Сергей шел по длинному коридору, с раздражением отмечая, что начинает нервничать даже от звука стука набоек своих же ботинок по кафельному полу. Вот когда осознаешь, насколько у тебя нервная работа. Шугаешься, как малолетка, курящая за гаражами, постоянно оглядываешься, сомневаешься, читаешь сомнение в чужих глазах… Чтоб он еще когда‑то, хоть раз… Да никогда. Лучше заниматься сортировкой бумажек, в постоянном сидячем положении, чем… Геморрой можно зарабатывать и в безопасности.

Мужчина завернул за угол, в очередной раз огляделся, а потом набрал нужный номер. Ответили ему почти сразу.

— Ну что?

— Ничего, — ответ получился резковатым, но нервны ни у кого не железные.

— Ты где?

— На море, мать твою. Что за вопросы? У Ждана, где же еще?

На том конце провода начали зло сопеть. Но этим все и ограничилось. В перепалку вступать там не решились.

— Зачем тогда рискуешь? Нельзя нарываться.

— Я знаю. Ждана тут нет. Я должен предупредить.

— Слушаю.

— Он планирует серьезную сделку.

— Подробности?

— Пока не знаю.

— Узнай.

Сергей рыкнул. Будто он не занимается этим днями и ночами. Этим, а еще участвует в совершении одного преступления за другим.

— Скорей всего, передавать товар Ждан сам не станет. Не дурак. Чувствует, что его пасут. Только не понимает пока кто именно.

— Узнай, кому поручит.

— Черт бы тебя побрал, Валера. Заткнись и слушай.

Где‑то снова зло засопели, но смолчали.

— Он держит у себя этого идиота, из‑за которого у нас все сорвалось впервые. Кубу. Он жует сопли, чувствует, придурок, что рано или поздно порешат. Он влетел на товар. Пытался обхитрить Ждана, спрятал наркоту, даже сам не знает, на что надеялся. Хотел взять меня в долю, поделить, часть типа найти, вернуть, а остальное так и оставить себе, потом толкнуть в обход. Но Ждан…

— Я помню, давай по делу.

— Ждан держит его по другому поводу, хочет через него разобраться с одним кадром.

— Каким?

— Это не важно. Важно другое.

— Что?

— Я хочу уломать Ждана пустить на дело Кубу.

— Он никогда не согласится.

— Заткнись, Валера. Заткнись, иначе я не пожалею времени, приеду и дам тебе в морду. Мне можно. Даже дело завести не сможешь. И в ответ ударить тоже. Потому что за каждый синяк на морде я отчитываюсь перед Ждановым. Так вот, Куба торчит на бабки, а бабки нужно отрабатывать. Ждан чувствует опасность, не захочет рисковать собой. А приближенными дорожит, потому что много знают и могут сдать. Этот толком ничего не знает, значит и сдать не сможет. Он может согласиться.

— И какой нам в этом толк?

— Этот штрих понимает, что ему конец. Что рано или поздно к нему придут, чтобы прирезать. До ссыкоты боится, а потому согласится на все.

— Не сдаст?

— Я ж говорю, эта гнида боится сдохнуть больше всего. Если поймет, что так у него есть шанс, не сдаст.

Какое‑то время в телефоне молчали. Сергей ждал, напряженно разглядывая покрытую штукатуркой стену, а потом Валера заговорил.

— Добро. Обрабатывай этого Кубу. Мне все равно кто, лишь бы взять наконец‑то этого мудилу.

— Возьмем. На этот раз возьмем.

— Все, отбой.

Слезных прощаний никто не ждал, Сергей скинул первым, постоял какое‑то время в тишине, пытаясь понять, что чувствует — удовлетворение или тревогу, а потом вложил телефон в карман, повернулся, вновь возвращаясь в коридор.

— Что тут забыл? — Ждан вынырнул из‑за поворота так резко, что Сергей запнулся. С губ чуть не слетел отборный мат.

— Я думал, ты в городе.

— Был в городе, — Ждан подошел к подчиненному, заглянул в глаза. Его прямой взгляд выдержать было сложно. Слишком уж пронзительный и подозрительный. — Вот, вернулся. А ты что ту забыл? Я тебе не поручал по подвалам шляться. Решил с Кубой дружбу водить? Зачем тогда сдал? Поделили бы мое добро и жили бы себе припеваючи… Пока я вас не нашел…

Когда Сергей сдавал Диму с потрохами, делился содержанием записки, он не чувствовал даже укола совести. Жалеть преступников он был не обучен. Он тогда был очень зол на Кубу, который своими придурошными идеями сорвал им поимку с поличным, а потом надеялся, что такое проявление верности Ждан оценит. Может, он и оценил, но виду не подал.

— Не горячись, — Сергей примирительно поднял руки. Знал, как быстро Ждан умеет заводиться. — Думал, он вспомнит что‑то еще.

— Что? Он просрал товар. А бабок у него нет. Разве что на органы пустить, тогда окупится.

Ждан сам подвел к теме, которая была на руку Сергею. Храня на лице чуть виноватое спокойное выражение, мужчина попытался незаметно прощупать почву.

