Если не можешь предотвратить пьянку – организуй и возглавь её!

Катя

Вечер… неужели я тебя дождалась! Нет, не так: неужели я до тебя дожила?!

Зато теперь точно убедилась, что кое в чём ректороишка всё-таки был прав: свободного времени у меня не будет. По крайней мере, пока идут занятия.

Вылив грязную воду из вёдер за растущие неподалёку от выхода высокие кусты, с самым что ни на есть счастливым видом черепашьей походкой поползла в сторону лестницы, ведущей к моей подсобке. Как раз закончила с учительским корпусом, пнула тот наглый цветок, из-за которого я сегодня упала (он так злобно зашевелил листиками, что я поняла: это война) и даже успела почувствовать себя свободным человеком. Ненадолго. Стойко выслушала все комментарии Иннокентия по поводу моего шикарного видка, в отместку повалялась на нём минут тридцать, и снова направила свои стопы в ванную. Теперь уже точно женскую.

Собственно, она ничем не отличалась от мужской. Но и тут оставлять двери не запертыми как-то неловко. Потому накрепко привязала один конец предусмотрительно захваченной длинной тряпки к ручке двери, а другой – к достаточно низко прикреплённому рядом крючку для полотенца. Ненадёжный замочек, конечно, но уже хоть что-то. Долой магию, даёшь творческий подход!

Быстро вымылась, постирала одежду, переоделась в уже высохшую, а после десять раз успела себя обматерить за слишком крепкие узлы, а так же все здания мира, где кому-то жалко денег на нормальный замок.

Ещё раз заскочив в подсобку и оставив там всё ненужное, на удивление бодро поскакала в женский жилой корпус. Там, кстати сказать, никакого разделения на факультеты и курсы не было, почти всё как в обычной студенческой общаге: бытовика-первокурсника вполне могли подселить к старшекурснику-некроманту, и нередко такое соседство оказывалось, кхм, неудачным.

Сидящий на вахте домовик вновь посмотрел на меня не без львиной доли подозрительности, но промолчал и даже сделал вид, что не заметил моего появления. Вот и славненько. Благо, до комендантского часа ещё время есть.

Комната двести одиннадцать нашлась быстро и даже не была заперта. Ещё на подходе оттуда слышался громовой смех, причём не только женский.

О как.

Смущённо кашлянув, заставила себя постучаться. Ну не оргии же они там, в конце концов, устраивают. А мне информация нужна, и дать её мне может только Лина – из нас двоих «лягушек-путешественниц» только у неё есть доступ в местную библиотеку. Точнее, к её содержимому, ибо убираться в библиотеке тоже входило в мои обязанности.

Смех мгновенно оборвался. Кто-то, кажется, нервно икнул. Я успела хорошенько потоптаться у порога, прежде чем дверь наконец-то открылась, причём минимально – ровно настолько, чтобы могла высунуться чья-нибудь голова.

– О! – Неправдоподобно восторженно воскликнула подруга по несчастью, – П. пр. ик!..вет.

– Эм… ясно, – немножко оторопела я, то ли от запаха перегара, то ли от самого факта, – И каков повод?..

– Ну, как же, – улыбнулась та, – Испрн…Избранная поступила в акадимею!

Вот блин. И как это я не предусмотрела. Как будто сама студенткой не была. Походу, информации мне сегодня не дождаться.

– Ладно, – пожала плечами, – Зайду завтра.

– Неээт, – Лина цепко ухватила меня под локоть и затащила внутрь так резко, что предотвратить этого безобразия я не успела, – Трезвой не выпустим. Да, ребят?

«Ребята», удобно развалившись на кровати (впятером) пьяненько похихикали и полуосмысленно уставились на меня.

Н-дя… До оргий, конечно, всё-таки не дошло, но вакханалия явно в самом разгаре: по всей комнате валялись огрызки, осколки, перья из подушек, бутылки, и, собственно, сами участники сего действа. Кто-то храпел в углу, кто-то баюкал пустую бутылку, напевая ей колыбельные, кто-то что-то ел, смачно чавкая, кто-то пытался разговаривать (но выходило так, словно они учатся болтать на древнекитайском), а самое странное – умудрялись друг друга понимать. И да, что не менее странно – никто не морщил носы при виде меня, не орал «Фи, ургх», или «уберите это от меня».. Наверное, совсем в дрова.

Вот тебе и аристократы.

– А мы… мы это…ик! В карты играем, – весело отрапортовала Лина, неуклюже приземлившись рядом с кроватью, – На конфетки и на желания. Я их, это! В дурака играть научила! – И гордо приосанилась, словно совершила невозможное.

