Эта передышка длилась три дня. Длилась бы и дольше, если бы сотрудникам, являвшимся по факту соперниками, не пришлось встретиться за одним столом.

Слава богу, стол был переговорным, и ножей с вилками на нем не наблюдалось – метать друг в друга было нечем…

– Мы с Аминой обсуждали вечер пятницы, почему сейчас речь зашла о четверге? – за круглым столом сидели четверо: Амина с Дамиром и два агента артиста, приглашенного в Бабочку скрасить один из вечеров. Артист был выбран в меру популярный, такой, чтоб его целевая аудитория совпадала с аудиторией Баттерфляя, ну и чтоб денег просил в пределах разумного.

Услышав вопрос, ответить хотелось Амине, но все, что было ей дозволено – будто невзначай пнуть сотрудничка под столом ногой. Ее версия ответа явно не помогла бы договориться о выступлении окончательно. «Потому что Дамир – жмот», наверное, звучало бы не очень красиво.

Хотя доля правды в этом была.

– Потому что в пятницу предвидятся веерные отключения света. Конечно, генератор у нас стоит, но лучше перестраховаться, чтобы во время шоу не случилось никаких эксцессов. Согласитесь, возвращать билеты недовольным и просто угостить коктейлем, если свет отключат во время обычной движи, – немного разные вещи.

Как бы Амина ни относилась к управляющему, девушка все равно считала себя профессионалом и болельщиком за общее дело. Поэтому, когда хотелось открыть от его наглости и удивления рот, а потом приложить руку ко лбу начальника, чтоб проверить – нет ли у фантазера температуры, она позволила себе лишь бросить быстрый взгляд, дающий убедиться еще и в том, что фантазер врет очень искусно – ни моргнет, ни красными пятнами не пойдет, ни запнется.

Веерные отключения… Как же… На самом деле, все было куда проще – в пятницу в клубе и так будет достаточно посетителей, а вот в четверг нужен локомотив. В пятницу и стоимость билетов, и стоимость локомотива будет одна, в четверг – другая. Ну а Дамир – умный… но жмот. С чего, в принципе, она и начала.

– Мы не согласны на снижение оплаты. Цена остается той же… – вот только все дело в том, что Дамир за этим столом жмот не единственный. Вполне возможно, что даже не самый опытный, и всем своим сердцем этому качеству не самый преданный.

– К сожалению, нет, – но как прет! Амина вновь глянула на Бабаева, пусть и с явным сарказмом в мыслях, но выражая свое восхищение. Отказ получился мягким, но ясно-понятным – уговаривать смысла нет. А вот попытаться договориться можно.

– Но у четверга есть и несомненные плюсы… – кажется, Дамир был не слишком доволен, что в игру вступила Амина.

Перед встречей ей была дана четкая команда: сиди и молчи. Ты тут, девочка, чисто потому, что в ходе беседы все равно всплывет то, что изначально договаривались с тобой, значит, хотят именно тебя… видеть. Поэтому ты тут так – для экономии времени, чтоб не пришлось тебя звать в процессе.

Вот только Амина молчать не хотела. Хотя бы потому, что он в миллионный раз лез в ту степь, которая вверена была ей.

Конечно, тут же затыкать девушку, выгонять или начинать скандал при посторонних Дамир не стал, но щека дернулась.

Как-то так вышло, что Амина успела изучить коллегу довольно хорошо за время их недолгого сотрудничества, и степени его бешенства, а также их внешние проявления, знала неплохо.

Сжимает губы – уровень номер один преодолен – Дамир начинает закипать.

Хрустит пальцами – уровень два позади – Дамирчик на пороге бешенства.

Движутся желваки – уровень три – до победы совсем немного.

Дергается щека – четвертый, предпоследний уровень, еще чуть-чуть и самое время бежать.

Уровень пятый – это тихое «Амине » на выдохе и шаг в ее сторону. Но это другая история.

Сегодня же важно то, что бедняга скакнул сразу с нулевого на четвертый. Совсем себя не жалеет мужик, потенциальная жертва раннего инсульта…

– Какие? – двое агентов, сидевших напротив, устремили внимательные и куда более дружелюбные взгляды на главную бабочку. У них, наверное, сложилось впечатление, что она играет в их команде, и Дамир сейчас вместо поддержки получит еще одного оппонента, вот только как бы сильно ей ни хотелось вновь довести до белого каления начальника за то, что влез куда не следует, играла она за одну команду и предавать ее не собиралась, каким бы мудилой не оказался этот, прошлый или следующий управляющий.