— Так пусть отрабатывает по — другому. От того, что он валяется в подвале, мы деньги не заработаем. А так…

— Мы, — Ждан сделал особое ударение на обращении, — вообще на нем деньги не заработаем. А вот я могу. Только не хочу. Не мути воду, Серый. Если есть, что сказать — говори, нет — не заставляй меня нервничать. Если бы не Самойлов, я давно бы его уже порешил. А так приходится придумывать, куда пристроить этого урода. Не выбешивай.

— Извини, — Сергей пошел на попятные. Огорошивать предложением с бухты — барахты не собирался. Это тоже вызовет подозрение. А действовать нужно пусть медленно, зато надежно.

— Ладно, — махнув рукой, Ждан обошел мужчину. Кажется, у него были дела поважней, чем точить лясы со своими прихвостями, роль одного из которых исполнял сейчас Серый. Блондин остановился, уже почти скрывшись за углом. — Только помни, Серый. Я не прощаю предательств.

Дождавшись, когда Ждан скроется из виду, Сергей сглотнул. Нервная чертова работа.

* * *

— Давай еще раз. Что я должна знать? — Снежана бросила серьезный взгляд на мужчину за рулем, жалея, что подзатыльник слишком улыбчивому водителю отвесить нельзя — опасно.

— Мы едем к нам на дачу. Там будет Марина и мой отец — Леонид Михайлович. А еще там будет лабрадор Марины и Леонида Михайловича. А еще будет Борис, водитель нашей семьи, но чаще всего Марины и Леонида Михайловича. Еще так будет сад Марины и Леонида Михайловича, который Леонид Михайлович очень любит, почти как Марину, но однозначно больше, чем нас с Котенком.

На заднем сиденье хмыкнули. Дочь оценила шутку Марка.

— Еще там будет еда. Много еды. Невообразимо много еды. А еще там будет речка. Комары, мухи, бабочки.

— Рыбалка, — ребенок на заднем сиденье поморщился, явно вспоминая не лучшее, что ассоциируется с этим местом.

— Да, еще Леонид Михайлович настоящий фанат рыбалки. Потому если встанешь завтра в пять и отправишься с ним на рыбу — однозначно любить тебя в том доме станут больше, чем нас с Котенком.

— Это правда, — Катя деловито кивнула.

— Я не о том спрашиваю, — Снежана перевела полный сомнений взгляд с лица ребенка на мужчину.

— А о чем?

— Что мне говорить, а что не говорить? Какие темы поднимать? О чем я и понятия иметь не должна?

— Что за сложности, Снежка? — Марк отвлекся от дороги, бросил взгляд на девушку. Он явно не разделял ее волнения. — Думаешь, я тебя в клетку ко львам везу, что ли? С Мариной вы давно знакомы.

— Вот — вот, — Снежана округлила глаза. Она часто пыталась представить, каким человеком должен быть Леонид. Образ получался в голове странным. С одной стороны, мужчина терпел когда‑то выбрыки сына, боролся с ними, не всегда побеждал. С другой — любил такую… сложную женщину, как Марина. С третьей — стоило о нем заговорить Кате, как девочка расцветала. Стоило о нем заговорить Марку — как улыбаться начинал уже он. Понять, какой же он, Снежана не могла. Суровый или добряк? Спокойный или такой же истеричный, как жена? Как отнесется к ней?

— Глупости, Снеж. Поверь мне, не стоит себя накручивать. Я же не накручивал, когда ты представляла меня своим.

Этим фактом Марк явно сильно гордился. А вот Снежана только кисло улыбнулась.

* * *

Да, его знакомство с ее родителями прошло лучше, чем идеально. Он был очень обаятелен, очаровал маму, заинтересовал отца, получил приглашение летом приезжать к ним, в Днепр. Ермолов обменялся с Марком телефонами, собираясь перевести общение еще и в полезное, производственное, русло, а мама то и дело сжимала руку Снежаны, делая огромные глаза, которые будто так и кричали «бери! Бери, пока не сбежал!». Марк купался в этом потоке внимания, а Снежане периодически хотелось сползти под стол, чтоб переждать ужин там. Самойлову ведь не понять, что родители рады скорей не ему, а тому, что дочь наконец‑то одумалась. Наконец‑то завела мужика. Грубо, но это так.

А родителям не станешь объяснять, сколько сложностей у тебя в жизни, сколько сложностей у этого самого мужика и сколько у вас общих сложностей. Они видят только потенциального отца внуков, который вполне устраивает их внешним видом, состоятельностью, умными речами и взглядами, которые то и дело бросает на их дочь.

Встречались с четой Ермоловых они в день их отлета обратно домой. А всю дорогу к Снежане, после того, как они проводили самолет, Марк пытался выяснить, почему она злится. Девушка действительно почему‑то злилась. На то, что он так доволен, на то, что ее только что практически замуж за него не выдали в мыслях, даже ее толком не спросив.

— Ну, чего ты? — Марк остановил машину у подъезда, попытался коснуться лица девушки, она отклонилась, сложив руки на груди. — Снеж…

— Пока, — выйти из машины, конечно же ей никто не дал. Марк заблокировал дверь, добился‑таки того, что девушка перевела взгляд на него.

— Ну, что такое? Все же хорошо прошло.

— Хорошо, — она кивнула. — Можешь даже надеяться на усыновление, Самойлов. Мама будет рада заполучить тебя в сыновья. Так что позвони папе, можешь даже сегодня. А еще лучше прям сегодня выезжай, чтоб завтра быть уже у них. Тебе‑то они будут очень рады. Пожалуй, даже больше, чем мне.

