мы обе замерли, дожидаясь, пока шаги удалятся.
Потом Тривени с трудом поднялась с пола.
— Что вообще случилось?
— Я немножко психую, когда до меня дотрагиваются. Полагаю, надо с этим бороться. Как думаешь, сможешь помочь мне?
— С тобой кто-нибудь жестоко обращался или изнасиловал? — напрямик спросила она. — Потому что в этом случае тебе нужен психиатр.
— Нет, но меня игнорировали и… э-э… преследовали.
— Хмм… две крайности. — Она немного подумала. — Обещать не буду, но попробую, если ты станешь платить мне в два раза больше за каждый сеанс. Но если решишь подбросить меня еще раз, я тебе так врежу, что ты отучишься от этого навсегда.
— Ты действительно думаешь, что сможешь помочь мне?
— Да, особенно если учесть, что я природный целитель.
Терять мне было нечего, поскольку расплачивался за это Скип, а не я.
Чтобы не повторить свой предыдущий номер, я изо всех сил вцепилась в массажный стол. Тривени колдовала над моей спиной, а я силилась не обращать внимания на собственную жажду крови и так увлеклась, что даже умудрилась не заметить большую часть спиритуалистических бормотаний физиотерапевта.
Терпеть этот массаж — все равно как снова и снова кататься на американских горках: впечатления те же, но с каждым разом все меньше шокируют.
Когда сеанс завершился, Тривени записала меня на следующий, а потом порекомендовала принять ванну с горячей минеральной водой, чтобы усилить эффект процедуры.
— Проще всего добраться туда так: идешь до конца коридора, затем шлепаешь налево, потом, возле следующей большой двери, берешь вправо, выходишь из здания, огибаешь его — и перед тобой бассейны с минеральной водой.
— Спасибо.
Одевшись, я уже не могла вспомнить, что я должна сделать — шлепать вправо или брать влево, — поэтому в конце концов оказалась в каком-то странном коридоре на задворках «Парагона». Этот проход был совсем не таким светлым и просторным, как все остальные помещения курорта. Несколько тусклых лампочек не в состоянии были осветить темный ковер и серые стены. В парадной части здания было много небольших указателей и табличек, но те двери, мимо которых я проходила сейчас, остались непомеченными. Я услышала какие-то голоса и, посчитав, что смогу спросить дорогу, пошла на шум.
На пороге одной из комнат, придерживая дверь, стояла какая-то красивая пара. Приблизившись, я смогла заглянуть поверх их плеч в роскошную темную гостиную, в которой стояли красные кожаные диваны и висели черные бархатные портьеры. Увидев меня, пара перестала разговаривать. Мужчина подхватил женщину под руку и увлек назад в гостиную.
— Здравствуйте, — начала я. — Я немного заблудилась. Я шла к минеральным ваннам и… — Тут я посмотрела женщине через плечо и увидела, что на двухместном диванчике сидят рыжеголовый мужчина и его подружка — ну просто королева шопинга из торгового центра. Комната была плохо освещена, мужчина смотрел в другую сторону, поэтому я не была уверена, что это мой Гэбриел, однако он был очень на него похож.
Я шагнула вперед, и дверь захлопнулась прямо перед моим носом.
Я повернула ручку как раз в тот момент, когда кто-то открыл дверь изнутри. Мне навстречу протиснулся коренастый румяный человек в парагонской униформе и тут же закрыл за собой дверь. Я посчитала его управляющим, потому что манжеты и воротник его куртки были отделаны золотой тесьмой, а еще у него, в отличие от подчиненных, не было именной бирки.
— Чем могу вам помочь? — официальным тоном осведомился он.
— Мне показалось, что там сидит мой друг. Я просто хотела поздороваться с ним.
— Прошу прощения, мисс, но в это помещение допускаются только члены Парагонского бриллиантового клуба. Их покой для нас превыше всего.
Я хотела попросить его передать привет рыжеволосому мужчине, но вдруг это был не Гэбриел? В конце концов, что он мог делать с мисс Белобрысая Приторность?
