Свежий летний ветер носился над невским простором; расправив крылья, он шевелил густую листву на стрелке Васильевского острова, надувал колоколами пышные юбки невест, срывал лепестки цветов с букетов и швырял их в акваторию, по которой носились маленькие юркие катера. Неспешно, покачиваясь, плыли по невской глади плоские пассажирские суденышки, торопясь укрыться от волн и ветра в спокойных водах Фонтанки и Мойки, стремительно неслись «Кометы» и «Метеоры», торопясь доставить пассажиров в Петергоф и Кронштадт. Солнце играло на ряби мелких волн, чайки носились, расправя на просторе крылья, посмеиваясь над робкими толстыми голубями, прохаживающимися в тихих скверах, и маленькими нахальными воробышками, снующими тут же с бойким чириканьем.

Ветер взлетал к шпилю Адмиралтейства, играя с золотым корабликом на вершине иглы. Проносился по набережным и пугливо заглядывал во дворы и переулки.

Горожане радостно подставляли лица под эти свежие дуновения, ища в них облегчения от палящего зноя, льющегося на них с абсолютно безоблачного ярко-голубого неба, и жарких изнуряющих волн, поднимающихся от раскаленного асфальта.

Среди этих несчастных брел и Никита Макаров, поскольку личным автотранспортом он обзавестись еще не успел, а служебного сегодня раздобыть не удалось.

– Нет, прав отец, надо оформить кредит, – ворчал себе под нос изнывающий от жары Никита. – И взять хоть «Ладу Приору», хоть «Логан», лишь бы ездила. Уж как-нибудь проскриплю, родители с голоду помереть не дадут. Зато не пешком, как сирота казанская.

Сегодня петербургская погода выдала очередной неожиданный кульбит и вместо привычных пасмурных, унылых плюс пятнадцати, с которыми горожане смирились, приняв как данность, что лета в этом году не будет, вдруг выдала на столбике термометра двадцать девять, а то и все тридцать градусов, превратив город в подобие пекла.

Никита из последних сил стремился достичь нового здания Боткинской больницы, расположившегося на самом краю города, возле крематория. Очень символично, желчно размышлял про себя Никита, только что выбравшийся из раскаленной маршрутки. Метро рядом с больницей не имелось.

– Здравствуйте, – жестко, с трудом справляясь с плещущимся в нем раздражением, процедил Никита, демонстрируя дежурной медсестре служебное удостоверение. – Мне доктора Ситникова.

– А он, наверное, уже ушел, – отрывая от экрана компьютера равнодушный взгляд, сообщила сестра.

– Что значит – уже ушел? У вас до скольких рабочий день в больнице, что, в три часа дня ни одного врача на месте нет?

– Что вы так возмущаетесь? Родион Алексеевич очень востребованный врач, он еще в нескольких клиниках консультирует, – пожала плечами мало впечатленная девица.

– В других? А у вас он что, на полставки трудится? – В отделении больницы исправно работал кондиционер, было освежающе прохладно, тихо, и Никита почувствовал, что его боевой запал иссякает. Но к счастью, его последний вопрос заставил девицу оторвать от стула свою упругую задницу.

– Ну, хорошо, я посмотрю, может, он еще и не ушел, – недовольно пообещала она, отправляясь в глубь коридора.

– Куда катится мир? – закатил глаза к потолку Никита. – Если даже удостоверение личности сотрудника правоохранительных органов не может заставить вот такую вот медсестру оторваться от монитора компьютера и заняться делом? Больные ее, наверное, и вовсе дозваться не могут.

Возмущенный Никита перегнулся через стойку и развернул к себе экран компьютера. Так и есть, девица с кем-то чатится в соцсетях. Разгильдяйка.

– Молодой человек, это вы меня спрашивали? – раздался за спиной у Никиты глубокий, уверенный голос.

– Ситников Родион Алексеевич?

– Совершенно верно, – подтвердил моложавый подтянутый доктор с седеющими висками, густой светлой шевелюрой, загорелый и успешный. Успешностью от него просто в нос шибало. Может, из-за загара, а может, из-за прически или широких плеч и спортивной фигуры, которую не скрывал даже халат.

– А мне девушка сказала, что вас уже и на месте нет. Еле уговорил сходить, проверить, – ехидно глядя на девушку, сообщил Никита. И увидел, как та вспыхнула.