Вот тут я заинтересованно осмотрела шумную братию. Раскрасневшиеся, пьяные и довольные, они выглядели прям мечтой шулера, ибо при всём при этом на них были дорогие даже на вид серьги, кольца, браслеты, заколки…

Я мгновенно воодушевилась.

– Мелко, господа, мелко, – наигранно поморщилась, – Как дети малые. Спорим, если ставки будут нормальными и примете меня в игру – вы отсюда голыми уйдёте?

– Пф, ага, – как конь заржал кто-то, – Мечтай, ургх. Мы тебя в два сч. ёта, ик, сделаем!..

– Ну, давайте проверим, раз вы такие богатые, – немного коварно улыбнулась я, присаживаясь рядом.

Лина от игры отказалась, сказав, что ей ставить нечего (кто-то предложил поцелуй взасос, но она послала его лесом). Собственно, мне тем более, но тут я нашла выход: сказала, что если все три раза подряд не буду выходить из игры первая, то месяц всем присутствующим буду стирать одежду. Благо, бытовик из них был только один, так что все согласились (не высокородное это дело – стираться).

Дело в том, что в картах я всегда выигрывала. Наверное, Фортуна таким образом компенсировала мне всё остальное, но факт остаётся фактом: я всегда выигрывала, безо всякого мухлежа и сложных схем (хотя парочка краплёных колод у меня дома имелась). Просто удача. Просто зеркало за спиной пьяных игроков.

В итоге все три партии я выиграла, почти честно. В первый раз в жизни играла на деньги, и чувствовала себя крайне паршиво, как будто украла, но что поделать? Жить хочется, притом жить по крайней мере неплохо.

С довольной моськой разложила награбленное по карманам, выпила пару стаканчиков спиртного, и, пожелав уже почти отрубившимся остальным спокойной ночи, хотела было тихо скользнуть в коридор, но меня снова схватили, посадили и принялись методично спаивать.

Я не хотела. Я сопротивлялась. Я вылила на голову особо прыткого что-то похожее на вино. Но потом моя сострадательная натура не выдержала такого подавляющего количества уговоров, и…

Да, я напилась. Первый стаканчик, второй, третий. А вот что было после пятого (или десятого) – не помню, хоть убейте…

* * *

Ночь простиралась над Академией, как большое тёмное покрывало, усыпанное мерцающими блёстками-звёздами. Стрёкот цикад и пение ночных птиц музыкой наполняло тишину, тёплый ветер ласково перебирал листву деревьев и ворс травы, а в окнах потихоньку гас свет…

Двое безмолвных великанов-зомби, стоящих на страже у ворот, молча пропустили мужчину в тёмном камзоле, неспешно скользнувшего на территорию Академии, проводив его леденящими душу бесцветными глазами. Магический купол, реагирующий на опасность, молчал, и этого было достаточно.

Полуэльф, только что вернувшийся из города и держащий в руках невзрачную на вид коробочку, спокойным шагом приблизился к учительскому корпусу. Но стоило ему войти в свою комнату, спрятать приобретённое в завязанный на нём пространственный карман и снять камзол, как в дверь настойчиво постучали.

– Войдите.

Дверь с тихим скрипом приоткрылась, и в комнату вошёл приземистый домовой. Кажется, один из тех, что следит за порядком в корпусах.

Вид у него был потрёпанный.

– Простите за беспокойство, магистр, – торопливо пробормотал вошедший, – Но у нас ЧП. Восемь студентов в женском общежитии пьянствуют и дебоширят. Один некромант, бард, художница, два водника-боевика, одна целительница, воздушник-артефактник и огневичка-первокурсница. И с ними ургх, та новенькая уборщица. Её, кстати, ректор зовёт уже который час, она там сильно напортачила. Даже голосовую магию использовал, чтоб до неё достучаться, а она в ответ только зачем-то отправила его в баню! И все они орут, режутся в карты, дерутся подушками и магией, создают какие-то жуткие иллюзии, и ржут на всё общежитие! А меня из комнаты выкинули, магией! И заперлись там. Магистр, сделайте что-нибудь… пожалуйста…

– А что к ректору не обратился? – Обречённо вздохнул полуэльф.

– Так он… это… – домовик забегал глазами по комнате, – Он уволит меня сразу, как узнает, что я сам с этим справиться не смог! А куды мне? Без подпитки академии только помирать… А вы их в два счёта расшвыряете! Они вас слушаются.

– Ладно, – кивнул магистр тут же приободрившемуся домовику.

