– Дядя Аббас, здравствуйте…
– Здравствуй, Дамир, здравствуй! Очень рад тебя слышать, дорогой мой мальчик… – как каждое его «зернышко», сколько бы лет им не становилось, оставалось для Аббаса ребенком, так и в родном племяннике он тоже до сих пор видел резвого мальчишку, который обожал бегать летом по их с женой двору, размахивая деревянным мечом. – Какими судьбами? С родителями все хорошо? А с сестрами? Племянник подрастает?
С Сарой-то они созванивались часто, а в последнее время так вообще практически ежедневно, но Мир звонил дяде куда реже. А сегодня ведь не праздник и не памятная дата, значит, повод должен быть серьезным.
– Все хорошо, дядя Аббас. Все здоровы. Лала как от вас вернулась, отойти не может. Все ходит какая-то загадочная, задумчивая… Вздыхает тяжело. Мы тут думаем, что влюбиться успела, пока вас и бабушек навещала, как считаете?
Аббас рассмеялся в трубку. Смеялся долго, заразно, от души.
– Все может быть, милый. Все может быть… Знаешь сколько у нас тут женихов-то завидных? Не стыдно вашей Лале предложить.
Мир тоже рассмеялся. Хотя звонил, если по правде, не затем вовсе. Сегодня волновало его другое. Что? Тянуть не стал…
– У меня просьба к вам, Аббас-бей. Очень важная. И очень большая. Амины касается…
– Говори… – голоса обоих мужчин стали серьезными. Сара, конечно же, первым делом рассказала брату о том, кто именно в скором времени непременно станет ее невесткой. Аббас… крайне удивился. Небывало, невообразимо, впервые, за долгие-долгие годы до такой степени. А еще обиделся слегка на Амину, которая, звоня раньше, и словом об этом не обмолвилась. А потом понял, почему. Его любимое зернышко «Граната» считала, что это постыдно.
Ведь и он, и она помнили, как ярко и красиво разгорались чувства восемнадцатилетних Амины и Ильи. И признаться, пусть даже через восемь лет после смерти мужа в том, что она решилась попытать счастье еще раз, для нее было тяжело.
– Амина сказала мне, что вы ей предложили место в Баку… – Мир тогда очень хорошо запомнил слова Краевской. И свою реакцию тоже помнил. Поклялся, что ни за что не пустит, но сейчас все немного изменилось.
– Было дело, предлагал… Но она пока согласием не ответила. Думает еще.
– Знаю, что не ответила. Я за нее ответить хочу. Скорей всего… она согласна. Так что ждите…
– Дамир, как так?! – и вновь удивление Аббас-бея было неподдельным. Ему сложно было понять, что творится в головах и душах этих молодых. Тем более сложно, их не видя. С Ильей когда-то было проще – они с Аминой постоянно мелькали перед глазами и все читалось на молодых лицах, а вот за отношениями Амины с Миром он мог следить только из рассказов. Сары и Людмилы Васильевны, которые подчас давали абсолютно противоположные показания.
– Так нужно, Аббас-бей. Поверьте.
– А ты?
– А я… А я к вам не пойду, – и если после первого «а я» Мир запнулся, то второе получилось даже в меру радостным и игривым. – Я в танцах не силен, вы же помните…
И вновь рассмеялся, явно пытаясь показать более легкомысленное отношение к происходящему, чем есть на самом деле.
– Ну ты же понимаешь, что выбор всегда будет за ней. Я, конечно, готов принять. Хоть завтра. Проблемы в этом нет. Но захочет ли она?
– Захочет.
Сам Мир в этом почти не сомневался. Верил в лучшее, конечно, но жизненный опыт подсказывал, что до счастья еще не один шаг.
***
– Людмила Васильевна, здравствуйте, – следующий звонок адресован был старшей Краевской. С ней созваниваться Мир не перестал.
– Здравствуй, Дамир. Как же мы рады тебя слышать, – а с ней – значит и с Николаем Митрофановичем, секретами от которого свекровь Амины не обзавелась. – Как ваши дела?
