К золотым ведёт островам Свет нежданный луны в апреле — Ближе к тайне, к заветной цели, К этим выдышанным словам. Наполняет желанный гул Сонмы раковин – и в пустотах Стынет эхо, звеня в высотах, Если каждый давно уснул. Может, жемчуг в ладони мал, Может, водорослями вьётся Чьё-то прошлое, – как споётся Тем, чьим песням простор внимал? Тем, чьи судьбы разброд ломал, Бред корёжил, тоска крутила, Стали отзывом лишь светила. Смолы, скалы, солёный вал. Смели попросту быть собой, Смыли кровь, заживили раны, — То-то плещет светло и странно Морем вылущенный прибой. Стали близкими тем, кого Не доищешься в этой шири, В небе пристальном этом, в мире, Продлевающем душ родство.

И столькое было давно по плечу, Что равного днесь и не знаю — Но я разбираться во всём не хочу, А просто грущу, вспоминая. Круги разойдутся по вешней воде, До осени там доставая, Где даже в отзывчивой вроде среде Гнездится пора грозовая. Ладони открой этим ливням ночным, Прибрежным валам неуёмным, Замашкам дикарским и просьбам ручным, Затерянным в мире огромном. Не только событья в горсти собери, Но – суть их, вселенские связи, Сплетенья наитий, – и всех примири, Чтоб в каждой аукались фразе. Не зря ты когда-то шагнул в эту смоль, В алмазное это кипенье — И чуять грядущее снова изволь, Чтоб стало блаженнее пенье.

Пристрастный плещется родник, Никем не виданный доселе, — И ты растерянно приник Не просто к бездне – но купели. Над морем, рея в высоте, Горит костёр необычайный, Чтоб в каждой грезилось черте Всё то, что впрямь считалось тайной. Нисходит свет на всех, кто встарь Томились цветом или звуком, Проникшим в изморозь и хмарь, Дохнувшим Бахом или Глюком. И что там осторонь за грань Топазом в пальцах ювелира Блеснёт, чтоб вдруг разбиться всклянь Об эту оторопь клавира? Ты улыбнёшься: нелегко Не отпустить, тебе во благо, Туда, где дышит глубоко Сомнамбулическая тяга. Из гипнотической точки Рванись – авось и отзовёшься Тому, чьи образы близки, Которых больше не коснёшься. Как ни казни себя – пойми: Луны никто не одолеет, Она витает над людьми — И с нею чудо уцелеет. Покуда ночь к тебе добра, Покуда сыро в мире этом, Бреди до самого утра Туда, где встретишься со светом.

Насколько чувством спаяны взаимным Бываем мы, настолько же порой Друг друга мы чуждаемся, – открой Глаза на мир, – не в нём ли полднем зимним Встречались мы? – когда-нибудь потом Припомнится нам лёгкое скольженье По льду и снегу, – жди преображенья, Развеивайся в инее густом, Распластывайся по ветру, лети В разъятое пространство голубое, Безумица, – и лучше прихвати Кого-нибудь для верности с собою, Кого-нибудь, – и брось его впотьмах, Чтоб стало вдруг легко и одиноко, — И дальше рвись, угадывая взмах, Ниспосланный и принятый до срока, Пусть – вызовом, пусть – зовом он бывал, — Уже непредсказуемы, пожалуй, Последствия, – и в тяге небывалой Предчувствие растёт, – наворковал, Наверно, голубь что-нибудь такое, Накаркал ворон, – вспенится тоскою Существованье, – с мукою мирскою Столкнётся на берег обрушившийся вал.

Птахой единственной в небе пустом, Чтобы вон там, впереди, за мостом, С грустью смотреть на вздыхающих — Ах, по кому же? – прохожих чудных, Юность мелькнула – ну что ей до них, Воздух горстями хватающих! Нить расставанья тиха и легка — Держит её золотая рука Вечером, сызнова тающим, — Чтоб не рвалась беспокойная связь, Лица, в которые кротость вплелась, Обращены к улетающим. «Здравствуй!» – «Ну, здравствуй!» – Пощады не жди, Меж берегами черту проведи, Выйди навстречу грядущему, — Нет никого, кто бы понял, пойми, Как нелегко мне теперь меж людьми Скрытничать, отклика ждущему. Некуда спрятаться – весь на виду, — Так вот небось и в легенду войду, В перечень, вами же созданный, Тех, кто для речи был к жертвам готов, — Ах, на земле ещё вдосталь цветов С памятью, песням не розданной!