— Разумеется. Не могли бы вы подсказать, как пройти к минеральным ваннам? Я заблудилась.
Я целый час кипятилась в ванне с минеральной водой и все это время терзалась мыслями о своем состоянии, отношениях с Освальдом, неовампах и сценарии.
Я надеялась, что смогу спросить у Чарлза насчет своего пикапа, но за стойкой консьержа никого не было. И тут я услышала знакомый грубоватый голос, сопровождаемый радостным смехом:
— Пришлите в мой номер крепкого массажиста мужского пола.
В вестибюль вошла Жижи Бартон во главе целой колонны посыльных, которые с трудом перемещали горы ее чемоданов. Жижи сопровождал еще один консьерж — я прозвала его Чарлзеныш. На Бартон были широкие брюки, блузка с рукавами «летучая мышь» и жилетка, ее светловолосую голову украшал платок от Пуччи, — и весь этот ансамбль представлял собой гремучую смесь оттенков пурпурно-лилового, бледно-зеленого, оранжевого и ярко-красного. А я-то считала, что для курортного наряда вполне подходит сочетание белого и хаки.
— Привет, Жижи. Помнишь меня?
Увидев меня, она широко улыбнулась, бросила сумку и ринулась обниматься. В моей голове вспыхнули такие буйные краски, по сравнению с которыми даже наряд Жижи смотрелся бледно.
— Милагро, ты именно тот человек, которого я хотела здесь встретить.
Это звучало как-то сомнительно. Я мягко высвободилась из ее объятий и ответила:
— Правда? Что ж, я тоже очень рада тебя видеть.
— Ты наверняка приехала сюда из-за новых процедур. А где же Иэн?
— Ой, ну ты же знаешь Иэна. Он гуляет сам по себе. А что за новые процедуры?
Не успела Жижи ответить, как в наш разговор встрял Чарлзеныш:
— Госпожа Бартон, если вы зарегистрируетесь, мы проводим вас в ваш «люкс».
— Да, да. Милагро, дорогая, не могла бы ты зарегистрировать меня? А позже мы встретимся в баре и выпьем. Около шести. Нам есть о чем поговорить. — И Жижи упорхнула в направлении лифтов. Чарлзеныш проследовал в ее кильватере.
Я подошла к стойке портье и, обращаясь к стоявшей за ней женщине, сказала:
— Жижи Бартон просила, чтобы я ее зарегистрировала.
— Спасибо, мы займемся этим сами, — ответила она с улыбкой.
Когда я вернулась в свой домик, на гостиничном телефоне горел красный индикатор сообщений. Я подумала, что это звонил Скип, но все семь сообщений имели отношение к Томасу: меня просили назначить встречи, устроить интервью, обновить членство в спортклубе.
Мой сосед, лежа на кровати в шелковых трусах-боксерах, с видом невинной монашки смотрел какое-то ток-шоу.
— Томас, там на автоответчике есть несколько сообщений от людей, которые ошибочно считают меня твоей секретаршей.
Не отрывая глаз от телеэкрана, он ответил:
— Человеку в моем положении просто необходимы помощники. Если я сам начну заниматься всякой ерундой, это будет выглядеть странно.
Я подошла к телевизору, закрыв Томасу обзор.
— Человек в твоем положении? В твоем полуголом, валяющемся и глазеющем телевизор положении? И это среди дня?!
— Совершенно верно. Я ведь не какой-нибудь там придурок, зависающий в офисе. Я Томас Кук. — Он сел чуть ровнее. — Милагро, я думал, мы договорились, что станем помогать друг другу. Я помогу тебе не расстраивать Скипа, а ты придешь на выручку в моих делах.
Создавалось впечатление, что он говорит серьезно, но, поскольку он хороший актер, разобраться было невозможно.
— Ладно, как хочешь, только не жди, что я буду продолжать этот фарс после окончания работы над сценарием.
Всю вторую половину дня я провела в попытках выправить композицию второго акта, а также в делах Томаса.
Ближе к вечеру Томас всего один раз прервал меня, чтобы зачитать свой трогательный монолог: «Томас Кук: как я позировал в нижнем белье», — который я должна была слушать с гораздо меньшим интересом, чем это у меня получилось.
