© Алехин А., 2014

* * *

 

Непорочный остров

Чжуан Цзы

Глубокий сон Евгения подходил к завершению. Он вдруг внезапно почувствовал присутствие сознания, как это бывает у большей части людей, когда они просыпаются. Сначала будто бы идет какой‑то фильм, в котором спящий одновременно и главный герой, и актер второй роли, и зритель, а затем внезапно человек осознает, что он спит и уже, можно сказать, досматривает сон. Евгению не хотелось просыпаться, он ощущал недосып. Однако ничего поделать было нельзя. Сознание и обстановка, в которой он проснулся, не позволяли продолжить отдых. Первый вопрос, который посетил его, был: «Как я заснул? Я не помню, как я заснул». И тут же попытка вспомнить, точнее, примерить самые стандартные варианты, которые обычно примеряют люди, не помнящие, как они заснули: «Пил ли я алкоголь? Нет, точно не пил. Ударяли ли меня по голове? Нет, никакой драки и ничего подобного тоже не происходило». Евгений напрасно мучил себя, обычно после такого глубоко сна воспоминание само приходит, просто для этого нужно подождать несколько секунд или минуту. Совсем не обязательно мучить еще не проснувшийся до конца мозг.

И действительно, все так и случилось, за какие‑то пятнадцать‑двадцать секунд, казалось бы, неизвестное прошлое возродилось с самого начала до самого конца. Одновременно с возвращением памяти его отвлекли силуэты людей, сидящие в нескольких метрах от него, и разговор этих самых людей. Евгений стал осторожно шевелиться и понял, что лежит он на песке. Помимо речи сидящих напротив людей ему послышался шум моря. Наверное, если Евгений все‑таки лишился памяти, он, вероятно, продолжал бы лежать, притворяясь спящим или даже мертвым. Потому что он не понимал бы, что происходит, и ради безопасности продолжал бы тянуть время. Мало ли, вдруг его похитили или ждут, пока он придет в себя, чтобы поиздеваться. Но, слава Богу, этого не требовалось. Евгений все помнил. Помнил, но не понимал. Он окончательно проснулся, не стесняясь, неспешно переместился из лежачего положения в сидячее и стал тереть себе глаза, лицо и интуитивно поправлять прическу, которая испортилась после долго сна.

Картина вокруг него прояснилась окончательно. Была ночь. Напротив него сидело двое мужчин, один из которых выглядел лет на шестьдесят пять, второму на вид было около двадцати восьми. К слову, самому Евгению недавно исполнилось тридцать шесть, однако он ни разу в жизни не ощутил каких‑либо перемен. В молодости, как и многим молодым людям, ему доводилось слышать от старших: «Вот, когда мне было столько же, сколько и тебе…», «Вот пройдет пять лет, и ты вспомнишь наш разговор» и тому подобные высказывания. Евгений ждал, ждал, так и не дождался ощутимых перемен. Время для него шло настолько плавно, что не удалось поймать так называемого щелчка или скачка, который бы выражал возрастную перемену. Впрочем, ему не просто приходилось слышать фразы, пророчащие ему какое‑то осознание с возрастом, но также приходилось яро оспаривать их. Его идеология носила в себе сопротивление духовного возраста физическому, потому он отстаивал свою точку зрения и утверждал, что возраст — это показатель физический и человек с возрастом может смотреть на мир несколько иначе лишь из‑за опыта, но основные параметры мировоззрения не исчезнут. «А если исчезают, — говорил он, не стесняясь, оппоненту прямо в лицо в ожесточенном споре, — значит, человек всегда был гнилой внутри!» Из‑за подобных высказываний в лицо он имел множество неприятелей, которые считали себя обиженными им. А близкие и родные не раз делали замечание, что ему не следует мыслить столь радикально, ибо в каждом отдельном случае может быть своя история, свой мотив, своя изюминка. И необходимо разобраться и найти эту самую изюминку, прежде чем клеймить человека или какой‑либо поступок.

Итак, напротив Евгения сидели двое мужчин — пожилой и молодой. Они разговаривали, видимо, о чем‑то не очень важном, потому как, увидев пробуждение Жени, сразу замолчали и перевели все внимание на него. Тем временем Евгений заметил, что неподалеку от этих мужчин, как бы с краю, сидит еще один человек — парень лет семнадцати. Сразу бросилось в глаза, что лицо этого паренька было еще не мужественным, не оформленным, если хотите, красивым — этакой смесью ребенка с юношей. Он не участвовал в беседе с мужчинами, и в этом не было ничего странного. Вероятно, он просто стеснялся или чувствовал себя тут неуверенным и не ощущал себя частью компании, так как он был единственным фактически ребенком. Рассмотреть же того молодого человека удалось потому, что уже горел довольно яркий и сильный костер. Вероятно, пара мужчин позаботилась об этом. Вокруг был песок, а метров в тридцати непосредственно от Евгения уже начиналось море.

— Проснулся? — задал ему вопрос мужчина, что помладше.

Второй, пожилой мужчина, вопросительно смотрел на Евгения, настолько вопросительно, будто вопрос задал он. Мальчик же продолжал сидеть в стороне, и было очевидно, что он не собирается ничего говорить. Он просто собирается наблюдать и слушать, что ему будут говорить взрослые.

— Да, — сухо и вяло ответил Евгений, еще не успев полностью активизироваться после сна.

— Хорошо, — оценил все тот же мужчина, — что‑нибудь болит? — снова продолжил расспрос он.

Евгений сначала покачал головой, а затем тихо ответил:

— Нет, вроде нет.

— Тогда давай для начала знакомиться, — предложил мужчина. — Я — Алексей.

— Я — Василий, — подхватил пожилой, — просто Василий. С роду не любил, когда меня по имени отчеству называют.

Затем он показал на подростка и, желая представить его, очевидно, сам забыл имя. Сделав вопросительный жест рукой в сторону подростка, замер.

— Андрей, — тихо произнес подросток.

Постепенно осмотрев представляющихся собеседников, Евгений закончил знакомство:

— Евгений, можно Женя, кому как удобно.

Далее повисла небольшая пауза, потому что сюжет беседы закончился. Вот все четверо представились, а дальше что? Чем непонятнее ситуация, тем меньше маневров для импровизации, тем более, для поддержания разговора. У всех на тот момент был лишь один вопрос: «Что происходит?» После небольшой, даже глупой паузы снова заговорил Алексей:

— Мы втроем ничего не помним. Помним, что занимались своими делами, а потом проснулись тут. Я разбудил Василия и Андрея, тебя не получилось, ты как будто был без сознания. Это было часов семь назад. Обошли остров, — увидев удивленное лицо Евгения, Алексей уточнил, — кстати, да, мы находимся на острове, причем на небольшом. За пару часов прошли его вдоль и еще за полтора часа — поперек. Да, еще тут лежала сумка со спичками, бумагой, какие‑то лекарства, типа анальгина, и всякое прочее. Ну, вот… мы разожгли костер. В принципе, на этом все, — Алексей выдержал паузу. — А ты что‑нибудь помнишь?

— Помню, — ответил Женя.

На удивление всем он говорил очень спокойно. Казалось бы, все присутствующие были спокойны. Но спокойствие бывает разным. Евгений был спокоен от естественных причин, в то время как остальные были спокойны от безысходности. Правильнее было бы сказать, что они не впадали в панику. Не бросались в истерику. Каждый по своим причинам. Например, Алексей и Василий производили впечатление уравновешенных и сдержанных людей. А Андрей просто знал, что рядом трое взрослых мужчин и наверняка они что‑нибудь придумают или поймут. В то время как Евгений просто был спокоен. И это впечатление не обмануло троицу. Евгений был спокоен, потому что он на самом деле кое‑что знал и не собирался этого скрывать. Он продолжил:

— Я помню все, и очень хорошо. Вы все тут из‑за меня, только я не знаю, зачем и где мы.

От такого заявления у слушателей загорелись глаза.

— Из‑за тебя? Давай поподробнее, только не пропускай ничего, это важно. Чтобы мы поняли, в чем дело, нам все нужно знать подробно, все детали.

Алексей сосредоточился, пристально глядя на Женю. Женя же, прежде чем начал рассказывать, вдруг подумал: «Если бы я был на его месте, я бы попросил рассказчика о том же самом. Вероятно, он человек умный. Кроме того, говорит пока что все время он. Можно предположить, что метит в лидеры. Ну, отложу этот вопрос, до этого еще рано, может, и не дойдет».

— Всему виной не я, — начал Евгений, — а сектант, которого я встретил вчера утром (у них не было календаря, но он знал что именно «вчера» было вчера). Я стоял на улице, ждал человека, товарища, мы должны были встретиться. Он позвонил мне и сказал, что стоит в пробке, ему до меня еще минут сорок. Я пошел прогуляться по парку… Там рядом был парк, — уточнил Евгений, — затем, минут через двадцать, сел на лавочку. Ко мне подошел человек, видимо, сектант…

— Стоп, — перебил его Алексей, — сектант или ты думаешь, что сектант?

— Какая разница? — не дав ответить Жене, вмешался Василий. — Пусть сначала расскажет, а потом будем задавать вопросы.

После сказанной пожилым мужчиной фразы Женя снова заметил про себя: «Умно, рассудительно, логично… Он тоже неглуп».

— Да, давайте я сначала расскажу, — согласился Евгений. — Итак, ко мне сел человек, которого я принял за сектанта. Он начал задавать мне какие‑то вопросы, правда, не религиозного характера, а скорее философского. Спрашивал о моих идеях, о моем отношении к миру и т. д. Я вступил с ним в диалог, причем охотно вступил, потому что делать мне было нечего, еще оставалось минут двадцать. А мне подобные темы нравятся, и с сектантами я люблю пообщаться, опять же от нечего делать. Я их все время воспринимаю за тренировочных оппонентов. Сначала мы говорили о разных обобщенных темах, а затем у нас начался диалог, который, мне кажется, имеет прямое отношение к происходящему тут. Поэтому я перескажу его вкратце.

У слушателей вновь загорелись глаза. Потому что пока из сказанного не вытекала взаимосвязь с тем, о чем рассказывает Евгений и с нахождением их всех на каком‑то острове.

— В общем, он сказал, что является каким‑то там учителем. Суть в том, что он может научить, как он выразился, «отполировать свою идеологию». В общем, идея его такова: большая часть людей идеологии не имеет, они живут, проще говоря, по накатанной. А некоторая часть людей идеологию имеет и стремится к достижению максимума своей идеи, в итоге — к своей утопии. Но сам путь к этой утопии далеко не идеален. Человеку кажется, что он правильный, а на самом деле этот путь имеет много побочных эффектов. Так вот этот сектант якобы и может избавить человека от побочных эффектов идеологии. Затем он спросил, какая идеология у меня, заявив, что видит: она у меня есть. Я сказал: «Я стремлюсь к чистоте, сначала к чистоте своего личного круга общения, а затем и общества в целом». Он спросил меня: «Как бы ты очищал общество от „неправильных“, на твой взгляд, людей?» Я отвечал, что «неправильных» людей, то есть злых, жадных, завистливых, нужно жестко наказывать, а если не поймут, то попросту истреблять. Конечно, я не выбирал выражений, и мы договорились до того, что людей «неправильных» в конце концов можно просто истреблять быстро и безболезненно, но сначала нужно убедиться в том, что они в самом деле нелюди. Затем он пытался ставить меня в тупик, задавал вопросы, ответы на которые дать крайне сложно… Ну вроде, каковы критерии нормальных людей и т. п. В общем, все закончилось на том, что он сказал, точнее, спросил, в общем, и то, и другое… Он сказал: «Если бы ты слышал мысли других, было бы легче истреблять „неправильных“ людей?» Я ответил: «Да». «Ты бы смог это делать?» «Да», — снова ответил я. «И не испугался бы перепутать „правильного“ с „неправильным?“ Я ответил: „Нет“. А затем вдруг мне резко захотелось спать, и он сказал что‑то вроде: „Будет у тебя шанс“ или „Не упусти свой шанс“. Что‑то такое, и я заснул. Вероятно, он что‑то вколол мне. — Евгений закончил, на него смотрели все три человека. Воцарилось молчание. — Это все, — добавил к сказанному Женя.

— И что же это все значит? — задал вопрос Алексей. Он спросил не кого‑то конкретно, а, казалось бы, прежде всего, себя и потом уже всех одновременно.

— Я не знаю пока, что, — ответил Евгений.

Ответ прозвучал уверенно, будто неся в себе сказанное продолжение: „Я не знаю, но скоро обязательно узнаю“.

Алексей и юноша прочувствовали эту нотку уверенности в Евгении, в то время как пожилой Василий спокойно сидел. По нему было видно, что он размышлял, находясь глубоко в себе. Затем он предложил отличную идею, с которой все сразу согласились:

— Давайте сейчас ляжем спать, а завтра на свежую голову все выясним.

Все закивали головами и короткими фразами „да, точно“, „давайте“ поддержали предложение, затем Андрей впервые первый заговорил, выразив опасение:

— А вдруг тут есть животные? Мы заснем, а они…

Все поняли суть опасения. Алексей быстро разрядил возникший страх:

— Мы с Василием обошли остров сегодня, никого не встретили, остров пуст, абсолютно пуст… Причем даже птиц нет.

После этого все легли, и каждый думал о своем. О том, что у каждого из них была своя жизнь, но сейчас они все вместе, и что будет дальше, пока что никто не знает. Все заснули довольно быстро.

Наступило утро, первым проснулся Алексей, разбудив всех остальных. В их загадочной истории появилась новая, совершенно неясная деталь. Неподалеку от берега, метрах в семистах, они увидели еще один остров. Странно, что его не было заметно вчера, будто бы он вырос из воды. Остров был в виде скалы, а на его поверхности находилось множество людей, которые дружно что‑то делали, как будто у них кипела строительная или еще какая‑то работа.

— Смотрите! — показал рукой Алексей, хотя все уже давно пытались разглядеть, чем там занимаются люди.

— Давайте начнем кричать, чтобы нас увидели! — продолжил Алексей.

Спустя пару минут все в один голос закричали. Василий внезапно отошел и направился к рюкзаку, который приготовил им вчера неизвестный. Порывшись, он нашел бинокль и вернулся обратно к кричащей троице. Посмотрев на остров в бинокль, он увидел, как один из множества людей услышал их крик, затем с радостью и каким‑то куражом стал кричать что‑то остальным, показывая пальцем в их сторону. С каждой секундой людей становилось больше и больше, через несколько секунд на том острове стояла толпа, они были радостные и что‑то кричали. Что именно, невозможно было расслышать. Затем толпа людей снова стала что‑то активно делать, как будто бы что‑то организованно сооружать, периодически посматривая в их сторону.

— Кто это и что они делают? — спросил Алексей.

Василий передал бинокль, и каждый понемногу посмотрел. Они все вчетвером стояли и смотрели на скалистый остров, пытаясь предположить, что происходит. Василий прервал молчание:

— Давайте, знаете, как сейчас сделаем? Сядем на песок и попытаемся понять, почему мы тут, для чего и какова наша цель.

— Давайте, — моментально согласился Алексей.

В общем‑то, согласились все, просто Алексей озвучил свое согласие.

— Итак, я вижу, мы тут все разных возрастных категорий. Это раз. Далее, кто чем занимается?

Подросток хотел ответить на вопрос первым, видимо, ему часто приходилось отвечать на подобный вопрос, и он чувствовал себя в своей тарелке, отвечая на него. Подростков ведь часто спрашивают: „Ты учишься или работаешь?“ Андрей только раскрыл было рот, как его прервал Евгений:

— Он… учится… в медицинском университете, — Алексей и Василий одновременно смотрели на Евгения и Андрея, так как не понимали, почему первый ответил за второго и, конечно же, хотели услышать, верный это ответ или нет.

— Да, — пояснил Андрей. — Откуда вы знаете?

— Я прочел твою мысль, — заявил Женя.

Все, кроме Евгения, были более чем удивлены.

— О чем я сейчас думаю? — в качестве проверки спросил Василий.

— Три, пять, восемь, четыре, семь, — проговорил Женя.

— Ничего себе! — среагировал Василий. — Мне кажется, вопрос, зачем мы тут, потихонечку снимается, — осторожно произнес Василий. — Что ты там говорил сектанту про истребление „неправильных людей“? — Василий задал вопрос, но не как вопрос, а как ответ к происходящем у.

Алексей, будучи достаточно умным, как уже успел заметить Евгений, подхватил мысль.

— Это типа мы тут втроем „неправильные“, а ты — правильный, и ты нас должен будешь истребить, так что ли?

Далее мысль подхватил уже Василий:

— Верно, Леша. А как ты думаешь, как он нас может истребить? Руками двоих взрослых мужчин плюс одного подростка? Сомневаюсь… Стало быть, у него есть оружие… Верно, Женя? Есть у тебя оружие?

— Есть, — твердо ответил Евгений. — Пистолет, я нашел его вчера в кармане, но, разумеется, никому не сказал, чтобы спокойно поспать.

— А как ты собираешься спать сегодня? — не очень понятный для Евгения вопрос задал Василий?

— В каком смысле?

— Ну, мы же теперь знаем, что у тебя есть пистолет. Значит, или тебе надо нас перестрелять до момента, когда тебе очень захочется спать, а это примерно сутки, или довериться нам и не ждать, что мы попытаемся у тебя его забрать. Мы на острове, других вариантов нет.

Атмосфера стала очень напряженной. Никто не знал, что делать. Ситуация фактически была патовая. Но Евгений преподнес еще один сюрприз:

— Пистолет не стреляет в меня!

„Что?“ — читалось на лицах всех троих.

— Не стреляет, — усмехнулся Женя. — Я наставил его в свою сторону… Не на себя, просто в свою сторону, и проверил. — Все трое продолжали смотреть на него, не понимая. — Да что вы так смотрите? Если ситуация подстроена под меня, неужели не понятно, что я тут центр, а вы — прилагающиеся. — С этими словами он бросил пистолет Алексею, очевидно, предлагая ему попробовать выстрелить.

Алексей поднял пистолет, аккуратно навел в сторону Евгения, целясь наверняка мимо, если вдруг пистолет выстрелит, и нажал на курок. Ничего не произошло. Он повторил еще несколько раз, ничего не случилось. Затем Евгений протянул руку, Алексей дал ему пистолет, он нажал на курок, целясь в сторону, раздался выстрел. Снова возникло молчание.

— Я не собираюсь никого убивать, — внезапно заявил Евгений. — Вероятно, мы тут на некоторое время, рано или поздно мы вернемся каждый в свою жизнь. Это, видимо, проверка. Сектант каким‑то образом все это устроил и хочет доказать мне, что я погорячился.

— А ты погорячился, заявляя, что смог бы убить „неправильных“? — с опасением спросил Алексей.

— Если вы нормальные люди, если вы не уроды, не извращенцы и не отморозки, я не трону вас!

На этом беседа закончилась. Около часа все четверо лежали на песке молча, переваривая все, что с ними случилось только что.

— Ну, и что будем делать? — вдруг спросил Алексей.

В этот момент они услышали какой‑то гром, доносящийся с острова. Василий быстро подскочил, взял бинокль и стал смотреть. Люди на скалистом острове соорудили нечто вроде лодки, но они не могли спуститься вниз, это было невозможно. Скала была очень высокая и неровная. Они посадили несколько человек в лодку, привязали к ней веревку и стали спускать аккуратно вниз. Лодка шаталась из стороны в сторону. Люди что‑то кричали, скандировали, в толпе был очевидный ажиотаж от происходящего. Как вдруг на половине пути веревка оборвалась, и люди, сидевшие в лодке, вместе с ней упали вниз на острые скалы. Упали и погибли. Толпа резко замолчала, развернулась и скрылась из виду.

— Что это за люди? — обратился Алексей с вопросом к Евгению.

— Не знаю, — честно ответил Женя.

— А что будем делать? — снова повторил вопрос Леша.

— Ничего, сидеть и ждать. Кстати, только мне не хочется есть и пить, или всем? — ответил и тут же спросил окружающих Евгений.

Все переглянулись, и Алексей дал ответ за всех:

— Видно, всем не хочется.

Далее каждый занимался своими делами. Кто‑то прогуливался по острову, кто‑то пытался заснуть, кто‑то купался в море. Евгений периодически погружался в свои мысли: „Ну, вот она — та самая идеальная ситуация. У меня в руке пистолет, я могу убить, и мне за это ничего не будет, и я могу в придачу к этому читать мысли. Вот это да! Вот это сектант, так сектант! Понятно, на самом‑то деле, что никакой он не сектант и даже не пророк, а кто‑то выше, наверное. Сколько, интересно, мы тут будем сидеть? Интересно, смогу ли я убить кого‑нибудь или нет? Если будет за что, то смогу. Это, наверное, проверка. Я всегда хотел очистить общество, ну вот, одно дело — говорить, другое — действовать. И я сделаю, если будет за что, сделаю. Я предан своей идее“. Его мысли перебил вопрос Василия:

— О чем думаешь, Жень?

— Ни о чем, — автоматически ответил Женя, — так, о своем.

— О своем ты думать не можешь, — продолжил диалог Василий, — теперь у тебя есть мы, Женя, теперь твое личное — это мы. Я знаю, какие искушения тебя сейчас одолевают. Поверь мне, я не глупый старик, я всегда был мудрым и таковым остался. Это, возможно, для тебя звучит банально, но тебе необходимо отличать бессмысленные фразы окружающих от настоящих осмысленных слов. Ты не умеешь этого еще делать, а потому можешь наделать глупостей.

— Не учите меня жить, Василий. Вам больше лет, чем мне, но это не значит, что вы умнее. Вы старее, всего лишь старее, — в своем стиле спора грубо и резко ответил Женя.

— Знаешь, сектант был прав, иметь идею и стремиться к ней, это еще не все. Еще нужно очистить путь к идее от побочных эффектов.

— Если вы, Василий, адекватный человек, вам нечего бояться. Все равно ведь уговоры не помогут, вы же сами чувствуете.

— Я чувствую, Женя, что ты можешь убить невиновных, — откровенно сказал Василий.

На этом их разговор был окончен. Наступила ночь. Казалось, что в атмосфере происходящего витает какая‑то недосказанность. На самом же деле, всем все было понятно. Пистолет у Евгения, стрелять может только он, и ему решать, кто умрет, а кто будет жить. И сколько это будет продолжаться, никому не известно, даже потенциальному палачу. Перед тем, как все заснули, Василий задал еще один вопрос Евгению:

— Жень, а почему ты не читаешь наши мысли?

— Вы меня провоцируете? — культурно, но угрожающе спросил Евгений. — Скажите спасибо, что не читаю…

На этом день был окончен. Наступил следующий день. В этот день Алексей проснулся раньше всех, но никого не будил. Теперь же это не имело смысла. Вскоре проснулись и остальные. Никто ни с кем толком не разговаривал. Разве что Алексей с Василием, и то на какие‑то отвлеченные, так называемые „легкие темы“. В районе 13:00 на соседнем острове вновь послышался шум. Василий взял бинокль и стал наблюдать. Каким‑то молчаливым, негласным советом решилось, что именно Василий будет всегда смотреть в бинокль. Люди на острове вновь ликовали, бодро что‑то кричали, и вновь в толпе присутствовал ажиотаж. Василий увидел, как стоит мужчина, который по замыслу должен был разбежаться и прыгнуть в длину с края настолько, чтобы перелететь скалы и нырнуть в воду. А далее, видимо, поплыть к ним. Прыгающего подбадривали, накручивали, скандировали ему, во всем этом чувствовался настоящий командных дух. И вот человек разбежался, прыгнул и… упал на скалы. Он не долетел довольно много, даже если бы он прыгнул метров на пять дальше, он бы все равно разбился. Толпа вновь замолчала и скрылась с глаз Василия и других наблюдателей.

— Господа, — сказал Евгений, — теперь я слышу ваши мысли автоматически, периодами, но не специально.

— Здорово, — произнес Алексей.

Хотя на самом деле это было далеко не здорово, и все это понимали. Потому что они не знали Евгения и не знали, что для него „нормально“, а что — нет. Они только знали, что он сможет убить „ненормальных“, и успели понять, что своей идей он предан глубоко.

Прошло еще несколько часов. Все четверо находились неподалеку друг от друга. Алексей сидел лицом к морю, вытянув ноги так, что волны касались его стоп. Он смотрел на скалистый остров. Люди там разожгли огонь и сидели вокруг костра. Алексей вдруг понял, что хотел бы попасть туда. Им там хорошо, там они — команда. А тут, тут не понятно что. Василий лежал и смотрел на звезды. Точно в таком же положении находился Андрей. Евгений же сидел спиной к морю.

— Я смотрю, чем больше времени проходит, тем больше вы не можете притворяться. Да, Алексей?

Алексей не ожидал ничего подобного и непонимающе, с некоторым испугом, обернулся в сторону Евгения. Однако испугался он не того, что может что‑то произойти, а внезапности. Василий же продолжал лежать, не шевелясь, не реагируя на сказанное. Василий производил впечатление человека, который не делает ненужных движений напрасно. Андрей, будучи подростком, конечно же, заволновался и с интересом начал наблюдать за происходящим.

— О чем ты? — спросил Леша Евгения.

— О том, о чем ты думал, сидя у моря. Только не о компании людей на острове, а о том, о чем ты думал до и после этого.

Алексей терпеть не мог, когда кто‑то начинал такие, как он называл, „заходы издалека“. Он стал откровенно раздражаться:

— Слушай, если ты думаешь, что у тебя пистолет и ты можешь устраивать тут всякие игры, то ты ошибаешься. Мне плевать на тебя. Хочешь меня убить ни за что — убивай. Я тебя умолять не буду, понял? А если есть, в чем упрекнуть, то делай это ясно и понятно.

— Ясно и понятно? Как скажешь. Андрей, — не поворачиваясь спиной ни к одному из троих человек, обратился Евгений к подростку, — тебе нравится Алексей?

— В каком смысле? — испуганно спросил Андрей.

— Ну, вот Алексею ты нравишься. — Евгений наконец повернулся ко всем лицом. — Он вот сидит и представляет, как имеет тебя, как ты его орально удовлетворяешь и как ты ему замещаешь женщину во всех смыслах.

Услышав сказанное, Андрей почти что побелел. Он не знал, как себя вести, что делать и как реагировать. Алексею стало очевидно стыдно, однако он не сдал позиции.

— И что такого? Это всего лишь мысли, всего лишь фантазии. А ты никогда не фантазировал, что убиваешь кого‑то или делаешь что‑то запретное или аморальное? Представлять — не значит делать. Ты расскажи не элемент фантазии, а все целиком тогда уж.

Алексей был уверен в своей правоте. Не дождавшись комментариев Евгения, он продолжил:

— Я лишь сфантазировал ситуацию, что мы с Андреем остаемся одни тут, про нас никто не знает, никто нас не ищет. И в такой ситуации я бы принудил его к сексу. Потому что он красивый подросток, тихий и робкий… Но это не значит, что я бы сделал это, оказавшись с ним наедине! Это всего лишь ничего не значащая фантазия, навязанная мной же, потому что я не гей и даже не бисексуал. Как будто вы не думали об этом или не подумали бы, оставшись в таком положении.

Алексей перевел взгляд на Андрея, который был крайне испуган происходящим, и обратился к нему:

— Андрей, я клянусь тебе, я абсолютно безопасен. Я ничего тебе не сделаю, что бы ни случилось. Не слушай этого…

— Придурка, — произнес за Лешу Евгений. — Можешь не стесняться, я все равно все слышу.

— Иди ты к черту! — ответил Алексей и лег на спину, закрыв глаза. — Если будешь в меня стрелять, то разбуди, я не хочу во сне, — он произнес это сухо.

Из‑за ощущения несправедливости к себе его настолько разозлило происходящее, что он перестал бояться, даже слегка.

Прошла очередная ночь. Евгений проснулся позже всех. Он увидел, как Василий стоит и снова смотрит в бинокль.

— Что там, опять что‑то смастерили?

— На, посмотри! — протянул ему бинокль Василий, не поворачиваясь и не отрывая взгляда от происходящего.

Женя взял бинокль и увидел, как один человек каким‑то образом добрался до моря и сейчас плывет к ним. Между тем остальные люди снова кричат ему что‑то подбадривающее. Плывущий, очевидно, ранен, вероятно, он спустился к морю со скалы и поранился. Он плыл все медленнее и медленнее и, наконец, ушел под воду.

— Эти люди на острове, — сказал Василий, — они не могут к нам доплыть.

— Ну, да, — подтвердил Евгений, не понимая, что хотел сказать этим Василий.

Прошло еще два дня. Никаких событий не происходило. Остров был необитаемый и маленький. Море постоянно было спокойное. Все было тихо и гладко. Евгений не предъявлял ни к кому претензий. Но было очевидно, что он просто сдерживает себя. События происходили только на соседнем острове. Люди придумывали какие‑то новые способы, которые снова заканчивались неудачей. Последней попыткой, которую видели все четверо, была проба пролететь на смастеренных крыльях со скалы до острова. Но человеку не удалось пролететь даже десяти метров, он упал и разбился о скалы.

Наступила ночь. Евгений начал разговор. Все сразу же поняли, что ничего хорошего после этого разговора не будет:

— Я больше не могу ждать. Я думал, что нас наконец заберут отсюда, но этого не происходит. С каждым днем вы все больше и больше показываете свое нутро. И ваше нутро никак не вписывается в мое понимание „нормальный человек“. За исключением тебя, Василий, — Евгений повернулся к нему. — Я уже не могу читать твои мысли. Почему? Два дня назад мог, а сейчас нет.

Василий не заставил долго ждать ответа:

— Потому что, Женя, у меня их нет. О чем мне мыслить и думать? Если все и так ясно.

— Не может не быть мыслей. Я думаю, ты ведешь какую‑то свою игру.

Василий не стал переключаться на последнюю фразу Евгения, он продолжил свою мысль:

— Все и так ясно. Ты убьешь нас всех и найдешь для этого причину. Потому что ты стал заложником своей идеи. Ты ушел от одного идиотизма и пришел к другому. Ты ушел от людей, от большинства, от этих бездумных существ. Ты нашел дорогу и пошел к гармонии, а по дороге заблудился, в итоге ты не лучше, чем остальные.

— Искушение, мне это знакомо. Каждый проигравший, каждый неправый всегда рассчитывает на последний шанс — искусить.

— У тебя паранойя. Идеологическая паранойя. Я больше не скажу тебе ни слова, — Василий отвернулся от Евгения.

— И этот прием вполне банален, попытка выставить правого виноватым, непонимающим, — Евгений встал на ноги. — Давайте закончим все это.

Он достал пистолет и обратился к Алексею, который стоял у моря:

— Ты — насильник, только и думаешь о том, как бы кого изнасиловать, как бы кого‑нибудь убить. Ты — убийца. Потенциальный урод, который в миру убивает и насилует.

Евгений наставил на него пистолет, однако Алексей не стал отступать ни физически, ни морально:

— Нет, это ты урод, Василий прав, у тебя идеологическая паранойя. Ты не понимаешь, что фантазии — это фантазии, а поступки — это поступки. Или, по‑твоему, писатель ужасов в жизни всех убивает и мучает?

Этот довод заставил Евгения задуматься: „Это аргумент, может, я не прав? Нет, это искушение“.

Евгений нажал на курок. Прозвучал выстрел, Алексей вдруг неожиданно что‑то осознал, это было видно по его лицу. Он увидел, он понял что‑то такое, на что ему не хватило времени рассказать. Он упал в воду. Евгений быстро перевел взгляд на Андрея, который хотел сбежать, но не успел.

— Остров конечный, я все равно тебя найду, — обратился к нему Женя, далее продолжил, — значит, ты чужими руками хотел меня убить? Никак не осмеливался предложить связать меня и утопить или повесить? Об этом ты думаешь двое суток подряд?

Андрей стоял и не мог сказать ни слова, он был страшно напуган.

— Идиот, — вмешался сидящий спиной к ним Василий, — он же ребенок, он просто боялся и хотел спастись. Читай между строк мысли. Ты видишь в них только то, что тебе удобно!

Евгений нажал на курок, и Андрей упал. Внезапно Василий вскочил на ноги и побежал. Евгений сначала хотел начать стрелять в его сторону, но не стал. Остров все равно маленький, и Василий уже немолодой. „Как в кино, — подумал Женя, — совсем как в кино“. Пройдя метров двести, он увидел кустарник. Его вдруг осенила мысль: „Если бы я был на его месте… Я бы по ночам носил сюда камни, чтобы в случае чего обороняться… И сидел бы я вон там“. Евгений навел пистолет на предполагаемое место и нажал на курок. Через пару секунд из кустов вышел раненый в сердце Василий с камнем в руках и упал на спину. Он стал подзывать Евгения рукой, лежа на спине. Евгений подошел. Василий стал говорить:

— Ты думаешь, я убежал, потому что испугался смерти? Нет, я убежал, чтобы сопротивляться. Ты ошибся, Женя, во всех нас, без исключения.

— Но я разоблачил тебя. Я понял, что ты прячешь камни, я понял, где ты стоишь. Я ведь не мог читать твои мысли. Значит, я просчитал тебя, как банального „неправильного“ человека.

— Нет же, — на последнем дыхании продолжал Василий, — дело в другом. Я подозревал с самого начала, но сомневался. Женя, тут не было никого, кроме тебя… Понимаешь? Тут не было чужих людей…

Василий умер. Евгений вдруг понял, о чем говорил ему только что убитый им пожилой старик. Он побежал обратно к берегу, чтобы посмотреть на лица Алексея и Андрея. Это был он, он в семнадцать и в двадцать восемь лет. Затем он вернулся к Василию и тоже увидел свои черты лица, это был он в шестьдесят пять лет. „Каким образом? Как такое может быть…“ — испуганно думал Евгений. Его взгляд устремился на соседний остров, на котором под светом огня люди подбадривали очередного смельчака, который пытался покинуть скалистый остров. В этот раз они смастерили какое‑то подобие катапульты. Человек должен был перелететь через скалы и, упав в воду, доплыть до берега.

— Давай, — сказал Евгений, — давай… Ну, давай же! — стал кричать он.

Человек взлетел, пролетел большое расстояние, но приземлился вновь на скалы.

Слишком в своей голове цепляешься за то, чему научился. Слишком сложно накручено, хоть и звучит красиво. Жаль только, работать не будет.

Чжуан Цзы

 

Необычный человек

Иисус Христос

Отец Николай, отец Николай! — раздался зов в сторону идущего по своим делам священника.

— Да? — священник остановился и вопросительно посмотрел на окликавшего его человека.

— Отец Николай, — с небольшой одышкой, уже чуть тише продолжал говорить человек, — один мой хороший товарищ посоветовал мне к вам обратиться. Мне нужна помощь, я убил человека… Помогите мне, отец Николай, исповедуйте меня.

Закончив, человек с надеждой смотрел в глаза священнику.

— Тсс, тише, тише, — моментально сориентировался отец Николай, оглядываясь по сторонам, пытаясь понять, услышал ли кто‑нибудь это заявление неизвестного мужчины или нет. — Давайте так: завтра мы с вами поговорим на эту тему. Я помогу вам, не сомневайтесь. Но не сегодня. Сегодня я не смогу. А вы сейчас идите домой и ни о чем не думайте, насладитесь сегодняшним днем, как будто в вашей жизни не произошло никаких событий. Договорились?

— Вы поможете мне? Правда, поможете? — нервно вопрошал мужчина.

— Обязательно помогу, я вам обещаю. Приходите завтра с утра, я буду ждать вас.

Мужчина заулыбался:

— Спасибо… Спасибо вам! — затем развернулся и ушел.

Отец Николай нисколько не удивился просьбе неизвестного ему мужчины. Он был один из тех священников, которые действительно имеют цель помогать людям, помогать через слово. Поэтому у него было множество прихожан, и их количество возрастало с каждым месяцем. У отца Николая была безупречная репутация. Всякий исповедующийся ему человек чувствовал себя освобожденным от какого‑то тяжелого, долголетнего груза. После общения с ним люди уходили совсем не такими, какими приходили. Они уходили счастливыми и свободными. Поэтому отца Николая было сложно удивить каким‑либо произошедшим событием. К нему приходили люди из разных социальных слоев, с совершенно разными проблемами.

Кто‑то переживал огромную трагедию из‑за того, что во время поста выпил стакан молока. А кто‑то едва ли понимал жестокость своих деяний. "Отец Николай, я позавчера жену свою избил вместе с ребенком… Ну, это‑то ладно. Но я в порыве еще и кошку свою ударил, не за что… Это, наверное, грех, да?" Что‑то подобное порой приходилось слышать отцу Николаю. Сегодня же у него должна была состояться одна, по первому впечатлению, странная встреча. Действительно, удивительная. Именно поэтому отец Николай попросил зайти к нему завтра пришедшего мужчину.

Несколько дней назад на почту отца Николая пришло очень странное, короткое письмо. "Здравствуйте, отец Николай. Меня зовут Дмитрий. Мне нужна Ваша помощь. Со мной давно происходит что‑то странное. От меня гибнут люди. Если Вы можете мне помочь, примите меня, пожалуйста, в такой‑то день. Просто подтвердите, да или нет. Не вступайте со мной в диалог. Иначе, боюсь, что наша встреча может не состояться".

Отец Николай коротко ответил на это письмо ровно так, как просил его Дмитрий. Он написал: "Да". Вслед за этим пришло еще одно письмо такого же странного характера. "Спасибо Вам за понимание. У меня к Вам еще две просьбы: напишите мне, пожалуйста, в какую кабинку для исповеди мне зайти. И вторая, пожалуйста, не общайтесь со мной. Отвечайте только "да" или "нет" и то лишь при необходимости. Избегайте со мной всякого контакта. И когда я приду, не подходите ко мне. Я сам все Вам расскажу и лишь после этого Вы можете сами принять решение, что делать. Такого‑то числа, в такое‑то время я буду у Вас".

Вот и наступил тот самый день. Для отца Николая это был неординарный, странный и своего рода интересный случай. Совершенно не понимая суть проблем и смысла странной просьбы человека не общаться с ним, он стоял около назначенной им кабинки и наблюдал за входом. В условленное время дверь церкви открылась, и показался неуверенный в себе молодой человек. Он был очень красив, на вид двадцать два — двадцать три года. Голова его была опущена вниз, но он периодически поднимал ее, дабы найти кабинку для исповеди. Отец Николай вошел в кабинку и стал ждать. Спустя примерно минуту в кабинку зашел человек.

— Отец Николай, это вы? — спросил человек.

— Да, — коротко ответил священник, соблюдая данное им обещание.

— Это я вам писал. Молчите, пожалуйста, не вступайте со мной в диалог, — снова предупредил молодой человек. — Даже не знаю, с чего начать. Мне посоветовал вас один человек… Я почитал отзывы о вас на определенных форумах, навел свои справки, и мне показалось, вы можете мне помочь. Давайте, я начну сначала…

Отец Николай послушно слушал и молчал.

— Сейчас мне двадцать семь лет, но вы, наверное, успели заметить, что выгляжу я чуть моложе. С детства у меня была тяга к общению. Я любил общаться, любил слушать. Для своих сверстников я всегда был жилеткой, в которую можно было плакаться. Со мной делились хорошими и плохими новостями, доверяли мне, одним словом, видели во мне надежного и понимающего друга. Когда я стал старше и начал взрослеть, в частности, лет в четырнадцать, я подумал, что доверие ко мне со стороны друзей — это лишь временное явление. Как ни странно, но интеллектуально я рос гораздо быстрее своих сверстников. Желание слушать и сочувствовать усилилось в несколько раз, плюс появилась новая потребность, а именно — давать советы, пытаться помочь человеку.

Уже в этом возрасте мои сомнения относительно временности моего спроса среди сверстников рассеялись, потому что со мной стали делиться своими переживаниями взрослые люди. Мне, четырнадцатилетнему мальчику, взрослые женщины на полном серьезе рассказывали о своих проблемах в семье, на работе, о каких‑то сложных интригах, протекающих в рабочих коллективах. Мужчины рассказывали мне про то, как они изменяют своим женам, про то, как подделывают документы для налоговой и прочие разные дела и события, суть которых я практически не понимал.

В первое время это были знакомые моих родителей. Они смотрели на меня, как загипнотизированные, и изливали все свои проблемы. Я лишь молчал, потому что банально стеснялся, но при этом получал колоссальное удовольствие. Не понимая от чего, просто мне было хорошо. Спустя несколько лет, когда мне исполнилось восемнадцать, я имел очень много желающих пообщаться со мной. Фактически я занимался тем, чем и вы сейчас, — исповедовал. В том возрасте, несмотря на всю свою скромность, я признался себе: "У меня дар, дар от Бога". Стоит мне заговорить с кем‑нибудь в автобусе о погоде, при желании, через десять минут я мог бы узнать все о жизни человека, обо всех его скелетах в шкафу. Люди сами рассказывали мне об этом, мне даже ничего не приходилось делать. Поэтому‑то я и решил, что у меня дар.

Далее я пошел учиться на психолога, так как это было очень уместно для моей способности. И не зря. Уже через некоторое время я стал принимать людей, как врач. Я работал как самый настоящий психолог. В детстве я мечтал закончить медицинский университет, стать врачом. Но в восемнадцать лет понял, что не стоит этого делать. Судьба унесла меня несколько в иную сторону. Я стал зарабатывать столько денег за свои приемы, что далеко не каждый профессиональный врач со стажем может столько заработать. Но суть не в этом. Главное для меня было то, что я помогал людям. Я решал все их проблемы. Выслушивал их, давал им советы, успокаивал, чего только я не делал! Чем больше я работал, тем лучше у меня получалось, тем быстрее достигался нужный эффект.

Но три года назад начало происходить нечто странное. Я заметил, что мои клиенты, даже те, которые периодически приходили ко мне много лет, вдруг стали пугаться после моих сеансов. Я по‑прежнему помогал им, но появился какой‑то странный побочный эффект. Мои клиенты становились напряженными и порой просто запуганными. Затем это состояние проходило, но после очередной встречи со мной это вновь возобновлялось. А два года назад вдруг начали происходить совершенно страшные события. Во‑первых, вступая с кем‑либо в контакт, я даже не задавал вопросов, как незнакомый человек начинал мне все рассказывать. Однажды, я просто задал вопрос на улице: "Не подскажете, сколько сейчас время?" Прохожий ответил мне: "Двадцать минут пятого. Вы знаете, я всегда боялся, что…" — и просто‑напросто начал исповедоваться.