Разве опять вдруг подойти, Тронуть, взглянуть так, Словно фонарь там, на пути — Береговой знак, Словно алтарь – там, за стеной, Словно придёт вмиг Всё, что и встарь было со мной, Разве сдержать крик? Пусть это блажь, так и реши, Пусть это лишь сон — Всё-таки брешь где-то в глуши Сможет пробить он, — Всё-таки сушь, горечь во рту, Влага в углах глаз Вместе с тобой в этом порту С эхом твоих фраз. То-то растёт, ширится звук, Высится с ним свет, Что-то летит прямо из рук В морок немых лет, — Кто-то поёт, свищет о том, Как хорошо тем, Вставшим гуртом там, за мостом, За колдовством всем.

Смущаться посвящённым не впервой — И вот уже багрянцем торопливым По склонам всей гряды береговой, По выступам, по скалам над заливом Сквозит октябрь – и, высветясь за ним, Уже сутулясь там, за перевалом, Встаёт, упрямясь, призрак новых зим С их опытом и холодом немалым. Теперь мы ничего не говорим О том, что летом, скомканным бесчасьем, Лишь отсвет был нам нехотя дарим Того, что встарь захлёстывало счастьем, — И вслед за ним, с полуденным теплом, С дождём вечерним, с ветром полуночным, Угадывался времени разлом, Где связям вряд ли выстоять непрочным. Нет никого, кто понял бы, зачем Весь этот ужас, истово зовущий, В пространство уводящий насовсем, Хрипящий – но хранящий и поющий, Довлеющий над нами потому, Что слишком уж беспечными бывали Слова, которым знаться ни к чему С тем сном, который выразим едва ли.

С охапками хризантем, С остатками вздохов смутных, Повыветренных совсем И всё же ежеминутных, Проходят за днями дни, Находят с прохладным взмахом Тот край, что затих в тени Один на один со страхом. Таким его сам прими, Каким он бывал в неволе, Остаток тепла возьми Щепоткой лежалой соли, — У всех отшумевших лет В запасе не только опыт, Но прежде всего – ответ На чей-то неясный шёпот. Пора для себя решать, Надолго ли темень эта, Где руки нельзя разжать В немом ожиданье света, — Хотя бы намёк на знак Почуять – и встать навстречу Всему, что придёт и так, Само по себе, замечу. Ну что ж, ничего, стерпи, Не строй из себя героя, Опять по ночам не спи Ненастной, глухой порою, — Смотри в эту бездну так, Как смотрят в пути на пламя, Где зрелый сгорает злак, Чтоб словом взойти над нами.

Воссоздать неяркую красу Этих дней, где листья на весу Всё ещё не мечутся отпето, Что-то в мире словом оправдать — Может, всё, что хочет отрыдать, — Вот она, осенняя планета! Что за прок в запасах на потом, Что за бредни выведут гуртом На холмы, встающие лавиной Перед гранью, выжженной тоской, На пороге мерзости мирской, К берегам идущею с повинной? Всё равно останутся пути, Где привычней всё-таки брести, Чем жалеть о том, что принимало За монету чистую других, — Ты всегда был подлиннее их — И, пожалуй, этого немало.

Неспешные такты мурлыча, В погоду врастаешь тайком, Как будто бы чуя добычу, Доволен любым пустяком. Пускай это луч над горою, Пробиться успевший сюда, Где всё, что пригодно для строя, Со мною уже навсегда. Пускай это бред звукоряда В потёмках октябрьской воды — Но лучшего мне и не надо, И я заметаю следы. И кто я? – попробуй проведай! Добытчик того, что во мне, За дружеской редкой беседой Я вечно от всех в стороне. И вам не дано догадаться, Пока ещё почва жива, Куда вам вовек не добраться — Откуда берутся слова. Так будь же великою, тайна, Томись на виду меж людей! А ты, заглянувший случайно, Державинских жди лебедей.

К Соловьиному дню приближаясь — К сердцевинному дню — В зеркалах ваших смут отражаясь, Никого не виню В том, что, слишком легко забывая — Обо мне ли, в глуши Повествующем, тон задавая, Не смущая души, О таком, что ищите в запасе Золотом у любви, Что в небесной защите – и в часе, Прозвучавшем в крови, — Иль о том, что, спасением вея, Станет явным теперь, Где стоят на песке, бронзовея, Изваянья потерь, — Обретенья вы цените всё же На распутье веков, Ощущая прощанье до дрожи Меж сухих лепестков.

