Глава десятая
Ненавижу, потому что люблю
Последние дни до открытия реабилитационного центра Ника Колосова я провела, как в тумане. Распространенное выражение, не правда ли? Но до сих пор я не понимала, насколько оно правдиво!
Элис пыталась со мной поговорить, Дмитрий же молчал, делая свою работу и не обращая на нас обеих никакого внимания. Так было уже не раз. Он знал, когда стоит отойти в сторону и дать нам время… Время…
Как смешно, что раньше я всегда ненавидела часы и минуты, которые отбирают у меня жизнь, капля за каплей. Но теперь я умоляла эту беспощадную субстанцию остановиться хотя бы на мгновение, дать нам с Элис время на то, чтобы просто поговорить, дать нам с Ником еще день, чтобы… чтобы что?
На самом деле я всячески избегала откровенных разговоров с подругой, взращивая в себе не просто злость и обиду, но и неприятие ее самой. Мне казалось абсолютно неправильным, что она обо всем рассказала моему боссу, а сама Алиса не видела в этом «ничего такого», как она часто говорила. Мы встречались с ней на съемках, на предварительном интервью с Ником и за обедами и ужинами в ресторане гостиницы. Остальное время я сидела в номере или просто гуляла по улицам, подставляя лицо холодным порывам ветра и мелкому моросящему дождю. Да, испортилось не только мое отношение с друзьями, с Колосовым, с боссом… Испортилась даже погода, которая оплакивала мои будущие потери.
А тот день, который я просила у Времени на общение с Ником давно прошел. Одиннадцать лет утекло сквозь пальцы, и возвращать что-то сейчас не было смысла. Ни для меня, ни для него.
Как бы я не хотела сказки со счастливым концом, но в нашей с Ником ситуации это было просто невозможно. За те несколько дней, что мы провели с ним бок обок, между нами возникали постоянные ссоры, ни он, ни я не могли оставить прошлое в прошлом, смириться с тем, что его не изменить, не исправить.
Наверное, поэтому до самого открытия мы избегали встреч наедине, разговаривая только в присутствии кого-нибудь из съемочной группы или его коллег и только на рабочие темы. Даже Маргарита стала для меня желанной компанией, так как в ее присутствии Ник вообще меня не замечал, что причиняло боль, отрезвляло и в который раз говорило о том, что все правильно, все так, как должно быть. Мы попытались каждый по-своему сделать, как лучше, но получилось как всегда.
— Лика, ты готова? — Дмитрий с тяжелым оборудованием в обеих руках махнул головой в сторону здания. — Через пять минут будут разрезать ленту и поздравлять Колосова. Ты должна быть там, рядом с ним.
— Я помню, Дим, — ответила бесцветным голосом, оправила строгую темно-серую юбку, застегнула теплый пиджак на все пуговки и вопросительно посмотрела на друга.
— Нет, Лик, на этот раз твой траурный вид не спасет ни макияж, ни идеальный костюм, ни природные данные. — Дима усмехнулся. — Но я постараюсь не брать тебя в крупный план, чтобы не портить твой же собственный репортаж.
— Спасибо, — ответила парню без прежней язвительности, на которую он явно рассчитывал. У меня не было желания обмениваться с ним шуточными фразочками, я хотела только одного: как можно быстрее закончить свою работу в этом городе и уехать, покинуть гостиницу, Ника Колосова и забыть эту командировку, как страшный сон.
— Удачи, — шепнул Дмитрий, пока я медленным, но твердым шагом шла со стороны нового реабилитационного центра к лестнице, где была натянута красная лента. Ника поздравляли с открытием, жали руки, произносили торжественные речи. Репортеры местных каналов и радиостанций протягивали свои микрофоны в сторону выступающих, щелкали затвором камер фотографы печатных изданий.
Все так привычно и знакомо, только вот прежнего волнения нет, предвкушения от предстоящей работы, радости и головокружительной эйфории, которая появлялась каждый раз, как я брала в руки микрофон и начинала очередной репортаж. Сегодня в голове набатом звучал тревожный колокол, отсчитывающий секунды до нашего с Ником расставания, а я делала шаг, еще один шаг навстречу неизбежному.