Как-то Людмила даже признавалась, что звоня ему, она получает информации о жизни любимой дочки больше, чем лично от Амины.
– Наши дела… Как всегда, кажется.
– Ссоритесь? – Людмила спросила с жалостью, а Мир же даже развеселился.
– Но каждый раз миримся, не волнуйтесь.
– Ну ты держись, Дамир. Сил тебе, ребенок… – в принципе, каждый их разговор проходил по подобному сценарию. Людмила чуть ли не молилась на Мира, видя в нем спасенье для своего ребенка от мучительного одиночества. К сожалению, для ребенка упрямого и часто глупого.
– Спасибо, – вновь улыбнувшись, Мир набрал в грудь побольше воздуха, а потом заговорил, – я вот что решил…
Позвонил к Краевским сознательно – для одобрения собственного плана и внесения кое-каких корректив. Они выслушали внимательно, не перебивали, хоть и слышно было, как иногда хотелось. А потом одобрили.
– Тебе виднее, Дамир, как лучше поступить. Главное, знай, что мы всегда поддержим.
Получив их напутствия, Мир даже почувствовал себя лучше, хоть на плечи и сильно давила усталость и сомнения.
Он откровенно устал бороться с ветреными мельницами. Обломал об них уже с десяток шпаг, а они все издевательски продолжали вертеться, срабатывая одновременно и неплохими вентиляторами, которые отбрасывали на приличное расстояние, стоило подобраться слишком близко к Амине.
Мир не чувствовал ревности к Илье. Принимал как данность, что стой перед Аминой он и мужчина из ее прошлого, но живой, выбор всегда был бы сделан в пользу Краевского. Это понимание делало больно. Больно невыносимо, но не заставляло возненавидеть давно умершего человека.
Сердцу ведь не прикажешь. Не прикажешь Амине любить себя сильнее. И себе не прикажешь разлюбить ее.
Другое дело, что она до сих пор отчаянно боролась с любыми его попытками окончательно и бесповоротно определить для обоих: кто они друг для друга? Все талдычила о том, как пройдет время и он устанет, сам уйдет… Чем раздражала до зубовного скрежета. Никак не собралась перебраться из своего угла в его, точнее в их общий. С Имагиным даже за спиной Мира поговорила… об увольнении.
Тот, конечно, свое добро не дал, отправил еще думать, но тут же Бабаеву позвонил, чтобы выяснить – что за чертовщина у них там творится?! И речь он вел совсем даже не о клубе. Больше ни для кого в целом мире, кажется, не было секретом, что главная бабочка Баттерфляя и его управляющий портят жизнь друг другу с раннего утра и до позднего вечера, а иногда и ночью, деля на двоих все время.
Миру и сказать было нечего. Он понятия не имел, что творится в голове Краевской. И откуда там мысли об увольнении, а значит, об очередном побеге…
Но тогда же, в принципе, у него и родился неплохой, как ему казалось, план. Не зря ведь говорят: хочешь победить преступность – возглавь ее. В принципе, применима эта теория поведения не только к преступности. Во всяком случае, Мир на это очень надеялся.
Вот для этого-то и совершал все эти звонки. Планировал возглавить Аминин побег…
***
– Алло, здравствуйте, Тахир.
– Здравствуйте… – теперь Миру ответили с опаской в голосе. Это и ясно. Звонят с неизвестного номера, да еще и по имени обращаются.
– Меня зовут Дамир Бабаев. Мне дал ваш номер Аббас-бей, руководитель ансамбля «Гранат».
– Слушаю… – после представления опаски в голосе Тахира меньше не стало. Тоже не странно – все же с Аббас-беем в жизни семьи Джафаровых связаны были не лучшие времена…
– Я хотел бы поговорить с вами относительно вашей дочери, Эмине…
– Слушаю-слушаю, – а стоило упомянуть имя любимой дочери, как Тахир стал крайне нетерпелив. С жадностью слушал, не перебивая, а потом засыпал вопросами. Как? Когда? куда? Откуда?
