Литература: Meyendorff, Imperial Unity; Meyendorff, Byzantine Theology; Мейендорф, Введение; Карташев; Болотов; Флоровский, Восточные отцы V-VIII вв.; Ostrogorsky, History of the Byzantine State; Vasiliev; Лосский В.Н. Догматическое богословие // Богословские труды. М., 1972.

1. Предыдущая глава была посвящена внешним событиям царствования Ираклия. Наверное, он был одной из наиболее трагических фигур из всех византийских императоров. Боевой генерал, всю жизнь свою положивший на смертельную схватку с беспощадным врагом, угрожавшим самому существованию Империи, и ценой невероятного напряжения всех сил разгромивший его, к концу своих лет увидел, что дело всей его жизни пошло насмарку, что все его усилия оказались напрасными и что Империя обречена.

Еще более трагичными были результаты церковной политики императора. Теперь настал черед поговорить о ней.

Первую половину царствования Ираклия его армии боролись за внешнее, физическое сохранение вселенской Римской империи. Но император с патриархом также думали о внутреннем, церковном единстве, которое было под угрозой из-за раскола между халкидонцами и монофизитами. Это было важно, так как именно в тех районах, где проходило большинство сражений – Армения, Сирия, Египет, – также шел и бой за души христиан.

Предпринимая инициативу по примирению с монофизитами, Ираклий следовал примеру своих предшественников, пытавшихся добиться церковного единства на Востоке. Но его политика была построена не на простом уходе от проблемы, как сделал, например, император Зенон, опубликовавший свой "Энотикон". Скорее всего, Ираклий попытался продолжить развитие христологической мысли в том направлении, которое, как он думал, началось уже при Юстиниане, когда содержание халкидонского учения было выражено в кирилловском контексте.

Политика Юстиниана, как мы знаем, принесла некоторый успех: мы видели ранее, что из-за разделений внутри монофизитского лагеря некоторые лидеры сирийского монофизитства были готовы воссоединиться с Православной Церковью, в частности во время правления Юстина II и Тиверия. Да и сам патриарх Сергий был из яковитской сирийской семьи и мог считаться обращенным из монофизитства. Он был главным богословским советником императора, но, к сожалению, не обладал настоящим богословским умом и не понял подлинного смысла формулы, предложенной им в качестве базы для объединения. По формуле Сергия, так как две природы Христа соединяются в ипостасном единстве и так как это означает единство одного активного субъекта, можно говорить лишь об одной богочеловеческой энергии, или действии (мЯб иебндсйкз енЭсгейб). Так родился "моноэнергизм".

"Моноэнергизм" как формула единства обладал многими преимуществами. Главное из них – то, что на основе этой формулы могло произойти объединение двух сторон. Например, Севир Антиохийский, различавший (правда, только умственно) две природы Христа, подтверждал единство энергии и действия Христа. "Один Деятель (енесгюн), – писал он, – то есть воплощенное Слово, – одно действие (енЭсгейб), но дела (фб енесгзиЭнфб) различаются". Но ведь и V Вселенский Собор также признал, что во Христе не два конкретных существа, а одно, и две природы различаются лишь мысленно. Не было бы логичным признать, что во Христе лишь одна природа и одно действие? Если признать справедливой знаменитую формулу: "Одна природа Бога Слова воплощенная" (а она на Соборе 553 г. была признана имеющей право на существование), то и энергия может быть лишь одна. В аристотелевской логике и терминологии "энергия" всегда являлась конкретным явлением (манифестацией) любой природы.

Халкидонцы могли сослаться на некоторые признанные авторитеты (в особенности сирийские), которые высказывались в пользу "моноэнергизма". Уже повсеместно признанный к тому времени Псевдо-Дионисий Ареопагит говорил об одной "богочеловеческой энергии". Это же выражение использовали и несколько уважаемых халкидонских богословов VI в.

Более того, моноэнергизм создавал мост не только между православными и монофизитами: как это ни парадоксально, его принимали и многие несториане, встреченные в Персии Ираклием. Несториане всегда учили, что две природы и две ипостаси Христа объединялись одним действием (энергией) в едином "просопоне единения". Однако, к сожалению, эта формула имела сомнительную репутацию, так как ее использовал Аполлинарий.

Патриарх Сергий приступил к продвижению моноэнергизма не без колебаний. В 615-617 гг. он опросил о своей идее целый ряд епископов, как халкидонцев, так и монофизитов, и заручился согласием многих из них. Когда Ираклий в 622 г. проводил первую встречу с армянами в Феодосиополисе (Эрзеруме), Сергий попытался помочь ему, предложив монофизитскому богослову Павлу Кривому принять Халкидон на моноэнергитской основе. Хотя согласием Павла заручиться не удалось, этот инцидент и можно считать началом моноэнергизма. В 626 г., когда Ираклий был в Лазике (на Западном Кавказе), которая была полностью евангелизирована лишь во время Юстиниана (т.е. значительно позже эпохи св. Григория Просветителя и св. Нино Грузинской), местный митрополит Фазиса (совр. Поти) с восторгом принял моноэнергизм.

Постепенно моноэнергизм начал приносить плоды. До 633 г., когда св. Софроний, находившийся тогда в Александрии, высказал свое мнение по этому вопросу, против нововведения не прозвучало ни одного голоса. Даже великий св. Максим, будущий Исповедник, не дал прямого ответа на вопрос о его мнении: в письме своему корреспонденту игумену Пирру он лишь сослался на свою некомпетентность в этом вопросе и попросил того уточнить, что он имеет в виду под термином "энергия". Весьма важно, однако, что в завершение письма он подчеркнул: смысл богословских терминов куда важнее, чем сами слова.

Очевидно, что в течение 20 лет все лучшие умы Империи доверяли политике Сергия и Ираклия, радуясь победам над персами и надеясь на успех их политики церковного единства.

2. Время персидского владычества – 18 лет в Сирии (611-629) и 11 лет в Египте (618-629) – привело к фундаментальным переменам в отношениях между различными религиозными группами. Мы говорили о том, что евреи приветствовали персов как своих освободителей. После падения Иерусалима (614 г.) в благодарность за роль, которую евреи сыграли в этом событии, им была доверена ведущая роль в местной администрации. Однако вскоре положение изменилось и Хозрой II издал указ об изгнании евреев из Иерусалима. Несмотря на религиозный характер войны с Византией, Хозрой не был фанатичным врагом христианства: он знал его со времени своего пребывания в Константинополе в изгнании; более того, две самые его любимые жены были христианками, и он, по их просьбам, строил церкви и основывал монастыри.

Теперь, захватив обширные христианские территории, он должен был определиться, как ему поступать с христианами. В 614 г., после падения Иерусалима, Хозрой созвал в Ктесифоне собор, на который пригласил представителей трех главных христианских групп. Собор прошел под председательством армянского князя Сембата Багратуни. Несториане, которые были самой привилегированной христианской группой в Персии, представили свое исповедание веры. По всей видимости, и на этом соборе несторианам было отдано предпочтение, однако каждой из групп позволялось практиковать свою религию в местах, где она преобладала. Несториане получали поддержку на коренных персидских территориях, монофизиты – на бывших византийских территориях Сирии, Армении и Восточной Месопотамии, а православные – в Палестине. Конечно, их положение было самым сложным, так как в глазах Хозроя они были скомпрометированы связями с имперской Церковью, но тем не менее им было позволено восстановить свои храмы. Мы знаем, что щедрую поддержку в этом им оказал св. Иоанн Милостивый, патриарх Александрийский.

