– Почему Имагин? – этим вечером у них в квартире снова сломался кондиционер. Жужжал, жужжал и дожужжался. На календаре – конец сентября, порядочной осени, даже будь она барышней-копушей, давно пора бы прийти, а она все никак не может собраться или добраться.

Так вот, на календаре конец сентября, на градуснике – плюс тридцать… вечером, а кондиционер приказал долго жить.

Настя поставила два стакана с лимонадом на журнальный столик, сама опустилась на диван рядом с Имагиным, проверявшим почту на ноутбуке. Посидела так несколько секунд, а потом легла, уткнувшись затылком в мужское бедро.

– В смысле? – он же, продолжая набирать левой рукой какой-то текст, освободил правую, позволяя тут же ухватиться за нее, чтобы заняться изучением. Настя поглаживала подушечки, водила по полосам на ладони, снова сравнивала со своей, смотрела, совпадают ли те самые линии, которые вроде как любви и жизни. Должны совпадать.

– Почему ты выбрал именно эту фамилию? Это мамина?

Допечатав, Глеб закрыл крышку ноутбука, отставил, давая возможность довольной таким развитием событий Насте подползти повыше, устроиться удобней. Смирившись, что правая рука ему больше не принадлежит, левой Имагин провел по собранным в хвост волосам девушки.

– Нет, не мамина. Просто… Не знаю, почему. Когда ехал решать вопрос, слушал какую-то дурацкую передачу о бабочках. Они там повторяли 'имаго-имаго', освобождались от коконов, превращались из куколок в мотыльков, потому, когда нужно было определиться, самое умное, что пришло в голову – Имагин.

– А почему вообще было так необходимо менять? – Настя опустила его руку на свой живот, позволяя нежно водить пальцами по коже.

– После того… как это случилось, – пальцы на секунду застыли, чтобы через мгновение продолжить механически двигаться. То, что они могут вот так разговаривать на подобные темы – это достижение и Глеба, и Насти. Прошлое не вычеркнешь из жизни. Для них обоих эта тема болезненная, но не запретная. Запрет только один – поднимать ее, когда злятся. – Я долго пытался вспомнить. Хотел именно вспомнить, действительно ли мы с Лехой тогда поменялись, или это мой мозг так защищался, создавая лже-воспоминания.

– Экспертизы же проводили…

– Проводили. Но там ведь тоже никто не давал сто процентов. А мне нужны были сто. Думать, что из-за тебя погибли люди, Насть, это ужасно. Хочется отмыться. А отмыться нереально. Так вот, согласился и на гипноз, и на терапию тоже. Но я хотел, чтоб мне помогли вспомнить, а меня пытались заставить забыть, пережить… Из моей жизни пропали мотоциклы, я переехал в эту квартиру, расстался с подругой, с которой был тогда, пошел работать к отцу, учебу бросил на год.

– И фамилию сменил?

– Да. Фамилию тоже сменил. Вот уже семь лет, как Имагин.

– Мне нравится, – Настя выслушала его внимательно, погладила по руке, будто одобряя, ну или ободряя. – И ты до сих пор… до сих пор думаешь, что мог быть за рулем?

Глеб ответил не сразу. Сначала бросил на нее быстрый взгляд. Настя смотрела не на него – на стену, в глазах ни боли, ни гнева, ни ненависти. А он боялся только этого. Что по какой-то причине терпит, а сама ненавидит. Есть ведь, за что ненавидеть.

– Пока не буду убежден на все сто процентов, буду сомневаться.

– Как ты собираешься убедиться на все сто? – девушка запрокинула голову, заглядывая в его лицо.

А Глеб пожал плечами – не знал. Может, когда-то память окончательно вернется, выстроит все в ряд без белых пятен. Тогда будет уверен на все сто. Он этого одновременно хотел и боялся – а вдруг окажется, что за рулем был все же он? Вдруг окажется, что именно он виновен в смерти друга и отца любимой? Сможет признаться в этом Насте?

