Прекрасный летний день, в который мы
с утра вдвоём отправились купаться:
мы видим небо синее, и в нём
застряли два-три облачка, не больше,
белее сахара и легче
дыханья детского.
Река синеет. Чахлый сад Марата
под ярким солнцем изнывает. Пляж
лежит в реке, чуть приподняв кусты
там — под мостом, и здесь — где элеватор.
На пляж течёт размеренный поток
людей.
Они идут почти без остановок
и каждый платит медным пятаком
какой-то грубой и опасной бабе
за красненький билетик. У неё
таких билетиков катушка, как в трамвае —
цифирки маленькие, час, число и год,
«на пляж» написано на них и «5 копеек»
проставлена цена.
Так вот, у нас с отцом
всего один пятак на две души,
и он его протягивает бабе,
та — отрывает узенький билет,
я отбегаю от отца назад
и прячусь в монстрах гипсовых, в аллее,
и вижу, как отец в толпе
идёт понуро к пляжу
в потоке тихом пожилых людей.
Я думаю: «…поскольку у меня
нет пятака злосчастного, то я
пристроившись к вот этим незнакомым
и «обилеченным» противной бабой людям,
ну, как-нибудь, Бог знает, прошмыгну
на мост понтонный, а с него — на пляж
через кордон угрюмых контролёров.
Не может быть, чтоб я не прошмыгнул!»
Пристраиваюсь к очереди, вижу
отца за тысячи и тысячи голов
и спин понурых. Вон он, впереди!
Я вижу очень ясно,
что он уже на лестнице к понтонам:
волнуется, руками машет, ищет
меня глазами плачущими. Он
как будто от меня шагов за пять,
так резко вычерчен, так ясно
подштрихован, и освещён,
хотя меж нами
сплошная чешуя голов.
Он спорит с контролёром, говорит,
что где-то я здесь рядом,
что он, наверное, мой потерял билет,
что он сейчас сюда вернётся,
«…тут мальчик, — говорит он, — потерялся…»
и вдруг кричит:
«Да дайте ж попрощаться!»
… Я выхожу из очереди и
вхожу в аллею…
Мой отец покорно,
услышав повеленье контролёра,
идёт по лестнице, ступает на мостки,
настеленные к пляжу на понтонах,
качающиеся, как носилки.
А я вот здесь, а всё лишь по причине
нелепейшей:
как будто потому
что, вроде, нам обола не хватило,
а тот, что был один, ему достался,
и он ушёл…