Витька был не только коммерсантом. Он был еще и великим дипломатом. Впрочем, одно из другого, наверное, и вытекает. Хороший коммерсант должен быть: дипломатом, чтобы вести переговоры; психологом, чтобы понимать клиента и партнера раньше, чем те заговорят; математиком, чтобы быстро оценить в уме полученное предложение...

Вот так начнешь подниматься над грешной землей в сферы чистой теории и уже не знаешь, к какой дисциплине отнести очередной Витькин маневр. Судите сами.

Подписывая договор с «Конторой», Макар и Витька знали, кто должен стать их первым покупателем. Точнее, они знали, кому они это оборудование предложат, но ни тот, ни другой не сомневались, что сделка состоится: Макар был уверен в способностях своего напарника, а Витек верил в свой талант продавца.

Этим первым кандидатом на оборудование был один из основных клиентов «МИВа» Ринат Цорхия. Приехавший два года назад в Москву торговать южными фруктами предприимчивый кавказец изрядно преуспел на этом поприще. Прошлой осенью он обратился к компаньонам с первым заказом: оборудовать под хранилище грязный подвал в районе Выхино. Поначалу Макар и Витька хотели отказаться: ремонт был копеечным, а декалитры нечистот, которые предстояло выгрести из подвала, не вписывались в перечень услуг, которые «МИВ» брался предоставить своим клиентам. Говоря проще, не хотелось приятелям вычерпывать дерьмо.

Тем не менее Витька не отказался от подряда сразу, а взял тайм-аут на несколько дней. Макар ругался и требовал объяснить, что у приятеля на уме, но тот напустил на себя таинственный вид и ни черта не говорил. А через четыре дня они уже приступили к ремонту подвала. «Дерьмоуборочные», как окрестил их Макар, работы были уже кем-то закончены. Пахло, конечно, отвратно, и кое-где за трубами еще попадались подсохшие «памятки», но, в общем, было чисто.

Лишь спустя месяц Макар вытянул из Витьки его «ноу-хау». Оказалось, что коммерсант-дипломат использовал старый советский рецепт: ударил в набат. Он обежал все инстанции, призывая победить антисанитарию и зловоние в одном отдельно взятом подвале, а убедившись, что все в курсе дела, рванул на телевидение. Оперативно отснятый и показанный «по ящику» сюжет под названием «Дом на семи дерьмах» вызвал нужный эффект, и подвал был приведен в порядок местными коммунальщиками под бдительным надзором санврача. Эта легкая победа, кстати, едва не вскружила парню голову: он всерьез задумался о том, чтобы переквалифицироваться в борцы за права граждан. К счастью для Макара, в этот раз чутье Витьку подвело, и, не разглядев в карьере политика видимых материальных выгод, он остался строителем.

Этой весной Цорхия в очередной раз обратился в «МИВ». На сей раз речь шла уже о ремонте овощной палатки. Сторговались быстро, стороны остались довольны. Месяц назад кавказец пожелал отстроить новый павильон на «Добрынинской». Дела у Цорхия шли круто в гору, и компаньонам перепадали с его стола очень даже лакомые куски.

Пару недель назад Ринат подбросил очередной заказ: гастроном. Цорхия приобрел «замороженный» еще в девяносто первом магазин и собирался не просто восстановить его, а сделать из бывшей «Диеты» респектабельный супермаркет. Судя по тому, что две колонны в торговом зале Ринат пожелал украсить настоящей мозаикой, скупиться он не собирался, а раз так, то и оборудование должен был закупать приличное, современное.

Витька не стал навязывать Цорхия свои услуги. В день, когда заказчик должен был приехать, он просто оставил на видном месте пачку полученных в «Конторе» каталогов. Кавказец каталоги заметил и стал с интересом изучать. Компаньоны делали вид, что заняты своим делом.

— А что это такое? — обратился к ним Цорхия, пролистав красочные картинки.

Теперь приятели были на коне. Предложи они свои услуги сами, Цорхия качал бы головой, морщил нос и всячески выражал сомнения в выгодности их предложения. Таков уж закон торговли: первым начинает разговор тот, кому это больше нужно. Начал бы его Витек — Цорхия мог бы торговаться и требовать более выгодных условий. Мгновение назад ситуация изменилась: первым проявил интерес к каталогам кавказец. По тому же торговому кодексу он превратился в лицо просящее, а значит, заинтересованное. Теперь Витьку полагалось качать головой, морщить нос и ссылаться на занятость.