Кажется, в доме Джафаровых сегодня должен был быть очень необычный вечер. Ведь всем услышанным Тахир планировал поделиться с женой, а потом уж не знал даже – вместе с ней же плакать или смеяться…
***
Закончив свой марафон звонков, Мир положил на рабочий стол телефон, вздохнул.
– Ох, Амина… Почему с тобой так тяжело? Вот везет же другим мужикам. Бабы как бабы. А у меня… богиня.
Улыбнулся, когда представил ее лицо – как поморщилась бы, услышав такое, потом полез в верхний ящик стола, достал коробочку, открыл.
Колечко выбирал с Наирой. Звали с собой и Лалу, но у той не получилось. Хотя может и к лучшему. Наконец-то выдалась возможность спокойно поговорить с рассудительной и мудрой теперь уже не просто сестрой, а даже матерью.
Наира его выбор одобрила. Не кольца, а будущей жены. Подбодрила словами о том, что Амина кажется ей девушкой хоть и скрытной, но иногда все же не способной удержать все истинные эмоции в себе, и вот в такие моменты в ее взгляде, обычно довольно искристом, а то и колючем, мелькает нежность. Нежность адресованная не только конкретно ему, а всем подряд.
Значит, как сказала Наира, в ней скопилось очень много этого чувства, которое нужно кому-то дарить. И ему очень повезет, если сумеет убедить ее подарить нежность именно ему.
Ну а как именно убеждать – это уж вопрос не к ней.
Лала потом долго обижалась на Мира, что не дождались ее, но младший Бабаев все же выкрутился – заручился поддержкой младшей сестры в другом, не менее важном задании.
Дамир глянул на часы – как раз полдень – где-то там это задание потихоньку начинает исполняться. Значит, и ему пора двигаться.
Взяв все необходимое, Мир вышел из кабинета, а затем и из Бабочки.
Тихой-тихой, будто затаившейся. Кажется, это место тоже волновалось. Вряд ли за него, скорей за Амину.
– Не волнуйся, милая. Мы сюда еще вернемся.
Успокоив здание, Дамир забрался в машину, тронул.
***
Амина с Лалой стояли у входа в большой городской парк. Очутились они тут, как казалось Амине, чисто случайно. А вот по мнению Лалы, все шло четко по плану.
Ей было дано распоряжение вытащить главную бабочку Баттерфляя на дружеский обед где-то неподалеку, потом довыгуливать ее сюда, зайти в середину…
– Лала, мне скоро ехать нужно будет… – Амина глянула на часики на запястье, а потом извинительно улыбнулась девушке, с которой они сегодня так хорошо провели время.
Вообще, как ни странно, со всеми родственниками Мира Краевская чувствовала себя более чем комфортно. Иногда ей с кем-то из них было даже спокойней, чем с самим Дамиркой. Почему? Ответить несложно – Амина до сих пор не разобралась в себе и в своих чувствах к нему, поэтому видеть каждый раз в его взгляде беззащитность неподдельной любви было больно.
С Лалой же они абсолютно совпали. И тем, как мыслят, и тем – о чем, как на мир смотрят, как смотрят на… Мира. Им было легко общаться. И даже молчать легко. Они обнаружили это почти сразу после знакомства – как-то раз Лала приехала к Миру, у которого как раз гостила Амина.
В тот вечер Дамир расположен к беседам не был – бурчал только и супился, Амина же играла роль радушной хозяйки. И если еще первый час обе девушки пытались как-то повлиять на своего надувшегося джигита, то устав, в конце концов, плюнули, оставили его наедине с телеком, а сами отправились на кухню – гонять чаи с пироженками.
Там, на кухне, переобсуждали все на свете, насмеялись от души, косточки по одной перебрали – брату и парню. Разошлись союзницами, соратницами, единомышленницами и чуть ли не разлученными в детстве сестрами из индийского фильма.
Мир по этому поводу потом пытался Амину подкалывать. Мол, бросила расстроенного мужика, ушла куда-то с сестрой, а он тут страдал, между прочим…
Амина же на мелкие провокации не велась. Популярно объяснила, что хитрость мужиковскую давно раскусила – и когда он действительно грустит, а когда просто на «пожалелки» напрашивается, различать научилась. Что «ушла куда-то» – это в соседнюю комнату, и как бы сильно он ни страдал, уж если б поскулил из комнаты о том, как во внимании нуждается, они вернулись бы.