Но, как оказалось, это лишь половина беды. Затем люди просто начали умирать, разговаривая со мной. Впервые это случилось в магазине. Я стоял в очереди, и женщина лет сорока повернулась ко мне лицом, что‑то спросила про цены, я ответил. Далее она начала рассказывать какую‑то историю о своих проблемах, затем жутко испугалась и упала. Приехавшая скорая зафиксировала мгновенную смерть. Я сразу понял свою причастность к этому событию. А дальше в моем присутствии люди стали умирать все чаще и чаще. Раз в неделю кто‑то умирал. Если я с кем‑то общался, то это была последняя беседа оппонента. В прямом смысле слова. Люди просто пугались и падали замертво, либо умирали в тот же день вечером.

Я, конечно же, сразу прекратил принимать своих клиентов. Стал разговаривать со всеми только по телефону. Стоило мне где‑нибудь на улице ответить прохожему, как пройти на какую‑либо улицу, он падал без чувств или ему становилось резко плохо. Лишь несколько раз я видел, как люди не реагировали на меня. Тогда я просто перестал реагировать на людей. До сих пор общаюсь лишь по электронной почте или по телефону. На улице же делаю вид, что немой. Но и это еще не самое страшное, — загадочно произнес Дмитрий. — Самое страшное, святой отец, что еще чуть позже я стал видеть того, кто убивает всех этих людей. Это делаю не совсем я. Это делают какие‑то демоны. Впервые я увидел это, когда ко мне на улице подошел какой‑то нищий, преступного вида. На тот период я уже притворялся немым. Он очевидно угрожал мне, и я ответил ему, глядя в глаза: "Ты ничего от меня не получишь". И вдруг рядом с ним появился черный силуэт, какой‑то грязный и с безумным, я бы сказал, бесноватым выражением лица, в руке у него был огромный нож, ржавый нож. Затем, омерзительно посмеиваясь, словно сумасшедший, этот демон ударил ножом бродягу прямо в грудь. Бродяга испуганно смотрел на него, затем упал, держась руками за рану. Спустя несколько секунд демон исчез, и рана, которую я четко видел на груди нищего, тоже исчезла. Передо мной лежало мертвое тело. Так я в первый раз увидел, кто убивает всех общающихся со мной людей.

После этого мне еще несколько раз доводилось это видеть. Хотя я ни с кем не общаюсь, но иногда все‑таки забываюсь и могу обронить какую‑либо реплику в сторону человека. Только убивающие демоны все время разные. Все они очень страшные, но разные.

Вот моя история, святой отец. Помогите мне, если можете, я не знаю, что мне делать. Уже два года я ни с кем не общаюсь вслух и являюсь угрозой для окружающих.

Дмитрий закончил говорить, и у него промелькнула пугающая мысль: вдруг священник, слушающий его, уже мертв. Но, к счастью, это оказалось не так. Отец Николай внимательно все слушал и впервые заговорил с Дмитрием полноценной речью:

— Очень необычная история, Дмитрий. Очень неоднозначная. Но, мне кажется, я начинаю понимать, в чем дело…

Дмитрий был восхищен смелостью отца Николая. Несмотря на услышанное, он не боится говорить с ним и, кроме того, даже не поинтересовался, не было ли в его истории болезни шизофрении.

— В чем? — с нетерпением спросил Дмитрий.

— А вот если я сейчас не умру, то скажу, в чем. А ну‑ка, Дмитрий, выйди наружу!

Дмитрий испугался:

— Что вы хотите сделать, святой отец? — испуганно спросил он.

— Выйди, Дмитрий. Я твои условия встречи соблюдал, теперь ты соблюдай мои.

Дмитрий в испуганном состоянии вышел из кабинки и замер. Лицо его было бледным и растерянным. Через несколько секунд перед ним появился отец Николай. Он подошел к нему, обнял и крепко прижал к себе. Затем отпустил, положил ему руки на плечи и, глядя в глаза, сказал:

— Дмитрий, я тоже ощущал в себе дар с детства. Дар к общению. Поэтому я тут. Что бы тебе рассказать? В чем бы исповедоваться? Ну вот, например: в подростковом возрасте я кинул в одну девушку камнем и разбил ей голову, оставив шрам на всю жизнь.

Дмитрий и отец Николай стояли и молча, смотрели друг другу в глаза. Это длилось приблизительно тридцать секунд.

— Все ясно, — нарушил молчание священник. — У тебя, Дмитрий, действительно дар. Знаешь, почему ты так легко помогал людям? Потому что ты видел их изнутри, знал, что им нужно, они чувствовали это и тянулись к тебе. Но так случилось, что ты научился настолько глубоко видеть нутро человека, что начал вытаскивать его наружу. И люди, которые общались с тобой, по сути, погибали сами от себя. Их убивало собственное нутро, собственное истинное я. Страшное и уродливое. Так что, Дмитрий, ты не виноват ни в одной из этих смертей. Видишь, я же не умер, потому, что я чист внутри. И ты упомянул, что были еще люди, которые не умирали, — они тоже были чисты. Знаешь, в Библии есть пророчество об апокалипсисе, возможно, именно ты и являешься очистителем земли от нечисти.

Дмитрий не отрывал глаз от отца Николая.

— Отец Николай, вы с таким спокойствием говорите об этом. Мне это нравится, но это странно.

— А что тут странного? Мне кажется, это очень правильная форма наказания. Каждый сам себе палач. Если человек воспитал в себе демона, пусть от него и пострадает.

— Ну, а если я не хочу. Все‑таки я выступаю в роли инициатора всего этого.

— А если не хочешь, то не нужно. Постарайся научиться контролировать свой дар. Уверен, у тебя это получится.

Прошло два года. В католической церкви, где служил отец Николай, появился еще один пользующийся спросом священник — отец Дмитрий. Еще спустя два года Дмитрий периодически выходил по ночам и гулял в одиночестве, привлекая к себе внимание плохих людей для того, чтобы они наказывали сами себя.

Иисус Христос

 

Украденные

Дэвид Юм

Совершенно разные сюжетные линии сменяли одна другую. Во всех них было одно неизменное — главным героем всех событий был Сергей. Это продолжалось до тех пор, пока сознание Сергея не вырвалось наружу. "Так я сплю! Я же сплю!" — подумал Сергей. Но этот прорыв не позволил ему проснуться окончательно. Зато сюжетная линия перестала меняться, будто его мозг наконец определился и выбрал один‑единственный сон. Перед ним стояла его жена, он знал это, но которой на самом деле не существовало. Сергей так и заявил.

— Я не знаю, кто ты, на самом деле я не женат.

— Не женат? Ну, ты даешь, Сереж, не пугай меня, — ответила ему девушка лет тридцати трех на вид.

Она смотрела на него без капли агрессии и претензий. Это вызывало ощущение, что девушка не лжет и не пытается ввести его в заблуждение. У Сергея же появился контраргумент, который успокоил его. Он спокойно, несколько наивно ответил:

— Да нет же, я объясню, я сейчас сплю. Сплю и знаю, что сплю. Поэтому и спросил тебя, понимаешь? В смысле, я уже не сплю, а сон продолжается. В реальности у меня нет жены. А ты, наверное, моя жена во сне. Я не против, ты достаточно красивая.

Сергей говорил мягко и немного заигрывая. Он полагал, что перед ним продукт его подсознания, идеальная жена, та, о которой он, возможно, мечтает, сам того не подозревая. На самом же деле он увлечен своей личной одинокой жизнью. Не сказать, что Сергея можно было бы назвать эгоистом, но, пожалуй, карьеристом. Так что ни о какой жене и речи не могло быть в мире реальном. К тому же, ему было всего двадцать три года. "Это слишком рано для женитьбы", — думал он. Несмотря на это, девушка продолжила диалог:

— Сереж, мы с тобой вообще‑то уже пять лет вместе живем… И хотя мы решили никогда не говорить об этом, но… ты уже был женат. Я у тебя вторая… С первой женой ты прожил полтора года. А у нас с тобой уже ребенок есть, три года… Сереж, что с тобой?

Сергея этот ответ лишь заинтересовал, но не испугал. Он все еще был уверен, что все происходящее — лишь плод его необузданной фантазии. Его лишь немного начали тревожить новые мысли о том, что сон этот какой‑то странный. Он в принципе относился к той категории людей, которые не видят снов. Или, во всяком случае, не помнят их. И то, что творится с ним сейчас, этот странный реалистичный сон, это было нечто новое в его жизни. Тем не менее, он высказал еще одно предположение в адрес его, как ему казалось, ненастоящей жены.

— Я понял, в чем дело. Ты слышала о теории, что некоторые сны — это как бы параллельные жизни? Ну вот, например, тебе снится сон, где ты суперзвезда, а это ты просто свою параллельную жизнь смотришь… Другое измерение. Вот и сейчас, наверное, так же. Пойми, у меня нет детей, нет даже одной жены, не то, что двух. Просто ты, наверное, жена меня, но того, который в параллель ном мире живет. Что‑то случилось, и мы встретились. Ну, я в принципе рад за самого себя другого, — шутливо закончил реплику Сергей.

Только жена его не улыбнулась, а напротив, стала какой‑то грустной и разочарованной. Ее глаза будто бы начали излучать какую‑то… старость что ли, какую‑то усталость. Она показала куда‑то в сторону и спросила.

— И это тоже не ты, по‑твоему?

Сергей посмотрел туда, куда указывала рука его жены из сна, и увидел следующее: Сергей сидит за столом и что‑то пишет, в то время как его жена, которая показывает ему все это, считает какие‑то монеты.

"Ну, что, сколько там?" — задает вопрос Сергей. "Сейчас, я еще считаю", — отвечает супруга, которую, к слову, звали Светлана. "Свет, сколько там?" — вновь спрашивает Сережа. "Я еще считаю", — повторяет Света. Сергей, не отрывая голову от своих записей, повторяет вопрос в третий раз: "Свет, сколько там?" Светлана поднимает глаза в его сторону и молча испуганно смотрит. Сергей же, не меняя позы, начинает повторять, будто бы спрашивая в первый раз: "Свет, сколько там? Ну, что, Свет, сколько там? Свет, сколько там?" Сергей, наблюдая все происходящее со стороны, неожиданно для себя резко прерывает наблюдаемый сюжет.

— Стоп! — И обращается к своей супруге из сна, прямо смотря ей в глаза. — Я еще раз повторяю, у меня нет жены, мне всего двадцать три года. Если у меня была ты пять лет и еще кто‑то, с кем я жил полтора года, я, по твоему, во сколько женился? В шестнадцать лет? Все, не приходи ко мне больше, уходи!

Сергей сам не мог объяснить, почему увиденное им вызвало в нем, если не страх, то какое‑то неприятное волнение. "Просыпайся", — стал мотивировать сам себя Сергей. "Давай, просыпайся, давай‑давай‑давай". Его самонастрой не прошел даром, Сергей проснулся.

Первое, что он подумал, уже будучи полностью в мире реальном, это: "Как же сильно болит голова". Голова болела действительно сильно, к тому же ощущалась неимоверная тяжесть. Будто в его голове находилось пушечное ядрышко весом несколько килограммов. Обычно подобное ощущалось им после того, как он спал слишком долго. Но все же не в таком остром виде. Собственно, эта мысль натолкнула его на следующую: "Я спал очень долго, вероятно, более двенадцати часов". Сергей стал вспоминать, как он заснул и внезапно понял, что не понимает, где он сейчас находится. Все, что ему удалось вспомнить за минувшие пять минут после его пробуждения, это то, что он лег спать в своей квартире и заснул. Причем заснул совершенно обычно: включил телевизор, смотрел какое‑то кино и заснул. Практически ежедневно он засыпал именно так. Вот только просыпался всегда по‑другому. В своей квартире, в своей постели и без головной боли.

"Действительно, если я не в своей квартире, то где?" — задался вопросом уже полностью пришедший в себя Сергей. Он встал с кровати и не спеша оглянулся вокруг. Ему не заприметилось ничего необычного, интересного и чего‑либо, на чем можно было бы заострить внимание. В комнате, в которой он находился, было темно и не было ничего, кроме одной не очень широкой кровати, той, с которой ему только что довелось подняться. Однако был некий шум, доносившийся из‑за двери, которая, в свою очередь, была в комнате одна‑единственная. Немого прислушавшись, Сергей четко распознал голоса, которые, вероятно, принадлежали разным людям. "Там люди", — сделал он краткое заключение и направился к двери. Сделав буквально пять шагов в сторону двери, он протянул руку, открыл ее и вышел. Перед его взором предстал большой, неестественно белый, длинный коридор. Белый цвет, при всей своей неестественности, еще и будто бы сиял. Не то, что бы он излучал свет… Свет будто был внутри этой идеально чистой белизны.

Длина коридора от конца до конца, на глаз, была приблизительно триста пятьдесят метров, ширина порядка метров пятнадцати. С двух сторон находились комнаты, точно такие же, как и та, из которой минуту назад вышел сам Сергей. У каждой комнаты стояли какие‑то прозрачные костюмы, напоминающие скафандры, только не из ткани, а из какого‑то тонкого, похожего на металл материала, будто бы из ровных, нехитро переплетенных проволок. И наконец по коридору ходили туда‑сюда разные люди, в разных одеждах, на вид разного социального положения. Людей было не так много для этого огромного коридора, в котором находилось все описанное. В общей сумме приблизительно двадцать пять‑тридцать человек. Сергею бросилось в глаза единственное сходство, которое объединяло всех находящихся рядом людей, — это возраст и пол. Вокруг не было ни детей, ни стариков, ни пожилых людей. С виду все выглядели от двадцати двух до двадцати семи лет. А также не было ни одной женщины.

Сергей обратил внимание, что некоторые гуляющие мимо люди заметили его появление и моментально изменили свой курс, направившись к нему. В то время как другая часть людей продолжала спокойно гулять, кивая ему в знак приветствия, не отображая на лице никаких отрицательных, но и положительных эмоций. Они просто здоровались. Наконец к Сергею приблизилась группа из пяти человек. Один из них протянул ему руку.

— Привет, я Александр, или просто Саша, — бодро и дружелюбно поздоровался молодой человек.

Сергей протянул руку в ответ, скорее автоматически, нежели осмысленно. Он находился в сильном недоумении и не имел никаких предположений о том, где ему приходится находиться. Куда он мог попасть за ночь, заснув еще вчера у себя на кровати, в своей собственной квартире? Одновременно в его голове уже успел образоваться хаос из множества вопросов, которые никак не были связаны между собой, но связаны с местом, где он сейчас находится. Почему коридор такой странно белый? Почему он такой большой? Кто вокруг все эти люди? И много‑много других вопросов. Однако его рот был, образно говоря, парализован происходящим вокруг, поэтому ему лишь удалось представиться в ответ.

— Сергей, — коротко ответил он. После чего каждый из стоящих напротив людей представились и так же дружелюбно, как и Александр, пожали Сергею руку.

— Сергей, — продолжил Саша, — нас тут тридцать два человека. Контингент, так сказать, разный. Сразу говорю, тут не опасно, никто никого тут не обижает и, собственно, нам всем не до этого. Так что на этот счет можешь расслабиться. Мы впятером, — Александр окинул глазами всех стоящих рядом людей, — обычно встречаем новичков и вводим в курс дела. Просто мы тут вроде как самые активные. Позже объясним, с чем это связанно. Ну, а я, к слову, вообще самый первый тут появился. Я тут уже примерно года полтора, но это по ощущениям, календаря тут нет. Так вот, прежде чем я тебе скажу, где ты, и объясню все, у тебя у самого есть какие‑нибудь предположения?

Сергей немного расслабился, потому что неизвестность и молодой коллектив вокруг действительно вызывали некоторое ощущение страха до тех пор, пока Александр не заявил, что в их коллективе безопасно. Что касается предположений, то Сергей не то, что не предполагал, он еще не до конца верил в происходящее вокруг. Ему на секунду показалось, что тот странный сон, который снился ему совсем немного времени назад, продолжается. Однако эта мысль сразу же улетучилась, порвалась, как последняя ниточка надежды на то, что вот‑вот сейчас все кончится и он проснется в холодном поту у себя в квартире. Пойдет на кухню, попьет воды и снова ляжет в теплую кровать, включит какой‑нибудь интересный фильм. Но все же, несмотря на легкий шок, Сергей точно понимал, где сон, а где явь.

— У меня нет предположений, — расстроено ответил Сергей. Александр незамедлительно продолжил, будто бы ожидал именно такого ответа:

— Тогда стой крепко и не падай. — Александр выдержал небольшую секундную паузу. — Мы либо на космическом корабле, либо на какой‑то инопланетной базе, нас всех похитили. — Александр замер, очевидно, ожидая реакции Сергея. Сергей же не знал, как отреагировать. У него на лице возникла улыбка недоумения, словно у ребенка лет десяти, которого пристыдили. — Сергей, ты понял, что я сказал? — прервал ступор Сережи Александр.

— Понял, — еле слышно ответил Сергей, не в силах и, собственно, не зная, что еще ему ответить на это странное, неожиданное заявление. Вновь инициативу на себя взял Александр. Было видно, что ему не впервой видеть подобные реакции людей (впрочем, какой еще реакции следует ожидать?) и он уже имеет наработанную систему, как приводить людей в чувство.

— Сереж, давай так, ты походи тут туда‑сюда, поизучай, подумай, проанализируй все увиденное и услышанное. А как придешь в себя, подходи, мы тебе все расскажем. Главное, не накручивай себя, никакой опасности тут нет. Я тут уже года полтора и за все время ничего опасного не случилось. Кроме того, многие периодически исчезают отсюда, мы предполагаем, что они возвращаются обратно… Иди, прогуляйся немного, договорились?

Сергею очень понравилось предложение Саши.

— Да, — ответил он. Прогулка и анализ всего происходящего вокруг — это именно то, что ему нужно было сейчас. Впервые в жизни он чувствовал себя одновременно растерянным и опустошенным настолько, что даже не было сил пугаться или грустить. В течение часа Сергей ходил туда и обратно по длинному коридору. Приближаясь к двери в конце коридора, на которой, к слову, не было ручки, он всякий раз аккуратно притрагивался к ней и неловко, словно стесняясь, толкал ее, снова и снова убеждаясь, что дверь закрыта. Наконец, окончательно переварив все с ним происходящее, он почувствовал прилив бодрости и даже какого‑то энтузиазма. "Ну, и что ж, — думал он, — если я действительно похищен инопланетянами, это же не конец жизни. Во‑первых, со слов Саши, никто ничего плохого тут нам не сделает, во‑вторых, будет для меня маленьким приключением, в‑третьих, опять‑таки со слов Саши, люди исчезают, следовательно, их возвращают обратно". Затем внезапно для себя у Сергея вдруг пронеслась мысль: "Главное, чтобы память не стерли, как говорят в различных передачах, посвященных НЛО. А то все пережитое будет напрасным". После этих ободряющих его мыслей Сергей направился к Александру, который как раз находился от него в нескольких метрах, о чем‑то разговаривая с представившимися ему ранее молодыми людьми. Увидев подходящего Сергея, Саша первый начал разговор:

— Ну что, Сереж, полегчало? — так же дружелюбно, как и в прошлую их беседу, произносил слова Саша.

— Да, — уверенно ответил Сергей. — Полегчало. — Сергей хотел было задать вопрос, но Александр прервал его и попал в самую точку:

— Сереж, тебе, наверное, нужно подтверждение тому, что мы не разыгрываем тебя? Что ты не в шоу "Скрытая камера"?

— Ну, было бы хорошо, если бы были доказательства, — немного смущаясь, но понимая, что имеет право знать аргументацию, ответил Сергей.

— Перед тем как ты проснулся, тебе снился странный сон. Скорее всего, ты видел в нем своих детей, внуков, жен или себя в каком‑то непривычном образе… Так? — уверенно спросил Александр.

— Ну, да, — ответил Сергей. — Я видел жену, как будто она у меня вторая.

— Ну, это не важно. А заснул ты вчера в привычном для себя месте, так? — снова утверждающе спросил Александр.

— Так, — вновь ответил Сергей, будто бы находясь в какой‑то безысходности.

— Ну вот, — продолжил Саша, — это и есть подтверждение, что мы не шутим. Так было с каждым из присутствующих здесь. Мы полагаем, что все мы периодически видим свое будущее или видим себя в других измерениях. Почему‑то все видят свои семьи и все к ним относящееся. Так что будь готов, периодически у тебя будут возникать видения, как во сне, так и наяву. Далее, сразу скажу, все, что мы знаем, — это лишь предположение, но, скорее всего, верное. Потому что, постоянно сопоставляя опыт друг друга, мы понимаем, что вырисовывается некая закономерность…

Александр хотел продолжить рассказ, но заметил вопросительное выражение лица Сергея, поэтому позволил ему прервать себя и задать вопрос.

— А кто‑нибудь вступал в контакт с ними… с инопланетянами? — смутившись, спросил Сергей.

— Да. Как раз хотел тебе рассказать про это. Кстати, мы впятером чаще всех вступали. — Александр, как и в прошлый раз, показал глазами на всех стоящих рядом с ним молодых людей. — Наверное, поэтому мы еще не потеряли надежду. Остальные… Ну, практически все, давно уже перестали бороться и стараться. Ушли в себя и ждут, когда их вернут обратно. Так вот, видишь вон те штуки? — Александр показал на стоящие около каждой комнаты сооружения, похожие на металлические скафандры. — Это и есть путь к контакту. Объясню: у каждого из нас есть такой около комнаты, если в него войти, то этот скафандр, будем называть его так, вместе с человеком исчезает и человек попадает прямо в окружение инопланетян. Мы думаем, что вон за ту дверь в конце коридора. — Александр указал на ту самую дверь без ручки, которую Сергей периодически толкал, прогуливаясь по коридору. — Дальше они пытаются войти в контакт. Но не все так просто. Проблема в том, что войти в этот скафандр крайне сложно. Такое ощущение, будто в нем какой‑то магнит, отталкивающий нас. В общем, для этого нужно немало усилий. А если войти, то тело становится очень скованным, крайне сложно вообще что‑либо делать, слух притупляется, зрение тоже падает. Мы думаем, это специально сделано. Вероятно, таким образом они, так сказать, деморализуют нас, чтобы мы на них не напали, не убежали и т. п., так как были попытки, но благодаря костюму, скафандру, ничего не вышло. Кстати, — Александр будто бы задумался и удивился, смотря на Сергея, — интересная особенность. Когда мы не в скафандрах, мы не хотим ни есть, ни пить, а в скафандрах — хотим. Они нам сразу дают и воду, и еду. И наконец, порой во время контакта присоединяют к скафандру какую‑то трубку, наверное, что‑то вливают, какое‑то вещество, что позволяет быть более раскованным, но все это относительно. Вот такие вот странные вещи, Сереж. — Александр снова задумался.

— А что они спрашивают, что хотят от нас? — Александр продолжил, дополняя предыдущую речь:

— Если видишь, что твой скафандр загорается, становится таким сияющим, то пытайся войти в него, это наиболее благополучное время. Таким образом они зовут каждого из нас, и в это время влезть в него легче, чем обычно. Но если влезешь без зова, они тоже не против. — Затем будто бы услышал заданный несколько секунд назад вопрос Сергея, — о чем спрашивают? Да, как ни странно, все банально. Сколько лет? Кем работаем? Все ли хорошо? Есть ли семья? И тому подобное. Иногда пытаются, что называется, пообщаться по душам. Но очень сложно с ними контактировать из‑за этого скафандра. Главное — не бойся их, они не причинят вреда. Уж это точно, это я тебе говорю, как самый старенький участник этого проекта, — шутливо закончил Саша. У Сергея снова возник вопрос:

— А как люди исчезают и появляются тут?

— А никак, — кратко ответил Саша. — Просто, раз — и вышел ты из комнаты. Раз — зашел и не вышел больше, — в этот раз Александр ответил как‑то апатично. — Но еще раз повторюсь, мы считаем, что люди возвращаются обратно. Так что, может быть, тебе повезет. Некоторые спустя полгода могут уйти, а некоторых через день‑два отправляют обратно.

Затем беседа Сергея и Александра проходила на отвлеченные темы. Спустя несколько часов Сергей решил попробовать влезть в скафандр, несмотря на сопровождающий его страх. Хотя Александр и уверял его в безопасности контакта, тем не менее, инстинктивный страх никуда не делся. Неизвестное место, неизвестные существа, неизвестность — одним словом. Это не может не пугать человека. Сергей подошел к скафандру, который был чуть выше его роста, и попытался аккуратно в него влезть. Моментально он почувствовал мощный отпор и сразу вспомнил отличную ассоциацию Александра: "Будто в нем какой‑то магнит, отталкивающий нас". "Верно сказано, это невидимый магнит, не иначе", — согласился Сергей. Еще некоторое время Сергей упорно старался преодолеть невидимое препятствие. Его части тела, которые он пытался поместить в скафандр, будто бы выталкивались напором воздуха под большим давлением.

Уже через пятнадцать минут Сергей был весь мокрый, будто бы тренировался несколько часов подряд. Однако ему удалось заметить, что иногда удавалось побороть напор сопротивления. "Ничего, немного тренировки — и все получится", — подбодрил сам себя Сергей и пошел в свою комнату на свою новую кровать. Он очень устал, психологически и уже физически, отчего быстро заснул. Сергей спал много часов. Наконец он проснулся. Никаких снов в этот раз он не видел. Проснувшись, он вдруг поймал себя на мысли, что вокруг нет окон и, соответственно, понять, ночь сейчас или день, да и просто понять, сколько часов он проспал, невозможно. "Конечно, мы же в космосе, откуда тут окна? Да и даже, если бы были окна, в космосе же всегда темно… наверное", — размышлял Сергей.

Через некоторое время он вышел в коридор. Там по‑прежнему было светло, только людей меньше. По коридору гуляло всего четыре человека. "А, видимо, сейчас все‑таки ночь. Биологические часы‑то не обманешь, — продолжал размышлять Сергей. — Все спят, потому что ночь. А, я и еще некоторые люди… выходит, мы полуночники". Эта мысль показалась ему отчасти забавной и смешной. "Удивительно, но мне так и не хотелось и не хочется ни пить, ни есть. Даже в туалет не хочется. Между прочим, очень хорошее ощущение, вот бы так жить после возвращения. Какая экономия денег бы была, — перешел к мечтаниям Сергей и сразу вернул свои мысли в нужное русло. — Интересно, мы же живые, как мы можем ни есть, ни тем более не пить? Ой, я прямо так удивляюсь, будто бы нахождение здесь — это такая банальная ситуация! А как они делают так, что нам не нужно ни еды, ни воды — это загадка. Загадка, конечно, но, вероятно, на их уровне это все просто решается. Может быть, яркость света излучает какое‑нибудь вещество невидимое или… какой‑нибудь свет такой, который питает наши ткани, вот и вся загадка".

Вдруг поток его мыслей прервал возникший в голове сюжет, настолько ясный и четкий, что Сергею казалось, будто все происходит в другом конце коридора. Он увидел какую‑то неизвестную ему квартиру, в которой находился он сам, и рядом с ним ту самую женщину, которая совсем недавно во сне выдавала себя за его жену.

"Привет, Сереж", — произнесла она, проходя куда‑то в соседнюю комнату. "Привет", — спокойно ответил он. "Как Лена?" "Скоро приедет, кстати, уже с минуты на минуту" — ответил Сергей в его собственном видении. Вдруг его жена Светлана повернулась в его сторону и сказала: "Сереж, смотри, ты сам на себя смотришь!" В этот момент Сергей настоящий, тот, который находился в неизвестном коридоре, по предположению, в космическом корабле, потряс головой, и видение исчезло.

— Черт! — раздраженно вслух произнес Сергей. — Что это?! — так же раздраженно обратился он к кому‑то, кого не было в коридоре. Люди, гуляющие вместе с ним, обернулись, посмотрели на него и продолжили прогулку. Между тем, он вдруг заметил, что его скафандр начал сиять. Ровно так, как предупреждал Александр.

Сергей быстро подбежал к нему и начал пытаться проникнуть внутрь. В этот раз было немного легче, чем в предыдущий, однако сил требовалось так же много. Сергей под разными углами, в разных позах пытался залезть внутрь, но его постоянно выталкивало оттуда. Наконец, практически отчаявшись, Сергей нашел удобную для себя позицию и понял, что понемногу, по сантиметру у него получается проникать в скафандр все глубже и глубже. Наконец, спустя еще некоторое время, ему удалось войти полностью. Сопротивление исчезло, Сергей почувствовал, будто его руки, ноги, голова и прочие части тела будто бы обволакивает какой‑то резиной, плотно сковывая. Все в точности так, как описывал Александр. "Сейчас будет контакт", — волнующе подумал Сергей. Несколько минут он находился в скованном состоянии, в ушах стоял легкий шум, словно он под водой. Глаза видели размытый серый свет. Вдруг внезапно, сквозь шум в ушах, он услышал едва доносящийся до него звук.

— Сергей, ты слышишь или нет? — Сергей воодушевился: "Наконец‑то!" — бодро подумал он. Только он хотел ответить, как понял, что произнести слово крайне тяжело, его рот будто склеен, и вместо слов получается неприятный звук, будто он немой, который никогда в жизни не говорил. Сергей мог лишь мычать:

— Уммм.

— Кивни, если слышишь, постарайся кивнуть, — вновь призвал его голос.

Сергей напрягся и с большим трудом плавно опустил голову вниз. "Только бы они поняли, что это кивок, — подумал он. — Как же мне еще кивнуть в таком положении?" Затем Сергею пришла мысль, ведь часто говорят, что инопланетяне общаются телепатически, может быть, обратиться к ним мысленно? "Расслабьте мне скафандр, — начал он, — я ничего плохого не сделаю, обещаю. Мне очень сложно говорить в таком положении", — медленно и сосредоточенно подумал он. Однако никакой специфической реакции не последовало, он лишь услышал:

— Он понимает. Продолжаем. Сергей, сколько тебе лет? — Сергей порядком устал, несмотря на то, что контакт толком еще и не начался. — Сколько, Сергей, постарайся ответить. Мы и так знаем, но нам нужно, чтобы ты сам ответил.

Сергей напрягся, будто бы сконцентрировал всю свою имеющуюся энергию. Ему удалось лишь процедить, будто его рот был закрыт.

— Двадцать три, — и тут Сергей ощутил, что у него нет сил больше ни говорить, ни двигаться. Голос, который общался с ним, становился все отдаленнее и отдален нее, через несколько секунд он уже совсем не понимал, что говорили ему инопланетяне. Зато он вспомнил, что совсем забыл разглядеть их. И, как ни странно, забыл спросить Александра, как они выглядят. Он напряг свои глаза и увидел лишь силуэты, размытые, но, кажется, чем‑то они похожи на людей. "Запоминай, что видишь, — подбадривал себя Сергей. — Есть голова, есть руки… как у нас… а что это там вдали? Что‑то прямоугольное…" И Сергея сразу же осенило, внезапно для самого себя: "Это дверь… Очередная дверь. Что там за дверью? Множество других помещений, что же еще?"

Вдруг он почувствовал, как его начинает буквально отторгать из скафандра. Через несколько секунд он вылетел из него и оказался на полу того самого белого коридора. Он чувствовал сильнейшую усталость и некоторые части тела, в частности икроножные мышцы, практически сводило из‑за судорог. Вокруг него стояло несколько человек, во главе них был Александр.

— С дебютом тебя, Сергей.

Сергей попытался встать, но Александр присел рядом и продолжил:

— Полежи, отдохни, у тебя куча сил ушла. Ты молодец. Многие до сих пор ни разу не контактировали, хотя по три‑четыре месяца тут. А ты буквально на второй день. Ну как, получилось?

— Немного… Я кивнул им и ответил один раз. Пока не забыл, они, кажется, похожи на нас, я видел размыто голову и две руки и еще, кажется, дверь. Вот и все.

— Это мы знаем, — спокойно отреагировал Александр. — А дверь — это у тебя правильный ход мысли. Там за дверью, кстати, вся информация о том, где мы и что мы. Один раз одному удалось выскочить за эту дверь, месяцев семь назад, но, когда он вернулся, так устал, что даже говорить не мог. А нам показалось, что просто не хотел почему‑то. Затем лег спать. Мы с нетерпением ждали его рассказа. А его сразу же отправили обратно, другими словами, он исчез.

Сергей закрыл глаза и быстро начал засыпать. Он тоже устал очень сильно. Настолько сильно, что готов был спать на полу. Но Александр не позволил Сергею заснуть, он проводил его до кровати и лишь после этого оставил отдыхать.

Прошло несколько дней. Периодически Александр и еще четыре человека входили в скафандр, соответственно, контактировали с похитившими их инопланетянами, но никакой новой информации не поступало. Саша говорил, что для него это уже банальный технический процесс. Ничего нового не происходит, в основном с ним, как с самым опытным, говорят на разные темы. Однако все это не содержит ничего интересного. На его вопрос, когда я попаду домой, они отвечают: "Скоро".

Сергей же, после единственного контакта решил, что он больше не будет самостоятельно пытаться войти в скафандр. Все равно ничего нового он, скорее всего, не узнает. Поэтому лучше экономить силы, чтобы, так сказать, в свою очередь успеть больше. Еще через несколько дней Сергей в очередной раз увидел сияние над своим скафандром. Имея некоторый опыт, он не без труда, но все‑таки достаточно быстро сумел проникнуть в этот сопротивляющийся костюм. Он вновь оказался точно в таком же положении, как и в прошлый раз: скованный, ничего практически не видящий, едва слышащий звуки.

— Сергей, Сергей ты слышишь? Кивни, — попросил его голос.

Однако Сергей специально экономил силы, как физические, так и психологические. Поэтому в этот раз, к своему же собственному удивлению, он был готов к большему.

— Я слышу, — ответил он, практически без искажения.

— Ты можешь говорить? Тебе не сложно? — удивленно спросил инопланетянин.

— Кто вы? — миновав вопрос, спросил Сергей, понимая, что сил у него все меньше и меньше. И ему, конечно, важнее узнать ответы на свои вопросы.

— Сергей, отвечай, пожалуйста, на мои вопросы, — настаивал на своем голос существа, которое Сергей не мог видеть полностью. Он вновь видел лишь силуэт, очень нечеткий и будто размазанный.

— У меня нет сил говорить, — уже с трудом сказал Сергей. — Нет сил.

— Тебе нужно покушать, — сказал инопланетянин.

Сергей увидел, что кто‑то подошел к его скафандру и стал что‑то делать с ним. Силы начали прибавляться, но в недостаточном количестве. Во время так называемого кормления ему перестали задавать вопросы. Сергей вспомнил про дверь и сконцентрировал внимание на ней. Он видел ее снова. У него внезапно родилась идея: "Сейчас они покормят меня, но я не буду расходовать силы, я буду копить их, чтобы потом прорваться за дверь. Лучше бы я ее не видел. Нереальный план? Может, и нереальный, но мне нечего терять…" Именно так Сергей и сделал. Когда существо отошло от его скафандра, то ему снова начали задавать вопросы, но Сергей не отвечал, хотя чувствовал, что мог. Через несколько минут его отпустили, и он снова выпал на пол из своего скафандра. Вновь над ним стояла кучка людей, первым из которых был Александр. Сергей, не дождавшись вопроса, произнес.

— Я придумал. Что будет, если я не буду реагировать на зов? В смысле, когда меня вызывают?

— Ничего, — недоуменно ответил Александр, — практически никто не реагирует уже давно.

— Отлично, — заключил Сергей. — В следующий раз, мне кажется, я смогу выйти за дверь или сделать что‑нибудь еще.

— Как? — заинтересованно спросил Александр.

— Накоплю сил и прорвусь, — уверенно ответил Сергей, затем поднялся и пошел спать.

Прошло десять дней, Сергей уже три раза игнорировал приглашение к контакту. Он лишь занимался легкими тренировками каждый день. Он готовился, пусть не к побегу, но к прояснению ситуации. В положении, в котором находился он и все остальные, очень быстро атрофировалось чувство страха. Ведь все настолько закрыто, никто ничего не объясняет, и фактически ничего не происходит. Все настолько неясно, что малейший шанс узнать немного больше превратился в навязчивую идею. Пусть даже его убьют на месте, хотя, со слов Александра, это вряд ли случится. Пусть будет, что будет. "Лучше попытаться, чем продолжать жить в таком бездействии, — думал Сергей. — С другой стороны, что даст мне выход за эту дверь? Я даже не знаю, что там. По слухам, там есть какая‑то информация о том, где мы, что мы и как мы. Но Александр же сам говорил, они лишь предполагают. Даже если я получу некоторую часть информации, что мне это даст? Это может быть лишь один процент из ста… Но я не могу не попытаться. Нельзя просто жить, не понимая ничего вокруг, и ждать, неизвестно чего…"

Ночью ему снова приснился сон. Он вновь увидел свою жену Светлану. Вновь увидел себя сидящим за кухонным столом и кушающим что‑то. Светлана обратилась к нему, к нему настоящему: "Ты по‑прежнему не признаешь меня, Сереж?" "Нет, — ответил Сергей. — Я по‑прежнему тебя не признаю и по‑прежнему утверждаю, что ты не моя жена". "Ну и ладно", — как‑то неожиданно для него ответила Светлана. Сергей ожидал убеждений с ее стороны, но она будто бы спросила лишь для галочки. "Ну и ладно, не признаешь, так не признаешь. Иди тогда отсюда, а то сейчас дочь придет, а ты ее тоже не признаешь", — безразлично сказала Света. "Вообще‑то, это ты мне снишься, так что это ты иди отсюда", — возмутился Сергей.

Через несколько секунд он проснулся. Миновало еще десять дней. Теперь уже Сергей чувствовал себя физически готовым к контакту. Последние два дня он даже не тренировался с целью сберечь силы. Наконец он увидел долгожданное сияние. Все вокруг знали о намерении Сергея, и это событие вызывало ажиотаж у всех. Никто из прогуливающихся в коридоре не остался равнодушным. Сергей собрался духом, подошел к скафандру и, к удивлению всех, быстро сумел проникнуть в него. Его слух и зрение находились в таком же состоянии, как и раньше. Однако физически Сергей чувствовал себя более чем хорошо. "Надолго, конечно, не хватит, — думал он, — уж слишком этот костюм стягивает, но я должен тратить силы рационально… Все движения только по делу".

— Сергей, ты слышишь меня? — вновь спросил его голос. Сергей ответил:

— Да, — настолько четко и ясно, что, казалось, задающий ему вопрос инопланетянин был удивлен.

— Как ты себя чувствуешь, Сергей?

— Дайте мне вещество, — сосредоточенно произнес Сергей. Спрашивающий его гуманоид немного замешкался:

— Какое вещество? — спросил он. Сергей вдруг почувствовал, что силы его начинают иссякать. Он напряжен но ответил:

— То, которое ослабляет костюм.

Постепенно в нем начинала проступать нервозность: так его план при таком же дальнейшем развитии контакта просто провалится. Он плавно попытался пошевелить ногой, чтобы оценить перспективу своих сил, и с ужасом понял, что на сопротивление у него крайне мало сил. Все, что он копил в течение двух недель, едва ли хватит на разговор. "Плевать, буду копить месяц, два или год, но все равно прорвусь за эту дурацкую дверь", — с агрессией подумал он и тут же поймал себя на мысли, что нельзя тратить энергию просто так, взял себя в руки и успокоился.

— Откуда ты узнал про это вещество? — вдруг спросил его инопланетянин.

— Мне сказали, там, где мы живем, — послушно ответил Сергей, не теряя надежды.

— Кто сказал? — вновь продолжал спрашивать контактирующий с Сергеем.

— Александр, — снова напряженно ответил Сергей. — Дайте мне вещество, — повторил он. Стало заметно, что инопланетяне, проводившие допрос, отошли от Сергея и о чем‑то начали общаться, вероятно, на своем языке, так как Сергей ничего не слышал. Тем временем он решил попытаться резко встать и буквально рвануть к двери, но сил у него было мало. Он мог говорить, но резко встать ему было крайне тяжело. "Плевать, — снова подумал Сергей. — Нет, так нет… Надо собраться и… на счет три. Раз, два…" Внезапно Сергей заметил, что один из гуманоидов взял что‑то в руки и подошел к нему сзади. "Неужели?" — радостно пронеслось в голове у Сергея. Ожидания не обманули его. Он вдруг почувствовал, что сковывающий его скафандр вдруг стал ослабляться. В руках и ногах появилась свобода. Все равно есть скованность, но по сравнению с тем, что было, достаточно просторно. Сергей почувствовал, что помимо телесной раскованности у него начинает обостряться слух и проясняться зрение.

— Сергей, что ты чувствуешь? — спросил его инопланетянин, который только что ввел какое‑то вещество в скафандр. Но Сергею уже было все равно, о чем его спрашивают. "Сейчас пик, пик действия! Нужно сейчас!" — с этими мыслями он внезапно вскочил с какого‑то кресла и побежал к двери. Расстояние до двери оказалось гораздо больше, чем ему казалось. Скафандр продолжал сковывать и давить на него. Наконец около двери Сергей увидел два силуэта, которые преграждали ему путь. Зрение практически вернулось в норму, и он увидел человеческие облики.

— Пропустите его, — вдруг скомандовал голос гуманоида, который регулярно задавал вопросы ему и, вероятно, всем остальным похищенным. Силуэты, похожие на людей, разошлись. Сергей схватился за ручку, надавил на нее, и дверь открылась. Не останавливаясь, он вышел за дверь и увидел множество передвигающихся силуэтов и множество других дверей. "Это бесконечно! — панически подумал Сергей. — Как отсюда выбраться?!" Сергей стал крутиться на месте, быстро перебирая варианты, куда ему бежать дальше. Вдруг его окликнул голос со стороны той самой двери, из которой только что он вырвался.

— Сергей! Успокойся, пожалуйста. Мы тебя не будем трогать, если не хочешь.

Сергей понял, что убежать ему все равно уже не удастся, т. к. за дверью оказалось все намного сложнее, чем ему представлялось. К тому же, вероятно, введенное вещество рано или поздно прекратит действие и его скафандр снова скует его. Но у него есть шанс хотя бы задать вопросы и получить на них ответы. Поэтому он остановился. Зрение вернулось в абсолютную норму, и он увидел перед собой человека.

— Кто вы? — возбужденно спросил Сергей.