— Николай Колосов, насколько нам известно, вас поддержали местные власти и помогли с постройкой нового центра, — вещала какая-то худосочная крашеная блондинка с рыбьим лицом. — Как вы планируете отблагодарить тех, кто воплотил ваши идеи в жизнь?
Я ухмыльнулась.
Да плевать он хотел на тех, кто ему помог, я больше чем уверена.
Улыбается в лицо, а за глаза обзывает их бюрократами с одной извилиной.
И он САМ себе помог воплотить мечты в реальность! — зло, уже от себя.
Если честно, то вчера я услышала, как Ник причитает в разговоре с каким-то медиком о том, что придется делать вид, как он СЧАСТЛИВ вливаниям со стороны местной власти, которые в цифрах оказались весьма незначительными.
«Эти уроды думают, что помогли мне с постройкой, Степ, — я даже представила, как Колосов презрительно хмыкает и плотно сжимает губы, — все, на что хватило их хваленых средств — это видеонаблюдение в здании, но теперь придется стелить перед ними красный ковер и делать вид, что только благодаря им тут стоит мой центр».
Пока Ник отвечал на вопросы журналистов, я скосила глаза в его сторону и заметила, как он напряжен, как сильно сжал руки в кулаки, несмотря на то, что улыбается, как хмурит губы в перерывах между поздравлениями.
Черт, ему же больно! — сообразила, глядя на то, как мужчина старается переносить центр тяжести с одной ноги на другую.
Когда вопросы перескочили с его работы на личность, когда какой-то наглый репортер начал в хамской форме выяснять, что поставило Ника «на ноги»: его деньги или все-таки упорный труд? Я не выдержала и вмешалась, напоминая Колосову, что пора отвечать на МОИ вопросы.
Откуда-то выпорхнула Рита, сообщая прессе, что Ник Колосов приглашен на телевидение в качестве участника нового шоу «Лицом к лицу», и там все желающие смогут узнать больше как о новом реабилитационном центре, так и о самом Нике. Она шутила и держалась непринужденно, реагируя на недовольство прессы с юмором и природным обаянием. Я не могла не восторгаться актерскими талантами Маргариты и мысленно поблагодарила женщину за своевременную помощь, уводя Ника в здание, подальше от всех, и усаживая в инвалидное кресло, которое было приготовлено специально для него и стояло сразу за двойными стеклянными дверьми.
— Будешь брать у меня интервью сейчас? — скривился Колосов. — Или позволишь немного отдохнуть и предстать перед камерой не в таком жалком виде?
Я видела, как ему ненавистна собственная слабость, отчего хотелось бить этого упрямца кулаками по голове. Неужели он не понимал, что этим неумением быть при мне самим собой рушит любую возможность на взаимные чувства между нами? Если нет доверия, то нет и любви, а раз Ник не может довериться мне и позволить помочь, приласкать, утешить, то нет смысла что-то ему доказывать, поэтому я просто развернулась и направилась к выходу. У меня были кадры с открытия, была предварительная запись интервью, а большего для нескольких минут репортажа и не нужно.
— Лика? — услышала я голос мужчины, когда уже стояла в противоположном конце вестибюля у «черного» выхода. Медленно обернулась, поймав его напряженный взгляд, полный каких-то темных, одному ему ведомых эмоций. — Поднимись ко мне в номер после банкета.
— Зачем? — спросила я ровным спокойным голосом, удивляясь его требовательным интонациям.
Ник дернулся, будто хотел встать, разрушить мое равнодушие, разорвать туман, отгораживающий меня от всего происходящего, в клочья, но его плечи внезапно расслабились, а спина откинулась назад.
— Хочу поставить точку в нашем споре.
Я пожала плечами.
— Нет, это не ответ. — Резко грубым голосом ответил Ник на мой жест. — Мне нужно знать, придешь или нет?
— Приду, — ответила все тем же тоном, отворачиваясь от мужчины и исчезая за дверью.