Она-то простила ему то, что сидел сзади. А если окажется, что своими руками..?

Из раздумий его вырвал протяжный стон Насти, которая тут же села, потянулась к стакану, приложила его ко лбу.

Глеб моргнул, возвращаясь из раздумий в реальность, а потом не смог сдержаться от того, чтоб не потянуться к ней, проводя ладонью по коже спины, скатывая майку. Она с ним. Это главное.

– Я умру от этой жары, Глеб, – девушка же, явно не подозревавшая о том, что творится у него в голове, обернулась, продолжая прикладывать холодный стакан ко лбу и щекам, посмотрела умоляюще. – Когда они обещали починить?

– Утром приедут.

Настя со стуком опустила стакан на стол, чтобы тут же уронить голову на колени, хныкая.

– Мы тут зажаримся, Имагин, до утра. Дом нагрелся за день, и мы теперь здесь как в газовой камере.

Усмехнувшись такой ее детской реакции, Глеб еще раз провел по позвоночнику, теперь уже от шеи вниз до самых ямочек, и снова вверх до лопаток, оголяя кожу.

В одном Настя была права – нужно что-то решать. Хотя бы за вентилятором съездить что ли…

– Я лед поставила морозиться, может хоть с ним полегчает… Или в машине переночуем? – мысли девушки пошли совсем уже в отчаянное русло.

А рука Глеба на какое-то время застыла.

Он немного повозился, достал телефон, разблокировал. Услышав характерный щелчок, Настя выпрямилась, оглядываясь. Глеб же приложил палец к губам, подмигнул.

– Алло, привет. Это Имагин.

Там ответили.

– Я вот о чем хотел спросить… У вас во сколько последний сеанс?

Снова ответ.

– А можно я тогда в одиннадцать подъеду? Охрану предупредишь? Конечно! – Имагин рассмеялся, – сочтемся. До встречи!

Сбросил, подмигнул, наклонился, легко целуя очень уж подозрительно смотрящую на него Настю.

– Собирайся, мелкая. Едем туда, где очень много льда. Только лучше джинсы надень и носки теплые возьми.

– Имагин… – а потом поднялся, направляясь в спальню. На ее оклик отреагировал немного не так, как Настя надеялась. Обернулся, посмотрел вопросительно, мол, 'чего сидим?', показал руками, чтоб поднималась, пропал из виду, кажется, в гардеробной. – Имагин! – Асе ничего не оставалось, как проследовать за ним.

Глеб к тому времени успел уже снять домашнюю футболку, развязать лямки на штанах, стянуть и их, достать и запрыгнуть в спортивные, обернуться.

– Настен, сейчас десять, нас ждут к одиннадцати, мы должны быстро собраться и ехать. Давай, – а потом подошел, обнял, взялся за подол футболки, ненавязчиво стянул, отбросил в сторону… почему-то забыв, что он-то у них чистоплюй, схватился за резинку шорт, Настя придержала. – И носки не забудь… – отпустил, чмокнул в кончик носа, вышел, по ходу натягивая футболку уже на себя.

Пришлось собираться, исполняя его инструкции.

Все оставшееся время до выхода, потраченное Глебом на легкий ужин, которым накормил и себя, и подозрительную Настю, поиски ключей от машины и прочую мелочь, Веселова наблюдала за ним.

Он воодушевился так, будто предстояло что-то эпохальное, нереальное, очень для него желанное.

– Готова? – ее взяли за руку, вывели из квартиры, счастливо насвистывали, спускаясь вниз, включили в машине громкую музыку, вели спокойно, постукивая по рулю, периодически глядя на молчаливую Настю, подмигивали, чтобы снова следить за дорогой. Остановились же у одного из еще открытых городских торговых центров.

– Нам на третий, – охранник, явно собиравшийся сказать, что через несколько минут здание закрывается, только кивнул, когда Глеб кинул фразу вместо приветствия, чтобы тут же снова потянуть Настю к эскалаторам, параллельно набирая чей-то номер. – Алло, ну мы уже здесь. Через три минуты подойдем.