Дерзость безрассудная в словах (Ёмче и короче – буесловие); Что-нибудь пожёстче, порисковее — В байку о блаженных островах. Живописью сельской на стекле Станет ли просвечивать щемящее Прошлое – зовущее, болящее, Вещее, чуть-чуть навеселе? В сумерках столетья, в темноте, Станет ли заманчивей грядущее, Где-нибудь кого-нибудь да ждущее, Словно и сейчас на высоте? Спешные кроятся рубежи Ножницами ржавыми, недобрыми; С холодом, сгустившимся меж рёбрами, Точатся бесшумные ножи. Можно ли замалчивать, скажи, Всё, что нам готовит настоящее — Нищее, зловещее, сулящее Стражей от межи и до межи? Ниже ли опустятся стрижи, Пляжи ли насупятся безлюдные? — Нити равновесия подспудные В пору полнолуния свяжи.

Меж пятой и шестой луной Ищи ответ на этот грустный Вопрос о власти безыскусной Непраздной музыки ночной. Там звуки рвутся сквозь распад, В пространстве рея и витая, — И слышат где-нибудь в Китае В Тавриде кличущих цикад. Над бездной времени звеня, Из недр незрячих прорастая, Они трепещут, обитая На грани звёздного огня. Они клокочут и хрипят, Летучей плотью обрастая, Приют незримый обретая В садах, где сызнова не спят. И всем, чем грезишь, дорожа, Всей кожей чувствуешь слиянье С волшбой крамольной расстоянья От рубежа до рубежа. И вслед за мукою сплошной Куда-то в самое сиянье Меня ведут воспоминанья Тропою хрусткою степной.

Антифон киммерийский: стихающий хор Разделился – то море поёт упоённо, То уже огибающий пряные склоны Южный ветер, с разбухших стекающий гор. С тополиной листвой, что во мгле прижилась, В сердцевину затишья легко проникая, Ты стоишь и стоишь, ко всему привыкая, Для чего эта песня лилась и лилась. Не впервой тебе знать, что не будет потом Ни вниманья, ни отзыва, – экое дело Эта песня, что выстоять в мире хотела, — Для кого-то, кто выжил на месте пустом! Не впервой тебе помнить, что нечего ждать Состраданья – куда оно вдруг задевалось? — Что-то вроде намёка ещё оставалось, Но теперь и подобья не тщись увидать. Ничего, ничего, – может, вместе с дождём Ты ещё обретёшь это кровное право На такие деньки, где погодка на славу, — А к тому, что приблизит их, сами придём.

Двор травою сорной зарос, Протекла из крана вода, Словно прошлых не было гроз Или вдруг ушли навсегда. Что же там, поодаль, взошло На дрожжах жары в тишине, Чтобы вкось блеснуло стекло И сползала тень по стене? Кто же здесь, поблизости, ждал — Непонятно, впрочем, кого — Словно что-то впрямь увидал, Что касалось только его? Не казалось это отнюдь, Приходило разом само, Чтобы рядом взять да уснуть, Проскользнуть строкою в письмо. Не молчи – постой, погоди, Научи стоять на холме, Поднимай и дальше веди В кутерьме земной, в полутьме. Я и сам пойму, что к чему — Но иду на зов, ибо в нём Что-то есть, что мне одному Помогло бы ладить с огнём.

Развеялись листья, осыпались розы В саду беспокойном твоём, На том берегу, где житейские грозы Встречать вы привыкли вдвоём. Ещё не отвыкли вы трогать спросонок Ладонь, что струила тепло, Но яд расставанья замедленно-тонок — И что-то, однако, прошло. Никто не спасёт и никто не отыщет В жестокой вселенской глуши, Как дождь ни бормочет и ветер ни рыщет — А встречи и так хороши. Никто не навяжет чего-то такого, Что души бы ваши спасло, Никто не обяжет легко и толково Сказать, что и вам повезло. Прощанье ножами по коже проводит, Когтями скребёт по хребту — И вам не до сна, но никто не уходит Куда-то туда, за черту. Разлука слоёные бусины станет Низать на смолёную нить — И счастье, приблизившись, разом отпрянет, Чтоб вместе его сохранить.