Мне самой хотелось поблагодарить Ника за то, что он показал пустоты вокруг меня, определил их, ткнул носом.
Я оказалась способна разменять саму себя только потому, что мне было скучно, тошно и одиноко. Работа давно перестала приносить прежнее удовольствие, коллеги раздражали, друзья теперь не казались прежними, и все благодаря ему.
Жестоко отрезвил, поставил перед неумолимыми фактами, что давно пора изменить реальность, в которой я существовала, разлагаясь.
Ты перевернул песочные часы моей собственной жизни, показал, как она бессмысленна, буквально вывернул наизнанку мои внутренности, мои мысли, посмеявшись над ними.
Я не верила в любовь? Дура!
Я презирала это чувство, высмеивала, но каким-то образом стала нуждаться в нем, в Нике! До рези в глазах, до спазмах в груди! А еще хотелось плакать, постоянно. Лить слезы о том, что я больше не школьница, что мне не шестнадцать, а почти тридцать, что наши с Ником отношения закончились, так и не начавшись.
Пять дней, пять коротких быстротечных дней, которые перевернули мой мир с ног на голову, истончив все прежние принципы, раздробив меня, разъединив на части, не зависящие друг от друга.
Мне хотелось тишины номера, одиночества, но до банкета оставалось несколько часов, которые уже были расписаны по минутам.
Стилист, визажист (Элисон), примерка нарядов, прическа…
И снова люди, везде, всюду, куда ни посмотри. Улыбаются, смеются, кто запрокидывая голову, кто, наоборот, опуская вниз подбородок, беседуют друг с другом, молчат за редким исключением. Я сидела за столиком, накрытым белоснежной скатертью, смотрела на танцующие пары, которых в этот час было не так много, как будет, наверное, через пару-тройку часов, и вспоминала ужин на крыше и такой же небольшой столик под белой скатертью. Что было бы сейчас, если бы Ник не оттолкнул меня, если бы позволил случиться тому, чего мы оба тогда хотели? Изменила бы наша близость что-нибудь или стало бы только хуже?
Столько вопросов, на которые я не могла найти ответов и столько чувств, которые просто не вмещались в меня, разрывая изнутри.
Я думала о том, почему многие разбежавшиеся пары возвращаются после разрыва отношений в семью, к родителям? Вроде жили самостоятельно, создали собственную ячейку общества, а тут… бах, разошлись. И не важно, почему это случилось, важно то чувство пустоты внутри, ноющей болезненной и тягучей, которая толкает нас в объятия родителей, заставляет искать в прежнем уюте и в родном доме отдохновения, убежища и тихой гавани.
Я хотела сейчас именно этого: вернуться домой, подняться по старенькой скрипучей лестнице на второй этаж, распахнуть дверь в свою детскую спальню с розовыми стенами и белыми занавесками в цветочек. Мне было просто необходимо лечь в свою кровать, укрыться одеялом, под которым я спала еще будучи подростком и выплакать всю ту боль, которая вдруг появилась ниоткуда и готова была поглотить меня полностью.
Я сидела все в том же ресторане, за тем же столиком, а мыслями давно унеслась в родной дом, в свою детскую спаленку с огромным письменным столом, на котором вечно царил бумажный хаос.
— Потанцуем? — неожиданно прозвучал Димкин голос прямо над ухом, отчего я вздрогнула и разлила шампанское на скатерть и пальцы. Аккуратно поставив высокий бокал, и недовольно тряхнув рукой, встала, чтобы обнять друга и позволить ему вести себя в танце.
— Что у вас с Элис? — не дал мне расслабиться Дмитрий.
— А что у нас с ней? — попыталась я сыграть в «дурочку».
— Лик, я все понимаю: безумная командировка, твоя встреча с Ником и его положение инвалида, этот идиотский спор на пьяную голову и разборки а-ля «кто прав, кто виноват». — Дима перевел дыхание. — Но Элис действительно хотела помочь, прилетела сюда, не противилась нашему боссу, когда могла показать свой строптивый характер и отказаться.
