Император держал в руках конверт с надорванным краем. Письмо, которое совсем недавно попало ему в руки, но вызвало столько эмоций, сколько он не испытывал уже очень давно. Его сын, единственный наследник трона, был чудовищем, тираном и жестокосердным драконом, все это знали, знал и император, знал Гордн.

«Ты должен остановить его, — писал маг, — он разрушит все, что мы создали»….

Император скомкал ни в чем не повинный лист бумаги и швырнул как можно дальше от себя. Он привык, что его воле подчиняются, его мнения ценятся, а не оспариваются и поддаются сомнениям.

Опомнившись, быстро наклонился и подобрал письмо, прошагав из тронного зала на террасу, где долго и жадно пил воду, которая тонкими струйками стекала по подбородку.

«Это не просто драконица, Император, это моя дочь! Ты знаешь, сколько лет я искал ее мать, сколько миров я прошел, чтобы найти свое дитя. Защити ее, я большего не прошу!»

Гордн никогда ни о чем не просил, даже перед скорой смертью, о которой он давно догадывался, маг не струсил и держался достойно, спокойно, равнодушно. Император вспомнил, как Дантр вышел из себя, вспомнил эту вспышку ярости, которая унесла жизнь самого достойного среди черных драконов, самого сильного мага среди них.

«Как только увидел ее, то сразу понял, что она моя дочь. Эти черные волосы, лоб нос…. Ты не поверишь, Император, она посмотрела на меня ее глазами, и тогда все внутри оборвалось, все потеряло смысл, все, кроме нее».

Но Элана не его забота, у императора двое детей, собственных драконов, он должен думать о них, о судьбе своей семьи, а не о какой-то там драконице, пропавшей с Черного Омута еще до рождения.

«Ты можешь быть уверен, что она моя дочь, портал в ее руке загорелся красным светом, она черная драконица с даром эмпата. Она наш шанс, Император, шанс, который мы уже упустили однажды, прогнав мою жену».

Но она не моя дочь, не наследница, никто! — Проносились в голове мысли, а перед глазами вставала безобразная и абсолютна ненужная сцена наказания драконов академии, пленение студентов и Вольного.

«Я пощадил этого дракона потому, что он станет отцом моей внучки, а иначе просто растерзал бы его на мелкие части прямо там»….

А ему, императору, не суждено обзавестись внуками, изведать этого простого, но такого всеобъемлющего счастья.

Неужели, поэтому я позволил Дантру взять все в свои руки, из-за ревности, из-за глупой зависти придворному магу, который умел чувствовать, у которого была настоящая любовь, пусть и недолгое время. Неужели, из-за этого разрушится драконий мир, придет в упадок его Черный Омут?

«Ее дочь будет самым сильным магом во всем нашем мире и вторым по значимости. Позволь им все исправить, помоги им, я о большем не прошу»….

Конечно, ты не просишь о большем, всего лишь убить собственного сына, уничтожить свое семя, свой род, свою семью.

Император вытер пот со лба, мечтая о прохладе восточного континента, куда совсем недавно пришла зима, долгая теперь и беспощадная и все потому, что Дантр лишил жизни мужа Белой Драконицы, одного из них, черного дракона! Хотя он знал! Знал, что Драко с Омута, что его магия намного сильнее, чем у того же Дариэна — ректора академии, и все же он сделал это, а я позволил, я стоял и смотрел.

«Помоги Элане скрыться, спрячь ее от сына, спрячь их обоих! Это моя последняя просьба, это мое единственное желание, это то, что спасет всех нас, если они захотят помочь тебе, после всего зла, Император, того зла, которое уже принесли черные драконы в этот мир, сделай один-единственный добрый шаг и поверь старому магу, этот шаг изменит ход событий, он изменит саму судьбу».

Дариэн сидел на полу у камина, смотрел, как догорают поленья, как гаснет последний огненный всполох, распространяя вокруг себя искры, как тлеют угли. Он думал о том, что и сам теперь, словно уголь, черный, опаленный жаркими языками, иссушенный и ни на что не годный, оболочка дракона.