Решив, что спрашивать у него сейчас, смысла нет никакого, Настя смирилась, позволяя увлечь себя сначала на второй, а потом и на третий этаж пустого уже здания. Потом девушка пыталась идти достаточно быстро, чтобы поспевать за шагом Имагина, а когда он затормозил, чуть не налетела на спину.

– Ну вот, мелкая. Лед. И он весь наш, – Глеб обернулся, подмигнул, потянул дальше – в сторону пустого катка, рядом со входом на который их ждал улыбающийся мужчина.

***

– Глебыч, – мужчина протянул руку, здороваясь, они с Имагиным даже ударились плечами, демонстрируя уровень близости.

– Привет, прости, что неожиданно. Мы как-то в последний момент сообразили…

Глеб обернулся, улыбаясь Насте, а она только плечами пожала. Он-то может и сообразил в последний момент, а ее вообще перед фактом поставили.

– Мне-то что? Лишних денег не бывает, потому я не в обиде, – мужчина заглянул через плечо Глеба, явно оценивая спутницу, а потом уважительно покачал головой, молчаливо одобряя.

Это добавило в копилку раздражения Насти еще одну монетку.

Она ведь вполне может не уметь… и не хотеть. Тем более, если собирался знакомить с другом, мог бы предупредить.

– Мою флешку поставишь? Музычка у вас здесь… – Глеб скривился, достал из кармана носитель памяти, протянул мужчине, тот кивнул, погрозил пальцем, а потом пропустил их через турникеты, позволяя зайти.

– Тридцать восьмой же? – насупленная Настя кивнула, следя за тем, как Имагин перемахивает через стойку, достает пару коньков, протягивает ей, другие берет себе.

– Я вас оставлю, ребят, как закончите, наберешь, Глебыч, – мужчина же, который их встретил, снова протянул руку, пожал Имагинскую, улыбнулся Насте. – Это высшая степень доверия, каток для хоккеиста – святое! – он возвел палец к небу, а Настя почему-то смутилась.

Вспомнила, как ее когда-то не слишком впечатлил хоккейный матч, и перед Глебом стало стыдно. Он ведь действительно все это любит. И сюда ее привез потому, что любит. В надежде, что ей тоже понравится…

– Пошли, – снова перемахнув через перегородку, Глеб потянул ее к лавкам, предназначенным для переобувания.

Сам он надел коньки быстро, а ей было велено ждать. Ну она и ждала. А потом следила за тем, как профессионал шнурует обувь уже на ее ногах.

Всегда было интересно, как это делается правильно, насколько должно быть туго, где свободно, но никакого секрета в действиях мужчины не заметила.

– Каталась раньше? – закончив, Имагин поднял взгляд. Он смотрел восторженно, будто опьянел от близости льда, а Настя насторожено. Мотнула головой.

Ей интересна была реакция – разочаруется или нет. Он вообще никак не отреагировал. Взял за руку, повел в сторону створок, отделяющих лед от комнаты.

– Значит, будем учиться, – решительным движением открыл их, снял замок с перил, служащих бортом, ступил на лед, развернулся, вытягивая вперед руки. – Давай, не бойся. Просто шагай.

И смотря прямо в глаза Глеба, Настя шагнула.

Надо льдом уже разносилась музыка, видимо, одобренная Имагиным, ритмичная. Слишком, как для новичка. А лед скользкий. Тоже слишком, для новичка.

Глеб продолжал держать Настю за руки, терпеливо объясняя.

– Смотри, согни немного ноги в коленях, вот так, видишь? – показал, Настя кивнула. Попыталась согнуть, пошатнулась, но Глеб удержал. – Молодец. А теперь делай скользящее движение. Как в вашем балете, носки не прямо, а немного в стороны. И не бойся, главное. Кто больше боится, тот раньше падает. Давай.

Глеб посмотрел так, будто делился уверенностью, а потом опустил взгляд на ноги, следя за тем, как она делает первый шаг.