Я удивилась, по-настоящему, так, что даже сбилась с ритма и чуть не упала, если бы не уверенные и сильные руки оператора.
— Дим, ты ее защищаешь что ли?
— Скорее, пытаюсь оправдать в твоих глазах. Девочка ошиблась, с кем не бывает?
— Со мной не бывает. — Тихо. Уверенно. — Я бы никогда не рассказала ее боссу про наши с Колосовым отношения, а тем более про спор!
Желание танцевать пропало, я разозлилась, и маленький огонек недовольства начал разгораться в настоящий пожар из ярости, негодования и обид.
— Лика, вы живете вместе! Завтра утром ты и Элис вернетесь домой, и все станет, как прежде. Я вижу, как ты расстроена и хочу попытаться исправить создавшееся положение.
— Как? — спросила парня, кружась в танце и погружаясь в сонное равнодушие, которое на секунду пало под напором пламени.
— Вместе возьмем отпуск на недельку, рванем в Испанию, как давно хотели! Элис согласна, я уже договорился с боссом о выходных, осталась только ты.
— Нет, — ответила коротко, после чего внезапно остановилась на краю площадки и опустила руки. — Не надо, Дим. Я не хочу никуда ехать, не хочу в Испанию.. — Попыталась добавить, что вообще ничего не хочу, но только яростно помотала головой, сдерживая подступающие к глазам слезы, и рванула к выходу из ресторана, наплевав на гостей, банкет и все вместе взятое.
Мимо ресепшена я уже бежала, если можно так назвать бег на шпильках в длинном шелковом платье с узкой юбкой по щиколотку. Вдавив до упора кнопку вызова, скинула ненавистные сейчас туфли и дернула вверх тонкую холодную ткань.
Когда же этот вечер закончится? Почему так бесконечно долго тянется каждая минута ожидания встречи с Ником?
Поднялась на нужный мне этаж, вспоминая, как давно видела Риту и Колосова и поворачивая в сторону его номера. Уверенным шагом подошла к двери и постучала, особо не надеясь на результат.
Если не откроет сейчас — пойду к себе и лягу спать!
Но он открыл!
— Лика? — темная бровь приподнялась, а усталость сменилась удивлением. — Я ожидал тебя чуть позже.
— А я пришла сейчас, — отозвалась, бесцеремонно шагая внутрь и бросая на ковер туфли на шпильке. — Ты готов к разговору?
Ник выглядел растерянным и по-настоящему милым, родным и близким без галстука, пиджака и черных брюк. На нем, как ни странно, были серые спортивные штаны и белая футболка, обтягивающая мощный торс и бицепсы.
Кровь ударила в виски, прогоняя туман равнодушия, губы машинально приоткрылись, а сердце начало ускоренно стучать в ребра, сбивая дыхание.
— Пойдем? — Ник кивнул в сторону дивана и по пути погасил верхний свет, оставляя гореть торшер у дальней стены.
Упрямо вздернула подбородок, готовясь к его грубости, язвительности и хамству, к чему угодно, только не к этому!
Ник догнал меня в тот момент, когда я готова была опуститься на диван, обнял со спины и легко, почти невесомо коснулся губами бьющейся жилки на шее.
У меня потемнело в глазах, непроизвольный стон вырвался из самой глубины души, сознание помутилось.
Зачем ты это делаешь? — хотелось крикнуть Колосову, остановить его руки, губы, шершавые ладони, скользящие по животу к груди, но я не могла.
— Тише, не спеши, детка, — прошептал он мне на ушко, куснув мочку. — Если будешь так стонать, я возьму тебя прямо здесь, на полу гостиной.
Я хотела крикнуть, что хочу этого, что больше не могу ждать, но Ник решительно сел на диван и потянул меня к себе. Почти упала ему на ноги, вскрикнув от испуга и его гримасы боли, отразившейся на лице в то же мгновение.
— Ник, прости, я случайно, просто так получилось.
Он ничего не сказал, только крепче прижал меня к себе за талию, не позволяя отодвинуться, поменять положение тел, сместиться с его ног.