Главным результатом собора в Ктесифоне стала помощь, оказанная монофизитской иерархии как в Армении, так и в Сирии. После кончины Анастасия II, халкидонского патриарха Антиохийского (611 г.), его кафедра оставалась вдовой долгие десятилетия: новый халкидонский патриарх появился на ней лишь после арабского завоевания. Когда город был захвачен персами, монофизитский патриарх Антиохийский Афанасий (Погонщик верблюдов) (595-631) написал своему коллеге в Александрию знаменитое письмо: "Мир возрадовался в мире и любви, потому что халкидонская ночь миновала". Монофизитский хронист Михаил Сириец также сообщает с удовлетворением, что персидский царь приказал изгнать всех халкидонцев и что "память о халкидонцах исчезла от Евфрата до Востока (т.е. из Сирии. – А.Д.)".

Но когда после побед Ираклия в эти местности вернулось византийское правление, начались новые попытки примирения. Еще во время войны в Закавказье Ираклий с помощью патриарха Сергия пытался достигнуть христианского единства. Воссоединение нужно было ему не только политически, но и чтобы оправдать религиозный характер войны и чудесной победы 628 г.

Как и Юстиниан, Ираклий просто не представлял себе религиозно-плюралистическую Империю. Он принимал жесткие меры против меньшинств. О его приказе насильно крестить евреев и последовавшем за этим массовом бегстве евреев на персидские территории и под защиту наступавших мусульман мы уже упоминали. Но с монофизитами и несторианами такой приказ никак не мог бы пройти. Нужно было найти другой подход, особенно после сравнительно терпимой политики Хозроя II. Моноэнергизм, предлагаемый Сергием, казался наконец найденным консенсусом, который немедленно стал приносить искомые плоды!

После победы Ираклия в 628 г. в Феодосиополис прибыла персидская делегация договариваться о деталях мира. Ее возглавлял несторианский католикос Исоябх II. После довольно краткого богословского диспута католикос совершил Евхаристию в православном храме, за которой причастился император и весь двор. Так что моноэнергизм сработал на обе стороны – как монофизитскую, так и несторианскую! По гипотезе В.В. Болотова, возможно, как раз Исоябх привез Ираклию Честной Крест. Если это действительно так, тогда это событие приобретало еще и глубокое символическое значение. После этого контакты Селевкие-Ктесифонского католикосата с Ираклием продолжились на регулярной основе.

Ираклий, провозя Честной Крест через Армению, дал многие его частички армянским властителям, стараясь заручиться их лояльностью и склонить их к церковному единству. Мы говорили, что с 591 г. и до персидских войн Армянская Церковь была разделена на 2 неравные части: большую – халкидонскую и меньшую – монофизитскую. После персидского наступления (607-608 гг.) халкидонский армянский католикос Иоанн был арестован и увезен в плен, где и скончался, а Армянская церковь была воссоединена под монофизитскими католикосами. Победив и заняв всю Армению, Ираклий обратился к католикосу Эзру и предложил ему объединение. Встреча произошла в Эдессе (около 630 г.), Эзр был удовлетворен "моноэнергитским" исповеданием императора и отслужил литургию совместно с православными епископами. Император причастился за этой литургией, а Эзр со множеством подарков вернулся в Двин – готовить армян к объединению с имперской Церковью. Позже (по всей видимости, около 632-633 гг.) в Феодосиополисе он созвал собор из 193 греческих и армянских епископов, где объединение было подписано, и Армянская Церковь приняла Халкидон. Лишь несколько армянских богословов ушло в оппозицию, за что они были отлучены от своей Церкви.

В последующие годы это объединение то принималось, то отвергалось армянами, в зависимости от того, чью сторону они принимали в византийско-арабской борьбе. Лишь после арабского завоевания Армении в 660 г. объединение было окончательно отвергнуто.

Более сложными были контакты Ираклия с яковитами Сирии и Междуречья. Когда он приехал в отвоеванную Эдессу, ему казалось, что единство уже достигнуто. Он подошел к чаше на литургии в монофизитской яковитской церкви, но местный епископ Исайя не допустил его, потребовав, чтобы он прежде анафематствовал Халкидон и томос папы Льва.

Несмотря на это, контакты продолжились и во многом принесли успех. Старый яковитский патриарх Антиохийский Афанасий (Погонщик верблюдов), по всей видимости, принял моноэнергизм и выступил за объединение. Однако его кончина в 631 г. предотвратила подписание совместных документов. Тем не менее ряд монофизитских монастырей и общин в непосредственной близости от Антиохии принял Халкидон с "моноэнергитским" пониманием. Одним из таких монастырей был монастырь св. Иоанна Марона близ Эмессы. Его братия стала ядром существующей с тех времен общины маронитов, сохранивших верность моноэнергизму и патриарху Сергию. Спасаясь от преследований, они бежали в ливанские горы, где основали собственный патриархат. В конце концов, не без "помощи" латинских крестоносцев, марониты приняли унию с Римо-католической Церковью (1182 г.).

Но в Египте успехи были куда более значительными. При персах там оставались только монофизитские патриархи. В 631 г. в Александрию прибыл новый халкидонский патриарх, наделенный властью как архиепископа, так и префекта (губернатора) Египта. Его полномочия были настолько широки, что ему даже дозволялось носить на одной ноге красный царский сапог. Совмещение двух должностей противоречило всем церковным канонам, и этот случай – едва ли не единственный в истории всей Византийской Церкви. Возможно, Ираклий принял решение о таком назначении под влиянием примера патриарха Сергия, управлявшего Константинополем во время его отсутствия на Востоке, а также примера Римской Церкви, которой Юстиниан официально доверил гражданские функции в Италии. Впрочем, и в Египте, еще со времени свв. Афанасия и Кирилла, существовала традиция, согласно которой архиепископ Александрийский играл роль национального лидера во всей провинции.

Эта роль в Александрии была доверена Киру (631-639), ранее митрополиту Фазиса (Поти), которому уже удалось провести несколько объединений на базе моноэнергизма. Его задачей было объединить на основе моноэнергизма и Египет. Но в 631 г. никто не мог предвидеть, что миссия Кира будет весьма краткой, что в 639 г. в Египте воцарится ислам, который навсегда отрежет египетскую Церковь от Империи и на долгие века превратит ее в изолированное меньшинство.

По прибытии Кира в Александрию монофизитский патриарх Вениамин (623-662 гг.) бежал в пустыню, где и пребывал в укрытии до арабского завоевания. Для достижения своей цели Кир использовал как богословские аргументы, так и военную силу. Миролюбивое убеждение и раньше, при патриархах Евлогии и Иоанне Милостивом, приносило плоды. Более того, правительство Ираклия помогло разрешить тритеистские споры и способствовало примирению в 616 г. между антиохийскими и александрийскими монофизитами, что принесло императору симпатию среди многих монофизитов. Значительная часть их приветствовала освобождение от персов и возвращение Империи. Теперь Кир принес новые предложения, которые весьма понравились многим монофизитам. Некоторые даже говорили: "Это не мы пришли к Халкидону, а Халкидон пришел к нам". Но все же Кир, оставшийся в коптской истории под арабским прозвищем Аль-Мукавказ (Кавказец), запомнился монофизитам не методами уговоров, а гонениями, кровью и насильственными обращениями в Православие. Но это было потом…

3 июня 633 г. Кир совершил в главном соборе Александрии Евхаристию, на которой причастилась большая часть городского монофизитского духовенства и даже два епископа. Основой объединения послужили 9 анафематизмов, которые патриарх торжественно провозгласил с амвона. Анафематизмы были составлены на базе обычных Кирилло-халкидонских формул, типичных со времени Юстиниана. Так, в 6-й анафеме утверждалось кирилловское выражение: "Одна природа Бога Слова воплощенная", с пояснением, что имеется в виду единая сложная Ипостась из двух природ. Чтобы уравновесить это выражение, в 7-м анафематизме используется халкидонская формула "в двух природах" (а не диоскоро-северианская "из двух природ"). Далее в тексте провозглашается халкидонское понимание теопасхизма. Но в этом же 7-м анафематизме появляется ключевая формула: "Тот же самый Христос и Сын действовал божественно и человечески через одну богочеловеческую энергию, как сказал св. Дионисий". В 8-м и 9-м анафематизмах содержались списки еретиков, подлежащих анафематствованию, в особенности критики св. Кирилла, в согласии с постановлениями V Вселенского Собора.

