– Амина, ты очень странная женщина, знаешь об этом?

К этому выводу Мир пришел давно, но сегодня ночью просто не мог не озвучить – странность зашкалила.

После их побега со свадьбы прошло добрых три часа. За это время они успели покататься по городу, по нему же прогуляться, найти работающего в такой поздний час мороженщика, долго стоять, выбирая мороженое из огромного перечня…

Дамир выбрал быстро – любое, но чтоб три шарика, а вот Амина затормозила у холодильника не на шутку. В конце концов, взяла именно то, на которое сам Мир и не глянул бы – соленое. Извращенство полное. Там и банановое было, и клубничное, и ванильное, фисташковое, голубая лагуна, прости господи… Вариантов масса, а эта необычная женщина взяла карамельное с самыми настоящими кусочками соли.

Теперь же сидела, забравшись на лавку с ногами, устроившись попой на ее спинке, и с удовольствием облизывала свое извращенское мороженое.

– Знаю, – ответила мужчине, который сидел на той же лавке по-человечески, глядя перед собой. На город опустилась ночь, вокруг оккупированной ими парковой скамейки – никого. Изредка проходили поздние гуляки. На дворе практически лето, трещат цикады, шумит теплый ветерок.

– Вот и я знаю… – Мир перевел взгляд на собеседницу. Точнее на ее щиколотки, закованные в золотые ремешки босоножек.

Он давно уже поймал себя на том, что испытывает какой-то нездоровый интерес именно к щиколоткам – ее щиколоткам. Раньше не замечал в себе такой потребности изучать именно этот участок женского тела, а тут прямо налюбоваться не мог.

У нее действительно были безумно красивые ноги – длинные, в меру рельефные, ровные до неприличия, но особенно Мира почему-то задевали именно тонкие, очень изящные щиколотки. Так и хотелось сжать одну из них в руке. Почувствовать, что пальцы могут обхватить ее полностью, ощутить холод и гладкость. Потом, конечно же, было бы неплохо и вверх рукой скользнуть – но там уж точно по лицу получишь. Хотя и за щиколотку не возьмешься – заорет ведь. Поэтому приходится разве что смотреть. На аккуратные пальчики с черными ноготками, на горбинку подъема, на шлейф платья.

– Вкусно хоть? – свое мороженое Мир съел давным-давно, а вот Амина до сих пор смаковала.

– Очень, я бы и тебе предложила, но боюсь, слюна у меня ядовитая – умрешь.

– И кто из нас после этого жлобсабирыч? – Мир хмыкнул. Давно уже не злился на прошлые перепалки и брошенные в сердцах слова.

– Я жлобтахирыч, жлобсабирыч – ты.

Амина ответила тоже беззлобно, улыбнулась Миру, а потом снова уставилась перед собой – в темноту.

– А сбежали мы зачем, Амина Тахировна?

– Шалости захотелось – вот и сбежали, – объяснить более внятно Амина не смогла бы. Впрочем, как и на вопрос о том, зачем прихватила с собой Бабаева. Это получилось как-то непроизвольно. Первой мыслью в голове мелькнуло: «бежать», а второй: «прихватив все свое». Мир каким-то образом оказался в перечне «своего». Конечно, то, что наряду с сумочкой и шалью – не очень приятно, наверное, но в принципе не так уж и плохо.

– Шалость удалась, – они на какое-то время замолчали. Амина доедала свое мороженое – действительно вкусное, пикантное, необычное, а Мир копался в телефоне. – А откуда ты взялась, Амина Тахировна? – следующий вопрос родился как-то неожиданно и сам собой. Просто Мир сообразил, что знает о своей соседке по лавке всего ничего. Имя да фамилию, отчество с окладом, в мороженом пристрастия теперь.

– Анатомию учил, а разобраться не смог? Я взялась как все – из маминого живота.

– Я имел в виду, откуда ты родом?

Дамир ожидал, что ответа не получит, но нет – сегодняшний вечер был для него удачным.

– Я бакинка. А ты? – ответила Амина потому же, почему взяла его с собой – просто захотелось.

– Киевлянин. Родители бакинцы.

– И как вас сюда занесло?

– По долгу службы – отец отставной военный.