– Вот видишь, не страшно, – улыбается, снова скользит. Он же, не выпуская ее рук из своих, медленно двигался спиной вперед. Поддерживая, когда собиралась отклониться назад, когда пыталась зарыться зубцами конька в лед, когда начинало разворачивать на месте.

Настя же изо всех сил старалась… Старалась делать вид, что не умеет. Ей самой казалось, что попытка заведомо провальная, но Имагин, кажется, повелся. И из-за этого хотелось триумфально улыбнуться, а потом оттолкнуться, уносясь вперед. Он устроил сюрприз ей, она собиралась устроить ему. Только сначала еще немного поделает вид… Очень уж приятно, когда он вот так трясется, обучая…

– Попробуешь сама? – когда поступило такое смелое предложение, они успели сделать уже три круга. Глеб держал Настю за руки. Чаще – за обе, но несколько раз отпускал одну, отъезжая в сторону, чтоб девушка попыталась хоть немного научиться держать равновесие. Как для новичка – получалось у нее неплохо. Глеб даже успел уже составить в мыслях график, по которому им предстояло заниматься, если ей, конечно, понравится…

– Ага, – Настя же, высвободила руку, схватилась за перила, остановилась, посмотрела на Имагина, улыбаясь. – Попробую, только давай ты сначала покажешь, как катаются настоящие мужчины, хорошо? – сделав вид, что смертельно устала, Ася облокотилась о бортик, посмотрела выжидающе.

Благо, артачиться Глеб не стал, клюнул в губы, усмехнулся, тут же отъезжая задом, немного виляя. Мужчина достиг противоположного борта… а потом погнал… Это было красиво. Следить за тем, как проносится мимо, как поворачивается на огромной скорости, как тормозит у места, где стоит Настя, царапая лед, создавая звук схожий с тем, которые издает мотор спортивной машины при разгоне. Тормозит, практически вкапываясь в ледовую поверхность, касается ее губ, а потом отталкивается, чтоб нестись на очередной круг.

Он любил этот лед. Так же, как лед любил его. За него было не страшно – не упадет, не споткнется, не запнется. Разгонится до невообразимой скорости, снова развернется, тут же замедляясь, красиво скользя, перебирая ногами, а потом снова разворот и на разгон…

Настя наблюдала за ним, затаив дыхание. Это было безумно красиво. Вряд ли она танцевала так красиво, когда он заметил ее в Бабочке. А произойди все иначе – стой она у бортика, когда он катается, влюбилась бы? Наверняка в тот же миг.

– Ну как? – в очередной раз врезавшись лезвиями с лед, Имагин затормозил у Насти, позволяя обнять себя, поцеловать, искренне восхититься.

– Так ты из принцев? – бросить лукавый взгляд, оттолкнуться, устоять… без бортика и его рук.

– Каких принцев? – следя за тем, как Настя слишком уж уверенно отдаляется, смотря в глаза, как ноги очень уж правильно давят на лед, помогая скользить спиной, Глеб сощурился.

– Мы так называли таких, как вы. Принцами. Парней, которые невообразимо хорошо катаются.

– Где это вы их так называли? – Глеб сделал 'шаг' в сторону Насти, она снова чуть откатилась.

– У меня каток, Имагин, в ста метрах от дома. Мы зимой оттуда не вылезали. Немного катались, немного смотрели за такими, как ты, принцами … – Настя мечтательно вздохнула, хлопая ресницами, а потом улыбнулась. – Догонишь, принц? – показала язык, резко разворачиваясь, несясь вперед, разрезая коньками лед.

Принц догнал, потом догоняла уже она, потом снова принц, и снова она.

Никогда еще Настя не каталась на полностью пустом льду. На льду, вспаханном только их коньками. Никогда не разгонялась до такой скорости, никогда так много не смеялась. Никогда, устав, не стояла, уткнувшись в широкую грудь Глеба, выравнивая дыхание и слушая, как гулко бьется его сердце.