Разметало вокруг огоньки лепестков Что-то властное – зря ли таилось Там, где след исчезал посреди пустяков И несметное что-то роилось? То ли куст мне шипами впивается в грудь, То ли память иглою калёной Тянет нить за собой – но со мною побудь Молодою и страстно влюблённой. Как мне слово теперь о минувшем сказать, Если встарь оно было не праздным? Как мне узел смолёный суметь развязать, Если связан он с чем-то опасным? Не зови ты меня – я и рад бы уйти, Но куда мне срываться отсюда, Если, как ни крути, но встаёт на пути Сентября молчаливое чудо? Потому-то и медлит всё то, что цветёт, С увяданьем, сулящим невзгоды, — И горит в лепестках, и упрямо ведёт В некий рай, под воздушные своды. Лепестки эти вряд ли потом соберу Там, где правит житейская проза, — Бог с тобой, моя радость! – расти на ветру, Киммерийская чёрная роза.

Серебряно-ртутным комком Врывается ветер с испугу В долину, совсем незнаком Ни с тем, что спасало округу, Ни с тем, что питало её, Теплу придавало отваги, Чтоб лета продлить забытьё, А с ним и отсутствие влаги. Но с осенью спор не веди, Забудь неуклюжие шутки, — А то мимоходом дожди Нагрянут на целые сутки, А то ненароком туман В окне разольётся эмалью — И разом начнётся обман, Как будто бы взгляд в Зазеркалье. Забудутся шелест и хруст, В потёмках по дому блужданье, Но сад мой окажется пуст, Чтоб молча стоять в ожиданье, — И странная вскинет пора Лицо своё сонно-хмельное, Чтоб вымотать душу с утра И вспомниться с новой весною.

Ах, шагнуть бы нынче с крыльца — За щекой подушечка мятная, За спиной подкладочка ватная Перешитого пальтеца — Словно в детстве, в самую глубь Октября, в оскомину самую, В синеву и зелень упрямую, Что желтеет, как ни голубь. Не шуршит в песочных часах, Точно змейка, струйка бедовая, Не хрустит дорожка садовая Той листвой, что вся в небесах. В голосах, звучащих окрест, Хрипотца да кашель с одышкою, Да и свет утащат под мышкою, Только птицы снимутся с мест. Не старей, живая душа, Не горюй, ведь всё перемелется — То-то ветви по ветру стелются, И юдоль твоя хороша. Не робей, оставь на потом Что-нибудь, хотя бы струение Холодка сквозь все наслоения Серебра в окне золотом.

Со свечой, точно встарь, – при свече, У свечи, – в киммерийском тумане, При тумане, в забвенье, в дурмане, Сквозь туман – с лепестком на плече, Сгустком крови сухим, лепестком Поздней розы – в проём за кордоном, В лабиринт за провалом бездонным, В зазеркалье с таким пустяком, Как твоё отражение там, Где пространство уже не помеха, Где речей твоих долгое эхо Сквозь просвет шелестит по листам.

Разубрана – мне глаз не оторвать — Неброскими цветами на закате Вся улица, – в реке на перекате Вода рокочет, – как её назвать, Прохладою готовую обнять, — Спасительною, чистою, родною? — Всегда отъединённая от зноя, Томит она, – да как теперь узнать, Куда идти? – по тропке ли, в провал За скалами, темнеющими прямо, Где ветер впереди облюбовал Воздушную вместительную яму Для лежбища глухого своего, А может быть, для игрища ночного? — По кромке ли, туда, где ничего Не чувствуя поблизости дурного, Стрекочут на весу иль на лету Какие-то невидимые твари, Звенящую заполнить высоту Готовые в неслыханном угаре, Из глуби возникающие вдруг И там же исчезающие снова, Как будто бы природе недосуг Сказать о них устало хоть полслова? — Сюда ли мне? – конечно же, сюда! — Я к берегу шагну из окруженья Деревьев, не бывавших никогда В заложниках земного притяженья, — И брошусь в эту свежесть, в эту весть О радости, о том, животворящем И трепетном, которого не счесть Ни в прошлом нам нельзя, ни в настоящем.

Дать речи вылиться – и выситься за ней Гигантом в мареве долинном, В пристрастьях путаясь, как в месиве корней, По расплывающимся глинам, По чернозёму, по солончаку, По травам, вышедшим с повинной, Покуда бед с избытком на веку, Брести сквозь посвист соловьиный, Чтоб эта летопись погибнуть не могла, Как западающие ноты — И нарастающая звукопись вошла В твои высокие частоты, В твои заветные, святейшие места, В твои тишайшие страданья, — Дать строю зрение – и чуять неспроста, Что в этом – жизни оправданье.