– Ясно. Вы здесь свои, как я поняла… – имела она в виду, конечно же, диаспору.

– Мы – да. А ты нет. Почему? – Мир решил пытаться дальше. Ответила на один вопрос, возможно, повезет и с другими.

– Я в Киев приехала около восьми лет тому. И было как-то не до этого. Да и не люблю я все это…

– Неправда, любишь. Я же видел сегодня.

Амина зыркнула на Мира как-то испуганно, ему даже язык захотелось прикусить. Зря наседает. Она ведь и замкнуться может в любой момент.

– Да, ты прав, люблю, но мне было не до этого. А сейчас Бабочка забирает все время, а то, которое остается – я ем, сплю, учусь и думаю о ней же.

– Хоть убей, не понимаю, почему ты так цепляешься за этот захудалый клуб…

– И не поймешь, – Амина вновь посмотрела на собеседника – теперь уже без страха, но с уверенностью в своих словах. – И не надо понимать. Просто принимай как данность – Бабочка – это все для меня.

– Из-за танцев? Так сегодня ты танцевала в разы лучше, чем все эти ваши с позволения сказать «шоу» ночью в Баттерфляе.

– Не зря училась, – и даже сейчас, когда уж самое время обидеться, Амина только усмехнулась.

– Где училась, кстати?

– В Баку.

– А переехала почему?

– В поисках лучшей судьбы… – или просто судьбы, но эту мысль Амина не произнесла.

– И что, Баттерфляй – это и есть твоя лучшая судьба? – Мир повернулся на лавке, заглядывая в скрытое в полумраке лицо Амины.

– Нет, Баттерфляй – это ее последствие.

– А если по-человечески и без загадок?

– То я не скажу ничего…

Ну хоть так… Собирая информацию натурально по крупицам, Мир мог пытаться делать собственные выводы. Наверняка неправильные, но хоть какие-то, потому что до сих пор Амина оставалась для него большой загадкой.

– А Людмила Васильевна и Николай, с которыми я познакомился, это действительно твои родители?

– Да.

– Родные?

– Нет.

– А что с родными?

– Ничего. То есть все хорошо…

– А как так получилось, что у тебя сразу четверо…

– Жизнь сложна, Дамир. Очень. Если у тебя не так – ты счастливчик.

– У меня не так – все скучно и однообразно… Было. И только с твоим приходом все резко повеселело.

Понимая, что расспрашивать ее дальше смысла нет, Мир съехал на шутку. В сухом остатке знаний ему не очень-то поприбавилось.

Амина усмехнулась, отбросила в урну салфетку, оставшуюся от мороженого, аккуратно соскользнула со спинки, очутившись совсем рядом с Дамиром.

Их лица оказались в опасной близости. Очень опасной. Очень близости. Мир даже почувствовал исходящее от соседствующего живого тела тепло…

Амина же никакой опасности явно не чувствовала. Посмотрела лукаво своими глазищами, моргнула пару раз, улыбнулась загадочно…

– Знаешь что, Дамир… – паузу театральную выдержала. – Хочу… – еще одну.

– Мороженого что ли еще? Я предлагал сразу ведро брать. Не вчера же родился, знаю вас – баб. Вы типа стесняетесь для начала, скромничаете, а потом как не наедитесь, да как начнете мозг мужской есть – для сытости…

– Нет, мороженого хватило, спасибо… О другом попросить хочу…

– О чем?

– Ножки устали… – Амина вздохнула, глядя вниз.

– Ближе к сути, пожалуйста, – что там у нее в голове, Мир понятия не имел, поэтому к какой просьбе может привести такой заходи издалека, даже предположить не пытался.

– А прогуляться хочется…

– И?

– И вокруг никого вроде…

– И…

– А ты сильный такой…

– И!

Амина ответила не сразу, посмотрела снова – искренне, наивно, глаза практически блестели от непролитых слез. И понятно ведь – что не попросит, на все мужик согласится. Даже на самую большую глупость…

– Покатай меня, большая черепаха…

***

Большая черепаха оказалась непутевой.

– Мир! Попа проседает!