— Да... — Витька цыкнул зубом, — торгуем мы этим железом.

— Торгуешь? — Цорхия раскрыл один из каталогов и ткнул пальцем в одну из картинок. — И сколько это стоит?

— Да там есть цены. Три восемьсот, кажется.

— Баксов?

— Конечно, баксов.

— Э! — Цорхия отшвырнул каталог. — Ни хрена себе цены! Кто так купит?

— Покупают, — пожал плечами Витька. — Можешь поискать дешевле. Только учти: это цена уже с доставкой и установкой.

Некоторое время Цорхия прохаживался взад-вперед по пустому залу, осматривая потолок и стены. Витька и Макар продолжали укладывать плитку. Обе стороны держали паузу. Цорхия ждал, что Витек вернется к разговору и предложит другую цену. А компаньоны занимались своим делом, понимая: раз кавказец не уходит, предложение ему интересно.

В конце концов Цорхия ретировался, так и не вернувшись к разговору. Макар, встревожившись, толкнул компаньона в бок:

— Уходит!

— Пусть уходит, — спокойно ответил Витька.

— Так давай предложим скидку!

Витька посмотрел на него с укором:

— Ты рыбу ловил когда-нибудь?

— Ну ловил. При чем здесь рыба?

— А большую рыбу ловил? Вот с таким хвостом. — Витька развел руки, словно растягивая на груди пружинный эспандер.

— Такую нет, а...

— Тогда предоставь это мне. Большая рыба сразу не ловится. А этот Цорхия стал не без нашей помощи большой рыбой. Главное, что наживку он заглотил.

Витька оказался прав. Через два дня Цорхия снова появился на объекте. В руках он держал точно такой каталог, как тот, что подсовывал ему Витька.

— Витя, оторвись немного. Давай поговорим.

Витька артистично изобразил сдержанное неудовольствие тем, что его отвлекают от работы.

Макар слегка обиделся, что Цорхия обратился не к ним обоим, но, в конце концов, это лучше, чем если бы кавказец пожелал обсуждать условия сделки с ним самим, без Витьки. Так что вспышка возмущенного самолюбия тотчас угасла. В конце концов, никто не выключал Макара из игры, не возражал против его участия в переговорах.

— Я тут поездил немного. — Цорхия уселся поудобнее на стуле и раскрыл свой ежедневник. — Посмотрел оборудование, все такое...

Он начал водить пальцем по странице, ища нужные строки.

— Короче, у вас цены, как у всех. Нормально. Но в «Негоцианте» мне предлагали три процента скидки.

Цорхия победоносно посмотрел на компаньонов.

— Три? — Макар не замедлил ответить. — Мы можем дать и четыре. Только тогда тебе придется самому организовывать погрузку, разгрузку, установку, проверку. Не ровен час, обобьют пьяные грузчики твою мозаику...

— Но ты ведь восстановишь, а? — усмехнулся Ринат.

— Не вопрос, но за отдельную плату.

— Э-э... — Цорхия погрозил Витьку пальцем, опоясанным массивной печаткой, — тебе палец в рот не клади!

— Я думаю, что с такой «гайкой» твой палец в полной безопасности, — парировал Витька.

Кавказцу шутка понравилась. Он рассмеялся.

— Ладно. — Цорхия поднялся. — Сторговались.

— О чем договорились? — встрепенулся Макар.

— О цене договорились, — пояснил Цорхия. — Что мы будем покупать, я скажу чуть позже.

Заказ Рината Цорхия превзошел все самые смелые мечты компаньонов. Сумма была астрономической, а прибыль, которую планировали получить приятели, составляла больше, чем МП заработало за последний год.

Цорхия не просто заказал много дорогого оборудования. Окрыленный собственными успехами, он желал только преуспевать и выглядеть, как преуспевающий делец. Его разгоряченное вкусом удачи и денег самолюбие требовало большего. Ринат Цорхия не захотел довольствоваться серийными моделями, которые хоть и стоили нешуточно, но ввозились из Европы контейнерами. Встретить такое оборудование можно было не только в пределах Садового кольца, но и в районах новостроек, и в Подмосковье, и в других городах. Цорхия желал, чтобы входящие в его магазин ахали и застывали с открытым ртом от встречающего их великолепия. Лавры братьев Елисеевых мнились ему детской забавой, венком из одуванчиков. Истинный княжеский размах — вот что хотел продемонстрировать честолюбивый кавказец.