Правда, Амина его хоть и отчитала, но потом все равно пожалела. Все-таки права была Зарина, когда рассуждала, что заводить мужика, которому не стукнуло тридцать – это усыновлять младенца. Так и есть. Но в то же время подруга и ошибалась… Когда младенцу стукает тридцать… ничего не меняется. У них продолжаются периодические приступы хандры, они все так же любят, чтобы их по головке погладили, загривочек почесали, чтобы рассказали, как он силен и могуч, как же всем вокруг повезло, что он вот такой вот есть, ну и что больше всех, конечно же, повезло той, которая удостоена чести чесать тот самый загривочек и целовать в носик. Здорового. Тридцатидвухлетнего. Мужика.
Вот такое оно бывает… Мужество. Но это так трогательно, что сердце щемит. У Амины каждый раз щемило. Действительно ведь сильный. Действительно ведь ответственный. Действительно ведь делает все и даже больше. Работящий. Добрый. Ласковый. Честный. Сильный. И нуждается иногда в перезагрузках. Как все. А что самое важное – перезагрузка для него – это ее ласка, а не виски с друзьями и девочками. Амина это понимала и ценила, поэтому относилась снисходительно.
А Лалу после того вечера без лишних сомнений занесла в небольшой список тех людей, общение с которыми для нее приятно. Поэтому, увидев сегодня ее номер на экране телефона, Краевская искренне обрадовалась и так же искренне с радостью согласилась на совместный обед.
– Да, без проблем, у меня тоже встреча на два, так что скоро поедем. Но я еще кое о чем спросить у тебя хотела. Пройдемся? – Лала посмотрела на Амину, улыбнулась застенчиво, кивая в сторону парка.
Ох, бедные у девочки родители… И мужик тоже бедный будет. Ей же нереально отказать, когда так смотрит! Даже Амина не смогла, что уж говорить о людях куда более близких.
***
Они прошли через арку, ведущую в парк, направились к первому разветвлению тропинок.
– О чем ты хотела меня спросить?
Амина видела, что Лала нервничает, ведет себя спокойней, чем обычно, не сыплет вопросами и рассказами, даже движения у нее более плавные, чем обычно. Амина сказала бы, что девушка взрослеет, но не так резко за неделю же? Видимо, ребенка что-то гложет…
– Я парня встретила одного…
– И что? – Амина заглянула в девичье лицо, сдерживая улыбку. Гложет… Еще как гложет…
– И влюбилась… Очень…
Дальше Амина шла молча, слушая… Слушая внимательно, и будто в каждом слове, в каждой фразе видя себя в юности, вспоминая… Она в семнадцать влюбилась так же – быстро, сильно, нежно. Но ей и поделиться-то было не с кем. А ведь ее разговор с подругой звучал бы приблизительно так же.
Лала рассказывала о своем любимом, а перед глазами стояло лицо Илюши. Его длинноватые волосы, серые глаза, тонкие кисти, длинные гибкие пальцы…
И на сердце становилось так хорошо. Не больно, не горько, не отчаянно, а хорошо. хорошо потому, что это было, а не из-за того, что было давно и недолго… Впервые, наверное, Амина вспоминала о муже вот так.
– Но я не понимаю его, Амина. Вот совсем не понимаю… – в какой-то момент Лала остановилась посреди тропинки, повернулась к Амине, заглянула в ее лицо, ища ответа там. – Я-то его люблю. А он меня?
– У него спросить нужно, Лала. Я-то точно за твоего кавалера ответ не дам.
Бабаева будто отмахнулась, а потом вновь заговорила:
– То есть ты у Мира спрашивала, да? Вот так подошла и спросила: а ты меня точно любишь?
Амина пожала плечами. На самом деле, нет. В его чувствах она давно уже не сомневалась. Не знала, что с ними делать, но не сомневалась, что делать что-то надо…
– Мы с Миром – это одно, а вы – другое.