Лина

Порой невозможно не удивляться тому, сколь непостоянна и во многом непонятна человеческому разуму жизнь. Мир вокруг нас так изменчив и противоречив, что никто и никогда не может знать до мелочей, что же ждёт завтра, и не важно, маг ты или обычный человек. В этом есть своеобразная прелесть…

Уверенность в завтрашнем дне – не более чем иллюзия. Такова уж судьба: мы никогда не знаем, где именно нам на голову упадёт кирпич… и каковы будут последствия. И мне довелось в этом убедиться.

Мы с Катей стали тому живым примером. Буквально два дня назад, даже меньше, мы спокойно жили так, как привыкли, строили досконально расписанные планы, тонули в суете грязного пестрящего города, и вот – мы в другом мире. Ни с того, ни с сего. В другом мире, чёрт возьми! Могла ли я предположить, что такое может случиться, когда читала своё любимое фэнтези, когда засыпала, зная наверняка, каким будет завтрашний день, когда готовилась к свадьбе? Нет, конечно. И в этом, как уже говорилось, есть своеобразная прелесть. Потому что прежняя моя жизнь, по моему скромному мнению, – просто эталон однообразия.

Именно поэтому, несмотря на многие «но», сейчас, сидя в огромной библиотеке всамделишной Академии магии, я чувствую себя почти счастливой. Первая эйфория уже прошла, и мне бы стоило постараться побольше узнать о причинах нашего попадалова, но в голову настойчиво лезли воспоминания.

По правде говоря, я никогда не была ни особо умной, ни амбициозной. Ленивая, послушная, улыбчивая, влюбчивая, мечтательная, немного легкомысленная оптимистка – так я могла бы себя описать. Но мои родители, люди весьма образованные, успешные, занятые и обеспеченные, с детства ваяли из меня кого-то другого. Заставляли углубленно заниматься математикой, хотя я её ненавидела и была убеждённым гуманитарием, одевали «с иголочки» в одни только юбки да платья, записали в музыкалку на фортепиано, тогда как мне хотелось таскать удобный спортивный костюм с кроссами и играть на гитаре, устраивали долгие диеты, когда мне хотелось от пуза нажраться конфет… и многое другое. Возможно, я сама виновата, потому что никогда не смела им по-настоящему возразить, а к моим тихим попискиваниям они не особо прислушивались. Увы, во мне никогда не было того духа противоборства, каким обладают многие попаданки из моего любимого фэнтези. Я всегда чего-то боялась – осуждения, неодобрения, разочарований… Постоянно носила какие-то маски, строила из себя «идеальную», всегда бежала за чем-то призрачным и ненужным с одним девизом «потому что так надо». И в итоге по жизни не добилась ничего из того, чего действительно хотела я сама, а не кто-то другой.

От этого осознания становилось щемяще больно.

Нет, родителей я любила, по-своему. Как любит ученик своих строгих наставников. Наверное, это неправильно, но… они относились ко мне точно так же. Словно учёные, работающие над выведением совершенного в их понимании существа. Никой ласки, утешения или сопереживания, никаких лёгких, ничего не значащих уютных семейных разговоров ни о чём – только сухое одобрение или порицание. Всю свою жизнь я чувствовала себя как на экзамене в собственном доме, и хотелось только одного: сбежать, освободиться.

Утешением и истинным воспитателем для меня были книги. У нас дома была большая библиотека, в которой было всё, от энциклопедий до бульварного чтива. И я, только научившись читать, просто выпадала из реальности, когда с трепетом брала в руки очередную книгу. Мне нравилось рассматривать различные картинки, надписи и обложки, вдыхать запах новой или старой бумаги, мусолить меж пальцев страницы, и погружаться в истории целиком и полностью, забывая себя. Сначала, конечно, это были сказки. Я читала их взахлёб, сотнями, абсолютно все: русские, европейские, арабские, персидские, татарские, турецкие… Потом, как подросла, перешла на исторические приключенческие романы в духе Дюма, а после – на фантастику и фэнтези.

Можно сказать, я жила книгами, а не своей жизнью. Вокруг меня всегда была куча людей и событий, все куда-то звали, что-то обещали, обсуждали, но редко когда кто-то или что-то вызывало у меня столько же эмоций, как хорошая, интересная красивая книга. Это ненормально, я была настоящим фанатиком. Хотя, почему «была»? Может, остаюсь и до сих пор.

Мечты, они как наркотик. Этот иллюзорный мир, он затягивает – стоит от него отказаться, как начинается ломка. И реальный мир не выдерживает с ним сравнения.

Знаю, это глупо. Это неправильно, потому что жизнь дана для того, чтобы жить. И ходить по земле, а не летать в облаках.

