Трое сидели за столиком в кофейне, окна которой выходили на здание суда. Не самое романтичное место. Правда и повод у них не самый романтичный…

Снежа нервно теребила ложечку, постукивая ею о край блюдца. Сама не могла объяснить, почему так нервничает, но не нервничать тоже не могла. Они ведь сто миллионов раз все продумали. Сто миллионов раз все прорепетировали. Сто миллионов раз убедили друг друга, что все будет хорошо. А сейчас она сидит, закусывает от волнения губу, пытается унять дрожь в пальцах и ни в какую…

— Мне запретили приближаться… — Снежа бросила мрачный взгляд на стены суда за окном кафе.

— Мне тоже…

А напротив сидел такой же Яр. Мрачный, молчаливый, суровый. Внешне — совершенно привычный, но Снежа‑то знала — жутко нервничает.

— И ты послушался? — ее удивлению не было предела. Она даже ложечку свою отложила, вскидывая взгляд на Самарского.

— Видимо, старею… Да, Лиза?

— Да. — Дочь авторитетно подтвердила, куда более интересуясь содержимым стакана с мороженным, чем редкими разговорами взрослых.

— Они там слишком долго, Слав. Я начинаю волноваться… — очередной взгляд на вход в суд был уже хмурым. А вдруг не повезло? Вдруг судья попался какой‑то придурок? Вдруг еще что‑то?

— Все будет хорошо, — Яр проследил за ее взглядом, пытаясь сохранять уверенность в голосе. Для их семьи сегодня решалось не так много, как для Самойловых. Если Саша проиграет это дело… это будет ударом, но они этот удар точно перенесут. А вот Марк с Катей… Он представлял, что должно твориться на душе у Снежки.

— Уверен?

— Я? — Самарский сделал паузу, будто взвешивая, прислушиваясь ко внутреннему голосу. — На все сто. Иначе быть не может. Не для того я столько заплатил судье…

— Самарский! — Снежа резко наклонилась к столу, перебивая мужчину окликом. Глаза размерами в пять копеек смотрелись очень убедительно, продолжать Яр не решился, зато улыбнулся.

— Я пошутил, — девушка шутку явно не оценила. Сашка тоже когда‑то только укоризненно посмотрела, а потом целый день обижалась. Ну что уж тут сделаешь? Понять их он, видимо, не сможет никогда.

— Очень смешно, Ярослав. Очень. — Кажется, теперь ему грозила еще одна обиженная женщина. Хотя кое — чего он добился — смог отвлечь.

Какое‑то время они сидели в тишине, Снежана смотрела в сторону суда, несознательно касаясь чуть отросших волос, Яр же следил за тем, как дочь методично расправляется с мороженым.

На ее щедрое "хочешь?", когда лакомства осталось совсем на донышке, он ответил благородным отказом, а вот смотреть не перестал. Пусть все сложится хорошо. Пусть Сашка выиграет этот процесс. Пусть поверит в себя так же, как в нее верит он, а потом забудет об этих нервах, волнении, согласится поехать в гости к Глаше. А если не к Глаше — то куда угодно. В место, где будет она, он, их дети. Совсем скоро у них будут уже дети. А проблемы будут далеко — далеко. Даже не так. Проблем просто не будет.

— Ты виделась с Димой? — реагируя на вопрос, Снежана снова посмотрела на него, кивнула.

— Да. Несколько раз. С ним, с его адвокатом. Идет следствие, он все на что‑то надеется.

— А ты?

— А я надеюсь, что он хоть когда‑то осознает, в какой лжи и фальши погрязла его жизнь. Я даже уже смирилась, если честно…

— С чем? — Яр склонил голову, следя за реакцией Снежи. Она была спокойна. В глаза только пыталась не смотреть, и на душе, наверняка, не так радостно, но внешне никогда не скажешь.

— С братом — уголовником, Самарский, — ее шутка вышла такой же грустной, как и тема для разговора. — Мне только очень жаль родителей. Они‑то не знали, сколько всего он успел наворотить. Да и не узнают никогда…

— Они верят в то, что он невиновен?

— Нет. Хотят верить, но они ведь не дураки. Когда спрашивают меня, знала ли я об этом — молчу. Что я скажу? Знала, но ничего не сделала? Это ведь так. Наверняка могла что‑то сделать, но не сделала.

— Ты пытаешься винить себя в том, что Дима столько наворотил?

— Я не пытаюсь, Ярослав, я виню.