В донесении в Константинополь Кир писал: "Ликует и Александрия, и весь Египет, ликуют и ангелы небесные…" Казалось бы, действительно, лучше не может быть: и Халкидон сохранен, и единство достигнуто. Но ни Сергий, ни Кир не поняли, что они затронули вопрос, который и является основным пунктом разделения между православными и монофизитами: проблему присутствия в ипостасном единстве реального и активного тварного человечества, которое и воспринял на Себя Логос. Они также не подозревали, что в халкидонском Православии есть люди, для которых истинная вера важнее всех церковных и политических соображений. Эти люди резко выступили против имперской политики.

3. В том же 633 г., когда было провозглашено объединение, в столице Египта гостил старец, ученый монах по имени Софроний (550-641). Во время описываемых событий ему было уже больше 80 лет. Софроний обладал широкой известностью и авторитетом духовного подвижника, и Кир решил показать ему 9 анафем, чтобы заручиться его поддержкой. Прочитав их, "Софроний падал Киру в ноги, плакал и умолял его не провозглашать их с амвона, так как это доктрины Аполлинария". Он сразу выступил против выражения "одна энергия" и потребовал заменить ее на "две". Кира возражения не остановили, и анафематизмы, как мы знаем, были провозглашены.

Тогда Софроний немедленно отправился в Константинополь, чтобы лично встретиться с патриархом Сергием. Сергий, похоже, согласился с его доводами и опубликовал свой указ "Псефос" ("Авторитетное мнение"), одна копия которого была вручена Софронию, а другая послана Киру. В "Псефосе" не рекомендовалось говорить об одной или двух энергиях во Христе, так как это "неблагочестиво", и намекалось, но не говорилось прямо, что на самом деле во Христе одна воля. Софронию такой компромисс мало понравился, но Сергий взял с него обещание не высказывать публично своего мнения до того, как он тщательно во всем разберется. В письме к папе Римскому Гонорию патриарх Сергий с некоторым лукавством пишет, что Софроний удовлетворился его разъяснениями "Псефоса" и обещал не поднимать более этого вопроса.

Кем же был этот старец Софроний? Он родился около 550 г. в Дамаске, скорее всего, в семье сирийского происхождения, получил отличное светское образование и стал софистом (профессором словесности) в родном городе. Во время паломничества в один из палестинских монастырей св. Софроний познакомился с Иоанном Мосхом, который до своей кончины в 619 г. останется самым близким его другом. Они вместе отправились в Египет, где св. Иоанн Мосх начал сбор материалов для своей знаменитой книги о египетских и палестинских подвижниках "Лимонарь, или луг духовный". Два ученых друга проводили время не только в пустыне, но и в интеллектуальной атмосфере Александрии. По возвращении в Палестину Софроний делается монахом; 10 лет он проводит вместе с Иоанном в монастыре св. Екатерины на Синае, после чего оба они вновь направляются в Палестину. Оттуда они предпринимают вторую поездку в Египет, где знакомятся со святым патриархом Иоанном Милостивым. Там Софроний тяжело заболевает, но по молитве двух местночтимых святых целителей-бессребреников Кира и Иоанна чудесно выздоравливает. Впоследствии св. Софроний написал книгу о чудесах двух бессребреников, в которой также содержится много интересной информации об отношениях халкидонцев и монофизитов в Египте в то время.

По взятии персами Иерусалима (614) оба друга направились в Рим, где Иоанн завершил свою книгу "Луг духовный", вскоре после чего, в 619 г., скончался. Софроний возвратился в Палестину с телом своего друга, похоронил его там и остался какое-то время под персидской оккупацией. Через несколько лет он вновь возобновил свои путешествия. В 627-628 г. он прибыл в Африку, где познакомился с другим беженцем от персидского нашествия – монахом Максимом (будущим Исповедником), который стал его духовным сыном.

Максим не последовал за Софронием ни в Александрию, где тот противостоял Киру, ни в Константинополь, где он беседовал с Сергием. На запрос игумена Пирра он отвечал, что не является специалистом в этом деле, и отказался пока высказать свое суждение о "Псефосе".

Из Константинополя, после встречи с Сергием, Софроний отбыл в Иерусалим, где почти сразу же был избран патриархом. Это серьезно насторожило и Ираклия, и патриарха Сергия. Они все делали без ведома других патриархов: Римского, Иерусалимского, Антиохийского. И вдруг новый Иерусалимский патриарх, да еще и такой авторитетный, совершенно очевидно выступит против их политики. К Иерусалиму приближались вместо персов уже арабы. Император был бессилен. А от Софрония должно было воспоследовать окружное соборное послание – "Синодика", подписанная не только им, но и всем собором хиротонисавших его епископов; в "Синодике" патриарх обыкновенно и свидетельствовал о своем православии – и, следовательно, так Софроний мог перед Римом обнаружить то, что Ираклий с Сергием скрывали.

Сергий решил опередить Софрония и выставить дело перед папой в желательном для себя свете. В 634 г., когда папа Гонорий еще не был знаком с пугающей Сергия "Синодикой" Софрония, Сергий написал папе обстоятельное донесение о делах Востока. Он рассказывал об "успехе" в Александрии греческого православия под формулой "миа энергия". Теперь Сергий вынужден был рассказать о протесте Софрония против термина "миа энергия" и признать, что "Псефос", запрещая говорить об энергиях, может сорвать объединение, ибо "моноэнергизм" и был тем условием, на котором объединение было бы возможным. Но искать новые пути к единству необходимо. Вот новое богословское ухищрение Сергия:

"Согласно с учением всех Вселенских Соборов, единый в Том же Господь Иисус Христос производит все Свои действия. Поэтому не следует рассуждать ни об одной, ни о двух энергиях и нужно довольствоваться признанием "одна воля – ен иЭлзмб". Выражение "миа энергия", хотя и встречается у некоторых отцов, производит на неопытных пугающее впечатление. Они полагают, что этим отвергается двойство природ во Христе. С другой стороны, и выражение "два действия" соблазняет многих, так как оно ни у одного отца не встречается и ведет к заключению о "двух противоположных друг другу волях и через это вводит двух волящих, что нечестиво".

Сергий спрашивал совета Гонория в очень приятных и льстивых выражениях, говоря, что весь Египет теперь вернулся к учению папы Льва. Гонорий, активный, ревностный и энергичный папа, в это упадочное для просвещения время слыл в Риме за великого ученого. Современник выражается о нем: "Рассудительный умом, сильный советом, в учении ясный, изобилующий сладостью и смирением". Пером Гонория был его секретарь, впоследствии папа Иоанн IV.