Он выбирал не просто самые дорогие модели, а имеющиеся лишь в единичных экземплярах. В каждую модель он считал необходимым внести какие-то изменения: сменить мраморное покрытие на гранит, поменять цвет облицовки, повесить на витрины дополнительные зеркала...

Усовершенствования эти приходили в голову Цорхия постепенно, по одному. Он высказывал свои пожелания Витьке, Витька все старательно зарисовывал и записывал и мчался в «Контору». Там он излагал требования своего клиента специалистам.

К их с Макаром удивлению, специалисты не приходили в восторг. Понятное дело, что изыски Цорхия прибавляли им работы, но ведь и цена на это уникальное оборудование возрастала в геометрической прогрессии! Какой же нормальный коммерсант не обрадуется возможности поработать и заработать? Сами компаньоны готовы были возводить и ремонтировать магазин по шестнадцать часов в сутки. Лишь бы платили. Иначе для чего же было впрягаться в это МП?

В «Конторе» же на них смотрели как на врагов. Словно они не грозились принести треть миллиона долларов наличными, а требовали предъявить справку о доходах. Макар предположил даже, что по каким-то непостижимым причинам этот заказ «Конторе» не так уж и выгоден. Более прагматичный Витька с ним не согласился: было бы не выгодно — не торговали бы, послали бы куда подальше вместе с гранитными плитами и зеркалами. Однако своего объяснения подобной враждебности он предложить не смог.

Так или иначе, через полтора месяца переговоров, согласований и уточнений заказ сформировали и Цорхия его оплатил. Через два месяца вожделенное оборудование доставят в Москву. К этому времени ремонт в магазине будет закончен и отделанный мозаикой зал радушно примет итальянскую технику. Осталось ждать, коротая время за укладкой пола, заменой труб и проводки, покраской и отделкой.

Макар здорово перенервничал, когда приятели везли по городу две сумки, где плотно стянутыми пачками лежали деньги: целая куча мятых рублей, стоившая почти двести восемьдесят тысяч долларов. Витька сидел за рулем, а Макар ехал сзади, вцепившись в ручки баулов, и нервно поглядывал по сторонам.

— Что ты вертишься? — Витьке ерзанье за спиной начинало действовать на нервы.

— Как — чего? За такие бабки могут запросто шоссе перекрыть! Почикают, как в кино, и даже круче.

— Во-первых, не для всех это астрономическая сумма. Тот же Цорхия. Выложил их из ящика, как помидоры. Думаешь, они у него последние? А даже если последние, то за несколько месяцев он заработает еще столько же, если не больше. Есть публика, которая четвертует тебя и за стакан портвейна. Только у них нет машины, чтобы нас догнать, из стреляющего оружия у них только рогатки, да и то не самой последней модели. Кстати, во-вторых. Откуда эти абреки узнают, что нужно трясти именно нас?

— А что стоило тому же Цорхия шепнуть кому-нибудь о том, что у нас с собой десяток квартир в двух сумках? За тридцать процентов от суммы.

Витька ответил не сразу.

— Если бы Цорхия посадил нам на хвост гангстеров, он помог бы им уйти.

— В смысле?

— В смысле, что он выдал бы нам денежки купюрами покрупнее, чтобы сумка была одна. А тут ребятам придется залезать в салон, расцеплять твои сведенные предсмертной судорогой пальцы, вытаскивать эти дурацкие баулы, залитые кровью...

— Ну, спасибо, успокоил. — Макар нахохлился.

— Не за что. Могу тебя успокоить еще больше. Ринату нет смысла организовывать налет.

— Почему это? Бандюганы отвалят ему за наколку тридцать процентов...

— Макар, я никак не пойму, чем ты занимался на уроках. Нет, то есть я помню, как ты пилил, строгал, паял на занятиях по труду. Но вот с математикой у тебя совсем беда. Тридцать процентов — гораздо меньше, чем сто. Согласен?

- Ну.

— Баранки гну. Мы ведь везем деньги Цорхия. Если нас грабанут, то отберут его бабки. Ему какой резон получать треть от своих же денег?

— Так он получит эти тридцать процентов, а с нас потом возьмет все сто. Или оборудование.

— Вот как? Все сто? У тебя что, есть сто сорок тысяч?

— Нет.

— Как же он с нас их получит? Никак. Тем более что живым ты сумки не отдашь, а с покойника взятки гладки...

— Достал ты своими шуточками.