— Прочитай, что написано над дверью, Сергей, — спокойно, даже сочувствуя, произнес человек. Сергей поднял глаза. Одновременно он почувствовал, что его скафандр вдруг начинает сжимать его. "Вещество заканчивается", — подумал Сергей. Он поднял глаза и прочел: "Научное отделение по изучению болезни Альцгеймера. Мужской корпус".

— Зайди обратно, Сергей, я тебе все объясню. Через пятнадцать минут препарат прекратит действие.

Сергей вернулся. Спустя пятнадцать минут Сергей полностью ослаб и очутился на полу в том самом белоснежном коридоре, выпав из своего скафандра. Но он успел получить ответы на свои вопросы. Вокруг него стояли все находившиеся в коридоре люди. Никто не спал и не отдыхал, все ждали его возвращения. Сергей не спеша встал, потер руками свое лицо и посмотрел на молчавшую толпу. Никто ничего не говорил, все ждали.

— Знаете, кто мы? — начал Сергей. — Мы — люди, страдающие болезнью Альцгеймера, притом в тяжелой степени. Никакие мы не похищенные, а просто отданные сюда своими родственниками пациенты для лечения. Инопланетяне — это врачи. Нам не хочется ни есть, ни пить, потому что мы не в теле. И коридора этого не существует. Это, наверное, некий промежуток между иным миром и физическим. Скафандры — это и есть наши тела, потому нам так трудно в них попасть и так сложно в них находиться, потому нам хочется есть и пить, когда мы в них. А когда они сияют, это значит, что с нами, разговаривают, пытаются привести нас в чувство. Поэтому легче в этот момент войти в них. Вещество, которое вводят для расслабления скафандра, это экспериментальный препарат, которым пытаются вернуть нас обратно в тело. Мне повезло, он подействовал на меня. Но подействует ли в следующий раз, не известно. По сути, в реальности мы — тела, с которыми невозможно контактировать. При этом бездушные. Потому что души — это мы сейчас, в этом коридоре.

Сергей замолчал, и все молчали ровно так же.

— И еще, — продолжил Сергей с обреченным взглядом. — Мне не двадцать три года, и вам всем тут не по двадцать пять и не по тридцать… Лично мне восемьдесят три, тебе, Александр, семьдесят шесть… Всем здесь не менее семидесяти… А молоды мы тут, потому что это возраст, когда наша душа закончила формирование. И наши видения — это наша реальность, у нас есть и жены, и дети, и внуки, которые, собственно, и заботятся о нас. Просто мы не знаем об этом, потому что нам, как душам, всего лишь по двадцать пять… плюс‑минус… И помним мы все сообразно этому возрасту… — Сергей закончил рассказ, медленно повернулся и пошел в сторону комнаты. Его окликнул Александр.

— А те, кто исчезает… Это те, кто вылечивается?

— Нет, — апатично ответил Сергей. — Они умирают.

Он зашел в свою комнату, лег на кровать и заснул. В коридоре воцарилась полная тишина. Через несколько минут все разошлись по своим комнатам.

Спустя несколько месяцев отделение прекратили финансировать из‑за неэффективности исследований и, соответственно, лечения. Все до единого, кто жил в белом коридоре, исчезли. Сергей сказал, что те, кто исчезают, — умирают. В этом он был неправ. Прав был Александр: те, кто исчезают, — они возвращаются домой.

Бенедикт Спиноза

 

Неправильный рост

Андрей Сергеевич, откройте дверь! Или я ее сейчас выбью!

Сергей стоял около закрытой изнутри двери с яростным видом, периодически ударяя по ней кулаком, не чувствуя боли от ударов. За этой дверью мужчина сорока трех лет, которого звали Андрей, в загнанном, но не испуганном состоянии подпирал ее тумбочкой и всяческими подходящими для этого предметами. Параллельно он пытался наладить контакт с Сергеем:

— Сережа, ты меня неправильно понял! Проанализируй происходящее! Я же тебе друг! Я не хотел обидеть тебя!

Сергей не слышал этих слов. Точнее, он слышал их ушами, но не разумом.

— Не ожидал от вас такого, Андрей Сергеевич, не ожидал! Значит, не хотите мне открыть?! Я все равно это не оставлю так! Никто не смеет смеяться надо мной, тем более какие‑то переростки!

После этих слов Сергей стал безумно колотить по двери ногами и руками. Он был настолько зол, что не чувствовал боли от ударов. И удары были до того мощные, будто не человек, а какой‑нибудь бык пытается взломать препятствие. Андрей Сергеевич понял, что, вероятно, дверной замок и устроенные им баррикады не выдержат такого натиска и через несколько минут может случиться что‑то страшное. Тогда он взял листок бумаги и стал писать: "Я, Андрей Сергеевич Савеев, снимаю всяческую ответственность за происходящее с Сергея Алексеевича Виниаминова. Сергей болен и не отдает отчета своим действиям. Я, как его лечащий психотерапевт, признаю его невиновным, что бы со мной ни произошло. Даже если он нанесет непоправимый вред моему здоровью". Андрей написал все это четким крупным почерком. Поставил дату и подпись. Затем засунул записку себе в карман и стал смотреть на дверь, которая сотрясалась от мощных ударов Сергея.

До момента происходящего ничто не предвещало такого исхода. Сергей был абсолютно адекватным, успешным, симпатичным человеком, образованным, интеллектуальным, умным. В свои двадцать семь лет он выглядел на двадцать. Ко всему прочему, его рост был сто шестьдесят пять сантиметров, что заставляло окружающих воспринимать его как юношу. Особенно после того, как он побреется. Именно его невысокой рост станет причиной того, что произойдет с ним в будущем.

Примерно с семнадцати лет он начал обращать внимание на свой невысокий, относительно других подростков, рост. Впервые это случилось в военкомате на медкомиссии. Ему измерили рост на специальном всем известном приборе и поставили данные в карту — 162 см. Через год он снова проходил комиссию, результат был такой же. Наконец, когда Сергей закончил университет, он снова проходил ту же самую военную комиссию для получения военного билета и рост его составлял сто шестьдесят пять сантиметров. С того момента Сергей осознал, что вряд ли он еще вырастет, так как рост человека формируется примерно до двадцати двух лет. Его долгое время не заботило это. Затем, в какой‑то период, он стал немного расстраиваться. Все окружающие его юноши, мужчины, даже подростки были выше его. Это вызывало чувство неполноценности. Затем, спустя какое‑то время, это чувство, напротив, трансформировалось в какой‑то лоск. Сергею стало казаться это чем‑то вроде особенности, своего рода "фишки". Он привлекательный, умный, с неплохой, атлетично сложенной фигурой и при этом небольшого роста. Ему казалось, что это выглядит, по меньшей мере, мило в глазах женского пола. Затем наступил период, когда он перестал придавать этому значение и просто не думал об этом. Этот безопасный период длился до одного произошедшего в его жизни момента. Именно этот самый момент зародил зерно ненависти ко всем, кто выше Сергея.

Сергей вел активный образ жизни. Он часто посещал концерты, клубы, играл в футбол, занимался спортом, просто любил гулять и т. п. Один раз он пошел на концерт одной рок‑группы. Как всегда он пришел до начала, для того чтобы встать у сцены. Все было как обычно. Начался концерт. В середине концерта один высокой парень, изрядно выпивший, вдруг подошел к сцене и, будто бы не замечая невысокого Сергея, встал перед ним и продолжил танцевать. При всем при этом он задевал Сережу то руками, то телом. Сергей похлопал его по плечу. Тот обернулся, посмотрел на Сергея и вновь отвернулся. Настроение Сережи испортилось напрочь. Он почувствовал необычный прилив агрессии. Ему хотелось начать избивать того парня, не взирая на концерт и охрану, стоявшую рядом. Будучи человеком интеллектуальным и высокоморальным, он переборол в себе эту страсть и сумел успокоиться.

После произошедшего поведение Сергея в корне поменялось. Непонятно, почему именно в возрасте двадцати семи лет в нем вдруг активизировалось то, что активизировалось. После этого, играя в футбол, Сергей играл более грубо с теми, кто выше него. Если он был на каком‑то мероприятии, то не проявлял дружелюбия к людям, которые были, грубо говоря, длиннее. Один раз он гулял по парку, сел отдохнуть на лавочку и услышал разговор двух девушек, сидевших рядом. Первое, на что обратил внимание Сергей, что одна из них была ростом приблизительно 185 см, вторая — примерно 167 см.

— Ты что смеешься? — с усмешкой говорила высокая. — Он мне по шею где‑то. Зачем мне такой нужен? Мне коротышки не нравятся. — Сказав это, она очень неприятно засмеялась. Вторая продолжила мысль:

— Ну да, пусть себе ищет какую‑нибудь лилипутку.

Очевидно, что они обсуждают какого‑то общего знакомого или, может, даже друга.

— Мужчина должен быть высоким. Высокий — значит, умный, успешный и настоящий мужчина, — закончила мысль вторая девушка.

Сергей встал и ушел. "Как же это несправедливо", — думал он. Дело было даже не в том, что он невысокого роста, в нем вызывала агрессию глупая стереотипность, присущая девушкам и, наверное, некоторым особям мужского пола. С каждым днем презрение к высоким людям укреплялось, постепенно мутируя в агрессию. Сергей все чаще стал обращать внимание на рост людей. В магазине, на улице, на пешеходных переходах, занимаясь спором. Везде. Это состояние стало обретать маниакальный оттенок. Тем не менее, ему удавалось не делать глупостей до поры до времени. Но вскоре произошел из ряда вон выходящий случай, после которого Сергей решил обратиться к психотерапевту добровольно.

А случай произошел вот какой. В его доме жила одна девушка лет тридцати. Эта девушка — представительница стереотипного мышления. Настоящая жена для того, кого выбрала. И ужин приготовит, и детей спать уложит, и в квартире чисто и т. д. Но муж ее, конечно, должен быть дельным, высоким, толковым, одним словом — кормилец. Однажды, одновременно гуляя, они с Сергеем успели обсудить тему, которая его беспокоила. Она очень тактично объяснила ему, что в ее представлении мужчина должен быть как минимум на две головы выше девушки, а в другом варианте пара не смотрится. Тем более, если парень с девушкой одного роста.

— А что, мужчины ниже 185 см не люди? Недоразвитые какие‑то? — спросил Сергей.

— Не обижайся, Сереж, ну, не должно так быть. — Вкратце разговор закончился так.

Затем, через некоторое время, у этой девушки появился парень. Высокий, худощавый, на лице — ноль интеллекта. Лицо его постоянно покрыто какими‑то прыщами. Волосы неприятно нерасчесаны. Сергей поверить не мог глазам. "Как же это? — думал он. — У него есть только рост, который генетически передался ему, и все. В остальном он фактически урод. Но эта красивая девушка с ним в паре". Сергея распирало изнутри. Ему казалось это несправедливым и обидным. Однажды ночью он возвращался домой. Заехал во двор на машине и увидел ужасную картину через окно автомобиля. Эта самая девушка из его дома бежит по двору и плачет. За ней бежит ее высокий парень совершенно в нетрезвом виде, крича ей вслед что‑то нецензурное. Догнав ее, он начинает ее бить. Бить прямо по лицу и по телу. Это продолжалось несколько секунд, пока машина Сергея не стала заметной. Увидев машину, парень оставил девушку в покое и быстро ушел. Сергей подъехал ближе, вышел из машины и увидел, как эта красивая девушка лежит в крови, плачет и трясется от страха. Лицо ее было разбито, рассечено. Отовсюду шла кровь, и даже сложно было определить, откуда именно. Сергей спросил:

— Что случилось?

Девушка увидела, что перед ней стоит Сергей и, продолжая плакать, начала рассказывать совершено непонятно:

— Он меня избил…скотина… лицо мне… ударил… я не знаю, что делать…

Сергею стало страшно оттого, что он видит изуродованную красоту. Он не знал, что сказать ей. Она продолжила:

— Сереж, отвези меня в травмпункт, пожалуйста.

— Да, конечно! Пошли! — быстро отреагировал Сергей.

Они сели в машину. Сергей о чем‑то задумался. На несколько секунд он как будто бы отлучился от мира. Затем посмотрел на девушку и как‑то задумчиво, с каким‑то злостным блеском в глазах произнес:

— Не получится, машина, кажется, опять сломалась.

— Что делать… — продолжала плакать растерянная девушка.

— Я думаю, тебе надо поймать машину и доехать до травмпункта. У тебя есть деньги?

— Да, есть немного, — ответила девушка, немного успокоившись.

— Тогда езжай. Я не смогу с тобой. Меня очень ждут дома.

Сергей соврал, умышленно соврал. Он знал, что девушке было известно о его холостой жизни. Она вышла из машины и пошла к дороге. Сергей смотрел ей вслед и спустя несколько секунд произнес: "Пусть тебе высокие помогают, чтобы смотрелось!" И стал припарковывать совершенно исправную машину.

Спустя два дня Сергей осознал ужасность своего поступка и решил, что ему уже пора обратиться к кому‑то, кто станет ему помогать, так как произошедшее показалось чудовищным и опасным. В этот же день он обзвонил знакомых врачей и попросил порекомендовать ему психолога или психотерапевта. Еще через пру дней он познакомился с Андреем Сергеевичем.

— Здравствуйте, меня зовут Сергей. Я с вами договаривался о приеме. Вот, я пришел — Сергей скромно, неуверенно произнес вступительную речь.

— Да, Сергей, я вас жду. Заходите. Давайте знакомиться. Меня зовут Андрей Сергеевич. Я готов вам помочь. Кроме того, я это сделаю!

Такая вежливая и уверенная речь воодушевила Сергея. Ему стало сразу же легче. Он почувствовал, что попал туда, куда надо. Впервые рост около 180 см не раздражал его. Психотерапевт продолжил.

— Давайте начнем, Сергей. Расскажите мне, что беспокоит вас?

Сергей рассказал произошедшую историю и объяснил свое чувство неуправляемой агрессии в сторону высоких людей.

— Расскажите, Сергей, какие именно чувства у вас возникают, когда вы видите того, кто выше вас? — спросил психотерапевт.

— Мне кажется, что со мной не считаются. Кажется, будто меня считают за какого‑то недоразвитого человека. В то же самое время я ощущаю свою опасность, потому что могу дать физическую фору многим людям как среднего роста, так и высокого. Но я также понимаю, что под поток моей злости попадают люди, совершенно не видящие меня и ничего обо мне не думающие. Это и есть самое опасное. Выходит, я могу напасть тем или иным способом на невиновного.

Диалог продолжался достаточно долгое время. Сергей и Андрей Сергеевич стали регулярно встречаться, регулярно общаться. Они достаточно сблизились. Сергей начал полностью доверять Андрею Сергеевичу и полностью выполнял его инструкции и задания. Ему становилось лучше. Он позволил называть себя по‑дружески "Сережа" и перейти на "ты". Сам же обращался к Андрею по имени отчеству, подчеркивая свое почтение и уважение. Сергей стал ощущать, как его ярость немного отступила и приобрела какой‑то философский оттенок. Вроде бы он чувствовал раздражение, а вроде и не чувствовал. Прошло три месяца.

— Как твои дела, Сереж? — начал очередную беседу Андрей.

— Мне кажется, что почти хорошо. Только, Андрей Сергеевич, я все‑таки испытываю злость. Я контролирую свои эмоции, но все‑таки злость есть. Неужели это будет продолжаться всю мою жизнь?

— Постепенно, может быть, через пару лет эти чувства исчезнут. Ты должен стараться.

— Я устал, — ответил Сергей. — Андрей Сергеевич, я устал от постоянных всплесков ярости. Помните, вы говорили о каком‑то психотерапевтическом приеме, что‑то вроде кодирования, когда весь негатив можно изгнать сразу?

Действительно, был такой разговор. Андрей Сергеевич как‑то невзначай в непринужденной беседе рассказал Сереже про такую методику.

— Сереж, — выдержав паузу, ответил Андрей Сергеевич, — это очень стрессовый метод. Он может вызвать большой эмоциональный взрыв, так как он основан на концентрации всего негатива и выбросе его. Но ведь сама концентрация может навредить тебе.

— Но ведь не зря существует такой способ лечения. Зачем же его тогда придумали, если он опасен? — совершенно справедливо спросил Сергей.

— Как правило, этот метод используют для пациентов с неконтролируемыми приступами ярости. И, скажу тебе, в момент этого процесса они ведут себя крайне агрессивно. Настолько, что могут рвать ремни, которыми их привязывают.

— Я готов к этому, — продолжил настаивать Сергей. — Я ведь контролирую себя. Отдаю себе отчет, значит — и дальше смогу контролировать себя. Пожалуйста, Андрей Сергеевич.

— Давай сделаем вот как. Подумай два дня и, если не передумаешь, то мы попробуем.

Сергей очевидно обрадовался:

— Хорошо! Я согласен.

Договоренные два дня Сергей действительно серьезно думал об этом. Стоит ли прибегать к такому, со слов, критическому методу, или же пусть все идет плавно. Он играл в футбол, играл в пас с высокими игроками и думал: "А, может быть, я уже и не злюсь больше. Ведь мы играем с отличным взаимопониманием, и я не испытываю агрессии". С другой стороны, стоя в очереди в магазине, видя перед собой человека выше, Сергей раздражался. Ему казалось, будто высокий человек, стоящий чуть впереди, не считается с Сергеем. Будто он ухмыляется и сейчас скажет нечто оскорбительное, что‑то вроде: "Слышь, коротышка, ну‑ка свали отсюда!"

Агрессия, ярость снова начинали овладевать Сергеем. Они буквально пронизывали все его тело. По прошествии двух дней Сергей позвонил своему психотерапевту и сообщил, что он решил прибегнуть к тому опасному способу. Они встретились.

— Сереж, я должен предупредить тебя. Помни одно: вся твоя ярость, все твое зло, которое ты сейчас будешь испытывать, это не настоящее. У тебя нет причин для адекватной агрессии. Это лишь побочный эффект этого метода. Помни об этом. Контролируй себя.

— Хорошо, Андрей Сергеевич, я не подведу. Не волнуйтесь. Я прекрасно умею контролировать себя. Сережа и правда обладал мощной силой воли.

— Тогда начнем. Сереж, закрой глаза и выполняй мои указания.

Андрей Сергеевич отключил все телефоны, выключил свет, попросил Сергея отключить телефон. И процесс начался. Андрей Сергеевич стал вводить Сергея в транс. Иными словами, гипнотизировать. Он постепенно, все сильнее и сильнее, начинал эмоционально болтать Сергея то в хорошую сторону, то в плохую. Говорил приятные и неприятные слова, делая акцент на проблему Сергея. Сергей же действительно начинал чувствовать агрессию все сильнее и сильнее. Наконец эти чувства перешли уже не просто в агрессию, а в бешенство. Сергей думал: "Это все не по‑настоящему, сейчас все кончится. Я должен сидеть и ничего не делать". Тем не менее, Сергею хотелось вскочить и начать рушить все вокруг, ломать предметы, бить окна, кричать. Это продолжалось несколько минут, после чего Андрей Сергеевич стал говорить непонятные слова, набор слов, и Сергею начало становиться лучше. Бешенство снова превратилось в злость, затем в раздражение, в легкое беспокойство и, наконец, исчезло.

— Открой глаза, Сергей, и вдохни. — Голос Андрея Сергеевича, как всегда, звучал ободряюще и позитивно. Сергей открыл глаза и вдохнул.

— Невероятно, я чувствую такую легкость. Невероятно!

— Ох, как я испугался, Сереж. Ты весь трясся, сжимал зубы, дрожал. Я уж думал, ты сейчас разрушишь все в округе, включая меня, — по‑доброму говорил Андрей Сергеевич.

Сергей же сидел и наслаждался чувством блаженности. Он представлял себе высоких людей — парней, девушек — и только насмешливо улыбался. Так негативные эмоции Сергея растворились так же, как и зачались в нем в день концерта. После небольшого диалога Сергей пошел домой. Он чувствовал блаженство. Впервые за долгое время, смотря на людей как мужского, так и женского пола, он обращал внимание не на рост, а на черты лица и строение тела. Смотря на людей, он как будто видел что‑то давно забытое, а потому интерес его был неимоверным.

Прошел день. Сергей проснулся в отличном настроении. За весь прошедший день он сделал столько дел и с таким энтузиазмом… Он был обновлен. Чувствовал себя перезагруженным. Наступила ночь, Сергей решил сходить в "Макдоналдс" и перекусить. Сам "Макдоналдс" был закрыт, поэтому он пошел в окошко "Мак‑авто". Перед ним стояло 2 машины, он занял очередь. Быстро уехала первая машина, затем вторая. Сережа подошел к окну, только хотел произнести заказ, как вдруг перед ним появились два парня лет двадцати, ростом примерно 186 см.

— Слушай, мы спешим, нам просто колу взять, и все. Пропусти нас, а? — говоря это, парень, не дожидаясь ответа, начал втискиваться в пространство между окном и Сергеем.

— Вы за мной, парни, встаньте в очередь, — сухо произнес Сережа.

— Да ладно, мы быстро, — парень начал озвучивать заказ.

Продавец же, видя несправедливую ситуацию, растерялся и ждал развязки. Чей же заказ ему все‑таки оформлять? Сергей же стоял совершенно спокойно, он видел перед собой спину этого высокого парня. Расстояние от лица было совсем маленькое — примерно 2 см. Второй парень стоял в стороне и ждал.

— Хорошо, — произнес Сергей в сторону продавца, отойдя от спины парня, — обслужите его.

Продавец стал пробивать заказ по кассе. Молодой человек вынул кошелек из сумочки. Сергей же отошел на пару шагов, поднял камень, лежащий около бордюра, подошел к высокому парню и сильно стукнул его по голове. Продавец, видя это, закрыл стеклянное окно и впал в ступор. Второй парень, который ждал в стороне, увидев это, отскочил и начал что‑то кричать срывающимся голосом. Сергей подошел к лежащему телу и произнес:

— Очередь для всех. И для высоких, и для средних и даже для таких, как я, — для низких. Согласен? — парень мычал от боли и ничего не ответил. Тогда Сергей нагнулся и начал бить по голове раз за разом, монотонно и хладнокровно. Парень пытался закрываться, скорее уже рефлекторно, чем осознанно, но это не принесло пользы. Он потерял сознание, и тело стало бесчувственным. Закончив эту садистскую процедуру, Сергей поднялся, постучал слегка в окно к продавцу, который продолжал сидеть в ступоре и наблюдать за происходящим. Продавец с испугу открыл окно.

— Одну среднюю колу дайте, пожалуйста, — сухо произнес Сергей.

Продавец выбил ему чек, но не осмелился произнести сумму.

— У вас сегодня кола бесплатно? — уже с раздражением спросил Сергей.

— 48 рублей, — тихо и неуверенно произнес продавец.

Сергей расплатился и пошел прямиком к Андрею Сергеевичу. По дороге он позвонил ему и впервые за все время знакомства попросил принять его ночью. Андрей Сергеевич уже спал. Он проснулся, оделся и встретил Сергея. Сергей рассказал ему о произошедшем.

— Почему так вышло, Андрей Сергеевич? Я же избавился от этого.

— Что ты наделал Сережа? Тебе нужно идти в милицию. Тогда я смогу доказать, что ты не можешь контролировать свои эмоции.

— Но я могу! — вскрикнул Сергей.

— Сережа, сейчас это неважно. Тебя обвинят в нападении и заведут уголовное дело.

— Вы хотите сказать, что я душевнобольной?

— Нет, Сережа, ты здоров. Ты абсолютно здоров. Это я совершил ошибку. Не нужно было прибегать к тому методу. Это уже в прошлом. Нужно думать, что делать сейчас.

— Почему я должен выдавать себя за больного, если я здоров? И как вы считаете, должен ли я был уступать очередь этому невоспитанному молодому человеку?

— Сережа, это законы, по которым мы живем. Не все люди разумные и адекватные. Мы должны играть по их правилам, Сергей. Будь выше всего этого… — произнося это, Андрей Сергеевич параллельно понял, что данная фраза очень неуместна сейчас. Тут же он поймал взгляд Сергея. Он понял: сейчас может случиться неприятность.

— Очень смешно, Андрей Сергеевич, не ожидал от вас.

Сергей начал вставать с кресла, на котором сидел. В его глазах читалась явная угроза. Андрей Сергеевич вскочил и побежал в комнату, в которой был замок изнутри. Забежав в комнату, Андрей Сергеевич стал подпирать дверь первыми попавшимися предметами. Сергей рванул за ним.

— Андрей Сергеевич, откройте дверь! Или я ее сейчас выбью!

— Сережа, ты меня не правильно понял! Проанализируй происходящее! Я же тебе друг! Я не хотел обидеть тебя!

Сергей не слышал этих слов. Точнее, он слышал их ушами, но не разумом.

— Не ожидал от вас такого, Андрей Сергеевич, не ожидал! Значит, не хотите мне открыть?! Я все равно это не оставлю так! Никто не смеет смеяться надо мной, тем более какие‑то переростки!

После этих слов Сергей стал безумно колотить по двери ногами и руками. Он был настолько зол, что не чувствовал боли от ударов. И удары были настолько мощные, будто не человек, а какой‑нибудь бык пытается взломать препятствие. Андрей Сергеевич понял, что, вероятно, дверной замок и устроенные им баррикады не выдержат такого натиска и через несколько минут может случиться что‑то страшное. Тогда он взял листок бумаги и стал писать: "Я, Андрей Сергеевич Савеев, снимаю всяческую ответственность за происходящее с Сергея Алексеевича Виниаминова. Сергей болен и не отдает отчет своим действиям. Я, как его лечащий психотерапевт, признаю его невиновным, что бы со мной ни произошло. Даже если он нанесет непоправимый вред моему здоровью". Андрей написал все это четким крупным почерком. Поставил дату и подпись. Затем засунул записку себе в карман и стал смотреть на дверь, которая сотрясалась от мощных ударов Сергея.

— Открывайте дверь, Андрей Сергеевич! Я сказал, открывайте! — Сергей завопил. Удары стали еще мощнее, чем были.

— Сергей, успокойся! Ты не контролируешь себя! В последний раз выполни мою просьбу, если спустя десять минут ты останешься при своем мнении обо мне, я добровольно открою тебе дверь!

Стуки прекратились. Сергей подал молчаливый знак. Андрей продолжил:

— Сережа, сядь в свое кресло и просто сиди. Сиди и смотри на окружающую обстановку. Через десять минут я открою дверь. Обещаю.

— Андрей Сергеевич засек время. Каждая пройденная минута способствовала новому выбросу адреналина в кровоток. Наконец прошли все десять минут. Андрей Сергеевич еще раз проверил записку в своем кармане и аккуратно открыл дверь. Сережа сидел в кресле. На лице его отражался стресс. Настоящий стресс.

— Вылечите меня, как угодно, — произнес Сергей.

Спустя несколько часов Андрей Сергеевич вместе с Сергеем пошли в милицию и все рассказали. Сергей сразу же попал в психиатрическую клинику благодаря связям его психотерапевта. Сергей находился там под чутким наблюдением Андрея Сергеевича.

Никаких седативных препаратов Сергей не принимал. Его лечение заключалось только в психической реабилитации от произошедшего. Затем Сергея стали отпускать на праздники домой, затем на выходные, а затем он находился в этом учреждении добровольно. Спустя год он начал жить дома, как и прежде. Он заказал себе майки, на которых было написано: "Опасен для тех, кто меня выше" и рядом нарисована кувалда. Все высокие люди, видевшие это, отводили глаза от Сергея. Не хотели связываться. Они боялись.

 

Доброе утро

Чжуан Цзы

О чем думать? О чем думать…?" — проносились вопросы в голове умирающего Григория Сергеевича. Находясь в больнице, понимая, что вот он — этот самый последний момент, о котором столько много рассуждают. Как это бывает? Что чувствует человек в первую секунду смерти? Каково это — умирать? Понимая, что скоро, с минуты на минуту, настанет то самое мгновение, когда случится переход в иной мир или же не случится ничего, Григорий Сергеевич пытался не терять концентрации внимания и до последней секунды понимать все ясным умом. Ему становилось делать это все сложнее и сложнее, состояние было очень похоже на одурманенное, будто в сильно пьяном виде ему нужно сделать что‑то серьезное и требуется неимоверная концентрация, чтобы не оплошать. Тело так и просилось отдохнуть, словно молило: "Хватит, Гриша, я так устало, пора мне на покой".

Григорий явно проигрывал борьбу, его мысли постоянно отключались от происходящего, хоть он и заставлял себя считать до десяти и обратно, а также смотреть по сторонам и анализировать все, что ему видится. Он все‑таки отвлекался в своих мыслях, уходил от реальности в какие‑то уже хаотично несущиеся потоки. Будто встраивался в первый попавшийся диалог, который длится уже несколько часов, говоря что‑то себе, сам не понимая что.

Наконец, больше не находя в себе сил на очевидно бессмысленное сопротивление, Григорий сдался. "На том свете надумаюсь… и отосплюсь", — с иронией сказал он сам себе и отдался на волю природе. Спустя несколько минут он снова плыл в потоке мыслей. И в этот раз поток унес его так далеко, что вернуться не получилось. Григорий Сергеевич умер.

Теперь Григорию ничего не мешало думать. Его мысли были чистые, чувствовал он себя отдохнувшим и полным сил. Ему хотелось сделать столько всего и сразу, что некоторое время он находился в замешательстве. Наконец он решил начать со своей жизни, будто бы посетить экскурсию по самым впечатляющим и важным фрагментам его уже прошлой жизни. И вот ему вспоминается первое съеденное мороженое, первая драка во втором классе, первый поцелуй, первый секс, первая любовь, первая работа, первый перелом… смерть близкого друга, свадьба, финансовый кризис в его семье и прочие приятные и неприятные моменты. Те моменты, которые оставили отпечаток в каком‑то фрагменте его души. Те события, которые пропечатались в его совести, в его сожалении, в его гордости… Закончив вспоминать, Григорий понял, что не жалеет ни о чем, кроме одного.

Когда ему было сорок лет, его жена попала под автомобиль. Она буквально шагнула под ехавшую мимо машину, прямо на его глазах. Он знал: это не было самоубийством, это не было временным психическим помешательством, она просто о чем‑то думала. Так погрузилась в свои мысли, что не заметила машины. С тех пор Григорий страдал. Он любил свою жену, ему казалось, будто он чего‑то не знал, чего‑то не досмотрел или недопонял. А ведь мог бы избавить свою супругу от лишних мыслей, тогда бы она была жива. Григорий чувствовал, что как минимум половина вины в ее смерти лежит на нем. Это было не поддельное, а самое искреннее чувство вины, от которого он не смог избавиться за всю свою достаточно долгую жизнь.

Ну, а сейчас все кончено, остается только надеяться, что загробный мир существует и он снова сможет увидеть свою жену. Григорий тут же поймал себя на мысли: "Собственно, если сейчас я думаю о том, о чем думаю, значит, я все еще жив, стало быть, и мир загробный есть". И тут же вспомнил известное высказывание философа Рене Декарта: "Я мыслю, следовательно, я существую". Пусть это не загробный мир, назвать можно как угодно, суть в том, что я все еще есть, значит — есть и другие умершие. Главное, жизнь продолжается! Эта мысль отвлекла Григория. "Ничего себе! — продолжал думать он. — Я умер и вспоминаю, черт знает что. Прежде всего, нужно понять, что вокруг, и вообще, где я, кто я и что я теперь?"

Григорий понял, что, в сущности, ничего не поменялось. Он по‑прежнему оставался собой, просто у него не было тела. Все остальное нисколько не изменилось: та же память, те же воспоминания, та же реакция, все так же, как и было при жизни. Вокруг него темнота, как будто бескрайняя. Желания двигаться нет, хотя он и может. Интуиция подсказывает, что это не "тот свет", это что‑то другое, пока, во всяком случае.

— Интуиция тебя не подводит, Григорий! — вдруг раздался голос, определить местоположение которого было невозможно. Голос будто доносился из самого пространства. — Все‑таки ты на "том свете", но еще не вошел сюда окончательно.

Конечно же, первый вопрос, который задал Григорий, был: "Кто ты?" Он почти что, так и спросил:

— Кто ты? Кто это говорит? Ангел?.. Сам Бог?

— Нет, — ответил голос. — Ангелов не существует, а до Бога ты и на этом свете не доберешься. Впрочем, и не нужно, в этом нет никакой необходимости. Я… как бы тебе объяснить, в какой‑то степени я — это ты. Только я живу отдельно от тебя, ты породил меня. Я тот, кого люди называют ангелом‑хранителем, только вкладывают в это слово совершенно иной смысл… Ты, наверное, хочешь подробного объяснения, да?

Григорий не просто хотел, он жаждал объяснения, потому как происходящее не пугало, но напротив, завораживало.

— Конечно, объясни подробнее.

— Ну, так вот, слушай. Всякий человек использует малый процент своих знаний или информации, живя на Земле. Между тем, потребляет и изучает с течением жизни значительно больше. В тысячи раз больше. Почему не использует все? Потому что пока еще примитивен. Тем не менее, постоянно читая, изучая, размышляя и т. д., всякий человек приходит к каким‑то выводам, к каким‑то идеям, и все это копится в его личном пространстве. Он создает своего рода базу данных, настолько огромную, что забывает о ее содержимом. Да и попросту не знает о том, что имеет. И пользуется всякий человек лишь малым, тем, что первое подходит ему по обстановке. К примеру, сказал человек однажды "пожалуйста", получил желаемое, и все, дальше всю жизнь будет говорить "пожалуйста", не понимая, что не с каждым этот метод действенен. Тем не менее, подумав один раз, что надо было ему не "пожалуйста" сказать, а взять за шиворот и потребовать, закладывает этот вариант в свою базу данных. Кстати, потому человек может сорок лет вести правильный образ жизни, а затем взять и убить кого‑то изощренно. Все глазам не верят. Как так? Наверное, он с ума сошел? Всю жизнь был такой паинька… Да нет, он просто не знал, что так можно, а в какой‑то момент просто воспользовался своим личным имением нечаянно, или обстоятельства заставили его заглянуть в свою базу данных, и сделал то, что сделал… Так вот, эта самая неиспользуемая информация и порождает некий разум. В частности, я — это твоя информация. У каждого — своя. И место, где ты сейчас находишься, это тоже твоя информация. Соответственно, чем беднее база данных, тем примитивнее место, где человек находится после смерти и такой же его ангел‑хранитель. Я доступно объяснил?

— Вполне, — ответил Григорий и все‑таки задал уточняющий вопрос: — То есть ты был рожден моими неиспользуемыми знаниями?

— Скорее, я твои неиспользуемые идеи, твоя неиспользуемая философия, твое несбыточное стремление, и состою я из неиспользуемой и познанной тобой же информации.

Чем больше Григорий слышал, тем больше у него возникало вопросов:

— Ну… что дальше? Когда я окажусь там, где должен, и, собственно, зачем ты тут?..

— Я тут, как раз для того, чтобы ты попал дальше. В место, которое принято называть Раем, а то, где ты сейчас, это вроде как Ад.

— Ад? Я полагал, что в Аду мучаются… — утверждающе спросил Григорий.

— Все верно. Посмотри вокруг, ты не создал ничего толкового за жизнь, ты ничего особо не познавал. Тут пусто и темно, тут никого нет. Представь, что ты не пойдешь дальше и останешься на год или два или на тысячу лет. Разве ты не будешь тут мучиться? У тебя ведь пока только тела нет, а ощущения все Земные. Это там, в Раю, нет времени и восприятие всего иное. А тут все так же. Так что с каждым днем все мучительнее будет оставаться здесь. Тут одиночество и ощущаемое время.

В этот раз после услышанного Григорий немного напрягся. Было бы у него тело, точно побежали бы мурашки по спине. Он немного заволновался:

— Ну, а как попасть в Рай?.. Или как это называется. Что я должен делать?

— Рай, это место, где нет ни капли негатива. Туда невозможно попасть, если у тебя есть хоть что‑то мрачное. А именно речь идет о сожалении, раскаянии, нечистой совести, переживании и т. д. Все это чернота. Вот почему убийцы, воры и прочие нелюди не попадают туда. Они понимают, что делают плохо, они полны негатива тут, после смерти. Ведь "хорошо" и "плохо" заложено в людях природой, а природу нельзя обмануть. Всякий вор понимает, что он вор. Плохой человек, понимает, что он плохой человек.

— А что я такого сделал? — нервно и возмущенно спросил Григорий.

— Ты сожалеешь о смерти жены. Ты скорбишь о ней и считаешь, что это твоя вина. Ты умер, но вина не покинула тебя. Ты должен избавиться от этого чувства.

Григорий не стал спорить. Все было именно так.

— Но как? — спросил он.

— Я подскажу тебе. К слову, если бы ты не создал меня таким, возможно, я бы не подсказал тебе. Ты пожинаешь плоды своего образа жизни. А вот посмотри туда.

Григорий почему‑то понял, куда просит повернуться его голос. Он повернулся, и в темном пространстве возникла будто стеклянная перегородка, за ней он увидел другого человека, который метался и кричал разные слова и фразы, а эхо произносило полные противоположности. "Огонь!" — кричал он. "Холод", — отражалось эхом. "Я хочу пить!" — снова кричал он. "Я хочу есть", — отражалось эхом.

— Этот человек был малообразованным, нелюбознательным, жил, как большинство, как животное. Думал лишь о еде и деньгах. Теперь он уже несколько лет пытается решить загадку, а его ангел‑хранитель не может подсказать ему, думает вместе с ним, таким он его создал. А все так просто: при жизни этот человек все делал наоборот, шел против природы, не помогал никому, смеялся над злыми шутками, обижал слабых, поступал несправедливо и т. д. Теперь ему просто нужно согласиться с эхом, ведь эхо — это голос природы, призывающий его к противоположным действием. Ему просто нужно сказать: "Да, вода, а не огонь". Или: "Да, я хочу есть, а не пить".

Григорий снова посмотрел на того человека. "Я не знаю, что ты хочешь!!!" — кричал человек. "Я знаю, что ты хочешь", — повторяло эхо.

Григорий снова повернулся в другую сторону и стекло с тем человеком исчезло.

— Так что я должен делать? — спросил он.

— Исправить все, — ответил голос. — Ты попадешь во временную струю, если хочешь, в параллельный мир, такой же, только где ты еще жив. Ты сможешь явиться себе же во сне, это будет единственная возможность связи с самим собой. Ну, а дальше уже импровизируй.

Неизвестно почему, но Григорий не был удивлен предложению. То ли после смерти все кажется не таким фантастичным, то ли ему так хотелось в Рай.

— А если не получится исправить? Я же не знаю как?

— Импровизируй, — ответил ангел‑хранитель. — Готов?

— Да, — подтвердил Григорий и его тут же начало будто втягивать в темноту. Через несколько минут появилось чувство раздвоения. Григорий находился все там же и одновременно мог видеть каждый секундный фрагмент своей жизни совершенно четко и подробно. Вся его жизнь была как заученное стихотворение. Он четко знал, что и в какой момент происходило. Он четко знал, в какой день, какого числа и в какое время он выпил чашку воды. И если хотел, мог попадать в этот фрагмент жизни. Однако он был растерян. Что менять, как менять? Вот он увидел Татьяну, свою жену. Она лежит вместе с ним на кровати и не спит. Уже три часа ночи, она поворачивает голову, смотрит на него спящего и о чем‑то думает.

— Это за две недели до смерти! — воскликнул Григорий. — Что делать?

— Я не знаю, — ответил голос. — Я повторяю, я не Бог. Я созданное тобой. Ты не создал меня настолько умным и находчивым.

Григорий будто проигнорировал ответ своего ангела.

— Все просто! Нужно прийти к себе за день до ее смерти и предупредить.

В эту секунду Григорий оказался у себя же во сне. Только во сне у того, еще живого Григория. Наутро его двойник из параллельного мира проснулся рано и вспоминал свой сон: "Тань, мне сон дурацкий приснился. Будто я сам к себе пришел и предупредил себя же, что сегодня ты попадешь под машину. Настолько реалистичный сон был. Давай, ты не пойдешь сегодня никуда?"

Татьяна не пошла никуда в этот день, и машина ее не сбила.

— Все, — радостно обратился Григорий к голосу, — я спас ее!

— Увы, нет. Ты ее спас от смерти, но через два месяца у нее началось сильное депрессивное расстройство. Она, не посоветовавшись с врачом, стала принимать антидепрессанты, изменилось ее сознание в худшую сторону. Она умерла за пять лет до тебя. Ты изменил жизнь, но, видимо, не убрал причину ее грусти.

— А мне нужно убрать причину? — спросил Григорий.

— Тебе нужно просто перестать сожалеть. Если такой вариант тебя по‑настоящему устроит, ты незамедлительно окажешься в Раю. Но ты еще тут, стало быть, чувство вины не покинуло тебя. Новый вариант развития событий не подходит.

Григорий расстроился. Ему в самом деле было непонятно, чем он может помочь Татьяне и что он должен делать. "Нужно все досконально проанализировать. Если есть причина, значит, она когда‑то возникла". Григорий рассуждал. Он стал ходить по времени своей жизни, выискивая изменения в поведении и настроении своей жены. Спустя несколько часов ему стало очевидно: на пятый год и 107‑ой день их совместной жизни что‑то пошло не так. Татьяна вдруг погрустнела. Она постоянно начала думать о чем‑то, все чаще и чаще уходить в себя. "Что произошло? Что такое могло случиться?" — думал Григорий. Он стал подробно анализировать последний месяц до найденной им даты. Он пересматривал много всяких мелких и более крупных событий. "Забыл купить морковку. Ну, не из‑за этого же? Так, приехал на двадцать минут позже обещанного… Я никогда не пойму причины.

Вдруг он увидел фрагмент, как сидит Татьяна, заострив внимание на чьем‑то высказывании в Интернете: "Доброе утро только тогда доброе, когда ты сам добрый". "Графомания, — подумал Григорий, — но я, кажется, понял!" Внезапно его осенило. Эврика! Григорий вновь подробно пересмотрел свою жизнь и заметил, что примерно за год до того, как Татьяна начала чувствовать себя подавленно, он перестал регулярно говорить ей доброе утро, а за месяц до той даты, перестал вовсе. "Она, наверное, подумала, что я разлюбил ее, и стала грустить, размышлять на эту тему, накручивать себя! Неужели, я прав?"