Марк выслушал ее с предельно серьезным выражением лица, не перебивал, не задавал дурацких вопросов, а выслушав… рассмеялся. Рассмеялся, обнял упирающуюся девушку, расцеловал лицо, получив пару вполне законных тычков, прежде чем додумался перехватить руки, а потом все же заговорил.

— Мне иногда кажется, что вы с Катей не только внешне похожи. Ты как маленькая, Снеж. — Возмутиться ей не дали. Марк приложил палец к губам девушки, прося помолчать хоть чуть — чуть. — Могла бы похвалить меня, что я произвел такое положительное впечатление на твоих близких. Что я у тебя такой обаятельный, что я у тебя такой серьезный, что я у тебя вызывающий доверие. Что я у тебя…

— Дурак ты у меня, Самойлов, — суть его посыла до Снежаны дошла.

— Не без этого, конечно, но вызывающий доверие! — Марк возвел палец к небу, делая ударение именно на том, что казалось важным ему.

Злиться расхотелось. Да, не слишком приятно, когда, не интересуясь твоим мнением, тебя мысленно трижды за вечер выдают замуж за практически незнакомого мужчину. Причем делают это родители. Но с другой стороны, это ведь ее выбор. Напротив в машине сидит ее выбор, улыбается, перебирает пальцами короткие прядки белых волос, чего‑то ждет именно ее выбор.

— Ладно, езжай, вызывающий доверие, — Снежана оттаяла. Улыбнулась в ответ, обвила шею мужчины руками.

— Ты точно не хочешь с нами? — это был понедельник. Катя по — прежнему оставалась у него. И пусть проведенный вместе день показал, что девочка не настроена против, да и сама Снежана не чувствует дискомфорта от общения с ней, спешить Ермолова не хотела.

Нельзя врываться в чужую жизнь и вот так быстро, сразу все в ней менять. Кате нужно привыкнуть, понять, что Марк остается ее отцом, а появление в его жизни другой женщины не грозит ей. Марку нужно привыкнуть, что у него в жизни могут сосуществовать сразу две любимые женщины. Снеже нужно привыкнуть, что мужчину можно делить с другим человеком, не ревнуя при этом.

— Нет, гуляйте.

Благо, Марк это понимал. Не настаивал.

— Будь осторожна, — поцеловав девушку напоследок, он умчал домой, развлекать дочь, а Снежана отправилась к себе, чтоб наконец‑то понять, что же дала ей выставка.

* * *

Снежа вынырнула из своих воспоминаний только тогда, когда поняла — салон машины снова заполнил дружный гогот папули и его любимый доченьки.

— Ну, знаешь ли, моя мама не слишком похожа на Марину. Тебе нечего было бояться! — смех стал еще более дружным и громким. Больше, чем подтрунивать над Снежей, эти двое любили только костерить Самойлову.

Отсмеявшись, Марк снова оглянулся на девушку.

— Да, тут ты права. Твоя мама милый, добрый человек. Очень деликатный и воспитанный.

Снежа застонала.

— Да успокойся, Снежана, — ободрение пришло откуда не ждали, Катя вклинилась между передними сиденьями, положила руку на плечо девушки. — Все будет хорошо. Дедушка, он хороший. Мы сами удивляемся, как он до сих пор такой хороший, если столько лет живет с…

— Ты вообще‑то спать собиралась, Екатерина! — борясь со смехом, Марк обратился к дочери очень серьезным голосом.

— А я сплю, папуль. Сплю. Только тогда сам смотри, чтоб она на ходу из машины не выпрыгнула, а то глаза‑то бегают.

Получив укоризненный взгляд от отца и отчаянный от Снежаны, Катя отползла обратно, вставила в уши наушники, закрывая глаза. Вот в кого Марина вложила всю душу. Воспитала!

— Ну, хочешь, домой поедем?

— Нет.

Слыть трусихой и слабачкой в глазах Марка, а тем более Кати, Снежана не хотела. Глупости. Все ее сомнения — глупости. Сзади сидит ребенок, который половину жизни проводит с людьми, которые откровенно опасны для нее. И не боится. А она…

— Вот и хорошо, — бросив взгляд в зеркало заднего вида, Марк отметил, что дочь уже углубилась в собственные мысли, а теперь покачивает головой, держа глаза закрытыми. — Единственное, не нужно упоминать Лену при Кате. Она расстраивается. Воспринимает все как данность, понимает, что пока так нужно, но возвращаться к ней не любит.

— Хорошо.

Марк улыбнулся, неотрывно следя за дорогой.

— Не волнуйся, Снежка.

Повинуясь совету мужчины, Снежа попыталась. Не слишком удачно. Хотя всю оставшуюся дорогу ей казалось, что вполне удачно. Но стоило машине остановиться у ворот, сердце забилось чаще. Нервы вернулись.

* * *

— Ланс! — первым, встречать их выбежал не хозяин дома и даже не его жена. Стоило Снеже выйти из машины, как она заметила мчащуюся к ним собаку. — Ланс, место! — Марк прикрикнул на собаку, но, кажется, в этом семье слушаться не приучены даже питомцы. Проигнорировав приказ, лабрадор обогнул автомобиль, дождался, когда Катя раскроет объятья, а потом запрыгнул на девочку, удобно устраиваясь лапами на тоненьких плечах.