– Я знаю, что на ту пятницу вас хотел переманить Глобус, – на то, как сидевшие напротив переглянулись, а Дамир бросил быстрый взгляд на нее, Амина внимания не обратила. – Знаю, что их предложения обычно не хуже наших. Знаю, что это конкретное было немного хуже. Знаю, что окончательный отказ Глобусом получен еще не был. Знаю, что сроки по организации той пятницы у них еще не горят и замены пока нет. Знаю, что если примите наши условия – получите два вечерних концерта, а если будете настаивать – дай-то боже один, а может и того не получите, потому что я знаю еще и возможную достойную замену вам в пятничном Глобусе, которая у нас выступит тоже в четверг, но следующий… после вас.

Закончив монолог, Амина легонько склонила голову, даря агентам свою обворожительную улыбку. В том, что улыбка на пятерку – она не сомневалась ни секунды.

А еще ни секунды не сомневалась в том, что в голове всех троих находившихся в комнате мужчин пронеслась мысль «вот же сука…». Причем вполне возможно, что думалось это с восторгом. Мужики это умеют – уважить крепким ругательством того, кому проиграли. Причем если проиграли бабе – то непременно суке, ну или стерве.

– Откуда? – лаконичный вопрос задал один из агентов.

– Откуда знаю? – Амина же продолжила все тем же доброжелательным, легким тоном, будто только что, считай, не пыталась шантажом заставить контрагентов принять их условия. – Я хорошо исполняю свою работу.

А ответ адресовался скорей Дамирке, чтоб не сомневался – она может сбить любую цену, договориться до чего угодно. И для этого он ей не нужен. Попросил бы по-человечески попытаться все переиграть – она сделала бы это меньшей кровью – без наживания врагов. Но он решил иначе – решил сначала наорать за то, что в очередной раз сделала все так, как считала нужным, предварительно не согласовав, а потом устроить эту встречу. Собираясь, видимо, продемонстрировать ей показательное выступление о том, как настоящие бизнесмены делают дела.

По правде… Амина не сомневалась – не встрянь она сейчас, Дамир и сам бы их дожал. Но дело в том, что в его показательных выступлениях она не нуждалась. Она нуждалась в признании ценности исполняемой ею работы. Работы, которую Дамир сознательно день ото дня втаптывал в грязь.

– Хорошо… – ответил один из агентов явно с тяжелым сердцем. Видимо, до последнего верил в успех. – Договариваемся на четверг, но…

– Нет, – и вновь Дамир пресек попытку на корню. Но тут встревать Амина уже не видела смысла. Оставшееся время за столом она вела себя тише воды, ниже травы. Чинно сидела рядом с начальством, создавала видимость активного слушателя, кивала, катала в пальцах ручку, махала под столом ногой. Махала так, чтоб то и дело задевать штанину Мира. Махала самоотверженно и счастливо. Как собачка хвостом. Явно хотела домахаться до пятого уровня. Но на людях Дамир ни разу не срывался.

Если в коридоре – то в безлюдном, если в кабинете – то за закрытой дверью, хоть крики их и слышны обычно по всему зданию. Если по телефону – то точно не в компании с другими людьми. Никогда Амина не слышала на фоне его криков посторонних звуков.

Вот и сейчас до того момента, как за агентами закрылась дверь переговорной, Дамир держался молодцом.

Но как только это случилось…

– Амине, солнце мое… – Дамир резко развернулся, начал по шагу вновь приближаться к столу, за которым все так же сидела Амина, весело помахивая ножкой, а заодно и расплываясь в довольной улыбке.

– Да, Дамирсабирыч…

– Что это было? – Дамир приблизился к столу, уперся в него руками, сверля взглядом довольнейшую Амину.

– Это были переговоры. Как вы и хотели, у нас получилось малой кровью сэкономить и сохранить для себя артиста. Мы молодцы, Дамирсабирыч, – Амина подмигнула начальнику, расплылась в еще более широкой улыбке, ну а ножка все продолжала рьяно помахивать под столом.

– А сказано тебе что было? Сидеть. Молча. – дважды впечатал кулак в стол, не то, чтобы ударил – но будто весу словам придал.

Но подействовало это на Амину неожиданно отрезвляюще. Играться перехотелось.