Но я никогда не была сильной. И реалисткой – тоже.

Как и все выросшие на романах девушки, я мечтала о чуде, о любви. «Когда-нибудь», да «если бы» – преследовало меня. И я не была против. Но проблема в том, что после таких книг, таких розовых мечтаний, завышенная планка в выборе «того самого» – обеспечена.

У меня было много парней. Ну конечно – красивая, талантливая, отличница, «спортсменка-комсомолка», и прочее, и прочее… Но искренности в этой бессмыслице было ничтожно мало. Всё не то да не так, и жаль, что сердцу не прикажешь.

Отношения с Никитой, моим женихом, вобщем-то, от предыдущих отличались немногим. Подарки, букеты, свидания, красивые слова, совместная жизнь, постель. Мне с ним было удобно и легко: он весёлый, богатый, симпатичный, неглупый. Но что самое главное, он любил меня – не придуманного идола, а именно меня, такую, какая я есть – то есть мечтательную, совершенно непрактичную дуру. Я нашла в нём ту нежность и уверенность, которой у меня раньше никогда не было… и чувствовала себя последней эгоисткой, потому что он заслуживал искренности, нормальную девушку, а не… меня. Собственно, я пыталась эту мысль аккуратно донести, но хоть бы хны.

Родители эти отношения одобряли, и практически с того дня, как мы только познакомились с Никитой, настраивали меня на свадьбу. Во всём этом была такая жуткая, вязкая предопределённость, что хоть на стену лезь.

А главное – уже на всё было пофигу.

Я была как тот осуждённый, который уже смирился с тем, что его ведут на плаху. В конце концов, я хотела попытаться найти смысл жизни уже не в себе, мечтах или иллюзорной, несуществующей для меня любви, а в детях. Дать им всё то, что мне не дали мои родители, раствориться в них до капли.

И тут – вот ЭТО.

Всё, что успело спрятаться где-то глубоко, выползло наружу и орало теперь боевым кличем. Вокруг меня жила магия. Та самая, о которой я столько мечтала. Она пропитывала каждый уголок, каждый закоулок, каждого человека, находящегося в этой Академии. Мы все были её частью – частью чего-то неизведанного с привкусом поджидающих всюду приключений. Это кружило голову. Это сводило сума.

Это не давало мыслить здраво.

А призадуматься стоило. Зачем мы здесь? Почему именно мы? Какой бы мечтательной я ни была, даже мне сложно поверить, что я хоп – и Избранная. Мир должна спасти. Ну бредово же звучит. Я? Мир спасать? Как?? От чего??

Пока что никто не мог дать мне вразумительного ответа. Я совсем представляю, что должна делать, как себя вести, чего добиваться. Да и смогу ли? Всегда ведь была ведомой слабачкой, а воля и ум – это основа всех настоящих успехов. Тут мало одного таланта или свалившихся вдруг сверхспособностей. Катастрофически мало.

На моих коленях лежала увесистая книга «Легенды Аанхена», и с неё я планировала начать поиск ответов.

– Бу! – Вдруг совершенно неожиданно прорычал кто-то прямо в ухо, заставив подскочить с кресла и выронить тяжёлую книгу.

– А!! Чёрт! – Ругнулась я, моментально обернувшись.

Передо мной, тихо посмеиваясь, стояла Ррыгра, моя соседка. Орчиха-целительница. Прикольное сочетание.

Впервые увидев широкоплечую коренастую девицу с сине-голубыми (от природы, да) волосами, я подумала, что это какая-нибудь неформалка, занимающаяся тяжёлой атлетикой. Или профессиональная магиня-боевичка. Ан нет. Целительница. А когда узрела клыки, которые по желанию хозяйки вырастают, выбиваясь из-под нижней губы, так и вовсе хотела смотаться куда подальше. Одно дело – читать о таком, и совсем другое – столкнуться в реальности. Но она только поржала надо мной, и вобще оказалась очень дружелюбной, смешливой, лёгкой на подъём… не в прямом смысле.

– Ты меня до инфаркта доведёшь, – обиделась я.

– Да ладно тебе, заучка, – отмахнулась та, – прошёл только первый день, а ты уже в библиотеке заседаешь. Помнишь, что у нас сегодня запланирована вечеринка?

– Ты имеешь ввиду пьянку в компании малознакомых людей? – Изогнула бровь я, – Ещё бы, забудешь такое.

– Не занудствуй, – усмехнулась соседка, – Это тебе они малознакомые люди, а мне друзья! Ну, некоторые из них… А остальных, их грех не пригласить – без них любая пья… э… вечеринка – скучная. Двоих ещё уламывать пришлось. Пошли! Будет весело!