– Так напряги свою попу и сделай так, чтоб не проседала… Или мне помочь? – Амина запыхтела от усердия, пытаясь эту самую попу подтянуть, а Мир, слыша эти прелестные звуки, не смог удержаться от смеха.

– Я сейчас упаду, дурак, не ржи! – Амина тут же, забросив исполнение миссии «подтянуть попу», попыталась вцепиться в него сильнее, при этом стягивая рубаху так, что воротник передавил горло.

Они долго решали, как именно черепах будет катать пришибленную бабочку. Бабочка хотела одновременно и чтоб удобно, и чтоб элегантно. Черепах предложил выбирать что-то одно. Желательно удобно. Желательно ему.

Выбор пал на черепашью спину.

Следующей проблемой, с которой столкнулись два придурка – было бабочкино платье. Очень уж узкое для катания. Выхода было два – либо рвать, либо подкатывать…

Мир еще предложил не мелочиться и вообще снять лишнее, но кто ж его слушает?

Дальше началось исполнение.

На поверку, все оказалось не так плохо и сложно.

Просто нужно было время от времени обламывать совсем уж шальные мысли явно передышавшей кислородом Амины. Например, объяснить, что с разбегу с лавки она ему не на спину запрыгнет, а себе заработает ушиб копчика и его заикой оставит. Или что прямо до машины так лучше не идти, а вот по пустому парку погулять можно.

Не то, чтоб Миру было стыдно. Нет, даже весело, забавно. Можно было неожиданно закружиться на месте и услышать сначала испуганный, а потом довольный писк. Или голову чуть повернуть и почувствовать на щеке горячее дыхание и ее голос – совсем близко. Или остановиться у какого-то дерева и придумать на ходу его историю, а у другого услышать уже ее историю – такую же бредовую как собственная, но более женскую.

– Вот объясни мне, Амине-ханым, откуда в твоей голове вообще рождаются такие мысли? Просто объясни… Я ведь много не прошу, – отсмеявшись, Мир вновь выпрямился, дождался, пока Амина подтянет свою проблемную попу, пошел дальше.

– Не знаю, откуда. Просто захотелось, – и снова Амина не соврала. Весь вечер она вела себя очень странно. И даже сама себе объяснить не могла, что творит.

Видимо, все дело в том, что впервые за долгое время она поймала чувство счастья. И ей хотелось его разделить с другим человеком. Она была рада за Зарину, рада, что к ней приехали Краевские, рада, что экзамен сдала важный, а может рада просто, а не из-за всех этих вещей.

Хотелось дурачиться и не жалеть. Что, в принципе, она и делала…

– Bunun üçün nə lazımdır? – Мир возвел глаза к небу, произнося на азербайджанском тихо, но отчетливо, бурчал для виду, хотя с удовольствием делал шаг за шагом.

– Значит, есть за что, – Амина ответила на русском.

– Nədir? Anlamıyorum…

– Нагрешил значит, говорю… – и снова на русском.

– Nə-nə-nə? Qız, səni anlamıram… – и тряхнул еще, свою бесценную ношу для убедительности. Чтоб не делала вид, будто не понимает, чего от нее хотят.

– Вот же повезло… Дурак в извозчиках… – вновь сказала по-русски, а потом завизжала, когда еще раз тряхнуло и закружило. – Голова кружится, Дамир! Прекрати!

Попыталась вразумить, да где там! Кружит и кружит.

– Bütün hüquqlar! Bütün bunlar! Bütün bunlar! Səni götürdü!

Мир тут же остановился, вновь голову повернул, улыбнулся слегка.

– Мне нравится слушать тебя на родном языке. А теперь я остановлюсь у того дерева и с удовольствием послушаю новую сказку. Тоже на родном…

Пришлось придумывать и рассказывать.

Сначала было непривычно, приходилось подбирать слова, в голове путались русские и азербайджанские. История соответственно получалась слегка косноязычной, но со временем попривыклось.

Они гуляли так еще с полчаса, после чего решено было идти к машине. Благо, уже каждый своими ногами.

Они снова о чем-то переговаривались. Мир рассказывал забавные истории со свадеб, на которых бывал он, Амина откровенничала о казусах на тех свадьбах, на которых они выступали с ансамблем.