Алма присела рядом. Гордая драконица, не сломленная крушением надежд, ударами судьбы и побоями.

— Позволь тебе помочь, Дариэн. — Прошептала она.

Но как можно помочь тому, кто уже опустил руки, кто отказался бороться потому, что в очередной раз не был рядом, в очередной раз не спас, не защитил, в который раз потерял, почти всех любимых ему дракониц, сына, Драко.

Он сам совершал обряд погребения дракона, открывал семейный склеп, наблюдая за тем, как отец и друзья Драко стояли, опустив головы, как рыдала его мать, проклиная себя, проклиная весь род черных драконов, умоляя отомстить.

Кому? Могущественным магам этого мира, которые одним движением руки лишили студентов и преподавателей академии воли и превратили в восковых кукол?

Он потратил годы жизни, покинув пределы Обители Знаний, поседел за один день, постарел за несколько часов и был несказанно удивлен, когда около склепа увидел бывшего императора, Златодара, такового же поникшего и постаревшего, связанного со Школой заклятием, нарушив которое, лишился жизненного времени.

Им многое хотелось сказать друг другу, но не здесь, не сейчас. Они оба поняли, что эта смерть унесла за грань не просто жизнь одного из драконов, а целую эпоху, закрыла очередной исторический этап, закрутив его в спираль, и он, и Златодар уже ничего не смогут сделать, они не способны помочь, поэтому оба здесь. Седые, склоненные головы, морщинистые трясущиеся руки, отсутствие надежды.

Зима…. Бесконечная снежная пустыня. Снег у входа в склеп, на головах, плечах и одежде пришедших, в долине, сейчас за окном, снег и ледяная стужа в сердце. Белая Драконица отомстила ему за то, что он не смог защитить ее мужа, не смог помочь, когда был необходим. Эта вина легла на его плечи непосильным грузом, эта зима станет долгим напоминаем о том, что никто из них не смог помешать черным драконам осуществить безнаказанное злодеяние.

— Позволь тебе помочь, Дариэн. — Повторяет Алма, а он роняет голову на руки и слезы текут по морщинистым щекам, просачиваются сквозь пальцы, разъедают солью кровавые раны души.

Дариэн встает и зовет сына. Дакки все это время стоит поблизости, он понимает то, что скажет ему отец, он готов это услышать.

— Теперь ты ректор академии, Дакки, теперь тебе нести на плечах этот груз. Отыщите Утерянную Звезду, сделайте все для того, чтобы академия продолжала существовать и обучать студентов. Сплотитесь и попробуйте сделать невозможное, сын. — А потом кладет руку тому на плечо, тяжело вздыхает и выходит из холла в ночь, чтобы никогда не вернуться, чтобы найти своего единственного в этом мире друга и врага, чтобы вместе с золотым драконом проститься и вместе уйти за грань.

Вольный стоял в темном сыром помещении и не мог ничего понять. Пару секунд назад, он точно это помнил, бежал по ступенькам, перепрыгивая через одну, а потом какие-то обрывки, фрагменты, вспышки и каменные стены с одной-единственной дверью.

Вспомнил лицо Эланы, напуганное, в слезах.

Кто заставил мою девочку плакать? — Сжимал дракон кулаки и в очередной раз стучал ими по двери, разбивая костяшки в кровь.

Вспомнить, нужно только сосредоточиться и вспомнить, как он здесь оказался.

— Вольный. — Прошептал до боли знакомый голос, и вот уже Элана сжимает его своими тонкими ручками, гладит по волосам, по груди, осыпает поцелуями лицо. — Ты жив, ты здесь.

— Где? — Спрашиваю любимую. — Где я, Элана, что случилось? — И она рассказывает мне все с того момента, как меня оглушили заклинанием, рассказывает про Машу, про ее боль, про то, как Дерек носит ее на руках и боится отпустить от себя, а я сжимаю мою девочку в объятиях и понимаю, что больше никогда не отпущу.

— Тшш, — успокаиваю свою драконицу, ту, которая подарила мне великое счастье, успокоение, обретение самого себя.