Он поспешил вернуться в сон к себе живому, на второй год их совместной жизни и сказал сам себе: "Хочешь быть счастлив с Танечкой? Просто не забывай каждый день говорить ей "Доброе утро". Понял? А иначе будешь после смерти пытаться исправить то, что может произойти".

Далее Григорий посмотрел, как разовьется новое будущее и увидел, что его жизнь с Татьяной была счастливой до самой старости.

— Ну, теперь‑то точно все! — счастливо воскликнул Григорий. — Теперь все хорошо! Неужели одна, казалось бы, ничем не примечательная фраза сыграла такую огромную и важную роль в жизни? Григорий был искренне поражен.

— Теперь все хорошо, — повторил утвердительно голос и тут же Григорий стал растворяться и буквально через минуту оказался в чистом, неописуемом словами мире. Он оказался в Раю. Где тут же встретил свою жену Татьяну, которая подтвердила его догадки. Они снова оказались вместе.

От автора

Каждое сказанное слово, каждое маленькое деяние вносит коррективы в будущее человека. Наверняка многие думали, что бы было сейчас со мной, если бы я поступил в другой университет или выбрал бы другое место работы? Но мало кто думает, что бы было со мной сегодня, если бы я выпил не две, а одну чашку кофе вчера? Подобный вопрос может казаться ненужным. Что такое лишняя чашка кофе по сравнению с выбранным другим университетом? Однако лишняя чашка кофе — это 15 минут, за которые может произойти множество опасных и трагических событий у человека на пути. И вполне может быть, что многим людям лишняя чашка кофе уже спасала жизнь.

На самом же деле каждое сказанное слово играет существенную роль в будущем конкретно взятого человека. Не услышав с утра ожидаемое "Доброе утро", человек может расстроиться, впасть в состояние грусти. В результате все вокруг начнет вызывать в нем чувство раздражения, он станет агрессивно реагировать на окружающее и может попасть в беду или наделать глупостей. Все описанное может случиться за пару часов. Вот какую силу имеют ежедневные слова и деяния.

Конечно, трудно сказать, правильно ли вел себя вчера человек, чтобы его будущее сегодня было хорошим. Ведь нам не с чем сравнивать. Я считаю, каждый разумный и думающий человек должен чувствовать, что правильно, а что неправильно. И тем более каждый разумный и думающий человек должен, прежде всего, думать о будущем своего любимого человека.

Чжуан Цзы

 

Светлая комната

Автор этой новеллы

В загородном доме, который стоял в нескольких километрах от основного шоссе, уже четвертый раз за последние два года собиралось больше количество людей. Это были поминки, которые устраивали родители умершего два года назад Сергея. Каждые полгода родственники, друзья, некоторые знакомые и даже коллеги по работе приходили почтить память Сережи. И, конечно же, как и большинство людей, Сергей в свои 29 лет имел лучших друзей, которые когда‑то принимали активное участие в его жизни. Их было двое: Андрей и Максим.

Так вышло, что на этих поминках особенное внимание уделялось именно Андрею, потому что именно он видел Сережу за несколько дней до смерти — до его суицида. Именно он выслушивал странные рассказы своего друга. И вот на каждом таком мероприятии или на каком‑нибудь празднике, где собирались знакомые и близкие Сергея, Андрей сидел всегда посередине и оказывался в центре внимания. Это выглядело как неформальная традиция. Кто‑нибудь якобы невзначай спрашивал его: "А правда, что Серега тебе что‑то странное рассказывал за несколько дней до смерти?" Андрей отвечал, потом народ якобы заинтересовывался беседой, и все заканчивалось одинаково: сидел Андрей, вокруг него народ, и он рассказывал историю заново, и все слушали, как будто в первый раз.

Несмотря на то, что Андрей рассказывал эту историю уже много раз, она и в самом деле была загадочная, поэтому ему и самому было интересно. Рассказывая, он все время как будто бы пытался что‑то понять, подчеркивая всякие мелочи, словно сыщик, который проговаривает вслух предполагаемые сюжеты преступления. Особенно интересно было слушать эту историю людям, которые не слышали ее, и тем более, которые не знали Андрея.

Сергей же был человеком очень нежным, чувственным, ранимым, абсолютно безобидным и даже в какой‑то степени слабым, как наивный ребенок. У него была идея фикс — найти смысл жизни. Он хотел четко и ясно дать определение: "Мой смысл жизни заключается в том‑то и том‑то". Но между тем сам всегда подшучивал над этой идей, говоря, что невозможно найти смысл жизни, потому что его нет. Есть только цели. Такую двоякую политику философии вел Сергей.

В 23 года он женился, и с женой, которую звали Светлана, поселился в трехкомнатной квартире. С таким расчетом, что скоро у них будут дети. Однако до детей дело не дошло из‑за каких‑то гинекологических проблем у Светланы.

Его это не особенно расстроило, он был оптимистом. Тогда он придумал очень необычное дело. Он полностью разгрузил третью комнату в своей квартире так, что она осталась совсем пустая. Только стены и потолок — и ничего больше. Закрыл ее на ключ и велел жене и всем гостям, которые приходили к нему периодически, никогда туда не входить. Он решил, что в эту комнату могут заходить только он и его жена, и только тогда, когда у них очень хорошее настроение, для того чтобы заряжать эту комнату положительной энергией. И это должно было продолжаться до времени, пока у них не появится ребенок. А затем в этой комнате, заряженной положительными эмоциями, будет жить их чадо. Ни один из близких, включая Светлану, не воспринял эту придумку нейтрально. Для всех это выглядело странно и как‑то необычно. С одной стороны, интересно, а с другой — отдает чем‑то психически нездоровым. Но Сергей не производил впечатления больного человека ни физически, ни психически, поэтому против никто не был, тем более, как говорится: хозяин — барин. Жена Сергея, правда, лишь изредка составляла ему компанию. Иногда они вместе заходили в эту комнату, порадованные чем‑либо. Спустя некоторое время Светлана так и не смогла воспринимать происходящее нормально и просто решила игнорировать этот момент.

Сережа не настаивал, и фактически 6 лет он проводил свой ритуал один. Ближе к смерти, Сергей стал очевидно чаще проводить время в этой комнате, Светлану это беспокоило, и она жаловалась друзьям своего мужа — Андрею и Максиму. Максим в то время был очень загружен работой, и контакт чаще всего с ним проходил только через телефон и СМСки. Андрей же находил время для того, чтобы периодически захаживать в гости.

В очередной раз, когда Андрей пришел к Сергею, тот как раз был в "светлой" комнате, так называл ее Сережа, и, со слов Светланы, сидел там уже три часа. Света налила чай и начала вполголоса жаловаться Андрею:

— Андрюш, меня это все очень беспокоит. Он постоянно сидит в этой комнате, последний месяц часами может там пропадать, затем выходит какой‑то безразличный, как будто узнал какую‑то трагичную новость. А несколько дней назад на меня так посмотрел обреченно… Может, я, конечно, утрирую, но у меня сложилось впечатление, как будто он меня в чем‑то обвиняет, правда, не говорит об этом. Я пытаюсь с ним говорить, спрашиваю все время, а он вообще какой‑то безэмоциональный. Ты же его больше меня знаешь, с детства, ты никогда не замечал в нем каких‑то психических отклонений, честно?

Андрей, слушая Свету, был искренне удивлен, потому что это действительно не похоже на того лучшего друга, с которым он знаком с детского садика. Он продолжил диалог так же полушепотом, слегка настороженно:

— Нет, Свет, не было с ним никогда ничего подобного…

Света перебила Андрея:

— Просто, если ты не хочешь говорить из‑за того, что он твой друг, то не бойся, я ничего не скажу, но мне правда важно знать, что происходит. Я боюсь за него… и, честно говоря, когда он выходит из комнаты, я даже боюсь за себя, — она покраснела, закончив фразу.

— Да нет! Я тебе клянусь, Свет, он здоровый человек. Я не знаю, что там происходит у него. Хочешь, я пойду посмотрю, постучусь к нему?

— Бесполезно, — будто ожидая предложения, быстро ответила Светлана, — он не реагирует. Просто давай посидим, подождем, я не хочу оставаться одна с ним. А когда он выйдет, может, ты с ним поговоришь?

— Да, давай. Мне самому интересно. Если все так, как ты говоришь, то это что‑то странное.

— Все так, — снова быстро ответила Светлана.

Они сидели на кухне практически молча и пытались прислушиваться к каждому звуку, чтобы предположить, чем занимается Сергей в своей "светлой" комнате. Только старания были напрасны, потому что в комнате было очень тихо, и они через некоторое время сошлись на предположении, что, может быть, он просто там спит.

Пока они продолжали ждать, Андрей вспоминал последние месяцы общения с Сергеем и поймал себя на мысли, что действительно есть некоторые изменения. Сереже все в последнее время было неинтересно. Если поначалу он отказывался от каких‑то мероприятий, но не категорично, а скорее случайно, то затем он вообще стал кратко отвечать на телефонные звонки, на все предложения отдохнуть говорил сухим голосом: "Нет, спасибо". В общем‑то, если собрать статистику за последние месяцы, то количество часов общения с Сергеем сократилось по меньшей мере в 2 раза. Сидя на кухне, ожидая, когда наконец дверь комнаты отворится, Андрей решил, что эти события взаимосвязаны.

Наконец дверь открылась, и, так как комната располагалась прямо напротив кухни, Андрей и Светлана тут же отреагировали, резко повернув головы в сторону Сергея:

— О, привет, Андрюх, — как‑то устало произнес Сергей.

— Здорово! — ответил Андрей, и в атмосфере повисла очевидная неловкость.

Сергею было ясно, что его друг не просто так у него дома. А Андрей чувствовал неловкость, потому что знал: Сергей тоже все понимает. Тем не менее, Андрей сразу задал прямой вопрос, осознавая, что этические игры не к месту, итак все ясно:

— Серег, а ты что там делал… в комнате в смысле?

— Отдыхал, — сухо ответил Сережа и опять сурово и разочарованно посмотрел на Светлану.

Андрей же уловил этот взгляд и убедился, что Света все говорила верно, это был тяжелый, обвиняющий взгляд, взгляд обиженного человека, будто его предали. Затем Сергей продолжил:

— А налейте мне тоже чайку, пожалуйста! — На его лице не было никакого выражения, он был озадаченный и какой‑то грустный. Будто он был пропитан грустью или будто внутри него находится какой‑то источник, из которого с сильным напором выливается грусть. Светлана молча встала, подошла к чайнику и подала глазами знак Андрею, показывая на кофе. Затем взяла кофе и насыпала в чашку три ложки, делая это умышленно медленно, чтобы видел Андрей. Андрей же наблюдал за этой картиной с интересом, и у него тут же появилась мысль: "Неужели не заметит?" Затем Света налила в чашку кипяток и положила всего одну ложку сахара. Затем спросила мужа:

— Тебе какой чай, черный или зеленый?

— Черный, — безразлично ответил Сергей.

Светлана поставила чашку на стол. Спустя пару минут Сергей поднял чашку, сделал глоток и так же сухо произнес:

— Горький чай. Ну, ничего страшного.

— Серега, ау! Ты вообще‑то кофе пьешь, — вмешался друг.

Сергей перевел взгляд на чашку и с усмешкой сказал:

— Точно, кофе. Кофе даже лучше, чем чай.

Андрей не знал, как себя вести. Все выглядело так странно, он хотел как‑то тактично предложить Сереже поговорить, но, пока подбирал слова, Сергей просто сказал:

— Я пойду лягу, — и ушел.

Через некоторое время ушел и Андрей, предварительно обсудив со Светланой происходящее и пообещав ей, что через несколько дней он вернется с целью расставить все точки над "i", тем более что ему это все совсем не безразлично, ведь Сергей его друг.

Через несколько дней, как раз незадолго до смерти Сергея, Андрей пришел к нему, когда он был один дома. Без церемоний Андрей начал разговор:

— Серега, ты понимаешь, что все, что происходит, — это ненормально. Ты пугаешь Свету, пугаешь меня, ты какой‑то странный стал и очевидно, что странность эта добром не кончится. Может, расскажешь мне, что происходит, я же тебе не чужой все‑таки?

В этот раз Сергей был менее замкнутый и сухой, неожиданно для Андрея охотно начал делиться всем происходящим:

— Андрей, все очень плохо. Все очень нехорошо. Я никогда не найду смысла жизни, он есть, но до него не добраться. И ты никогда его не найдешь…

Он остановился, и на его глазах появилось выражение сдерживаемых слез. Андрей же, игнорируя сказанное, задал прямой вопрос о комнате:

— Что ты делаешь в комнате? Что там такое происходит с тобой? Это же очевидно, что она влияет на тебя.

— Там я увидел все происходящее вокруг. Все, что происходит вокруг нас, — это ужасно. Я шесть лет очищал эту комнату от негатива, шесть лет создавал там чистоту и вот, зайдя туда, я могу ясным разумом увидеть, где на самом деле мы живем. Наверное, потому, что положительная энергия исключает ложь, уничтожает обман и иллюзии. Потому что все открытое — это хорошо, а все скрытное — это плохо. Вероятно, я полностью очистил комнату от негатива и увидел все ясно, без иллюзий, без фантазий, безо лжи.

— И что же ты там такого увидел?

— Хочешь посмотреть? Зайди. Позаходи туда несколько дней и поймешь меня.

Сергей так убедительно говорил, что Андрей даже немножко испугался.

— Я не пойду туда, я хочу, чтобы ты мне рассказал. — Сергей продолжил:

— Ты знаешь, что происходит вокруг тебя? Нет, не знаешь. Тебе кажется, что ты знаешь. В мире нет места, где по‑настоящему хорошо. Все то, о чем мы мечтаем, — любовь, дружба, мир, добро и так далее, — это все то, чего нет на Земле. Потому что все это могло бы быть производным человечества. Но люди создали иное, своей общей энергией люди породили мир, в котором все то, что я перечислил, превратилось в иллюзию, в теорию. Вокруг нас только предательство, издевательство, злоба, насмешки. Ты думаешь, твоя невеста любит тебя и ты нужен ей? Нет. Ты думаешь, тебя ценит хоть кто‑то? Нет. Все хорошее вокруг тебя — это все временная иллюзия, этого ничего нет. Зайдя в комнату, ты увидишь, как выглядит наш мир на самом деле, ты увидишь производное людей. Я называл эту комнату "светлой", но теперь я называю ее "правдивой". В ней оживает мир, в котором показывается истинное окружение тебя. Спасибо Господу Богу за то, что он нам дал физическое тело, потому что физическое отвлекает нас от настоящего… И самое страшное, Андрюша, — Сергей выдержал паузу, а Андрей с открытым ртом, будто загипнотизированный, не отрывая взгляда от Сережи, ждал продолжения, — самое страшное, что ты — тоже иллюзия. Ты вовсе не такой, каким кажешься себе.

Андрей не знал, как реагировать, он не был психиатром или психотерапевтом, но все, что говорил его лучший друг, указывало на то, что ему, наверное, нужен врач узкого профиля.

— У тебя просто сложный период в жизни, Серега, давай мы сходим к доктору, посоветуемся, что делать, а?

— Я не болен, — сухо ответил Сергей. — Прежде чем ставить на мне клеймо, побудь в комнате, а потом скажешь, нужно ли мне к кому‑нибудь или нет.

После этого разговор плавно угас, потому что попросту не клеился даже. Слишком шокирующая информация свалилась на Андрея, и он не знал, как интерпретировать ее. Конечно, мыслей поверить Сергею не возникало, но и в комнате он сидеть не хотел, потому что какая‑то частичка в глубине души вызывала чувство страха: "А вдруг это все правда?"

Андрей передал Светлане весь разговор и пообещал обдумать все и постараться помочь ее мужу и своему лучшему другу. Только совсем скоро после этого Сергей свел счеты с жизнью. Вот такая странная и трагичная история приключилась с его лучшим другом.

После очередных поминок, когда все закончилось, Андрей, Максим и Светлана вышли из дома и направились к машине. После смерти Сергея они часто проводили время втроем.

Первые месяцы Андрея очень интересовало, что Света будет делать с этой злосчастной комнатой, которую создал Сергей. Она говорила, что боится в нее заходить. Но через некоторое время она наняла домохозяйку, которая раз в две недели утром приходила мыть в этой комнате полы и окна. В это время Светлана всегда уходила из дома, предупреждая домохозяйку, чтобы та не закрывала дверь, находясь в комнате, списывая это на некий ритуал.

— Свет, а ты так в комнату и не заходила? — неожиданно спросил Андрей.

— Нет, не заходила, и даже нет желания.

Было видно, что Светлане неприятна эта тема, она напоминает ей о трагедии. Андрей на несколько секунд задумался и произнес уверенно и настойчиво:

— Можно, я зайду?

Света и Максим шокировано посмотрели на него. Максим спросил:

— Чего это ты, спустя два года решил туда зайти?

— Созрел, наверное, — так же уверенно ответил Андрей. — Ты не против, Свет?

— Д‑да нет… если хочешь… то заходи. Сиди. В общем, делай, что хочешь.

Андрей обратился к Максиму:

— А ты как? Пойдешь со мной?

— Не, я пас. Даже не предлагай. Мне вся эта чертовщина не нравится.

Они втроем сели в машину, несколько минут длилось молчание, которое вновь нарушил Андрей.

— А я считаю, нам стоит провести эксперимент. Если не хотите находиться в комнате, тогда посодействуйте с видеосъемками. Установим камеру в комнате, где я буду сидеть, а вы просто снимайте внешнюю сторону двери, ну так, на всякий случай.

Через некоторое время согласие его друга и подруги было получено. И вот на следующий день вечером все было приготовлено. Почти ночью все трое находились у Светланы дома. Максим поставил камеру на кухонный стол так, чтобы она снимала дверь этой самой "светлой комнаты", а Андрей очень уверенно, без прелюдий, зашел в комнату, поставил камеру на пол, включил ночной режим, выключил свет и сел, облокотившись об пол.

Андрей не мог расслабиться, все ждал каких‑то явлений или еще чего‑то неизвестного. Он провел в таком полулежачем положении несколько минут, пока руки не стали затекать. Тогда он полностью лег, практически совсем успокоившись.

"Серега, Серега, что же ты тут такое увидел?" — пронеслась у него мысль в голове и тут же дополнилась: "Что же тебя так напугало?" Вдруг Андрей ощутил странное чувство, будто уже что‑то происходит. Будто вокруг него много людей. Он резко встал на ноги и хотел выйти из комнаты. В темноте он видел силуэт двери и окон, даже стены. Он направился быстрым шагом к двери, но не мог до нее дойти. Она не удалялась, просто его шаги как будто были вхолостую. Он как будто шагал по воздуху, находясь на одном месте.

— Открывайте! — закричал Андрей. — Дверь открывайте!

В воздухе начала появляться какая‑то тяжесть, как будто что‑то весомое и сковывающее движения, — это был воздух. Андрей стал уже бежать к двери, но бежал на одном месте, продолжая кричать:

— Откройте дверь! Света! Макс!

Это длилось несколько минут, он даже перестал призывать друзей помочь ему, потому что понял, что это бессмысленно. Вдруг он оторвался от места и, резко открыв дверь, выбежал, закрыв ее за собой. На него удивленно смотрели Максим и Светлана.

— Вы оглохли что ли?! — с претензией спросил Андрей.

— А в чем дело? — виновато вопросом на вопрос ответил Максим.

Андрей рассказал о том, что произошло с ним, но друзья сказали, что не было никакого шума и даже никакого шороха. И вообще, по рассказам Андрея, он находился в комнате минут двадцать, но на самом деле прошло почти полтора часа. Андрей, ничего не объясняя, пошел к комнате, открыл дверь, резко забежал, схватил камеру и выбежал обратно, снова закрыл дверь за собой. Просмотрев видео, он не обнаружил ничего странного. Просто Андрей зашел, присел, потом лег, потом встал и выбежал из комнаты. Светлана резко впала в панику и начала настаивать на том, чтобы никаких экспериментов больше не было, и вообще она начнет разменивать квартиру или попросту ее продаст. Но затем успокоилась и сказала: "Делай, что хочешь".

Андрей решил продолжить эксперимент до конца, ведь все, что произошло, только еще больше заинтриговало его. Андрей решил, что больше не будет впадать в панические состояния и будет полностью принимать происходящее, пытаясь разобраться. Уже на следующий день точно в таком же составе эксперимент продолжился. Андрей вновь зашел в комнату, вновь установил камеру, выключил свет и лег на пол. В этот раз он был спокойнее и более готовым к неожиданностям: "Главное — помнить, что я лежу в комнате, и все, что будет происходить, — это все не физическое". Затем Андрей стал вспоминать слова Сергея из их последнего разговора о том, что люди массово породили энергию издевательств, насмешек и т. д. Ему вспоминался сам Сергей до того, как он начал пропадать в своей комнате.

Андрей даже не заметил, как снова оказался в состоянии, которое точно отличается от обыденного. "Ага, главное — не бояться, это все мир ментальный, "настоящий", как называл его Сергей". Андрей встал, посмотрел вокруг и понял, что комната стала гораздо больше — такая, что не видно границ, в ней темно, но элементы света присутствуют в разных участках комнаты. Просто свет кусками висит в воздухе. Андрей начал идти, аккуратно изучая все вокруг, постоянно повторяя: "Это не физическое, а значит — не опасно".

Вдруг он услышал впереди какие‑то отдаленные звуки спорящих людей: "Я, я — настоящий, я когда пришел, вы уже тут были", "Я позже всех тут оказался!", "Идиоты вы, как вы не понимаете: я тут один, а вы все — ненастоящие". И таких заявлений как будто больше сотни. А все голоса до боли знакомые и как будто одинаковые, только интонации разные. Приближаясь, Андрей увидел, что вдали стоят люди, которые создают этот самый гул, доказывая друг другу что‑то. Приблизившись, Андрей увидел, что стоит больше сотни спорящих людей и все они — это он. Андрей опешил. Его двойники, не обращая внимания на него, продолжали спорить, приводить друг другу аргументы, факты, доказательства, оперируя какими‑то датами, временами и т. д. Андрей встал в нескольких метрах от них и почувствовал, будто творится какая‑то несправедливость. Его двойники считают, что они настоящие, но настоящий‑то Андрей. Он сказал:

— Эй, вы тут все — мои двойники. Я — настоящий. Я только что пришел.

Вдруг вся толпа резко замолчала, и один из двойников презрительно оглянул его и ответил:

— Ну, уж точно не ты.

И снова отвернув от него головы, вся толпа настойчиво начала спорить, кто из них настоящий. Андрей начал доказывать:

— Глупые! Я только что вошел в комнату, лег и пришел к вам. Вас не существует, существую я! А вы — воображение!

Тут же он услышал чью‑то контратаку в свою сторону:

— Это ты — мое воображение и вы все! Я уже давно доказал вам это!

Андрей внезапно понял, что он сейчас стал частью своих двойников, пытаясь точно так же, как и все, доказать свою правоту. И внезапно у него появилась страшная мысль: "А вдруг я правда ненастоящий, так же, как и они для меня?" Андрей испугался и пошел в противоположную сторону от толпы своих двойников, он пошел быстрым шагом, пытаясь скорее скрыться и не слышать голосов. Он по‑прежнему говорил себе: "Не сходи с ума, это все что‑то вроде сна. Ты — настоящий. Ты знаешь: сейчас ты лежишь на полу в комнате, и все. Ничего страшного на самом деле не происходит. Вообще уже нужно просыпаться". Идя по комнате с кусками света, которые висели в пространстве, Андрей вдруг увидел еще один силуэт, сидевший на стуле недалеко от него. Андрей начал приближаться и снова увидел себя. Только лицо его было какое‑то усталое, утомленное, можно даже сказать, воскового оттенка. Он сидел на стуле и хитро смотрел на Андрея. Андрей задал вопрос:

— И что, ты тоже будешь мне доказывать, что ты настоящий, а я — нет?

Его усталый потрепанный двойник сразу подхватил диалог:

— А зачем мне доказывать? Я знаю, что это так. Поэтому я тут, а не с толпой моих копий.

— Но я, я ведь живу, я ведь живу в реальном времени. Я сейчас проснусь и окажусь в Москве, в квартире, по конкретному адресу, пойду заварю себе чай или кофе, или что захочу, и буду жить. Ты что, не понимаешь этого? А ты, ты исчезнешь, потому что тебя нет.

Двойник Андрея спокойно слушал, не перебивая, по‑прежнему хитро смотря на него.

— Вот ты и ошибаешься! Я — настоящий, а ты и вся эта толпа — это проявления меня. Тебе только будет казаться, что ты живешь, а на самом деле ты будешь тут, в пустоте, а вот я как раз буду жить, потому что я‑то настоящий, а ты — нет.

Андрею стало нехорошо, он уже задыхался от возмущения и даже от страха, и вот у него закружилось голова, вдруг он увидел потолок, стены, повернув голову, увидел дверь. Он встал, вышел из комнаты, закрыл за собой дверь и сразу же обратился к Максиму со Светланой, которые смотрели на него, как всегда заинтересованно.

— Я ведь существую? Я — это я? Не обманывайте меня. Вы ведь живые? — Еще чуть‑чуть и Андрей бы расплакался, как ребенок. Светлана обняла его и начала успокаивать, действительно, как ребенка:

— Тихо, тихо, Андрюша, ты что? Я же тебя обнимаю, конечно, я настоящая и Макс настоящий. Тихо, успокойся. — Андрей прижался к Свете и произнес:

— Не обманывайте меня, пожалуйста, не обманывайте меня.

— Тихо, — продолжала успокаивать его Светлана, — никто не обманывает тебя, мы твои друзья. Мы все тут реальные. Что бы с тобой ни происходило, это было неправда.

Спустя несколько минут Андрей успокоился и рассказал все, что происходило с ним. Посмотрев видео, они снова ничего интересного не обнаружили. Андрей не знал, что делать. Ему, с одной стороны, не хотелось больше проводить эксперименты, а с другой — он чувствовал, что еще не проник настолько глубоко, насколько было возможно. Они решили сделать небольшой перерыв, в пару дней. Набраться сил, уверенности и наконец переосмыслить все происходящее. Андрей поймал себя на мысли, что цели у эксперимента никакой нет, на самом деле — все проще: Андрею интересно, что там есть еще в этой комнате, а точнее, в ментальном мире, в который можно попасть через комнату. А Светлане и Максиму просто интересно, что им рассказывает Андрей. Тем не менее, это не важно.

Спустя два дня снова сбор, снова все по‑прежнему. Только неожиданно для Светы и Андрея, Максим заявил, что тоже хочет поучаствовать:

— Во‑первых, интересно, а во‑вторых, может быть, не дадим друг другу сойти с ума.

Теперь уже на кухне сидела одна Светлана, а два лучших друга лежали на полу в комнате. Они не знали, будут ли они вместе, когда попадут в "настоящий мир", или же каждый будет отдельно. Буквально через несколько минут они получили ответ на этот вопрос. Они не были вместе.

"Черт, жаль", — подумал Андрей. И уже смело, можно даже сказать, адаптировано встал и пошел по черному пространству с висячими кусками света. Вдруг в пространстве начали появляться силуэты различных зданий, заведений, будто он идет по улице. Не было четких картин, но было видно, что, например, слева от Андрея стоит некий бар, чуть подальше — какой‑то офис. Вокруг стали появляться также силуэты людей. Андрей, двигаясь дальше, оказался в настоящем людном месте, где ему галантно предлагали всяческие услуги. Только в каждом предложении он видел какой‑то подвох и издевку:

— Чудеса, колдовство, выбор имени. Проходите, располагайтесь, все подберем, решим судьбу.

— Настоящая дружба продается, покупайте по дешевке, не проходите мимо!

Андрей смотрел на происходящее, и ему было жутко.

— Папики с кошельками на выбор для милых дам, сегодня скидка!

— Иллюзия любви, последняя модель, не отличить от настоящей! И страстный секс в подарок, спецпредложение!

Андрей снова почувствовал дурноту. Он начал заглядывать в здания, куда зазывали странными предложениями все эти люди‑фантомы и видел, как в этих зданиях теснятся люди, как в набитом автобусе, когда уже нет мест и даже двери не закрываются. С безумными лицами люди пытаются купить то, что им предлагают, но их так много, что они давят друг друга и не могут даже пошевелиться. Только мельчайшие движения с трудом получаются.

Андрей посмотрел вперед и увидел огромную подсвеченную вывеску с надписью: "Твоя судьба" и стрелочка налево. Андрей пошел к этой вывеске, затем последовал по дороге, на которую указывала стрелка. Пройдя метров двести, он попал в начало лабиринта, в котором нет выхода. Вдруг сзади послышался голос:

— Зайдешь — и не выйдешь отсюда!

Андрей обернулся, сзади стоял тот самый его двойник с восковым оттенком кожи лица.

— Откуда ты знаешь?

— Я уже искал, чудом выбрался. Потому такой потрепанный, несвежий. Ты видишь все, что происходит вокруг? Обратил внимание?

— Конечно, обратил! Как не обратить?

— Ну, так вот — это настоящий мир, а то, где ты живешь, хотя ты и не живешь, потому что живу я, — это иллюзорный, физический мир. Не было бы физического, жил бы ты тут. Весь мир такой. Все материальное — это только оболочка, под которой такая вот гниль. Как фрукт, который выглядит неплохо, а внутри уже давно испортился. Кстати, вон там, — двойник показал пальцем в одну из сторон, — есть бар "Выгода", там спецпредложения по женихам сегодня, я там, кажется, нашу невесту видел.

— Нет, — Андрей панически усмехнулся, — этого не может быть, ты просто врешь. Ты просто злой.

— Ты — это я. Ты разве злой?

— Не я — это ты, ты — это я.

— Дурак, если бы не я, заблудился бы сейчас…

Андрей снова начал нервничать и снова очнулся в комнате, рядом с ним лежал его друг. Он взял Максима и стал его будить. Максим резко проснулся. Они вышли из комнаты. Андрей сразу рассказал все, что с ним произошло, позвонил своей невесте. Она оказалась дома. Он сказал ей, что у него есть важный разговор и завтра он к ней приедет. Максим все это время сидел молча. Светлана спросила его:

— Макс, ну а с тобой‑то что было?

— Да ничего, я просто заснул, ничего не видел.

Тем не менее, Максим был какой‑то озадаченный, и было очевидно, что он говорит неправду. Андрей стал выпытывать у него, одновременно подбадривая.

— Макс, что ты видел? Говори! Помни, что это все неправда, — произнеся это, Андрей показался вдруг неуверенным. Светлана, видя все происходящее у нее дома, тут же решила, что пора прекращать все эти странные путешествия.

— Все, ребят, на этом заканчиваем. Ставим точку и не продолжаем.

Как ни странно, но Максим и Андрей покорно согласились. На этом вечер был окончен. Андрей описал свои переживания в стиле мемуаров, а Максим стал какой‑то разочарованный и отстраненный, так и не рассказав, что он увидел.

Спустя несколько дней Андрей пришел к Светлане без звонка и попросил снова пойти в комнату:

— В последний раз, Свет, я обещаю. Мне нужно кое‑что посмотреть, пожалуйста.

— Андрюш, ну это же все не кончится добром, — пыталась не очень упорно переубедить Андрея Света.

— Я просто люблю свою Лену (так звали невесту Андрея), а она любит меня. Не может быть, чтобы это было неправдой.

— Андрей, все, что происходит в комнате, это и есть неправда, не сходи с ума.

— Нет, Света, ты ошибаешься, там как раз все правда, и мне нужно знать ответ на мой единственный и последний вопрос.

Светлана не стала препятствовать, и Андрей снова очутился в комнатном мире. Он встал и начал искать Елену: "Она должна быть где‑то тут, ведь я ее ищу". Вдруг он увидел ее. Позвал ее. Она повернулась к нему, и он начал речь:

— Леночка, я тебя люблю, слышишь? Я знаю, что ты не такая…

Вдруг его перебил голос все того же двойника. Они с Леной повернулись к нему:

— Вот ты дурак, так дурак. Если она не такая, что же она тогда делает в этом мире?

Андрей ничего не ответил, снова повернулся к своей невесте и продолжил:

— Не слушай его. Слушай только меня. Я люблю тебя, помнишь, мы хотели пожениться? Мы поженимся и будем вместе. Ты согласна? Ты любишь меня?

Елена смотрела на Андрея, не отрывая взгляда, затем резко обняла его и сказала:

— Любимый мой, конечно, я люблю тебя. Ты нужен мне… хих, — она хихикнула. Андрей посмотрел на нее, заподозрив неладное:

— Что с тобой?

— Ничего, прости любимый, просто анекдот вспомнила.

Андрей занервничал:

— Какой анекдот? Сейчас очень важный момент для нас, для меня, для тебя.

— Прости меня. Я люблю тебя и хочу быть с тобой всю жизнь, пока смерть не разлучит нас, — эту реплику она произнесла явно с насмешкой. Андрею это было очевидно. — Я правда люблю тебя… хих, — и снова хихикнула.

Стоящий позади двойник окликнул Андрея, посмотрел сочувствующе на него и сказал:

— Посмотри, что у нее в руке…

Андрей посмотрел в ее руку, в которой она сжимала бумажку, развернув ее, он прочел: "Флаер" — вечеринка для любящих дурачить. Вход бесплатный". Андрей очнулся, выбежал из комнаты, не говоря ничего Светлане, сел за стол и сидел так несколько часов, не реагируя на успокоения Светланы.

Прошло полгода. Андрей продолжает жить один, испытывая эмоции, но понимая, что ничего нестоящего нет. Он адаптировался к новому восприятию действительности. И к тому, что все вокруг является всеобщей игрой, в которой господствует одно правило: кто первый обманет, тот и молодец. Андрей помог Максиму выйти из состояния тяжелой депрессии. Максим живет хорошо, ему повезло, он не до конца проникся в так называемый "настоящий мир". Иногда только впадает в апатию. А Светлана продала свою квартиру и купила другую.

Автор этой новеллы

 

Присутствие

— Отойди от меня, Сатана! — сказал Иисус Петру, когда тот пытался уговорить его избежать распятья.

Десятилетний мальчик и его девятилетняя сестра вышли из своей комнаты и направились в кухню, где за столом сидела их мама. Она что‑то писала в своей рабочей тетради, составляла какие‑то отчеты. Зайдя на кухню, мальчик с девочкой немного пошептались, обсуждая, кто задаст вопрос, и решили, что мальчик, в силу своего пола и статуса, все‑таки старший брат, должен сделать это первым.

— Мам, — без прелюдий начал мальчик, — а Бога можно увидеть? — Вопрос прозвучал крайне неожиданно. Мама мгновенно отвлеклась от своей работы, подняла голову и строго посмотрела на детей. Увидев ее взгляд, дети напугались и почувствовали себя неловко, по‑детски неловко.

— Что за вопросы? — жестко и грубо спросила мать. — Что за вопросы, я спрашиваю? — повторила она с очевидной агрессией, спустя несколько секунд. Девочка испугалась и с надеждой смотрела на своего старшего брата, ожидая, что он как‑то быстрее сможет выйти из этой неожидаемой, нервозной для них ситуации.

— Ну, мы просто слышали разговор нашего соседа сегодня с кем‑то. Он говорил, что много раз видел Дьявола, а Бога не видел, — виновато выдавил из себя мальчик.

— Бога можно увидеть после смерти, если вести себя всю жизнь хорошо. А Дьявола видят только подонки и уроды, вроде вашего отца, те, от кого Бог отвернулся, понятно? — совсем агрессивно ответила мать.

Несмотря на детский страх перед гневом взрослого, да еще и собственной мамы, мальчик осмелился продолжить начатый разговор:

— Но наш сосед, он же хороший человек. Он нам помогал несколько раз, подвозил нас бесплатно, помнишь? В магазине нам один раз добавил сто рублей, когда нам не хватило. Здоровается все время. Нас с Леной (так звали сестру) угощает постоянно чем‑то. Ты же сама даже говорила ему и нам, что он — Божий человек и Бог нас вознаграждает за нашу веру тем, что посылает нам в помощь таких, как он.

— Значит, так! — едва дослушав, крикнула мать. — Пошли к себе в комнату, и чтобы больше с ним не общались, ясно?! Сегодня вы оба наказаны… и завтра тоже! Из своей комнаты можете выходить только в туалет и на кухню поесть. Все понятно?! Пошли быстро! — Резко и страшно она огласила приговор и угрожающе посмотрела на детей.

Дети быстро развернулись и побежали к себе в комнату. Некоторое время они молчали, а затем стали тихо обсуждать произошедшее. Мальчик искренне не понимал, за что он и его сестра получили наказание. Они всего лишь задали вопрос. Неужели есть вопросы, за которые наказывают? Тогда почему ни в детском саду, ни в школе, ни на улице их этому не научили. Почему родная мама не сказала им об этом? Ведь научили же их мыть руки перед едой, научили не ковырять в носу, не показывать пальцем на людей. Почему же не сказали, что нельзя задать вопрос: "Можно ли увидеть Бога?"

"Раз сосед говорил на эту тему, значит, можно об этом говорить", — подумал мальчик. "Мама ведет себя неправильно", — закончил думать он и произнес вслух обиженно и целеустремленно:

— Когда я вырасту, я приду к нашему соседу и расспрошу его про Бога и Дьявола.

Затем он встал и тихонечко подошел к двери. Он аккуратно открыл дверь и хотел выйти в коридор, где лежали его карандаши для рисования. Сделав шаг за порог комнаты, он вдруг поймал на себе ужасный взгляд своей матери. Она смотрела на него темным, бессердечным взглядом. Ее лицо отображало безумие и силу. Ее волосы были растрепаны, и, хотя она не издавала ни звука, мальчик слышал ее голос — звонкий и неприятный: "Захлопни дверь!" — послышалось ему. Его мама злостно ухмыльнулась, и он прочитал эту ухмылку: "Вы полностью в моей власти". Мальчик испуганно захлопнул дверь и прыгнул к себе в кровать, нервно глотая воздух ртом, будто задыхаясь, и не в силах сдержать текущие порциями слезы.

— Ты чего? — испуганно спросила сестра и тоже начала плакать от страха.

— Я тоже видел, — захлебываясь слезами, ответил мальчик. — Я тоже видел его, — продолжал утверждать он…

От автора

Человеку свойственно оправдывать себя в любой ситуации, в любом неверном действии. Но когда вина очевидна, какое найти оправдание? Пожалуй, такое, которое невозможно будет проверить. Поэтому часто можно услышать: "У меня такая генетика", "У меня психологическая травма с детства", "У меня судьба такая" и, наконец: "Дьявол сделал это". Но что такое Дьявол, или кто он такой? Возможно ли поздороваться с ним за руку? Возможно ли поговорить с ним? По моему убеждению, нет. Дьявол — это стихия, стихия разрушения. Равно, как и Бог. Невозможно взять за руку ни того, ни другого. И первый, и второй — это закон. Два неменяемых закона Вселенной. Иисус? Иисус, да. Но он не совсем Бог. Он — представитель Господа Бога. А потому контакт с ним возможен.

Итак, есть две стихии, оплетающие не только Землю, но и всю Вселенную. Одна разрушает, другая — созидает. Когда человек попадает под воздействие той или иной стихии, его внутреннее содержимое выплескивается наружу. Если человек добр и разумен, он заражает этим окружающих, он помогает, созидает, он творит. Если человек темный, бездуховный, то при соприкосновении с дуновением Дьявола, человек начинает делать глупости, он начинает смердеть изнутри, он извергает всю ту зловонную жижу, которой он пропитан насквозь.

Таким образом и происходит борьба двух вечных, неувядающих энергий. И каждый человек, сталкиваясь со своими личными искушениями, со своей необразованностью и прочими духовными дефицитами и пороками, непременно дает жизнь своему собственному Дьяволу. Человек рождает его и впоследствии страдает от него сам и заставляет страдать окружающих. Наконец, если человек сам не бросит вызов своему Дьяволу, он никогда не сможет убить его и никогда не станет по‑настоящему живым в Божественном смысле этого слова.

Иоганн Вольфганг Гете

 

Идеальная страна

От автора

Данная новелла повествует об одной утопической стране. Читая или слушая это произведение, постарайтесь на время отбросить привычный скепсис. Конечно же, все ниже написанное является фантазией с прямыми углами. И каждый, кому захочется, на любой аспект может выдвинуть множество своих "но". Кроме того, я не политолог, не экономист и в принципе очень далек от политики. Поэтому с помощью фантазии я попытался описать утопический мир, который кажется мне вполне достойным.

Но вот, что интересно. Когда заходит речь об утопическом мире, практически каждый, с кем мне приходилось обсуждать эту тему, утверждает, что это невозможно. А на просьбу описать, как в представлении оппонента выглядит утопическая страна, я не получаю ответов. Может быть, в этом и проблема? Большинство даже не знают, что такое утопия. Между тем, всякий с большой охотой выдвинет много противоречий любой фантазии. Может быть, проблема именно в том, что люди разучились создавать даже в фантазии, зато с большой радостью стремятся разрушить?

Возвращаясь к теме утопии, хочется сказать следующее: утопия возможна. На данном этапе развития человечества утопия возможна в пределах небольшой группы людей. Я лично являюсь частью утопического коллектива. А раз несколько человек готовы создать идеальное общество, значит — это возможно и на более глобальном уровне.

И наконец, утопическое общество, в моем понимании, это не общество, где все хорошо на все сто процентов. Такое общество было бы либо мертвым, либо безэмоциональным. В моем понимании, утопическое общество — это общество с единой идеей, едиными целями и, самое важное, с живым, разумным и адекватным мышлением.

Великий человек держится существенного и оставляет ничтожное. Он все делает по правде, но никогда не будет опираться на законы.

Лао Цзы

Сидя за рулем своей машины, Сергей регулярно посматривал на часы и постоянно вызывал в памяти обрывки детских воспоминаний, пытаясь связать их воедино. Ему помнилось, как в детстве дедушка рассказывал про какую‑то утопическую страну, в которой все живут счастливо и любят друг друга. А также ему вспоминались строгие лица родителей, которые говорили, что дедушка врет — никакой утопической страны нет. А есть только сборище тиранов и убийц, которые называют себя идеальными людьми. Эти обрывки воспоминаний не давали покоя Сергею все его тридцать семь лет. Он не мог понять, все эти фрагменты памяти имеют какое‑то серьезное значение или же его двухлетний возраст исказил даваемую ему информацию, а то, что он помнит сейчас, — это смесь воображения с чем‑то неважным. Лишь несколько лет назад стало ясно, что слова дедушки и родителей действительно имели смысл. Потому что несколько лет назад, а именно — пять лет, некая страна "Утопия" открыла границы для туристов. До того момента эта страна была сродни Шамбале. Городу, который, по убеждению некоторых людей, существует, но никто его не видел и не был там. Ходило много слухов вокруг этого феномена. Например, что одному человеку удалось перебежать границу этого государства. Затем, через три дня, этого человека обнаружили и расстреляли без суда и следствия. Или противоположная история: один человек также перебежал границу, его поймали, через несколько дней предоставили жилье, работу, а в итоге он живет там по сей день в мире, любви и согласии.