Вновь я свет узнаю с небес — Ни с того ни с сего нисходит На холмы – и несёт, выходит, Продолженье сплошных чудес. Вновь я вас узнаю окрест, Золотые глаза людские, — Не напрасно деньки такие Всех живущих срывают с мест. Не подвластны они, пойми, Никому – и не жду хвалы я, Ну а вспомню года былые — Так дивлюсь, что не лёг костьми. Знать, не просто они царят, Посреди сентября сияя, — Но, незримую суть ваяя Из обломков, гормя горят. Некий образ из мглы встаёт, Как сквозь сон, различим прекрасно, Некий голос – я слышу ясно — О любви мне опять поёт. Что за грусть в нём и что за страсть! — Словно в трансе, я это чую — На скрещенье времён врачуя, Он в пространстве не даст пропасть.

Вечерами – яблоки да чай, Тихий жар, оставленный в печи, — Головой тяжёлой не качай, О былом, пожалуй, помолчи. Что за пламя стыло над рекой — Где-то там, в далёкие года, Где к тому, что было под рукой, Не вернёмся больше никогда? Что за голос пел из облаков Где-то там, в смятении моём, Чтобы стаей вился мотыльков Каждый миг, постигнутый вдвоём? Запоздалой странницею ты В тишине склонялась надо мной — И теснился сгусток темноты В стороне нехоженой лесной. Дни пройдут – на счастье, на беду, Прошуршат, сводящие с ума, — Нет, не время было на виду В этих снах, а музыка сама. За волною новая волна Захлестнёт где камни, где песок — Не томит ли давняя вина? — Серебрит затылок да висок. Что-то к горлу вроде подошло — Где он, вздох по далям золотым? — Прорвалось – и встало на крыло, Всё сбылось – так вспомним и простим. Тихий свет увидим впереди, Даже то, сощурясь, разглядим, Что спасёт, – постой, не уходи! — Не горюй, усталый нелюдим.

Она без возраста, душа, Но так идёт ей, право слово, Всё то, чем юность хороша, — И молодеть она готова. Да только зрелость – грустный рай, В котором всякое бывает, — И чувства, хлынув через край, Свой тайный смысл приоткрывают. Гостят у вечности года, Минут позванивают звенья, — И не постигнуть никогда Того, чем живы откровенья. Но что же всё-таки зовёт Из бормотанья и камланья, Покуда вдруг не прослывёт Не удержавшимся за гранью? И что за отзвук различим В темнотах этих и просветах, С тобою впрямь неразлучим, Залогом песен не отпетых? То весть, дошедшая с трудом Из галактического плена, Что реки будит подо льдом И кровью вспаивает вены.

Размышляя о слове своём, Поднимаем усталые взоры мы — И глядим за оконный проём, В наслоенья за шторами Пестроты, а потом – желтизны, А потом – оголённости, Что кругом, как нарочно, видны При любой отдалённости. Там холмов и хребтов на ветру Виноватая складчина, Там беспечность вступает в игру, Да и всякая всячина, С неизбежностью воли морской И степной безымянностью, Чтобы вдруг завершилось тоской То, что кажется странностью. Сторониться ли нынче хандры Или сызнова броситься В эту мглу, что слепа до поры? — Только с каждого спросится, Если выбор щедрот неширок И сильны убеждения В том, что нет у незримых дорог Полосы отчуждения.

Любовь, зовущая туда, Где с неизбежностью прощанья Не примиряется звезда, Над миром встав, как обещанье Покоя с волею, когда Уже возможно возвращенье Всего, что было навсегда, А с ним и позднее прощенье. Плещась листвою на виду, Лучась водою, причащённой К тому, что сбудется в саду, Что пульс почует учащённый Того, что с горечью в ладу, Начнётся крови очищенье И речи, выжившей в аду, А там и новое крещенье. Все вещи всё-таки в труде — Не предсказать всего, что станет Не сном, так явью, но нигде От Божьей длани не отпрянет, — На смену смуте и беде Взойдёт над родиною-степью Сквозь россыпь зёрен в борозде Грядущее великолепье.