Лала застыла на какое-то время, а потом опустила взгляд, прошептала себе под нос: «ну хоть у вас все будет хорошо, уже славно», а потом резко перевела тему.
И Амина вроде бы чувствовала, что никак не помогла ребенку разобраться с его проблемами, но в то же время понимала, что в таком возрасте все равно решения будут приниматься без оглядки на любые советы. Так какой в них смысл?
Минутная стрелка все ближе подходила к крайнему отведенному на прогулку времени, а Лала все продолжала заводить Амину вглубь парка.
– Знаешь, я думаю, что тебе повезло с Миркой.
– Думаешь? – Амина усмехнулась. Хотя, на самом деле, не сомневалась в том, что Лала говорит искренне.
– Да. Он хороший. И умный. И… И дальше ты сама иди, хорошо? Вон по той тропинке, – Лала указала пальчиком на одну из трех дорожек, – тебя там встретят. А я желаю вам счастья.
Сказала, и тут же развернулась, уносясь прочь.
Амина застыла от неожиданности. Такого поворота событий точно не ожидала. Проследила взглядом за уносящейся прочь младшей Бабаевой, а потом вновь развернулась лицом к тропке, на которую указала Лала.
И вариантов-то, на самом деле, целых два. Пойти туда и узнать – кто же там ее встретит и что же там произойдет. Или уйти, демонстрируя, что подобные сюрпризы ее не интересуют. Этот таинственный «кто-то», подговоривший сестру и устроивший пока что неведомое представление, конечно, будет жестоко обломан, обижен, но…
Никаких «но» он, пожалуй, не заслужил, поэтому…
Амина ступила на нужную тропинку, делая шаг за шагом. Ступала аккуратно, глядя под ноги. Не то, чтобы боялась подвоха, скорей боялась поднять глаза и увидеть что-то такое, что ей слишком уж не понравится…
Как казалось Краевской, шла она непозволительно долго – аж до следующей развилки, на которой ее ждал… Мир. Просто Мир.
***
Он видел, как медленно она идет, как внимательно смотрит под ноги, как старательно не поднимает взгляд.
Взгляд, который он любил смертельно сильно. Впрочем, любил-то он не только его. Он любил комплекс по имени «Амина». Состоял этот комплекс из моторчика – жутчайшего характера, тюнинга – прекраснейшей внешности, компьютерной системы управления – острого ума, блока питания – огромной души. И вот этот комплекс сводил его с ума.
Иногда хотелось схватить ее в охапку, обнять до хруста в ребрах, в себя через поры впитать, да так, чтобы потом ни в жизни никуда отпускать не пришлось. Чтобы вечно рядом была.
Сейчас сделать это хотелось особенно…
– Привет, – Амина подошла, вскинула взгляд, улыбнулась вроде и игриво, но осторожно. – Чего стоим, кого ждем? Это твое такси уехало? Я тут видела мальчика на детской машинке. Плакал бедный, видимо, недоволен клиентом остался.
Мир хмыкнул.
– Нет, Амина. Мой тот, который на трехколесном велике ехал. Прокатил с ветерком, спасибо ему. А ты что, пешком в наши края? Ножки не устали? Как обычно…
Оба вспомнили свои черепашьи бега в парке после свадьбы, оба заулыбались еще сильней.
Мир понял, что совсем не нервничает. Нервничал почти месяц до этого, а теперь успокоился. Совсем. Смирился, принял, осознал. Сделал это еще раньше, чем она определилась с выбором. Кстати, о выборе…
– А что мы тут делаем, Дамирка? – Амина окинула взглядом место их дислокации. Лала, конечно, завела ее в один из самых дальних парковых уголков. Вокруг ни тебе лавочек, ни детских площадок, привлекающих внимание посетителей. Даже детский визг сюда практически не доносился.
Мир стоял четко на дорожной развилке. Как казалось Амине, выбор не самый удачный. Если кому-то взбредет в голову прогуливаться тут же – придется освобождать дорогу, но Мира это, кажется, не волновало…
– Стоим, Амина. Вроде бы хорошо стоим, да? – Дамир развел руки, оглядывая парк, будто свои владения. Стояли действительно хорошо. Близко, рядом, мирно, улыбчиво…
– А если серьезно? – но ей этого было мало. Хотелось определенности. Пришлось давать.