Так вот, пять лет назад все стало более очевидно. Некто Георгий Николаевич Снобов выступил по центральным каналам многих стран с объявлением о том, что границы государства, в котором он является президентом, открыты для туризма. Однако большинство стран все‑таки запретили ему выступать на их телевидении, поэтому эта информация была из разряда то ли правды, то ли слухов, то ли журналистских уток. А три недели назад Сергей получил задание поехать в это самое утопическое государство с целью взять интервью у того самого Георгия Николаевича Снобова.

Задание же Сергей получил неспроста. Он работал журналистом много лет. Его репутация была, как говорится, чистой и незапятнанной. Никогда он не пускал беспочвенных слухов ради того, чтобы написать статью. Никогда не искажал слова интервьюируемых. Именно по этой причине президент утопической страны согласился дать интервью, но исключительно Сергею.

Часы показывали, что до границы оставались считанные минуты: максимум еще минут пятнадцать. Сергей впервые ехал на задание с таким волнением, ажиотажем и предвкушением. Конечно, были в его практике интересные персоны, интересные сюжеты, но это все было далеко от того, что ему предстояло сейчас. Подъезжая к границе, он все пытался представить себе, чем же отличается это государство от остальных. Что в нем такого утопического и идеального? И почему его родители были так яро против тех, кто в нем живет? Фантазия рисовала разные необычные картины: может быть, у них там нет денег и все основано на честном слове? Или, например, там живут миролюбивые хиппи а‑ля семидесятые?

Наконец машина подъехала к границе. Перед ним стояло еще несколько машин. Но поток двигался довольно быстро. Спустя минут пятнадцать один из освободившихся пограничников показал знак рукой, чтобы Сергей подъехал. Сергей, разумеется, послушался.

— Здравствуйте, — поприветствовал пограничник.

— Здравствуйте, — отозвался Сергей. — Я по приглашению, журналист, вот документы, — четко обозначился Сергей и протянул пограничнику документы.

Пограничник внимательно все посмотрел и вернул документы.

— Да, мы Вас ждем, Сергей Юрьевич. Мы всем задаем один и тот же вопрос и в случае необходимости проводим разъяснительную беседу. Поэтому вынужден спросить Вас: Вы четко понимаете, куда Вы въезжаете?

Сергей растерялся от подобного вопроса, несмотря на то, что вид и тон пограничника были абсолютно миролюбивыми и неагрессивными. Пожалуй, если только несколько строгим.

— Вроде как в страну "Утопия"… Верно? — немного растерянно спросил Сергей.

— Совершенно верно. Возьмите, пожалуйста, свод основных законов и правил поведения.

Пограничник протянул ему красиво оформленную методичку, в которой, как потом узнал Сергей, были написаны основные требования к поведению, основные законы, телефоны, по которым нужно звонить в случае неординарных ситуаций, вопросов и прочих трудностей, а также все адреса, куда можно обратиться в случае возникновения каких‑либо проблем.

— Обязательно помните, что Вы находитесь в чужом государстве. У нас очень строгие законы, так что постарайтесь соблюдать общепринятые правила, не занимайтесь провокацией и, одним словом, ведите себя достойно, — улыбнулся пограничник.

После этого Сергей прошел все стандартные процедуры, которые существуют на любых государственных границах. Далее Серей включил навигатор, ввел адрес, по которому его должны были встречать, и двинулся дальше. Он ехал неспешно, для того чтобы разглядеть местность. Его постоянно волновал вопрос: что же тут такого особенного? Примерно через пять километров после границы началась жилая местность, которая не кончалась до самой точки назначения, и, как заподозрил Сергей, скорее всего, так продолжалось бы до другой стороны государства.

Ехав примерно около полутора часов, он то и дело пытался увидеть какую‑либо нестандартность в людях, в местности, в поведении. Однако не было ничего такого, на чем можно было бы заострить внимание. Наконец, добравшись до места, его встретили, как и обещали. Обходительно проводили в номер отеля, ответили на возникшие вопросы из серии, где можно покушать, где можно попить, дали номера телефонов и оставили наедине с собой. Сергею предстояло провести в этой стране неделю. Три дня до встречи с главой государства и затем еще четыре дня для сбора объективных данных.

Спустя три дня у Сергея уже сформировались некоторые положительные впечатления от города, в котором он находился. Ему еще было непонятно, в чем заключается утопия этого государства, но совершенно ясно было видно, что люди на улицах не излучали ни грамма агрессии. Люди были приветливы и дружелюбны. На дорогах полное взаимопонимание и соблюдение правил. В общем и целом атмосфера была спокойная и умиротворенная. Чем дольше Сергей находился в этой стране, тем скорее ему хотелось поговорить с Георгием Николаевичем, чтобы узнать побольше о месте, в котором почему‑то царит такое, казалось бы, наигранное состояние.

Наконец наступил день встречи. Точное время интервью было назначено на 12:15. Когда впервые Сергею озвучили время, у него сразу возник мысленный вопрос: "Почему не в двенадцать или не в половину первого? Что за странное, нестандартное время? Ведь это не является прямым эфиром". Но, увидев своего оппонента ровно в назначенное время, а точнее — в 12:13, Сергей моментально вспомнил свой вопрос и тут же понял на него ответ. По его убеждению, все просто: президент обозначил время встречи исходя из своего графика и распорядка. Он назначил время 12:15, потому что знал, что в 12:10 будет еще не готов. Все просто и странно. Перед Сергеем появился приятный мужчина лет сорока. Вид его, разумеется, был представительный, ведь это сам президент, пусть и маленького, но государства, по слухам и уже по впечатлениям, уникального государства.

— Рад Вас видеть, — дружелюбно начал мужчина и тут же представился, — Георгий Николаевич Снобов — один из президентов страны, в которой Вы сейчас находитесь.

— Здравствуйте, — ответил Сергей.

Ему не впервые было общаться с высокопоставленными людьми, поэтому никакого смущения он не испытывал.

— Сергей Юрьевич Тернеев, журналист, — и тут же, не сдержавшись, задал вопрос, — Простите, Вы сказали: "Один из президентов"?

— Да, — пояснил Георгий Николаевич, — в нашей стране президентов несколько: от двух до пяти. В настоящее время четыре. Мне доверили общаться с журналистами, а я, в свою очередь, доверился Вам, — почтительно улыбаясь, сказал президент. — Думаю, в процессе беседы, Вам станет все более ясно. Чай или кофе? Что‑нибудь желаете?

— Если можно, кофе, — не отказался Сергей и сразу перешел к делу.

Тем временем один из людей, находившихся рядом, пошел делать кофе, вернувшись через несколько минут с чашкой.

— Георгий Николаевич, в каком формате мы будем беседовать?

— В каком хотите, Сергей. Как Вам удобнее, так и будем беседовать.

Георгий Николаевич постоянно говорил с улыбкой на лице и совершенно спокойно.

— Я могу Вам задавать любые вопросы? Или есть темы, которые Вы не хотели бы затрагивать?

— У нас нет никаких секретов, кроме одного. Это всем известный секрет: где заложены наши бактериологические бомбы. К сожалению, пока на этот вопрос я ответить не смогу. А в остальном мы абсолютно открыты.

Сергею вдруг стало немного не по себе. Президент страны "Утопия" только что совершенно равнодушно и спокойно сказал о каких‑то спрятанных бактериологических бомбах. Настолько ровно прозвучала эта фраза, что сложно было сразу понять, шутка это или правда. Исходя из вида президента, это была совсем не шутка.

— Вы сказали "бомбы"? — с некоторым опасением переспросил Сергей.

— Да, бомбы, бактериологические, — ответил Георгий Николаевич и тут же предложил вариант диалога, — давайте так сделаем, Сергей Юрьевич, я Вам сначала расскажу вкратце об истории нашей страны. А затем Вы будете задавать любые вопросы, исходя из услышанного? Или Вам хочется иначе?

Сергею понравилось предложение. Он не спеша достал диктофон. Включил его. Положил перед собой на стол и ответил:

— Давайте так. Начинайте, — с улыбкой попросил он. — Вы не против, если во время Вашего рассказа я буду пить кофе?

— Конечно, конечно. Если вдруг захотите еще чего‑нибудь, не стесняйтесь, можете меня остановить, — снова улыбнулся Георгий Николаевич, а затем его улыбка медленно исчезла.

Он выдержал паузу, словно думая, с чего бы начать, и через несколько секунд стал рассказывать:

— Нашему государству уже сто пятнадцать лет. К слову, мне тридцать семь. В числе президентов я всего десять лет. Итак, сто пятнадцать лет назад мы были частью страны, из которой Вы к нам приехали. Но начало, так сказать, фундамент готовился еще раньше. Приблизительно двести лет назад было несколько человек (в нашем понимании это были мудрецы), которые стремились к справедливой, праведной жизни. Они пытались проповедовать, писали книги, читали лекции, записывали свои речи и т. п., в общем, делали все, чтобы как можно больше людей услышало их. Но годы шли, а людей вокруг них было мало. Однако медленный прирост все‑таки получался. И через несколько лет сформировалось нечто вроде секты. В этой секте на первом этапе было порядка четырех тысяч человек, большинство из которых были психически нездоровые люди. Однако часть из них была единомышленниками основателей и действительно идейными людьми. Трое из единомышленников, как бы это невероятно ни звучало, оказались миллионерами и весьма влиятельными людьми. Собственно, без их участия никакой утопической страны бы не вышло. В дальнейшем именно их деньги и деньги их потомков были вложены в экономику нашей страны, в строительство и прочие необходимые для государства дела. Так вот, когда в секте было уже относительно большое количество людей и появилась финансовая поддержка, началось основное движение в сторону организации утопической страны. Дело в том, что время шло, много людей поддерживали идеи основателей той секты, но было очевидно, что воплотить в реальность полную гармонию крайне сложно, т. к. помехой является большая часть населения планеты Земля, ну, а в тех масштабах — население страны. Ведь идея была не нова и проста: справедливость, миролюбивость, разумность, адекватность и человечность. Это, если вкратце. Но когда вокруг миллионы, которые плевать хотели на эти постулаты, а живут всем противоположным, становится ясно, что рано или поздно любая секта, любое движение закончится. Поэтому было принято решение отделиться от всего мира и жить отдельно, никого не трогая. Но как это сделать? Это ведь нужна территория, независимость, равенство с соседними и иными государствами, а для этого как минимум нужна армия. Так же, как было очевидно, что гармонию группы людей будут нарушать большинство окружающих, так же было очевидно, что если эти самые люди пойдут в безлюдное место и с нуля построят города, то рано или поздно одна из крупных стран выдвинет ультиматум из серии, либо вы под нами, либо вы наши враги. А так как армии в то время не было, да и сейчас она не особенно велика, то поражение было бы очевидным.

Таким образом, было принято решение более длительно реализуемое, но зато очень надежное. С помощью финансовой поддержки и связей тех трех миллионеров, о которых я упоминал, начали разрабатываться бактериологические бомбы. Все это делалось, разумеется, втайне. На это ушло много времени. Затем еще много лет ушло на то, чтобы более тысячи таких бомб заложить практически в каждой более‑менее достойной стране мира, а также в местах, заражение которых потенциально принесет проблемы многим странам. На все это ушло примерно семьдесят лет. К сожалению, основоположники этого движения не дожили до момента создания государства. Думаю, они все равно рады, наблюдая с того света.

Георгий Николаевич искренне улыбнулся и продолжил:

— Наконец настал день, когда пришло время заявить о себе. Я, конечно, тогда еще не родился. Напоминаю, это было сто пятнадцать лет тому назад. Лидеры (в то время еще секты) поселились в городах ближе к границам страны. Города были не такие, какими Вы их видите сейчас. Это были отсталые, провинциальные города со слабым снабжением, плохой инфраструктурой, в общем, сейчас таких городов полно в Вашей стране. Кроме того, в семи городах, которые шли друг за другом, было население всего два миллиона человек, а свободной площади в виде полей и лесов неимоверно много. Вот эти вот города мы и оккупировали в то время. Но что значит, оккупировали? Количество людей в секте "Утопия" к тому времени было уже порядка пятидесяти тысяч человек. И для всех участников поступила информация, причем открыто для всех людей, что желающие могут переезжать и заселяться в эти семь городов на окраине страны. Так как это было сказано без сокрытия, поползли слухи. Естественно, власти отреагировали, но, как всегда, поздно. Семьдесят процентов желающих уже переехало. Наконец, когда лидеры секты были доставлены в полицию для выяснения того, что они задумали, было сказано: "Во всем мире заложены бактериологические бомбы, абсолютно разных направлений, их больше тысячи. Необходимы переговоры за круглым столом с президентами всех ведущих стран мира и с теми, кто пожелает к этим переговорам присоединиться". Для подтверждения своих слов они решили взорвать одну из бомб. Через несколько минут в пустыне прогремел взрыв, но, конечно же, обычной мощной бомбы, в смысле, неопасной. Далее, весь мир был нацелен на обнаружение бомб, соучастников, агентов и т. д. И опять‑таки, как ни странно, ничего не нашли. Конечно, все двигалось очень медленно и долго, но все‑таки круглый стол пришлось организовать. Причем для этого потребовалось взорвать еще пару бомб в разных частях света. Снова обычных. Однако, сидя за круглым столом, в самом начале разговора один из лидеров секты сказал: "Чтобы развеять все сомнения перед началом беседы, мы взорвем одну маленькую бактериологическую бомбу. И взорвали в нелюдной местности на маленьком необитаемом острове. Но никакой опасности она не представляла, и никаких последствий не случилось. Доза была такова, что ничего страшного не произошло. В то же время стало ясно, что доза умышленно занижена до безопасной.

Ну, а дальше велись переговоры. Требования были простыми, наши лидеры заявили: "Мы хотим быть отдельным государством". Они перечислили те семь городов, в которых почти все члены сект уже обосновались и взяли пустынную местность до границы соседнего государства. В общем, проще говоря, длина от границы до границы на данный момент составляет пятьсот три километра, ширина — триста сорок три километра. Далее выдвинули требования, чтобы их никто не беспокоил, взамен они не будут никого трогать. Объяснили свою идеологическую позицию. Объяснили, почему они это делают и почему поступают именно так. Предупредили, что у них будут свои законы и чтобы ни одно государство не пыталось оказывать давление, иначе в следующий раз бомба будет взорвана так, чтобы вся странна погибла. В итоге ничего не оставалось, кроме как уступить. Однако палки в колеса пытались вставлять очень долго. Но это было ожидаемо. Не хотели поддерживать экономические связи, умалчивали о нашем существовании, хотя нам это было только на руку и, разумеется, пытались и по сей день пытаются отыскать заложенные бомбы. Также засылали к нам шпионов много раз. Однако страна у нас маленькая, и каждый лишний человек всегда вызывал подозрение, особенно в первые десятилетия. Обычно шпионов разоблачали и выставляли за границы города. Но затем предупредили: "Еще раз обнаружим, расстреляем. У вас есть неделя, чтобы все разведчики уехали, если таковые еще есть. Или нам скажите, мы их мирно выпроводим". К сожалению, через три недели обнаружили двоих из разных стран и расстреляли. После этого одна из стран пригрозила нам расправой, и в тот же день у них на окраине города взорвалась бактериологическая бомба. Весь город и прилегающие к нему села вымерли за несколько дней. Затем наша же страна дала им сыворотку от болезни. Что, тем самым являлось доказательством того, что бомбы у нас абсолютно разные. Даже если найдут и изучат, то другие бомбы несут совершенно другие болезни. Самое интересное, что большая часть родственников погибших и граждане других стран винили во всем свое правительство, а не наше. Ведь атаки постоянно шли с их стороны, а не с нашей. А мы лишь защищались. После этого всякие интрижки закончились, нас полностью оставили в покое. Но это была только первая часть истории.

Георгий Николаевич остановился и пристально посмотрел на Сергея, снова с улыбкой. Сергей же держал в руках наполовину опустошенную чашку кофе, забыв, что она у него в руках.

— Георгий Николаевич, это все на самом деле было? Ведь этого нет ни в одном учебнике… Хотя и страны вашей на карте тоже нет…

— Нам этого и не нужно. Поймите, Сергей, нам не нужно признание. Нам нужно, чтобы люди вокруг жили мирно и спокойно, так, как подобает жить человеку в виде, в котором его замыслил создатель, а не в том виде, в который человек сам себя превратил.

У Сергея уже возникла масса вопросов, но он хотел послушать дальше вторую часть истории. Поэтому он так и спросил:

— Георгий Николаевич, Вы продолжите? Мне очень интересно, что было во второй части истории.

— Конечно, — улыбнулся Георгий Николаевич. — Вторая часть становления нашего государства состояла из внутренних проблем. Представьте, что Вы возвращаетесь домой, а Вам говорят, что ваш город — это уже совсем другое государство, с новыми законами и правилами. Так вот, количество людей из секты, быстро приехавших, было примерно сорок тысяч человек. А население уже нового государства — два миллиона. В первый же день один из лидеров, который уже имел статус президента, выступил по телевидению и огласил новый свод правил и законов. Было решено, что новые правила вступят в силу ровно через полгода. Еженедельно будут проходить открытые конференции, на которых любой желающий может задавать вопросы президенту. Новые законы ежедневно по несколько раз в день повторялись на одном специализированном канале. Также бесплатно можно было брать методички с нововведениями и порядками. Во‑первых, президент новой страны предлагал всем, кто не хочет соблюдать новые порядки, покинуть страну. Люди могли продавать квартиры или размениваться с теми, кто хотел заехать к нам. Во‑вторых, государство, у которого мы отобрали территорию, оказывало всяческое содействие в помощи тем, кто оказался насильно на территории другого государства. Мы, естественно, не мешали, а были только "за". Потом, конечно, стали говорить, что мы тираны, захватили территорию и учинили террор и т. д. Но это было ожидаемо, на самом деле любой из тех, кто хотел уехать, мог это сделать или остаться жить по человеческим законам. В общем, спустя ровно шесть месяцев новые законы вступили в силу. Из двух миллионов коренных жителей осталось миллион девятьсот двадцать, то есть уехало всего восемьдесят тысяч. Еще столько же приехало по собственному желанию. Как только новые законы вступили в силу, границы государства на въезд закрылись. Выезжать и возвращаться, конечно, можно было. Соседние страны были не против. А дальше за несколько лет миллион пятьсот тысяч человек были изгнаны за несоблюдение законов. Конечно, все это сопровождалось скандалами, истериками, попытками бунтов и тому подобным. Около трех тысяч человек, особенно вначале, просто были убиты согласно правилам.

Наконец, спустя некоторые годы, страна намного очистилась. Население ее составляло примерно около пятисот пятидесяти тысяч человек. Мы разрешали иммигрировать к нам, но человек проходил тщательную проверку, прежде чем мы его пускали. На данный момент у нас два миллиона двести тысяч человек. То есть прирост примерно за сто лет чуть больше миллиона. Пять лет назад мы открыли границы для туристов, т. к. сейчас у нас, можно сказать, пик благополучия со дня нашего обоснования. В общем и целом я Вам все рассказал.

Сергей по‑прежнему сидел с недопитой чашкой кофе и не отрывал взгляда от Георгия Николаевича. Спустя несколько секунд он будто пришел в себя и поставил чашку на стол.

— Невероятно, — произнес Сергей, — это все просто невероятно.

— Невероятно, но это было, Сергей Юрьевич. Зато сейчас, если Вы скажете, что, проведя у нас три дня, чувствовали себя обеспокоенно или не в своей тарелке, я вам не поверю, — шутливо произнес президент утопической страны.

— Да, Вы правы, я чувствую себя превосходно. Георгий Николаевич, могу я немного посидеть молча, чтобы все переварить и сформулировать вопросы? — спросил Сергей.

— Конечно, — ответил Георгий Николаевич. — Как будете готовы, скажите мне.

Затем он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Обычно Сергею хватало нескольких минут, чтобы мысленно выстроить предстоящий порядок следования вопросов, но в этот раз вопросов было так много, что сделать ему это было невозможно. Спустя двадцать минут он наконец обратился к сидящему перед ним с закрытыми глазами Георгию Николаевичу:

— Георгий Николаевич, Вы не спите? — аккуратно произнес Сергей.

— Нет, нет, — мгновенно ответил он. — Я жду Вас.

— Вы знаете, у меня не получается, пожалуй, впервые за мою практику вот так вот быстро выстроить вопросы, чтобы они были в тематическом виде. Мне требуется больше времени. Поэтому Вы не против, если я буду задавать вопросы, но, возможно, они порой будут из разных тематик?

— Конечно, — снова мгновенно отреагировал Георгий Николаевич. — Как Вам угодно, Сергей.

— Тогда давайте начнем, — Сергей вновь включил недавно выключенный им диктофон. — Ну, например, давайте начнем вот с чего, Вы сказали, что изгнали из Вашего государства тех, кто не пожелал жить по правилам страны… Но "изгнали", это что значит? Как происходит изгнание, и за что оно происходит? — Сергей спросил и тут же замер в ожидании ответа. Вся происходящая беседа от начала и до конца вызывала в нем искрений интерес, что было отчетливо видно по его мимике и поведению.

— Изгнание, — это в прямом смысле слова изгнание, то есть человек должен покинуть наше государство. Это происходит за грубое нарушение правил, например: за попытку своровать, мошенничать, умышленно вводить людей в заблуждение ради своей выгоды, за умышленную порчу имущества в крупном размере, например, поджог дома и т. д. Это лучше почитать наше законодательство, но суть понятна. Также изгоняются за регулярные мелкие нарушения: например, постоянное нарушение правил дорожного движения, когда определяется умышленность нарушения, или постоянные штрафы за порчу государственного имущества: разрисовка зданий, рубка леса, разведение костров в неположенном месте и т. д. В общем, тогда, когда человек умышленно совершает, казалось бы, мелкие нарушения.

В основном каждый случай рассматривает специальный комитет, если хотите, судьи и полицейские. Например, у нас был постоянный нарушитель, но он был олигофрен, разумеется, его никто не выгнал. Все дело в намерении человека и в осознании того, что он делает. Далее, как происходит изгнание? Человеку официально объявляется о том, что он должен покинуть границы государства в определенный период времени.

Опять‑таки каждый случай индивидуален, но мы даем более чем реальные сроки исходя из конкретной ситуации. Например, однажды такой приговор вынесли человеку, жена которого находилась в роддоме. Разумеется, ей дали родить, затем дали три месяца на адаптацию, на подготовку нового места жительства и решение разных других проблем, а затем приговор вступил в силу. Если бы его жена не рожала, ему бы дали месяц. Также у кого‑то тут почти ничего нет: приехал человек, снял квартиру и живет, через месяц уже становится злостным нарушителем. Что у него тут за месяц накопилось? Ничего. После беседы и опроса ему могут дать срок два дня или, например, неделю. Другое дело, человек купил квартиру, прожил тут года три, естественно, у него тут появились свои дела, свое имущество и т. п. Значит, такому дается срок три, четыре, пять месяцев, больше или меньше, все зависит от того, насколько сложно ему на самом деле покинуть страну. Если не успел, например, продать квартиру, что‑то перерегистрировать или еще что бы то ни было сделать, это не проблема — можно написать доверенность на человека, проживающего тут, и тот уже может заниматься делами изгнанного.

Теперь, наверное, Вам интересно, что будет, если человек не уезжает в положенный срок? Дело обстоит так: если человек приговорен к какому‑либо наказанию и он, очевидно начинает прятаться, то он объявляется особо опасным и при обнаружении его можно без предупреждения убить. Такие случаи у нас тоже бывали. Причем игра слов, принятая во всем мире, не действует. Например, один человек прятался в погребе, потому что не успел что‑то тут доделать, а доверенность писать никому не хотел. Когда его нашли, потребовали объяснений. Он сказал, что провалился в погреб и не мог выбраться. А лестницу, которая была рядом, он не заметил. А не кричал никому и не звал на помощь потому, что простудился и у него голос сел. Конечно же, он был уничтожен согласно закону, как бы жестоко это ни звучало. Если же человек не прячется, а просто продолжает жить на территории страны, его вывозят за пределы границы, и после этого он становится персоной нон‑грата. Появившись в стране, он может быть убит без предупреждения. Действительно, бывает, что человек продолжает жить, пока его не вывезут. Он или не верит в серьезность приговора или думает, что его простят и т. д. Мы делаем все, чтобы решить проблему максимально безобидно. Поймите, сама государственная модель и законы в нашей стране почти такие же, как и во всем мире. Глобальная разница только в том, что во всем мире эти законы созданы по принципам морали, но по большой части превратились в игру слов. А у нас они основаны на разумности и адекватности человека. И стражи правопорядка, и чиновники, и врачи, и кто бы то ни был — это люди идейные. Полицейские не берут взяток, потому что им важнее чистота общества, а не личная нажива. Потому что их дети будут жить дальше в этой стране. Врачи не станут назначать лечение на авось, потому что они отучились на врача, чтобы лечить, и это их обязанность. И так по всем параметрам. Поэтому восемьдесят процентов населения этой страны — это те, кто не желает жить в искаженном, изуродованном виде. А остальные пятнадцать процентов — это те, кто приезжают на заработок. Мы не против, пусть работают, и нам хорошо, и им, но только на наших условиях. А наши условия довольно просты — будь человеком и никто тебя не тронет.

Конечно, нарушители есть и среди коренных жителей, как говорится — в семье не без урода, но их все меньше и меньше с каждым десятилетием. И сразу скажу, пусть Вас не удивляет, что правонарушения периодически совершаются. Серьезные или нет, но они будут. Потому как большинство людей зачастую перестают ценить мир, в котором живут, и их так и тянет нарушить закон. Так сказать, нутро рвется наружу. К тому же, большинство не было за границей страны, они понятия не имеют, насколько им тут хорошо.

Затем Георгий Николаевич выдержал паузу, позволив Сергею переварить услышанное, и спросил:

— Я полностью ответил на вопрос или что‑то не освятил?

Сергей несколько раз покивал головой, словно раскладывал все по полочкам у себя в голове, и продолжил задавать вопросы:

— Полностью, более чем. А скажите, Вы ничего не упомянули про убийства, насилие, ограбления и т. д. В вашей стране этого не происходит и, если происходит, есть ли у вас тюрьмы?

— Нет, тюрем нет совсем и никогда не было. К слову, ни один из законов с момента образования государства не изменился. Разве что были добавлены некоторые новые, но они больше касаются мелких правонарушений. А все основные, какими были изначально, такими и остались. Так вот, за всю пока еще небольшую историю нашей страны ни одной тюрьмы не было. Мы считаем, это бессмысленно. У нас все проще и справедливее: за тяжкие преступления, это все, что вы перечислили, и им подобные — смерть. За преступления средней тяжести — изгнание. За мелкие или незначительные — штрафы и индивидуальные наказания. Все просто.

— А каким образом осуществляется смертная казнь? — спросил Сергей.

— Опять‑таки все индивидуально, но чаще просто расстрел. Сразу скажу, чтобы впредь не повторяться, что все наказания у нас часто основываются на индивидуальной ситуации. Это еще одно отличие от всего остального мира. Так вот, обычно просто поднимаем пистолет и стреляем. На начальных этапах становления государства рассматривался вопрос о том, чтобы мучить наказуемых так же, как они мучили своих жертв. Но потом решили не осквернять нашу страну подобной грязью. Однако есть закон другой: например, человек убил человека умышленно и мучительно. Убийцу поймали и доказали, что он виновен. Так вот, прежде чем его застрелят, родственник жертвы может изъявить желание "разобраться" с ним, как захочет. Тогда приговоренного помещают в изолированное помещение со звуконепроницаемыми стенами и обездвиживают, например, связывают. Далее запускают туда родственника убитого, и тот может делать с убийцей, что хочет, в течение суток. Хоть сжечь заживо, что угодно. Но, признаться, в период моего поста в должности президента, а это десять лет, такое было всего трижды на моей памяти.

— Этот метод, — немного испуганно спросил Сергей, — разве не порождает вкус насилия у тех, кто пытает, пусть даже убийцу?

— Нет, — хладнокровно ответил президент, — этот метод помогает родственнику жертвы не чувствовать себя бессильным и предупреждает потенциальных убийц, что если уж задумали убить, если вы такие отбросы, то лучше убейте быстро и безболезненно. А если перед убийством окурки об жертву тушить будете, то знайте, что потом останетесь привязанными один на один с братом, отцом, матерью и прочими родственниками. Один на один и целые сутки! Они будут мучить вас так же.

Впервые в голосе и мимике Георгия Николаевича появились нотки ненависти и жестокости. И тут же после законченной фразы все исчезло. Он вновь улыбнулся и продолжил:

— Так вот, это что касается тяжких преступлений. За нарушения средней степени, повторюсь, изгнание. За мелкие нарушения закона большие штрафы и индивидуальные наказания. Например, штрафы у нас бывают и символическими, но могут достигать огромных размеров. К примеру, за превышение скорости в населенном пункте — двадцать пять процентов от зарплаты. Что касается индивидуальных наказаний, опять же все зависит от ситуации. Например, разбил человек со злости окно чьей‑то машины. Пострадавший выбирает: или виновный платит ему или должен до определенного срока сам решить проблему разбитого окна, причем, естественно, качественно. То есть сделать окно самому. В определенный срок комиссия посмотрит и заключит, добросовестно ли сделана работа или нет. Если нет, то человек предупреждается об изгнании и ему дается очередной срок.

— А что делать, если убийство произошло, есть подозреваемый, а доказательств нет? То есть когда пятьдесят на пятьдесят? И то же самое с мелким нарушением. Есть подозреваемый, разбивший окно машины, но доказательств явных нет?

— В первом случае, то есть крупного преступления, человеку сразу же запрещается покидать границы города, и накладываются некоторые ограничения, вплоть до домашнего ареста. Далее идет тщательное следствие, а после уже выносится приговор в ту или иную сторону. Если же и следствие в тупике, то человека изгоняют. Но сразу замечу, таких ситуаций у нас почти не было. Потому что существует множество техник и множество данных, помимо следствия, по которым можно понять, убил человек или нет. Поймите, во всем мире если человек очевидно совершил преступление, но городит какой‑то бред согласно законам, то этот бред обязаны принимать во внимание. У нас этого нет. Показания из серии: "Я не помню, что было вчера с двенадцати дня до десяти вечера, потому что у меня память плохая", не пройдут.

Кроме того, во всех странах мира невиновный может ненароком сам себя оклеветать, потому что не верит в правосудие. Человек может испугаться и наговорить на себя, сам того не осознавая. У нас же все знают: "Если я невиновен, меня не тронут". Свидетели, которые всегда есть, рассуждают не как во всем мире: "Я дам показания, а его оправдают, или он выйдет через несколько лет и отомстит мне". А: "Государство защитит меня и виновного накажет". Кроме того, у нас почти везде висят камеры. Поэтому практически ни одно дело не оставляет загадок. Но если уж так происходит, то лучше изгнать виновного, чем казнить невиновного. Такие случаи действительно были, но лишь в период основания нашей страны. Что касается второго случая, то есть мелкого преступления, то весь ущерб возместит государство. Но если потом все‑таки удастся выяснить, что избежавший наказания за недостаточностью доказательств все‑таки виновен, то это будет расцениваться, как обман государства. Ведь именно государство возместит ущерб пострадавшему. И тогда виновный подвергнется изгнанию. Поэтому не было ни одного случая, чтобы мелкое преступление не было доказано. Обычно сознаются сами, так как исправить допущенную мелкую ошибку легче, чем потом жить в страхе, что правда обнаружится и последует безоговорочное изгнание.

— А изгнанные могут реабилитироваться впоследствии? Например, осознал человек и понял, что был не прав? Как с этим быть?

— Это редкие случаи, но они бывали. Для этого нужно писать прошение, затем посетить комиссию, которая определит, человек врет или в самом деле сожалеет. После этого принимается решение. Но это можно делать лишь через два года после изгнания.

— А почему именно через два?

— Чтобы человеком, особенно длительно прожившим у нас, не руководила банальная ностальгия. Чтобы его желание вернуться было искренним. Два года — достаточный срок, чтобы не испытывать сильной ностальгии, чтобы яркие воспоминания о стране стали тусклыми, чтобы отвыкнуть от привычного круга общения и т. д. Поэтому редко такие прошения подаются и еще реже людей возвращают. Почти всем изгнанным лучше живется за пределами страны, ведь там царит абсурд и идиотизм, а у нас этого нет. Потому изгнанным там легче и комфортнее.

— Давайте переключимся на другие тематики, — предложил Сергей. — Как у Вас дела с рабочими местами? Есть ли у вас нищие или бездомные?

— Бездомных нет. У нас много места для жилья. Население нашей страны небольшое, и рабочих мест хватает на всех. Что касается нищих, тоже нет в классическом понимании этого термина. Кто‑то живет богаче, кто‑то беднее, но никто не бедствует. Многие работают в соседних государствах. Мы, в свою очередь, тоже принимаем на работу из соседних стран. Что касается экономики, тут тоже все в порядке. У нас хорошо развито сельское хозяйство. Кроме того, у нас два огромных завода по производству медикаментов. Помните, я Вам говорил про бактериологическое оружие? Так вот, химиков, биологов и фармацевтов у нас много. И все они высшего уровня. Поэтому наши медицинские препараты, постоянно новые и качественные, идут нарасхват и пользуются спросом и у соседних государств, и у отдаленных.

— А вот скажите, Георгий Николаевич, — с темы на тему перескочил Сергей, — вы ведь принимаете людей, пусть с жестким отбором, но принимаете. Коренные жители рожают детей, дети — внуков и т. д. Страна у вас тем временем маленькая. Допустим, пройдет двести‑триста лет, и с учетом тех, кого вы изгоняете, все равно станет мало места для жизни. Что вы тогда будете делать? Кроме как оторвать кусок земли у соседей, вариантов других не будет, тогда как это будет вязаться с вашей миролюбивой философией?

— Ну, этот вопрос на данный момент теоретический. Как говорится, поживем — увидим. Одно могу сказать однозначно, ни у кого и ничего мы отбирать не станем. Мы попытаемся договориться, купить остров, землю, обменять территорию на знания, разработки и т. п. Мы попытаемся расширить территорию лишь за счет мирного договора. Но все же сейчас у нас места более чем достаточно. Что будет через триста лет, не известно. Может быть, соседняя страна решит на нас напасть, и нам придется ликвидировать их. Тогда проблем с территорией не будет. Может быть, соседняя страна обеднеет и сама предложит нам что‑то. Может, соседняя страна просто присоединится к нам. Кто знает, как будет? Триста лет — это слишком далеко.

— Ну, раз заговорили о других странах, то ведь, рано или поздно, ваши спрятанные бомбы найдут. Ведь техника не стоит на месте. Представьте, если найдут, что тогда?

— Правильный вопрос, — снова с улыбкой ответил Георгий Николаевич. — Вы верно сказали, техника не стоит на месте. Так ведь и мы не стоим на месте. Мир еще не знает об этом, но у меня как раз есть повод заявить. У нас уже как несколько лет есть оружие, которое может вызывать сильнейший торнадо в любой точке земного шара. Если кто‑то не верит, пусть назовет час и место, мы продемонстрируем. Разумеется, предлагаю выбрать необитаемый остров, во избежание жертв.

— Вы серьезно? — недоверчиво уточнил Сергей.

— Абсолютно, — уверенно ответил Георгий Николаевич. — Может быть, нам повезло, а может быть, Господь Бог поощрил нас за нашу идею, но, на наш взгляд, самые выдающиеся ученые или, во всяком случае, часть из них, поддерживают нашу идею и живут с нами.

— А как у вас устроено правительство. Вы сказали, что президентов сейчас четверо. Как это так?

— Изначально, когда государство образовывалось, были лидеры секты. А затем они просто стали президентами. Несколько голов ведь лучше одной. У нас есть нечто вроде депутатов. Со временем, когда кто‑то захочет уйти с поста по какой‑либо причине, мы будем выбирать замену и т. д.

— То есть все решения принимаете вы четверо?

— Да. А если точки зрения расходятся, то мы обсуждаем до тех пор, пока не решим вопрос.

— А если, например, Вы захотите избрать одного человека, другой — другого и т. д. Например, у всех четырех есть сыновья и все хороши в политике, а нужен лишь один, что тогда?

— Сергей, проблема всего мира в том, что весь мир и в том числе Вы, не можете понять одного — личная выгода будет лучше всего тогда, когда будет выгода всем. Вы мыслите рамками "вашего" мира. У нас же нет таких понятий, как "пропихнуть" своего сына или близкого. Если у нас у четырех будут сыновья, то они присоединяться к тем кандидатам, которые будут желать занять пост. После будет тщательный отбор и лишь после длительных обсуждений, взвесив все "за" и "против", после адекватной, разумной аргументации мы выберем того, кто будет лучше на данный период времени. Поймите же, наконец, жизнь нашего государства основана на разумности и адекватности. Тут никому не нужна личная выгода за счет чужого горя, здесь люди стремятся приобрести выгоду за счет выгоды окружающих. Такая модель государства и в принципе мышления не может прижиться в мире, наполненном, простите меня, дикарями и обезьяноподобными людьми. Именно поэтому мы вынуждены защищаться оружием.

Сергей слушал, не перебивая. Ему казалось, что он попал на какую‑то другую планету. По сути, почти так оно и было. Еще несколько часов Сергей задавал вопросы Георгию Николаевичу, подробно расспрашивая его о разных ситуациях и законах. Георгий Николаевич же спокойно и дружелюбно отвечал ему на вопросы. Наконец, когда встреча подошла к концу, Сергей поехал к себе в отель и сделал несколько копий записи, боясь потерять ее. Далее он провел оставшиеся дни в стране "Утопия", и у него не было ни малейших сомнений, что Георгий Николаевич говорил только правду и ничего кроме нее.

За все время пребывания в этой стране Сергей ни разу не испытал отрицательных эмоций, агрессии со стороны окружающих. Через восемь месяцев он прошел собеседование и переехал в страну "Утопия" навсегда.

Лао Цзы

 

Неменяемое прошлое

Автор этой новеллы.

Эта сказочная, необычная, интересная и, самое главное, почти настоящая история произошла с одним молодым человеком приятной наружности, звали которого Сергей. Помимо приятной наружности, у Сергея, пожалуй, больше не было ничего, чем он мог бы выделиться среди хотя бы десяти человек. Не оттого, что Сережа был не умный, напротив — умный: он много читал, любил познавать новое, размышлял часто; не оттого, что был стеснительный или робкий, напротив — коммуникабельный, общительный. С ним легко было найти общий язык. Про таких, как Сережа, часто говорят, что они такие простые в общении. Я бы еще определил его стиль общения так: меньше эмоций — больше конкретики. Такое определение, пожалуй, самое точное.

Несмотря на свою любознательность и страсть к размышлению и рассуждению (кстати, он любил делать это вслух, сам с собой), все‑таки чего‑то ему не хватало, какой‑то детали что ли или, может быть, какого‑то маленького "шурупчика", "винтика" в его сложных системах, которые он строил при помощи мыслей. Все носило характер теорий, и только. Однако Сережа хотел большего. Часто думая о какой‑либо философской теме, он углублялся в мысли, ощущая, что вот‑вот истина откроется ему, казалось, еще совсем чуть‑чуть, буквально минута размышления, и он решит задачу, найдет суть, но этого не происходило. Его "еще минута" затягивалась на долгие часы. Часто он даже засыпал, не замечая. Пожалуй, я бы назвал это первой проблемой Сергея — нехватка какой‑то частицы в думах. А второй проблемой, бесспорно, является его комплекс относительно прошлого. Часто он думал, думал… да не о том думал. Например, вспоминал что‑то, что произошло несколько дней назад или месяц или даже год, начинал разворачивать целые сюжеты на тему, что бы было, если бы он поступил так, а не иначе. Затем погружался в грусть, в состояние сожаления, мол, упустил возможность, не то сказал, не то сделал и т. п.

Настолько сильно он погрузился в самокритику, что в его перечне деяний не было ни одного правильного действия. Быть может, две его проблемы были как‑то связаны между собой или хотя бы переплетались? На этот вопрос уже не найти ответа, потому что вторая его проблема в один день, о котором я как раз сейчас начну рассказывать, исчезла. А случилось этот вот как.

Сергей как‑то пошел на рынок за продуктами. Ходил между лотками, выбирал нужные товары, в общем, обычная, рядовая, ничем не примечательная процедура. Начало истории произошло после того, как он купил все, что посчитал нужным. Далее, уходя с рынка, он пошел через закрытое помещение, в котором тоже было много различных лотков, только уже с бытовыми товарами. И вот прямо по дороге к выходу он увидел стоящую бабушку, просящую милостыню. Она была одета опрятно: в старую одежду, с платком на голове. Проходя мимо, Сергей задался вопросом: "Дать или не дать?" И тут же последовал ответ: "Конечно, не дать! А то я не знаю, что милостыню просят только алкоголики и те, кому работать неохота!" И прошел мимо. Однако у Сережи было, очевидно, ощущение адреналина в крови. Несмотря на то, что он прошел мимо, в глубине души ему было не известно, верно ли он поступил. Может быть, нужно было помочь бабушке?

И тут же всплыл ее образ: измученное лицо, она, верно, устала стоять. Ей уже лет под семьдесят, как не устать? На лице мимический оттенок страдания, мучения и стыда, стыда оттого, что ей приходиться просить. А люди, проходящие мимо, боятся лишний раз посмотреть ей в лицо, будто она какой‑то прокаженный или более всех согрешивший человек. Опрятный вид говорит об ее образе жизни, и он никакой не антисоциальный. Само по себе лицо нисколько не противное: не грязное, максимально ухоженное, сообразно возрасту и возможностям. "Черт, похоже, я промахнулся. Она и вправду нуждается в деньгах. А я прошел мимо с огромной суммой в кармане. Что мы за безжалостные люди! И главное, я сам поступаю так же. Вот только что у меня был шанс проявить сострадание, помочь нуждающемуся, а я, как и все, прошел мимо".