Звёзды мерцают над садом и кровом — Нечего ждать от юдоли Кроме сиянья – не славы ль над словом? — Надо бы сдержанней, что ли. Как бы подняться и разом укрыться Там, в этой бездне алмазной? С кем бы обняться и где бы забыться Здесь, в темноте безотказной? Где безопасней и где беспокойней — Здесь ли, где гаснет преданье? Там ли, где явь, пусть земной и достойней, Словно сплошное гаданье? Некуда плыть мне и некого помнить Там, в Океане Сварожьем, — Надо бы сердце надеждой исполнить Здесь, над степным бездорожьем. Надо бы душу сберечь напоследок — Век не ведёт к покаянью, — Батько мой Орий, старинный мой предок, Встань за незримою гранью! Вряд ли когда-нибудь вновь повторится Путь, что вдали остаётся, — Всё, что не вправе врагам покориться, Кровным родством отзовётся.

Где почувствуешь: дорог вдвойне, Хоть и мучил, бывало, Этот отзвук – и встал в стороне, Посредине развала Дождевого – и врос, как тогда, В отраженья живые Этих песен, где всё – навсегда И как будто впервые. Что-то сдвинулось где-то внутри, Под уклон покатилось, Отряхнулось, зажгло фонари И к тебе обратилось, Что-то сердце иглою прожгло, Да и горло пронзило, Словно там, где любви не нашло, Никому не грозило. Позабыть бы о смутах людских Сквозь душевную смуту, Говорить бы ещё о таких, Что бледны почему-то, Продышать бы во мраке глазок, Проторить бы тропинку До поры, что стряхнёт на висок Золотую крупинку. Потому-то и медлит число Появляться за словом, И с луною былое взошло Над укладом и кровом — И в сознанье вошло, наравне, С непогодою летней, С этой гостьей, знакомой вполне И отнюдь не последней.

Жёлтым салютом листья взлетают, Ну и закат – йод! Музыка стихнет – и возрастает, Прошлое влёт бьёт, Вместе с тоскою где-то витает, В небе гнездо вьёт, За сердце, хмурясь, разом хватает, Яд или мёд пьёт. Что же, скажи мне, душу питает Всем, что к судьбе льнёт, Мысли читает, слёзы глотает, В бедах своё гнёт? Что за сиянье в дымке не тает, Бездну сулит льгот? Музыка вспыхнет – и прорастает Ввысь – и любви ждёт.

С песчаным таяньем, С небесным гласом, Почти отчаяньем Пред каждым часом, Почти парением Пред мигом всяким, С таким горением — Навстречу знакам. С такою верою — Навстречу звукам С их звёздной мерою Всем снам и мукам, С такою силою — Ко всем приметам, С височной жилою, Звенящей светом.

Гляди-ка в оба, да не сглазь — Из озарений, из наитий Она возникла, эта связь, — Не задевай узлов да нитей. Из бездны гибельной уйдя, Она скрепит края столетий — И только в трепете дождя Её почует кто-то третий. Не то сквозь сон она прошла, Набухнув жилкою височной, Не то скользнула, как игла, В укрытье памяти бессрочной. Песочной струйкою шурша, Проникла в логово забвенья — И вот, отвагою дыша, Судеб распутывает звенья. Водой проточною струясь, Она размыла средостенья И вышла, больше не таясь, На свет, и с нею – обретенья. За тканью времени живой Растенья вздрогнут и воспрянут — И вскинут вдруг над головой Свой мир, и ждать не перестанут. И то и дело, как ни строй Воздушных замков очертанья, В единый миг пчелиный рой Сгустит былые испытанья. И ты узнал их, видит Бог, И вновь лицо твоё открыто, — Они грядущего залог И настоящего защита.

Как в годы нашествий, шуршат Листвою сухою Деревья – и всё ж не спешат К хандре, к непокою, К зиме, что прийти навсегда Хотела бы снова, И даже незнамо куда, Порукою – слово. Так что же останется здесь? Журчание струек Сквозь жар, обезвоженный весь, Да ворох чешуек В пыли, у подножья холма, Да взгляды хозяек, Да ветер, сводящий с ума, Да возгласы чаек? И что же грядёт впереди — Безлюдье, глухое К тому, что теснится в груди, Что есть под рукою, Что смотрит из каждого дня, Томясь на безрыбье, Входя в сердцевину огня Гремучею сыпью? И всё же не надо вздыхать О том, что пропало, — Ему не впервой полыхать, Звучать как попало, Вставать, наклонясь тяжело, Быть сердцу по нраву, — Оно никуда не ушло, Как звёздная слава.