– Полина, что это значит, разве вы не знали, что до пяти я на месте?

– Извините, – буркнула та. – Перепутала.

– Наверное, Полине не хотелось отрываться от переписки «ВКонтакте» с молодым человеком, – никак не мог остановиться Никита в мстительном желании проучить лентяйку.

Ситников строго взглянул на девицу и холодно проговорил:

– Полина, зайдите ко мне, когда я закончу с молодым человеком.

Полина наградила Никиту уничижительным взглядом, а он ей в ответ весело подмигнул. Вот так, голубушка.

Если бы он ее послушался с первого раза, то вынужден был бы завтра снова пилить в больницу через весь город по такой жаре.

– Проходите, молодой человек, – распахивая дверь кабинета, пригласил Ситников. – Присаживайтесь. Я правильно понял, вы по поводу гибели отца?

– Да.

– Слушаю вас. Кстати, может, минералки? – внимательно посмотрев на красное лицо молодого оперативника и его взмокшую шевелюру, гостеприимно предложил Ситников, чем тут же вызвал глубокую симпатию Никиты.

– Если можно.

Ситников достал из маленького холодильника бутылку боржоми, из шкафа два стакана. Никита хлебал холодную минералку неприлично жадными глотками, чувствуя себя верблюдом, только что пересекшим пустыню Гоби. Или что они там пересекают?

– Итак, слушаю вас, – вежливо дождавшись, когда гость утолит жажду, подтолкнул Никиту к делу Родион Алексеевич.

– Я, собственно, хотел с вами побеседовать по поводу перстня, ведь это единственный предмет, пропавший с места преступления, – краснея от смущения, проговорил Никита, мучимый совестью. Ему было жаль огорчать любезного Родиона Алексеевича, проявившего к нему столько понимания. – Может, у вас есть какие-то подозрения? Кто-то из знакомых…

– Понимаете, Никита Александрович, – откидываясь на спинку кресла и складывая перед собой руки, проговорил доктор Ситников, – этот перстень хоть и старинный, работа самого начала двадцатого века, но никакой особенной ценности не представляет. Рядовое изделие, не особенной тонкости исполнения, и редких камней в нем нет. Он был дорог нам как семейная реликвия. Кому еще он мог понадобиться, представления не имею. Что касается наших знакомых, уверяю вас. Это все приличные, уважаемые люди, которые не способны даже на мельчайшее правонарушение, ну разве что парковка в неположенном месте, и то только под давлением экстренных обстоятельств.

Чего-то подобного Никита ожидал.

– Но вы согласны, что вашего отца убили именно из-за перстня?

– Не совсем, я думаю, человек, который на него позарился, просто не разбирался в ювелирных изделиях.

– Почему же тогда он не взял деньги, драгоценности вашей матери? – не отставал Никита.

– Украшения моей матери – это две цепочки, одна из которых была на ней, вместе с золотым нательным крестиком. Простенькая подвеска. Обручальное кольцо, которое также было на ней, пара колец, один старомодный перстень с искусственно выращенным камнем, две пары сережек, одни из которых, опять-таки, были на ней в день убийства. По сегодняшним меркам, это сущая чепуха.

– Согласен, но ведь и перстень стоил не миллионы, и вообще, на что мог рассчитывать обычный вор, залезая в квартиру двух скромных пенсионеров?

– Вы правы, – вынужден был согласиться Родион Алексеевич. – Даже не знаю, что сказать. В ваших рассуждениях есть определенная логика, но вот представить, что кто-то из наших знакомых, из знакомых отца мог совершить такое?

– Кстати, экспертиза показала, что убийца орудовал ножом крайне неумело, – вспомнил Никита.

– Вы намекаете, что это не мог быть врач? Во всяком случае, не хирург. То есть бывшие коллеги отца отпадают? – полуутвердительно проговорил Родион Алексеевич.

– Выходит, что так.

– Это значительно сужает круг подозреваемых, как говорят в детективах, но все же… Вы наверняка уже беседовали с матерью и взяли у нее на изучение записную книжку отца?

– Да.

– В таком случае вы должны были заметить, что знакомые родителей – это исключительно благополучные, уважаемые люди. Я даже не могу вообразить, что могло бы толкнуть кого-то из них на преступление?