Потом он предложил:
— Поехали к Леваку, выпьем что-нибудь.
— Не могу. Во-первых, мой пикап еще не починили, а во-вторых, у меня здесь назначена встреча.
Тут зазвонил мой телефон, и я, направляясь в свой кабинет, автоматически ответила:
— «Люкс» Томаса Кука, добрый вечер.
— Милагро! — На линии были такие помехи, что это прозвучало как «м-м-м-и-а-а-о-о-о».
— Освальд! Освальд, это ты?
В трубке снова пошли помехи, потом донеслось четкое и рассерженное: «То-ма-а… (щелк)… ук» — и далее опять помехи.
— Я пошутила, Освальд. Как твои дела?
Однако связь все же прервалась.
Томас стоял в дверях, опершись о косяк.
— И с кем мы будем пить? — поинтересовался он.
— Мы не будем пить ни с кем. Это я собираюсь встретиться с Жижи Бартон в гостиничном баре, а тебя, если помнишь, просили больше не мозолить там глаза.
— Почему ты так себя ведешь? — сделав обиженное лицо, спросил Томас. — Мы с Жижи давние знакомые. Если она попросит, им придется впустить меня в гостиницу. Позвони Жижи и скажи, что я приду с тобой.
Томас пресекал все мои попытки стать серьезной воспитанной сценаристкой и обращался со мной как с девочкой на побегушках. Но поскольку моя карьера и его хорошее настроение слились в странный симбиоз, я все-таки позвонила Жижи. Она пришла в восторг от этой новости и пообещала уговорить портье, чтобы Томаса не вышвыривали из гостиницы.
Начав сборы, Томас оккупировал ванную. Я забрала оттуда его одежду и обувь.
— Томас, не мог бы ты поторопиться, чтобы и мне хватило времени привести себя в порядок?
— Совершенствоваться можно бесконечно, — изрек он.
Когда Томас вышел из ванной, он выглядел потрясающе. Он весь светился — светилась его гладкая медная кожа, светились глаза оттенка кофе-эспрессо, и даже холеные черные волосы тоже светились. На нем красовалась одна из тех повседневных футболок, которые стоят целое состояние и спадают с плеч именно так, как полагается. Широкие брюки облегали его знаменитый зад.
Я надела лавандовое платье, потому что оно было симпатичнее всех остальных моих тряпок. Поспешно глянула в зеркало, расчесала волосы, наложила немного блеска на губы и вышла из ванной.
— Ты что, опять в этом пойдешь? — изумился Томас.
— Кто станет смотреть на меня, если рядом будешь ты? — саркастически заметила я.
— Это верно, но меня не должны видеть с кем попало. А еще что-нибудь у тебя есть?
— Ты что, разбираешься в одежде?
— Работая моделью, учишься создавать образ.
— Чудесно, — отозвалась я и продемонстрировала ему свой скудный гардероб.
Приняв недовольный вид, он заявил:
— Нет, это невозможно. Ты собираешься найти себе парня — и одеваешься как дешевка?
— У меня уже есть парень.
— Ах, ну да. Юджин, фанат кровавых забав.
— Освальд. И он совершенно нормальный.
— Какая разница! — Подойдя к своему шкафу, Томас вынул оттуда белую льняную рубашку. — Надевай.
— С чем? С брюками или с юбкой?
— Просто с туфлями на каблуках.
— Я не собираюсь ходить в одной рубашке и демонстрировать всем кому ни попади свои девичьи прелести.
Томас обозвал меня ханжой, жеманницей, закомплексованной и консерваторшей. Но в конце концов пошел на компромисс и выдал мне свои белые шелковые боксеры, которые я надела поверх трусиков.
— Ты думаешь, люди сочтут, что это шорты? — засомневалась я.
— Ты считаешь, что все только о тебе и думают. — Он надел на меня один из модных ремней Нэнси и подрегулировал пряжку. Потом стянул резинку с моих аккуратно собранных в хвостик волос и велел: — Нагнись и опусти голову.
