Будильник, щелчок включателя света в ванной, звук льющейся из‑под крана воды, механические движения сначала с зубной щеткой, а потом такой же «автоматический» душ, крепкий кофе, любимые джинсы, которые подозрительно вольно скользят по бедрам, схваченные в высокий хвост волосы и побег из квартиры.

В последнее время, каждое утро Снежаны было именно таким. Она почти поверила, что в ее жизни наконец что‑то меняется, что теперь все будет иначе, что достаточно самой отпустить прошлое и оно отпустит тебя, но это оказалось всего лишь ошибкой. Прошлое не отпускает только потому, что этого сильно хочется.

Выйдя из подъезда, Снежана привычно уже оглянулась по сторонам, не зная толком, что именно боится увидеть. Набор ее страхов велик, на любой вкус и цвет и все это благодаря такому заботливому, такому любимому и незаменимому брату…

Сердце снова екнуло, а Снежана ускорила шаг, направляясь к машине. Разве такое возможно, что хочешь одновременно защитить и своими же руками задушить? Теперь она знала — возможно.

Машина радостно пискнула, стоило хозяйке нажать на кнопку сигнализации. Девушка опустилась на кожаное сиденье, бросила сумку на заднее, а потом сжала руль, устремляя взгляд перед собой.

— Соберись, Ермолова, просто соберись! — провернув ключ в зажигании, она плавно пустила автомобиль в ход, выехала с парковки. Знал бы хоть кто‑то, чего стоит ей это внешнее спокойствие, ведь вот уже две недели она жила в сплошном бреду.

* * *

Дима появился на ее пороге неожиданно. Именно в тот момент, когда она посмела хоть на какое‑то время забыть о нем. Она мчала к двери, искренне веря, что это вернулся Марк, что первым делом, увидев его на пороге, она признается, что понятия не имеет, при чем здесь Ярослав. Она любыми способами убедит его поверить, просто потому, что это правда! И это важно!

Кажется, она даже успела открыть рот, чтобы огорошить Самойлова словами сразу же, как только он появится в поле зрения, но вместо этого…

Резкий толчок обратно в квартиру, и Снежане удается не упасть только потому, что кто‑то придерживает ее за пояс, разворачивает к себе спиной, зажимая рот рукой, а потом, дождавшись хлопка двери за их спиной, склоняется к уху.

Такой знакомый и практически забытый голос разносится по коридору ее квартиры, просто напросто взрываясь паникой в душе Снежаны:

— Только не кричи и не падай в обморок… сестренка.

Дима. Вернулся.

Если бы Дима не держал ее, тесно прижимая к себе, девушка сползла бы к его ногам, просто потому, что в тот самый миг, как до нее дошли слова брата, у Снежаны отказало все — ноги, руки, голова, даже дышать она как‑то резко разучилась.

— Ты чего? — ее безвольное застывшее тело встряхнули, ослабляя хват.

Это стало ошибкой, впрочем, осесть на пол Дима ей не дал, снова прижал к себе, а потом развернул, заглядывая в лицо девушки.

— Ты так рада видеть меня, а сестренка? — он и раньше улыбался немного криво, будто с издевкой, но тогда хоть в глазах читалось веселье или радость, а сейчас в его улыбке не было ничего кроме сожаления. — Даже не обнимешь, Снежок?

— Дима? — девушка до ужаса долго смотрела в знакомое лицо незнакомца, то и дело пробегая глазами по лбу, на котором четко вырисовались три морщинки, от бровей, к каким‑то безразличным глазам, а потом к искривленным в усмешке губам, он зарос, постригся, это кажется невероятным, но… постарел. Не будь короткий ежик белым от природы, Снежана подумала бы, что виски мужчины должны были уже покрыться сединой.

— Не похож, сестренка? — придерживающие ее за талию руки брата переместились на плечи, сжали, а потом Дима совершил еще одну попытку оставить девушку в покое. — А ты не изменилась, Снежка. Все такая же красавица.