Катя залилась веселым писком, параллельно пытаясь отплеваться и отвернуться от во всю лижущего ее собачьего языка.

— Фу, Ланселот! Фу! — попытки ее были очень уж неуверенны, пес только с большим рвением вилял хвостом, продолжая вылизывать лицо гостьи.

— Сама виновата, Котенок. Приучила, теперь наслаждаясь.

С поистине удавьим спокойствием, Марк обошел машину, миновал «безобразие», достал из багажника привезенные ими сумки.

На вопросительный взгляд Снежи отмахнулся.

— Не обращай внимание. Им это нравится. А попробуешь возмутиться, выслушаешь о том, что у собаки язык куда чище, чем человеческий, а еще о том, что раз с мальчиками ей целовать рано, то лишать ее возможности получить капельку нежности хотя бы от собаки — жестоко.

Разъясняя ситуацию, Марк подошел к Снеже, взял за руку, потянул в сторону дома.

— Умыться не забудь потом, хорошо? Вряд ли дедушка с Мариной будут рады целовать тебя после Ланса.

Бросив дочери напоследок, Марк направился к дому. Красивому. Большому. Новому дому. Снежана даже успела немного осмотреться. Двор был ухоженным. Вдоль дорожки высажены кусты пионов, чуть дальше — чистый газон, который в этот самый момент поливался из распылителя. В углу, ближе к забору, — застекленная беседка под стать дому из теплого коричневого кирпича.

— За домом — сад, — начал пояснять Марк. — Пообедаем, а потом папа обязательно поведет тебя туда. Там его розы — любимая тема для разговоров и предмет для гордости. Там же, за домом, спуск к реке. Рыбалка, помнишь? Купаться тоже можно было раньше, но сейчас мелковато. По течению намывают песок, речка обмельчала. Об этом тебе тоже расскажут, не волнуйся.

Внимательно слушая мужчину, сжимая его руку с каждым шагом все сильней, Снежана незаметно для себя оказалась совсем рядом с домом. Почувствовала, что Марк остановился, последовала его примеру, подняла взгляд…

— Привет, сын, — на пороге дома стоял мужчина. Он выглядел на свой возраст, возможно, даже чуть моложе. В отличной физической форме, без пивного животика, джинсы и тенниска сидели на нем очень хорошо. Мужчина был одновременно очень похож на Марк и совсем не такой. Оценивая Леонида с профессиональной точки зрения, Снежа отметила схожесть взглядов и различие некоторых черт. Самойлов старший улыбался, облокотившись о парапет. Руки в карманах, волосы чуть по — мальчишески взъерошены. Пышные, но с явной проседью, а еще скулы впалые…

На какое‑то время забыв о волнении, Снежана вспомнила о том, что сказала тогда Марина. Перед ней стоял больной человек. Это видно. По худощавости лица, по теням под глазами, по четко очерченной линии рта и щек. Но, бросив взгляд на Марка, Снежа поняла, что он этого не видит. Улыбается, поднимается по ступенькам, тянет ее за собой, останавливается в шаге от мужчины, так похожего и одновременно настолько не похожего на него, протягивает руку.

И Леонид берет его руку в свою, пожимает, а потом тянет на себя, заключая в объятья, хлопает по спине. И это выглядит так… Так правильно, что Снежана теряет дар речи. Просто смотрит в лицо мужчины, улавливая его смеющийся ответный взгляд.

— Снежана? — он обращается к ней только выпустив наконец‑то сына из захвата.

— Добрый день, — она тоже протягивает руку, и ее ладошку на мгновение стискивают в теплых худых пальцах, а потом отпускают.

— Рад знакомству, Снежана, — от волнения не осталось и следа. Не было сурового сканирующего взгляда направленного на нее, не было наигранности в улыбке мужчины, не было неловкого молчания. Он действительно был рад. Это чувствовалось. — Знаете, сколько всего я уже услышал о вас? Вряд ли знаете, но представить можете.

— Могу, — Снежа смущено улыбнулась. Она представляла себе не только сколько всего, но и что именно. Вряд ли Марина стала петь ей дифирамбы. Особенно после того, как в одну из ночей мчала в город в том числе и для того, чтоб вправлять ей мозги.

— Не волнуйтесь, — видимо, Леонид относился к весьма проницательным людям. — Только хорошее.

— Ну, наконец‑то! — вслед за мужчиной, на пороге показалась уже его жена.

Марина распахнула дверь, принося с собой целый букет запахов, доносящихся, судя по всему, из кухни.

— Вас только за смертью посылать, Марк! Договаривались же к полудню.

— А ты давно пыталась поднять Катю раньше десяти, Марина? Завтра можешь попытаться. Я не против, только йодом царапины сама мазать будешь и синяки с фингалами тоже, когда она отбиваться станет.

— Не скидывай все на Котенка, Марк. Или ты готов признать, что тобой руководит женщина? Не просто женщина, прошу заметить! А двенадцатилетняя женщина! Кстати, — не давая пасынку возможности ответить, Марина перевела взгляд на Снежу. — Господи, — а потом чуть не подпрыгнула.