— Знаешь, а он винит меня… — Самарский снова посмотрел на дочь, улыбнулся, а потом перевел взгляд на Снежу. — Вот в чем разница между ним и другими людьми. Мы ищем причины в себе, а он в окружающих. Потому все так и происходит. Потому он никогда и не изменится. Для него вечно виноват будет кто‑то другой. А ты только облегчаешь ему задачу. Винить тебя еще проще, когда ты сама себя винишь.

— Ты только что проконсультировал меня как психолог? — Снежа усмехнулась. В его словах была доля правды. Головой она и сама это понимала, но уговорить себя пока не удалось. Рано или поздно получится, просто позже.

— Скорей, как друг по несчастью, — видимо, не только у нее возникают подобные трудности.

Нет, не зря они провели вместе шесть лет. У них было много общего. Было, остается, и навсегда останется много общего. Например, общие воспоминания…

— Помнишь, ты на нашем первом свидании сказал, что у тебя единственного будет своя Снежинка в июле?

Яр замер на какое‑то время, пытаясь вспомнить, а потом кивнул. Может, просто из вежливости, может, действительно вспомнил, сейчас это было для Снежаны не так‑то важно.

— К чему ты это вспомнила?

— Не знаю, — девушка пожала плечами, — сейчас тоже июль. Мороженое, — девушка улыбнулась отложившей ложечку Лизе, — тоже кафе, только по — моему не то же…

— И десять лет прошло.

— И мы ждем решения суда. Ты — своей жены, я — любимого человека. Странно, правда? Мы же и подумать не могли, что все сложится так… Если бы кто‑то мне сказал, я бы не поверила. Но знаешь… — она бросила еще один взгляд на Самарскую младшую, потом на ее отца. Когда‑то любимого, когда‑то подарившего так много счастья и так же много боли, а потом в окно, туда, откуда должен был появиться другой человек… — Я не жалею, что все сложилось именно так.

За своими разговорами они проворонили момент, когда один из участников процесса выскользнул из здания, перебежал дорогу в непозволенном месте, прилагая усилия, открыл дверь в кафе.

— Катя! — первой девочку заметила Лиза. Вновь улыбнулась, указала пальчиком в сторону входа.

Пока Самойлова младшая плелась к столику, Снежана почувствовала, как сердце переворачивается в груди трижды.

Она шла медленно, потупив взгляд, еле переставляя ноги. Нет… Руки сами собой затряслись. Нет… Все не может быть плохо… Просто не может.

— Что? — дождавшись, когда девочка окажется достаточно близко, чтоб расслышать вопрос, Снежа уставилась на нее умоляющим взглядом. Это неправильно, неправильно взрослому человеку искать поддержки у совсем еще ребенка, но Снежана просто не могла справиться с собой. Она не нервничала так никогда. Ни разу в жизни.

— Что? — кажется, Яр тоже нервничал, обернулся, посмотрел на потупившуюся в пол Самойлову, повторил за Снежаной немного тише.

— Что? — а вслед за ними, то же самое сделала и маленькая Лиза.

Три пары глаз следили за тем, как Катя поднимает взгляд. Взгляд, полный невыплаканных слез. Отчаянный, выражающий полную безнадегу. В очередной раз сердце Снежаны упало, а потом…

— Мы выиграли, — девочка выдохнула признание, тут же расплываясь в улыбке. — Мы выиграли! Выиграли! — с каждым повторением, слова звучали все громче. Даже несколько человек обернулось, но какая к черту разница?

Дверь вновь отворилась, на этот раз впуская Сашу, а за ней и Марка.

— Выиграли! — Самарская младшая схватила на руки Лизу, раскручивая ее. Теперь в их сторону смотрели уже практически все посетители — Лиза включила привычный свой ультразвук.

А у Снежи вдруг отказали ноги, руки, сердце, мысли, все… Даже встать она не смогла, слово сказать не было сил. Она просто сидела, следя за тем, как Саша с Марком подходят все ближе, останавливаются рядом с их столиком, видела, что их лица светятся счастьем.

Они выиграли процесс. Лену лишено родительских прав, скорей всего ее будет признано недееспособной, отправлено на принудительное лечение. Это, в сущности, уже не важно. Важно то, что Марк является единоличным опекуном Екатерины Марковны Самойловой, место проживание которой определено с ним. Вот и все.

— Выиграли, — первое слово, которое Снежа смогла выдохнуть, было именно это.

— Они пытались настаивать на том, что Марк не является биологическим отцом, но судья не обратила на это особого внимания. — Саша рассказывала, отмахиваясь от ненастойчивых попыток мужа заставить ее присесть, заглядывая по очереди в лицо каждого из собравшихся за столом.

— Сложно было поступить по — другому, когда на тебя так наседает взвинченная беременная женщина, — Марк попытался подшутить, но получил от взвинченной беременной суровый взгляд и передумал. Опустился на стул, рядом со Снежей, взял в свои руки ее холодный трясущиеся пальцы, сжал.

