Аркадий Швейцер отправился на старую квартиру за своим добром, которое состояло всего-навсего из небольшого чемодана, туго набитого… Чем? Что может быть в чемодане у такого молодца? Не знаю, как вы, но меня постоянно тянет заглянуть в чужой чемодан. А с тех пор как я прочитал повесть об одной парижской парочке, меня еще больше влечет покопаться в чужих вещах. Если у вас есть время, я коротко перескажу вам эту повесть.

Дело происходит в Париже.

Он и она.

Он из Берлина, она из Вены.

Он – жених, она – невеста. Верней, они должны были стать женихом и невестой и в Париж отправились как бы на смотрины.

Приехали они в одно время, заехали в один отель, остановились, конечно, в разных номерах. А так как они не были знакомы, то ничего друг о друге не знали.

И должна же была получиться такая история (на то она и история, чтобы не спрашивать что к чему)! У обоих у них были одинаковые чемоданы, одной и той же фабрики, с одинаковыми замками и ключами… А прислуга, снимавшая багаж, перепутала и внесла к нему в номер ее чемодан, а к ней – его чемодан.

Скинув с себя лишнее и умывшись с дороги, каждый из них открыл чемодан, желая переодеться, как подобает жениху и невесте. Представьте себе их изумление, когда они начали извлекать оттуда одежду, он – женскую, она – мужскую! Оба чуть не лишились чувств. Однако все люди любопытны. Когда первый испуг прошел, они стали заглядывать в чемоданы поглубже, вытаскивать оттуда диковинные вещи, вылавливать связки бумаг и писем. А чужие письма, ох, как интересно читать! Они узнали друг о друге такое, что, поженись они и проживи целых полета лет, и десятой доли того не узнали бы… Короче говоря, они разъехались в разные стороны, он – в Берлин, она – в Вену. Конец сватовству!

А теперь заглянем в чемодан Аркадия Швейцера. Б нем было немного белья, два-три бумажных воротничка и манжеты, несколько коробок из-под папирос, небольшой молитвенник, псалтырь, маленькие филактерии (все-таки еврейская душа!) и целая куча растасованных, красными шелковинками перевязанных колод карт. такая уйма карт? Стало быть, это его профессия, его хлеб! Да, мы не ошиблись. Расспросив знакомых, мы дознались, что он вьется возле карточных столов. Все это надо хорошенько запомнить, а со временем, если бог даст, мы о нем все подробно узнаем. Позже мы еще вернемся к Аркадию, а пока познакомимся с его соседями по квартире.

Когда Аркадий принес свой чемоданчик на новую квартиру, был уже вечер. В комнате горела закопченная лампа, а за столом сидел какой-то странный человек с бледным лицом, голодными глазами и редкими, длинными, сильно напомаженными волосами. Человек писал. На нем был чесучовый пиджачок с несуразно широкими рукавами, на маленьких ножках узкие белые брючки, на шее белоснежный бумажный воротничок с ярко-красным бантиком у самого горла.

«Видимо, это один из компаньонов фирмы «Ноль, Шмоль и компания», – подумал Аркадий.

Положив чемодан на одну из кроватей, Аркадий Швейцер представился человечку в белых штанах и с красным бантиком, а человечек торопливо снял очки, подпрыгнул, тряхнув при этом длинными напомаженными волосами.

– Вы наш новый сожитель? Присаживайтесь! Почему вы не сидите? – И он поднес Аркадию единственный стул.

Красный бантик, жирные длинные волосы, несуразно широкие рукава чесучового пиджака, белые узкие брючки, хриплый голос человечка, подпрыгивание – все это было так забавно, что наш Аркадий с трудом сдерживал смех.

– Письмо пишете? – спросил Аркадий. – Пишите, пишите! – и пододвинул человеку стул.

– Я пишу не письмо, а книгу. Я все время пишу. Я, видите ли, писатель, сочинитель, – пояснил человечек хриплым голосом, подтанцовывая и потряхивая редкими длинными волосами.

Только теперь Аркадий обратил внимание на его маленькие белые ручки с тонкими хрупкими пальчиками, которые выглядели еще меньше в широких рукавах чесучового пиджака.

– Писатель? Что же вы пишете? Как бы вы там нас не описали!

Писатель разразился мелким, рассыпчатым смехом и показал при этом темные меленькие зубки, какие бывают у ребенка-сладкоежки.

– Я не из тех писателей, что других описывают. Я рад, если меня не тронут.

Последние слова были излишни. И без того ясно было, что человек этот рад-радешенек, если его не тронут. Такие люди не имеют своего лица, не выказывают своего характера, очень застенчивы. Они подчиняются любому, и все понукают ими и эксплуатируют их. Вы можете делать с ними что угодно, можете из них веревки, вить. Они никогда не сетуют на свою долю, плачут только над чужим горем, страдают за чужие грехи, перебиваются с хлеба на воду. Могут однажды без всякой жалобы у всех на глазах испустить дух. Они жмутся к вам так крепко, что их не оторвать, не отогнать. Ни дать ни взять преданная до смерти собачонка!