– У тебя ахилл хороший, – подняв голову, Настя бросила на него еще один лукавый взгляд, – и выворотность тоже… Имагин, тебе бы в балет…

Потом Настя посмотрела с сожалением, а Глеб фыркнул, немного откатываясь.

– За что в балет, Настька? Я тебя что, совсем как мужчина не устраиваю?

Следующий взгляд был максимально оценивающим.

– Устраиваешь, конечно, но всегда мечтала о мужчине – солисте балета, – сказала, а потом резко развернулась, уносясь, чтоб он непременно снова догонял. То ли она уже устала, то ли он не устал совершенно, но догнали ее достаточно быстро, прижали к борту, забросили девичьи руки на плечи, а своими прошлись по горящей коже под футболкой, скользнули по джинсам, сжимая ягодицы, оторвались от губ, глядя в глаза.

– Ты теперь только обо мне мечтать должна, поняла?

Ответить ей не слишком-то давали, снова целуя. Все же хорошо, что приехали они ночью и некому за этим наблюдать, потому что иногда Имагин начинал вести себя очень уж непозволительно. Но Настя, к своему стыду, должна была признать, что это в нем ей тоже очень нравится.

Зачем ей солист балета, если есть принц с ледовой арены? Самый лучший и любимый.

Потом, когда он немного успокоился, Настя решила извлечь из развлечения еще и пользу – дальше Имагин уже учил. Учил разным штукам, которые Насте очень нравились, но спросить, как их осуществить технически, было не у кого.

Преподаватель из Глеба получился неплохой, но очень уж нетерпеливый. Своих деток мужчине Настя не доверила бы. Он построил бы мелочь у станка, а потом бедным предстояло бы бросать батманы, слушая, как хлыст учителя бьется об пол. Нет уж. Придется поработать над выдержкой.

Ему над выдержкой, а ей, как сказал асс катания, Глеб свет Юрьевич, над торможением. На том и разошлись… Точнее вывалились с катка. Довольные, счастливые, уставшие, тяжело дышащие. Им было жарко, хотелось пить, ноги с руками отваливались, а в голове – ветер.

Вышли из помещения они втроем с тем самым другом, который пустил на каток.

Настя попрощалась с ним, а потом, получив от Глеба ключи, понеслась к машине, тут же вытягиваясь на кожаном сиденье.

Ехали они вроде как затем, чтоб остыть, но сейчас было еще жарче. Хотя Настя подозревала, что расчет Глеба был не на это – спать после такого они будут тише мертвых, причем при любой температуре.

Веселова следила за тем, как мужчины стоят у входа, что-то обсуждая, смеясь, потом Глеб достал бумажник, расплатился, Настя пыталась увидеть, во сколько им обошлось развлечение, но в темноте это было нереальным, а дальше мужчины снова побратались, Имагин поспешил к машине.

– Ну что, довольна? – вырулил с парковки, погнал по пустой улице в сторону дома.

– Угу, – Настя зевнула. – Давай в следующую субботу снова сюда? – повернулась к мужчине, глядя на него влюбленными глазами, потом вспомнила, что его это отвлекает, отвела взгляд.

– В субботу не получится.

– Почему?

– В субботу идем на одно мероприятие.

– Какое? – Настя выпрямилась, тут же напрягаясь. Официально на его мероприятия вместе они еще ни разу не выходили. Если не считать знакомства с родителями, конечно. И она ждала этого, одновременно очень боясь.

– Человека года будут назначать. Приглашали отца, он сказал, что идти не собирается, попросил нас…

– Нас или тебя?

– Нас, Насть, – Глеб снова оглянулся, смотря серьезно, а потом свернул у круглосуточного магазина. – Так что отказы не принимаются. В субботу туда, а в воскресенье можно и на каток, – мужчина улыбнулся, открыл дверь.

– Ты куда? – Настя поймала его за руку, не давая выйти окончательно.

– Вентилятор тебе куплю, мелкая. Чтоб не стонала мне всю ночь.

Настя вроде как надулась, отпуская руку, а он через пятнадцать минут действительно вернулся с небольшой коробкой, вручил, снова завел мотор.

