Дни складывались в недели, недели — в месяцы, время текло незаметно, но неумолимо, как песок сквозь пальцы. Марту в последнее время нагрузили большим количеством обязанностей — иногда и передохнуть не оставалось времени. А Пётр никогда не умел сидеть на месте: ураганом носился по стране, продумывая и предусматривая любые мелочи. Его зачастую можно было найти в кузнице или на стройке: царь не гнушался простой работы, более того, преуспевал во всех начинаниях. Тем самым он развивал в себе упорство и терпение.

Петербург рос невероятно быстро. Это и отличало Петра от многих других монархов — поразительная молниеносность действий.

Утонув в быте простой подневольной крестьянки, в своих обязанностях, Марта засыпала, едва голова касалась подушки. За это время она успела подружиться с тем камергером, Виллимом Монсом. Этот галантный и забавный молодой человек был очень приятным собеседником, хоть Марта и видела в нём только друга. Им изредка удавалось перекинуться парой фраз и непритязательных шуток. Девушка теперь даже радовалась взваленным на неё обязанностям — не было времени думать о личной жизни.

Этим утром всё было как обычно, разве что самочувствие было не лучшее. Наскоро собравшись, Марта направилась в покои госпожи. Зашнуровав Наталье Алексеевне красивое атласное платье, девушка принялась распутывать чуть взъерошенные золотые волосы цесаревны.

— Что с тобой? — между прочим спросила женщина, взглянув на бледное отражение служанки в зеркале.

Марта перевела взгляд на своё болезненно лоснящееся восковое лицо, красноватые глаза и небольшие мешки под ними. В последнее время сон её был каким-то беспокойным: она то и дело вскакивала, чтобы потом тут же провалиться в усталую пустоту. В последнее время её не оставляло лёгкое головокружение и тошнота.

— Всё в порядке, госпожа, — смиренно ответила девушка, продолжая свою работу.

— Ну-ну, — хмыкнула та. — Я же вижу. Заболела, что ли? Мне не нужно, чтобы мои фрейлины походили на чахоточных.

— Всё хорошо, Ваше Высочество, — тихо повторила девушка, пытаясь справиться со всё усиливающимся недомоганием.

Но охватившая её слабость оказалась сильнее. Дорогой позолоченный гребень с вкраплениями рубинов внезапно выпал из её ослабших пальцев, а сама Марта с судорожным вздохом осела на холодный пол, погружаясь в спасительную мягкость бессознательной темноты.

* * *

Сознание возвращалось трудно и медленно, будто нехотя, дикой болью отдаваясь в висках. В нос ударил отчётливый запах медикаментов.

Комната была незнакомой — узкая, маленькая, совсем бедная, с несколькими дешёвыми жёсткими кроватями, на одной из которых лежала и она сама. Лишь слабый свет лучины и последние лучики солнца освещали душное помещение.

Вокруг неё суетилась низенькая пухлая женщина в скромном платье с идеально чистым белым передничком и безукоризненным кружевным чепцом того же цвета на седой голове. Незнакомка была в возрасте, но в её глазах плескался задор и энергичность. Она походила на лекарку.

— Где это я? — осмотревшись, хрипло спросила Марта и привстала.

— Лечебница. Здесь мы приболевшей прислуге помогаем, — улыбнулась женщина. — Как ты себя чувствуешь, голубушка? Лучше?

— Да, намного, — кивнула Марта, действительно ощущая себя лучше. — Этим я, верно, вам обязана? Спасибо на добром слове. Что со мной случилось?

— Ничего страшного, — помыв в маленьком тазике руки, ответила лекарка.

— Я хворь какую подхватила? Лечить нужно? — слегка нахмурилась девушка.

— Не бойся, красавица, не хворь это вовсе, — вновь по-доброму улыбнулась женщина. — Господь тебе ребёночка ниспослал. Ты перетрудилась малость, вот и лишилась сознания.

Марта сдавленно охнула, почти с ужасом глядя на добродушную улыбчивую лекарку.

— Не может быть… — тихо прошептала она, вновь упав на подушку. — Как же так? Что теперь делать…

Лекарка, внимательно оглядев пациентку, присела на край постели.

— Байстрюк*, значит? — догадалась пожилая женщина, — А ты хоть замужняя, или в девках?

Марта опустила голову, чтобы скрыть проступающие слёзы и до крови прикусила губу.

— Ясно, — вздохнула лекарка, с сочувствием глядя на молодую женщину. — Одной тяжко тебе будет маленького за собой тащить. Я лишь одним помочь могу…

— Чем? — Марта подняла заплаканные глаза.

Лекарка мгновение мялась, отведя взгляд.

— Зелье у меня одно есть, — с горечью проговорила она, — если срок невелик, то от плода греховного избавит.

Марта, казалось, побледнела ещё больше.

— Нет, — тихо и немного неуверенно ответила она, инстинктивно положив руку на живот. — Не нужно. Я справлюсь.

— Дело твоё, — пожала плечами женщина, — тяжко тебе будет, очень. Но молодец, что отказалось: как-никак, это тоже смертоубийство. Сейчас тебе отдохнуть надобно, сил набраться, коли выносить хочешь ребёнка. Поспи, оправься. Я отвар тебе приготовила.

С этими словами лекарка протянула ей большую кружку и встала с кровати. Бросив на девушку ещё один сочувственный взгляд и тихо пробормотав что-то неразборчивое, она ушла, скрипнув тяжёлой дубовой дверью.

Марта залпом выпила ароматный медовый отвар, в котором, кажется, была и ложечка виски. Отставив кружку, она уткнулась носом в подушку и тихо заплакала. Самое странное, что Марта даже теперь не смогла заставить себя назвать ту ночь ошибкой. Она сожалела лишь о том, что от этого пострадает невинное дитя. Она знала, что будет обожать ребёнка больше жизни, что отдаст ему всё, ничего не жалея, но знала также и то, что клеймо незаконнорождённого преследует человека всю жизнь, заставляя всё время чувствовать себя ошибкой судьбы и отверженным. Ведь байстрюков презирали все и всегда: она испытала это на себе в полной мере. Больше всего на свете не хотелось бы такой судьбы своему малышу…

Она уснула лишь тогда, когда уже не осталось сил плакать и переживать. И то ей это удалось лишь благодаря тёплому отвару доброй лекарки.