Очевидно, Сергий, подчеркивая свою верность Халкидону и папе Льву, приглашал папу присоединиться к новообретенному консенсусу. Похоже, что "Псефос" достигал этой цели, но за счет некоей двусмысленности, против которой формально не выступил даже св. Софроний.

Ответ Гонория сохранился только в греческом переводе в том виде, в котором он позднее был читан на VI Вселенском Соборе. Гонорий встал целиком на путь мышления Сергия. Он согласился, что спор о двух или об одной энергии есть пустой спор школьников (следуют очень презрительные отзывы о спорящих). Но Рим не попадется в их сети и ясностью и прямотой учения уничтожит все их хитросплетения. Признавая Воплотившегося Бога-Слова, "действующего многообразно" и по-Божески и по-человечески, Гонорий, однако, признает единое хотение, т.е. волю (пиен кбй иЭлзмб пмплпгпхмен фпх КхсЯпн 'Йзупх Чсйуфпх).

Папу занимает вопрос о безгрешности Господа Иисуса Христа, вытекающей из нетронутости Его человеческой природы первородным грехом. В Нем не было, по выражению апостола Павла, "иного закона в членах тела, противовоюющего закону ума". Все действия сходились к единству безгрешной воли.

С этого момента моноэнергизм переходит в монофелизм. "Псефос" Сергия еще оставлял какую-то надежду на компромисс, но папа Гонорий, первым сформулировав ересь монофелизма, сделал компромисс невозможным. Впоследствии Гонорий был осужден как ересиарх на VI Вселенском Соборе, и все римские папы в течение нескольких столетий при своей интронизации повторяли ему анафему, так как они должны были провозглашать веру Вселенских Соборов.

Понятно, что все критики теории папской непогрешимости ссылаются на этот прецедент, а католики отвечают, что заявление Гонория было сделано не "ex cathedra". Увы, аргумент совершенно несостоятелен: когда же еще можно ожидать от одного епископа официального заявления, как в не официальном ответе на вероучительный запрос другого епископа? Конечно, папа действовал из лучших побуждений, – но то же можно сказать и о всех ересиархах. Факт остается фактом: в критический момент папа сформулировал еретическое вероопределение и таким образом дал ход еретическому учению, которое принесет много страданий Церкви (в том числе и православным преемникам Гонория).

Сергий, получив ответ Гонория, почувствовал большое облегчение. Наконец-то его поняли и поддержали. Теперь более не было нужды держаться за двусмысленную доктрину об "одной энергии", так как сформулированное Гонорием учение об "одной воле" открывало двери для христологической позиции, которая казалась весьма привлекательной: как один человек или Ипостась Христа может иметь более одной воли? В 638 г. Сергий и игумен Пирр составили новый документ – "Эктесис", который, за подписью Ираклия, начали распространять по Империи ('Екиеуйт фзт рЯуфещт – изложение веры):

"Бог-Слово – это одна Ипостась, одно Лицо. Потому и не прирастает к Св. Троице через Иисуса Христа никакого нового, четвертого Лица. Не иной творит чудеса и не иной страдает.

Хотя некоторые отцы и употребляли выражение "миа энергиа", но оно оскорбляет слух многих, ибо думают, что этим отрицаются две природы.

С другой стороны, некоторых соблазняет и "дио энергие", ибо его нет ни у одного из св. отцов и оно ведет к мысли о двух противоположных волях, что есть нечестие Нестория.

Не разделяя этого, мы исповедуем, что есть только одна воля Господа нашего Иисуса Христа, Истинного Бога, ибо ни на одно мгновение Его плоть, одушевленная душою разумною, не отделяется от Бога-Слова, Ипостасно соединенного с ней, и что она не действовала по собственному почину и в противность воле Слова, но только тогда и так, как хотел Бог-Слово".

Сергий скончался в том же году, после того как "Эктесис" был утвержден на созванном им соборе. Его преемник Пирр – корреспондент и будущий противник св. Максима Исповедника – провозгласил Эктесис официальной верой Империи.

Очевидно, что Сергий, вначале поддававшийся было аргументам св. Софрония, был обнадежен такой мощной поддержкой папы Гонория и решил напрямую выступить против патриарха Иерусалимского. "Эктесис" был ответом на окружное соборное послание св. Софрония, которое Константинополь отказался признать. Это послание ("Синодика") было не простой формальностью, а настоящим богословским документом. Доказывая наличие двух воль во Христе, Софроний утверждал, что в Нем каждая природа действует естественно по своему существу и только из этих действий мы познаем различие природ: наличие одной энергии или воли лишает это различие всякого смысла, превращая его в чистую абстракцию. Обожение, по мнению св. Софрония, возможно лишь потому, что Логос добровольно воспринял человеческую природу после грехопадения (кроме греха), так что младенчество Христа, Его рост от младенчества до взрослого состояния, человеческое развитие, голод, жажда, усталость, а также страдание, смерть и физическая тленность были полностью подобны нашим до Его воскресения, когда Его плоть преобразилась.

Таким образом, мысль св. Софрония, которая получит блестящее развитие в трудах его ученика св. Максима Исповедника, обнажила несостоятельность моноэнергизма и – косвенно – еще не сформулированного в то время монофелизма. Если человечество Христа было бы без человеческой энергии или воли, это было бы не "наше" человечество, а лишь абстракция, нечто кажущееся. Неудивительно, что Сергий Константинопольский счел окружное послание св. Софрония манифестом против собственной политики.

Папа Гонорий получил окружное послание, и, похоже, его убедили аргументы патриарха Иерусалимского. До нас дошли лишь отрывки из второго письма папы к патриарху Сергию. Монофелизм в них более не упоминается, но папа вновь призывает не говорить об энергиях, но – о "двух действующих природах", принадлежащих Одному Действователю. Он направил подобные письма Софронию и Киру Александрийскому, объявляя о своей готовности поддерживать евхаристическое общение с ними, так же как и с Сергием. Св. Софроний попытался убедить папу в опасности поддержки им Сергия. Но Гонорий вскоре скончался (638 г.), так и не прояснив своей двусмысленной догматической позиции. Его преемники отказались подписывать "Эктесис". Однако Империи уже было не до них: ее сотрясали арабские вторжения и споры о наследии после смерти Ираклия (641 г.).

Во всяком случае, эти же самые арабские вторжения полностью уничтожили всякую ценность моноэнергизма и монофелизма для дела объединения: все монофизитские восточные общины оказались под исламским игом, и вопрос о примирении православных с монофизитами утратил остатки актуальности для внутриимперской политики.

4. Итак, вместо отвергнутой св. Софронием формулы моноэнергизма папа Гонорий и "Эктесис" Ираклия канонизировали монофелизм – христологическую схему, провозглашавшую, что один и единственный субъект или Ипостась Христа может иметь только одну волю. Каким образом, спрашивали сторонники монофелизма, человечество Христа могло иметь собственную волю, если оно не обладало отдельной человеческой ипостасью (что было бы несторианством)?

Ошибка такого мудрствования была в следующем. Так как уникальная Ипостась Христа была существовавшей "прежде всех век" Божественной Ипостасью Логоса, Его уникальная ипостасная воля могла быть только Божественной. Но если у человечества Христа не было своей воли, это значило, что характеристики каждой природы по соединении не сохранялись. Значит, человечество превращалось в несовершенное, пассивное орудие Божества, механически использовавшееся Божественной волей. По ближайшем рассмотрении монофелизм не мог быть совместимым ни с томосом папы Льва ("ибо каждая природа в общении с другой производит то, что ей свойственно"), ни с Халкидоном ("…через соединение… сохраняется особенность каждой природы"). Воистину, свойство истинного человечества – не пассивность, а сознательное исполнение Божественной цели творения. Более того, если бы особая воля была у каждой Ипостаси, то в самой Божественной Троице было бы три воли. Итак, монофелизм, в сущности своей, принципиально не отличался от моноэнергизма: в обоих случаях отрицалась полнота человечества Христа.