Обоим было хорошо, уютно, спокойно. Дамир ловил ее улыбки, непроизвольные движения, которыми она то поправляла волосы, то теребила браслет. Возникало наивное желание взять ее за руку, но она бы не оценила.

До Амининого подъезда доехали они быстро. Из машины вышли оба.

– До квартиры провожать не дам… – Амина подошла к Миру практически впритык, заглянула  в глаза, улыбнулась, ткнула пальцем в грудь. Понимала ли, что играет с огнем? Конечно же да. Понимала ли, что поступает не совсем честно, учитывая тот факт, что для себя решила давным-давно и безвозвратно, что ничего у них с Бабаевым не выйдет? Тоже да. Но сегодня это ее почему-то абсолютно не останавливало.

Не заставило на свадьбе сделать вид, будто они не знакомы, не упредило от совместной ночной прогулки, от совсем уж дурачества в парке. И от того, чтобы сейчас подойти так близко, скользнуть пальцем по рубахе, чувствуя, как тело под ней каменеет, улыбнуться еще сильней, не остановило.

– Больно надо… – Мир поймал соскользнувшую руку, крепко сжал в своей ладони, тоже улыбнулся.

Он действительно даже не собирался напрашиваться в гости, но и отпустить ее сразу же было сложно. Да и она не спешила… кажется…

Потянула его за руку к капоту машины, сама прислонилась пятой точкой к блестящему, гладкому, смазанному воском металлу, провела рядом с собой, приглашая присесть.

Мир пожал плечами, устроился рядом. Видимо, чтоб потом так и сидеть – молча, глядя на городское облачное небо.

Амина чувствовала себя укутанной теплом и уютом – природным, автомобильным, человеческим.

– О чем думаешь? – Амине казалось, что первый эту тишину нарушит именно Дамир, а он долго молчал. Задумался, кажется…

– О тебе, о чем же еще? – ответил на вопрос быстро, глянув на нее искоса и подмигнув. – Мало я о тебе знаю, Амина. А то, что знаю, складывается в очень специфическую картину.

– Какую же? Просвети…

– Просвещу. Бакинская девочка, танцевавшая когда-то в ансамбле народного танца, каким-то образом оказывается в Киеве… Вот вам и первая загадка. В Киеве она оказывается в роли танцовщицы. И все вроде бы логично, но танцует она в ночном клубе…

– Только не начни сейчас рассказывать о том, что это недостойно… умоляю, – Амина бросила на мужчину скептический взгляд. Миллион раз уже слышала подобное от разных людей. От некоторых бабочек, скованных предрассудками общества, рассуждениями авторитетных для них людей постарше и собственной неуверенностью, от случайных знакомых, узнавшим о том, чем она занимается, от мужчин, которые время от времени пытались подбить к ней клинья. За восемь лет ей уже так осточертели подобное, что выработалась крайне агрессивная реакция. Она собственный выбор профессии не считала удачным или нет, постыдным или таким, которым стоит гордиться. Она сделала этот выбор, исходя из абсолютно других категорий и руководствуясь другими векторами, поэтому рассуждений о подобном людей, чьим делом это, по сути своей, не является, не могла терпеть.

Относительно Мира давно уже поняла, что он относится и лично к ней просто как к человеку, и как к человеку определенной профессии, довольно предвзято, поэтому на его счет особых надежд не питала, но и от него выслушивать привычные надоедливые стенания не планировала.

– Не начну. Я не о том вообще. Точнее не совсем об этом. Если позволишь – я продолжу… Танцует она в ночном клубе, хотя мечтает танцевать не там… И это вторая загадка.

– Откуда ты знаешь, о чем я мечтаю?! – Амина возмутилась довольно громко, но в ее звонком голосе не было раздражения. Она только обернулась на капоте немного к нему, широко открыв глаза.

– Видел, как ты танцевала на свадьбе и…, – запнулся, не договорив.

– И подсмотрел, как танцую в клубе.

Амина закончила за него. Будучи недурой, в принципе, она была недурой еще и внимательной. И уж додуматься своим хоть и женским, но все же мозгом, до того, что он стал свидетелем ее танцевального эксперимента – смогла. Он после той ночи даже смотреть на нее иначе стал. Это она тоже заметила. И почувствовала себя неловко. Будто провинилась перед ним за что-то.