– А давай начистоту, Дамир, – и обратилась она к нему впервые по имени и на ты. Раньше выкала, но максимально издевательски – каждый раз, будто иронизируя относительно его напыщенности. – Дай. Мне. Спокойно. Работать.

– Конкретизируй… – как ни странно, тут же отказывать или взрываться мужчина не стал.

– А сам не понимаешь?

– Жду пояснений.

Идти на поводу и жаловаться ему же на него же не очень-то и хотелось, но раз уж выпал такой шанс – нужно было пользоваться.

– Ты считаешь меня дурой, – лицо Дамира не изменилось – он просто стоял напротив, упираясь в стол и пристально глядя в черные глаза девушки. – Не понимаешь, почему Глеб дал мне хоть какие-то преференции по сравнению с другими танцовщицами. По-твоему, пляши я на подиуме ночами, а днями не мусоль тебе глаза – было бы куда лучше. Может, тебя еще и какие-то мои личные качества раздражают, может, на бывшую похожа, которая бросила… Или на несостоявшуюся – которая не дала. Я уж не знаю. Но я ж баба, мы ж лучше в эмпатии, чем вы – черствые мужланы. То, что при моем появлении, и даже, скорей всего, при одной мысли обо мне, тебя коробит – я вижу. И лучший выход из этой ситуации, по-твоему, – меня уволить, но лучше, чтоб я сама ушла. Сдалась и ушла. Но знай, Мир, – и так Амина обратилась тоже впервые. Спокойно, без издевки в голосе, серьезно. Мужчине даже показалось, что от такого обращения по телу будто током прошибло. Захотелось, чтоб повторила. – Я из Бабочки не уйду. Воспринимай это как данность. Ты можешь устраивать любые козни, можешь кричать столько, сколько хочешь, но если владелец меня отсюда не вышвырнет, погоняя шваброй, я буду продолжать проводить в этом захудалом темном здании по шестнадцать часов в день.

– Почему, Амине ? – он слушал ее внимательно. Она же говорила так спокойно, уверенно и правдиво, что злиться на нее и вновь беситься было практически нереально. Впервые, наверное, и не хотелось.

– Что почему? – даже не обозлилась в очередной раз на неугодное обращение. Да он и не специально так окликнул – само на язык легло, в мозгу плотно застолбилось именно за этой черноглазой птицей с острым языком и жутким характером. – Почему я так держусь за Баттерфляй?

– Да.

– Я же говорила уже, кажется. Это мой дом…

– А как это захудалое темное здание стало твоим домом, Амине-ханым? – этот их диалог разительно отличался от всего предыдущего общения. Во взгляде Мира читалось неподдельное любопытство, причем не пустое – видно было, что он боится не получить ответ, боится одновременно и залезть на запретную территорию, где ракушка захлопнется, больно стукнув по любопытному носу, и не узнать то, что его почему-то так интересует. Амина смотрела в ответ спокойно, немного отрешенно и решительно. Больше не болтала ногой. Ей не хотелось игривости и игр. Хотелось правды, спокойствия, однозначности и профессионализма.

– От безысходности, – Амина ответила, а потом уставилась в столешницу. Мир понял, что и так получил ответ более искренний, чем ей хотелось бы. Совершенно ничего не объясняющий ему, но крайне наполненный смыслом для нее. И… когда-то он тоже узнает этот смысл. Непременно.

– Я слушаю твои предложения, Амине-ханым…

Вновь вскинув взгляд, Амина заставила мужчину усмехнуться. Она выглядела удивленной. Видимо, не верила, что из этого их серьезного разговора что-то получится. Да и по правде говоря – он тоже не верил, но как-то ей все же удалось его убедить.

– Предлагаю спор, Дамир Сабирович.

– Спор? – постепенно в ее глазах вновь зажигались бесовы огоньки. Кажется, это происходило непроизвольно – так ее глаза праздновали маленькую победу, да и характер все же не спрячешь – возможно, ей действительно надоел формат игры (постоянные ссоры, споры и конкуренция), но не сама игра.

– Да, на деньги…

– На большие? – Мир хмыкнул. С женщиной на деньги он еще не спорил.

– Думаю, четыре ноля будет достаточно…

Дамир искренне уважительно удивился. Почему-то первой была мысль о том, что предложение будет крайне несерьезным. А спор разрешится прямо в этой же комнате его моментальной победой. Ну или проигрышем – но исключительно нарочным и сознательным.