– А если серьезно, то у меня к тебе два предложения.
– Каких же? – сердце девушки пропустило удар. Возможно, даже два. И душа ухнула в пятки…
– Начнем с первого, пожалуй, – а Мир же стал серьезным. Опустил правую руку в карман брюк, достал оттуда сжатый кулак, раскрыл… – Выйдешь за меня замуж?
А на ладони лежало колечко.
Дамир с горечью отметил, как в глазах Амины зажегся страх. И прекрасно знал, чем закончилось бы его предложение, будь оно одно…
Категоричным «нет», причиной которого стал бы тот самый страх и абсолютная неготовность идти дальше даже через восемь лет после смерти мужа. Даже через три проведенных вместе месяца.
Как-то раз Миру приснился жуткий сон. Наверное, именно этот сон и стал причиной для того, чтобы остановиться, задуматься, переосмыслить и свое поведение, и ее реакцию, и перестать переть танком.
В этом сне он делал Амине предложение. Происходило это прямо-таки сказочно. На носу какого-то огромного лайнера, на которым они и не были-то никогда, ночью, под звездным небом, без лишних свидетелей, зато под звуки плеска морских волн.
Мир опустился тогда на колено, достал коробочку с кольцом, открыл ее одной рукой, ведь другая была занята огромным букетом красных роз, вскинул на любимую Амину абсолютно счастливый взгляд, без малейшей доли сомненья, а потом выпалил, в принципе, то же, что говорил сейчас в реальности:
– Любишь меня? Станешь моей женой?
Но то, какой она дала ответ, даже там – в его сне, выбило из колеи в настоящей жизни на долгие дни…
– Любила я мужа, Мир… Единственного…
Там, во сне, Амины произнесла эти свои слова и ушла. А он так и остался на палубе корабля, чувствуя только жгучую боль в груди.
Все же больнее сделать она не могла бы. Даже нарочно, даже если пыталась бы…
Мир еле пережил тот свой сон. Проснулся, будто оплеванный. Не мог на Амину смотреть – все казалось, что она сейчас повторит.
И как же четко он понимал, что так и будет. Непременно будет когда-то, если он продолжить гнуть свою линию, а она так и не дозреет до того, чтобы признать – любовь к первому мужу не предполагает полный запрет на попытку полюбить еще раз. Иначе. По-новому. Уже его… Но для этого ей нужно захотеть к этому прийти. Поэтому…
– Это было первое предложение, а теперь будет второе.
Так и не дождавшись от Амины ни слова, Мир сжал кольцо в кулаке, а другой рукой достал из нагрудного кармана конверт, протянул…
– Что это? – Амина не спешила брать его, смотрела растерянно.
– А это билет домой, Амине-ханым. Я же обещал, что мы туда вернемся. Вот. Ты можешь вернуться.
***
Зачем он купил билет в Баку? Зачем переговорил с Аббас-беем, уверившись, что Амину там ждут, что для нее там будет место? Зачем связался с ее родителями, предупредив о скором приезде дочери?
Все это для одного – для нее. Ее переезд в Киев восемь лет тому – был побегом. Уже не первым. И вела себя она как беглянка – никакого постоянства, надуманные цели, жизнь – как преодоление коротких дистанций, а дальше снова планирование каких-то глупых целей, стремиться к которым нужно просто потому, что к чему-то нужно стремиться каждому человеку.
Амина совсем запуталась в своей жизни. И он ни капельки не помог ей в том, чтобы в ней же разобраться. Только усложнил все в разы. Хотя, как Мир искренне считал, и Людмила Васильевна его в этом поддерживала, на данном жизненном этапе Амина должна была сама все осознать.
Миру казалось, что такого осознания ей нужна пауза, а то и перемотка в далекое прошлое. Ей нужно было заново посмотреть на свою жизнь, дойти до того перекрестка, на котором они сейчас стояли и наконец-то решить, в какую-то сторону сделать шаг.