Несомненно, ответ на проблему моноэнергизма и монофелизма, сформулированный св. Софронием и позже его учеником и духовным сыном преп. Максимом Исповедником (возможно, самым гениальным богословом позднепатристического периода), подводил черту под всеми христологическими дебатами, начавшимися еще на Эфесском Соборе (431 г.). В то время как термин "монофизитство" мог включать в себя множество различных направлений (в том числе и вполне совместимых с мыслью св. Кирилла, а следовательно, и с Халкидоном), зачастую взаимоисключающих и противоречивых, дебаты VII в. концентрировались на главной проблеме: необходимости сформулировать христологию, в которой, по словам современного греческого богослова митрополита Иоанна Пергамского (Зизиулоса), "в воплощенном Христе могли бы быть обнаружены смысл тварного существа и цель истории, в которых творение и история не теряли бы их собственных характеристик, задач, направленности и динамизма".

5. Патриарх Сергий и папа Гонорий скончались в 638 г. Новый патриарх Константинопольский Пирр (638-641; 654-655) был убежденным монофелитом. Ему пришлось столкнуться с отказом римских епископов подписать "Эктесис". Но евхаристическое общение между двумя столицами не было прервано: преемники Гонория не отличались ни выдающимися богословскими качествами, ни твердостью характера и предпочитали "не замечать" проблему. Пирр все еще надеялся, что с помощью авторитета папы Гонория ему удастся привести всех к богословскому консенсусу, основанному на монофелизме. Однако в дело вмешались политические обстоятельства: патриарх занял не ту сторону в политической борьбе, развернувшейся в Константинополе после смерти Ираклия, был арестован, низвергнут (патриархом стал другой монофелит – Павел) и сослан в Карфаген, где встретился с преп. Максимом (будущим Исповедником), бывшим секретарем Ираклия, а затем монахом одного из малоазийских монастырей. В то время Максим был уже весьма влиятельной личностью – не только из-за своего духовного авторитета и интеллектуальных дарований, но и из-за сохранившихся у него связей в высших политических кругах Константинополя. В 645 г. между Пирром и Максимом состоялся богословский диспут, после которого Пирр публично признал себя побежденным и принял Православие.

В 646 г. Пирр вместе с Максимом отбыл в Рим. Папа Феодор (642-649) был греком палестинского происхождения. Возможно, поэтому он гораздо лучше своих предшественников понимал природу монофелизма. Он пригласил преп. Максима Исповедника стать своим референтом по богословским вопросам. В 646 г. папа прервал евхаристическое общение с Павлом Константинопольским, который в ответ немедленно изъял его имя из диптихов.

Находящийся в Риме Пирр, оценив давление имперских монофизитских властей и реальную расстановку сил, скоро понял, что карьеры тут не сделаешь и патриаршества не вернешь. Он бежал в Равенну, где сидел имперский экзарх, и там вновь провозгласил свою верность монофелитству. Бесстрашный папа анафематствовал его, подписав акт об отлучении Пирра от Церкви пером, обмакнутым в евхаристическую чашу.

Тем временем в Константинополе начали понимать бесполезность монофелитства – ни толку, ни результатов от него не было. Большая часть монофизитов так или иначе уже была под арабами, так что единства с ними уже все равно было не достигнуть, в то время как Италия и Африка, ставшие в оппозицию к монофелизму, все более отстранялись от имперского центра. В 648 г. император Констант II попытался закрыть тему. Он издал декрет, известный под названием "Типос", в котором вообще запрещал "любые споры и разговоры об одной воле или одной энергии, равно как и о двух волях или двух энергиях". Но вопрос уже не мог быть снят простым имперским запретом: он требовал настоящего разрешения. Тем более что на практике "Типос" означал запрет православным защищаться против официального монофелитства.

Папа Феодор умер, не успев получить "Типос". Его преемника Мартина (649-655) избрали и хиротонисали, не дожидаясь имперского одобрения, что было уже знаком восстания против установленного имперского порядка. Св. Мартин, родом из Италии, был представителем папы Феодора в Константинополе и хорошо знал богословскую проблематику, волновавшую жителей столицы.

В октябре 649 г., сразу же после своей хиротонии, папа Мартин I созвал собор в Латеране, на котором присутствовали сто пять епископов, в основном из Италии и Африки. Но был там и один палестинский епископ, а также множество игуменов и монахов – беженцев с Востока. Эти греческие монахи, среди которых был и преп. Максим Исповедник, составили "Деяния" собора (на греческом языке, лишь позже они были переведены на латынь).

Решения собора были облечены в форму двадцати анафематизмов, вновь утверждающих Халкидон, так же как и учение о двух энергиях и двух волях во Христе, как необходимом выражении Его двух природ. Решение Собора не содержало личных обвинений ни Ираклия, ни Константа II, но монофелитское учение и связанные с ним еретические документы – "безбожнейший Эктесис" и "гнусный Типос" – были единодушно осуждены. Анафематствован и целый ряд еретиков: Феодор Фанасский, Кир Александрийский и три патриарха Константинопольских: Сергий, Пирр и Павел. Решения собора были приняты на всем Западе.

При Константинопольском дворе решили подавить западную оппозицию. Папу Мартина обвинили в политических и религиозных преступлениях. Ему ставили в вину, что он был незаконно избран (т.е. без имперской санкции) и то, что он посылал деньги арабам (Мартин оказывал поддержку направлявшимся в Иерусалим паломникам). Экзарх Равенны прибыл в Латеранский дворец, объявил папу низложенным и, арестовав его, привез под конвоем в Константинополь. Св. Мартин тогда был уже стар и очень болен и к тому же измучен жестоким обращением во время путешествия. Он лично предстал перед церковным судом, обнаружив необычайное мужество и стойкость в вере. Его лишили сана, пытали и приговорили к смертной казни, замененной под конец изгнанием. Совершенно замученный старец был отвезен в крымский Херсонес, где в скором времени (16 сентября 655 г.) скончался. Папа Мартин I причислен к лику святых и почитается Церковью как исповедник и мученик.

Это одно из самых позорных времен во всей истории Константинопольской церкви. В 654 г. Пирр, получивший полную политическую реабилитацию, вновь воссел на патриарший престол. Преемники папы Мартина, хотя и умудрялись выкручиваться и ничего не подписывать, восстановили общение с Константинопольским монофелитским патриархом Петром (655-666 гг.), председательствовавшим на суде над Мартином. Более того, в 663 г. папа Виталиан даже устроил пышную встречу императору Константу II – убийце свт. Мартина и преп. Максима Исповедника, – когда тот приехал в Рим.

Итак, официальная церковь и в Риме молчала… Основная заслуга в борьбе против монофелизма принадлежит не Западу, а одному человеку, великому богослову, простому монаху – преп. Максиму Исповеднику, другу и духовному сыну патриарха Софрония.