Партнеры проделали остаток пути в молчании. Они прибыли в «Контору», оформили документы, отсчитали деньги. Сумки почти опустели. Осталось лишь две «котлеты» пятидесятитысячных купюр.

— Неплохо заработали, — заметил Витька, передавая их Макару. — Двадцать семь восемьсот. И рук не замарали.

«Неплохо» — это мягко сказано. Прибыль от ремонта гастронома едва превышала отметку четыре тысячи долларов. И чтобы заработать их, компаньоны уже месяц трудились не покладая рук, и еще два месяца работы маячило впереди. А тут — в семь раз больше за то, что потрепали языком да подрожали слегка, пока довезли деньги. Языком работал в основном Витек, а дрожал — Макар. Такое вот распределение обязанностей.

Витек рулил. Он включил приемник и теперь пытался подсвистывать «Роллингам», поднявшим актуальную тему об удовлетворении.

Теперь Макар сидел рядом с ним тих и задумчив. Невеселые мысли крутились в голове. Конечно, сорвал такой куш — событие приятное. Огорчало другое. Макар с детства любил работать руками. Что-нибудь мастерить, чинить, строить. «С ремеслом не пропадешь!» — любил повторять его отец. Макар искренне считал, что делает одолжение приятелю, работая с ним в одной упряжке. Чуть ли не спасал этого бездаря от голодной смерти. И вот развязка: одним махом Витек сорвал побольше, чем они вместе заработали за несколько лет. Какой же напрашивается вывод? Что Макар со своими золотыми руками ни черта не стоит? По совести говоря, он теперь и не нужен своему напарнику. Зачем делиться такими барышами?

— Может, отметим это дело? — Витек толкнул приятеля в бок. — Бутылочку «уизки», ведерко икорки и балычка, а?

— Рано еще. Подождем, пока придет оборудование.

— Согласен. Но тогда уж одной бутылочки будет маловато. Возьмем по полной программе. Разложимся на Ринато-вом мраморе и обмоем покупки! А, Макар? Чего ты скис?

Макар ответил что-то невпопад. Настроение у него и впрямь упало ниже всех отметок.

— Я предлагаю заехать в обменник и махнуть наш гонорар на баксы. Ты как? Деньги целее будут и хранить удобнее. Три сантиметра в высоту — милое дело, не то что эти охапки...

Знаете, еще по какой причине плачут богатые? Еще потому, что в воздухе роями носятся сотни правильных ответов, и даже те, кто в жизни не видел ни одного человека богаче приемщика стеклотары, ответят не задумываясь, черпая декалитры причин из бездонных телесериалов.

Богатые могут плакать еще и по той простой причине, что никак не могут подыскать себе секретаршу. Не просто абстрактную секретаршу, но ту, которая устраивала бы и работала, черт ее побери, именно так, как должна работать секретарша.

Богатым, которого я имею в виду, был Станислав Бах. Именно он никак не мог решить для себя эту проблему, казавшуюся поначалу пустяковейшим делом. Секретарши в его приемной сменялись едва ли не каждую неделю. Поначалу он как-то объяснял компаньону свое недовольство, но после девятой или десятой отвергнутой кандидатки комментарии свелись к одному хлесткому определению, которое Станислав выдавал, оставаясь с Феликсом в кабинете: «Дура!»

Заслужить упомянутое звание девушка могла многими способами. Кто-то забывал, и не раз, попросить представиться звонящего шефу клиента. Часто причиной скоротечной отставки становилось неумение спланировать для патрона распорядок дня. Две девушки вылетели из-за того, что не смогли задержать в приемной не слишком желанных посетителей. Одна из секретарш бесславно закончила свою карьеру в «Конторе» потому, что принесенный ею кофе оказался то ли не слишком горячим, то ли чересчур сладким.

Причем после каждой неудачи отбор производился еще строже, и кандидатки отвергались все быстрее и жестче. То ли у Станислава накапливалось раздражение и он оценивал способности девушек предвзято, то ли кадровые агентства, подбиравшие кандидатуры, со временем разочаровались в этой вакансии и присылали людей просто для галочки. Какой смысл нервировать нормальных, с точки зрения менее прихотливого работодателя, секретарш, если все равно шансов задержаться в «Конторе» у них нет?

Какой-нибудь матерый психоаналитик, изучив ситуацию, предложил бы версию, объяснявшую такое «секретар-шененавистничество» в духе старика Фрейда. Наскоро сведя концы с концами, он предположил бы, что Станислав по самые бакенбарды влюблен в Марину, секретаршу своего компаньона, и ищет нечто более походящее на предмет своего обожания, а поскольку люди одинаковые встречаются еще реже, чем близнецы, то и поиск получается нелегким, нескорым.