— Сиди! — грубо, властно, жестко, запуская руки в волосы, ломая прическу и освобождая длинные светлые локоны от шпилек. — А теперь давай поговорим. — Нагло, растягивая слова, со смешинками в карих глазах.
Сжала кулаки, мечтая расцарапать его красивое мужественное лицо, но решительно произнесла:
— Начинай.
Ник откинулся на спинку дивана, подложив под спину подушку, но все же придерживая меня одной рукой за талию.
— Ты хотела, чтобы я доказал тебе, что способен на чувства, на сильные чувства… — пауза, — на любовь, — шепотом и с придыханием. — Хотела? — нависая надо мной и внезапным движением оказываясь сверху.
Я не успела даже кивнуть головой, пока Ник прожигал меня горящим каким-то безумным взглядом, пока скользил кончиком языка от губ по скулам к шее, оставляя засосы на нежной коже.
— Я ведь любил тебя тогда! — зло, с надрывом, сминая в кулаке лиф и дергая его вниз, тут же отодвигая пальцами чашечку кружевного бюстгальтера и впиваясь зубами в затвердевший сосок.
— Ник, — попробовала отодвинуться от него, остановить это безумие, это подобие разговора.
Мужчина оторвался от моей груди и снова посмотрел мне в лицо, вопрошающе и требовательно одновременно.
— Молчишь? — издевательски медленно целуя, нежно и с ласковым шепотом припадая к моему рту, но срываясь на страстный бешеный ритм, в котором, уже не сдерживая себя, выпивал всю меня без остатка, кусая губы до привкуса крови, до соленых слез.
— Ты проиграла, Лика, — хрипло, с болью в голосе и во всем теле. — Я ненавижу тебя! Ненавижу за то, что до сих пор люблю!
Все! У меня окончательно испарились какие-либо мысли. Я услышала то, о чем давно догадывалась, я поверила сразу, как только он произнес это слово.
Любит! Он действительно любит меня на грани ненависти. И пусть!
— Только попробуй не взять свой приз! — шепчу с угрозой, мольбой и дрожью в голосе.
Наплевать, что он не может простить себе это чувство, наплевать! Я хочу его, хочу так, как никого и никогда не хотела. Мне необходимо почувствовать Ника, всего, целиком. Увидеть его обнаженным, беззащитным, полностью в моей власти.
Начинаю стягивать с него футболку, резкими неловкими движениями, путаясь в собственных руках, а Ник смеется, тихо и, кажется, счастливо, а потом смотрит так, будто я его самое ценное на свете сокровище, самое дорогое и, главное, любимое.
— Разденься для меня, — выражение глаз меняется от нежного до жесткого, дьявольски темного, обжигающего. — Сними, мать твою, это платье! — рычит, доводя своими взглядами до дрожи, до трепетного экстаза. — Ну!
Встаю на шатающихся ногах, стягиваю платье, которое опускается на пол шелковой голубой лужицей и шагаю ему навстречу.
— Ник! — со стоном, желанием, мольбой.
— Каково это, Лика? — спрашивает он, отстраняясь, зарываясь обеими руками себе в волосы и яростно закрывая глаза. — Какого чувствовать себя так?
Я не понимала, горела и не понимала, о чем он. Ведь в глазах было столько нежности и любви, мне не показалось, не могло!
А Ник застыл, каждая черточка на его лице застыла жестокой неумолимой маской.
— Протяни руку и сможешь коснуться меня, — шепчет, ядовито, почти с шипением. — Только вот я тебя не хочу! — встает на ноги, морщится от боли, и грубо хватает меня за кисти рук. — Я. Не. Хочу. Тебя!
— Врешь! — шиплю исступленно, не веря в происходящее, ничего не видя, кроме его презрительного взгляда, опущенных уголков губ и белой соблазнительной полоски, резко выделяющейся на красном. — Ты! Врешь! — уже со слезами на глазах, вырывая свои руки из его. — Пусти!