К концу этой мысли Сергей уже находился на границе между рынком и началом дороги, через которую ему нужно было перейти для того, чтобы попасть домой. Но Сергей не стал переходить дорогу, он решил исправить ситуацию, развернулся и пошел обратно в крытое помещение, чтобы помочь бабушке. Спустя пять минут он был у того самого места, но только той самой бабушки там уже не было. "Ну, не искать же ее теперь", — подумал Сергей. И тут же сам себя укорил от второго лица: "Ну, конечно, не искать, ты же гордый, чего ты будешь за какой‑то нищей старухой бегать?.." "Да не в том дело…" — снова сам себе ответил Сергей, чувствуя, как чувство вины с неимоверной скоростью распространяется в его душе, после чего все‑таки стал ходить и оглядывать прохожих с целью найти бедную старушку. Спустя еще минут десять ничего не поменялось, ее не было. Вероятно, ушла… да много чего могло произойти. Рынок — это большая площадь, на которой множество людей, она могла быть в метре от него, загороженная чьей‑либо спиной, тут, как говорится, либо повезет, либо нет.

Сергею не повезло, он не нашел и, расстроенный, с новым чувством вины за произошедшее направился домой, в очередной раз пройдя через крытое помещение и выйдя на улицу. По обе стороны стояли торговцы с разными товарами, продаваемыми с рук: носки, шарфы, лески для удочек, детские светящиеся игрушки и много разной подобной всячины, кто‑то предлагал котенка в хорошие руки… Внимание Сергея привлек мужчина, лет пятидесяти, который продавал книги. Страсть к познанию заставила Сережу подойти поближе и осмотреть предлагаемые мужчиной книги. Лишь одна из примерно пятнадцати книг показалась ему интересной — "Природа прошлого".

— Здравствуйте, а что это за книга? — вежливо, в своем стиле, спросил Сергей.

— Это книга о прошлом. Как звучит название, такова и суть, — ответил продавец.

— Ну, что значит — "о прошлом"? — Сергей терпеть не мог, когда ему давали ответы общими словами. — С точки зрения физики, метафизики, фантастики, философии?.. Прошлое — понятие широкое.

Продавец взял книгу в руки, провел по ней рукой, будто стирает пыль, чтобы увидеть какие‑то данные, затем перевел взгляд на Сергея.

— Эта книга уникальная. Она каждому читателю открывает тайну с той стороны, с какой он хочет познать ее. Вот, хотите с физической точки зрения, будет вам ответ с физической. Хотите с другой — будет с другой… — Мужчина чуть призадумался и спросил: — А вы с какой хотите?

— Сам не знаю, — ответил Сергей. — Хочу знать, возможно ли изменить прошлое…

— Ну, это я и без книги вам скажу: нет, невозможно.

— Да знаю, что невозможно. Прошлое ведь, это прошлое. А вот если бы можно было в него вернуться… — Сергей, как обычно, с легкостью стал дискутировать и одновременно рассуждать.

— Даже если бы вернулись, все равно невозможно, — с уверенностью и осознанно вызывающе ответил продавец, будто понимая, какая будет реакция у Сергея.

— Не соглашусь…

Только Сергей хотел обосновать свою точку зрения, как продавец перебил его:

— Берите книгу, не пожалеете.

— Сколько? — спросил Сережа.

— Сколько дадите. Сергей взял книгу, оценивающе пролистнул ее и дал не маленькую, но и не большую сумму. Ему, прежде всего, понравился сам продавец, потому он и не поскупился.

Придя домой, выложив все купленные продукты, Сергей уселся на пол, облокотился спиной на диван и стал изучать только что приобретенную книгу. "Природа прошлого", — мысленно читал заголовки глав Сережа. "Красивое название. Так. Прошлое, как единица времени. Временные линии. Параллельные миры. Понятно все, очередная фантазия какого‑нибудь полуученого — полуфантаста…" Сергей имел право так рассуждать, к тому моменту он прочел немало книг, включая теории времени и прочего интересного материала.

На первый взгляд, ничего примечательного для него в этой книге действительно не было. Наконец, заострив внимание на одной из глав под названием "Изменение прошлого. Теория и практика", он начал читать. Сначала он никак не мог сосредоточиться, в его голове стоял образ все той бабушки, мимо которой он прошел мимо. Затем, начиная улавливать мысли главы, Сергей вчитался и через какое‑то время заснул. Через полчаса наступило пробуждение. Состояние было сонное, будто он не спал сутки до этого. "Нет, спать еще рано", — пронеслась у него мысль. "Потом почитаю, в общем". Сережа решил перекусить, вошел на кухню и вдруг обнаружил, что забыл купить некоторые продукты. "Странно, вроде бы купил. Наверное, или забыл купить, или, скорее всего, забыл взять. Заплатил, а взять не взял". Разумеется, Сергей снова оделся и снова пошел на рынок.

По дороге он заметил одно несколько странное, но почти не примечательное явление: на небе какой‑то фиолетовый оттенок. В его голове, пока он шел, родилось объяснение этому явлению. Какие‑то мысли про солнце, облака, физические фокусы и т. п. Добравшись до рынка, купив все, что якобы забыл купить, по дороге на выход он снова встретил нищего. На том же месте, что и бабушка, которой он буквально чуть больше часа назад не подал на пропитание. "У них что тут, излюбленное место что ли?" В этот раз Сергей осмотрел нищего, не спеша проходить мимо. Перед ним стоял мужчина лет сорока. С очевидно психически нездоровым выражением лица. У него был узкий лоб, ярко выраженная мимика, жизнерадостное выражение лица. Он стоял на костылях, так как у него не было одной ноги. На голове была кепка. Нищий радостно и заигрывающе рассказывал какие‑то несвязанные проповеди, суть которых была в том, что вода — это то, чем должен питаться человек и через воду человек может прийти к Богу. В то же время нищий был не то что бы грязный — но грязноватый, под ногтями виднелась грязь, от одежды шел несильный, но смрад. Тут, заметив что Сергей остановился, просящий обратился к нему:

— А ты хочешь очиститься? Возьми меня за руку. Поклонись земле. Чего ты?

Сергей, ничего не ответив, прошел мимо. Очевидно было, что человек не в себе. В этот раз никакого чувства вины у него не присутствовало. Выйдя из крытого здания, Сережа вновь пошел через торговцев, как вдруг его окликнул мужской голос.

— Вот видишь, не изменил ты своего прошлого?

Повернувшись, Сергей увидел того самого продавца, который сегодня продал ему книгу.

— Чего? — с непониманием спросил Сергей.

— Ты попал в прошлое и не изменил его!

"Он что, тоже больной что ли?" — подумал Сережа.

— В какое прошлое я попал?

— Только что: тот же нищий, то же место, тот же день… даже время то же…

Сергей еще не успел понять, о чем пытается ему сказать продавец, но последняя фраза заставила его взглянуть на часы. И в самом деле, время было столько же, сколько чуть больше часа назад.

— А как это? Я не понял…

— А вот так! — улыбнулся продавец.

— Я не понял… — снова выдавил Сергей, затем взял себя в руки. — А где прошлое‑то? Люди другие и обстановка немного не такая… А нищий… Была бабушка, а тут больной…

— Ты книгу с начала читал? — продавец посмотрел на Сергея с какой‑то хитростью.

— Нет, — честно ответил Сергей.

— А надо бы с начала книги читать. А там сказано, в начальных главах, что существует множество параллельных миров, в которых разный не только мир, но и время относительно других миров, например: у нас тут 15:00, а в другом — только 14:00, а в третьем — уже 16:00 и т. д. А еще там сказано, что, несмотря на это, прошлое изменить нельзя, потому что отличаются миры, но каждый человек остается собой. Ты — какой в своем мире, такой и во всех других, какие бы условия там ни были. Добрый человек во всех мирах добрый, нет такого мира, где бы добрый человек был злым. А потому ты и тут, и там, и где угодно поступишь так, как поступишь.

— Но…но…я просто не знал. Да и к тому же это разные вещи! — стал оспаривать Сергей. — Там была бедная бабушка, а тут какой‑то ненормальный…

Продавец снова перебил Сережу:

— Ну и что, что разные? Этот человек болен, он не алкоголик, не тунеядец, не наркоман. У него шизофрения, он не может работать по определению, у него нет одной ноги к тому же. Он нуждается в деньгах так же, как и та бабушка. Дело в том, что это ты такой, ты просто не хотел давать нищему и не дал, подумал, что тебя обманывают, потом понял, что ошибся… Но поступок уже сделан, и он вошел в историю. Ты никогда этого уже не изменишь, в любой параллельной реальности ты посту пил, поступаешь и поступишь так же.

Сергею не нравилось все это. Его патологическое чувство вины не давало ему покоя. И вот сейчас ему говорят, что он никогда не исправит прошлого, никогда не избавится от своих чувств.

— Нет! Я просто не знал! Я сейчас пойду домой, почитаю книгу и снова вернусь в прошлое.

— Хорошо, попробуй, — по‑доброму сказал продавец. — Только сначала засни, чтобы проснуться в своем мире. А то ведь сейчас ты, как сам в себя вселился. — Закончив фразу, продавец подмигнул Сергею.

Сергей же повернулся и пошел домой. У него не было основания не верить мужчине, продавшему книгу. Все выглядит правдой, и какое‑то чувство, что‑то вроде интуиции, подсказывает, что все действительно именно так: он путешествует в прошлое через параллельный мир.

Придя домой, Сергей не медля лег спать и как‑то на удивление быстро заснул. Проснувшись, по ощущениям, снова минут через тридцать, Сергей подошел к окну и увидел прежнее небо, такое, какое он наблюдает каждый день, а не фиолетового оттенка. Это окончательно убедило Сережу, что с ним происходит какая‑то мистика. Недолго думая, он вновь принялся читать книгу, в этот раз с начала. Все то, о чем говорил ему продавец, действительно, было написано. И о параллельных мирах, и о невозможности изменить прошлое, и о многом другом. Сергей вновь заснул.

Проснувшись, он поспешил вернуться на рынок. В этот раз небо было обычным, не обычным была скорость, с которой он передвигался. Он шел обычным шагом, но все вокруг выглядело так, будто кто‑то чуть‑чуть перематывает пленку вперед, совсем немного. Все вокруг, включая его самого, движутся как‑то быстро. Дойдя до места, на котором должен был стоять нищий, он увидел сидевшего цыгана, ребенка в оборванной одежде, грязного и наглого. Типичный представитель цыганского табора. "Ну, нет! — подумал Сергей. — Это же совсем не то, какая‑то ошибка!" Он резко развернулся и пошел к месту, где должен был стоять продавец. Продавец стоял там же и уже ожидал Сергея. Сережа начал сразу с возмущения.

— Там, по‑вашему, тоже такой же нищий, как и те двое?

— Такой же, — с улыбкой и будто по‑доброму издеваясь, ответил продавец.

— Такой же?! — возмутился Сергей. — Типичный цыган! Что я вам буду объяснять?! Вы сами все знаете про них!

— Да нет, не цыган. Это мальчик, который живет со старшей 16‑ти летней сестрой. Ему 9 лет. Чумазый он, потому что сегодня утром он упал в лужу, а переодеться не успел. Одежа рваная, потому что, когда падал, порвал ее. А то, что наглый и похож на цыгана, это тебе просто кажется, потому что ты предвзят.

Сергей слушал его, и с каждой фразой продавца ему будто становилось дурно.

— Но как? Как? — запинался Сергей. — Как такое может быть?

— Не пытайся исправить прошлое, это невозможно. Если хочешь, чтобы прошлое было хорошим, сделай хорошим будущее. Ведь каждая будущая минута через минуту станет прошлой минутой.

— Нет, я докажу… докажу, что это возможно. Я сейчас еще раз вернусь и дам подать, кто бы передо мной ни сидел.

— Давай так, если у тебя получится, то получится. А если нет, то ты вернешь мне книгу и больше не сможешь возвращаться.

Сергей, услышав предложение продавца, положительно загорелся, ему почему‑то понравилась эта идея.

— Хорошо, — сказал Сергей и устремился к дому.

Придя домой, Сергей проделал все те же процедуры: он заснул, затем проснулся. Начал читать книгу, снова заснул и вновь проснулся. Это была его третья попытка, и в этот раз, полностью понимая, что происходит, у него была уверенность в успехе. Он взял с собой книгу и пошел на рынок. Ему даже не было интересно, что на этот раз не так в атмосфере или еще где бы то ни было. И вот наконец осталась примерно минута до того самого места. Вот‑вот сейчас Сергей исполнит свою, можно сказать, мечту и изменит прошлое. "Вот он — мой шанс. Сейчас я всего лишь дам подать нищему, изменю прошлое, а затем… затем буду возвращаться, куда захочу, и менять все в лучшую сторону. И рано или поздно исправлю все свои оплошности и наконец вздохну легко, без тяжести, чувства вины, которое давит меня много лет".

Сергей посмотрел вперед и увидел стоящего дедушку, который протянутой, трясущейся рукой просил милостыню. На нем была простая одежда: невзрачные штаны, пиджак от давно устаревшего костюма, на котором были нацеплены какие‑то ордена. Голова старика была практически лысая, в крупных пятнах. Подойдя к нему, Сергей засунул руку себе в карман. Дедушка стал что‑то говорить Сергею, но Сергей перебил его:

— Я забыл положить сюда деньги, а второй карман порвался. Я бы дал вам сейчас все свои деньги, они нужнее вам, чем мне, но время не дает мне этого сделать.

В правом кармане Сережи действительно была дырка, а второй карман был пуст.

— Простите меня, — обратился он к просящему дедушке.

Дедушка не понимал, о чем говорит Сережа, но он понял, что Сергей хотел помочь ему и не смог.

— Спасибо, сынок, — сказал Дедушка.

Сергей, разочарованный собой, повернулся к выходу и направился к продавцу книги.

— Ну вот, видишь, — теперь уже продавец заговорил первым с Сергеем и протянул руку, чтобы взять книгу. — Теперь иди домой и ложись спать, а когда проснешься, тебе будет хорошо. Ведь сегодня дедушка сказал тебе спасибо, и ты видел, что он не злился на тебя, а напротив, был благодарен за попытку помочь. А ведь этот дедушка — это и есть та самая бабушка, с которой все началось. Это прошлое, которое не держит на тебя зла, потому что ты всегда поступал сообразно обстановке и ощущениям. Сергей пошел домой, лег спать. В этот раз он спал долго. А когда проснулся, то чувство вины исчезло навсегда.

От автора

Каждый человек, безусловно, сам решает, правильно он поступил в прошлом или нет. Я думаю, что на такой вопрос нет правильного ответа, ибо мы не знаем будущего, если бы прошлое было иным. Совершенно точно, с моей точки зрения, что прошлое ни в коем случае не должно мешать настоящему и тем более будущему. Потому что прошлого уже нет. Оно растворено в природе времени. И его некачественный остаток, так сказать, суррогат, остается в памяти людей. По сути, то, чего нет, негативно сказывается на том, что будет. Это неправильно.

Я думаю, что два человека, которые любят друг друга, не должны иметь прошлого. Они должны встать в совместную временную струю, в которой будет только их общее прошлое, их настоящее и их общее будущее.

Порой хочется вернуться в прошлое и изменить что‑то. Но сразу думается: "А вдруг, если бы не было того плохого, что хочется изменить, не было бы хорошего настоящего, которое есть сейчас".

 

Неискупленный грех

Автор этой новеллы.

Я хочу рассказать вам об одном ужасном поступке, который я совершил много лет тому назад. То, что я сделал, и то, что почувствовал после… Этот комплекс ощущений являлся определяющим в моей жизни. Это событие настолько важное, что, спустя уже примерно семнадцать лет, я не забываю о содеянном. И мне стыдно, стыдно за себя. Мне хотелось бы попросить прощения у того, кому я нанес непоправимый вред, кого я убил. Вся тягость ощущений в том, что убил умышленно, с желанием, с неким безумием и извращением.

Однако я побоялся бы пожелать, чтобы этот момент был вычеркнут из моей жизни. Ведь этот фрагмент сделал большой вклад в меня настоящего. Являлся бы я сейчас самим собой? Писал бы я об этом с таким раскаянием? Неизвестно. Известно то, что настоящее всегда влияет на будущее, а затем становится прошлым. Стало быть, прошлое имеет большое значение для будущего и для настоящего.

Иногда меня начинает мучить вопрос: неужели для того, чтобы стать положительным, разумным и здравым человеком, нужно совершить что‑то плохое? И мне кажется несправедливым это. Вероятно, таковы правила "игры", которые создала природа.

Итак, в тот трагичный для моей жертвы день, он как обычно занимался какими‑то своими делами. Я почему‑то уверен, что его жизненный путь был весьма гладким. Он никуда не торопился и не опаздывал, не злился и не грустил, он просто делал свое дело. Выполнял свое предназначение и делал это хорошо, находясь все время в движении, делая кратковременные остановки для своих личных нужд, возможно, даже не думая о том, что будет завтра. Он жил в идеальном мире, никому не мешал, никого не трогал и, более того, вряд ли замечал кого‑то. Он был по‑своему красив, от него исходила безобидность, какая‑то маленькая доброта. Он был безопасный, не вредный, не злой. Напротив, сейчас я назвал бы его даже "родственником природы". И его потомки, они точно такие же. Я рад, что существуют такие, как он: те, кем можно любоваться и кому можно отдавать почтение за их спокойное и немешающее существование.

Только тогда я думал о другом. Для меня он был просто жертвой. Обычным расходным материалом для удовлетворения своих патологических утех. И в его жизни появился я. Он не знал меня и не хотел знать. Он даже не подозревал, что я существую. Но я был. И я выдернул его из идеального, нейтрального мира, в котором он жил и мог бы жить дальше. За минуту до того, как он столкнулся со мной, ничего не предвещало беды. Но спустя несколько минут, он превратился в пленника. Я запер его в тесное продольное помещение, где он даже не смог развернуться. Все произошло так быстро, что какое‑то время он не понимал происходящего. Наверное, ему показалось, что он застрял где‑то или остановился не в том месте.

Это были последние минуты его спокойствия. Я прислонял ухо к его "камере" и с удовольствием слушал, как он шевелится, как пытается найти выход. Я ощущал, как его начинает одолевать страх. Как осознание опасности и власти над ним начинает превращаться из предположения в суровую реальность. Я даже приговаривал что‑то насмешливое и издевательское, что‑то вроде: "Сиди, отдыхай пока, я подумаю, что с тобой делать". Затем я оставил его и ушел. Вернулся к нему я только утром. Первое, что я сделал, снова прислонил ухо к его тесной "камере" и услышал все тот же отчаянный звук скрежета по стенкам. Он был уставший и уже измученный только оттого, что ему было тесно и воздух едва проникал в помещение, в котором он находился. Я слегка ударил пальцами по крыше и услышал активное шевеление. Но это было новое шевеление. Это было шевеление, которое вызывалось паникой, обреченностью, страхом. Я впитал в себя его чувства, как губка воду, и во мне зародилось необузданное изощрение.

Мой яд, которым я был наполнен, стал подниматься и выливаться из меня, отравляя воздух, которым дышал мой пленник. Понимая, какой монстр находится рядом с ним, он как будто бы молил меня, он был как загнанный человек, который просит: "Отпусти меня, просто отпусти меня, умоляю. Мне больше ничего не надо, просто дай мне уйти".

Почувствовав такое сейчас, я бы выпустил его и, прежде чем отпустить, успокоил бы, дал бы ему понять, что я друг и не опасен. Но в то время я оказался безжалостным, глупым, изощренным убийцей, который получал удовольствие от страха, который получал патологическое удовлетворение от того, что кто‑то молит меня, а я властвую. Я даже не хочу говорить о себе, как о человеке, потому что я не был им. Если мой пленник был произведением природы, то я был уродливым, неполучившимся творением, которого не должно было быть. Но я был. Я был и я измывался. Я точно знал, что моя жертва будет убита, вопрос лишь в том, как.

А мой пленник точно знал, что за стенами его камеры находится что‑то страшное, что‑то зловещее, некто, кому чужды любовь и сострадание, некто, кто не понимает, что творит. Этот некто был, конечно же, я. Осознание того, что я рядом, вызывало невообразимые панические чувства у него. Он метался в темноте, издавал стоны, пытался вырваться. Он знал, что это бесполезно, но я настолько был страшен, что он ломился в непробиваемые стены. Понимая, что я полностью доминирую, возомнив себя богом, я услышал мольбу о пощаде. Тогда у меня родилась характерная для меня извращенная мысль: я решил нанести десять ударов острой арматурой по крыше, прекрасно понимая, что вариантов выжить у моего пленника нет.

Я придумал нечестные правила игры, и это еще больше возбуждало мое больное воображение. Я сказал ему: "Выживешь, так выживешь, а нет, так нет. После десяти ударов я отпущу тебя". И я нанес первый удар прямо по центру, проткнув крышу камеры и почувствовав, как этот острый кол входит в тело. Другого я и не ожидал. У моей жертвы не было ни малейшего шанса выжить, он был обречен. Он замолчал на несколько секунд, а я специально не вытаскивал орудие, слушая, что происходит с ним. Он замолчал, но не оттого, что я проткнул его. Он замолчал от страха, он настолько боялся моего необузданного, моего демонического гнева, что даже смертельная травма казалась ему лучше, чем моя агрессия.

Я вытащил кол и еще раз со смаком резко воткнул его в другое место камеры. Подождав несколько секунд, я вытащил его и повторил свое действие. И каждый раз я ловил какой‑то кураж, делал это все быстрее и быстрее, все резче и агрессивнее втыкал в камеру пленника свое острое орудие. Пленник же получал новые и новые смертельные травмы. Один удар попал ему в ногу и не просто переломал, а размозжил ее. Но он не замечал уже этого. Он плакал, и ему было все равно, куда я бью его, ему хотелось одного — просто чтобы меня не было рядом. Он хотел оказаться где угодно, только не рядом со мной. В каком угодно состоянии, лишь бы меня не было рядом. Он молился, он ждал, когда я уйду. Он знал, что умрет, только бы я в этот момент не был рядом.

А я с остервенением продолжал свою чудовищную экзекуцию, беснуясь и не понимая, зачем я делаю это… Наконец я остановился. И вдруг я понял, что моя бесноватость куда‑то исчезла. У меня возникло чувство, что я только что очнулся от какого‑то ужасного сна. А передо мной тесная камера с дырами в крыше. В руке у меня арматура, которой только что я мучительно убивал своего пленника, а внутри камеры сам пленник, который по‑прежнему просто хочет уползти от меня.

"Что это было? — подумал я. — Что я сделал?" Я положил орудие и попытался заглянуть в продырявленную крышу камеры, но ничего не увидел. Тогда я решил открыть ее. Я уже не был тем самым голодным зверем, я не понимал, что происходит. Я, не понимая, приоткрыл почти разрушенное помещение пленника и увидел ужасную картину: пленник, весь в ранах, с переломленными ногами просто ползет, не обращая на меня внимания. Он ползет медленно, еле‑еле, но ползет.

Я понял, что я натворил, и стал просить прощения. Я сказал ему: "Извини меня, я не хотел, пожалуйста, прости меня". Но он не слушал меня, он не верил мне, ему хотелось быть от меня подальше. Я взял его на руки, но он ждал лишь очередной пытки от меня и продолжал в конвульсиях пытаться сбежать. Я успокаивал его, говорил, что я не сделаю ему больно, но он не верил. Мне было страшно от самого себя, мне было невыносимо больно, что он не верит мне и считает меня монстром.

Я не знал, что мне делать. Я с заиканием, неоформленной речью то бранил себя, то просил у него прощения, то обращался к Богу с просьбой исправить все. Это был ужасный день, ужасный для меня и ужасный для моего бедного измученного пленника. У меня появилась нужда все исправить. Я хотел вернуть время обратно. Я стал перебирать выходы у себя в голове. Как мне все исправить? Я стал снова обращаться к Богу, я клялся, что никогда больше не сделаю никому ничего плохого, только бы он оживил мою жертву, которая по‑прежнему в агонии пыталась сбежать от меня. Я умолял природу вернуть все обратно. Я говорил: "Пожалуйста, умоляю, клянусь". Но все было бесполезно. Чуда не происходило.

Тогда я отнес пленника на дорогу и думал, что сейчас он пойдет и с ним все будет хорошо. Но он падал, я поддерживал его руками и снова ставил, но он снова падал. Я повторял эти попытки бесконечно долго, умаляя его и извиняясь. Я говорил ему: "Пожалуйста, иди, пожалуйста. Прости меня. Умоляю тебя, оживи, я умоляю тебя". Но это все было бесполезно. Он не мог стоять, он все время падал. И в один момент он просто перестал шевелиться.

Я взял его на руки, сел около дерева и стал оплакивать его. Я ненавидел себя. Я не могу поверить, что я сделал то, что сделал. Это не укладывалось в моей голове. Я понял, что я сделал ужасное дело и теперь поздно что‑либо исправлять. Я понял, что он меня теперь не простит, потому что его уже нет в живых.

И вот я, жестокий и безжалостный, остался сам с собой наедине, и тело убитого мной напоминает мне о том, какая я нечисть. Я сидел так некоторое время, а затем вырыл ему могилу и бережно положил его туда, аккуратно закопал и поставил сверху веточку с зеленым листочком. Я сидел на его могиле до вечера и не хотел никуда уходить. Я хотел, чтобы он меня простил, я хотел доказать ему, что я вовсе не ужасный и безжалостный, что я мог бы быть его другом, если бы он воскрес. Когда наступила ночь, я был вынужден пойти домой, и я ушел. С того момента я изменился и никогда никому не причинял вреда.

Я специально описал вам все так, как я чувствовал, так, как я это видел и вижу сейчас. Я мог бы сказать проще, но тогда вы не поняли бы, насколько тяжелое это воспоминание и не поняли бы, насколько ужасный поступок я совершил.

Все же, говоря проще, в майские дни по вечерам все дети ловили майских жуков и сажали их в спичечные коробки. Вот и я поймал такого жука. Подержал его до утра в спичечной коробке. Потом проткнул его гвоздем много раз. Потом залез на дерево и сажал на веточку, по которой он начинал ползти и падать, а я подхватывал его налету и снова это делал. А затем похоронил его.

Некоторые, а возможно и многие, могут усмехнуться и сказать: "Подумаешь, жука убил!" Только ведь дело не в том, что я его убил, а в том, с какой жестокостью я это сделал. С какой яростью и извращенностью. Мне стыдно за то, что я совершал деяния, которые я презираю сейчас. Что я не был творением природы. Мне печально вспоминать об этом, потому что я отнял жизнь у невинного, я вмешался в жизнь и распорядился ею более чем жестоко. Для меня нет разницы, у кого отнимать жизнь. Всяческое убийство, беспричинное, необоснованное, является ужасным деянием, будь то муравей, жук, птица, животное, человек или растение.

Сейчас я не имею таких бесноватых пороков, но мне стыдно, что они у меня были. И я по‑прежнему понимаю, что время назад не вернуть. И жучок, над которым я измывался, давно умер и не простил меня. И не знает, что сейчас я хороший человек.

Я прошу прощения у него. Прости меня жучок.

Лао Цзы

 

Бесконечное путешествие

Русская пословица

По горной дороге ехал поток машин. Автомобили двигались не спеша, друг за другом, придерживаясь своей полосы. Мужчина пятидесяти семи лет, которого звали Юрий Иванович, равно как и остальные, внимательно следил за дорогой. В машине он был не один. Его то и дело отвлекала сидевшая сзади пятилетняя внучка. Она постоянно что‑то громко кричала, просила, вставала с сиденья, пытаясь перелезть вперед, в общем и целом вела себя, как среднестатистический капризный ребенок.

Такое поведение своей внучки Юрию Ивановичу приходилось наблюдать регулярно, даже постоянно. Примечательно то, что, несмотря на ее избалованное поведение, лишь ему одному удавалось держать ее в рамках приличия тогда, когда это было нужно. Остальные родственники не имели практически никакого влияния, постоянно, что называется, сюсюкались с ней, пытались найти какой‑то подход и занимались прочими бесполезными делами. В то время как Юрий Иванович однажды понял: все дело не в подходе к ребенку, а в эгоизме, который был отчасти привит, а отчасти проявился в Ирине на генетическом уровне. Потому он всегда действовал без церемоний и довольно радикально, по принципу "или‑или", и этот подход имел крайне благоприятное влияние.

"Я не буду кушать", — могла начать капризничать Ирина во время обеда. "Не хочешь — не надо, — отвечал дедушка, — значит, в следующий раз будешь кушать часов через пять, когда настанет ужин". У ребенка моментально просыпался аппетит, к удивлению окружающих, которые выводили целые философские теории, почему ребенок отказывается кушать и почему ведет себя так неприлежно.

Однако у Юрия Ивановича был еще один козырь в запасе. Он обладал бурной фантазией, которая сопровождалась иронией и чувством юмора. Это понимали, конечно, взрослые. Дети же, принимали все его сочинения за чистую монету. Дети Юрия Ивановича до сих пор вспоминали сказания отца, постоянно смеясь над собой, над самой выдумкой, и с удовольствием слушали новые, которые теперь уже были адресованы его внучке. Например, про некоего Алешу‑Великана, который, в случае плохого поведения, придет и съест все сладости в доме. Или про мифического дядю Сашу, который может прийти и разобрать телевизор или ноутбук, в случае долгого просмотра мультиков. Но в этот день Юрий Иванович ехал по горной дороге и у него не было желания что‑то придумывать для того, чтобы угомонить свою внучку. Скорее он испытывал раздражение от ее очередного каприза. Ирина попыталась снова перелезть на переднее сиденье, в результате чего задела руку Юрия Ивановича, и машина вильнула.

— Ирина сядь! — прикрикивая, с напором произнес Юрий Иванович. — Сиди спокойно, — чуть тише добавил он. — Все, сиди там сзади спокойно и не ерзай, — уже совсем спокойно говорил дедушка, — а иначе я тебя отвезу на гору и оставлю там Карапету. — Юрий Иванович закончил фразу и лишь спустя несколько секунд в полной мере осознал, что он только что произнес. Внучка тем временем успокоилась и спросила:

— Кто такой Карапет? — она смотрела по сторонам, ожидая ответа.

Юрий Иванович же продолжал осмысливать свою фразу. Он моментально вспомнил событие, произошедшее с ним тридцать лет назад, когда ему было двадцать семь лет, и понял, что в этот раз он не придумал сказку для ребенка.

— Кто это такой? — снова монотонно повторила Ирина.

— Это такой человек, — невесело и совсем не заигрывая, ответил Юрий Иванович. Он по‑прежнему находился в своих воспоминаниях. Но он не мог сказать ребенку все о пережитом им непонятном явлении. Затем Юрий Иванович взял себя в руки и продолжил в своей фантазерской манере: — Это такой человек, который живет в горах. Был такой же, как ты, непослушный. Ему родители говорили слушаться, а он не слушался. Потом в очередной раз полез без разрешения на гору, упал оттуда, ударился головой и стал дураком. Теперь там и живет. И всех непослушных и глупых детей ему привозят и оставляют там.

Ирина слушала внимательно и, конечно, поверила ему.

— Я не хочу к нему! Я буду хорошо себя вести! — закричала она.

— Тогда сиди тихо, и поедем домой, — успокоил внучку дедушка, и в машине воцарилось спокойствие. Только спокойствие это было снаружи, но не внутри. Внутри Юрия Ивановича разразилась целая буря эмоций, состоящая из воспоминаний, волнения и непонимания того, что ему удалось пережить.

В то время, а именно ровно тридцать лет назад, он был холост и не знал еще свою будущую жену. И звали его тогда не Юрий Иванович, а просто Юра. Он работал доктором и увлекался разными паранормальными явлениями на любительском уровне. Ему никогда не хотелось обзавестись специализированной аппаратурой из серии охотников за приведениями и прочими аксессуарами.

Напротив, Юра считал, что все то, что действительно является паранормальным или чудесным, должно чувствоваться на ментальном, духовном уровне. А всяческие эксперименты, фиксации волн, частот и прочие, якобы, доказательства — все это имеет отношение исключительно к науке. Поэтому по возможности Юрий посещал все странные места, где видели призраков. Занимался спиритизмом. Лез, так сказать, на рожон в тех местах, в которых люди старались не появляться. Одним из них была горная местность приблизительно в двадцати километрах от его дома. В этой местности вроде как пропадали люди. Однако доказательств тому не было.

Дело в том, что место, в котором Юрий Иванович жил тридцать лет назад, в корне отличалось от его настоящего места жительства. Там, где он жил, горы были достаточно аккуратные и, можно сказать, плоского типа. Альпинистам по ним было неинтересно лазить, потому как взбираться фактически было негде. Конечно, скалистые и крутые элементы встречались, но либо они были легко преодолимы даже необученным человеком, либо их нужно было хорошо искать. Основная масса гор выглядела как бездорожная, идущая вверх площадь, покрытая камнями от малых до больших. Поэтому те люди, которые считались пропавшими, они, конечно, шли через эти горы, но тела их не были найдены. И отрицать, что они прошли горную местность и, скажем, через тридцать километров спустились в какой‑нибудь город или деревню и пропали уже там, было невозможно.

Кроме того, люди могли не просто спуститься и пропасть, а спуститься, пройти еще километров сто и уже потом пропасть. Поэтому слухи о якобы мистической горе, скорее, были придуманы от скуки местными жителями, нежели из‑за фактов. Однако у Юрия Ивановича был очередной отпуск, и ехать ему было некуда. Поэтому он решил взять палатку и провести три‑четыре ночи в горах, чтобы убедиться в том, что ничего сверхъестественного там не происходит, или же наоборот. Он собрал все необходимое и пошел.

В первый день он преодолел порядка десяти километров. Затем разбил палатку и моментально уснул. Проснувшись, он не спеша пошел дальше. Он решил пройти еще десять километров, а последующие два дня идти обратно. Когда он шел по горной местности, усталости не чувствовалось. Он даже забыл о своей миссии. Настолько все вокруг было красиво и необычно, что время летело незаметно. Приблизительно в районе трех часов дня Юрий добрался до большой груды камней. Перед ним стоял выбор: идти по камням, перелезая через них, или же свернуть направо и продолжить путь по более или менее ровной дороге. "По камням интереснее", — подумал он и пошел вперед.

Преодолевая препятствия, Юрий столкнулся с некоторой странностью: ему казалось, что с момента начала камней прошло уже минут пятнадцать, но наручные часы показывали, что миновало лишь три минуты. "Интересное ощущение", — начал сам с собой диалог Юрий и хотел его продолжить, как вдруг его нога соскользнула с очередного большого камня метра три в высоту, и он упал назад. В мгновение ока Юрий ощутил удар всем телом обо что‑то острое, в глазах замелькали узоры. "Какая глупость", — подумал он. Мысли пролетали так быстро, будто в одну секунду поместилось то, на что ему приходилось тратить минуты.

"Абсолютно не опасная зона, и поскользнулся на первом же препятствии!.. В этом что ли заключается мистика этого места?" Но мистика, конечно, заключалась не в этом. Спустя пару минут Юрий начал не спеша двигаться. Он медленно повернулся с одного бока на другой. Затем наоборот. Пошевелил ногами. Затем руками. Головой. "Главное, что позвоночник цел!" — сказал он про себя. Пожалуй, перелом позвоночника был бы самым страшным из того, что могло с ним произойти. Юрий Иванович встал и осмотрел себя. "Вроде бы цел", — подумал он и попытался вдохнуть полной грудью, как вдруг почувствовал сильную боль в области легких. Затем он ощутил боль чуть ниже лопаток, с трудом дотянулся руками, машинально повернулся и осмотрел то место, на которое пару минут назад он упал. На том месте было множество острых камней, выглядевших примерно, как перевернутые сосульки. И две из них, размером примерно пятнадцать сантиметров в высоту, наполовину были в крови. Юрий Иванович понял, что у него пробиты оба легких и два дня на возвращение нет. Ему необходима помощь здесь и сейчас.

Эти мысли посеяли в нем мгновенную панику. Сердце забилось часто, дышать стало еще тяжелее. Юрий покрылся потом и решил сесть, потому что в таком состоянии он не может здраво мыслить. И мыслей‑то у него, собственно, и не было. Было лишь неизученное им, новое для себя состояние, которое по всем прогнозам ведет его к смерти. Он сел, облокотившись о камень, и закрыл глаза. "Вот бы сейчас просто уснуть и не проснуться, — подумал он. — Это лучше, чем испытывать в дальнейшем нехватку кислорода, но из‑за боли не иметь возможности сделать вдох".

Через пятнадцать минут Юрий Иванович действительно стал засыпать, как вдруг его разбудил какой‑то шорох. Он быстро открыл глаза в надежде увидеть людей, которые могли бы помочь ему. Но увидел нечто другое. Перед ним стоял среднего роста человек. Сначала Юрий даже не смог понять пол этого человека. Но через несколько секунд присмотрелся. Это был мужчина. На вид лет двадцати пяти. Это, пожалуй, была вся приятная и нестрашная информация, которую смог считать с облика человека Юрий Иванович. Мужчина этот стоял несобранно, как‑то криво. Лицо его было искажено какой‑то сумасшедшей гримасой в виде улыбки, однако было очевидно, что он не улыбался. Голова у него чересчур круглая, на ней четко был виден большой шрам в области лба, волосы средней длины, как будто прозрачные и редкие. В общем, на вид человек казался душевнобольным, а в народе его бы прозвали "придурковатым". Юрий Иванович испугался увиденного и резко вскочил на ноги. Человек стоял перед ним и неподвижно смотрел на него. Взгляд его был также каким‑то нездоровым, но все же таил в себе что‑то нечитаемое, то ли что‑то злое, то ли наоборот — доброе. Понять это было невозможно, отчего становилось еще страшнее.

— Ты кто? — спросил его Юрий Иванович.

— Кааа‑аа‑пеее‑т, — протяжно ответил человек спустя несколько секунд.

— Кто? — не поняв ответа, переспросил Юрий.

— Кааа‑ааа‑пеее‑т, — снова повторил человек уже с недовольной интонацией, при этом делая нелепые движения головой.

— Я не понимаю, — стыдясь и нервничая, сказал Юрий. Он вдруг к удивлению для себя ощутил, что боли у него больше нет и дышится ему легко. Человек, тем временем, нелепо махнул ему рукой, приглашая следовать за ним, развернулся и пошел. Юрий стоял в замешательстве, как вдруг внезапно, будто из ниоткуда, вышла толпа людей, примерно около трехсот человек, и организованно пошла в его направлении. Юрий Иванович абсолютно не понимал, что происходит и что ему делать. Странный человек уже скрылся в находящейся неподалеку растительности. Тем временем толпа уже подошла к нему близко, они шли за тем человеком.

— Давай, давай, пошли, — суетно обратился к нему один мужчина, — потом все объясним, давай‑давай, — уже ухватывая его за руку, продолжал прохожий. Юрий автоматически пошел со всеми.

— Куда мы идем? — задал он логичный для его ситуации вопрос.

— Потом объясню, все нормально, не бойся, — ответил тот. Примерно около сорока минут вся толпа людей шла вперед до тех пор, пока не послышался крик.

— Все! Можно остановиться! Дежурные смотрят! Отдыхаем! — все люди моментально остановились и разбрелись кто куда. Где‑то образовались кучки, кто‑то вообще ушел за порог видимости. Было ощущение, словно в школе прозвенел звонок и ученики, вскакивая, побежали на перемену. Тот мужчина, который увлек за собой Юрия, снова обратился к нему.

— Ну, все, на пару дней можно расслабиться. Пойдем, сядем. — Мужчина, не дожидаясь ответа Юрия, отошел в сторону и сел на траву. — Я Женя, — представился он.

— Юра, — машинально ответил Юрий Иванович. К ним двоим подошли еще несколько человек и присели рядом.

— Что происходит? — с нетерпением, но вполне спокойно спросил Юрий.

— Я даже не знаю, с чего начать, — ответил Евгений. — Каждый раз, когда новенький попадает, не знаю, с чего начинать, — весело ответил он, обращаясь к сидящим рядом мужчина.

— Я что, умер? — прямо задал вопрос Юрий, не зная, чего ожидать от происходящего.

— Ну‑у, не то чтобы умер… Как бы и умер, и не умер, — ответил Евгений. — В общем, как и все мы, ты застрял… в одной секунде. Ну, как бы тебе объяснить, — начал искать слова Женя, — ну да, в общем, так и есть, ты застрял в одной секунде, ну, может, в десяти максимум, до своей смерти.

— Как это? — справедливо удивился Юрий, не сомневаясь в том, что все сказанное ему не является бредом или выдумкой.

— Ну, вот, как‑то так. Считай, что тебе повезло, — Евгений выдержал паузу. — Давай вот что, я тебе расскажу все, что мы знаем, а ты уже понимай, как хочешь. Может, тоже какие‑то мысли появятся, — снова не дожидаясь ответа Юрия, Евгений начал рассказ:

— Тот человек, который перед тобой стоял, он обладает какой‑то непонятной способностью. Он останавливает время. Диапазон его действия по нашим вычислениям примерно два километра. Поэтому, когда люди находятся в его диапазоне, то время останавливается. Если человек живой, то ему просто кажется время медленным, потом все нормально. А вот если кто‑то умирает в двух километрах от него, то происходит странная вещь. Вроде как человек должен был умереть, но дух не испускает из‑за того, что время останавливается. Вот и получается, мы вроде как все мертвые, но при этом не умерли. Понимаешь? Но это еще не все. Чтобы не умирать, мы вынуждены ходить за этим убогим постоянно. Нас сейчас триста пятнадцать человек, а когда‑то было около пятисот. Людям надоедает, и они не идут за ним. Так сказать, его орбита кончается, и они умирают. Вот такие вот странные дела, — закончил Евгений и тут же продолжил: — А сам он не любит, когда к нему близко подходят, только жене своей разрешает, такой же уродливой, как и он. Если близко подойти, он может побежать, многие могут не успеть за ним. Поэтому мы все время стараемся близко не подходить. Назначаются дежурные, они постоянно за ним следят, как только он начинает двигаться, всем сообщается, и мы идем за ним.