– Мой клуб, за чем хочу – за тем и подсматриваю… – Мир ответил борзо, но тихо… Понимал, что лучше сильно уж не нарываться. – Но предлагаю продолжить.

– Давай.

– Девочка-бакинка очень любит родную культуру, кухню, свой язык, любуется национальными мелочами, доступными глазу, но при этом всячески пытается в обычной жизни разграничить себя и эту свою любовь. И я сейчас даже не о том, что ты ведешь себя вызывающе, но ты даже имя свое произносишь так, чтоб было как можно меньше ассоциаций, Амине…

– Да… И это загадка номер три.

Мир хмыкнул. Надеялся ли, что Амина прямо здесь начнет перед ним душу открывать – фига с два. Ну хотя бы проблемы очертят – и уже неплохо.

– Хорошо, дальше у нас загадка номер четыре – две твои пары родителей. Ну и загадка пять…

– Слушаю.

– Личная жизнь бакинской девочки Амины. Она отсутствует, это я знаю…

– Откуда?

– Ни один мужик бы не терпел тебя на тумбе, Амина. Поверь мне.

Амина хмыкнула. Слова Мира были нереально правдивы. И нет, речь тут не идет о ревности всех поголовно мужиков. Существуют такие, которые понимают, принимают, разделяют и не парятся. Они есть. И честь им и хвала. У актрис есть мужья. У моделей есть мужья. Звезды плейбоя не страдают от одиночества – было бы желание. И часто мужчины в таких парах – мудры, успешны, самодостаточны, не ограничены собственными комплексами. Но дело в том, что Мир тонко уловил проблему – ее мужчина ее на тумбе не терпел бы. Тот, образ которого годами выстраивался в ее голове как образ приближенный к идеалу, как набор качеств. И речь опять же не о патологической ревности, а о четкой жизненной позиции – о той модели отношений и семьи, которая хранится в ее сердце и должна строиться в его голове.

Как ни странно, Амина была сторонником самых настоящих патриархальных отношений. Правильных патриархальных. Когда на мужчине ответственность, но и право принимать ключевые жизненные решения. Сильными и независимыми не всегда рождаются. Иногда ими становятся от все той же безысходности, как это произошло с Аминой.

– Отсутствует…

– Почему? – кажется, весь предыдущий диалог велся с одной единственной целью – выведать побольше информации о секрете номер пять.

– По кочану. Хочешь? Получишь.

Мир поднялся с теплого капота, сначала постоял рядом, а потом встал уже напротив Амины, глядя на нее, вопросительно приподняв бровь – ждал ответа.

– Получу… ответ.

– Не знаю, что тебе сказать, Дамирка… Хотя знаю – ты можешь даже не пытаться.

– Почему? – Мир приблизился, Амина отдалилась.

– Не в моем вкусе.

– Неправда, в твоем.

Снова приблизился, снова попыталась отдалиться. Было сложно – приходилось отстраняться, все ниже склоняясь к капоту.

– Значит, я не в твоем.

– Тоже нет – очень даже ничего. Мне подойдет.

– Хам…

Вновь он ближе, она – дальше.

– Ну так почему?

– Почему что? Еще не вишу у тебя на шее? – на самом деле, вариант не самый плохой. Капот все приближался, держать спину постоянно напряженной на весу было сложно, а он продолжал наседать.

– Хотя бы…

Мир это прекрасно понимал, поэтому… нет, не сжалился и не отпрянул. Взял ее руки в свои, забросил на свою шею. Стало значительно легче, но куда опасней. Зато снова можно продолжить игру: он – ближе, она – дальше.

– Ты очень вспыльчивый… И заносчивый… И авторитарный… И…

– Сюда иди… Молча…

А когда дальше было уже некуда, а ближе – до бесконечности, Мир решил прекратить… ее словопоток и свои мучения.

Второй поцелуй от первого отличался сильно. Во-первых, хотелось сейчас больше, во-вторых, ей тоже хотелось… Это чувствовалось, что бы там она ни говорила.

Хотя сейчас, слава богу, действительно молчала, позволяя целовать. Мягко, но сильно, практически не отрываясь.