– Продолжай…

– Я ставлю тридцать тысяч, а ты пятьдесят, – вместо того, чтоб задать вопрос, Мир вопросительно приподнял бровь. Амина томить не стала – тут же ответила, – я предлагаю тебе сумму, превышающую мою месячную зарплату, а ты в ответ должен предложить то, что окажется для тебя такой же реальной потерей.

– Хорошо, а в чем суть спора?

Получив одобрение, Амина расплылась в улыбке, встала из-за стола, медленно подошла к Дамиру.

– Мы переходим из формата соперничества в формат сотрудничества. Я перестаю сознательно шкодить…

– Как ты правильно слово-то подобрала… – Мир смотрел на Амину, вновь ощущая смешанные чувства – немного раздражения из-за того, что сегодня она надела еще более высокие каблуки и теперь смотрит даже слегка сверху, предвкушение, азарт, и самую малость нежности, когда в голове проносится брошенное ею «от безысходности». – Шкодить. Это же обычно котята шкодят, да? В тапки там, писают, горшки цветочные переворачивают…

Амина хмыкнула – шпильку оценила. Наверное, сама такую же отпустила.

– Да, а потом вырастают и по мордам наглым хозяевам дают лапой – когтистой лапой. Но не отвлекайся, пожалуйста. Так вот, мы переходим из формата соперничества в формат сотрудничества. Я не врежу тебе и бизнесу сознательно, не подставляю тебя с артистами, чинно исполняю свои должностные обязанности за что ты, кстати, повышаешь мне в скором времени зарплату… – на многозначительный взгляд девушки Мир ответил только очередной улыбкой. – А ты перестаешь придираться ко мне по пустякам, отпускать свои унизительные шуточки о моей тупости и безграмотности, блочить наши выступления с бабочками, выделяешь-таки нужные нам средства на обновление инвентаря…

– Амина, совесть имей…

– Ладно, объемы финансирования бабочек обсудим позже, но! – девушка возвела к небу палец, держа театральную паузу.

– Но…?

– Виновник следующей нашей стычки – ты или я, будет жестоко наказан. Деньги налом должны быть переданы на протяжении двух дней после проигрыша… Твоего, – Амина протянула руку, хотя и протягивать-то было особо некуда – они с Миром стояли на расстоянии трех десятков сантиметров.

– Или твоего… – особо не раздумывая и не сомневаясь, Мир протянул свою в ответ, обхватил длинные пальцы и теплую ладошку, сжал, тряхнул.

– Кровью закреплять будем? Протокол составлять?

– Обойдемся взаимным доверием.

– Ок, – ладонь Амины выскользнула из все же куда более внушительных размеров руки Дамира, девушка немного отступила. – Ну, тогда удачного дня, Дамир Сабирович, – улыбнулась, проводя руками по гладким изгибам платья, максимально обтянувшего фигуру, отступила. – А мне работать пора…

– Иди, – он же не смог себе отказать в удовольствии окинуть ее пристальным взглядом – от носочков туфель до самой макушки. Если раньше за такое можно было тут же отгрести по наглой морде, то теперь она рискнет – деньги, все же, серьезные. – Можно и просто Миром, кстати.

– Я запомню… и к сведенью приму… если ты сейчас, конечно, тут же слюной не захлебнешься и обращаться к тебе хоть как-то необходимость отпадет в принципе…

Польза от спора перепала не только ему и не только в виде возможности вдоволь разглядывать ее точеную фигуру, но и ей – ведь право язвить безнаказанно – оно бесценно, а настоящим проигрышем в споре будет считаться очередной скандал, ну или любое другое явное вмешательство в деятельность противоположной стороны спора. Хотя, наверное, условия стоило очертить более внятно, но обе стороны положились на то, что они, как опытные игроки и скандалисты, смогут честно опередить – было нарушение или нет.

– Тогда за работу, – развернувшись, Мир пошел к двери, вышел, не обернувшись, направился в сторону своего кабинета. Амина слышала, как стучат набойки его туфель по дощатому полу коридора, а на душе будто расцветала весна. Приблизительно такая же, как буйствовала за окном.

Апрель цвел абрикосами, готовился взорваться и яблоневым цветом, жужжанием пчел и прочими прелестями, а для Амины загорелся свет в конце тоннеля.