Юрий буквально открыл рот от услышанного:

— Это правда? — с надеждой на розыгрыш спросил он.

— Правда, — беспощадно ответил Женя. — Вон, посмотри внимательно на всех. Особенно впечатляет Таня.

Женя указал пальцем на девушку. Юрий перевел взгляд и увидел ужасную картину. Молодая девушка сидит на траве, ее ноги заканчиваются в области голеней, а стопы лежат рядом с ней. Она совершенно спокойно, будто так и надо, красит на отдельно лежащих ступнях ногти.

— Там какая‑то авария случилась, ей ноги отрубило, но видишь, они будто живые, потому что время остановилось. Теперь она их с собой носит, — пояснил Евгений.

Юрий перевел взгляд на землю и попытался переварить все услышанное.

— И, кстати, ты помнишь только то, что четко помнил на момент остановки времени. Вот, например, как зовут жен твоих знакомых? Обычно никто не называет, — улыбаясь, спросил Евгений.

— Катя, еще Катя, — начал вспоминать Юрий и действительно осознал, что не помнит, а у него‑то всего четыре друга. — Не помню, — согласился он.

— То‑то и оно, — бодро сказал Женя. — Тебе понадобилось бы три‑четыре секунды, чтобы вспомнить, но у тебя нет этого времени. У тебя только одна секунда, и ты сам теперь — одна секунда. В том числе именно поэтому никто нас и не видит. Мы вроде как живы, но вне времени. Вот если бы была машина времени, которая отматывала время назад и сейчас отмотали бы несколько часов в прошлое, почти до твоей смерти, вот тогда бы на секунду тебя бы увидели. А нас, так это годами отматывать нужно.

— Это невозможно, — не желая верить в происходящее, утвердил Юрий.

— Ну, как же невозможно, если это происходит? — ответил Евгений.

— А‑а… этот убогий, он кто? — ощутив прилив интереса к происходящему, спросил Юрий.

— Этого точно никто не знает. Есть только одна версия. Ее рассказал человек, который добровольно отказался идти в какой‑то момент за ним. А до своей остановки он был не то что знакомым, но жил с убогим в соседних домах. В общем, он вот что рассказывал. Рос этот убогий мерзким, непослушным ребенком. Кстати, совсем не слабоумным, обычным, в общем. Ничем особо не выделялся, ни талантов не было, ни законов не нарушал… Ну, в смысле, не воровал, и ничего такого. Чем старше становился, тем больше ругался с родителями. Постоянно они на него жаловались, что непослушный, на зло им все делает. И вот один раз супротив родителям, вопреки их запретам, полез он на гору, встал около крутого склона и стал прыгать вверх. Оступился и покатился вниз со склона, и в самом конце, когда уже тело его почти остановилось, ударился головой о камень. Причем в момент удара еще и язык себе откусил. С тех пор вот таким и стал, говорить не может.

— Ничего себе! — ошарашенно произнес Юрий.

— Так это еще пол истории, — азартно произнес Евгений. — Слушай дальше. Родители знали, куда он пошел, забеспокоились, что не вернулся, и пошли его искать. Нашли без сознания. Три дня он пролежал в коме. Тогда все и началось. Вокруг него, это вроде как со слов соседей, все казалось медленным. Время как будто замедлялось. Сам он уже как ненормальный какой‑то был. Очевидно, неадекватным стал. Как псих, одним словом. В общем, жил‑жил он себе, а потом нашел себе девушку. Тоже какую‑то ненормальную. И стал с ней в горы все время ходить, вроде как они там с ней жили в шалаше построенном. Между тем, как никогда, стал родителей любить, спускался к ним все время, помогал что‑то делать, можно сказать, заботился. И вот однажды девушка его упала с небольшой скалы и разбилась напрочь. В тот момент его дар и открылся на полную мощь. Время вокруг него стало останавливаться. Он так обрадовался, что девушка его не умерла, что захотел жениться. Пошел у родителей благословления просить. Причем ночью, так не терпелось. Зашел в дом, начал мычать, родителей звать. Те вышли, увидели его и рядом его разбившуюся девушку и от сердечного приступа сразу умерли. — Евгений замолчал на секунду. — Ты бы видел ее! Не то, что ночью, при свете обалдеешь! Ноги колесом, голова вся перекошена… ужас, даже вспоминать тошно. Ну, и потом они неофициально поженились и ушли в горы. И вот блуждают тут. А мы за ними. — Евгений закончил.

— А как его зовут? — сухо спросил Юрий.

— Никто не знает, — ответил Женя. — Он же не говорит. Да и сумасшедший он. Хотя при этом соображает, когда нужно.

Первые несколько дней Юрий не мог привыкнуть к тому, что происходит. Затем он стал воспринимать это все, как должное. Он вместе со всеми несколько раз перемещался с места на место, один раз успел побывать дежурным, обзавелся новыми знакомыми и к некоторым людям даже успел привыкнуть. Юрий пробыл вместе со всеми примерно две недели. Однако в последние дни желание жить в таком виде у него становилось все меньше.

— Жень, а зачем все за ним ходят? Боятся смерти? — спросил Юрий Евгения в одной из бесед.

— А ты зачем ходишь?

— Не знаю, я потому и спрашиваю, что мне уже надоело. Лучше умереть и освободиться, чем так бесконечно ходить, — ответил Юрий и почувствовал, что он полон реши‑мости больше никуда не идти.

— А вдруг это закончится воскрешением? Мы же не знаем? Большинство испытывают надежду. Вот и ходят.

— А я больше не пойду, — твердо произнес Юрий, — я лучше умру. Все это бессмыслица.

Вдруг в этот самый момент человек появился из‑за деревьев и подошел к сидящему на земле Юрию. Он начал мычать и недовольно, будто подслушав разговор, сделал жест рукой, чтобы Юрий пошел за ним.

— Я не пойду, — сказал Юрий, глядя на убогого. Тот начал злиться, мычать и ходить туда‑обратно. Люди стояли вокруг и смотрели на происходящее. "А вдруг он знает, что делает, и правда ведет нас к жизни?" — пронеслась у Юрия мысль. Убогий снова показал рукой Юрию, но тот покачал головой. Тогда человек, громко мыча, схватил какой‑то небольшой камень и кинул прямо в Юрия. Юрий же, не поднимаясь, взял попавшийся под руку камень и тоже символически, будто в ребенка, кинул камень в ответ. Человек вдруг стал кричать, затем перешел на плач, начал бегать, прыгать, словно капризный мальчик, которому не разрешили что‑то сделать. А затем, не успокоившись, кинулся бежать.

— Что ты сделал?! — испуганно упрекнул Евгений Юрия.

Моментально последовала команда, и вся толпа побежала вдогонку за убогим. Юрий остался лежать на земле. Через полчаса он вдруг ощутил боль в области ребер и тяжесть дыхания. "Они уже далеко, — подумал он и закрыл глаза. — Пусть не с ними, зато буду свободен". Юрий стал засыпать…

Проснулся он в больнице. По чистой случайности мимо пролетал вертолет и экипаж заметил его, лежащего не земле. Его доставили в больницу и спасли ему жизнь. Затем он рассказал о произошедшем с ним. Были те, кто ему поверили. Какое‑то время в той местности даже проводились исследования и даже засекали какие‑то паранормальные явления. А затем Юрий Иванович встретил свою будущую супругу и больше не экспериментировал с тем, что может оказаться опасным.

Все эти воспоминания вертелись у Юрия Ивановича в голове, пока он, наконец, не приехал домой со своей внучкой.

— Выходи, — сказал он ей, — и смотри — будешь вести себя плохо, отвезу тебя к Карапету… в Карапетию, — сказал он внучке и улыбнулся сам себе.

Народная пословица

 

Встреча с дьяволом

От автора

Как и в любую мою автобиографичную новеллу, вы можете поверить, а можете счесть ее выдумкой.

Это зависит исключительно от мировоззрения, философии и веры читателя.

Первое зло — это Хаос, это всякое разложение, умерщвление, дезинтеграция.

Второе зло — на уровне человека. Это зло нравственное.

Третье зло — Демоническое зло. Это зло на уровне духовном.

Здесь человек соприкасается с таинственными измерениями бытия, в которых происходит какой‑то сбой, какой‑то дефект.

Александр Мень

Глава первая. Вступительная часть

К настоящей истории хочется сделать большое предисловие. Хочется попытаться объяснить все с самого начала — от и до. Чем больше я продумываю, с чего начать и чем закончить, тем больше удлиняется пролог в моих мыслях. Я понимаю, что невозможно все рассказать так же, как невозможно рассказать сериал "Санта Барбара" в двух словах. И если уж я начну делать вступление, это замет уйму времени. Вступление будет походить на бесконечный поток информации, в которой будут возникать новые и новые тематические ответвления. В итоге я так и не доберусь до той истории, о которой хочу рассказать сейчас. Поэтому я расскажу вам произошедшее без предисловий и без объяснений. Расскажу о том, что произошло со мной в октябре 2010 года. Я буду говорить прямо, без намеков и без витиеватостей. Как бы ни звучало все мной сказанное, все было именно так.

Давным‑давно я стал изучать, а лучше сказать, познавать такую сферу, как мистика. Каждый человек, изучающий какую‑либо науку или предмет или просто какую‑либо более или менее сложную вещь, не станет спорить — на поверхности все выглядит не так, как внутри. Например, что мы знаем о физике? Что есть некие формулы, ученые, которые их вывели, эти формулы работают, и с их помощью можно многое определить и рассчитать. Это обывательский взгляд на предмет. Настоящий физик посмеется над такой характеристикой. Так же мы воспринимаем химию, математику и т. д. А что люди знают о мистике? Что к ней нельзя прикасаться, иначе злые духи начнут докучать того, кто позволил себе поспиритировать, или что‑то подобное. Мистика связана с чем‑то мрачным и черным, с духами и нечистью, с грехом, в конце концов. Тут уже смеюсь я. Нет, мистика — это совершенно иная сфера философии. Сфера духовного. Сфера таинственного. Как и в любой сфере, в мистике есть и негативные побочные эффекты, и положительные эффекты. И эффекты эти вполне себе прогнозируемые. Мистика — это понятие безграничное, в ней бесконечное количество созидания. Это такая сфера, в которой невозможно пользоваться наработанными техниками, это сфера, в которой работают только созидание, импровизация и разум.

К настоящему моменту я чувствую себя вполне освоенным в области мистицизма. Это ощущение уверенности и адаптации присутствует у меня не первый год. Я много чего пробовал, много чего знаю, много чего ощущал и даже видел. И вот несколько месяцев назад я решил прикоснуться к бесконечной тайне. К тайне зла. Рассуждать на тему, что такое добро и зло, можно долго. Если бы я сейчас начал вам рассказывать, что это такое, то получилась бы очередная глава к моей очередной книге. Потому я скажу то, чем зло не является. Истинное зло не является чем‑то намеренно гадким. Все байки про злых духов, демонов, Дьявола и тому подобное являются не больше чем смесь мифов, преувеличений и выдумок в одном флаконе. Это все равно, что иностранец, побывавший в России, расскажет своим согражданам примерно следующее: "В России все пьют водку; ночью лучше не выходить на улицу, потому что медведь может заломать; в барах играют на балалайке, а в дневное время люди танцуют вприсядку".

Услышав такое описание, нельзя отрицать, что многие люди в России пьют водку. Но не все же! Нельзя отрицать, что где‑нибудь в Сибири ночью в тайге бродят медведи, но не в городах же! И так далее, примерно в том же ключе большая часть людей воспринимает зло. Зло же является стихией, лишь изредка управляемой. И за бортом этой стихии, безусловно, стоит некто разумный, некто сильный, некто рождающий зло. Это и есть Дьявол.

Глава вторая. Контакт

Итак, я решил изучить подробно черную сторону нашей планеты. Как это сделать? Очень просто. Я подумал, что проще всего, да и, наверное, других вариантов нет, это провести очередной сеанс спиритизма. Только в этот раз вызвать какого‑нибудь черного духа. Я никогда раньше не делал этого. Не хотел. Мне это было незачем. Но не в этот раз. В этот раз это был эксперимент, подогреваемый распаленным интересом. Промелькнула мысль: "А, может быть, сразу Дьявола?"

Затем я решил не спешить, делать все постепенно. Все, что я расскажу ниже, имеет свою закономерность. А именно: почему все произошло в таком хронологическом порядке, почему все было именно так, а не иначе. Я не буду останавливаться на объяснении, я обещал рассказывать только факты.

Итак, я беру все необходимое для привычного мне спиритического сеанса. Настраиваюсь на "черного" духа. Пытаюсь вызвать не просто какого‑нибудь злого и жестокого человека, а именно духа, часть стихии, называемой злом. Блюдечко на поле начинает шевелиться и происходит контакт. Уже в этот момент я чувствую сердцебиение, холод в низу живота и общую адреналиновую дрожь. Это чувство волнения. Волнение оттого, что я общаюсь с чем‑то злым.

Блюдечко стало показывать буквы, сочетание которых, естественно, складывалось в слова. Сначала я внимательно пытался понять, что именно мне говорит этот некто. Через пару минут я понял, что все слова — это лишь сумбурные, отвратительные гадости. Однако, отчасти зная природу зла, я не стал сворачивать "представление". Я продолжил, к тому времени уже успев успокоиться. Я стал общаться с ним, говорить, что я не боюсь и меня не трогают его оскорбления. Я призывал его к диалогу. И не напрасно. Диалог состоялся. Правда, не такой, какого я ожидал. Во всяком случае, его оскорбления стали иметь очертания логической последовательности и даже комментариев. А именно, диалог с адекватной части разговора выглядел так:

— Ты назовешь себя? Кто ты такой? — спросил я.

— Брюхо готовь, — ответил дух.

— Что это значит?

— Умрешь скоро. Напрасно ты сюда влез, убогий.

— Не стоит меня пугать, я знаком с природой зла. Я знаю, ты просто меня пугаешь. И мне не страшно. И ты знаешь, что мне не страшно.

— Ну‑ну, — продолжал настаивать дух, — у тебя уже кишки воспалились, скоро боль начнется страшная.

Я прекрасно понимал, что именно таким образом всякое злое проникает в сердце человека. Именно так действует один человек, конфликтуя с другим. Пугает. Пытается заставить поверить в свою слабость. И лишь только поверив на мгновение, соперник заранее проигрывает бой. Однако человек умышленно манипулирует злом. Искусственно делает это. Я же, общаясь с духом, на самом деле не боялся. Я был в восторге. Ведь именно сейчас я общаюсь не с человеком, а с истинным злом. Это может быть даже не личность в данный момент. Даже, скорее всего, это разум, который генерирует энергия зла. Это вполне может быть так называемый временный разум, которое создало зло здесь и сейчас, для того чтобы пообщаться со мной. И этот самый дух‑разум вовсе не пытался запугать меня, как это делал бы человек, этот дух‑разум вел себя естественно. Он не был злым. Он и был зло. Я продолжил беседу:

— Ты напрасно стараешься. Я буду вызывать тебя каждый день. И через некоторое время мне станет смешно слушать твои пустые угрозы и оскорбления. Лучше поговори со мной. Кто ты? Как тебя зовут?

— Глупый ты. Тебе подыхать скоро.

В таком виде диалог продолжился еще несколько минут. Затем я стал уставать, терять концентрацию. Не потому, что со мной происходило что‑то особенное, так бывает всегда при длительном контакте. Я закончил сеанс. Тут же переписал все с диктофона на бумагу (все сеансы я записываю на диктофон, читаю вслух ответы и задаю вопросы тоже вслух, чтобы потом слово в слово переписывать; в том числе и сейчас я передал все слово в слово) и находился под впечатлениями все остальное время, пока не уснул.

Я в самом деле ни капельки не испугался. Я знал, знал, что такое зло. Я знал, как оно будет себя вести. К слову, именно из подобных ситуаций и возникают слухи, что мистика карается чем‑то непонятным и злым. Человек, сталкивающийся с мистикой, но не готовый к этому, конечно же, получает страх, негатив и т. п. Затем трактует это в стиле: "К этому не прикасаться. Опасно!" Однако, как и любой наукой, как и любым инструментом, нужно уметь пользоваться. Нужно понимать, что ты делаешь и зачем. Тогда опасности нет. Ни от науки, ни от инструмента.

Несколько дней подряд я настойчиво продолжал вызывать кого‑то черного, обобщая этого кого‑то именем "черный дух". И каждый день беседа происходила в одном и том же ключе. Он угрожал мне, обещал мучительные боли, смерть, говорил гадости. Каждый раз пытался меня убедить, что в прошлый раз он предупреждал, но в этот раз, все будет по‑настоящему, раз я такой дурак и не понимаю. Тем не менее, это не останавливало меня. Я все с большим азартом контактировал с ним. Мне нравилось это. Ведь я прикасался к самой природе зла. Я разговаривал с самим злом, а не с его проявлением в виде поступков людей.

В очередной день я, как обычно, стал вызывать этого черного духа. Вдруг совсем неожиданно блюдечко показало мне совершенно иные слова, нежели я ожидал:

— Я Сеймур, — медленно показало блюдце.

Я зарядился небывалым чувством интереса. Пришел кто‑то другой, да еще и представился.

— Сеймур? Кто ты?

— Да, Сеймур. Я тот, кого можно назвать демоном, — в хронологическом порядке ответил он.

— Это ты общался со мной все эти дни?

— Нет, — коротко ответил демон.

— А кто?

— Никто, безликое.

— Что значит — безликое? — стал допытываться я.

— Без лица, без души, без всего. Оно просто есть.

— А ты?

— А я личность, — шокировал меня ответом Сеймур.

— То есть ты живешь, принимаешь решения, занимаешься делом и т. п.?

— Я не живу, я существую. Я есть. Все решения уже приняты.

В каждом ответе Демона была доля непонятности. Я был готов к тому, что не смогу понять все. Поэтому не заострял внимание на уточнении. Я хотел понять суть.

— Почему ты пришел сейчас? Почему не пришел сразу?

— Настырный ты, поэтому и пришел. Сразу никогда не получается. Сначала нужно пройти через поверхностный слой.

Вдруг блюдечко стало показывать буквы в самом разном нелепом сочетании, и контакт стал невозможен. Я, в свою очередь, почувствовал, что устал и прекратил сеанс. Несмотря на то, что я устал, я не мог заснуть до трех часов ночи. Я все вспоминал произошедшее, размышлял и думал, что же будет дальше, чем же все это закончится.

Проснувшись утром, первые мои мысли были не о делах и не о работе, а о том, как бы скорее начать спиритический сеанс. Однако, умея владеть собой, я не стал спешить и выполнил все свои запланированные дела. Ближе к вечеру меня стало клонить в сон. Я решил, что нужно немного поспать, чтобы были силы на сеанс. Я прилег. Сон был глубокий и крепкий. Вдруг я резко проснулся, будто меня вытолкнули из сна в состоянии бодрствования. В первые секунды я не понимал, какой сегодня день, число, утро или ночь сейчас. Мое сознание еще не успело вернуться из сна. Через тридцать‑сорок секунд я стал понимать, так сказать, осознавать происходящее. В комнате было темно, равно как и на улице. В углу комнаты я увидел стоящий силуэт. Это был человек мужского пола, тонкий, ростом под самый потолок и будто бы облитый грязью с головы до ног. Грязь была черная, стекающего характера, густо стекающая. Я смотрел на него, а он на меня, стоя ровно на одном месте.

— Кто ты? — спросил я.

Как ни странно, но, несмотря на неожиданность его появления, я не чувствовал страха.

— Будешь играть? — спросить он.

— Что? — переспросил я, абсолютно не понимая, о чем идет речь.

— Мы встречались с тобой, когда ты был совсем маленький. Ты же помнишь, — утвердительно сказал он.

И был прав. Я действительно его помнил.

— В тот раз я предложил тебе играть, а ты не ответил. Засмущался. Побежал на кухню к своим родителям и сказал, что в комнате появился дядя. Помнишь ведь?

Все, что он говорил, было истинной правдой. Я помнил это и до сих пор помню совершенно отчетливо.

— Да, я помню, помню, — ответил я.

— Ну, так ты будешь играть? Ты так и не ответил мне тогда.

Самое странное, что этот человек говорил абсолютно по‑доброму и не вызывал страха, что тогда, что сейчас.

— Так… Я уже взрослый… Уже игра неактуальна.

— А‑а, — как‑то грустно произнес он, — ну, тогда я пойду. Увидимся.

И он исчез. Я лежал, и мне было жалко этого человека. Кто он был? Что это было? Я не мог понять. Мне было его очень жалко.

Я полежал еще несколько минут, переварив произошедшее. Затем встал, умылся. Пришел в себя. И вновь принялся за спиритизм. Вызвав Сеймура, я спросил:

— Сеймур, что это сегодня было? Что за человек приходил ко мне?

— Я не знаю, — ответил он.

— Это не твои проделки?

— Нет. Я не делаю зла. Я и есть зло. Часть его.

Я был в недоумении. Неужели это событие никак не связанно с тем, чем я занимаюсь, в смысле, контактирую со злом. Я так и спросил его:

— То есть то, что произошло некоторое время назад, никак не связанно с тем, что я контактирую с тобой?

— Ты контактируешь со злом. Тот человек страдает. Видимо, связь есть.

Я не смог понять полноту ответа и до сих пор не выстроил логической цепочки, как это все связано. Еще некоторое время я общался с Сеймуром, задавая ему вопросы общего характера, пока не устал. На следующий день я решил, что пора мне вызвать самого Дьявола. Однако я не стал спешить и решил посоветоваться со своим теперь уже "другом‑демоном". Дело в том, что Сеймур на самом деле был не опасен. Как он откровенно и сказал, он не делал зла. Он был злом. Он нес его по своей природе. Очередной контакт произошел около полуночи.

— Сеймур, здравствуй. У меня к тебе вопрос. Я хочу вызвать самого Дьявола. Хочу пообщаться с ним. Это возможно?

— Да, — коротко прозвучал ответ.

— Могу я это сделать? — спросил я настороженно.

— Не боишься? — ответил вопросом демон.

— А что его бояться? Он же тоже есть само зло. Вероятно, тоже не делает зла умышленно, а лишь несет его. К тому же, общение с ним ментальное, а не физическое. Разве он может навредить?

— Он слишком мощный для тебя. Его энергия сметет тебя неумышленно.

— То есть все же не специально?

— Не специально, — подтвердил демон.

Я же почувствовал, что надо довести дело до конца. В голове вертелись мысли: "Сейчас или никогда". Я готов был идти до последнего. Я продолжил выспрашивать:

— Ну, а если он покажет мне себя так, чтобы не навредить?

— Ты ужаснешься все равно.

— А если не испугаюсь? Я готов к контакту с ним, — настаивал я.

— Не готов, — без комментариев утвердил Сеймур.

Признаться, демон Сеймур стал авторитетным для меня в области зла, поэтому я не стал как баран упираться и делать необдуманный поступок. Неожиданно Сеймур продолжил:

— Через два дня увидишь его. После решишь сам.

— Как увижу? — удивленно спросил я, не понимая, что он имеет в виду.

— Физически, — пояснил демон.

— Разве это возможно?

— Для него возможно все.

На этом самая интересная часть беседы была окончена. Я с неимоверным желанием ждал, когда же наступит тот самый день. Я гадал, как это будет выглядеть. Что это будет? Я не мог себе даже представить, как возможна такая встреча.

Глава третья. Встреча с Дьяволом

Наконец наступил этот долгожданный день. В этот день я должен был идти на концерт одной нравившейся мне группы. С самого утра до самого вечера я ждал обещанной Сеймуром встречи. Я присушивался ко всем доносящимся непонятным звукам, скрипам, запахам и т. п., но ничего интересного не видел. Когда наступил вечер, я был утомлен ожиданием и немного разочарован. Однако не падал духом и подбадривал себя: "День еще не окончен". Пришло время ехать на концерт. Я сел в машину и поехал.

Концерт проходил в одном элитном клубе, в котором я бываю довольно часто. Важно сказать, что за весь мой опыт посещения этого клуба (более тридцати раз), я ни разу не был свидетелем каких‑либо перепалок, драк, потасовок и т. п. Именно потому, что клуб элитный. Туда не пускают абы кого, в этом клубе серьезно настроенная на порядок охрана. Малейшие конфликты решаются выведением зачинщиков из помещения без возможности возврата.

Итак, ровно в 23:00 я нахожусь в этом элитным клубе. Стою на танцполе, перед которым расположена сцена. Людей становится все больше и больше. Все ждут группу, которая в очередной раз будет исполнять веселые и задорные песни. Играет легкая музыка, так сказать, разогревающая. Вдруг среди толпы появляется человек ростом примерно 185 см, голова его начисто лысая, цвет кожи светло‑желтый, в глазах у него читается отсутствие интеллекта и безумная ярость, которая будто бы еле‑еле держится под контролем. Он начинает делать движения, которые с трудом можно назвать танцевальными. Тем не менее, ему кажется, что он танцует. Постепенно этот человек совершенно умышленно начинает задевать стоящих рядом людей преимущественно мужского пола, делая это якобы невзначай, но при этом очевидна намеренность его действий. С каждой минутой он все распаляется и распаляется. Его действия становятся очевидно агрессивными. Люди, которые стояли перед ним, начали откровенно отходить назад, собираясь в тесную кучу. Никто не скрывал страха.

Примечательно то, что та самая серьезно настроенная на порядок охрана, о которой я говорил чуть выше, будто не замечала этого человека. Охранники стояли в своих костюмах, скрестив руки в области паха, и смотрели в одну точку, будто ничего не происходит. Тем временем на танцполе наблюдалась из ряда вон выходящая картина. Половина танцопола была опустошена. В той пустой части находился этот лысый дикий человек, который махал руками, что‑то прикрикивал и вел себя безумно. Когда он выкрикивал что‑то непонятное, отчетливо было видно отсутствие у него двух верхних зубов. Два его передних верхних зуба были будто надломлены. Торчали осколки. Перед ним же стояла сжавшаяся толпа, которая очевидно боялась. И никто не пытался скрыть этого. Все с надеждой ждали вмешательства охраны, которая почему‑то не реагировала на происходящее.

Я стоял в середине испуганной толпы, и мне тоже было страшно. Мне как никогда было дико страшно. Я боялся не этого человека, ни конфликта, ни драки и ничего подобного, меня пугали образ этого псевдочеловека и все происходящее. В тот момент я понял, кто это. Я понял, что это и был Дьявол. Поняв это, я решил, что не отступлю, ведь я хотел контакта с ним. Может быть, это проверка? Может быть, если я переступлю через страх, то контакт получится. Как только у меня промелькнула эта мысль, человек, пугавший народ, стал делать неимоверное: он стал просто кричать во всю глотку, хаотично передвигаясь вдоль испуганной толпы. Он перемещался, смотрел на людей и орал. Орал бессмысленно, орал безумно, орал опасно. Часть толпы, к которой он приближался каждые несколько секунд, послушно и синхронно сжималась еще сильнее.

Я же решил выйти в первый ряд, для того чтобы максимально приблизиться к Дьяволу. Я сквозь свой безудержный страх вышел в первый ряд, никто из людей не был против. Несколько секунд я наблюдал, как в нескольких метрах от меня этот человек кричит на часть толпы. Затем он стал хаотично передвигаться в мою сторону. Вот он стоит передо мной. Это было жутко. В тот момент я собрал всю свою волю в кулак, я стоял и трясся внутри. Мне было безумно страшно, я хотел, чтобы это скорее закончилось. Я отдался на волю ему. На волю Дьявола. Подойдя ко мне, этот страшный человек стал смотреть именно на меня, мне в глаза. Я убрал руки за спину, демонстрируя, что я готов ко всему, но я не уйду. Я буду стоять тут.

Итак, смотря мне в глаза, стоя напротив меня в двух шагах, он начал орать. Орать во все горло, как и раньше, кричать и смотреть на меня. Осмысленно смотреть на меня. Это продолжалось около двадцати секунд. Я был испуган. Мне было безумно страшно. Затем, когда он перестал кричать, он вдруг резко успокоился, отошел к сцене, тем самым ослабив свое влияние на толпу, и начал смотреть куда‑то вбок, спокойно, будто ничего и не было. Он стоял так несколько минут. Люди же потихонечку стали заполнять свободную часть танцпола, т. к. казалось, что опасность миновала.

Еще через несколько минут я потерял его в толпе. Я знал, что он где‑то рядом, но не мог увидеть его из‑за других людей. Еще минут двадцать я присматривался, думал, что будет продолжение. Думал, что наверняка будет какой‑то конфликт. Но ничего не произошло. Я больше его не видел ни во время концерта, ни после. Он куда‑то испарился.

Вернувшись домой, я сразу лег спать. На следующий день я вызвал Сеймура и сказал ему, что мне достаточно. У меня больше нет желания общаться с Дьяволом.

Я доволен своим новым опытом. Я познал зло, пусть и не до конца. Дьявол слишком силен. Он дал понять мне, кем бы я ни был, чем бы ни обладал, но я еще не готов встретиться с ним лицом к лицу.

Александр Мень

 

Зона N

Ф. Шиллер

Изумительная дорога, изумительная", — эта мысль не переставая крутилась в голове у Дмитрия, словно его сознание сузилось до минимума и могло вмещать в себя лишь одну короткую мысль, которой он наслаждался уже более двух часов. Обычно подобное бывает, когда неожиданно происходит какое‑то очень приятное событие. В этом случае у везунчика в голове постоянно прокручивается сюжет, который мог бы с ним случиться, если бы не удачное стечение обстоятельств. Или, например, когда какая‑то длительная работа увенчивается успехом, позволяя наслаждаться результатом и временно не думать о завтрашнем дне. Тогда человек с удовольствием, как бы по кругу, вспоминает, как он работал, как старался, а затем напоследок, в виде десерта, медленно смакует мысль о том, что все это наконец‑то закончилось.

В похожем состоянии находился Дмитрий, сидя за рулем машины. Он был не один. Его радость, как обычно, делила сидевшая рядом с ним супруга Алина. Они вместе ехали из своего дома в другой город, который находился приблизительно в тысяче километров от начала пути. За три с небольшим часа они проехали порядка двухсот тридцати километров, и путь до конечной точки предстоял еще очень долгим. Это и приносило им неподдельную радость и наслаждение. Ведь от дома уже далеко, а до пункта назначения — совсем не близко. Они как бы находятся между орбитами тех небольших мирков, которые доставляют им хронический дискомфорт.

За несколько лет совместной жизни они периодически отправляются в такие вот путешествия. Постоянно делают это на машине. В первый раз поездка на машине была не более чем эксперимент, который должен был принести удовольствие. Так и случилось. Удовольствия было много. Новые дороги, путь примерно пятнадцать часов, мобильность. А в дальнейшем к удовольствию от самой поездки еще и прибавилось удовольствие от нахождения в "зоне N", так называли этот промежуток супруги. Эта территория начиналась в ста километрах от их дома и заканчивалась в ста километрах от дома родственников Алины. Именно к ним регулярно совершались поездки.

Дмитрий и Алина познакомились несколько лет назад. Через некоторое время после знакомства они стали жить вместе. Можно сказать, что их духовный брак состоялся гораздо раньше документального. Однако и последний был необходим, ведь закон есть закон. Даже тогда, когда закон извращен или абсурден, его следует соблюдать, дабы не поиметь неприятностей. Хотя на самом деле вся церемония бракосочетания проходила более чем радостно. Самое удивительное то, что на ней никого не было. Им некого было пригласить. Не было в их кругу людей, которые с радостью бы разделили их счастье. Никто не верил им, даже напротив. Все друзья Дмитрия, глядя на него с псевдоумными физиономиями, всякий раз пытались мягко выйти на разговор о его отношениях. Постепенно распаляясь, входя в раж, они делали, с их точки зрения, умнейшие умозаключения о том, что все закончится не очень хорошо, мягко говоря. Свои заявления они аргументировали стандартными фразами из серии: "И я так думал в первый раз". Или же рассказывали историю своих неудачных взаимоотношений, ставя их во главу Вселенной, искренне полагая, что их неудачный опыт является самым показательным и ярким. У них, конечно, был выбор, признаться себе и сказать: "Я дурак, сделал ошибку. А у тебя, Димка, все будет хорошо!" Но для этого требовалось немало мужества. Признать свои ошибки и порадоваться за другого — это требует много мужества.

У друзей Димы, впрочем, как и большей части населения земли, столько много не было. Дмитрий поначалу пытался объяснять товарищам, что они с Алиной на самом деле любят друг друга, а затем бросил эту бессмысленную затею. Он понял, что всем тем, кто якобы по‑дружески дает ему советы, просто хочется увидеть кого‑то ниже себя по уровню и поучить. Но таких людей нет! Где бы они ни работали и чем бы ни занимались, не было в их окружении человека, который явно уступает им в чем‑то. Можно, конечно, пойти и проучить какого‑нибудь пятнадцатилетнего мальчишку… Просто найти причину и дать пару подзатыльников, демонстрируя свое превосходство, но это было бы уже слишком. И вот им представляется такая уникальная возможность — поделиться опытом. И это нужно сделать прямо сейчас, именно сейчас и не позже. Потому что если пройдет полгода или тем более год, то станет поздно. У Дмитрия уже будет опыт, и его друзьям снова нечем будет козырять. Поэтому они, как коршуны, как стервятники на жертву, налетают и рассказывают абсолютно разные истории, разумеется, свои и сами же собой наслаждаются. Только конец у всех историй всегда одинаковый — печальный.

А что касается Алины, как уже было сказано, она родом совсем из далекого города, поэтому вопрос о ее подругах и родных даже не поднимался. Они пришли в ЗАГС и с полным осознанием и пониманием процесса торжественно и с неимоверным наслаждением заявили, что хотят взять друг друга в мужья и жены. Медленно, не спеша одели друг другу обручальные кольца. Затем, действительно в трезвом уме и в здравом рассудке, неиспорченные инстинктами и прочими человеческими похабностями, поставили свои подписи на документах. И, наконец, радостно и страстно поцеловались. Затем отправились в уютный ресторанчик и с удовольствием отпраздновали свой официальный брак.

Именно этот самый момент трехлетней давности и вспоминал Дмитрий, когда они доехали до развилки дороги. Он притормозил, на часах было 0:33. Они всегда выезжали ближе к ночи или непосредственно ночью, чтобы миновать пробки и плотность машин. Дима посмотрел на Алину, которая уже почти засыпала. Ему так не хотелось ее будить, но каждый раз, когда они доезжали до этого места, он забывал, куда ехать. Знак все никак не ставили, а запомнить у него не получалось.

— Солнышко, Алиночка, — вполголоса произнес Дима, немного смущаясь оттого, что не дает ей заснуть.

Алина сразу проснулась, наверное, потому что еще не успела толком провалиться в сон.

— Что, что? — спросила она, пытаясь сделать голос бодрым.

— Извини, пожалуйста, я снова забыл, куда ехать… Направо или налево?

Алина несколько секунд осмотрела местность, чтобы сообразить, где они находятся, и сразу же поняла, в чем дело. Этот вопрос Дмитрий ей задавал каждую поездку, точно так же останавливаясь перед развилкой.

— Сейчас налево, а потом часа два с половиной прямо до поворота направо, — сказала Алина зевая.

Она знала, что обычно перед следующим поворотом направо Дима тоже всегда сомневался и спрашивал ее. Поэтому решила озвучить маршрут сразу.

— Хорошо, солнышко. Спи, я тебя больше постараюсь не будить, — сказал Дмитрий и плавно нажал на газ.

Несколько минут в машине была полная тишина. Обычно они включали музыку. Не то что бы им было скучно, просто музыка задавала ритм. К тому же, было интересно, какая же следующая песня заиграет на их сборнике, который они составляли непосредственно перед поездкой. Но в этот раз Дима получал удовольствие от собственных размышлений и воспоминаний. Алина же обычно старалась не спать, чтобы ее супругу не было скучно, но в эту поездку не смогла противостоять сну. Она сильно устала, не физически, а психологически, и хотела не столько спать, сколько просто молчать и отдыхать, что автоматически все‑таки приводило ее к состоянию сна. Спустя несколько минут молчания Алина спросила:

— Дим, а ты не заснешь, если я усну? — она все время волновалась по этому поводу, что вызывало у Дмитрия умиление и улыбку.

— Конечно, нет. Спи спокойно, я совсем не хочу спать. Наслаждаюсь покоем. Думаю о всяком, рассуждаю про себя… Так что, не волнуйся.

— Дим, — продолжила Алина, — когда нас перестанут уже дергать? Как ты думаешь?

— Скоро, солнышко, обещаю, что скоро мы будем жить спокойно. Давай так, сейчас приедем, раз уж пообещали, потерпим и вернемся. А вот когда вернемся, начнем новую политику. Ты просто сваливай все на меня, говори, мол, я не разрешаю, я запрещаю и т. д. А я все сделаю, что надо, скажу… в общем, сделаю так, чтобы нас оставили в покое и с моей стороны, и с твоей. Договорились? — спросил Дмитрий и посмотрел на Алину.

Дорога была широкая и абсолютно пустая, поэтому Дмитрий периодически мог отвлекаться на пейзажи, переводить взгляд на супругу в беседах с ней, и это ему всегда очень нравилось в ночных поездках.

— Договорились, — подтвердила Алина. — Ехать бы так долго‑долго, бесконечно… Так спокойно, так мирно…

— Не передумаешь, как в прошлый раз? — с улыбкой спросил Дмитрий.

— Нет, в этот раз точно нет…

— Ну, хорошо, солнышко, спи.

Спустя буквально три минуты Алина заснула. А Дмитрий погрузился обратно в свои воспоминания и размышления.

Почему на их свадьбе не было друзей, понятно, но почему не было родных Дмитрия? Ведь в отличие от родственников Алины, они жили в одном городе. Дело в том, что из родных людей у Дмитрия были только родители и брат. Родители были странных, по мнению Димы, нравов. Они уделяли много времени и внимания их первому сыну, старшему брату Дмитрия, Сергею. А все потому, что Сергей был алкоголиком. Точнее, чистым алкоголиком он стал на последнем рубеже своей жизни. Он смешивал все возможные стимуляторы, начиная от алкоголя и заканчивая амфитаминами высшего уровня. Слава Богу, что из‑за употребления последних он не мог полноценно работать и его увольняли.

Почему "слава Богу"? Да потому, что из‑за отсутствия регулярной работы у него не хватало денег на эту дрянь и ему приходилось баловаться менее дорогими, как принято выражаться, "легкими наркотиками". А впоследствии и на них не стало хватать, он перешел исключительно на алкоголь. Как ни странно, несмотря на зависимость от алкоголя, работать он смог, и вполне стабильно. Спустя несколько месяцев, когда у него уже имелись денежные накопления, Сергей успел отвыкнуть от всего, кроме последнего. И продолжал бесконечно пить в любое свободное время. Опять‑таки, к счастью, что с рождения Сергей был щуплый и худой, поэтому для опьянения ему требовалась небольшая доза алкоголя, вероятно, только поэтому он не успевал все пропивать.

Несмотря на то, что он был старше Димы на два года, лет с девятнадцати они начали меняться местами. Дима был ему вроде старшего брата, а Сергей испытывал к Дмитрию какое‑то особенное братское чувство. Между ними не принято было признаваться друг другу в братской любви и выражать прочие телячьи нежности, но чувство родства ощущалось более чем.

Наконец наступил период, когда родители уговорили Сергея закодироваться. В то время Дима уже жил с Алиной, у них уже успел образоваться свой маленький мирок, свое идеальное государство, границы которого со временем расширялись. Однако именно родители стали некими варварами, которые постоянно нападали на вновь возникшее доброе королевство и все больше и больше сужали его границы. Если бы пришлось отражать все происходящее в виде кинофильма, это было бы кино о двух враждующих царствах, в котором оба по очереди отбивают друг у друга куски земель.

Более детально все выглядело так: Дмитрий не желал вмешиваться в жизнь Сергея, сетуя на то, что он взрослый человек и за ручку водить его к наркологу не просто глупо, но еще и унизительно, и для того, кого ведут, и для того, кто ведет. Родители же утверждали обратное, что Сергей — его брат и Дима обязан всячески способствовать его благополучию. А их дело непосредственно руководить, несмотря на то, что они всю эту кашу с кодированием заварили сами. И это была далеко не единственная "каша", которой Дмитрий давился. А теперь уже давился ею вместе с Алиной.

Ему постоянно приходилось ездить по больницам, общаться с врачами, пару раз забирать Сергея из милиции, промывать ему желудок после передозировок и т. д. Дима был в буквальном смысле слова ангелом‑хранителем своего брата. А родители даже не считали нужным просто сказать ему спасибо, будто все происходящее — это стандартные обязанности любого человека. В сущности, они заставляли Диму заниматься тем, что ему не нужно и что ему совсем не хотелось делать. Вместо того чтобы быть дома с любимой супругой, он должен был сидеть где‑нибудь в очереди среди алкашей и наркоманов со своим непутевым братом, которому, к слову, уже было все равно, что с ним делают и кто этим занимается.

Первые несколько кодировок прошли безуспешно. И вот, наконец, свершилось. Его закодировали, и с того момента он больше не брал ни капли алкоголя в рот. Но были два нюанса.

Первый: кодирование проходило ровно в день свадьбы Дмитрия с Алиной. Родители могли бы перенести процедуру. Но они пошли на принцип. Дима заметил одну абсурдную закономерность за последние пять лет: чем больше его брат опускался вниз по социальной лестнице, тем больше ему уделяли внимания родители и тем меньше они любили Диму. Казалось, что они даже начинают ненавидеть его, будто он — виновник всего, что происходит с Сергеем. Второй нюанс: после кодировки Сергей немного свихнулся. У него появились совершенно очевидные психические отклонения. Он регулярно звонил Дмитрию и в страхе, в испуге спрашивал: "Я ведь уже вылечился? Дим, я же здоровый? Ну, скажи, это ведь правда? Я здоров?" Дмитрий успокаивал его, это могло длиться от нескольких минут до получаса. Но и этого оказалось мало, однажды Сергей позвонил и обвинил брата в недоверии:

— Ты мне не веришь, не веришь, что я здоров? — как всегда с сумасшедшим напором спрашивал Сергей.

— Верю, я верю, — утверждал Дима.

— Нет, не веришь. Я хочу, чтобы врачи дали мне справку, чтобы все видели, что я здоров…

Дима пытался отстраниться от этой проблемы, но родители, как всегда, не дали ему этого сделать.