Да уж, такого приветствия Снежа не ожидала. Но, как ни странно, не обиделась. Только улыбнулась.

— А я думала, они соврали. А вот оно как, — женщина склонила голову, оценивающе разглядывая новую прическу Ермоловой. — Неплохо, — потом кивнула. Снежане вряд ли могло показаться, но в этот самый момент мужчины переглянулись. Хорошо, хоть не выдохнули облегченно. — Если честно, я думала, все хуже.

— Спасибо, — не понимая толком саму себя, Снежана искренне улыбнулась. Ну, вот что за человек? Это комплиментом явно не назовешь, но злиться и язвить в ответ не хочется.

Солнышко как‑то незаметно пригрело, горяча спину, Марк подошел ближе, притянул к себе за талию, удваивая а то и утраивая удовольствие от момента. И ругаться не хотелось. обижаться тоже. А вот стоять и улыбаться — в самый раз.

— А где Котенок, кстати? В машине что ли оставили, изверги? — Марина перевела суровый взгляд на Марка, проследила за направлением его кивка, а потом застыла. — Ланс! — на нее собака отреагировала приблизительно так же, как на Марка. В смысле полностью проигнорировала, продолжая лобызать до сих пор смеющуюся девочку. — Ланс! — виляющий во все стороны хвост свидетельствовал о том, что кричи она хоть день напролет, эффект будет один.

А дальше произошло первое из череды событий того дня, заставившее Снежану задуматься.

Без слов, Марина обернулась к мужу, бросила взгляд в его глаза, и все. Она не кивала, не просила, ничего не делала. Посмотрела.

— Ланс! — как ни странно, этот голос заставил пса замереть. Он обернулся, поймал серьезный взгляд хозяина, отпрыгнул, а потом помчал к порогу, совершенно позабыв о Кате.

Понимать можно с полуслова? Берите выше. Иногда понять можно и с полувзгляда.

* * *

В качестве то ли наказания, то ли поощрения, Марина отправилась с Катей в душ, чтобы вымыть псиный дух, а оставшимся гостям и хозяину поручено было накрывать на стол. Спорить с Мариной никто не стал. Даже не пытались. Ланс же, чувствуя свою вину, забился поглубже под стол, посчитав, что вытаскивать его оттуда для быстрой расправы Марина поленится.

Обед прошел мирно, спокойно, тихо. Настолько, насколько это возможно в отдельно взятой семье Самойловых. То есть в постоянных перепалках. Марина пикировала Марка, Марк отвечал. Котенок попеременно подхихикивала над шутками отца и Марины, будто присуждая им очки, а иногда позволяла себе даже вставить пару слов в продолжение одной из тем.

Сначала, Снежана смотрела на это с опаской. Казалось, что одно неосторожное слово — и вместо смеха и ответной реплики последует стук отброшенных приборов, ссора, разборки. Но постепенно девушка смирилась с тем, что этого не будет. Им так комфортно. А ей… К концу трапезы она поняла, что ей тоже.

— Таблетки, Лёнь, — время от времени, Марина бросала взгляд на часы, а потом достала что‑то из кармана, протянула мужу. Он кивнул, взял подношение, глотнул пилюлю, запивая водой.

— Что за таблетки? — все давно поели, а теперь просто сидели за столом, наслаждаясь обществом друг друга и чудесной погодой.

Марк откинулся на спинку стула, вытянул ноги, казалось, полностью расслабился. Даже вопрос прозвучал достаточно буднично.

— Горькие, как все, — Лёня попытался отшутиться, пожал плечами, а потом улыбнулся.

— Опять сердце беспокоит? — только Марк отставать не спешил.

— Нет, — Самойлов старший посмотрел на сына, улыбаясь совсем уж беззаботно и спокойно. Снежана непроизвольно сглотнула, поражаясь выдержке и силе человека. — Просто какие‑то новомодные витамины. Курс почасовой. Вот Марина и следит, чтоб не пропускал.

— Да, — Марина посмотрела на мужа, улыбнулась ему, а потом перевела взгляд на Марка. — Решила, что лучше поэкспериментировать на нем, чтоб знать, стоит ли заказывать себе. А то вдруг чешуей покроюсь. Ему‑то не страшно. А вот мне молодости и красоты своей жалко.

Отвлечь Марка удалось, он хмыкнул, вопросов больше не задавая, отвернулся к Кате, которая в этот самый миг пыталась втихомолку накормить Ланселота кусочком курицы, который вроде как незаметно утянула со стола.

Снежана же еще какое‑то время смотрела из‑под полуопущенных ресниц на Леонида с Мариной.

Женщина накрыла руку Самойлова старшего своей ладонью, сжала, закусила губу, смотря на его профиль. Смотрела как тогда. Возле ее квартиры. Со страхом.

И он почувствовал этот взгляд, оглянулся, несколько секунд смотрел серьезно, а потом улыбнулся, притянул к себе, шепнул что‑то на ухо. Что‑то такое, что сначала Марина еще сильней закусила губу, а потом расслабилась, опустила голову на плечо мужа, закрыла на какое‑то время глаза, прерывисто вздохнула, а потом будто переродилась. Снова знакомая Марина с колючим взглядом и непрошибаемой броней. Готовая колоть каждого, кто попадется на ее пути.