– А не застукают? – Нахмурилась я.

Не хватало огрести от преподавателей в первые же дни учёбы. Это на меня не похоже.

– Да не, – поморщилась та, – Пойдём! Ну правда, какое начало учёбы без, ммм… праздника радости возвращения в альма-матер?

– А, то есть это так называется, – хихикнула я, внутренне сдавшись. – Кстати, я туда ещё кое-кого пригласила, ничего?..

Та только снисходительно пожала плечами.

Захватив с собою книгу и записав на своё имя, пошла на «праздник радости».

* * *

…а «праздник радости» иначе как матом не охарактеризуешь. Коротко говоря, пьяные мы делали всё, что только могут делать восемь человек, закрывшись в одной комнате. Разве что кроме оргий, хотя проигранные в карты поцелуи (иногда совсем не скромные) и раздевания всё же имели место быть. Иногда в голове проскальзывали полутрезвые мысли «Боже, что я здесь делаю?!», или «Боже, ЧТО я делаю?!», но тут же улетучивались с очередным витком данной вакханалии.

И когда посреди всего… этого послышался стук в дверь, словно гром среди ясного неба, мы все замерли памятниками самим себе и даже немножко протрезвели. Ненадолго, потому что это оказалась Катя.

Как ни странное, к её присутствию наша весьма разношёрстная компания отнеслась вполне снисходительно, хотя среди нас были и самые звезданутые звёзды факультетов: Вернер, лучший выпускник-некромант, и по совместительству красавчик граф с немаленьким наследством, Элли, первая красавица всея академии и одна из самых завидных невест империи, и Дерек, боевик нереального уровня, тоже красавчик, тоже выпускник, и герцог, в родстве с правящей династией. Вобщем, те, от кого больше всего ожидаешь предвзятости к тем, кого общество недолюбливает. Но то ли я ошибалась, то ли они были слишком пьяные. Так что я вздохнула с облегчением и расслабилась.

А зря… потому что затухающая было пьянка с появлением Кати обрела новое дыхание. Хех, как круто она их обчистила-то!!! Даже не знала, что она так умеет, хотя вроде подругами долго были… а может и остаёмся. Общие проблемы людей связывают. Может, теперь помиримся с ней.

Собственно, это я и пыталась сделать, пригласив её сюда. Но что там началось…

Когда мы её споили до своего состояния, компашка угнетённых решила устроить матч-реванш на картах, но уже не на деньги и т. п., а на желания. Я была только сторонним наблюдателем.

Катя выходила сухой из воды. В итоге вся наша дружная братия, помимо меня и Вернера, обязалась завтра полностью вымыть женский и мужской корпуса. А некроманту она уделила особое внимание: несчастный должен был раздеться по пояс (аргументировала тем, что, цитирую: «ты симпатяжка, зачем тебе рубашка?»), прокатить её по коридору и в свободное время научить метать ножи.

Но последний раунд она всё-таки проиграла. Наша шумная братия долго выбирала достойную месть, но Элли категорично заявила: признаться в любви первому встречному в коридоре и страстно поцеловать. И точка.

Возражать никто не решился.

Однако перед исполнением желаний мы решили немного побеситься. Врубили музыку (с помощью амулета, висевшего на шее Риана, барда) на полную катушку, подрались подушками, магией, да всем, чем под руку попадётся, и тут…

Снова стук в дверь.

К нам, то лепеча что-то, то переходя на ор, стал ломиться наш домовой. Если бы он пришёл чуточку раньше… но конкретно на том уровне, которого мы достигли, нам было море по колено. Воздушник просто выкинул несчастного магией, а Катя послала в баню зачем-то позвавшего её ректора. Пару раз приходили недовольные сонные студентки, костеря нас благим матом (как старые бабки, право слово), но их отправляли тем же маршрутом.

Веселье продолжалось.

Когда мы решили перейти к исполнению желаний, было уже глубоко за полночь. Собственно, тех желаний, которые можно было выполнить прямо сегодня, было всего два, так что, Вернер, уже раздетый по пояс (мы, девочки, дружно повздыхали) взял было на руки Катю. Но та вдруг заявила «нет, не то», и, совершив невероятный в их состоянии (да и вообще) акробатически трюк, залезла к некроманту на шею, и с жизнеутверждающим кличем «но, лошадка», отправилась навстречу любви с первого взгляда и страстному поцелую.

А мы, всей дружной похихикивающей компашкой вразвалочку выдвинулись вслед за ними.

