Прекрасный летний день, в который мы с утра вдвоём отправились купаться: мы видим небо синее, и в нём застряли два-три облачка, не больше, белее сахара и легче дыханья детского. Река синеет. Чахлый сад Марата под ярким солнцем изнывает. Пляж лежит в реке, чуть приподняв кусты там — под мостом, и здесь — где элеватор. На пляж течёт размеренный поток людей. Они идут почти без остановок и каждый платит медным пятаком какой-то грубой и опасной бабе за красненький билетик. У неё таких билетиков катушка, как в трамвае — цифирки маленькие, час, число и год, «на пляж» написано на них и «5 копеек» проставлена цена. Так вот, у нас с отцом всего один пятак на две души, и он его протягивает бабе, та — отрывает узенький билет, я отбегаю от отца назад и прячусь в монстрах гипсовых, в аллее, и вижу, как отец в толпе идёт понуро к пляжу в потоке тихом пожилых людей. Я думаю: «…поскольку у меня нет пятака злосчастного, то я пристроившись к вот этим незнакомым и «обилеченным» противной бабой людям, ну, как-нибудь, Бог знает, прошмыгну на мост понтонный, а с него — на пляж через кордон угрюмых контролёров. Не может быть, чтоб я не прошмыгнул!» Пристраиваюсь к очереди, вижу отца за тысячи и тысячи голов и спин понурых. Вон он, впереди! Я вижу очень ясно, что он уже на лестнице к понтонам: волнуется, руками машет, ищет меня глазами плачущими. Он как будто от меня шагов за пять, так резко вычерчен, так ясно подштрихован, и освещён, хотя меж нами сплошная чешуя голов. Он спорит с контролёром, говорит, что где-то я здесь рядом, что он, наверное, мой потерял билет, что он сейчас сюда вернётся, «…тут мальчик, — говорит он, — потерялся…» и вдруг кричит: «Да дайте ж попрощаться!» … Я выхожу из очереди и вхожу в аллею… Мой отец покорно, услышав повеленье контролёра, идёт по лестнице, ступает на мостки, настеленные к пляжу на понтонах, качающиеся, как носилки. А я вот здесь, а всё лишь по причине нелепейшей: как будто потому что, вроде, нам обола не хватило, а тот, что был один, ему достался, и он ушёл…