— Пожалуйста, — медленно, с издевкой отпускает мои кисти, и улыбается. — Ты проиграла, дорогая! — выплевывает последнее слово, бьет им, наотмашь, яростно. — Я больше не хочу тебя видеть, никогда! Ты приедешь в свой паршивый городишко и уйдешь с канала, чтобы на шоу духу твоего не было, когда я там появлюсь! Больше не видеть тебя, не слышать, не знать! — Громко, зло… больно. До хруста в сознании, до черноты перед глазами.
Я ломалась, осыпаясь осколками на ковер и со стороны наблюдая, как душа громко кричит и корчится у его ног в агонии. Мне было так жутко от его слов, так до гребанной печенки больно, что хотелось умереть, сейчас, здесь, у него на глазах, но я только нагнулась и подняла с пола платье, молча надевая его через голову. Почти беззвучно поправила волосы, прошла к тому месту, где лежали туфли, нагнулась, чтобы поднять их и сделать последние пару шагов до выхода.
Уже закрывая за собой проклятую дверь услышала тихое и болезненное Лика, но сделала вид, что ничего не произошло.
— Ты идиот, Ник! Ты растоптал мою гордость, унизил меня, добился того, что наш единственный шанс на взаимное чувство разлетелся осколками вместе с моей душой и сердцем. Никогда! Никогда больше я даже имени твоего не захочу услышать! Ты перевернул Вселенную, в которой я существовала, ты выпил меня до дна, иссушил и оставил умирать.
— Ненавижу, — шепотом, глотая соленые слезы. — Никогда! Больше!.. Даже на расстоянии…
Я шептала бессмысленные слова только для того, чтобы не сойти с ума, чтобы оставаться в сознании до тех пор, пока ноги несли меня в собственный номер, а за спиной слышались тяжелые мужские шаги.
— Лика?!
Пошел ты к черту, ублюдок! — молча, почти вслепую продолжая бежать вперед.
— Лика, мать твою, стой!
— Пошел к черту! — громко, на весь коридор, так, что даже треснуло что-то в голове и разбилось в груди.
Шаг, еще шаг, нужная дверь!
Толкаю ее, понимая, что оставила клатч с ключом на столике, в ресторане. Начинаю безмолвно рыдать, слыша его громкое дыхание, шаги… все ближе… ближе…
— Я не хотел так!
Тупой! Идиот!
И продолжаю глотать уже потоки слез, пытаясь держать спину прямо, и только лоб плотно прижат к закрытой двери в собственный номер.
Стоит рядом, не касаясь, молча.
Пошел прочь!
Хватает за плечи, разворачивает к себе, грубо, сильно, обнимает.
— Ты не останешься одна в таком состоянии, я тебе не позволю.
— Что?! — шепчу, в ту же минуту начиная смеяться, гомерически хохотать, опасаясь за собственный разум.
— Ты пойдешь со мной!
— Нет! — яростно качая головой. — Уходи, оставь меня! — зло, а потом размахиваюсь и бью его по лицу, сильно, звонко.
Голова Ника дергается, глаза наполняются темной субстанцией, а в коридоре слышаться еще одни шаги.
— Николай? — удивленный и испуганный вопль Маргариты.
— Лика? — не менее удивленный и не менее испуганный Дмитрия.
Оборачиваюсь и вижу, как у номера друга стоят, прижавшись друг к другу, сплетенные в страстном объятии, почти раздетые и явно нетрезвые Рита и Дмитрий.
Все, мозг, в который раз за этот бесконечный вечер отказывается принять происходящее, а организм реагирует на стрессовую ситуацию приступами безудержного истерического смеха. Я так и стою, хохоча, как ненормальная, сгибаясь пополам и вытирая глаза тыльной стороной ладони.
— Что тут происходит? — появляется на сцене Элис, замирая и выставляя вперед руку с моим клатчем, будто оправдывая свое появление. — О, боже! — вырывается у нее какой-то полустон полу всхлип, после чего подруга направляется ко мне, хватает за руку и утаскивает в направлении лифта.
Свет! Занавес!