Туда, где он ждет. Ждет, чтобы подать руку, а потом уж позволить выбирать общее направление, если ей будет нужно иметь такую возможность.
Или туда, где всегда можно будет жить прошлым, лелеять память, упиваться тоской и светлой грустью.
Ее нужно было вернуть домой, в Баку. Дома и решения принимаются легче, и души лечатся, исцеляются, там можно выплакать все слезы, которые еще остались. Там можно вновь пережить историю Амины и Ильи Краевских, чтобы наконец-то понять, имеет ли право Дамир на свою историю с ней?
– Ты меня выгоняешь? – Амина пока так и не взяла билет в руки. Только вскинула на мужчину взгляд. Еще не понимает. Совсем. Даже, кажется, обидеться хочет.
– Я даю тебе временную передышку, Амина. У тебя есть два месяца на размышления о первом моем предложении. Если, конечно, ты не хочешь дать ответ сразу, – Мир хмыкнул, Амина же сглотнула.
Нет. Давать ответ сейчас она не хотела. Сказать «да» не смогла бы, а отказывать… Страшно было даже предположить, как больно она сделает мужчине, стоявшему напротив. Мужчине дорогому. Мужчине любимому, но… Но просто в ней еще не так много уверенности, чтобы позволить себе ответить утвердительно.
– А как же Баттерфляй?
– Я буду очень стараться, моя радость, – Мир улыбнулся. Представил почему-то, как будет строить бабочек, которым нужно репетировать, выступать, не лениться. Как кормить их будет – долмой… Придется, похоже, сложно. Но надо.
– А как же… А если я не хочу? – Амина насупила брови. До сих пор искала лазейку для ссоры, обиды и для того, чтобы пойти на попятные. Оно и ясно – давно привыкла к тому, что никто не имеет права принимать решения за нее. А тут нашелся штрих, решивший качнуть свои правила.
– В Баку не хочешь?
– Да, – и даже повелась на его провокацию.
– То есть, замуж сразу пойдешь? – и снова испугалась.
– Нет…
– Тогда Баку…
Мир тряхнул билетом, предлагая его взять.
Со стороны, наверное, казалось, что все это дается ему легко, что это для него развлечение, а на самом деле сердце рвалось. Ведь до последнего верил, что она согласится замуж выйти. Согласится сразу. Что в любви признается верил. Что заживут…
Но нет.
– Баку, – Амина взяла из рук Мира протянутый билет, прижала к груди, посмотрела на мужчину прямо, решительно, искренне… Подошла в два шага вплотную. Лбом ко лбу прижалась, в самые губы заговорила. – Спасибо тебе, Мирка, за все. И за это тоже спасибо. Я не знаю, за что мне так повезло в жизни, за что ты встретился на моем пути. Но это безумная удача для меня, – замолчала на секунду, чтобы поцеловать. – И я тебя… И ты… И я… И ты мне дорог. Очень.
– Только ты не путай, Амине-ханым, мы сейчас не прощаемся с тобой. Так что рано благодарить-то за все. Я отпускаю тебя на «подумать», а не на «сбежать». Ясно?
– Ясно, – Амина улыбнулась, вновь касаясь его губ. – Но все равно спасибо.
– И тебе, – а потом Мир все же не выдержал, прижал ее к себе так, как хотел – до такой степени обняв, что даже дышать, наверное, было сложно, в волосы ее зарылся, вдыхая и вдыхая… А ведь отпустить придется… И вполне возможно, что вообще отпустить… Как?! – Я очень завидую твоему Илье, Амина… Очень, – пожалуй, не стоило бы ей о таком говорить. Пожалуй, никому не стоило бы, но сдержаться Мир не мог. – Мне до одури хотелось бы, чтобы ты когда-то… хоть чуть-чуть… хоть немного…. но и меня полюбила… Вот так.
А потом он резко оторвался, развернулся, ушел. Забрав с собой дар речи Амины. Просто потому, что только сейчас она наконец-то поняла, насколько больно делала одному – живому – человеку, своей любовью к памяти другого…