Томас израсходовал полбутылки «Парагонского лака с блеском», чтобы превратить мои волосы во взъерошенную гриву. Затем он подправил мой макияж, размазав карандаш по векам и припудрив меня так, чтобы подчеркнуть или затенить ту или иную часть лица. Когда Томас закончил, я стала похожа на чувственную, губастую, модную девицу, которая вполне могла бы стать парой актеру.
— Думаю, так будет лучше, — заметил он. Томас взял меня под руку, и мы направились в «Парагон». — На какой массаж ты сегодня ходила?
— На глубокий массаж тканей. Ты когда-нибудь слышал о Парагонском бриллиантовом клубе? У них здесь есть приватные помещения. Интересно, сколько нужно заплатить, чтобы вступить туда?
— Я никогда не беспокоюсь о таких вещах. Я Томас Кук — мне будут рады в любых приватных помещениях, — заявил он, позабыв о том, что до сегодняшнего дня путь в «Парагон» был ему заказан.
Для своей коктейльной вечеринки Жижи выбрала дворик бистро. Его озаряли десятки разноцветных стеклянных светильников — бирюзовые, аметистовые, рубиновые и топазовые. Столики, которыми пользовались посетители бистро, сменились грубо отесанными деревянными столами; на них красовались керамические блюда с едой и глиняные кувшины с красным вином. По дворику разложили ковры, поверх которых раскидали множество ярких подушек; подушки лежали и на расставленных повсюду низких скамеечках. В углу какой-то человек играл на цитре и пел навязчивую, жужжащую песню на языке, который мне так и не удалось опознать.
Отделившись от толпы гостей, Жижи направилась к нам. Она была в полупрозрачной изумрудно-зеленой тунике с поясом и плотно облегающих брюках. На ногах — золотистые босоножки; шею, уши и руки украшали звенящие золотые ожерелья, браслеты и серьги.
— Томас! Ты просто животное, но какое роскошное! — воскликнула она, заключив его в объятия.
Они посмотрели друг другу в глаза, и Томас сказал:
— Жижи, почему ты не снимаешься в фильмах?
— Снимаюсь, Томас, и, если будешь хорошо себя вести, ты их когда-нибудь увидишь. — Она вульгарно рассмеялась, а потом посмотрела на меня. — Милагро, дорогуша, спасибо, что привела Томаса. В таком наряде Иэн просто съел бы тебя.
— Э-э… спасибо. Спасибо, что пригласила нас. Удивительное дело, — продолжила я, оглядевшись, — неужели здесь кто-то играет на цитре? Я слышала цитру только в фильме «Третий человек».
— Я тоже была удивлена, — согласилась Жижи. — Еще до того как приехать, я обронила управляющему несколько слов на этот счет, и он сделал соответствующие выводы. — Наклонившись чуть ближе ко мне, она призналась: — Я не знаю и половины гостей, но все они — члены Бриллиантового клуба, так что это, вне всякого сомнения, замечательные люди.
Если здесь собралось высшее общество, значит, есть шанс, что появится и клон Гэбриела. Я оставила Жижи и Томаса флиртовать друг с другом, а сама отправилась вкушать хорошую еду, пить сангрию и смотреть, не появится ли загадочный мужчина.
На одном из столов официант разделывал ногу ягненка — она была настолько непрожаренной, что на разделочной доске собралась лужица крови.
— Ягнятину и вино, пожалуйста, — попросила у него я.
Возможно, сейчас на ранчо пьют коктейли и, вероятно, даже скучают по мне. Лично я скучаю по ним.
Пока официант нарезал мясо и укладывал его на кусок пресного хлеба, я оглядела всю остальную пищу и подумала, что она наверняка порадовала бы моих друзей-вампиров. Здесь стояли мисочки с красными ягодами, салат из свеклы и козьего сыра, блюдо с порезанной кусочками красной капустой, морковь с имбирем, картошка, посыпанная паприкой, и копченые красные перчики. Я топталась возле стола, поедая то и это и прислушиваясь к разговорам окружающих.