***

Всю свою сознательную жизнь, ну или ту ее часть, в которой Амина знала значение слов «секс» и «капот», это словосочетание казалось ей пошлым. В фильмах встречалось, в книгах читалось, но хотелось разве что отплеваться и дальше пойти. Сейчас же она вроде как сама была на том самом капоте и даже позволяла себя целовать, но пошло это не было. Было тихо, тепло, даже жарко – в груди, и нежно-страстно, каким бы странным ни казалось это сочетание.

Мир не пытался задрать юбку, усадить ее как куклу на капот, раздвинуть ноги, вклиниться… и дальше по сценарию. Нет – прижал к себе, помог занять вертикальное положение после того, как они бесконечно долго клонились, целовал со вкусом…

Всю свою сознательную жизнь, ну или ту ее часть, в которой Амина знала человека по имени «Дамир Бабаев», она клялась себе, что подобное не произойдет. Но почему-то допустила.

И вот он, такой весь допущенный, теперь все целовал и целовал, не собираясь останавливаться, а она не отталкивала – отчасти потому, что было приятно и так логично после всего их совместного сумасшедшего вечера, а отчасти потому, что понятия не имела – а дальше-то что?

Что сказать? Как поступить? Какой рукой по морде съездить? Ведь надо… Для порядка хотя бы. Она же свое слово держать должна, а когда-то обещала…

Вот только думала Амина о жестокой расправе, а когда Мир оторвался от ее губ, то ли вздохнуть хотел, то ли проверить – дышит ли объект целования, она непроизвольно навстречу потянулась.

Осознала это позже, чем успела бы скрыть от Дамира, то ли услышала, то ли вновь губами почувствовала его смешок, за ним – снова поцелуй… Разозлилась сильно… Промычала что-то возмущенное. Собиралась, конечно же, не мычать – а говорить, причем громко, причем грубо, причем прощально, но Дамир особой свободы ее слову не давал.

И по этому поводу тоже возмутиться стоило бы, но… Лучше в третий раз поцеловать…

***

– Это ничего не значит, Дамир Сабирович.

– Абсолютно.

– Совершенно.

– Я понял…

– Я рада.

– Ну тогда иди еще раз сюда, на прощание поцелую…

– Дамир!

Рядом с подъездом Амина пыталась уже не кричать – поэтому возглас прошипела. И по рукам дала, которые вновь потянулись к талии.

– Ну не хочешь, как хочешь. Наше дело – предложить…

Дамир пожал плечами, не настаивая. Настоять, конечно, хотелось, но и подразнить Амину тоже.

– Езжай уже, – и ей хотелось… чтобы настоял, но никогда ведь не признается – гордость горной девушке не для того дана, чтоб так легко сдаваться.

– Так может еще покатаемся?

Амина засомневалась, но мотнула головой. Нет. Хватит на сегодня. Покатушки могут закончиться уже не простыми поцелуями, а на это у нее полное и безоговорочное табу. Хотя и на поцелуи табу – вот только Миру это не помешало.

– Так может еще поцелуемся? – а Дамир все не унимался, потянулся к девичьим губам, она там что-то мычала, а он целовал. Нравилось ему это дело…

– Все, езжай, – на этот раз Амина была решительна окончательно и бесповоротно – оторвалась от мужчины, руки с себя сняла, отступила. – А еще раз подойдешь – за нос укушу.

Мир улыбнулся такой угрозе – это уже не «по морде дам» и не «достоинства лишу», прогресс как ни крути.

– Доброй ночи, Амине-ханым.

– И тебе, Дамирка, доброй.

Скользнув напоследок взглядом по лицу Амины, Мир развернулся, решительным шагом направляясь к машине. Амина тоже проводила его взглядом, дождалась, пока сядет в машину, начнет выезжать, зашла в подъезд.

На часах давно перевалило за полночь, поэтому квартиру она пыталась открывать тихо, в прихожей сняла босоножки, на носочках прокралась в ванную.