Как тяжело было собирать собственную душу, восстанавливать веру, заставлять себя просыпаться каждое утро и не просто проживать день за днем, а снова чувствовать. Сначала боль от того, что я вижу Машу, что она счастлива, но не со мной, потом гнев отца и брата и стыд за себя, свои поступки, черную беспросветную бездну отчаяния и, наконец, начать переживать за черноволосую красавицу, такую смелую, такую добрую, такую сильную. И вместе с ней заново учиться испытывать это чувство.

Любовь, то, что воскрешает душу, расцвечивает этот мир яркими красками, показывает сквозь призму ее чувств и переживаний, дарит надежду для двоих.

— Элана, я люблю тебя, девочка моя, я буду для тебя всем, веришь?

Драконица улыбается сквозь слезы, а я чувствую, что готов свернуть горы, что моя магия больше не дремлет, а ревет внутри, рвется наружу. — Я больше никуда тебя не отпущу, слышишь? Никуда, никогда.

Дверь внезапно открывается и на пороге вырастает фигура охранника. Выпускаю гнев наружу и осушаю его никчемную ауру за считанные секунды, чувствуя, как крохи магии черного дракона пополняют мой собственный сосуд.

— Не стоило! — Машет на безжизненное тело Император. — Не стоит, Вольный, тратить энергию на такого никчемного дракона, как этот.

— А на вас стоит? — Сжимаю поднятые пальцы вверх и посылаю тонкий лучик магии некроманта по направлению к черному дракону.

— И на меня не стоит, я здесь не для того, чтобы вершить правосудие.

При этих словах Императора Элана вздрагивает в моих руках, и я прижимаю ее сильнее, провожу ладонью по спине, зарываюсь пальцами в волосы, поглаживая этот черный шелк, пропуская сквозь пальцы.

— Я хочу вам помочь, вам обоим. — Император протягивает мне прозрачную голубую сферу. — Это южный континент, одно из тех мест, куда Дантр никогда не сунется.

Я бережно кладу на раскрытую ладонь артефакт и рассматриваю его так, как будто у меня в руках целый мир, который можно уронить на каменный пол и разбить.

— Элана, — Зовет мою любимую Император, — портал перенесет тебя туда и Вольного, живите дружно, любите сильно и растите свою дочь в мире и гармонии. Этому месту еще понадобится ее сила, только она сможет помочь тогда, когда у драконов не останется никакой надежды.

— Спасибо. — Благодарю Императора и стараюсь растормошить мою девочку. — Нам нужно уносить отсюда ноги, Элана.

Дверь захлопывается, оставляя внутри безжизненное тело охранника, лишенное души моей магией некроманта, сильной и беспощадной, которой я боялся, но которая теперь возродила во мне желание бороться. За мою семью, за мой мир, за то, чтобы такие драконы, как Дантр, нашли успокоение в земле.

— Мы соединим эти артефакты, любимая, твоя ладонь к моей, твое сердце к моему. — Прижимаю к себе драконицу, подношу сферу к неприметному черному камню и чувствую, как меня засасывает в воронку, а потом открываю глаза и невольно вскрикиваю от восторга.

Невероятной красоты луг простирается вокруг нас, обрамленный яркой зеленью лесов, кромкой невысоких холмов с меловыми прожилками и расчерченный спокойными водами рек. Я опускаю руку, сфера выскальзывает и падает в траву, а Элана стоит в том же платье, которое я совсем недавно хотел с нее снять и не успел. Носком ботинка отпинываю артефакт подальше, поднимаю хрупкое заплаканное личико и ловлю робкий взгляд голубых глаз.

— Красавица моя, любимая моя, — шепчу в губы драконицы и дарю ей глубокий нежный поцелуй. — Ты навсегда в моем сердце, — а потом сдергиваю с плеч тонкую ткань, опускаюсь на душистый ковер и тяну любимую за собой. Ее волосы прячут наши поцелуи от яркого солнца, ее руки дарят мне блаженство, а губы шепчут слова, которые лечат душу. Мы становимся единым целым, и я наслаждаюсь моей девочкой, касаюсь ее души, трепещу от ее ласк, которые привносят в мир надежду, надежду на то, что все будет хорошо.