Дома их ждал пустой холодильник, гора льда и приятнейший из всех возможных душ комнатной температуры.

Только в одном план Имагина провалился – ночью все же чуть-чуть стоналось, но против этих стонов Глеб, кажется, не имел ничего.

***

Неделя до той самой субботы, в которую они должны были предстать в качестве пары на Человеке года, пролетела слишком быстро. Утром, заварив Глебу кофе, а себе налив какао, Настя долго курсировала рядом с календарем, подозревая, что это все именно его происки и саботаж.

Неужели действительно семь дней пролетело, а она… А она ни в зуб ногой. Ни морально не готова, ни физически.

– В шесть выезжаем, – Глеб же абсолютно не волновался. Попивал кофе, то и дело тянулся за гренками, щедро намазывал маслом, сверху ляпал переданное Натальей варенье, а потом кусал, чтобы начать меланхолично пережевывать, скользя пальцем свободной руки по экрану планшета, периодически хмыкая или хмурясь.

У него-то субботнее утро, самое время расслабиться, полистать новости, насладиться едой, потом на диване поваляться, а вечером собраться за двадцать минут, и вперед…

Настя посмотрела на своего мужчину раздраженно, фыркнула, сделала еще пару ходок рядом с календарем. Ожидаемо, проблему это не решило.

Потому девушка решила действовать кардинально. Подошла к Имагину, стукнула донышком пустой уже чашки о столешницу, дождалась, пока на нее поднимут взгляд, уперла руки в боки, нахмурилась.

– Не пойду я, Глеб. Боюсь.

Выпалила, сама же себе кивнула, мол, одобрила, а потом развернулась, собираясь сбежать. В идеале – из дому. В каком-то парке погулять, к маме съездить, может даже в школу, самой позаниматься, но реакция у Имагина хорошая – схватил за руку, вернул на исходные, развернул.

– Чего боишься? – отложил гренку, свою чашку отодвинул – это уже просто на всякий пожарный, вытер пальцы о салфетку, сжал оба девичьих запястья руками.

– Опозорить тебя.

Имагин хмыкнул.

– Ты как-то конкретно собралась позорить? Или по ходу дела придумаешь?

– Я вообще не собираюсь этого делать, просто… а вдруг? Я на таких мероприятиях не бывала ни разу… Точнее бывала… На подобных. Но мы там танцевали. А когда танцуешь, знаешь ли, немного не до наблюдений, а потом уже и не хочется. А у тебя там друзья, может, будут. Люди разные важные, и тут я…

Девушка округлила глаза, произнося 'я' с особым чувством.

– Такие глупости иногда несешь, Веселова…

Девушка снова нахмурилась, где-то на грани обиды, но Глеб говорил искренне, потому извиняться не спешил.

– Вот и посижу дома… Со своими глупостями. Чтоб там чего-то лишнего не ляпнуть.

– И всю жизнь потом будешь дома сидеть? Или как? Никогда не думал, что ты настолько в себе неуверенна.

Надулась еще сильней. В принципе, это было Глебу даже на руку. Еще немного надавить, и разозлится. Разозлится настолько, что пойдет уже из принципа – чтоб доказать, что он неправ.

– Ну не хочешь, останемся дома. Только позвоню отцу, скажу, что ты отказалась, объясню…

– Имагин, ты провокатор! – Настя выдернула руки, сложила их на груди.

– Ага, – а мужчина расплылся в улыбке, снова развернулся к столу, хватая свою излюбленную гренку, от которой пришлось отвлечься из-за одной жестокой женщины. Глеб окинул ее взглядом практически с щенячьей нежностью… не женщину – гренку, а потом собирался совершить акт всепоглощающей люблю. Поглотить не получилось. Все та же жестокая женщина не дала. Забрала, развернулась, направилась прочь из кухни, виляя бедрами и пожевывая чужую гренку. – Чтоб в шесть была готова, Настька! Ждать не буду. В каком состоянии поймаю, в таком и повезу, усвоила?