— Устала? — следя за Мариной и Леней, Снежана не заметила, как Марк переключил внимание на нее, наклонился, взял в свою руку ее ладошку, поднес к губам, целуя.

— Нет, — Снежа оглянулась, поймала его пристальный взгляд, улыбнулась. Она совсем не устала. Смотрела, думала, переваривала, анализировала. Но совершенно от этого не устала.

— Если хочешь, я покажу комнату, можешь отдохнуть.

— Нет, Марк, — он иногда становился так настойчив в своей заботе, что Снежане хотелось его остановить. Не потому, что это нервирует, а потому, что к такому можно привыкнуть, совсем разнежиться.

— О чем тогда задумалась? — он чуть склонил голову, в миллионный раз изучая ее лицо.

— Снежана, а хотите, я покажу вам свои розы? — от необходимости отвечать девушку спас Леонид. Специально обратился чуть громче, чем велись разговоры за столом, проигнорировал тот факт, что сначала Марина, а за ней и Катя закатили глаза. Мол, кто бы сомневался? Улыбнулся, получив кивок от девушки, первым встал из‑за стола, протянул руку, приглашая проследовать за ним.

Кажется, каждому из оставшихся за столом было что сказать. Что‑то колкое так и рвалось с языка этой тройки, но они почему‑то молчали. Из последних сил держались, но молчали. Видимо, существуют еще в этом доме кое — какие авторитеты и непрекословные истины. Например, право главы семейства восхищаться своим садом, не омрачая это увлечение шуточками близких.

Бросив взгляд через плечо, Снежа уловила, как Марина манит наклониться ближе к столу оставшихся за ним людей, что‑то говорит одними губами и отец с дочерью прыскают смехом. Почему‑то жутко захотелось узнать, что именно сказала Самойлова.

— Относись философски, Снежана. Что и них взять? — а вот Леонид даже не оборачивался. Видимо, просто знал, что именно последует за их уходом. И особого интереса на его лице не было. Поистине вселенское спокойствие. Кажется, Снежана начала понимать, как он живет с Мариной.

Она горит, а он тушит. Она закипает, а он охлаждает. Она — верткий локомотив, а вот он — грузный состав. Неизвестно только кто в ком нуждается больше.

Сад Снеже показывали долго, со вкусом, поименно представляя каждый кустик и с удовольствием выслушивая искренние восхищения некоторыми из них. Притворяться Снежане не пришлось, хоть она и боялась этого, ведь никогда не интересовалась садово — огородным искусством. Но Леонид оказался удивительным рассказчиком, уместно шутил, хоть и редко, завораживал своим спокойным, мягким тембром, производил впечатление очень умного человека. И все это в разговорах о саде. Снежане оставалось лишь надеяться, что сама она в его глазах не видится дурочкой.

Кажется, нет. Почти два часа они провели наедине. Мимо то и дело проскакивала Катя с Лансом, раз подходила Марина, вручая мужу очередную таблетку, еще несколько раз Снежа улавливала взглядом вышедшего из дома Марка. Он не пытался украсть ее у отца, просто стоял на задней веранде, не выпуская из рук телефон. Деловая колбаса…

Проследив за взглядом девушки, когда она в очередной раз поймала появившегося на террасе Марка, Леонид улыбнулся.

— Работает, — он тоже оглянулся на сына. — Даже на выходных работает. Видимо, это у нас семейное.

— Да? — Снежана остановилась у следующего по очереди произведения садового искусства, готовясь выслушать его историю.

— Раньше — да, а сейчас моя работа — мой дом. Я отошел от дел. Сейчас бизнесом занимается Марк, а я формально подписываю некоторые бумаги.

— Не жалеете? Что отошли от дел?

— Иногда жалею, — Леонид улыбнулся. — Например, в моменты, когда Марк вот так на выходных решает какие‑то проблемы. Думаю, что будь нас двое, было бы легче. Но чаще нет. Вот если и Марина решит выйти на пенсию, тогда, чувствую, пожалею…

Как раз в этот момент на террасе показалась Самойлова. Обвела взглядом сад, нашла Леонида со Снежаной, а потом, будто услышав, что именно сказал благоверный, показала язык.

Лёня рассмеялся. Вряд ли слышала, скорей всего просто очень хорошо его знала. Снежа снова перевела взгляд на Марка. Ей вдруг стало интересно, сможет ли она когда‑то узнать его вот так. До понимания с полувзгляда, полуслова и полумысли? Очень хотелось бы.

— А вот это… — вновь вспомнив о саде, Лёня продолжил экскурсию.

К вечеру, Снежана чувствовала себя уставшей, наполненной солнцем, свежим воздухом и запахом цветов. Где только они не были. Попали и на ту самую пресловутую обмельчавшую речушку, скатались в местный магазин, после обеда еще несколько раз усаживались за стол, хотя есть не мог уже никто, кроме Кати и Ланса, погулять с Лансом тоже было поручено им.

Вечером, стоя на пороге дома, вдыхая запах свежескошенной травы, Снежана вспоминала это все раз за разом, оживляя в памяти минуты длинного, но такого чудесного дня в кругу чужих людей, не кажущихся теперь совсем уж чужими.

Марина… Здесь Снежана увидела ее в новом свете. Ревность к Марку пропала как‑то незаметно. А теперь казалась совсем уж глупой. Все дело, видимо, в том, что раньше она не видела Марину с Леонидом. Ядовитая, стервозная, рядом с мужем она становилась мягче пуха. В каждом взгляде, в каждом ее жесте читалась забота, часто даже большая, чем это требуется.