На ногах девушка устояла, вот только не знала, сможет ли сделать хоть шаг, даже глаз отвести от Димы она пока не могла. Слишком это казалось нереальным. Слышать его голос, причем не искаженный телефонной связью, а живой, на расстоянии полуметра, видеть его лицо не на давнишних совместных фотографиях, а перед собой в объеме, чувствовать его присутствие на самом деле, а не в воображении.

— Даже не пригласишь? — Снежана понятия не имела, сколько стоит, пялясь на брата. В голове не осталось мыслей, а в душе эмоций. Ей хотелось просто стоять и не шевелиться. Хотя не хотелось, а моглось. Не хотелось ей больше ничегошеньки.

— Проходи, — даже отступить сил не было, девушка закрыла глаза, опуская голову.

— Ну, спасибо, — и если ее голос был абсолютно бесцветным, то ответ Димы получился достаточно красочным, пропитанным ядом и обидой. На что? За что? Почему? Это спрашивать Снежана не спешила.

Он обогнул сестру, а потом направился в сторону гостиной, не удосуживаясь снятием грязных ботинок и пропахшей сигаретами куртки, даже небольшую свою дорожную сумку взял с собой, а не бросил в прихожей, как сделал бы раньше. Такое впечатление, что не доверяет.

Открыла Снежана глаза только тогда, когда шаги затихли, а диван скрипнул, принимая на себя вес мужчины. Она подошла к двери, заглянула в глазок, толком даже не зная, что хочет или не хочет увидеть, замкнула все имеющиеся замки, а потом развернулась.

Вдруг как‑то забылось все — и то, что было ночью, и пробуждение, даже человек, которого она представляла, направляясь к двери, остался в голове лишь смутным силуэтом, зато Дима стоял перед глазами так ярко и четко, как никогда раньше.

Затянув крепче узел халата, сжав его пальцами так сильно, что костяшки побелели, Снежана направилась в комнату, чтобы… Даже толком не зная, что собирается делать и говорить.

* * *

Сигнал клаксона вывел девушку из ступора. Утром водители не отличаются терпимостью к чужой невнимательности, а она была жутко невнимательна. Опять остановилась на светофоре, опять нырнула с головой в свои мысли, опять проворонила момент, когда загорелся зеленый свет, а теперь вся очередь из нескольких машин не стеснялась выражать свое мнение о ней и ее невнимательности настойчивыми гудками.

Сорвавшись с места, Снежана пустила автомобиль вперед, тут же забывая о случившемся. Разве впервые? За последние недели она ведет себя так постоянно — откровенно тормозит по дороге домой и из дому, морозится на работе, не успевая за несколько часов сделать то, с чем раньше могла справиться за считанные минуты, вздрагивает от звука собственного мобильного, от звонков с рецепции, от писка приходящих на почту сообщений. Отмахивается от попыток поговорить с ней Ани, не поехала в аэропорт провожать Глашу, хоть та и была бы рада.

А все потому, что в одно утро Дима снова вернулся.

— Черт, — слишком разогнавшись, девушка пронеслась мимо нужного ей съезда с главной дороги. Тоже далеко не впервые.

* * *

Дима ждал ее в гостиной, вальяжно устроившись на диване. Не заботясь о разрешении, он откинул голову на мягкую спинку, а длинные ноги в не слишком чистых кроссовках водрузил на журнальный столик, прямо поверх лежащих там журналов и снимков.

— Зачем ты вернулся? — почему‑то именно это заставило Снежану вдруг разозлиться. Хотя скорей такое поведение просто стало предлогом для злости, а причина у нее была другая.

— Я уже понял, что ты безумно рада меня видеть, Снежок, можешь не повторять, — ответ прозвучал удивительно спокойно, Дима продолжал полулежать, прикрыв глаза, а на губах мужчины поигрывала улыбка. Будто у кого — кого, а у него поводов волноваться и нервничать не было и быть не могло.

— Ты знаешь, что вчера здесь был Ярослав? Стоял там, — Снежана кивнула куда‑то назад. — И настойчиво рекомендовал мне держаться от тебя подальше?