Ученый муж, конечно, не успел бы закончить свою витиеватую речь, — Станислав Игоревич в сердцах отправил бы его вслед за тридцатью семью уже выставленными за дверь горе-секретаршами. А зря, ибо толика истины в этой версии есть. Нет, не подумайте, что Станислав Бах и впрямь тайно влюблен в Марину, не спит по ночам, сжигаемый плотской страстью. Ничего эротического. Тут другое. Тут налицо глубокое чувство к Марине, но сугубо профессионального свойства, а также жгучая зеленая зависть к компаньону.

Не будь Марины, Станислав давно бы уже нашел себе подходящую штатную единицу. Но беда в том, что Марина существовала и изо дня в день портила Станиславу Игоревичу настроение тем, что все успевала, все делала безукоризненно и в срок, тогда как его помощницы то и дело попадали впросак. Феликс мог позволить себе вечером набраться до беспамятства и не думать о том, что день грядущий уготовит. Он мог отсыпаться до обеда и даже до полдника в полной уверенности, что, когда бы он ни появился в офисе, ему тотчас доложат о делах на ближайшие пять минут, а все мероприятия, что пропущены с утра, лучшим образом перенесены, перепланированы или даже проведены кем-нибудь из сотрудников коммерческого отдела. Причем можно было не опасаться, что кто-то из «продинамленных» посетителей окажется недоволен переносом встречи или посетует на несвоевременное предупреждение о смене планов господина Лескова. Что и говорить, Марина умела обращаться и с бумагами, и с компьютером, и с людьми.

Неудивительно, что Станислав Игоревич страстно желал иметь помощницу, хотя бы подобную той, что нашел себе Феликс, и, поскольку о том, чтобы переманить Марину, не могло быть и речи, продолжал искать, со светлой грустью вспоминая времена становления «Конторы», когда эта смышленая девица работала на них обоих.

То ли Станиславу Игоревичу не везло, то ли в стране приключился катаклизм, унесший с собой всех секретарш, способных работать по специальности, но после тридцать второй кандидатуры у генерального директора и впрямь возникло, хоть и мимолетное, желание поплакать и пожаловаться кому-нибудь на судьбу.

Все перепробованные секретарши делились на две категории. Одна, малочисленная, состояла из дам среднего возраста, собаку съевших на секретарстве еще у советских начальников и партийных боссов. С дисциплиной и делопроизводством у них все в порядке, пунктуальность и обязательность эти железные леди могли продавать горстями, как семечки. И кофе они подавали безупречно горячий и в меру сладкий. Но вот когда доходило до принятия самостоятельного решения, эти послушные механизмы наглухо заклинивало: без команды САМОГО — ни-ни! Да и выжать из них улыбку для пришедшего на встречу клиента удавалось с большим трудом, а когда удавалось, то улыбки эти походили на... улыбку рукотворного механизма. Вдобавок матерые машинистки старой закалки не всегда поспевали за стремительно совершенствующимися компьютерными программами.

Ко второй категории относилось подавляющее большинство соискательниц. Состояла она из девиц от семнадцати до двадцати четырех, с высшим образованием и без, с опытом работы и дебютанток на этом поприще, светленьких, темненьких и рыженьких. На этом различия заканчивались. Зато все как одна были накрашены и причесаны под какую-нибудь западную диву и увешаны побрякушками, как кедр шишками. В зависимости от стиля, ноги у них условно облегались воздушными макси со всевозможными разрезами и складками или, напротив, демонстрировались только что не до пупка, слегка перехваченные для приличия символическим мини, придававшим означенным ногам сходство с букетом роз, стянутых у основания узкой ленточкой с бантиком. Грудь у всех была подтянута возможно выше к подбородку, а подведенные глаза пожирали потенциального шефа недвусмысленными взглядами.

Станислав Игоревич, между нами говоря, не являлся примерным семьянином и опрометчиво позволил себе клюнуть на незатейливую приманку. Именно Верочку, обладательницу бесконечных греческих ножек и упругой груди четвертого размера, Станислав Игоревич впервые охарактеризовал тем самым словом, которым клеймил всех последовавших за ней. В постели Верочка творила чудеса, но как секретарша оказалась полным нулем, быстро и честно заслужив свой ярлык: Станислав терпел ее две с половиной недели. Уволить зубастую лимитчицу оказалось не так просто, и, чтобы избавить себя от дополнительной головной боли, недальновидный господин директор выписал ей выходное пособие. Дороговато за три сеанса массажа, но в качестве платы за хороший урок — не так много.