Думаю – о былом. Нечего жить ушедшим? Помилуйте! – настоящее слишком связано с ним, Чтоб уходить навеки. Всё оно – в человеке. Вместе с грядущим. Каждый тройственным чудом храним. Чудом времён, однажды кем-то соединённых? Свыше? Конечно. То-то вместе им жить да жить. В этом единстве – тайна граней их, опалённых Жгучим огнём вселенским. Надо ли в нём блажить? Нет умиранья свету. Песня ещё не спета. Звук, возникая где-то, речь за собой ведёт. Ночь на дворе иль вечер – снова пылают свечи. Утро – ещё далече, но всё равно – придёт. С днём драгоценным слиты все, кто с пространством квиты, Чтобы искать защиты в том, что само собой Станет поступком, шагом, взглядом, немалым благом, Тягой к моим бумагам, песнею и судьбой. Чудо не в том, чтоб взять его, словно птенца, в ладони. Чудо – в том, чтобы ждать его. Верить упрямо в него. Предстать пред ним – право, непросто. Постичь его – невозможно. Недосягаемо чудо. Поскольку в нём – волшебство. Пусть в измереньях новых звучат потайные струны. Пусть Бах в парике сползающем слушает вновь миры, В которых, сквозь все каноны, иные грядут кануны, Планеты поют и луны. Звуки к нему – добры. Клавир земного затворника. Вселенская партитура. Хорал киммерийский. Фуга отшельническая. В глуши Звучит извечная музыка. Горы упрямо хмуры — Но вот и они светлеют. Отрада – есть для души. Тише! Впрочем, настолько сроднился Бах с тишиною, Что лишь в ней утешенье находит от невзгод мирских. Это сон? Это явь для него. Напевы, как деревья, стоят за стеною, Навевая что-то родное, вне законов и вне времён. О чём я? Ах, да! – О времени. Об имени этого времени. Земного? А может, небесного? А может быть, зазеркального? О людях этого времени. О буднях имени в темени. О празднествах, навевающих тревогу слова печального. Печален мир. Потому что он изначально – радостен. Радостен мир. Потому что – позже – он слишком печален. С этой печалью и с этой радостью – мы уходим В плавание. Но где-нибудь – мы неизбежно причалим. О чём я? Ах, да! – Об имени. О времени этого имени. О знамени, на котором вышито слово «свет». О семени, прорастающем в степи. О море. О пламени, В душе моей оживающем. А мыслям пределов – нет. Радостен мир. Открытия в нём сменяют события. Рушатся и воскресают неземные устои его. Покуда в кругу созвездий мы хороводы водим, Приходит к нам неизменно любви земной торжество. Постой! Побудь ещё рядом. Хотя бы чуть-чуть. Немного. Никто тебя не заменит. Кому поведать о том, Что сердце болит недаром, что вновь тяжела дорога Меж слов, давно уже сказанных и спрятанных на потом? С кем скоротать мне вечер? Кого увидеть в окошке — Идущего наконец-то – из памяти ли? – ко мне? Желтеют густые кроны. Листва лежит на дорожке, Шурша на ветру приморском, как будто в живом огне. Желания то сбываются, то сызнова не сбываются. Не сдаются годам, упрямясь, чаяния мои. Вдали, над холмами сизыми, что-то вдруг затевается — Летят оттуда, сгущаясь, дум бессонных рои. Куда мне теперь деваться от нового наважденья? Со старым ещё не справился – а это настигло вмиг. И что в нём за знак? Откуда? Возможно – предубежденья. Возможно – предупрежденье. Нет, просто – рожденье книг. Взгляд – и чутьё. И – шаг. В никуда?                            Нет, в немую бездну. В неизведанную пучину. Без причины?                                      О ней – потом. Свет – и полёт. И – речь. Ниоткуда?                                 Нет, из вселенной. Из легенды былой, нетленной – в мире, вроде бы                                                     обжитом. Речь – и порыв. И – взгляд. Шаг – и чутьё. И – след. Звук – и восторг. Не спят? Музыка. Звёздный свет. Бах. При свече и звезде. Век. При своей беде. Круг. На морской воде. Далее – и везде. Рукопись. При свече и при звезде? Я свыкся С ними. С ними светлее – здесь, в ледяной ночи. Летопись. На листе белой бумаги? Верно. Скоропись. Набело. Так ли? Тающие лучи. Реющее пространство. Таинство. Постоянство. Ночь волшебства. Убранство далей: смола и мел. Клич на пути к открытью. Ключ от высот. Наитье. Голос. Вослед за нитью. Плач. Ты сказать – сумел.