«Ты не замерз?», «Ты выпил таблетку?», «Для тебя вот этот биток, он не такой перчёный», и так во всем, всегда, везде. Сама Снежана скорей всего уже взвыла бы от такой заботы, а Леонид переносил ее спокойно, терпеливо, не бросал на жену раздраженные взгляды, не уворачивался от принесенного пледа, принимал это ее внимание, а потом заставлял сесть рядом, гладил по руке, ее же укрывал, еще и обнимал. Видимо, здесь чтили игру в то, кто о ком «перезаботится».

Леонид… Он казался Снежане очень похожим на Марка и в то же время абсолютно не таким. Страх перед этим человеком пропал, а на его месте загорелось уважение. Девушка ни на секунду не забывала о той тайне, в которую ее когда‑то посвятила Марина. Не забывала, а потому и смотрела на все через призму этих знаний. И то, как он вел себя… Не так ведут себя обреченные. А значит, он не обречен. Значит, сам верит в возможность положительного исхода и прилагает усилия к тому, чтобы в это безоговорочно поверила еще и Марина.

Катя… Здесь ей было хорошо. Здесь она чувствовала себя нужной, важной, любимой.

Говорят, что чужих детей не бывает. Сегодня, Снежана поняла, что именно это значит. Катя — всеобщая любовь и счастье для каждого из обитателей. Для Марины, которая с гордостью отмечает, как девочка перенимает что‑то от нее. Для Лёни, который вместе с ней смеется, когда она прибегает к нему, чтобы поделиться очередной совершенной вместе с Лансом глупостью. Для Марка, который только пытается делать вид строгого отца, а сам с превеликим удовольствием валяется вместе с дочерью на траве, слушая, как она читает ему вслух очередную фэнтезийную историю. Смеется, когда делая очень серьезный вид, она пропускает места, которые ему совсем не обязательно слышать…

А для нее… Она хотела подружиться с Катей. Не заменить ей мать, не навязать себя, как пассию отца, а именно подружиться. Это желание стало неожиданностью даже для самой Снежаны, но неожиданностью приятной.

— Идем спать, — Марк вышел на террасу вслед за ней, подошел не сразу, сначала долго стоял за спиной, не приближаясь, думая о чем‑то своем.

А потом прижал к себе тонкую спину девушки, заключая в крепкие объятья. Весь день они провели здесь, вроде бы даже вместе, но он соскучился по ней. Только по ней. Когда вокруг никого.

Улыбнувшись, Снежана развернулась, привстала на носочки, поцеловала, чувствуя, как что‑то начинает трепетать внутри.

— Идем.

В их комнату, Снежану доставили в наилучшем виде, не дав коснуться ногами пола, а потом занялись подготовкой, но, кажется, не ко сну. Он очень соскучился только по ней. Опять за что‑то благодарил, за что‑то извинялся, что‑то обещал, но толком слушать все это Снежана не могла.

Ее накрывало волнами нежности к этому человеку. К тому, кто когда‑то забыл в ее студии часы, кто настоял на первом свидании, втором, третьем, кто появился на ее пороге, напрашиваясь на чай, кто не ушел, когда ей казалось — самое время струсить, кто методично приручал, к себе, к осознанию, что теперь есть они, что теперь можно положиться. Кто открылся, пусть не сразу, но открылся, кто впустил в свою жизнь. Ни одна снежинка ведь не может таять так часто, так много, а она в очередной раз тает. Потому, что он так же нежен, как и ее мысли. И ему хочется доверять, на него хочется положиться, ему хочется отдать все, что есть и с благодарностью забрать взамен то, что он сможет предложить.

Выразить словами все это было безумно сложно, потому Снежана просто отдавала и брала. Главное, чтоб Марк все понимал, а он точно понимал. Ее личный океан все понимал.

* * *

Утром Снежана встала в пять. Она хотела сделать еще одну вещь. Одну единственную, а потом уехала бы со спокойной душой. Снежа должна была кое‑что пообещать одному человеку.

Марк недовольно напрягся, когда она попыталась незаметно выскользнуть из его объятий, но почувствовав поцелуй, расслабился, выпустил.

Собравшись тише мыши, Снежа выскользнула из комнаты, прошла в прихожую, а оттуда в сад. На улице было еще сыро и прохладно, захотелось вернуться в теплую постель, прижаться к любимому боку, уткнуться в мягкую кожу, чтобы почувствовать себя счастливой здесь и сейчас, но с этим желанием Снежана быстро справилась. Было кое‑что поважней.

Леонид сидел точно на том месте, которое указывал вчера во время прогулки к речке. Сгорбленная фигура на рыбацком стуле была неподвижной. Девушка даже побоялась, что испугает, если подойдет слишком тихо, потому приближаясь, пыталась ступать громче.

— С добрым утром, — Лёня же пугаться не спешил. Обернулся, когда их разделяло расстояние в несколько шагов, улыбнулся.

Сейчас его лицо показалось Снеже еще более худым, чуть бледным, больным… Неужели никто не замечает? Или она видит это только потому, что все знает?

