Человек падает под горизонт, вдруг… ни крика, ни всплеска, — всё вспоминаю его лицо без воскового блеска, скоропожатье его руки — сухонькое касанье, круглые веки — порх — мотыльки блёклые над глазами, — слышал теперь синегубка ему стала подружкой милой, глупо всё вышло, не по уму, с этой его могилой, — а хороша она — не хороша, не распознать сквозь дымку, с ней неодиноко лежать, навзничь вечность в обнимку, — вот она кровная с миром связь семени с прахом, влагой, то что питает тоску и страсть, обречённой отвагой, всякой земле он песка родней, глине любой, подзолу… в каждой былинке теперь звучней арфа поёт Эола.