– Вера в человечество – это прекрасно, но все же постарайтесь подумать о них непредвзято, – посоветовал Никита. – Иногда преступниками оказываются самые неожиданные люди, на которых в жизни не подумаешь.

– Разумеется. Хотя в данном случае… Но я обещаю вам подумать.

Все родственники убитого Ситникова имеют алиби и не имеют мотивов. У покойного не было врагов. Он был тихим славным пенсионером.

Будучи скептиком и пессимистом, капитан Филатов не бегал по городу, как лейтенанты Макаров и Петухов. Не искал свидетелей, не опрашивал подозреваемых. Он сидел у себя в кабинете и, подперев рукой худую бледную щеку, думал.

Думал о том, что в этом дурацком деле, которое свалилось ему на голову, слишком много вопросов и никаких ответов.

Например, как убийца проник в квартиру? Было очевидно, что покойный дверь убийце не открывал. Следов взлома эксперты не обнаружили. Конечно, вдова убитого сообщила, что несколько месяцев назад она потеряла ключи. Замки они с мужем менять не стали. Но если предположить, что ключи вытащили намеренно, значит, и убийство было спланированным и преднамеренным.

И что же было его целью? Из квартиры ничего не пропало, кроме перстня с руки убитого. Значит, обычная кража отпадает. Месть?

Кто решил свести старые счеты? Вряд ли у скромного пенсионера могли быть с кем-то свежие счеты. Выходит, старые. А если человек ждал долгое время, чтобы отомстить, и не просто отомстить, а убить, значит, дело было нешуточное.

А если все-таки кража? Залез не профессионал, а какой-нибудь наркоман, убил старика, стянул перстень, хотел украсть еще что-то, но его спугнули? Например, соседка в дверь позвонила или почтальон в домофон? Преступник занервничал и сбежал.

А как же тогда нож? Взял на ограбление так, на всякий случай? Не складывается.

Значит, наиболее вероятная версия месть. Капитан Филатов вздохнул. Где искать этого мстителя? Сколько лет он сидел, затаившись, и ждал своего часа? Копать придется глубоко и долго.

А может, все-таки кража? Как бы было легко и просто, будь у Ситниковых внук наркоман. Так ведь нет. Внук у них в Военно-медицинской академии учится. Приличный парень, и алиби у него. Впрочем, как и у всех родственников.

Филатов еще раз вздохнул, потом потянулся за пиджаком. Надо ехать в больницу, за биографией Ситникова. Потом к вдове, восстанавливать поэтапно жизнь доктора Ситникова, с возможными подробностями. Искать соучеников, сокурсников, коллег, больных, бывших возлюбленных. Тайных любовниц. С ними особенно сложно, потому что тайные. Короче, рыться в чужом грязном белье.

Вот уговаривала его жена отпуск в середине лета брать, а он, дурак, на август заявление написал, разбирайся теперь с этим убиенным Ситниковым. Точно глухарь будет, а премии как раз не будет.

Саня Петухов все утро носился по магазинам Адмиралтейского и Московского районов, торгующим хозяйственными товарами, предъявлял нож, орудие убийства.

– Нет, таких у нас давно не было, – качали головой продавщицы.

– Таких у нас не было.

Или:

– Да было вроде несколько штук, только не помню когда, может, еще и сейчас на складе остались.

А еще имелись гипермаркеты, супермаркеты и магазины в других районах города. И даже пригороды. Мертвый номер.

Саня вышел из очередного магазина, свернул в арку и, присев во дворе на лавочку, задумался о бесполезности собственных занятий. Нет, обегать магазины района, конечно, придется, иначе капитан с живого не слезет, а вот что дальше?

Мимо задумчивого Сани прошла, покачивая бедрами, девица в ярких босоножках на высокой платформе, в очень коротеньком открытом сарафане, фигурка у девицы была что надо. Если б не служба, можно было бы пристроиться в хвост и взять на абордаж. Со своей последней пассией Викой Стрижовой Саня расстался уже больше месяца назад, пересобачились из-за ерунды. Впрочем, с девицами всегда так, какой-то неправильный у них менталитет, из-за ерунды скандал до небес раздуют, а на что-то по-настоящему важное и внимания не обратят.