— Дааа? — Дима смачно зевнул, но открыть глаза, взглянуть на сестру так и не удосужился. — Волнуется? Ты что, до сих пор с ним спишь? Я думал, не станешь, после того, что он сделал твоему брату.

— Придурок, — будь сейчас у Снежаны хоть что‑то под рукой, оно полетело бы в зарвавшегося братца.

— Ну теперь‑то хоть понятно, насколько ты рада меня видеть, — он резко сдернул ноги с журнального столика, а потом облокотился о него руками, сверля девушку холодным взглядом. — Думаешь, я не знаю, насколько рискую, припираясь к тебе? Знаю, сестренка, прекрасно знаю, но почему‑то припираюсь, наверное, потому, что надеюсь, хоть тут меня ждут. А тут ждут Ярослава.

— Какой же ты дурак, Дима, — злиться на него иногда было безумно сложно, хоть он этого и заслуживал. Заслуживал злости, хорошего нагоняя, даже вправления мозгов несколькими точными ударами заслуживал, но в такие минуты Снежане начинало казаться, что старший среди них не он, а она, причем на несколько десятков лет.

Сейчас перед ней сидел обиженный мальчишка, которого как‑то угораздило оказаться в теле тридцатилетнего мужчины.

— Хотя бы чаем напоишь? — он продолжал сверлить ее взглядом, а в ответ получал только жалость. Она его не боялась, даже не презирала. Просто жалела.

— Напою, — разорвав зрительный контакт, она развернулась, сначала направляясь в спальню.

Плотно закрыв за собой дверь, девушка вновь окинула ее взглядом. Здесь все было так же, как после ее пробуждения — отброшенное к ногам одеяло, смятая простынь, вмятина на подушке, оставленная не ее головой… Тяжело вздохнув, Снежана скинула халат, сменяя его на что‑то более подходящее для встречи дорогих гостей.

Дима чинно ждал, пока сестра вернется из спальни, посетит ванную комнату, а потом отправится на кухню, чтобы заняться его чаем. Он сидел молча, снова откинув голову на подушку, прикрыв глаза, глубоко дыша.

Когда Снежана снова появилась на пороге комнаты, ей даже на какое‑то мгновение показалось, что брат спит, но впечатление было обманчивым. Почувствовав пристальный взгляд, Дима открыл глаза, снова, как пиявкой, впиваясь взглядом в ее лицо.

— Что он забыл тут, Снежа? — с ответом девушка почему‑то тянула. Молча подошла к столику, водрузила на него чашку, тарелку с бутербродами, сложила журналы и фотографии в стопку, чтобы отнести их на стеллаж у стены. Все это она проделала, чувствуя пристальный взгляд и напряжение, исходящее от Димы.

— Приезжал предупредить, чтобы я не верила тебе. — Ответила она, стоя к брату спиной, методично распихивая макулатуру по полкам.

— С чего вдруг? — слышно было, как он берет в руки чашку, делает глоток, потом тянется к тарелке.

— Сам догадайся, — Снежана невольно усмехнулась, наконец‑то осознавая всю абсурдность ситуации. Появись Дима вчера или сегодня, но на несколько часов раньше, что было бы? Перебей их с Ярославом не Марк, а Дима? Это было бы безумно интересно, хотя нет… Это было бы жутко.

— Это что, правда? Вы до сих пор…

— Не мели чушь, — Снежана обернулась, ее глаза блеснули гневом. — У нас с Самарским давно уже ничего нет. Ровно с того момента, как вы придумали это бредовое похищение Саши.

Дима усмехнулся.

— Я, Снежок, — глядя сестре в глаза, он надкусил бутерброд, тщательно прожевал, и только потом пояснил: — я придумал похищение. А Самарский заценил.

— Гордишься? — снова на лице Димы расцвела ядовитая улыбка, а Снежане сделалось тошно.