Она ставила на то, что азарт не даст мужчине сдаться быстро, плюнуть на сумму и вернуться к их обычному формату общения. А еще не даст гордость.

И вот, кажется, впервые ей действительно светит в Бабочке свобода. Не безграничная, но достаточная, чтоб не чувствовать себя загнанным зверем. В своей же берлоге.

Счастливо потянувшись, Амина развернулась к окну – глядя сквозь стекло и счастливо улыбаясь.

А потом вспомнила о том, что есть человек, которого стоит поблагодарить за идею, вернулась к столу, взяла с него телефон, листая телефонную книгу подплыла к окошку, оперлась о раму, прикладывая телефон к уху и слушая длинные гудки.

– Аминушка!!! – голос из далекого далека прозвучал звонко и радостно. Так, как было всегда. – Только о тебе думали! Чай с Николаем Митрофановичем пили с розовым вареньем и решали, как тебя к себе заманить!

Там рассмеялись, и Амина в ответ так же.

– Мамочка… Людмила Васильевна, я бы с радостью, вы же знаете, но скорее уж вас к себе заманю. Помните ведь? Договаривались!

По ту сторону рассмеялись в два голоса. Амина это слышала, и почему-то к горлу подступил ком. Очень сложно было сглотнуть.

– Договаривались, милая. Договаривались. Вот Николаша отходит к доктору все, что положено, и мы сразу к тебе. Нас обязали курс закончить – врач прямо как ты – чуть ли не в письменном виде с Николаши стребовал подтверждения, что долечим коленку свою многострадальную. А ты же знаешь, как папа у нас лечиться не любит…

– Ну ладно тебе, Люд… Чего ты ребенка грузишь…

От звука еще одного родного голоса сердце Амина замерло, а потом забилось неровно, сильно, вылетая из груди. Как же похож… Как похож.

– Мамочка, вы скажите Николаю Митрофановичу, что я врача очень понимаю, и жду вас вдвоем со здоровой коленкой. А если хотите – то прямо сейчас приезжайте, тут врача найдем. Просто скучаю… очень… мамочка… – в глазах встали слезы.

Люди не верят, но у стерв тоже на глазах выступают слезы. У черствых для посторонних людей, у язвительных, хватких прожигательниц жизни, бесстыдниц есть души. А там, где есть женская душа, она чаще всего плачет.

– И мы скучаем, Аминушка. Но ты не думай – мы список составили уже, чемодан купили новый – чтоб вещей набрать с собой на месяц, как ты и просила…

– Я насовсем просила…

Снова рассмеялись в два голоса.

Видимо, на громкую связь включили. Они у нее молодцы – и скайпом пользоваться научились, и телефоны купленные освоили. Амина ими очень гордилась. И любила их тоже – очень.

– Ну, давай сначала на месяц, дочь, а там уж посмотрим. Мы же, старики, к месту привычны… – ответил теперь Николай Митрофанович.

С ним спорить Амина не могла, да и за много лет схему с Людмилой Васильевной они уже отработали неплохо – она убалтывает мать, а та уж занимается уговорами отца.

– Хорошо, дорогие мои, тогда жду вас с чемоданом в скором времени…

– А мы долму твою ждем, доченька… Ой как ждем, – ее любимые, смешливые, никогда не отчаивающиеся старики сегодня тоже не предали себя – в каждом их слове жил энтузиазм. Заразительный и поразительный.

– Будет, все будет. Обещаю.

– Ну хорошо, вы тут с Людой договорите, а мне отойти надо – домашний разрывается. Целую, Амиша.

– До связи, Николай Митрофанович!

Несколько мгновений они с Людмилой Васильевной слушали, как Николай, кряхтя, встает, бубнит о том, что у звонящего нет совести старых людей по квартире гонять, а потом встает уже Людмила, дверь на кухню, видимо, закрывается…

– Ну что? – теперь Людмила Васильевна говорила уже тише и как-то по-заговорщицки. Ну любит женское сердце секреты, что тут поделать?

– В точности, как вы советовали сделала, мамочка. Поговорили…

– Спокойно?

– Ага. Очень.

– И ты…

– И я поспорить предложила…

– А он?

– А он согласился.

– Вот молодец!

– Я или он? – Амина улыбнулась. Людям с возрастом, с тем, как все меньше они могут сделать физически, намного важнее становится понимание значимости тех своих дельных советов, которые они дают родным и которые становится действительно полезными для них. Людмиле Васильевне очень важно было знать, что ее совет оказался полезным.