Решив впредь оценивать приходящих соискательниц только с профессиональной точки зрения, господин Бах обнаружил, что, разглядывая девушек под таким углом, вовсе ничего не увидишь.

По совету Феликса Станислав начал носить обручальное кольцо. Предполагалось, что этот амулет счастливого семейного союза отрезвит приходящих на собеседование и избавит их от пустых иллюзий. Не тут-то было! Кольцо не только не принесло ожидаемого эффекта, но и привело к противоположному результату. Должно быть, девчат вводил в заблуждение стереотип «любовница положена по штату»: дома жена-хозяйка, а на работе что-то вроде... тренажера для расслабления в перерывах.

Сравнение с тренажером Станиславу понравилось. Так он за глаза звал некоторых особо чувственных кандидаток, которым давал от ворот поворот, даже не дочитав присланное из рекрутской конторы досье. Поднаторевшему в подборе секретарши Баху достаточно было одного взгляда.

А проблема между тем оставалась нерешенной. Нормальной секретарши для Станислава Игоревича не находилось. Он и не возражал против секретарши-любовницы — почему нет? — но секретарша была нужнее, чем смазливая деваха. Смазливых приходило достаточно, но толкового работника среди них не нашлось ни одного.

И хотя Станислав Бах, конечно, не орошал слезами подушку, но настроение портилось каждый раз, когда случалось пригубить чашку приторного кофе или обнаружить глупейшую опечатку в только что отпечатанном документе.

Борис напрасно опасался, что будет скучно. Соглашаясь на испытательный срок и работу в качестве менеджера, он полагал этот шаг жертвой: придется, дескать, покорпеть, выполняя работу скучную и нудную, чтобы сделать шаг к намеченной цели. Первые две недели, пока он пребывал в стадии ознакомления с оборудованием, так оно и получилось. Скучно было до настоящего засыпания. Но с того дня, когда менеджер Апухтин получил разрешение на первый самостоятельный шаг, работа эта превратилась в интереснейшее соревнование. Как известно, работа менеджера оценивалась по сумме выписанных им счетов. Набрал за месяц больше ста тысяч долларов — молодец, больше двухсот — отлично! Тех же, кто вытягивал из клиента менее полусотни, вызывали на серьезный разговор, после которого оставалось два пути: трясти клиентов как груши либо отправляться на поиски другой работы.

Для Бориса, который считал себя профессионалом и большим знатоком сложного мира бизнеса, вырваться вперед в этом кроссе было делом чести. Какой же он экономист, если не в состоянии выполнить примитивную работу младшего персонала? Ему, обогащенному знаниями в области маркетинга, менеджмента и еще шестидесяти классических и прикладных дисциплин, стыдно не утереть нос коллегам, среди которых встречаются уникумы, ограничившиеся получением среднего образования.

И больше всего ему хотелось утереть нос старшему менеджеру Ольге Талльской. Как шустро она принялась отнимать у него выгодный заказ, когда запахло приличными деньгами! Борис тогда впился в своего первого клиента с его многоэтажным магазином и оставил за собой. Оставил, начав составлять и корректировать перечни оборудования для отделов и залов, начал выписывать первые счета — на десять, двадцать, пятнадцать тысяч. Тех астрономических сумм, которые замаячили в день первого разговора с этим посетителем, ни у заказчика, ни у его заморского партнера не оказалось. Заказы формировались постепенно, шаг за шагом: один отдел, другой, третий. Провинциальные негоцианты экономили на всем, выпрашивали скидки, докупали детали у конкурентов и заказывали пластиковые ограничители русским умельцам. Тем не менее уже в первую неделю они подняли рейтинг менеджера Апухтина почти на семьдесят тысяч баксов.

Борису, бесспорно, повезло. Здорово повезло: подобные клиенты появлялись в конторе раз в три-четыре месяца. А везение, как известно, всегда порождает зависть. Зависть тех, кому не повезло. Надо же! Любой из менеджеров мог подойти к потрепанному человечку в сандалиях и приписать к своим активам шестизначную цифру, но подошел этот хваткий новичок, который без году неделя в фирме, и не пожелал никому отдать сложный заказ. Кто-то порадовался его успеху, попеняв на собственную нерасторопность, кто-то пожал плечами, а кое-кто Бориса невзлюбил, словно тот отобрал жирный кусок лично у него. Но взаимоотношения с другими менеджерами не особенно интересовали Бориса. В любом случае ему не долго осталось работать с ними: либо он пойдет «наверх», либо станет искать другое место.