6. Преп. Максим родился в 580 г. в аристократической константинопольской семье и получил прекрасное образование. Наряду с Оригеном его, несомненно, можно назвать одним из самых искушенных и утонченных христианских мыслителей святоотеческого периода. Он начал свою светскую карьеру при дворе Ираклия в 610 г., в возрасте 30 лет, и, судя по началу, ему предстояло блестящее будущее. Однако Максим предпочел другой путь и поселился в монастыре в малоазиатском городе Хризополе. Интересно, что он так навсегда и остался простым монахом и никогда не притязал ни на какие церковные чины. Он много путешествовал и в 632 г. побывал в Африке, где принял участие в монофелитском споре. По всей видимости, в Александрии существовал кружок византийских монахов, живо следивших за всеми событиями. Именно там преп. Максим познакомился со св. Софронием и подружился с ним. В 649 г. мы встречаем его в Риме участником Латеранского собора и богословским референтом папы Мартина I (хотя, судя по всему, латыни Максим не знал).

Когда в 653 г. папу Мартина арестовали, вместе с ним схватили и Максима с двумя его учениками. Поскольку он был простым монахом, его пытали отдельно, но обвинения против него выдвинули те же, что и против папы, – богословские и политические. До нас дошли протоколы его дела, "Acta Maximi". Максим стоял на своем твердо, и история суда над ним показывает, какую огромную духовную роль играла в то время его личность. Когда ему было поставлено на вид, что он, обыкновенный монах, восстает против мнения всех патриархов, он отвечал, что, если даже ангел с небес проповедовал бы ересь, он, Максим, все равно отстаивал бы истину. Отвечая на предложение согласиться с "Типосом" хотя бы ради единства Константинополя и Рима, он заявил: "Я думаю не о единении или разъединении римлян и греков, но о том, чтобы мне не отступить от правой веры". Он бросил вызов цезарепапистскому поведению Ираклия и Константа II, сказав, что "не дело царей, но дело священников исследовать и определять спасительные догматы кафолической Церкви… Во время анафоры императоры поминаются с мирянами…". Когда эмиссары объявили, что легаты папы Евгения находятся в городе и завтра вступят в общение с патриархом Петром, преп. Максим повторил: "Св. Дух осуждает даже ангелов, поступающих против того, что проповедовалось…"

Преп. Максима сослали во Фракию на берег Черного моря (655 г.), откуда он продолжал писать против монофелитства и волновать умы. В 662 г. его привезли обратно в Константинополь, произнесли ему, папе Мартину и патриарху Софронию анафему, снова пытали, отсекли язык и правую руку. Затем преп. Максим был вторично изгнан, на этот раз на Кавказ, где вскоре скончался (13 августа 662 г.) в возрасте 82 лет, не дождавшись торжества Православия на VI Вселенском Соборе (680 г.) при императоре Константине IV. Ни из Рима, ни из какой-либо другой части христианского мира никаких протестов не прозвучало…

7. В чем же суть учения преп. Максима Исповедника? Она выражена в разработанном им учении о двух волях человека: природной (иЭлзмб цхуйкьн) и гномической, т.е. избирательной, или воле суждения (иЭлзмб гнщмйкьн). Св. Максим был абсолютно уверен, что как моноэнергизм, так и монофелизм являются предательством халкидонского провозглашения полноты человечества Христа. Там, где нет естественной, подлинной человеческой воли, там не может быть подлинной человечности. Воля и действие являются естественными свойствами духовной природы, и, следовательно, из двойственности природ неизбежно следует двойственность действий.

Но если человеческая воля есть не более чем движение природы, то в чем же проявляется человеческая свобода? Как в таком случае можно объяснить грехопадение и восстание человека против Бога? Учение преп. Максима Исповедника о двух волях – природной и избирательной, – отвечающее на эти вопросы, стало его величайшим вкладом в святоотеческое предание. Это учение является центром как его антропологии, так и его христологии. Под природной волей св. Максим имеет в виду главную характеристику духовного бытия, а под избирательной (или волей суждения) – волевой выбор или колебание между равнозначными и равноценными возможностями.

Человек, отпадая от Бога, оказывается рабом своих страстей, самого себя и в конечном счете сатаны. Для св. Максима человек был воистину свободен только тогда, когда он следовал своей природной воле, которая предполагала сотрудничество с Богом, творчество, согласное с Божественной премудростью, причастие и жизнь в Боге.

"Природная воля" есть тяготение природы к тому, что ей подобает, это сила, объемлющая все природные свойства. Природа в естественном своем состоянии, то есть в состоянии, не искаженном грехом, может желать только добра, поскольку она – "природа разумная", то есть устремленная к Богу. Воля совершенной природы воспринимает добро и, следовательно, принадлежит добру. Но грех затемнил и затуманил это восприятие, и теперь естество часто стремится к вещам "противоестественным", его желания погрязают в грехе.

Однако у человека есть другая движущая сила, которая определяется не природой, а каждой человеческой ипостасью, каждым человеком в отдельности. Это свобода выбора, или личное суждение каждого человека, которым он судит природную волю, принимая ее или отвергая и направляя к иной цели, и, очищая ее от греха, превращает ее в подлинную природную волю. Однако свобода выбора может быть и свободой восстания, бунта, движения против природы и, следовательно, саморазрушения. Адам и Ева в грехопадении воспользовались именно этим аспектом избирательной воли, который после изгнания из рая был закреплен их "природным" существованием.

В.Н. Лосский писал: "Пользоваться этой "волей суждения" нас обязывает возрастание нашей истинной свободы. Свободный выбор соответствует состоянию, в которое поверг нас грех; именно потому, что мы – во грехе, мы должны постоянно выбирать". После грехопадения наш постоянный выбор не есть что-то спокойное и безболезненное, он предполагает затруднения и заминки, блуждания, агонию и страдание. Но следует также помнить, что иЭлзмб гнщмйкьн есть функция личной ипостасной жизни, а не природы.

Прот. Г. Флоровский подчеркивает, что для св. Максима свобода и воля совсем не являются произволом. Напротив, свобода выбора не только не принадлежит к совершенству свободы, но и ограничивает, искажает ее. Истинная свобода есть безраздельное, непоколебимое, всеобъемлющее движение души к Благу, целостный порыв благоговения и любви. "Выбор" не является необходимым условием свободы: Бог волит и действует в абсолютной свободе, но именно Он никогда не колеблется и никогда не выбирает. Выбор предполагает раздвоенность и неясность, т.е. неполноту и слабость воли. Только грешная и немощная воля может колебаться и избирать.

"Падение воли, по мысли преп. Максима, именно в том и заключается, что утрачена цельность и непосредственность, что воля из интуитивной становится дискурсивной, что воление развертывается в очень сложный процесс искания, пробы, выбора… И вот в этот процесс приходит личное, особенное. Так слагаются личные желания… Здесь сталкиваются и борются несоизмеримые влечения… Но мерило совершенства и чистоты воли есть ее простота, то есть именно цельность и единовидность. И возможно это только через: Да будет воля Твоя! Это и есть высшая мера свободы, высшая действительность свободы, приемлющей первотворческую волю Божию и потому и выражающей подлинные глубины самой себя" (прот. Г. Флоровский).

Во Христе человеческая природа объединена с ипостасью Логоса и, продолжая оставаться собою, освобождена от греха. Человечество Христа есть совершенное человечество, так как оно "во-ипостасировано" в самом Логосе. В таинственном процессе, который начался с Его зачатия во чреве Девы, Христос прошел через собственный рост, неведение, страдание и, наконец, смерть, т.е. через все атрибуты падшего человечества, которое Он должен был спасти, исполнив через воскресение его конечную судьбу.