— Они очень долго совещались, просто жутко долго, зато потом…

— Все же хорошо, Снеж, ты чего? — Марк притянул девушку к себе, задал вопрос на ухо, пытаясь одновременно и не спугнуть, и из ступора вытащить.

— А? — она оглянулась, смотря на него сначала непонимающе, а потом все более осознанно. — Ничего, просто… Я рада за вас, Марк. Я за нас рада… — и если у Кати совсем недавно в глазах стояли притворные слезы, сейчас Снежана готова была разрыдаться на самом деле.

— И я очень рад за нас, Снежка — уткнувшись в плечо любимого, Снежана закрыла глаза. Никто не требовал от нее, чтоб она слушала и реагировала на рассказ. Сначала — Саши, потом — Кати, потом уже чуть — чуть Марка. И это хорошо. Нет, она слушала. Слушала рассказ, биение его сердца, шум своего сердца в ушах. И не могла поверить, что все прошло. Что теперь все хорошо. Что у Марка больше не будет жутких дней с понедельника по четверг, что у них не будет больше тайн, что не будет больше женщин на ночных парковках и Жданова в ее квартире. — Я люблю тебя, — это он сказал тоже на ухо, во время рассказа Кати, когда на них не смотрел никто. Лишь закусив щеку, Снежа смогла не расплакаться. Теперь все хорошо. Теперь все точно будет хорошо.

* * *

Из кафе они вышли вместе, но практически сразу разошлись. Особо не прощаясь и не церемонясь. Они сделали большое дело, которое теперь каждому нужно было переварить. И делать это лучше не в кафе и даже не на его крыльце.

Усадив Самарскую младшую на заднее сиденье, Яр захлопнул дверь, развернулся.

Саша стояла в нескольких шагах, подставив лицо солнцу, щурилась, улыбалась… Почувствовала, как он подошел, обнял.

— Гордишься мной? — девушка открыла глаза, закидывая руки на шею любимого.

— Да. — Яр ответил сразу же, не раздумывая и не сомневаясь.

— Любишь?

— Да. — И во второй раз так же.

— Больше гордишься или любишь?

— Люблю тобой гордиться.

Саша улыбнулась, притягивая его к себе.

Сейчас, она была счастлива. Просто счастлива. За Катю, за Марка, за Снежану. За себя, за Ярослава, за своих детей.

Она мечтала об этом дне. Жила им, представляла, каким он станет. А он получился еще лучше, чем можно было надеяться.

Нет, она не спасет весь мир. Не прекратит все войны и болезни все тоже не заберет. Но она может помочь хоть в чем‑то, хоть кому‑то. Помочь так, как не смогли помочь когда‑то ее матери.

— Если родится девочка, давай назовем ее Настей.

— Не боишься, что говорят, о повторении судьбы?

— Нет, Ярослав, — Саша уверенно мотнула головой. — Наша Настя будет самой счастливой.

— Тогда Настя.

Открыв перед женой дверь, Яр дождался, пока она устроится на сиденье, снова улыбнулся, а потом отошел на пару шагов, бросая взгляд куда‑то наверх.

— Спасибо… Настя, — опустив взгляд, Ярослав покачал головой. Совсем сбрендил, общается с воздухом. Саша совершенно права — чистой воды идиот.

Их машина уехала с парковки первой. Яр хотел вернуться на работу, а Саше с Лизой сегодня предстояло еще одно очень важное дело — выбрать свадебное платье для Лисы — это все равно, что пробежать марафон. Бедный Артем, делая наконец‑то "правильное" предложение даже не подозревал, скольких людей обрекает на муки…

— Домой? — Катя выхватила из рук отца ключи, помчала к машине. Она быстро запрыгнула на заднее сиденье, достала из кармана телефон, тут же начала что‑то клацать…

— Я заберу у нее эту штуку. Клянусь, — Марк посмотрел сурово, но исполнять угрозу в тот же мир не рванул.

Они со Снежей медленно подошли к машине, одинаково щурясь от солнца. Он так долго ждал этого момента. Так долго ждал, думал, что будет летать от счастья, а сейчас ему было просто спокойно. Хорошо и спокойно.

— Ты счастлив? — Снежка чуть потянула его за рукав, привлекая внимание.

— Я больше, чем счастлив, Снежка.

— Что ты чувствуешь? — она как‑то незаметно снова оказалась в крепких объятьях, почувствовала поцелуй в макушку, улыбнулась.

— Не знаю, как это описать. Я чувствую, что сегодня нам хорошо, завтра тоже будет хорошо, а потом будет послезавтра… и тоже будет хорошо. Понимаешь?