Она, наверное, усвоила, но говорить об этом не стала. Вышла из кухни, прожевала, привалилась к стене, постукивая ногтями по стене, раздумывая…

Увильнуть не получилось, возможно, это даже к лучшему. Она ведь хотела наконец-то познакомиться с его друзьями. Боялась, но хотела. Вот он – шанс. Ее же задание состоит в том, чтоб не упасть в грязь лицом. Придется постараться, но… Оно того стоит. Чувствовать себя достойной рядом с ним, ловить его восхищенные взгляды – неплохая плата за возможные страдания.

***

Особых страданий не приключилось.

Тем утром к ним завалился Андрей, как всегда, разрушая своим приходом все планы.

Они с Глебом общались очень даже неплохо. Настолько, что сначала Настя все ждала подвоха со стороны брата. Думала, тот создает видимость, пыталась найти во взгляде отголоски тех эмоций, которые, как она считала, мальчик-подросток, максималист, переживающий все прелесть переходного возраста, просто обязан испытывать к человеку, причастному к смерти собственного отца, но…

Андрей иногда приходил к ним, они с Имагиным нормально общались… и все. Просто общались. Над чем-то шутили. Над чем-то таким, что Настя совершенно не понимала, вместе садились у телека, доставали пульты для игры в приставку, рубились часами, то гоняя по трассам, то колошматя друг друга в облике каких-то уродливых супергероев.

В такие моменты Настя чувствовала себя немного лишней, даже чуть-чуть ревновала, хотя умом и понимала, что должна бы радоваться. Она и радовалась, когда наигравшись, Андрей уносился дальше по своим важным мальчишеским делам, а Имагин начинал ластиться к ней, вспоминая, что выходные можно провести еще и со своей девушкой. Но все равно иногда проскакивала мысль, что ведет себя патологически ревниво. Видимо, все дело в том, что они вместе еще не так-то долго, всего-то три месяца. Разве срок? Живут в одной квартире только полтора, что он, что она много времени проводят вне дома, успевают соскучиться, а выходные – по праву принадлежат им. Каждый раз, думая о подобном, Настя убеждала себя, что это скоро пройдет. Когда? Вопрос пока оставался без ответа.

Сегодня Андрей провел у них всего каких-то два часа. Они с Имагиным привычно уже порезались в очередную игруху, бахнули по коле, умяли по огромной тарелке борща, будто сами прыгали по крышам и убегали от преследователей, а не гоняли фигурки по экрану, потом обсудили какие-то планы насчет совместного похода на футбол, пожали друг другу руки… Насте от брата во время этого визита досталось короткое 'привет, систер', а потом такое же 'пока, систер'.

Сразу видно – соскучился братец. По ней.

Вот только рассуждать об этом было некогда – стрелка клонилась к шести, а предстояло собраться, настроиться, еще разок перебояться и шагнуть в пропасть… В смысле выйти с Глебом в люди.

Купленное для встречи с родителями платье пришлось очень кстати, как и недавний подарок Глеба – кулон на длинной цепи в форме замысловатых геометрических переплетений.

В шесть, как и обещал, Глеб готов был ловить и везти в том состоянии, в котором поймает, но внутреннее чутье подсказывало, что лучше дождаться, пока дама выйдет добровольно.

Слушать чутье пришлось на протяжении еще двадцати минут. Чутье, а еще звук двигающихся коробок и летящих на пол туфель – Настя выбирала обувь.

Зато когда вышла, Глеб понял, что ждал не зря.

Она боялась опозориться, а позор, похоже, светил ему. Позор и слава разъяренного собственника, которому предстояло отгонять от своей бабочки разных насекомых, которые непременно слетелись бы, чтобы поглядеть на крылышки, и не только на них.

Бабочка же приблизилась, дотянулась до мужских губ, коснулась их:

– Дыши, Имагин. Но за комплимент, спасибо.

А потом подошла к зеркалу, нанося помаду на губы. Видимо, за комплимент был засчитан взгляд.