– Оба, – женщины звонко рассмеялись. – Так, Аминчик, там Николаша уже договорил, кажется, так что я тебе позже позвоню – расскажешь, как прошло все. Ух… Попадись мне этот твой начальник – покажу ему, как с нашей лебедушкой разговаривать нужно.

– Хорошо, мамочка, тогда на выходных позвоню еще. Часов в девять, как всегда?

– Да, пока, милая. Целую сильно.

– И я вас… И… ну вы знаете, в общем.

– Обязательно, Аминка, поцелую. Как всегда. В среду пойдем – поцелую.

– Спасибо…

Скинув, Амина еще какое-то время стояла, прислонившись лбом к холодному стеклу, следила за тем, как по дороге проносятся машины, как ветерок теребит салатовые листья на деревьях. И на душе было так много чувств сразу. Тепло, грусть, нетерпение, ожидание, предчувствие.

– Амине-ханым, а работать-то кто будет? – она даже не заметила, что по дощатому полу вновь простучали набойки Мировых ботинок, что остановились они в дверном проеме, что прислонились, но скорей уже не они, а их гордый горный носитель, к дверному косяку, сложили руки на груди и вопросительно вскинули бровь.

– Будем Дамирсабирыч. Будем, – Амина тоже развернулась, присела на подоконник, сложила руки на груди, забросила ногу на ногу, улыбнулась.

– Договорились же, что Миром буду.

– Будете, вот только я вам не Амине, и не ханым.

– А бесишься-то из-за этого почему так сильно?

Отсутствие угрозы получить скандал на ровном месте позволило начать задавать вопросы, которые давно интересовали, но касаться которых раньше означало – нарываться на очередную перепалку.

– Не бешусь, просто не нравится.

– Не верю, – ответ его не удовлетворил, но настаивать он не стал. – Но ладно, хочешь Аминой – будешь Аминой. Могу даже Аней называть. Или еще как-то – как придумаешь. Но работать все равно иди. Тебя там твои курочки-бабочки заждались. Ты им репетицию обещала. А они, вместо того, чтоб танцевать, сидят на баре и парней мне смущают. Богатыри красные стоят – капец просто. Толик – женатый, тот вообще не знает, куда себя деть. Смотрю на него и аж жалко – прямо видно, как рука тянется к кольцу – снять его и сорвать эти путы верности, а потом, видимо, вспоминает, что жену любит – и все – бежит в подсобку. Плакать, наверное…

Почесав щетинистый подбородок, Мир явно задумался о том, что только что выдал, а Амина прыснула смехом.

Прекрасное настроение стало еще лучше.

Поднявшись с подоконника, она подошла к Дамиру, остановилась, заглянула в лицо, склонив голову. Изучила его внимательно – если честно, давно хотелось так сделать, но все как-то повода не находилось.

Он насторожился – смотрел с сомнением. Так, будто готов был от оплеухи увернуться.

А девушка прошлась взглядом по широким бровям, светло-карим глазам с пушистыми ресницами вокруг, по носу – ровному, но немаленькому, по губам – узким. Отметила про себя, что это хорошо – не любит мужиков с пухлыми губами, еще отметила, что щетину Дамирову все же можно побороть – не такая уж она исключительная. Просто кто-то ленится бриться ежедневно, ну или его дама сердца любит, когда мужчина в меру колюч.

– Что такое?

Смотрела она, видимо, долго, нервы у мужчины не выдержали – задал вопрос.

– Я тебя сделаю…

Показав язык, Амина проскочила мимо Мира, а потом быстро пошла в сторону лестницы, ведущей к основному залу.

– Посмотрим! – он же ответил не сразу. Офигел, наверное, окончательно от бабской наглости. Крикнул вслед, а потом и себе улыбнулся, следя за тем, как девушка идет – покачивая бедрами и на ходу собирая тяжелые волосы в высокий пучок. – И бабочкам своим скажи, чтоб мужиков мне не портили!

Не считая нужным отвечать, Амина отмахнулась, даже не обернувшись.

– Эхххх… – проводив ее взглядом, Мир тоже зашел в переговорку, встал перед окном, засмотрелся, задумался… Стоял так долго – ухмыляясь время от времени… Пришел к выводу, что кто победит – вопрос спорный, а вот то, что будет весело – тут согласны, пожалуй, все.