В киммерийском раздолье, чей лад — Сущий клад, Божий сад, рай и ад, Больше – всё-таки рай, ибо в нём Реже страхи да игры с огнём, Чем в былые года, с их бедой, С их полынной звездой над водой, С их упрямством, достойным похвал, Ибо выжил и связи не рвал Ни с отчизной, ни с верой своей, Скиф, скиталец, певец, Водолей, Ни с любовью, что всюду права, Ни с надеждой, чьи помню слова, С их волшбой и мольбой на холмах, С их разбродом в домах и в умах, С их тоской, с карнавалом химер, Где кошмары, мечтам не в пример, Настигали ночами в пути, Дабы понял, куда мне идти, Прорываясь вперёд или ввысь, Напрямик, сквозь авось да кабысь, Через морось бесчасья – иглой, В глушь, где глиной, смолой и золой Сдобрен смысла подспудного пласт, Где простор никого не предаст, Где покой вслед за волей встаёт И хорошее что-то поёт В киммерийском укроме, в тиши, Где спасеньем, небось для души, Станет речь, потому что лишь с ней Крепнет дух средь седеющих дней.

Ангельское ли пенье В небе ночном я слышу, Лунною ли ступенью Свет, уходя за крышу, Вдруг просквозит, бледнея От глубины бездонной, В боль, чтоб остаться с нею, Сжиться с тоской бессонной, С чаяньями моими Необъяснимо слиться, Длиться в любви, как имя Верности, с речью сбыться, От высоты бескрайней До неизбежной дали В путь уходить, чтоб с тайной Справились вы едва ли, — В зимней моей пустыне, Странно меня тревожа, Все мои мысли ныне — С тою, что всех дороже, С тою, в чьей власти, знаю, Снова моё спасенье, — Музыка ли земная, Ангельское ли пенье.

И судьбе твоей нет предела На вселенском вечном пути — Ведь живую душу вселяет Неустанно, светло и осознанно В животворных трудах своих, Созидательных и целительных, И спасительных для бытия, Где любовь расцвела твоя, В мирозданье живое Господь, И по воле Творца мы живы, И поддержаны, певчие, творчеством, И ведомы – звучащим словом, И хранимы – небесным светом, И едины – вселенским родством.

Здание книги. Дом. Соты пчелиные. Гнёзда Птичьи. С каким трудом в небе сияют звёзды! Музыка книги. Лад. Полифония. Воля. Всё, чему нынче рад. Волны. Частоты. Поле. Мир. Не ленись, войди! Всё – для тебя. Живи в нём. То-то звучит в груди сердце – вселенским гимном. Свет. Посмотри же – свет. Свет. А за ним – сиянье. Взгляд – из минувших лет. Мыслей и слов слиянье. Книга. Вечерний звон. Зов на рассвете. Доля. Книга. Блаженный сон. Сгустки любви и боли. Книга. Список утрат. Перечень обретений. Книга. Волшебный сад. Сборище средостений. Книга. Ключ. Или – клич. Плач. Или с плеч – обуза? Ноша. Надежда. Спич. Пой вдохновенно, муза! Книга. Отрада. Луч солнечный. Дух. Горенье. Вера. Мой голос – жгуч. Всем на земле – даренье.

Мне знать о том сегодня не дано, Кто книгу эту в будущем откроет, Кто душу несговорчиво настроит На то, что было слишком уж давно. Подобие воздушного моста Протянется незримо между нами — И с новыми сомкнутся временами Слова мои – наверно, неспроста. Ну, здравствуй, здравствуй, – сердце отвори Навстречу лихолетью и печали, Где речь мою впотьмах не замечали, Хотя она светилась изнутри. Прислушайся к дыханию в ночи, Вглядись туда, где больше, чем у прочих, Кипело чувств, до шума не охочих, — Пойми и помни, помни и молчи. И незачем, пожалуй, объяснять, Чего когда-то стоило всё это — Весь этот мир, где таинства и света Довольно, чтоб вселенную обнять. И, светом этим издали ведом И таинства почувствовав биенье, Ты сам придёшь ко мне хоть на мгновенье Сюда, где дух мой жив и прочен дом.