Вдруг я почувствовала себя неловко, будто бы за моей спиной кто-то стоит. Обернувшись, я поняла, что рядом никого нет. Но в дальнем конце дворика, вдалеке от всех гостей, в своем инвалидном кресле сидел тот самый забинтованный человек. Даже несмотря на то, что на нем были темные очки, мне казалось, что он наблюдает именно за мной. Возможно, Томас был прав, говоря, что я всегда все принимаю на свой счет.
Я попыталась поддержать разговор с пожилым мужчиной, который стоял рядом со мной, и мне почудилось даже, что он с интересом выслушивает мое мнение по поводу соглашений о свободной торговле. Потом его рука дотронулась до моего бедра, он слегка наклонился и проговорил:
— У вас замечательная кожа, и ее так много.
Отпрыгнув в сторону, я прервала поток отвратительных видений и сказала:
— Если хотите, чтобы ваша была цела, больше ко мне не прикасайтесь.
Вспылив, я вернулась к актеру и светской львице.
Держа в своих ладонях руки Жижи и улыбаясь во весь рот, Томас говорил:
— Ты ведь придешь на премьеру, обещай мне!
— Только если ты пообещаешь подумать о том, чтобы сняться в рекламе салфеток «Бартон», — отозвалась она. — Милагро, дорогая моя, вы с ним, что ли… — Поглядев на Томаса, Жижи приподняла брови.
— Нет, — выпалила я. — Мы деловые партнеры.
— Милагро — мой секретарь, — небрежно пояснил Томас. — Милагро, принеси мне бокал вина и блюдо с овощами. — И он повел Жижи к скоплению смеющихся людей.
Я как раз собирала закуски для Его величества, когда за моей спиной кто-то громко откашлялся. Обернувшись, я увидела Берни, который держал в руках потрепанный магазинный пакет из коричневой бумаги, упаковку из шести банок пива и банку жареного арахиса.
— Хотел порадовать вас нашим общим счастливым часом, но, как видно, вы нашли кое-что получше. — Он поставил на стол пиво и арахис.
— Как ты нашел нас?
— Я ведь журналист.
Он налил себе бокал вина, а потом вслед за мной направился к Томасу и Жижи. Обворожительно улыбнувшись светловолосой богачке, он представился:
— Привет, я Бернард Вайнз.
— Берни, это Жижи Бартон, — сказала я. — Берни пишет для «Еженедельной выставки».
— Да, — с гордостью подтвердил он. — Бартон — это как салфетки, что ли? «Да на вас даже чихать не стоит!»
Удивительно, но Жижи сочла это забавным.
Я передала Томасу еду и вино и обратилась к Жижи:
— Томас обращается со мной, как с секретаршей, но на самом деле я работаю над сценарием.
— А я считала тебя специалистом по садоводству, — отозвалась Жижи. — Об этом и хотела поговорить. Правда, немного позже.
— Милагро, ты что, занимаешься садоводством? — заинтересовался Берни.
— Среди прочего — да, — сказала я. — Как продвигается твоя охота на чупакабру?
— Когда я пришел туда после занятий, овцы уже не было.
Я смерила его взглядом, который говорил: «Я же тебя предупреждала!»
— Овцу утащили те же койоты, которые до этого ее убили.
— Динго украл моего ребё-о-онка! — фальцетом провизжал Берни, изображая австралийский акцент.
— А что такое чупа… кто это? — спросила Жижи.
— Это такое существо из латиноамериканского фольклора, оно убивает коз, — объяснил Берни. — Прошлой ночью мы слышали в пустыне крик какого-то странного животного, а потом нашли растерзанный труп овцы. Я осмотрел все вокруг, но так и не увидел никаких следов — ни признаков того, что ее волокли, ни каких-либо отпечатков ног, кроме наших собственных.
— Бог с тобой, Зверобой! — покачав головой, отозвалась я.
— Ну давай, давай, поглумись надо мной, срази меня своим знанием произведений американской литературы, известных каждому первокурснику! — с улыбкой проговорил Берни. — Кстати, ты хорошо поработала с теми сочинениями.