— Нет, все пошло не так, как я планировал, поэтому… — он поднялся с дивана, обошел его, на ходу разминая шею, а потом остановился, уперев руки о мягкую обивку. — Вот если б эта мелкая дрянь…

— Заткнись, Дима, — слушать его Снежана больше не могла. Не хотела. Сейчас вчерашняя попытка оправдать брата перед Яром казалась смешной. Дима ни капельки не изменился, но проблема даже не в этом — он не сожалеет о своем поступке, не сомневается в своей правоте. Он понятия не имеет, что такое — совесть. В этом все отличие.

— А, ну да, — он не растерялся, замолчал лишь на секунду, а потом продолжил. — Я же забыл, ты у нас добрая фея, Снежок, это ведь ты спасла «золотую девочку», тебя‑то хоть отблагодарили? Кто? Она или через Самарского «спасибо» передала? Или… Подожди, — Дима сделал вид, что его посетила совсем уж неожиданная мысль. — Зачем благодарить тебя за что‑то? Правда? У тебя можно увести любимого мужчину, можно разрушить твою жизнь, можно лишить работы твоего брата, а благодарить за спасение тебя абсолютно не обязательно, ведь так?

Дима обладал уникальным умением — перевернуть все с ног на голову, причем сделать это так, чтобы его восприятие казалось очень даже правдоподобным.

— Зачем ты пришел, Дима? Чтобы сказать мне это? Больше нечего?

— Есть, просто не уверен, что после советов Самарского ты станешь слушать меня, — лишь на миг в глазах брата снова промелькнула эта детская обида, а потом она была спрятана под напускным равнодушием.

— Я волнуюсь за тебя, сто раз уже говорила об этом. Какой реакции ты ждешь? Что я предложу тебя пойти прогуляться по набережной? Или позвоним по скайпу родителям? Или сразу Глаше? Чего ты хочешь от меня, Дима? Скажи, я сделаю это. Просто перестань щетиниться и делать вид оскорбленной невинности, хорошо?

Возможно, получилось немного жестче, чем Снежана планировала, но слова брать обратно она не собиралась. Он вернулся — это данность, ей уже не вытолкать его за порог, не посадить насильно на самолет, не отмотать время назад. Теперь вопрос в другом — что с его возвращением делать.

— Мне нужна твоя помощь, сестренка, — и как ни странно, ее посылу Дима внял. Вновь оказавшись на диване, он бросил на нее уже другой взгляд — просящий.

— В чем?

— У меня проблемы…

* * *

Привычное место на парковке у офисной высотки было занято, потому Снежане пришлось сделать круг почета прежде чем найти, где бы оставить машину. Если день не задался с утра — это будет длиться и длиться…

Сегодня ей предстоял сложный день. Сегодня, она должна была прожить не только отведенное жизнью ей, но и попытаться помочь Диме.

Как бы там ни было, его просьбу она собиралась исполнить, даже не до конца осознавая ее смысл.

* * *

— Какие проблемы, Дима? Если ты о Самарском, то он…

— При чем тут Самарский, Снежа? Ну, при чем? — Дима зло провел ладонью по коротким волосам, будто смахивая эти самые «проблемы» с темечка. — Плевал я с высокой колокольни на него и на его подстилку. Бывают куда более важные дела и более серьезные проблемы.

— О чем ты?

— Давай начнем сначала, Снежок, хорошо? — голос Димы стал спокойным, впрочем, как и взгляд. Сложив руки перед собой, он вопросительно посмотрел на сестру, дождался кивка, и лишь потом заговорил. — Самарский приезжал вчера?

Снежана кивнула.

— Что именно он говорил?

— Просил держаться от тебя подальше. Он слушал мои разговоры…

— Это не важно, — Дима перебил ее, не обращая практически никакого внимания на то, что больше всего волновало Снежану.

— Он слушал телефон, и, видимо, узнал, что ты планируешь вернуться. Но судя по всему, не знал ни когда, ни откуда.

— Это предсказуемо, Снежок, — Дима усмехнулся. — Я сам до последнего момента понятия не имел, когда, куда, как и в каком виде попаду. Продолжай.