Аскалон Эаргомхонвиэль (Эрриа)

Иногда кажется, что выхода просто нет. Ты застрял в однообразном круговороте, у которого нет ни конца, ни начала… Но, сколь сложной ни была бы жизнь, это ощущение ложно, ибо выход можно найти из любой ситуации, кроме смерти.

Этот вывод долго был моим тайны лозунгом, какой-то… надеждой, что ли, которая заставляла не останавливаться. Хотя поводов было немало. Сдаться, опустить руки, смириться… это легко. Но как потом уважать самого себя?

Полукровка – это ургхво клеймо, которое хоть и не нарисовано на лбу, но видно каждому. И ладно бы просто полукровка, скажем, сын эльфа и вампира, или эльфа и оборотня, так нет же: я сын эльфа и ургха. К тому же бастард. А это у нас, в Монвелле, всё равно что родиться червём – смотреть противно, а убивать жалко.

Мой отец, герцог Кедвирский, Ориган Эаргомхонвиэль, дядя императора и регент – фактический правитель Монвелльской империи. Сильнейший маг, искусный дипломат, гениальный стратег и политик, он всегда был для меня эталоном. Неким идолом – далёким, недостижимым, иногда непонятным, но всегда вызывающим восхищение.

При дворе его смертельно боятся, и не безосновательно. Не будь я его сыном, тоже побаивался бы того, кто с лёгкой улыбкой на губах собственноручно отрубил голову двенадцатилетнему подростку, который был подослан соседями-гранхолдцами. Как выяснила наша разведка, мальчику, обычному нищему ворёнку, пойманному на улице (ему не повезло просто потому, что он знал эльфийский), было приказано выкрасть очень важный артефакт, некогда отобранный у Гранхолда в последней нашей войне. В противном случае убили бы его сестру, единственного живого родственника. Кто же заподозрит обычного мальчика-лакея, каких всегда полно при дворе? И всё-таки его поймали. И отец тут же велел его казнить – публично, демонстративно. Чтобы его малодушные враги из монвелльской знати, метящие на место регента, но всегда действующие чужими руками, видели: ничто не проскользнёт мимо зоркого глаза герцога и такого понятия, как сострадание, для него не существует. А с Гранхолдом мы разорвали торговый договор.

Почему-то именно этот день мне запомнился очень хорошо. Мне было десять, я мало что понимал во всём происходящем, но подростка, почти ровесника, мне было жаль. Отец всё с той же жестокой полуулыбкой вытер капли крови, попавшие на лицо, и, развернувшись к собравшимся, прямо с эшафота, будто стоя на пьедестале, произнёс какую-то прочувствованную политическую речь. Я не слушал. Мне вдруг в голову ударило отчётливое осознание: на месте этого пацана мог быть я. Если бы я вдруг совершил бы подобное, не важно, по каким причинам – отец не пожалел бы меня.

От этого осознания у меня, десятилетнего, кровь стыла в жилах.

Моя мама, Элеонора Сонберт, происходит из древнего эльфийского княжеского рода, который отказался от неё, когда она была маленькой, как только выяснилось, что она бездарная, ургх. Дали немного денег и усечённую фамилию, а дальше – выживай, как хочешь.

Несколько лет она нищенствовала, собирала милостыню и воровала. Но ей повезло: в одну из дождливых ночей, какие часто бывают в Эствиде, нашей столице, её приютила добрая женщина, жена трактирщика. Она не была владелицей борделя или вроде того, как можно было опасаться в таком случае, а просто помогла промокшей до нитки тощей бездомной девочке, уснувшей на лавке близ их трактира.

Лишённая магии, моя мама обладала другим: природной грацией и пластичностью, умопомрачительным голосом и красотой, нетипичной для Эствида и Монвелла в целом: Небольшого роста, рыжеволосая, зеленоглазая и обладающая пышными формами, тогда как все эльфийки – тоненькие, как тростиночки, с небольшой грудью, светловолосые и голубоглазые или синеглазые.

В той таверне со средним уровнем дохода мама была певицей и танцовщицей с подросткового возраста. Талантливая, яркая, бойкая и обходительная, она словно магнитом притягивала посетителей, и с годами обычная таверна на окраине города превратилась в одно из самых популярных столичных заведений. И однажды среди посетителей оказался и мой отец, пару лет как овдовевший и тогда ещё не регент и диктатор, а министр внутренних дел.

Каким ветром его туда занесло – кто бы знал. Но разгуливает отец всегда инкогнито, играючи меняя внешность (он метаморф). Так и в тот раз. История получалась довольно романтичная: до мозга костей холодный аристократ с огромным потенциалом, богатством и возможностями влюбился в нищую, как крыса, танцовщицу.