Здесь смыла с лица все великолепие, платье сняла вместе со всеми украшениями, встала под душ, почему-то улыбаясь… Ее настигла какая-то беспричинная эйфория. И пусть говорят, что тот, кто много смеется – потом будет долго плакать, Амина позволила себе вдоволь тихонько нахихикаться, понадеявшись, что звук ее смеха скроет шум воды.

После этого девушка пробралась на кухню, свет зажигать не собиралась, постепенно привыкая к темноте, но заметив движение – непроизвольно дернулась.

– Не пугайся, зайка, – это была Людмила Васильевна.

– Разбудила? Извини…

– Нет, сама заснуть не могла – сидела тут, смотрела на ваш город, – Людмила погладила табурет, стоявший рядом с тем, на котором устроилась она, Амина послушно подошла, присела, положила голову на плечо старшей Краевской.

Вид здесь действительно открывался неплохой. Виден и Днепр, и противоположный берег с его огнями, вот только раньше Амина об этом как-то не задумывалась, а теперь вместе с Людмилой залюбовалась.

– Хорошо погуляли? – разговор женщины вели тихо. Слышно было, что Николай Митрофанович где-то там крепко спит, глубоко дыша, разбудить еще и его не хотелось.

– Да. От души.

– Это хорошо…

– А вы тут как?

– И мы хорошо. Телевизор смотрели, в парк ходили, разговаривали обо всяком…

– О чем?

– О тебе, конечно, – Людмила провела рукой по буйной головушке, которая сейчас так доверчиво прижалась к ее плечу.

– И до чего договорились?

– До того, что тебе давно пора новую жизнь начать.

– Так я ее и живу, Людмила Васильевна, новую, – Амина улыбнулась.

– Не эту, Аминушка.

– А «эта» новая мне не нужна, – Амина ответила без сомнения, а потом перед глазами мелькнуло лицо Мира.

– И это неправильно, девочка. Годы пройдут, нас не станет, никого не останется вокруг, и я очень боюсь, что только тогда ты поймешь, что погорячилась…

Сто раз они уже вели этот разговор. Сто раз Амина гневно отрицала, хладнокровно спорила, переводила тему, делала вид, что соглашалась, но ничего не меняла.

– Не волнуйтесь за меня, я знаю, чего хочу.

Спорить дальше Людмила не стала. Просто еще какое-то время посидела с дочерью, а потом поцеловала на ночь в лоб, прокралась в спальню, легла.

Долго еще смотрела в потолок, думая о том, насколько Амина упряма, вздохнула тяжело, а потом все же заснула, надеясь на то, что жизнь сама все расставит по местам.

Амина тоже легла на кровать, долго крутилась, пытаясь заснуть, но что-то мешало.

Лицо этой «что-ты» стояло перед закрытыми глазами, а губы то и дело теплели от воспоминаний об их ночных приключениях, и в улыбке растягивались.

Амина давно такого не ощущала, да и в последний раз подобные ощущения ничем хорошим не закончились, поэтому она прекрасно понимала – пора прекращать играться с огнем. Пора прекращать позволять ему больше, чем стоило. Пора…

Да и Людмиле она ни капельки не соврала – прекрасно знает, чего хочет. И отношения с Дамиром – это совсем не то. Она хочет взлета Бабочки, собственного шоу в ней. Хочет Краевских к себе насовсем. Хочет, чтоб фотография в коридоре висела всегда…

Амина на секунду замерла.

И то, что сегодня она о ней даже не вспомнила, как вошла – это ведь ничего не значит… Абсолютно.

Хотя значит – что прекращать нужно еще быстрей. Прямо завтра. И пусть ей снова будет объявлена война, она переживет. И не такое переживали…

***

Решительных решений в ту ночь было принято много.

Амина решила прекращать.

Мир решил ни за какие деньги не отступать.

Людмила решила действовать, а не только убеждать.

Николай Митрофанович решил поить перед сном жену с Аминой теплым молоком с медом, чтоб ночами по квартире не бегали.

Сара решила, что сына срочно пора женить. И свадебная незнакомка, казалось, может ей в этом помочь.

Сабир решил не вмешиваться.

Лала решила… Тоже что-то решила. Как и Наира с Кяримом, Глеб Имагин с Настей.

Но самое важное решение в ту ночь приняла судьба. Она решила испортить планы всем…