— Он больше ничего не говорил, Дима. Только это.

— Хочет меня видеть? — мужчина скривил губы в подобии улыбки.

— Боится за свою семью.

— Зря. Его… семья… меня интересует меньше всего. А вот с ним поговорить я бы не отказался.

— Дима…

— Успокойся, сестренка, — предвидя очередной виток ее попыток переубедить, Дима пресек их. — Я не стану лезть на рожон. Рано или поздно встретимся, вот тогда и поговорим, все обсудим, глядишь, вспомним детство, дружбу свою… вечную, тоже вспомним, — как бы он ни хотел скрыть горечь, голос звучал совсем не так бесцветно, как Дима надеялся.

— Это все?

— Да.

— Отлично. Хоть тут без проблем.

На последних словах брата Снежана снова «зависла». Назвать ситуацию беспроблемной у нее не повернулся бы язык, что же имел под этим в виду Дима, она даже предположить не могла.

— Я какое‑то время побуду у тебя, сестренка. Не волнуйся, не долго. Всего несколько дней. За домом наверняка идет слежка, потому я буду осторожен. Не хочу, чтоб Славочка обрадовался раньше времени. Со всем разберемся по мере необходимости.

— Разберемся? — в какой‑то момент Снежана поняла, что потеряла нить разговора окончательно и бесповоротно.

— Да, мне нужна твоя помощь, сестренка. Больше мне не к кому обратиться.

— В чем?

— Я все объясню, не спеши. Но давай по порядку.

Дима в очередной раз встал, подошел к окну, заглядывая через жалюзи на площадку перед парадным.

— Несколько дней я побуду у тебя, не волнуйся, никто меня здесь не засечет, а потом на какое‑то время снова пропаду. Так надо, — он будто почувствовал, что Снежана собирается задать очередной вопрос, — просто надо. Ты ведь меня не выгонишь, правда?

Он рассмеялся, но смех получился каким‑то истерическим, совсем не веселым.

— Или ты не одна живешь? — Дима развернулся к сестре, сощурился, будто что‑то припомнив. — Когда я поднимался к тебе, застал милую картину… Какой‑то клоун ползал под дверью, собирал барахло в пакет? Кто это?

— Никто, — ответ сорвался с губ раньше, чем Снежана смогла хорошенько подумать. Ей почему‑то очень не хотелось посвящать брата в их отношения с Марком. В их состоявшиеся несостоявшиеся отношения.

— Мне показалось его лицо знакомым, но я не уверен…

— Ты что? — Снежана вскинула на брата испуганный взгляд. — Ты что, говорил с ним?

А вот Дима в очередной раз расценил все неправильно. Посчитал, что Снежана его стыдится… снова. Девушку полоснуло вечной мерзлотой зеленых глаз, так похожих на ее.

— Нет, стоял на верхнем пролете и ждал, пока твой олень умчит вниз по лестнице в страну Олению.

— Прекрати.

— Так кто он? Тут он хоть не живет? Это же его ты с такой радостью на лице неслась встречать?

Когда Дима оказывался таким проницательным, его хотелось задушить.

— Нет, здесь живу только я. А еще одно лишнее слово, Дима, и тебе тут тоже будут не рады.

Она бы его не выгнала. Это понимали оба, но спорить Дима не стал.

— Как хочешь, сестренка, не мое дело, согласен. Не Самарский, и то хорошо, но мне действительно кажется, что я его где‑то видел…

— Не важно, Дима, — пока брат вспомнил, Снежана снова попыталась направить его мысли в нужное русло.

— Ладно, — возвращаясь к изначальной теме разговора, Дима кивнул. — Несколько дней я буду тут, прости, но твой ол… — поймав гневный взгляд сестры, мужчина осекся. — Но в квартиру лучше никого не приглашать, а потом я смоюсь восвояси.

— Какие у тебя проблемы, Дима? Во что ты вляпался?