Христос оттого и обладает двумя естественными волями при отсутствии у Него человеческого "свободного выбора". В Его Личности нет места конфликту между двумя природными волями, так как Его Лицо не есть человеческая ипостась, вкусившая запретного плода и осужденная с тех пор выбирать между добром и злом, но есть Божественная Ипостась, чей выбор был сделан раз и навсегда: выбор кеносиса (умаления, самоистощения) и безоговорочного подчинения воле Отца.

Человеческая природа Христа обладает всей полнотой человечества, но то, что в человеке принадлежит его личности, во Христе принадлежит Логосу – Божественной Личности. Человечество, воспринятое этой Личностью, в каком-то смысле сходно с человечеством Адама перед грехопадением. Но кеносис Слова есть также и кеносис этого "райского человечества", подчиненного искупляющей волей Спасителя объективным условиям греха, условиям, на которые Его воля отвечает не свободой выбора, а страданием и любовью. С другой стороны, если воля Сына идентична воле Отца, то человеческая воля, делаясь волей Сына, есть Его собственная воля, и в этой Его собственной воле – вся тайна нашего спасения.

8. Итак, император Констант II после смерти Максима направился в Рим. Он думал было перенести столицу из оказавшегося под ударами арабов Константинополя в Сиракузы, но был убит в этом сицилийском городе в результате дворцового переворота (668 г.).

Императором стал его сын Константин IV Погонат (Бородатый) (668-685). Его царствование началось с отражения наступления арабов. Начиная с 663 г. в течение 15 лет арабы совершали ежегодные набеги на Малую Азию. Местность была разорена, население уводилось в рабство. Некоторые набеги доходили даже до Халкидона, несколько раз арабские отряды зимовали на Византийской территории. Но решающая битва за Константинополь, от которой зависела судьба Империи, произошла на море. Арабы заняли Кипр, Родос, Кос и Хиос. В 670 г. они заняли полуостров Кизик вблизи Константинополя, приобретя, таким образом, базу для нападения на столицу. В 672 г. пала Смирна, а другая часть арабского флота заняла берега Ликии и Киликии. Осада столицы началась в 674 г. и длилась до 678 г. Город осаждала бесчисленная арабская флотилия, построенная калифом Моавией. Но попытки арабов штурмовать самую мощную крепость мира окончились провалом. Во время этой осады византийцами был впервые применен так называемый "греческий огонь" – напалм своего времени, формула которого до сих пор остается тайной (скорее всего, он состоял из нефти и чего-то типа пороха). При помощи так называемого "сифона" его перебрасывали на неприятельские корабли, а потушить его было очень трудно. К 678 г. арабский флот был разгромлен, и остатки его бесславно убрались из византийских вод. На обратном пути они были рассеяны и практически уничтожены штормом. В то же самое время арабская армия была разгромлена имперскими войсками в Малой Азии. Арабы вынуждены были заключить 30-летний мир с Византией. По условиям договора вся Малая Азия оставалась за Империей. Более того, арабы согласились ежегодно выплачивать императору 3 тысячи золотых и возвращать по 50 пленников и 50 коней.

Победа над арабами произвела глубокое впечатление на всех соседей Византии. Аварский хан и славянские племенные вожди послали представителей к императору, прося его дружбы и покровительства и признавая его владычество над ними.

Трудно переоценить всю важность победы византийцев в 678 г. Впервые триумфальное шествие ислама было остановлено. Эта судьбоносная для всей мировой истории победа, вкупе с победой императора Льва III в 718 г. под Константинополем и победой Карла Мартеля в 732 г. под Пуатье, остановила арабов на подступах к Европе и спасла христианскую цивилизацию. Но из всех этих трех побед победа Константина IV Погоната стала первой и самой важной. Тогда все силы арабов были направлены на овладение Константинополем, который являлся последней дамбой, сдерживавшей мусульманский потоп, – но Константинополь выстоял.

Зато на Балканах возникли новые проблемы из-за вторжения туда тюркского народа – болгар. Болгарская империя была расположена в степях между Черным и Каспийским морями, она распалась из-за мощного наступления хазар. Часть болгар отошла на север (волжские болгары), а часть вторглась в Империю, где они захватили власть в землях, заселенных славянами. Это было в бывшем диоцезе Моэция, между Дунаем и Балканской грядой.

После ряда неудач императоры были вынуждены признать status quo, заключив мирный договор и обязавшись выплачивать дань молодому болгарскому государству. Как писали тогдашние историки, "это было великим позором для имени ромеев". Таким образом было признано первое независимое государство на византийской имперской земле. Сами же болгары постепенно ассимилировались среди славян, приняв их язык и обычаи.

Таково было внешнее положение дел в правление Константина Погоната. Молодой герой, победитель арабов, он пользовался высоким авторитетом в Империи. Этот авторитет был еще более упрочен его церковной политикой.

9. Отношения между Римом и Константинополем оставались двусмысленными. Спорные вопросы обе стороны предпочитали не замечать, но напряженность весьма ощущалась. Война, и в особенности осада Константинополя арабами, сделали контакты весьма затруднительными, и два Рима все более отдалялись друг от друга. Молодой император, желая разрешить этот вопрос, сразу же после победы над арабами написал письмо "вселенскому папе Дону", прося направить в Константинополь 3 римских клириков, 12 епископов и 4 монахов из греческих монастырей Рима для участия в богословском совещании. Инициатива императора и привела к открытию в столице VI Вселенского Собора.

Когда письмо императора достигло Рима, папа Дон уже скончался (11 апреля 679 г.). Его преемник Агафон (679-681), родом сицилиец, был очень деятельным. Он призвал всех западных митрополитов провести совещания со своими епископами относительно монофелизма, чем обеспечил объединенный фронт всего Запада. Прошли соборы в Милане и в Хартфилде в Англии. 125 епископов из римского митрополичьего округа (т.е. епископы, непосредственно зависевшие от папы) встретились в Риме и подписали исповедание веры, осуждающее монофелизм, и объявили о разрыве общения с монофелитскими иерархами. После этого папа направил в Константинополь свою делегацию. В богословски четко и ясно написанном письме, посланном с ней, папа Агафон говорил следующее:

"Исповедуем, что каждая из природ Христа имеет природные свойства: человеческая – все человеческие, кроме греха. Но, исповедуя две природные потребности в Едином Господе Иисусе, мы не учим, что они противятся и враждебны друг другу (как заблуждающиеся от пути истины обвиняют апостольское предание). Мы не учим, что они разделены как бы на два лица или ипостаси, а говорим, что Один и Тот же Господь Иисус Христос имеет в Себе как две природы, так и два природных желания и действия, т.е. божеское и человеческое; что божественное желание и действие Он имеет от вечности общее с Единосущным Ему Отцом, а человеческое принято от нас вместе с нашей природой во времени. Как природ, соединяющихся в Одном Христе, две, так поистине два и их действия, которые с их природами присущи Одному и Тому же Господу Иисусу Христу".

Это чистое учение, принятое вначале от князей апостолов, пребудет непорочным до конца, по обетованию Господа: "Петр, Петр, сатана просил, чтобы сеять вас как пшеницу, но Я молился о тебе… и ты, обратившись, утверди братию твою" (Лк.22:31-32). Папа говорил о роли папства в весьма сильных выражениях, неслыханных со времен Геласия и Льва, утверждая, что Римская Церковь ("Апостольская церковь – мать Империи") всегда сохраняла это правило веры, "никогда по благодати Божией не уклонялась с пути Истины" к какой-либо, пусть даже частичной, ошибке; как седалище Петрово и Павлово, она является путеводной звездой истинного света, "никогда не затемненной никакой ересью", для всей вселенной.