Гораздо более любопытные взаимоотношения стали складываться у него с госпожой старшим менеджером. Талльской претило не то, что молодой человек отхватил такой куш, но то, что этот паренек так ловко задвинул ее на место, отстояв вполне законное право работать с денежными клиентами. Для самолюбивой девушки на сержантской должности подобный подвиг подчиненного мог восприниматься как вызов. И Ольга этот вызов приняла. Необходимо было новобранца обуздать и заставить ходить по струнке. Талльская знала, что сделать это необходимо, но пока не знала как.

Кстати сказать, попытка отлучить Апухтина от заказа имела для Ольги свой резон. Нет, она не собиралась присвоить заказ себе и нагреть руки на чужом везении. Все обстояло гораздо проще: заказ этот пришелся бы очень кстати, если бы передать его Роберту Мастеркову. С точки зрения карьеры такая экспроприация ничуть не повредила бы новичку, а Мастеркова избавила бы от неприятного разговора с руководством о неудовлетворительных результатах.

Но Борис ничего не знал о столь благородных мотивах и полагал, что предприимчивая дамочка просто-напросто пыталась обвести его вокруг пальца, присвоив себе добычу и лавры. Подобное коварство возмутило молодого человека. Вместо того чтобы помогать ему, эта пигалица сначала зажимает его талант, ссылаясь на какие-то бредовые неписаные правила, а теперь еще нахально грабит среди бела дня!

Менеджер Апухтин отстоял свои права, но для морального удовлетворения этого было недостаточно. Он жаждал мести. Не вендетты до победного конца, но возможности сделать ответный ход, утереть этот маленький птичий нос, чтобы он не задирался слишком высоко и не прицеливался впредь клюнуть чужой каравай.

С тактикой молодой человек определился быстро. Борис чтил студенческий кодекс чести и не собирался закладывать своего патрона вышестоящему начальству, тем паче что предсказать реакцию оного сложно: мало ли какие взаимоотношения у высшего командного звена со средним! Отпадал вариант и с местью Ольге Талльской как гражданскому лицу — Борис считал себя каким-никаким джентльменом и не собирался выяснять отношения с дамой. Нет, он избрал путь единственно верный: отыграться на поприще профессиональном. План был по-мальчишески прост и вполне вписывался в главную стратегическую линию: побить все рекорды менеджеров зала, стараясь при этом захватывать все наиболее крупные и выгодные заказы, возглавить рейтинг менеджеров с максимальным отрывом и оттуда, с вершины, показать этой пигалице, что он на самом деле лучший, что она недооценила его в профессиональном плане, что напрасно сомневалась в его способностях... Язык ей показать, рожицу состроить: вот я какой! Вот что могу! А кроме того, захватывая выгодные заказы, он сумеет порядком позлить ее, лишив неправедных барышей. Вполне достойная месть. Око за око, ни больше ни меньше.

И Борис ринулся в бой.

Он бросался к входящим клиентам, радушно приветствуя их, предлагая помощь, и тут же оглушал их потоком информации, запудривал мозги советами и выписывал им счет, прежде чем они успевали осмыслить все услышанное. Говорил Борис быстро, по существу и редко обрабатывал посетителя дольше десяти минут, делая исключения лишь для тех, чей аппетит превышал пятьдесят тысяч баксов. Закончив с одним клиентом, он тут же отправлялся на поиски другого. Не все счета оплачивались, кое-кто из этих посетителей больше не появлялся в фирме. Но, с одной стороны, такой поточный метод позволял менеджеру Апухтину обрабатывать ежедневно до пятидесяти потенциальных покупателей, а с другой стороны, эти клиенты уже точно не доставались никому из коллег, а значит, и мадемуазель Талльская не имела с них ни гроша.