— Ты высокого мнения обо мне, — а дальше он сделал то, что сделал бы и три года тому — попытался отшутиться. Дальше должна была последовать попытка увильнуть, перевод темы, ответный прессинг, возвращение к вопросу, который не хотела бы обсуждать сама Снежана, но сегодня девушка было безумно важно получить ответ именно на свой вопрос.

— Если ты хочешь, чтобы я стала тебе помогать, Дима, тебе придется рассказать мне все. Иначе…

— Я не стану рассказывать тебе все, Снежка. Ни сегодня, ни завтра, ни — ко — гда. Это опасно. Я расскажу только то, что тебе нужно знать.

— Я слушаю, — повинуясь кивку брата, Снежана подошла к дивану, села на поручень, следя взглядом за тем, как он прохаживает взад — вперед, сцепив руки за спиной. Достаточно долго он делал это молча, а потом повернулся к ней, кажется, решившись, во что именно ее стоит посвятить.

— У меня случился небольшой эксцесс, Снежок. Я потерял очень важную вещь, которая принадлежала не мне.

— Что за вещь?

— Не важно. Важно то, что я приехал в Киев именно затем, чтобы передать ее кое — кому, но случилось непредвиденное, вследствие чего у меня больше нет то… — он запнулся, — той вещи, и это может сильно расстроить некоторых людей.

— Я тебя не понимаю.

— Я же говорил, что все сложно. Но я попытаюсь объяснить. Сам я не могу встретиться с одним человеком, но должен передать ему кое — какую информацию.

— Позвони, — Снежана пожала плечами, не понимая до конца, к чему такие сложности и недомолвки.

— Позвонить я тоже не могу, думаешь, только Самарский отличается любовью к прослушиванию чужих разговоров? А эта информация очень, очень важна. Она не должна дойти до чужих.

— Чем ты занимаешься, Дима? — Снежана не считала себя глупым человеком. Она была достаточно проницательной, умела читать людей очень неплохо, а когда дело касалось брата, становилось еще легче. Сейчас он темнил. Слишком аккуратно пытаясь завуалировать под достаточно безобидными формулировками очень важные и скорей всего опасные вещи.

— Я торгую, Снежок, — он ответил очень быстро, даже улыбнулся, будто от этого должно было стать легче. — Антиквариат, разные безделушки. Ты ведь знаешь, как у нас любят разную заморскую экзотику. Я встретил отличного дельца, который занимается этим уже лет двадцать, отправляет из Америки сюда вещи под заказ, ну и кто‑то ведь должен их доставлять.

— Контрабанда, — это не звучало, как вопрос. — Ты занимаешься контрабандой.

— Ну почему сразу контрабандой, Снежа? — Дима даже попытался сделать вид, что обиделся. Только актер из него посредственный.

— Потому, что это именно так и называется. Вывоз ценностей — это контрабанда.

— Не совсем, — отбрехиваться и дальше Дима не решился. — Я не хочу впутывать тебя во все это, поверь мне. Просто без тебя мне не справиться. Ты должна будешь встретиться с одним человеком…

— Тоже контрабандистом? — с каждым словом Димы, Снежане все больше хотелось огреть его чем‑то по голове. Брат превзошел себя. Раньше, он купался в грязи сам, щедро вбрасывая ее лопатой в свою же жизнь, а теперь, кажется, решил поделиться этим дерьмом еще и с ней.

— Тебе нужно будет просто передать ему записку от меня. И все. Понимаешь?

— Нет, — Снежана мотнула головой, даже не сомневаясь в том, что делает правильно. — Я не буду этого делать, Дима. Если тебя жизнь ничему не учит, то не думай, что так же происходит с другими. Я не стану участвовать в преступлениях. Если вас с Самарским такие игры прельщают, меня — нет.

— Думаешь, я пищу от восторга, от того, чем мне приходится заниматься?

— Так почему ты этим занимаешься?

Тяжелые взгляды, полыхающие зеленью, встретились.