Папа Агафон хочет следовать примеру своих предшественников. Он излагает историю ереси, но повсюду замалчивает случай с Гонорием, приглашает императоров и константинопольских патриархов отвергнуть ереси и принять православное учение, которое опирается на непоколебимую скалу Римской Церкви, quae ejus gratia atque praesidio ab omni errore illibata permanet.

Папа многократно повторяет о непогрешимости всех своих предшественников и этим дает понять, что и Гонория он не считает впавшим в ересь. Естественно, что ни на Востоке, ни на Западе, где хорошо помнили и папу Гонория, и двусмысленное поведение всех его преемников (кроме Феодора и Мартина), никто не мог воспринять это заявление всерьез. Но одно было очевидно: в отличие от недавнего прошлого, римская делегация прибыла в Константинополь, пользуясь поддержкой всего западного епископата, и выступала за православие против монофелизма.

Тем временем император Константин IV настоял на низложении антиримского патриарха Феодора. Новый патриарх Константинопольский Георгий, хотя и склонялся в сторону монофелизма, был открыт для дискуссий. Общая атмосфера оказалась таковой, что простая богословская конференция, планировавшаяся императором, на первой же сессии объявила себя Вселенским Собором.

VI Вселенский Собор открылся 7 ноября 680 г. в Трулльском зале имперского дворца. До 16 сентября 681 г. прошло 18 сессий. Император практически не оказывал влияния на дискуссии. Вначале в работе Собора принимали участие всего 43 епископа, но определение Собора подписано уже 174 иерархами. Такие низкие цифры отражают состояние христианского мира в 680-681 гг., когда Сирия, Палестина, Египет и Северная Африка были оккупированы арабами, Малая Азия разорена, а большая часть Балканского полуострова занята славянами. Представительство восточных патриархатов было номинальным. На Соборе присутствовал Макарий, титулярный патриарх Антиохийский, проживавший в Константинополе, но Александрия и Иерусалим, где халкидонские кафедры пребывали вдовыми, были представлены лишь "викариями", тоже, по всей видимости, в столице.

В отличие от ранних Соборов, на которых обсуждались богословские вопросы сами по себе, собрание 680-681 гг. концентрировалось на вопросе Предания. По существу, на нем обсуждался единственный вопрос: можно ли использовать ранние соборные решения и писания отцов для оправдания учения об одной энергии и одной воле во Христе. Была проделана большая работа: поднимались святоотеческие тексты, подлинность ряда писаний ставилась под вопрос, тексты сверялись друг с другом, проводились активные архивные поиски. Такой "архивный" характер дискуссий отчасти объяснялся тем, что после смерти великого преп. Максима в Церкви не было выдающегося богослова, способного вести христологические дискуссии на уровне, которого они достигали при св. Кирилле, св. Льве или даже императоре Юстиниане. Но главный вопрос был, конечно, ясен: подлинность человечества Христа и спасения во Христе не абстрактной человеческой "природы", а самого человечества, подвижного, динамичного и творческого. Именно в этом было богословское наследие св. Максима Исповедника, и именно оно вдохновило окончательное решение Собора.

Исследование соборных и святоотеческих текстов началось на первой сессии, когда оба патриарха, присутствовавшие в Трулльском зале – Георгий Константинопольский и Макарий Антиохийский, – попытались поддержать монофелизм и объявили, что позиция Сергия и его последователей находилась в рамках Предания. В последовавших дискуссиях было сделано открытие, что письмо патриарха Мины папе Вигилию, служившее главным аргументом в поддержку моноэнергизма и произведшее большое впечатление в Риме во время Гонория, было подложным.

На 8-й сессии (7 марта 681 г.) патриарх Георгий Константинопольский объявил, что его убедили, и официально принял учение о двух волях. Лишь Макарий Антиохийский с кучкой сторонников остался верным монофелизму. После тщательного изучения на 11 и 12-й сессиях его исповедания веры Собор низложил Макария.

На Пасху 681 г. было восстановлено евхаристическое общение между Римом и Константинополем. Папский легат, епископ Портский, совершил Евхаристию на латыни, а император официально отменил налог, который папы должны были платить имперским властям после своего избрания.

15-е заседание Собора (уже после Пасхи) было посвящено одному вынужденному эксперименту. Некий монах Полихроний приобрел своей демагогией такой вес в глазах черни, что Собор смирился, позволив ему проделать предложенный им опыт: воскресить мертвеца в доказательство истины монофелитства. Полихроний уверял, что стоит ему положить на грудь мертвеца монофелитское исповедание веры, как тот сразу же встанет и провозгласит истину монофелитства: эта истина была-де открыта ему в видении. Для этой цели в зал заседаний Собора принесли недавно скончавшегося человека. Полихроний начал громко перед ним восклицать, делать молитвенные жесты, шептать ему что-то на уши. Сумасшедшему дали целых два часа срока, после которых толпа разъярилась и готова была растерзать его на части. Полихроний отказался отречься от монофелитства и был тут же анафематствован Собором: "Анафема новому Симону Волхву, анафема обманщику народа!"

На 16-й сессии патриарх Георгий предпринял последнюю попытку спасти честь Константинопольской Церкви, выступив против осуждения своих предшественников: Сергия, Пирра, Павла и Петра. Однако его аргументы отвергли. Был принят список всех осужденных в связи с монофелитством. Естественно, "почетное" место в этом перечне занимал папа Гонорий, названный даже "столпом ереси". Конечно, в списке были только ересиархи, и притом самые отъявленные из них. Те, кто просто выражался двусмысленно, в него не попали. Так, в список не попал ни один из пап – преемников Гонория, многие из которых занимали весьма сомнительную позицию. Не попали в него и константинопольские патриархи – преемники Сергия и Пирра, которые лишь придерживались официальной позиции своей Церкви. Римская делегация не возражала против осуждения Гонория. Оно было повторено на VII Соборе и провозглашалось всеми папами при их интронизации вплоть до XI в.

Вот определение веры Собора: "Проповедуем также, по учению свв. отцов, что в Нем и две природные воли или два природных желания, и два природных действия нераздельно, неизменно, неразлучно, неслиянно. И две природные воли, не противоположные одна другой, как говорили нечестивые еретики, – да не будет! Но его человеческое желание не противоречит (т.е. не стоит в противоположности фактически) и не противоборствует (т.е. не противится преднамеренно), а следует или, лучше сказать, подчиняется Его божественному и всемогущему желанию".

Постановление Собора было принято без дальнейших споров. Однако ясно, что широкая поддержка, которой пользовался в течение нескольких десятилетий "моноэнергистский" подход к христологии, свидетельствует о его привлекательности для многих представителей восточного христианства, в течение долгих веков пытавшихся примирить кирилловские взгляды с халкидонской формулой. Легкость, с которой моноэнергизм (или монофелизм) сделал даже сам Халкидон приемлемым для многих монофизитов в Армении, Сирии и в Египте, показывает, что именно в нем заключалась сущность монофизитского видения единства личности во Христе.

Но главное значение решений, принятых в 680-681 гг., не столько в словах или формулах, сколько в видении воплощения, явленном в богословии преп. Максима. Созданный св. Максимом синтез, подразумевавший окончательное торжество халкидонской формулы ипостасного единства, так же как и кирилловское понимание "божественного" предназначения человечества, остался главным наследием VII в. в истории христианства.

Итак, на этом в основном, можно сказать, была завершена эпоха христологических споров. Преп. Максим оказался достойным завершителем дела своих великих предшественников, ибо именно его богословие послужило основой для формулирования православного учения о воплощении и для торжества Православия.