— Кажется, да. Понимаю. Только, знаешь… — Снежа отклонилась, заглядывая в лицо Самойлова. Он ведь говорит, что они с Котенком похожи, так почему не воспользоваться приемом Кати? Девушка сделала встревоженный взгляд, задумчиво закусила губу: — Завтра нам может быть не хорошо… И послезавтра…

Марк нахмурился, видимо, готовясь выслушать что‑то не слишком приятное…

— Если мы не позвоним Марине, завтра нас не ждет ничего хорошего, Маркуша…

Марк хмыкнул, потом блеснул глазами:

— Ты думаешь, стоит позвонить?

— Если хочешь жить долго, то лучше позвонить.

— Как скажешь, — выпустив девушку из объятий, Марк обошел машину, сел, взял в руки телефон.

А Снежана почему‑то посмотрела наверх. На облака. Вот оно — счастье. На этой парковке, в этот день и в эту секунду. Счастье и все тут. Счастье, родившееся из сомнений, страхов, отступов и ошибок. Счастье, родившееся вопреки всему этому. Ее счастье выглядит так. В этот самый миг Марк закатил глаза, явно выражая отношение к очередной колкости, отпущенной Мариной.

Из собственных мыслей, Снежану выдернуло жалобное:

— Снееееж, — с заднего сиденья. Маленькой егозе не сиделось никогда и нигде. А заставлять ее ждать — себе дороже. Потому, не дожидаясь повторного приглашения, девушка забралась в автомобиль, Марк вырулил с парковки.

— Тут тебя… — на ходу оторвал телефон от уха, протягивая ей.

— В смысле? — Снежана непонимающе уставилась на телефон.

— Марина что‑то хочет сказать. Так срочно, что до выходных, когда мы приедем на дачу, это не подождет. — Эту аргументацию он Марине уже явно приводил, и она явно не подошла.

С опаской, но телефон Снежана взяла, приложила к уху.

— Алло.

— Видишь человека, который сейчас за рулем? — Марина обратилась к ней без предисловий, без приветствий, впрочем, это уже казалось вполне нормальным…

— Да.

— А того, который сидит сейчас сзади, уткнувшись то ли в телефон, то ли в планшет?

— Да.

— Береги их, Снежана. Иначе… Тебе лучше не знать, что будет иначе… — Снежа услышала покашливание в трубке. Вряд ли Маринино. — В смысле, я хотела тебя поблагодарить. — Слова дались женщине не просто. — Мы с Леней хотели тебя поблагодарить.

— За что?

— Понятия не имею, мне сказали поблагодарить, я и благ… — в следствии каких‑то изменений на той стороне, трубка явно перекочевала в другие руки. Теперь в ней звучал уже очень спокойный голос Леонида.

— За то, что не испугалась, не оттолкнула, не пропала. За то, что уже сделала и еще сделаешь для них.

— И вам спасибо, за них, — Марк посмотрел на нее подозрительно, а Снежана только еще шире улыбнулась.

— Ты там с кем?

— Та с дедушкой, что не понятно? — Катя, которая, казалось, всецело поглощена смартфоном, ответила вместо Снежаны.

— И за что спасибо? — понимая, что ответ легче будет получить от Котенка, второй вопрос Марк адресовал уже непосредственно ей.

— За нас, за что же еще? Не за кабачки же, которые Марина передала… — Марк усмехнулся, подмигивая Снежке, продолжающей внимательно слушать Леонида. — Хотя я б на месте Снежаны благодарить не спешила. Тут скорее плакать надо. Такое… счастье… и так сразу.

— Думаешь, ей многовато?

— Если через неделю не сбежит, значит — нормально.

— Не сбегу, — скинув, девушка посмотрела сначала на Катю, а потом на Марка.

— А сбежишь — вернем.

— А она опять сбежит.

— Опять вернем… — Марк улыбался, но что‑то подсказывало Снежане, что так и будет. Не про сбежит, про вернем.

— Ты страшный человек, пап.

— А когда люди любят, Котенок, они вообще страшными становятся. Неужели не знала?

— Нет пока, папочка. Бог миловал.

— Ничего, солнце, когда‑то узнаешь, — "обнадежить" у отца получилось, Катя задумалась, а Снежане снова подмигнули.

Да уж, она сама с удовольствием посмотрела бы на это "когда‑то". На то, как с маниакальным рвением Марк будет сканировать женихов поистине отцовским взглядом, метаться в порывах родительской ревности и мыслях о том, что ни один хахаль не достоин его сокровища… Хотя бы для этого стоит попытаться пожить с ним долго и счастливо.