— Я хочу хорошо жрать, неплохо спать и не стоять на паперти. Для этого, Снежок, люди обычно занимаются тем, что подворачивается под руку. Конечно, если они не находятся на содержании сначала родителей, потом одного женишка, а теперь, кажется, уже другого.

— Вон, — голос Снежаны стал несвойственно ей холодным, до мурашек. Продолжая сверлить брата взглядом, она кивнула в сторону двери. — Пошел ты, Дима.

Она могла простить многое, списать на усталость, на стресс, на дурной характер, но этот упрек стал последней каплей. Особенно в исполнении того, кто сам так трясся над ее отношениями с Самарским, а теперь посмел ставить их Снежане в упрек.

— Прости, — и Дима понял, что перегнул палку. Понял, но слишком поздно.

— Пошел. Вон. — Снежана знала, что как только дверь за братом закроется, она пожалеет о том, что погорячилась. Но сейчас ей хотелось увидеть его удаляющуюся спину.

— Я ляпнул глупость.

— Ты плохо слышишь? Я не хочу тебя видеть, и участвовать во всем этом не хочу. Хочешь, и меня втянуть в это дерьмо, чтобы мы потом вдвоем колесили по миру, прячась от Интерпола? У меня другие планы на жизнь, Дима. Как ты правильно подметил, я уж лучше буду находиться на содержании у женишка, чем ввязываться в твои дела, поэтому иди на все четыре стороны, понял?

— А ты многому научилась у него, Снежок, — Дима усмехнулся. — Прямо как он не хочешь выслушать, решаешь все сама, думаешь о себе… Не хватает одной мелочи, нужно закончить тираду фразой «я все сказал», и тогда будет совсем как Самарский.

— Ты свихнулся на нем!

— Он сломал мою жизнь! — они сами не заметили, как перешли на крик.

— Ты сам сломал свою жизнь, Дима! Сам! — Снежана поднялась с дивана, приблизилась к брату, схватила его за плечи, если могла бы — встряхнула, но сил на подобное у нее не хватило. — Тогда ломал, и теперь тоже ломаешь. Ты занимаешь не тем, связываешься не с теми людьми, у тебя цели не те и методы тоже!

— Так помоги мне, — в таком раньше колючем взгляде загорелась мольба. — Помоги мне, Снежок, — голос смягчился, а пальцы брата сжались на локтях девушки. — Это единственная моя просьба. Я должен закончить это дело, а потом все изменится.

Снежана застыла, снова, через три года после расставания, привыкая к близости брата. А Дима продолжил.

— Я должен закончить с этим, а потом я уеду. Уеду уже навсегда. Ты же не знаешь, я встретил девушку. Я люблю ее, сестричка. Я решил жениться, построю свой дом, заведу детей, начну бизнес, забуду обо всем, что случилось тогда, чем занимаюсь сейчас. Просто это нужно закончить. Понимаешь?

Снежана кивнула, хотя по правде, не понимала ничего.

— Я не пришел бы к тебе, будь у меня хоть кто‑то, кому я мог бы доверять в этом городе. Но я доверяю только тебе! Снежок, мне нужна твоя помощь! Очень. Клянусь, я больше никогда ни о чем тебя не попрошу! Ты даже не увидишь меня, если сама не захочешь, а если захочешь… Снежка, я так скучал, — девушку сгребли в крепкие объятья, слишком сильные, слишком отчаянные что ли, настолько, что Ермолова не смогла ни высвободиться, ни обнять в ответ.

— Ладно, — голос девушки прозвучал хрипло. Впрочем, это целиком и полностью отображало ее состояние. Снежана чувствовала, что поступает неправильно, что пожалеет об этом, но не могла… Просто не могла отказать.

Дима отстранился, заглядывая в глаза сестры.

— Правда?

— Я сделаю то, о чем ты просишь, но только раз, Дима. Один единственный раз, а потом…

— Спасибо, — договорить Дима не дал, снова стиснул в объятьях, прижимая совсем не радостное лицо сестры к себе. — Ты спасаешь меня, Снежок. Снова спасаешь!