Даже я сам удивляюсь, как два таких абсолютно противоположных человека сошлись. Вокруг отца всегда немеряно женщин, и верным маме он никогда не был, но ни одна из них не остаётся с ним дольше, чем на одну ночь, а мама как была необъявленной королевой, так и остаётся ею. Неглупая от природы, она могла бы в какой-то мере вертеть отцом и занимать не последнее место в политических делах, но они были и остаются ей совершенно чужды, а сама она – до невероятного искренней, доверчивой и фанатичной в своей любви. Ко мне, к отцу, к украшениям, балам и сплетням. Остального мира для неё не существует. Возможно, именно это в ней и любит отец – ей абсолютно плевать на все политические дрязги и интриги. Вокруг неё только смех, жизнь, покой и радость. Она удивительная.

Для высшего общества сам факт того, что рядом с первым человеком государства ургх – удар, причём удар по папиной репутации. Но вырывать слишком разговорчивые языки – его любимое занятие, так что все самые смелые ограничиваются осуждающими взглядами. Однако брак между представителем высшей аристократии и ургхом официально запрещён законом: практически во всех странах в понимании аристократов и буржуазии брак с ургхом – это всё равно что жениться на собаке. Так что моя мама остаётся просто фавориткой, и это меня злило настолько, что где-то в подростковом возрасте я прилично накричал на отца (после того, как один из представителей гранхолдской делегации, разговаривая на приёме с одной из дам, нелестно высказался о моей матери и их отношениях с отцом).

Отец спокойно выслушал мою истерику, не проронив ни слова, не отрывая глаз от бумаг, а затем, когда я было подумал, что мне всё сойдёт с рук, выпорол, как маленького, и заключил в темницу на три дня. Правда, гранхолдцу, оскорбившему маму, тоже досталось: с ним хорошенько «побеседовали» и применили ментальную атаку (высшая степень ментального мастерства) – человек испытывает адскую боль, но доказать потом ничего не может, ибо нет ни магических, ни физических следов.

У меня никогда не было особого желания противоречить отцу, но после того случая оно и вовсе навсегда отпало. Правда, отношения наши теплее не стали. Мягко говоря.

Помимо меня у отца шестеро детей, все от первого брака: четверо сыновей и две дочери. Все сильные, чистокровные. Я для них некий довесок, какая-то грязная часть жизни отца, о которой они не желают знать. Разве что кроме Аники, старшей из двух сестёр: она относится ко мне довольно хорошо и практически не отделяет от остальных своих братьев.

В выборе окружения отец непредвзят: ему неважно происхождение, титул и даже магические способности (если того не требует специфика должности), важен лишь ум, внутренняя сила и умение нестандартно мыслить. Но всё-таки он вырос в сплошь консервативной среде, пропитанной аристократическими замашками и предрассудками насквозь, и даже его не могли полностью обойти все эти стереотипы, так что я был и остаюсь для него кем-то второго сорта в сравнении с остальными его детьми. Нет, он любит меня, всё-таки я единственный ребёнок от любимой женщины (брак его был договорный, по расчёту), но как-то… своеобразно. Власть и политические игры он любит куда больше нас, мы же для него некий островок покоя.

И мать, и отец всегда старались держать меня подальше от дел политики. Но с детства у меня выработался какой-то комплекс, неуёмная жажда доказать, что я ничем не хуже своих братьев и сестёр. С малолетства пыхтел над учебниками до потери пульса, изводил себя такими тренировками, какие моим снобам братцам и не снились. В общем, то пренебрежение отца и общества давало мне мощный стимул для самовоспитания, для достижения различных целей. Я закончил магическое образование боевика-стихийника и обычное юридическое, по собственной инициативе прошёл три года армии наравне с простыми солдатами. Тщательно следил за политическими делами, долго и всячески пытался влиять на них, но отец был категорически против. Ургх знает почему. Поэтому я переключился на военную карьеру, и тут отец предпочёл просто не вмешиваться.

Я успел побывать во многих сражениях. Пожалуй, такого таланта организатора и стратега, как у отца, у меня нет, но до генерала дослужился. Прошёл две войны и неисчислимую кучу стычек. От жизни не отстаю, поэтому знаю: скоро грядёт ещё одна война, причём такая, где мы, монвеллцы, скорее всего поджаримся до корочки. Ибо теперь против нас две самых больших империи: Гранхолд и Ревил, а с ними и тьма тьмущая союзных княжеств. Уже давно слишком многих не устраивают темпы роста и развития Монвелла во всех сферах. Осталось лишь найти подходящий повод, а это для политиков дело плёвое.