— Я не психиатр, я не психотерапевт! Что вы от меня хотите? — уже на повышенных тонах говорил Дима. Он уже забыл, когда в последний раз их беседа с родителями была спокойной и размеренной.

— Ты брат! Ты обязан за ним следить и помогать ему! — возражали родители.

Спустя некоторое время Дмитрий придумал очень интересный ход. У него был единственный друг Александр, которого он уважал и действительно считал хорошим человеком. Тот, в свою очередь, так же относился к Дмитрию. Александр работал врачом. Выслушав Диму, он согласился по дружбе раз в две недели принимать Сергея у себя в кабинете как врач и давать ему справку на листе формата "А4" с формулировкой "Здоров", подкрепленную своей личной врачебной печатью. После этого начался более или менее спокойный период в жизни Дмитрия и Алины. Со стороны родных Дмитрия их редко беспокоили. Теперь, когда у Сергея начинались очередные приступы и он звонил Диме, тот всегда говорил, что если бы он не был здоров, врач не дал бы ему справку. Это было аргументом для Сергея. Он сразу успокаивался. Кроме того, он гордился своей справкой и всегда, когда пересекался с Алиной, как ребенок, с гордостью, якобы нечаянно, показывал ей эту справку, а Алина подыгрывала и внимательно читала ее.

Дмитрий прервал свои воспоминания, переведя взгляд на Алину. Она сидела рядом и спала. "Как же мне повезло, — подумал Дима. — Ты такая красивая, такая совершенная". Ему очень нравилось смотреть на нее, когда она была чем‑то занята, и когда спала, и когда читала или смотрела телевизор… Ему всегда нравилось смотреть на нее. Он подумал о том, что если бы в машине был автопилот, он бы непременно включил его и до конца дороги не сводил бы с нее глаз. Но, увы, автопилота нет, и ему придется вновь повернуть голову обратно на дорогу. Дмитрий стал думать о том, как бы глупо он себя чувствовал, если бы родственники Алины были бы намного лучше, чем его собственные. Какой бы у него тогда развился комплекс на этот счет. Именно по этой причине у них двоих и существует "зона N", в которой они могут насладиться часов двенадцать‑четырнадцать, пока едут.

Родственники Алины — это нечто, напоминающее сброд анархистов. Не в философском смысле этого термина, а в его практической деятельности в период Русской революции. Когда одновременно все вместе и каждый сам за себя. Опять‑таки, в данном контексте подходит поговорка "Будет день — будет пища", только не в общепринятом оптимистичном смысле, а в самом гнусном и отвратительном. Говоря более конкретно, у Алины есть мать, отец пропал без вести, по слухам, убежал с любовницей. Такая вот у них была любовь. Еще есть две сестры и один брат. А дальше полный хаотичный набор из родственников второй, третьей, четвертой и пятой линий. Бабушки, дедушки, двоюродные сестры со своими мужьями, племянники, тети дядей, дяди тетей и т. д. По существу, процентов девяносто всей родни она не знает в лицо. Во всяком случае, не запоминает, кто из них кто и кто как выглядит.

Вся эта хаотичная родственная куча живет по очень примитивному принципу: кто богаче — того и доим. Причем богатый определяется ими совершенно субъективно. Так как Алина уехала из родного города и вышла замуж в более престижном городе, она и стала "дойной коровой". На этом отрезке у Дмитрия возникла ассоциация, выбивающаяся из основного сюжета мыслей: "Дойная корова… все и всех используют, как дойных коров. Вот недавно, за неделю до поездки, у нас сломалась ручка на двери автомобиля. Мы заплатили пять тысяч рублей за ее починку. Целых пять тысяч рублей за какую‑то маленькую дверную ручку! Почему они не могли сделать ее нормально?" За последние пятнадцать минут он успел заметить, что она расшатана, видимо, плохо привинчена. "Они же взяли деньги, и не маленькие для нас, почему же работу сделали плохо?" В этот раз он потрогал ручку, и она в самом деле была сильно расшатана. "Так все и всегда: хотят, чтобы им все давали, а взамен — ничего". Затем он снова вернулся к основному потоку мыслей: "Да, Алина стала той самой дойной коровой".

События развивались до абсурда смешно. Как только прошло официальное бракосочетание, спустя пару дней, на ее электронную почту стали приходить дружественные поздравления от людей, которых она всего‑то пару раз в жизни видела. Еще спустя пару дней, начались всяческие полунамеки из серии: "У нас нет, а у вас там продают… Да, у меня все равно денег нет, даже если бы у нас было". Одна из двоюродных сестер прислала фотографии своего сына. Затем напомнила, что пару месяцев назад у него был день рождения и ее сын, которому, к слову, исполнилось всего два года, якобы спрашивал: "А где тетя Алина? Я ее очень люблю". Стоит напомнить, что Алина уехала из города более пяти лет назад.

Бороться с подобным поведением родственников можно было сидя дома, не преодолевая тысячи километров. Но ее мама лишь однажды пригласила их в гости просто так, это было очень давно. Последующие разы они ездили на похороны троюродного брата, который, по правильной версии, погиб в молодые годы в двадцать пять лет. А на самом деле, его ударил розочкой собутыльник.

Следующая поездка была с целью навестить бабушку по маминой лини, которую увезли на скорой при смерти. И та в предсмертных муках изъявила последнее желание — обнять свою любимую внучку. Правда, не известно, когда же Алина успела стать любимой внучкой. С бабушкой она почти никогда не общалась, разве что в далеком детстве. Пока Дмитрий с Алиной доехали, ее уже успели выписать. То есть за сутки ее успели забрать и выписать. И так все остальное время. А в этот раз еще кто‑то там умер, но не то что Дмитрий, но даже и Алина не помнила, кто именно.

Все дело в том, что Алина была очень хорошо воспитана. Ее воспитала отнюдь не мама и не вся эта куча людей, жаждущая оторвать от нее хоть какой‑то кусок выгоды. Она воспитала себя сама. Она сама начала читать, несмотря на то, что мама ей запрещала, говоря: "Что ты придуриваешься? Ты не умеешь читать!" Она сама поняла, что такое половое созревание. Сама научилась банальному этикету. Она сделала себя сама от и до. И, несмотря на то, что ей крайне сильно не хватало материнской заботы в детстве, она не хотела вступать в конфронтацию с матерью, сестрами и братьями.

Алина предпочитала обходиться без конфликтов, хотя, по сути, ее ничего не привлекало ни в городе, в котором она выросла, ни в семье. А на любое несогласие со своей матерью она все время слышала классическую истерику: "Я тебя воспитала, я тебя в люди вывела!" и т. д. Пару раз Дмитрий слышал подобные упреки, и ему так и хотелось сказать: "В люди вывела? Ты ничего не сделала для своей дочери, ничего, ни капельки!" Но он молчал, потому что любил Алину и знал, ей бы не понравилось происходящее.

"В каком‑то кино я слышала мудрость: иногда чтобы победить, нужно отступить", — говорила она Дмитрию, который тоже придерживался ее позиции — не враждовать, тем не менее, он сам был настроен более враждебно, как против ее, так и против своих родных. "Это верно. Но наступить для победы все равно когда‑нибудь придется", — справедливо замечал он.

Когда они ехали в последний раз, в дороге им пришло решение — жестко прекратить все это. Прекратить постоянные, бессмысленные контакты с родными, которые мешают им жить.

Дмитрий резко повернул руль в правую сторону. С одной стороны, в нем сработал рефлекс, с другой стороны, он попытался сделать это как можно мягче, чтобы не разбудить Алину. Наверное, в этом было одно из его достоинств, он никогда не отдавался полностью рефлексам и инстинктам. Она не проснулась, лишь слегка поправила свое положение в кресле.

"Ничего себе! Это я так глубоко задумался, что чуть не уснул что ли?" — задался вопросом Дима и через несколько секунд ответил сам себе.

Поставив руль прямо, он заметил, что машину плавно отодвигает налево. "Ветер. Надо быть повнимательнее". Ему вспомнилось, как, получив права, он сел за руль и разогнал машину всего‑то до ста двадцати километров в час. Это стабильная скорость по трассе для человека опытного, но для новичка, пожалуй, не очень комфортная. И вдруг его стало сдувать, был сильный боковой ветер, правда, сдувало его в правую сторону. Пока он сумел это понять, он чуть не попал в аварию. С тех пор он ездит очень аккуратно.

"Кстати о скорости, — подумал Дима. — Сейчас скорость сто, едем уже часа три после развилки. Где же этот поворот?" Дмитрий чуть притормозил, чтобы лучше осмотреть местность. Дорога была темная, и вкруг были сплошные поля, бескрайние поля. В зону его внимания попало дерево, находившееся метрах в ста, которое стояло одно‑единственное, будто его специально посадили прямо посреди дороги. "Как‑то не гармонично", — подумал Дима. Приглядываясь к местности, он также заметил небольшую трещину на лобовом стекле, идущую прямо посередине. "Ну, е‑мое! Что же так не везет‑то? Сначала ручка, за которую отдали пять тысяч, и, вернувшись, придется делать снова. Теперь трещина на лобовом стекле, наверное, будет в два раза дороже… Хотя какая разница? Хоть в пять раз дороже… Это будет ничто, потому что, вернувшись, мы пошлем всех к черту, а все остальное — это мелочи".

В прошлый раз, когда в дороге они решили расставить все точки над "i", у них ничего не вышло. Алина струсила. По их плану, Дмитрий должен был собрать в комнате всех имеющихся в доме родственников и жестко выступить с речью о том, что правила игры меняются и впредь никаких поездок, никаких писем с просьбой выслать, сколько душе не жалко на родившегося племянника и т. п. Но по приезду Алина сказала, что еще не готова. Дмитрий не стал настаивать. И все прошло как обычно.

Перед этой поездкой они решили, что по возвращении у них начнется спокойная, размеренная жизнь и всякий человек, который попытается им помешать или не следовать закону, провозглашенному ими, будет беспощадно игнорироваться.

Дмитрий снова посмотрел на Алину и мгновенно ощутил прилив сил. Он жил ради нее, а она — ради него. Он любил ее, а она — его. Никто не мог поверить, что они оба равноценно любят друг друга и хотят одного и того же — быть вместе и жить спокойно. Наверное, никто не верил им из‑за ограниченности духовного мира их родственников и друзей. И тут Дмитрий поймал себя на мысли, что, по существу, если посмотреть на окружающий мир, выходит, что девяносто процентов людей на земле ничем не отличаются от их родственников и друзей. Будто весь мир и есть их родня. Они смирились с этим давным‑давно. Еще тогда, когда родители Дмитрия предпочли его свадьбу брату алкоголику. Тогда, когда сестра Алины пыталась научить ее воровать деньги из семейного бюджета и прятать в косметичку… вроде как Дмитрий туда никогда не полезет. Они знали, что они одни, но они вместе, и весь мир отступал перед этой силой, перед силой их любви.

Сидя за рулем, Дмитрий вдруг ощутил, что ему надоело думать о каком‑то негативе. В конце концов, они находятся в "зоне N", пора бы сменить пластинку. А то все о грустном и о грустном. "Кстати, сменить пластинку! Точно, включу музыку. А во‑вторых, надо уже, наверное, разбудить Алину… Уже часа три с половиной едем, а поворота все нет". Дмитрий одновременно стал прибавлять звук на магнитоле и аккуратно, тихо попытался разбудить Алину.

— Солнышко, проснись, пожалуйста, солнышко. — Алина начала потихоньку просыпаться. — Я не могу найти поворот, мы уже едем три с половиной часа после развилки.

Алина открыла глаза. Осмотрелась и спросила:

— Сколько время? — машинально переводя взгляд на салонные часы.

— Уже 04:00. Ты говорила, нам два с половиной часа ехать от развилки, а уже прошло на час больше.

В этот момент Дмитрий обратил внимание на то, что звук магнитолы, который он начал прибавлять несколько секунд назад, не повысился.

— Черт, что, еще и магнитола сломалась что ли? Что‑то у нас все ломается!

Алина проснулась окончательно. Она не знала, с чего начать: спросить о повороте или отреагировать на последнюю фразу. Подумала и начала с наиболее важного:

— А ты не проехал?

— Нет, точно нет. Я внимательно смотрел, ни одного поворота не было.

— Значит, еще не доехали, — уверено сказала Алина. — Ты спать не хочешь? — Дима снова улыбнулся. Он все время улыбался, когда слышал этот вопрос, находясь за рулем.

— Нет, совсем не хочу. Странно, что не доехали. Ну ладно, наверное, вот‑вот будет, — спокойно сказал Дима.

— А что там у нас сломалось, пока я спала? — шутливо спросила Алина.

— Да… во‑первых, ручку плохо сделали, шатается вон вся. Причем чем дольше едем, тем больше расшатывается почему‑то. Потом магнитола не работает почему‑то. Когда выезжали, работала. И на лобовом стекле трещинка, камушек попал, вероятно. Вон, смотри!

Дима ткнул пальцем прямо в место трещины. Алина начала подробно рассматривать повреждение.

— Да… уж, — рассматривая, задумчиво отвечала она, — надо, наверное, машину уже менять. Ух, ты! Смотри, какое дерево посреди дороги! — она указала пальцем на дерево, которое одиноко стояло метрах в пятидесяти от них.

— Не понял, мы же его проезжали уже… — загадочно для Алины произнес он. — А почему оно…

Алина посмотрела на Диму:

— Как проезжали? Это, наверное, другое какое‑то было.

— Да нет, оно, точно оно. Две ветки… ствол и две ветки.

На несколько секунд повисла пауза. Алина одной рукой решила открыть окно, одновременно смотря на спидометр. Скорость была сто километров в час. В эту секунду кнопка, которая должна была открывать окно, сломалась.

— Дим, почему дерево все еще впереди? Мы что, не можем проехать пятьдесят метров со скоростью сто километров в час?

Снова повисла пауза. Ситуация была крайне загадочной. В машине постепенно ломались мелкие детали, а сама машина как будто стояла на месте. Дмитрий попытался нажать на тормоз, он вдавил педаль в пол, но ничего не изменилась, машина продолжала ехать.

— Что происходит? — спросил Дмитрий вслух, естественно, не Алину, а, наверное, Бога или судьбу.

— Я не знаю, я не понимаю, — испуганно ответила Алина.

— Давай так, — начал размышлять вслух Дима. — Мы едем или стоим?

— Едем, — ответила Алина.

— Едем… верно, мы едем, при этом дерево все еще впереди, в пятидесяти метрах от нас. А пару часов назад я его видел чуть подальше, примерно в ста метрах от нас. Я нажал на тормоз, но машина едет… У нас ломаются мелкие запчасти, — он перевел взгляд на лобовое стекло и увидел, что появилась еще одна трещина. — И появилась еще одна трещина, — пробормотал задумчиво Дима. — Это значит… Это значит, что мы едем в замедленном темпе что ли?

Алина взяла себя руками за голову, будто нежно расчесывая.

— Это значит, что снаружи время замедлилось… А откуда поломки?

— Я не знаю, — ответил Дмитрий, хотя было очевидно, что он не хочет озвучивать имеющееся предположение.

Он понял, что это видно, и признался:

— Может быть, мы во что‑то врезались? — Алину вдруг как будто осенило. Эврика!

— Помнишь, перед тем, как я заснула, я сказала: "Ехать бы так долго‑долго, бесконечно". — Алина опустила глаза, почувствовав себя виноватой. — Может, мое желание сбылось… Прости меня, — сказала она и заплакала.

— Да ты что!? — радостно возразил Дима и отпустил руль. Машина продолжала ехать в том же ритме. — Это не твое желание, это наше желание! Я так счастлив с тобой, солнышко, что мне все равно, что там случилось и что будет дальше, главное, что мы вместе!

В этот момент на лобовом стекле стало появляться все больше трещин, от приборной панели стали отпадать ручки поворотников и прочие мелкие детали. Все это происходило медленно, можно сказать, неохотно. Но это происходило. И в этой машине находились Дмитрий с Алиной.

Они с самого первого момента совместной жизни хотели, чтобы в случае смерти их кремировали, а пепел затем смешали и развеяли с горы или над морем. Они всерьез подумывали о завещании, но писать завещание как‑то рановато, что ли. Кроме того, кто выполнит их просьбу, если, мягко говоря, никто не воспринимает их всерьез, а некоторые из близких даже недолюбливают.

— Да, надо было завещание написать все‑таки, — шутя сказал Дима, будто не до конца веря в происходящее.

— Позвони Саше, — сказала Алина. — Позвони, скажи ему! — Дима взял мобильный телефон и набрал номер. Он держал трубку несколько секунд у уха и не слышал ни одного гудка. Ему стало ясно, в чем дело. — Не получится… Время замедленно, сигнал дойдет до него только через несколько часов, мы, наверное, не успеем… — Алина промолчала.

— Тебе страшно? — спросил Дима. Он уже не держал руль, он смотрел на Алину.

— Немного, — призналась она.

— Не бойся, солнышко. Я обещаю тебе, что, как только это случится, я ни на секунду не оставлю тебя. Мы будем вместе до самого конца тут и с самого начала там.

У Алины потекли слезы. Дмитрий повернул голову к лобовому стеклу и увидел, что помимо трещин на нем уже есть полость. Он снова посмотрел на Алину. Нежно обхватил ее лицо руками, поцеловал и посмотрел в ее глаза, которыми он не прекращал восхищаться ни одного дня с момента их знакомства. В ее левом глазу виднелся маленький кристаллик стеклышка, который, вероятно, попал в нее из лобового стекла.

— Боже, какая же ты красивая!.. Ты даже умираешь красиво!

Он вновь поцеловал ее. Они крепко прижались друг к другу, и в какой‑то момент к ним пришло понимание, что, как только они посмотрят вперед, все мгновенно произойдет. У Дмитрия в голове вдруг возникла картина. Он едет и вспоминает о своем брате, а затем переводит взгляд на спящую Алину, любуется ею и думает, какая же она красивая. В этот самый момент, не смотря на дорогу, он не видит, вероятно, как заснувший водитель выезжает на их полосу и они сталкиваются. Но время было замедленно, поэтому они ничего не почувствовали. А если бы он смотрел на дорогу, смог бы он избежать столкновения? "Какая разница, — думает Дмитрий, — нам просто нужен покой, и мы его получим".

— Готова? — обращается он к прижавшейся к нему Алине.

— Да, — отвечает она, уже не плача.

— Раз, два, три!

Они поворачивают головы к лобовому стеклу. И видят, как две машины в сильно изувеченном виде дымятся, въехав друг в друга. Они стоят рядом и держатся за руки.

— Я даже и не почувствовал, — радостно сказал Дмитрий.

— И я тоже, — так же радостно ответила Алина.

Затем они неспешно пошли по дороге, которая с каждым их шагом становилась светлее и светлее, постепенно поднимаясь все выше и выше.

Ф. Шиллер

 

Несуществующее настоящее

Автор этой новеллы.

Неужели меня стало видно? Неужели я теперь видимый? Окружающие смотрят на меня или просто в мою сторону? Ведь уже много лет такого не случалось. С той самой поры, когда я впервые хотел показать себя. Я вышел на улицу, посмотрел на свою руку и стал проявлять ее. Рука начала принимать очертания. Она выглядела так, будто состоит из тоненького слоя льда, который покрывает лужи при температуре минус один. Настолько тоненький слой, что достаточно ткнуть пальцем, чтобы сделать в нем дырку.

"Надо же, — думал я, — теперь я стану видимым". Я смотрел на свою руку и наслаждался красотой. Мое тело, меня, как личность, никто никогда не видел. Я даже не помню своего детства. Я просто существую с определенного периода времени. Хожу вокруг людей по городу, и никто не замечает меня. Это ощущение спокойствия, недоступного обычному человеку. Ощущение безграничной свободы. В первое время я часто думал о том, кто я. Как случилось так, что я существую. Физически меня нет, но я ведь есть. Я работаю. Я живу. У меня есть соседи. Только никто не знает обо мне. Никто не видит меня. Никто не помнит меня. В глазах других я существую "здесь и сейчас", в одну секунду. А после я становлюсь прошлым и растворяюсь для окружающих во времени. Стираюсь из прошлого. Становлюсь небытием.

Так вот тогда, когда я захотел появиться, когда я стал проявлять свою руку и смотреть на нее, любоваться красотой физического, которое только начинало становиться плотью, в этот самый момент моя рука разлетелась вдребезги. Тоненькие осколки, похожие на ледяные, разлетелись во все стороны. "Что происходит? — спросил я у реальности. — Что это?" Реальность ответила мне: "Посмотри направо". Я повернул голову. Справа от меня стояли два подростка лет тринадцати‑четырнадцати. Они смотрели на меня улыбаясь, но мимика на лице показывала растерянность. Они просто поспорили между собой, разобьется ли моя рука, которая была похожа на лед, или нет. Один из них кинул камень и выиграл спор. Я смотрел на них, на свою руку, которая снова исчезла. А они смотрели на меня и предвкушали, что сейчас я, взрослый, начну ругаться на них, детей.

После этого эпизода я снова исчез. Исчез вместе со своим желанием появиться на свет. Я исчезал каждый день снова, все глубже и глубже. Мои мысли, мое "я", моя сущность начинала наслаиваться. Ведь вчера меня не было. Был я невидимый, но и меня невидимого тоже не было. Я находился как будто в тоннеле, в котором находятся фонари. И когда едешь по такому туннелю, то свет выглядит арками, через которые проходит машина. Откуда я знаю про машины, если меня не существует? Да потому, что я вожу машину. Я всегда еду по дороге один. Даже если я захочу врезаться в кого‑нибудь умышленно, не получится. Нет, я не проеду насквозь. У меня просто не получится.

Живя в таком состоянии, я перестал думать об этом. Вероятно, я некий Ангел, который свалился с неба и пропал без вести. Может быть, наверху меня искали, искали и решили, что нет меня. Но я тут, я живу и не живу.

Несколько недель назад я снова ходил по улицам, гулял, намеренно не смотря по сторонам. Я давно перестал это делать. Когда я смотрю вокруг, я все время вижу только разочарование. Я даже рад тому, что мою руку когда‑то разбили дети. Рад, что я не смог стать видимым. А ведь эти дети уже выросли и у них есть свои дети, которые тоже спорят о том, смогут ли они разрушить что‑нибудь или нет.

Так вот, несколько недель назад краем своего несуществующего глаза я увидел свет. Этот свет был не обычным светом. Лучи его несли в себе информацию не четкую, не подробную, а просто информацию, которую нельзя было не увидеть. Я воспринял ее. Этот информационный посыл вызывал ощущения шептания в моей голове: "Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Заметь меня". Я намеренно прошел мимо, игнорируя этот посыл. Он был настолько мощный, что даже в моей несуществующей голове я продолжал слышать шептание: "Я люблю тебя, я люблю тебя". Послание было похоже на сигнал SOS. Когда нет времени на разговоры, важно передать только информацию. Самую важную информацию. Я не остался равнодушным к этим световым посланиям. Однако я сомневался. Ведь только реальность знает о моем существовании. И реальность всегда пытается забрать меня к себе. Пытается поработить меня. Искусить меня. У реальности настолько изощренное воображение, что только я один являюсь невидимым, нереальным. Я не знаю, почему только я. Вероятно, всех других она победила. Но я не держу на нее зла, ведь она просто стихия. Она такая. Она неизменна.

На другой день и в каждый последующий день я снова видел краем несуществующего глаза эти лучи. Лучи, которые шептали мне все чаще и разнообразнее. Они шептали: "Я люблю тебя. Я нашла тебя. Посмотри на меня. Не бойся". А я не смотрел. Я перестал понимать, где настоящее, а где искушения реальности. Я так устал. Так устал. Лучи начали греть меня и, будто сканируя мою пустоту, продолжили обращаться ко мне: "Я сделаю так, что ты больше не будешь уставать. Я сделаю так, что ты больше не будешь прятаться. Верь мне. Я люблю тебя. Верь мне". Не выдержав, я повернул голову и увидел стоящую перед собой девушку. Я не видел очертания ее лица и тела. Я просто знал, что это девушка. Она сияла ярким, небесно‑ярким светом. Я не мог увидеть ее, потому что меня не существовало. Но ее душа, ее невидимая часть, была предоставлена мне. Медленно приблизившись к ней, я поднял несуществующую руку и стал аккуратно пробовать дотронуться до нее. Мне захотелось проникнуть вглубь. Я боялся, что это иллюзия, что сейчас она исчезнет и на ее месте появится реальность, которая в очередной раз посмеется надо мной. Этого не произошло. Силуэт девушки стоял неподвижно и излучал вместе со светом информацию: "Делай это. Почувствуй меня. Я нереальная. Я настоящая. Я для тебя тут".

Я ощутил тепло. Это забытое для меня ощущение, забытое настолько, что я изучал его. Из несуществующего глаза капнула несуществующая слеза. Я продолжал водить рукой. Я засовывал ее внутрь и вытаскивал. Я водил рукой по свету. Я чувствовал, что наполняюсь чем‑то необычным, чем‑то озаряющим. Свет и тепло этой девушки наполняли мою несуществующую плоть. Настолько он был силен. Мне не нужно было задавать вопрос: "Кто ты?" Это не имело значения. Лишь только одно имело значение, что я больше не один. Я спросил ее: "Хочешь быть со мной? Хочешь не существовать вместе со мной? Быть ничем и иметь все? Быть никем и быть нужной? Быть не реальной, но настоящей? Хочешь?" Лучи, греющие мою сущность, ответили: "Да. Я пришла, чтобы быть с тобой. Чтобы соединиться с тобой навсегда".

Я обнял ее эфирное тело, полностью вошел в излучаемый свет. Ее тело, ее лицо, стало становиться видимым и ощутимым для меня. Через секунды я чувствовал ее, а она чувствовала меня. Она стала такой же, как и я. Несуществующей. Мы стояли и изучали друг друга, водили несуществующими руками по несуществующим участкам тела друг друга, по несуществующим лицам друг друга. А реальность, увидев наше соединение друг с другом, сказала: "Живите и не бойтесь. Я оставлю вас в покое. Вы оба заслужили этого. Верьте друг другу. Я не стану вмешиваться. Обещаю".

Так неужели нас стало видно? Неужели мы теперь не невидимые? Окружающие смотрят на нас или просто в нашу сторону? Нет, никто нас не видит. Мы ведь не существуем. Окружающие просто чувствуют нас иногда, потому и смотрят в нашу сторону.

Автор этой новеллы.

 

Демонический голос

Артур Шопенгауэр

Это небольшая история, можно сказать, микроистория, о человеке по имени Алексей, который однажды, проснувшись утром, осознал нечто невероятное… Он заснул в своем мире, а проснулся в каком‑то другом. Затем всего за несколько часов к нему пришло понимание того, что он — никто, он ничего не умеет, он — полный ноль.

Всю жизнь до того самого ужасного пробуждения Алексей был человеком необычным, сильно отличающимся от окружающих. Как принято говорить, "в миру" он больше был известен как Alex‑L "Алекс Эль". Этот псевдоним родился оттого, что имя Alex некоторые понимали как Александр, а некоторые — как Алексей. И вот один из его креативных знакомых посоветовал приставить букву "L" — вроде как "Леша". И Алексею настолько понравился его новый псевдоним, что он никому и никогда не рассказывал об истории его возникновения, а затем сам поверил в то, что придумал его лично.

Итак, как уже было сказано, Алексей был человеком необычным. В чем же заключалась его необычность? А в том, что взрослел он не по годам. Ой, как не по годам… С шестнадцати лет он начал подробно изучать различные сложные науки. Также занимался боевыми искусствами, читал философские труды, изучал космос (в частности, у него был профессиональный телескоп, который он купил себе сам на лично заработанные деньги).

Окончив школу с золотой медалью, к девятнадцати годам он уже имел массу различных наград, к примеру: первое место по боксу среди родного города, грамоту за развитие и инициативу в отношении молодых начинающих астрономов, а также еще множество дипломов и почетных листов, на которые он уже давно перестал обращать внимание. Учился Алексей в Физико‑техническом университете, досрочно сдавая экзамены.

К двадцати пяти годам его деловой уровень достиг неимоверного масштаба. Ко всему перечисленному добавился собственный бизнес, который приносил ему по несколько тысяч долларов в месяц. Он также успешно оказывал консультации другим бизнесменам, которые, словно на аукционе, пытались перекупить его услуги друг у друга. Алексей написал несколько книг, пять из которых уже активно продавались в магазинах. У него было уже несколько записанных альбомов в стиле хип‑хоп, и иногда для собственного удовольствия он устраивал концерты.

У него не было жены, однако это не огорчало его. Напротив, Алексей не верил в любовь. Зато у него имелась нескончаемая куча поклонниц. Их было так много, что он устал от женского внимания и позволял себе привередничать, выбирая лучшую из лучших.

Алексею нравилось, когда него называли "Alex‑L", все‑таки именно с этого псевдонима началась его головокружительная карьера, его образование и духовный рост. В конце концов, он сделал себя сам и гордился этим.

Но вот однажды у Алекса случилось несчастье. Горе, которое ему довелось испытать, было, по его ощущениям, сильнее потери любимого близкого человека. Ему настолько стало тяжело, что он подумал: "Лучше бы у меня умер кто‑то из близких". Совершенно отчаянный и обессиленный от произошедшего, он лег спать, надеясь, что, проснувшись утром, он что‑нибудь придумает и сможет прийти в себя.

Однако ожидания обманули его. Проснувшись утром, Алексей сразу почувствовал: что‑то не так. Все совсем не так, как было раньше. Хуже, чем было вчера. Воздух, которым он дышит, не такой, как обычно. Шум, который доносится с улицы, очень тревожный и непривычный. Свет, которым солнце освещает землю, иной. Все не так. И постель, на которой он лежит, и квартира, в которой он находится, — все какое‑то другое.

Спустя несколько минут, он вспомнил о произошедшей вчера трагедии, медленно поднял руки и посмотрел на пальцы… Они были какого‑то необычного цвета. Спустя еще несколько минут, он аккуратно встал и подошел к окну. Люди, которых он увидел сквозь стекло, были тоже другими, как и все остальное. Они были какими‑то уродливыми, какими‑то демонообразными. Один человек, стоявший около детской площадки, курил сигарету, страшно, словно с жестокой ухмылкой, вдыхая и выдыхая сигаретный дым. Дети, бегающие друг за другом, играя в салочки, издавали истошные, визжащие звуки, будто знали, что Алексей смотрит на них, и издевались над ним.

Алексей отошел от окна и попытался понять, что произошло. Что могло произойти всего за одну ночь? Неужели то несчастье, жертвой которого он стал вчера, всего за одну ночь смогло изменить мир настолько кардинально, что ему кажется, будто он не в своей тарелке. А все вокруг выглядит страшным и уродливым. "Ничего страшного, — успокаивал себя Алексей. — Я Alex‑L, я всегда находил выход и найду сейчас. В конце концов, я не последний, далеко не последний человек в своем городе. И кстати, не только в своем. В своем — я даже первый! Нужно успокоиться и действовать не спеша".

У Алексея началась паника, что было очень нехарактерно для него. Обычно он решал проблемы крайне спокойно и выдержанно. Однажды ему пришлось защищать троих девушек от нескольких хулиганов. И даже тогда, когда один из хулиганов наставил на него пистолет, прямо на лицо, грозя нажать на курок, Алексей сохранял полное спокойствие, что напугало преступников. А затем за несколько секунд смог с помощью рук заломать всех до единого, кто хотел причинить вред ему и девушкам, которых он защищал. "Я тогда чуть не погиб, — думал он. — Откуда же у меня столько нервозности сейчас?"

Да, сердце не переставало стучать у Алексея, несмотря на паузу в несколько минут, которую он выдержал для успокоения. В следующую минуту он захотел позвонить своим друзьям и спросить, что происходит на улице. Видят ли они тот же самый ужас, который видит он? Но вдруг он осознал, что и друзей‑то его тоже нет! Никого из его близких не осталось. Тут же в его сознании снова начали всплывать фрагменты произошедшего вчера несчастья: вот он сидит за столом, совершенно умиротворенный и спокойный, пока не раздался тот самый звонок, который сообщил ему… Тот голос, хладнокровный, бесчувственный голос… Голос из ада, издевательски сообщающий ему, ставящий его в положение, в котором хочется покончить с собой…

"К черту эти мысли! К черту! Мне нужно что‑то делать". Порывшись в своей записной книжке, он увидел телефоны не друзей, но знакомых! "Какая разница?! Сейчас не имеет никакого значения, кому звонить — друзьям, близким или знакомым. Главное, что хоть кто‑то может мне ответить". Но ответит ли? В этом ли мире проснулся Алексей, в котором заснул вчера?

Первый контакт, который он увидел, была некая "Елена‑коллега". Алексей стал вспоминать, кто это. У него было столько дел, которыми он занимался, что вспомнить, в какой именно области эта коллега и какая именно Елена, было невозможно.

Когда‑то, как раз в начале своего карьерного пути, он начинал работать администратором в компьютерном клубе, а затем сам имел несколько таких же. Причем для самоудовлетворения купил и тот, в котором начинал работать. И там была некая Елена. "Почему я вспомнил именно о ней? У меня еще сотни Лен, Леночек, Ленусиков и т. п. Это может быть любая из них". Через несколько секунд Алексей вспомнил еще один интересный и приятный факт, который обрадовал его. Не было ни одной девушки, записанной в его телефонной книжке, с которой у него не было бы секса. Так что в любом случае ему ответят охотно. Кроме того, все его бывшие и настоящие любовницы считали за честь лечь с ним в постель, ну или просто помочь ему чем‑либо. Потому что Алексей всегда был щедрым и, несмотря на свой статус, никогда не вел себя цинично. Набрав номер, он услышал какой‑то строгий, немного грубый голос:

— Алле, — произнесла некая Елена‑коллега.

— Алло, Леночка, привет, — ответил Алексей.

— Да, Алле! Это кто? — немного смутившись и будто еще грубее, ответила девушка.

— Ленусь, это Alex… Alex‑L, — пояснил Алексей, ожидая доброго приветствия.

— Кто? — с какой‑то иронией переспросила Лена. — Леш, что тебе надо? Ты пьяный что ли? — уже с насмешкой спросила она.

Алексей онемел от неожиданности. Его язык будто не слушался. Тогда, не дождавшись ответа, девушка продолжила:

— Короче, не звони мне больше, понял? — и положила трубку.

Алексей впал в ступор. Что происходит? Почему все вокруг изменилось? Жизнь как будто поменялась. Будто он вселился в чье‑то другое тело, полностью переняв чужую личность, чужие манеры и… чужую жизнь. По плану сегодня у него было назначено две консультации каким‑то крупным компаниям. "Одна медицинская, другая — связанная с поставками бытовой техники", — вспоминал Алексей. А завтра у него должен был быть бой с чемпионом по боксу соседнего города. Он помнил обо всех своих планах, но какой толк от этого? Все куда‑то исчезло! Обычно он просыпался, и дела текли безостановочно. У него даже не хватало времени банально перекусить. А сейчас? Сейчас одна из его любовниц разговаривала с ним, как с ничтожеством. Телефон с самого утра молчит. И за окном… за окном какие‑то демоны, принявшие образ людей. "Это все голос! Вчерашний голос… сукин сын… он забрал у меня мою жизнь", — думал Алексей.

Голос, который вчера сообщил ему о несчастье, о страшной трагедии, не удовлетворился этим. Каким‑то образом он поменял жизнь Алексею или переместил его в параллельный мир, где все его заслуги и качества как будто никому не нужны. Или сделал еще что‑то такое неведомое, что не поддается объяснению. Посидев несколько минут на кровати, Алексей понял, что ему становится все тяжелее и тяжелее. Если он не пойдет на улицу и не попытается выяснить, что происходит, то, как минимум, ничего хорошего не произойдет, а вот хуже стать может.

Быстро умывшись, Алексей натянул на себя одежду, едва разбирая, что именно он надевает. Сердце колотилось все сильнее и сильнее, с каждой минутой сдерживать панику и растерянность было все сложнее. Посмотрев в зеркало, он увидел не себя, а будто кого‑то другого. Обычно он был одет очень креативно, его прическа всегда была аккуратной и ухоженной, он даже пользовался мужским макияжем. Он вызывал симпатию у всех, кто видел его. Сейчас же одежда была неряшливой, прическа растрепанной, а лицо бледное и мокрое. "Это все страх, это все от волнения. Ничего, сейчас не важно, как я выгляжу. Раз в год можно себе такое позволить". Выйдя на улицу, он сразу заметил на себе взгляды окружающих. Одна дама, лет тридцати, стояла с ребенком и злобно смотрела на него. На ее коже были какие‑то красные дырочки, она приоткрыла рот и соблазняюще показала ему язык. Затем сказала что‑то на ушко ребенку, и они вместе засмеялись. Ребенок смеялся, будто взрослый мужчина, которому жена сказала что‑то типа: "Вон тот уродливый тип пытался меня соблазнить". Алексей прошел чуть дальше и остановился рядом с лавочкой. На ней сидел пожилой мужчина, который сразу попросил сигарету. Алексей покачал головой вместо ответа "нет".

— Не куришь, значит? Молодец, умрешь здоровым, — произнес пожилой мужчина и захохотал.

Алексей почувствовал тошноту. Ему стало откровенно плохо. Никогда ему не было так нехорошо, как сейчас. Ни тогда, когда он боксировал с тяжеловесами, получая по голове, ни тогда, когда он не спал четверо суток, работая над бизнес‑проектом, ни тогда, когда он спасал чужого ребенка, выпавшего из катера во время морской прогулки по Средиземному морю, ныряя без акваланга на семиметровую глубину. А сейчас он был похож на развалившегося, слабого человека, которого довели до обморока. Алексей встал на колени, и его вырвало. "Кто же был вчера на том конце провода? Я бы убил его сейчас. Убил бы и вернул бы себе свою жизнь обратно. Вернулся бы в свой привычный мир, где я родился и вырос, где я живу". У него даже не было сил подняться.

— Вы все здесь не такие! — вдруг закричал Алексей. — И мир ваш не такой!

Моментально вокруг стало тихо. Люди с демоническими лицами застыли и смотрели на него. Они как будто смеялись, будто бы общались телепатически друг с другом, высмеивая его. Он стоял на коленях весь мокрый из‑за сильного потоотделения с неряшливой, растрепанной прической и такого же вида одеждой, продолжая кричать:

— Верните меня обратно! Что вам надо?

Теперь уже он слышал, о чем эти существа, окружившие его, общались между собой. Они бросали друг другу реплики: "Собака загавкала!" "Нет, не собака, больше на свинью похож". Подобные фразы сопровождались омерзительным смехом.

— Верните меня обратно! Пожалуйста, верните меня! — кричал уже плачущий от безысходности Алексей, еще вчера известный всем как Alex‑L. — Верните… Скажите голосу, чтобы он вернул меня… Верните… — плакал Алексей не в силах больше сдерживать эмоции.

Некогда сильный, талантливый, красивый, успешный человек стоял на коленях на грязной земле и умолял вернуть его обратно в свою жизнь. Сквозь плач и безумие он невольно вспоминал вчерашнее несчастье, которое произошло с ним в 22:52. Тот чудовищный, дьявольский голос, который забрал у него его жизнь:

— Алло, Алексей? — раздался в трубке голос.

— Да, — уверенно ответил Алексей.

— Здравствуйте, простите за поздний звонок, это вас беспокоят из компании "ИнтерФаст". Вы являетесь нашим абонентом. Просто в дневное время не можем с вами связаться. Так вот, у вас задолженность уже за месяц. Вы обещали оплатить еще две недели назад, поэтому мы вам отключаем интернет. О восстановлении услуги звоните по такому‑то номеру. Всего доброго.

Оператор не стал слушать оправдания Алексея. Тем более, оправдываться было незачем. Алексей работал администратором в компьютерном клубе, а затем его уволили. И платить ему было нечем. Ни на что другое он не был способен, поэтому не мог больше никуда устроиться. Он не был ни образованным, ни умным человеком в реальном мире, а был успешным в мире виртуальном. Вся его жизнь с шестнадцати лет состояла из чатов, форумов, сообществ… Он даже забыл, как выглядит реальный мир, реальные люди, забыл, как выглядит настоящее. Поэтому он стоял на коленях, плача и умоляя вернуть ему настоящую жизнь. Не понимая, что именно в настоящей жизни он и находится. Он стоял так до тех пор, пока не приехала скорая помощь и не увезла его в самое пекло ада — туда, где он долго не сможет вернуться к своему "настоящему" миру…

Артур Шопенгауэр

 

Послесловие

Большинству людей присуще жить в несуществующем мире. Речь идет не только о виртуальной реальности, хотя одно только это является серьезной, глобальной проблемой. Речь идет о реальностях, которые люди создают себе путем слабостей, страхов и гордыни. Пожалуй, эти три фактора самые сильные и самые ведущие в постройке несуществующих миров.

Человек, как правило, имеет массу недостатков — от физических до духовных. Но также он имеет огромный потенциал к исправлению своих недостатков и решению возникающих у него проблем. Откуда берется потенциал? Из самого чистого и чудесного места — из природы. Природа, или, если хотите, Бог, не просто создал человека физического, задав параметры его телу и биоритм всему организму в целом, но также Он вложил в человека энергию с нескончаемым потенциалом с тем условием, что эта энергия всегда должна быть в обороте.

Человек же чаще всего избирает путь иной, наиболее легкий, однако несуразный. Человек придумывает себе факты и события, которых нет, для того чтобы оправдать перед самим собой и перед окружающими свое несовершенство. Таким образом, придумав несуществующие истории и события, перед ним остается лишь одна преграда к "идеальному" миру, в который стремится погрузиться человек, — это он сам. Обмануть себя — задача не из легких… Если только есть разум, который и создает преграду. В противном случае человек придумывает, верит и полностью стирает существующую реальность, записывая поверх придуманную. После чего становится подобен сумасшедшему, потому как говорит несуразные вещи, доказывает абсурдное и несуществующее и, наконец, ведет себя, прямо говоря, глупо.

Однако это только та характеристика, которой могут выразить происходящее окружающие, и то, только не подвергшиеся самоуничтожению путем фантазий. Человек же, заменивший свою настоящую реальность мифической, более не видит себя настоящего и никогда впредь не увидит, так как личности, по большому счету, больше не существует. А вероятнее всего, личности в полной мере и не было. Было только неразвитое ее подобие.