И как бы Снежана ни хотела верить во все, что он сказал, в то, что это последние его проблемы, что она поможет и в его жизни все изменится, она очень хотела верить в дом, в невесту, в семью, детей, но понимала… Он врет. Просто врет, а она ведется. Вместо того, чтобы вразумить, выгнать, отказать — ведется, не помогая ему, а только ступая уже своими ногами в ту трясину, что постепенно затягивает брата.

* * *

Охранник на рецепции встретил ее угрюмым взглядом. Его взгляд всегда был угрюмым, но именно сегодня он казался каким‑то слишком уж подозрительным, будто мужчина знает, что сегодня ей предстоит встреча с человеком, о котором говорил Дима. Будто знает, что ее карман оттягивает записка, которую положено передать незнакомцу.

Выдавив из себя улыбку, Снежана прошла мимо охранника, поднялась на нужный этаж.

Дима пропал из ее квартиры как и обещал — через несколько дней. Пропал так же неожиданно, как появился. Он, его сумка, грязные кроссовки пропали, а зубная щетка, выделенная Снежаной, была выброшена в мусорную корзину, видимо, в целях безопасности.

Щетку Снежана вынесла вместе с остальным мусором, постель бросила в стиральную машину, а больше следов его пребывания «в гостях» и не осталось.

Хотя нет… На журнальном столике брат оставил записку от себя, с адресом, временем и именем человека, с которым ей предстоит встретиться, а рядом лежал заклеенный конверт, который этому человеку предстояло передать.

Все было хорошо, пока этот день не настал… Сегодня.

В восемь, у Снежаны была назначена встреча с незнакомцем, и поджилки предательски подрагивали, стоило вспомнить об этом.

Открыв дверь в студию, Снежана сняла куртку, тут же направляясь к окну — солнце жарило не на шутку, нагревая воздух в помещении до совсем уж летних температур.

Самарский больше на ее пороге не появлялся. Видимо, Дима был действительно до крайности аккуратен.

Не появлялся больше не только Самарский.

Снежана включила ноутбук, дождалась, пока на экране появится привычная заставка, проверила почту, скинула обещанные клиентам файлы, а потом вспомнила, что по дороге на работу слышала звук входящего сообщения.

Затаив на долю секунды дыхание, девушка разблокировала телефон, открыла последнее сообщение, а потом разочаровано выдохнула.

В ту же ночь, после возвращения Димы, когда квадратная от мыслей голова девушки коснулась подушки, она попытала счастье вновь. Набрала номер Марка, чтобы малодушно сбросить, так и не дождавшись ответа.

Она хотела объясниться. Все получилось глупо и неправильно. Он понял все неправильно. Но сил в себе делать это в тот момент, девушка не нашла, поэтому…

Смски упрощают жизнь. Буквы набирать на экране куда легче, чем говорить что‑то лично.

«Нам нужно поговорить, Снежана». Поколебавшись несколько секунд, девушка отправила сообщение, а потом отложила телефон на соседнюю подушку, готовая в любой момент протянуть к аппарату руку, прочитать ответ… Ведь ответ должен быть. А если не ответ, то звонок.

Но звонка не было. Ни в ту ночь, ни на следующий день, ни через неделю.

Тот, который обещал ей, что боли больше не будет, не продержался даже дня. Сбежал. От нее и ее проблем.

В очередной раз отбросив телефон на стол, Снежана поняла, что ждать смысла нет. Он не позвонит. Она оказалась права, а вот он ошибся. Она нужна ему далеко не так сильно, как ему казалось, а он, к сожалению, ей нужен больше, чем Снежане хотелось бы. Но теперь это уже не важно. В ту ночь она сказала ему, что не нуждается в отношениях со сложностями, а утром оказалось, что такие отношения не нужны ему.

В голом остатке они получили три неудачных свидания, одно удачное, совместную ночь и сообщение с просьбой перезвонить. Не так уж и много. Осталось только себя убедить в том, что это действительно не такая большая потеря, как почему‑то кажется.