Сидеть бы мне в Монвелле и готовиться к этой войне, если бы вдруг не обнаружился один шанс…

И вот я здесь, в этой академии. Под вымышленным именем. Как раз приобрёл шкатулку, сохраняющую магические свойства положенного внутрь предмета, привязанную на крови ко мне – никто больше открыть не сможет.

Есть один шанс, и только. Кажется, я всё-таки оказался на месте того пацана, казнённого отцом… и к чёрту. Ибо эта война своими масштабами нас раздавит.

Мы не всесильны.

Естественно, что эти мысли не дают мне покоя. Даже теперь, когда я, как прилежный преподаватель (само слово уже раздражает) иду успокаивать пьяных студентов, ибо остальным лень поднять свои жо… аристократические чресла.

Коридоры корпуса длинные и душные, а свет магических светильников отбрасывает длинные тени. Пожалуй, в этой тишине я бы ещё долго шёл столь же неспешно, размышляя о своём, если бы «виновники торжества» не вышли мне навстречу…

Ну как вышли. Вывалились вразвалочку, шатаясь едва ли не от стены к стене, пьяно переговариваясь и хихикая на весь коридор. Ещё несколько магических светильников вспыхнуло при их приближении, и моему взору предстала вот такая картина:.

Позади, словно охрана, почти что ровным рядом шествовало пять человек с разных курсов, разных факультетов и разных сословий, хрюкая и улюлюкая. А возглавляла шествие, будто императрица на коне, новенькая уборщица-ургх, не умеющая закрывать двери. Но добило меня то, что конём ей послужил мой лучший ученик, самый сильный некромант-боевик в Академии, к тому же, чистокровный аристократ. Более того, оседлавшая моего голого по пояс ученика… наездница при всём при этом запрокинула одну руку над головой, вертя ей, словно закидывает лассо и весело кричала «тыктыгдыктыгдыыыык!», совершая при этом характерные телодвижения. А некромант только ржал вместе со всеми, всё больше и впрямь напоминая коня.

Моя картина мира на этом моменте слегка пошатнулась, а адепты, завидев меня, синхронно остановились и встали по стойке смирно, словно кто-то прокричал: «На месте-е стой, раз-два! В одну шеренгу становись!».

И у всех такие невинные глаза, что можно было бы подумать, будто они вовсе не пьяные, если бы уборщица до сих пор не гарцевала бы на «коне», а по коридору не распространялся на несколько верст запах перегара.

Вот уж не думал, что хоть раз эта Академия сможет меня удивить. Н-да.

Прежде чем я успел очнуться и открыть рот, заметившая меня наездница вдруг подозрительно восторженно вскрикнула и с детской радостью похлопала в ладоши.

– О! Эльфёнок! Привееет, – помахала слегка ошарашенному мне рукой и каким-то невероятным образом грациозно спрыгнула с шеи некроманта, – Тебе сегодня, ик!.. везёт. Вобще-то я терпеть не могу блондинов, коняшка у меня посимпатичнее, но что подела. лаишь! Жизнь, иик!.. боль, всё – тлен…

– Кать, а может, не надо?.. – Неуверенно пискнула Избранная, покосившись на уборщицу. – Давай пойдём дальше, ещё кого-нибудь встретим.

– Та ну!!! – Весело сверкая глазами, возразил бард, Риан, кажется, и остальные его поддержали ещё более громким улюлюканьем, – Так даже веселее! Нужен прав. ик. ный настрой… Ща… всё будет… – и, вытащив из рубашки музыкальный амулет, включил какую-то душещипательную музыку.

– Что?! – Спросил на всякий случай. Вряд ли стоило ожидать здравомыслия от настолько пьяного человека, к тому же, женщины и тех, кто с ней связался, но а вдруг. – Адепты, какого ургха вы тут устро…?! – Начал было орать на них я, как вдруг меня заткнули самым неожиданным образом.

Я, полуэльф и военный, немало повидавший в этой жизни, оказался морально не готов к тому, что почти незнакомая пьяная девица с неожиданной силой прижмёт меня к стенке и вопьётся в губы так, словно хочет их откусить. Даже выработанная за многие годы реакция не спасла.

– Вот тут я должна признаться тебе в любви с первого взгляда, – так же резко отстранившись, быстро пробормотала «наездница» вконец ошалевшему мне. – Но целуешься ты не очень. А теперь, – чинно повернулась к остальным, – Самое время сваливаливать, ребят.

Единодушно угукнув, студенты бросились врассыпную, но, наконец очнувшись, я спеленал их магической сетью и выкинул порталом прямиком в лесное озеро.

Пусть немного протрезвеют. Над трезвыми издеваться веселее.