Значительная часть рабочего времени менеджера уходила на составление так называемых наряд-заказов: оснований к счету, где указывался точный перечень оборудования, деталей и комплектующих, которые продавались каждому клиенту. Скажем, клиент покупал датский морозильный шкаф. Казалось бы, пиши: «Шкаф датский — 1 шт.», ан нет! Шкаф мог продаваться с замком или без, с передней панелькой красного, белого, черного или серебристого цветов, ручка могла быть стандартной, в форме бутылки, в виде медвежонка. Так что в стандартном виде наряд-заказ на самый простой шкаф состоял из четырех строк. А уж если дело доходило до сборной мебели — у-у! — там могло и странички не хватить: каждый болтик, каждую шайбочку, крючок, прокладку необходимо учесть и вписать. Цена детальки может быть копеечной, но без винтика или заглушки не соберешь прилавка. Так что любая ошибка при составлении списка неминуемо приведет к скандалу. Представляете себе «радость» покупателя, который прилетит в свой Анадырь с бонеттой за девять штук грина и обнаружит — она не работает, и не работает из-за того, что в сборочном комплекте не хватает маленькой прокладочки из патентованного материала ценой «ноль-ноль-одна условная единица»?

Словом, ошибки в составлении наряд-заказа могли обойтись невнимательному клерку чересчур дорого, и менеджеры корпели над ними, проверяя и перепроверяя все по двадцать раз.

Борис поступал проще. Он забирал бланки с собой и спокойно, попивая чаек, заполнял их дома, вдали от гула и суеты выставочного зала, не тратя на эту рутину бесценного рабочего времени. Кстати, он не выполнял ее механически. Изучив внимательно схему сборки основных видов оборудования, он быстро обнаружил некоторые несложные закономерности и составил для себя маленькие таблички-шпаргалки, позволявшие сэкономить довольно много времени и застраховаться от ошибок при счете. Так что за пару вечерних часов он, не напрягаясь, заполнял все бланки, собранные за день.

Обычно менеджеры, не занятые клиентом, тусовались в баре, попивая бесплатный кофеек, и, разложив для конспирации каталоги, болтая о том о сем. Охота на клиента начиналась лишь после того, как «цель» входила в зал. Вошедших окидывали оценивающим взглядом и делали выводы, после которых или подходили к посетителю самостоятельно, или плелись к нему навстречу после внушения, полученного от старшего менеджера.

Понятно, что, если встречать приходящих в фирму до дверей зала, можно не опасаться проворных конкурентов. Борис был не прочь организовать подобную засаду. Но как осуществить этот перехват? Встать у дверей? Скорее всего, в тот же день госпожа Талльская заметила бы этот пикет и нашла бы предлог, чтобы расчистить путь посетителям.

Апухтин поступил хитрее.

У дверей зала стоял стол, за которым дежурил милиционер. У «Конторы» не было своей службы безопасности, ее охраняли омоновцы. Что делать этому одинокому вахтеру в бронежилете? Сидеть целый день и плевать в потолок? Бандиты на фирму нападать не спешили, и, поскольку от дежурящего не требовалось даже спрашивать у входящих документы или обращать внимание на подозрительные личности, полезных занятий просто не находилось. Как правило, милиционеры читали газеты или разгадывали кроссворды. Чаще даже второе, ибо, отгадав слово, можно было для очистки совести глянуть по сторонам.

Так вот, Борис начал изображать явную заинтересованность в разгадывании кроссвордов. Он даже снабжал часовых сборниками и претендовал лишь на роль помощника, хотя с его эрудицией мог бы дать любому из стражей сто очков форы. Бориса интересовал не кроссворд. Сидя с невинным видом на столе дежурного и болтая ногой в начищенном ботинке, менеджер Апухтин прекрасно видел коридор, по которому проходили в зал посетители. У него всегда было как минимум двадцать секунд, чтобы рассмотреть идущего по коридору человека и убедиться, что следом не идет кто-то более интересный. Минимум двадцать секунд форы для принятия решения и как минимум десять метров форы, чтобы оказаться рядом с этим клиентом раньше других: раньше менеджеров, сидящих в баре, до которого от входной двери ровно пятнадцать шагов.

В один из дней получилось так, что ораве, поджидающей свою добычу за столиками бара, не досталось ничего! Менеджер Апухтин сам встретил и обработал всех пришедших. Сумма заказов составила в тот день почти шестьдесят тысяч у. е. Даже если оплаченной окажется только половина, это хороший показатель.

Борис стремительно набирал очки в новой игре. Чтобы выполнить месячную норму, ему понадобилось одиннадцать рабочих дней. И он еще набирал темп, придумывая новые ходы и совершенствуя свои шпаргалки. По его расчетам, до момента, когда он с чистой совестью сможет продемонстрировать Оленьке Талльской свой язык, оставалось не более недели.

Увы, плану мести не суждено было осуществиться.