— С добрым, — улыбнувшись, Снежана подошла ближе, остановилась рядом с мужчиной, присмотрелась к глади воды, улавливая мягкие покачивания поплавка на ее поверхности.

— Неужели ты любишь рыбалку? — пристроив удочку к ногам, Леонид наклонился к собранной сумке, достал из‑под нее еще один складной стул. Кажется, ее решение не было спонтанным не только для нее. Вряд ли он ждал кого‑то другого.

— Не поверите, но это, наверное, первая моя рыбалка.

— Ну тогда я обязан что‑нибудь поймать. Мы же не можем вернуться домой без твоего первого улова? — мужчина улыбнулся, вновь взял в руки удочку, сосредотачивая все свое внимание на поплавке.

Какое‑то время они сидели молча. Как начать — Снежа не знала, а Леонид явно никуда не спешил.

— Тебе ведь Марина все рассказала, да?

— Да, — девушка кивнула, опуская глаза.

— Это и к лучшему, наверное. Все равно рано или поздно узнала бы. А так… Для тебя это не станет когда‑то неожиданностью. В отличие от Марка.

— А почему… Почему вы скрываете от Марка? — Снежана вновь посмотрела на мужчину, отмечая то, насколько он выглядит спокойным. Будто речь идет о погоде.

— Я не хочу. Ему сейчас нужно думать не об этом. Скоро процесс. Он должен бороться за Котенка, а я… Что он сделает, Снежана? Будет винить себя в том, что так складывается моя жизнь? — Леонид усмехнулся. — Он во всем привык винить себя. Видимо, так наказывает за то, что когда‑то был слишком молод и глуп. Винит себя в том, что Кате досталась такая мать, ты ведь знаешь, кто Катина мать? — Снежана кивнула. — Винит в том, что мы с Мариной не завели ребенка. Думает, что мне хватило проблем с ним, потому я мучаю и себя, и Марину. Это глупости. У нее не может быть детей. Если бы Марк знал об этом, винил бы тоже себя. Уж не знаю, каким образом приплел бы, но точно нашел свою вину. А моя болезнь… Я не собираюсь умирать, Снежана. Просто не хочу волновать его раньше времени.

— Вы не боитесь, что…

— Что? — Лёня резко дернул удочку, подсекая. К сожалению, крючок был пуст. — Что умру? Или что умру, а он все равно будет винить себя? Первого — точно не боюсь. А второго… Очень. За него, за Марину. Даже не знаю, за кого больше. Наверное, за Марину. У него‑то есть ты.

Леонид улыбнулся, заглядывая девушке в глаза.

— Спасибо тебе.

— За что? Марк тоже постоянно благодарит, а я никак не могу понять, за что.

— За все, что сделала и еще сделаешь. За то, что позволяешь тебя любить, быть рядом, чувствовать, что он тебе нужен. За то, что когда‑то родишь моих внуков, кстати, назовите одного Леонидом, пожалуйста, мне будет приятно… Только не девочку. Это было бы слишком.

Мужчина усмехнулся.

Снежана хотела возразить, сказать, что он заглядывает слишком далеко, но передумала. Зачем? Зачем противоречить человеку, которому, возможно, предстоит пережить это лишь в своих мыслях. А ей… Ей ведь может когда‑то повезет воплотить его слова в реальность.

— Вы обязательно сами назовете внуков теми именами, которые посчитаете лучшими.

И не так важно, кто станет их матерью. Возможно, она. Возможно, кто‑то другой. Главное, чтоб эта дача, те качели, плед на плечах у Марины и его объятья, теплая улыбка и суровый окрик Ланселота не прекращались слишком быстро.

— Посмотрим, — новая подсечка, и удочка выгнулась, под весом пойманной рыбины. Снежана с затаенным дыханием следила за тем, как Леонид вытягивает на поверхность свой улов.

— Знаешь, за что он тебе больше всего благодарен? — сняв скользкую рыбу с крючка, Лёня снова бросил взгляд на девушку. Та мотнула головой. — За Катю. Когда у вас все будет хорошо, когда появятся свои дети, когда будет очень много забот и волнений, не забудьте о ней. Пообещай мне это и я буду спокоен.

— Обещаю.

— Спасибо, — мужчина кивнул, а потом снова сел на табурет, сосредотачивая внимание на воде. Больше они не говорили. Он сказал все, что хотел, а Снежана услышала даже больше, чем планировала. Поняла, что ему сейчас нельзя уходить. Слишком много жизней зависят от него. Слишком много людей не мыслят себя без него. А потому он не уйдет. Не сможет.

На дачу они вернулись с богатым уловом. А встретили их два укоризненно — взволнованных взгляда. Марина тут же отобрала у мужа ведерко с рыбой, а Марк стиснул в объятьях Снежу.

— Почему не сказала, что пойдешь к отцу? И телефон не взяла? — он не злился, просто волновался. Наверняка успел придумать себе кучу ужасов.

— Прости, не подумала.

— Не ругай ее, Марк, — на ее защиту неожиданно стал Леонид. — Она обеспечила нам сытный обед, лучше б спасибо сказал.

Самойлов старший улыбнулся, а младший прижал к себе Снежу еще больше, а потом…

— Спасибо…

Господи, сколько еще раз она услышит от него спасибо за то, за что должна бы благодарить сама? За то, что он такой есть у нее?