Наконец, с божьей помощью, усадили невесту на возвышение.
Ах, чувствую, что перо мое бессильно описать, как Стемпеню "усаживал" невесту. То не была обычная игра, пустое пиликанье на скрипке, а подлинное священнодействие, полное возвышенных чувств, проникнутое благородством. Стемпеню стал против невесты и обратился к ней с речью на скрипке, с длинной трогательной, блестящей речью о счастливой вольной девичьей жизни до замужества и об ожидающей ее тяжелой и мрачной женской доле. Еще несколько минут - конец девичьему приволью! Наденут на голову фату, скроются под ней навеки длинные, пышные косы... Прости-прощай, веселая юность! Впереди бабье счастье! Ой, до чего же грустно, прости господи!
Так говорила скрипка Стемпеню. Женщины прекрасно понимали печальный смысл этой речи без слов, чувствовали его и заливались горючими слезами.
"Давно ли я сама была невестой, - думала про себя молодая женщина, глотая слезы. - Давно ли я вот так же сидела с распущенными волосами и думала, что светлые ангелы реют надо мной, что нет предела моему счастью? А теперь!.. Увы, теперь..."
– Благослови, господи! - молитвенно шепчет про себя старая мать, у которой полон дом дочерей на выданье. - Благослови, господи, мою старшую дочь, пошли ей скорее суженого! Но да будет доля ее счастливее моей, и да живет она со своим мужем не так, как я со своим,-прости мне, господи, грешные мысли!..
Такие думы волнуют сердца женщин. А Стемпеню знай себе играет, и скрипка его говорит. Она играет жалобную мелодию, и ее поддерживает весь оркестр. Все замерло, никто не шелохнется. Тишина. Все, все хотят слушать Стемпеню. Приумолкли женщины, призадумались мужчины, и девушки и юноши взобрались на стулья и столы - все хотят слушать Стемпеню!
Tсс!.. Тише, замолчите!
Стемпеню заливается на своей скрипке, и сердце тает, как воск. Только и слышно: тех-тёх-тех!.. Только и видно: рука летает вверх и вниз, вверх и вниз... И раздаются чарующие звуки, струятся дивные напевы, печальные, тоскливые - прямо за сердце берут, душу выматывают. Толпа замерла, затаила дыхание. Сердца переполняются до краев, размягчаются, и слезы навертываются на глаза. Люди вздыхают, люди стонут, люди плачут... А Стемпеню? Где Стемпеню? Нет его! Исчезли и Стемпеню и его скрипка; лишь звуки, сладостные звуки наполняют комнату...
А красавица Рохеле, никогда до того не видавшая Стемненю, Рохеле, знавшая о его существовании, но никогда в жизни не слышавшая его чудесной игры, прислушивается к волшебным звукам, к изумительным мелодиям и не понимает, что с ней творится: эти звуки и томят и ласкают. Что же это такое? Рохеле смотрит туда, откуда несутся сладостные звуки, и видит прекрасные пылающие черные глаза, глядящие на нее в упор,- они пронзают ее насквозь, как остро отточенные стрелы. Эти прекрасные горящие черные глаза сморят на нее, кивают ей, говорят с ней без слов. Рохеле хочет отвести от них взгляд - и не может.
"Так вот он каков, Стемпеню!" - думает Рохеле.
Между тем обряд "усаживания" закончился, и родня засуетилась: пора вести молодых к венцу.
– Куда девались свечи? - спрашивает родня жениха.
– Свечи куда делись? - спрашивает родня невесты.
Снова шум и суета. Все хлопочут, бегут неведомо куда, толкаются, наступают друг другу на мозоли, в толчее обрывают кой-кому подолы платьев, потеют, бранят изо всех сил сарверов, те, в свою очередь, ругают родителей новобрачных, а свойственники тоже спорят между собой. Словом, весело хоть куда!
После венчания Стемпеню, воспользовавшись суматохой, покинул свою капеллу. Вот он уже в толпе женщин, около красавицы Рохеле, снохи Айзик-Нафтоли. Он заговорил с ней, улыбаясь и поглаживая рукой свою пышную шевелюру. Рохеле слегка покраснела и, потупив глаза, отвечала через пятое на десятое. Не пристало же ей ни с того ни с сего заводить разговор с музыкантом, да еще на людях!..