Квартет из нас был никудышный, но поддерживать беседу все же удавалось — я даже и не заметила, как прошел целый час.
— Жижи, ты еще долго здесь пробудешь? — поинтересовалась я.
— Пока будет интересно, — ответила она, кокетливо улыбнувшись Томасу и Берни. — Я приезжаю сюда несколько раз в год на омолаживающие процедуры. В «Парагоне» постоянно какие-нибудь нововведения, а я, пусть один раз, но все пробую.
Мне показалось, что она занимается съемом мужчин, но кто я такая, чтобы ее судить? Томаса куда-то утащили поклонники, так что Жижи подгребла к Берни. Она была выше него сантиметров на восемь, а стоя на своих каблучищах, Жижи прямо-таки нависала над журналистом.
— Расскажи мне еще что-нибудь о скандалах в мире звезд, — попросила она.
Группки гостей переместились, и получилось так, что я на мгновенье уставилась прямо на мужчину в инвалидном кресле.
— Думаю, мне пора идти, — сказала я. — Жижи, большое спасибо за все. Увидимся.
Я последний раз обвела глазами гостей в надежде узреть рыжеголового мужчину, но его здесь не было. По пути в свой домик, я взглянула на звезды и подумала об Освальде. Возможно, он сейчас спит в жаркой сырой хижине, запыленный и до того обессиленный, что не в состоянии размышлять о мелких проблемах, возникших между его девушкой и его семьей.
Стоило мне зайти в дом, как зазвонил телефон. Вбежав в комнату, я ответила после четвертого звонка.
— Алло!
Алло, Милагро? — На линии снова бушевали помехи, изменившие голос Освальда до неузнаваемости.
— Освальд, я только что думала о тебе!
В ответ я услышала следующее:
— (Щелк)… звонил… (щелк-щелк)… прошлый… (щелк-щелк)… подошла (щелк). Где… (щелк-щелк)… лась?
— Когда ты звонил прошлый раз, я подошла быстрее? Я была на улице. Смотрела на звезды и думала: может, ты тоже на них смотришь?
Я отчетливо расслышала только слог «то», который посчитала частью фразы: «Я тоже смотрю на них и думаю о тебе».
— Оз, я люблю тебя! Те ато безумно!
Связь прервалась, и он не успел мне ответить.
Всякий раз, когда я ненадолго погружалась в сон, я ловила себя на том, что мои мысли крутятся вокруг музыки, которую сегодня играл цитрист, и вампирского языка, звучащего так, будто кто-то жует металл. В моих видениях алтарь Сайласа и столы с вечеринки Жижи, заставленные едой, сливались воедино, и в конце концов я сама оказывалась на этом столе, окруженная кувшинами с кровью, а бархатные портьеры из комнаты Бриллиантового клуба начинали смыкаться вокруг меня.
Когда Томас приковылял в спальню, я была просто счастлива. Скидывая с себя одежду по дороге в ванную, он то и дело врезался в мебель.
— Томас, ты в порядке?
— В полном!
Я встала и принесла ему бутылку воды с кухни. Поставив ее на тумбочку, я крикнула:
— Аспирин тебе нужен?
— Спи уже!
«Хорошо, — решила я, — завтра утром сам будешь мучиться похмельем».
Ложась в кровать, он пробормотал:
— Повернись сюда.
Я послушалась и перевернулась на другой бок, надеясь, что он не начнет приставать. Томас взял меня за руку, сплетя наши пальцы.
— Расскажи мне что-нибудь, — попросила я.
Он пробурчал что-то о ночевке под столом, и я готова поклясться, что изо рта у него пахло горячим шоколадом.
Я так основательно вырубилась, что даже не услышала телефонного звонка. И проснулась от того, что Томас, высвободив свою руку, потянулся через меня и ответил по моему телефону.
— Да, — пробормотал он. — Алло! — Плюхнув трубку мне на грудь, он пояснил: — Никто не отвечает.
Но я все равно поднесла телефон к уху и сказала:
— Алло.
Звонивший повесил трубку. Убедив себя, что кто-то наверняка не туда попал, я тут же заснула.