Жаль, что убитый Ситников был пенсионером, а то бы шерше ля фам, и дело в шляпе.

«Эх, кто же его грохнул, деда этого? – маясь от жары, скрипел мозгами Саня. – А может, его своя же старуха пришила? – усмехнулся он. – Славное такое семейное дельце».

Увы, это была явно не старуха, у той было железное алиби, со свидетелями.

Может, еще свидетелей поискать? Вчера они с Никитой Макаровым прошлись по соседям, но половины не было дома. Может, сегодня счастья попытать? Что по магазинам ходить время гробить, что соседей обойти, тем более что до дома Ситниковых было пятнадцать минут ходу. И Саня, покинув жиденькую тень чахлого деревца, под которым сидел, отправился на Четвертую Красноармейскую.

– Да, да. Я слышала, – сокрушенно кивала головой пухленькая краснощекая женщина в ярком ситцевом сарафане, проживавшая этажом ниже Ситниковых. – Горе какое! Такой хороший человек, отзывчивый. Всегда к нему можно было обратиться, если с лекарством что-то не ясно или заболело чего. Никогда не отказывал, все объяснит, посоветует.

– И многим он советовал?

– Да всему подъезду. У нас подъезд небольшой, все друг друга знают, новых жильцов давно уже не было, все свои. Вот на пятом этаже у нас юрист живет, Евгений Иванович, на втором Володя – электрик, и вот Алексей Родионович был. Мы все друг другу помогаем, если что.

– Очень похвально. Ну а вы чем соседям помогали?

– Я-то? Да ничем особенным. Если вот только заболеют – в магазин сходить или в аптеку, а так я технолог, на производстве всю жизнь отработала. С меня пользы никакой, – смущенно пояснила пампушка.

– Ну а в день убийства вы что интересного заметили, может, почтальона или чужого человека возле подъезда?

– В день убийства? Вчера-то есть? Ну вообще-то я вчера, когда из дома уходила, мы с Алексеем Родионовичем на лестнице встретились.

– Так-так.

– Вместе до угла с Московским проспектом дошли, потом я к метро повернула, а он направо в магазин. Татьяна-то Олеговна, жена его, сейчас все время к внучке ездит помогать, ребенок у нее родился недавно, Алешей назвали в честь прадеда.

– Не отвлекайтесь, – бесцеремонно напомнил Саня.

– Ах, простите. Так вот. Дошли до Московского. И пока шли, я заметила. Беспокойный он какой-то. Все чего-то оглядывается, отвечает невпопад.

– Может, он боялся кого-то?

– Не знаю, – пожала плечами пампушка. – Я его даже спросила, мол, чего он? А он говорит, показалось, что знакомый сзади идет.

– Знакомый? А какой знакомый, не говорил? Может, по работе или старый приятель?

– Нет. Просто сказал – знакомый. И не знакомый даже, а показалось.

– Гм. В каком месте это было?

– Да вот от нашего дома как по Пятой идти, считайте от угла нашего дома и почти до самого проспекта оглядывался, я уж потом и не выдержала, спросила. А то я ему про давление свое рассказываю, а он вроде как и не слушает. А мне же надо точно знать, принимать что или так, само пройдет, – с легким возмущением припомнила пампушка. И Саня в очередной раз убедился в беспредельном человеческом эгоизме.

– Понятно. А вы сами не оглянулись?

– Оглянулась.

– И что увидели?

– Да ничего особенного. Шел за нами какой-то хмырь, – равнодушно пожала плечами пампушка, так что Саня едва сдержался, чтобы не дать ей разок.

– Что за хмырь, как выглядел?

– Да старый уж. Высокий такой. Плохо выбритый. Да что я, помню? Алкаш алкашом!

– Вот что, гражданочка, собирайтесь, сейчас же едем к нам составлять фоторобот. – Устал от ее «да что? да как? да какой?» Саня.

– Вот еще! У меня давление. Варенье на плите. Сноха опять вчера с дачи ягоды прислала, мне еще второй раз кипятить. И сериал скоро начнется. Не поеду я никуда!

– Фамилия! – грозно рыкнул на толстуху Саня.

– Курочкина, – вздрогнув, пискнула дамочка, выпучивая глазки.

Саня едва не прыснул – ну как нарочно.

– Значит, так, Курочкина, мы не в бирюльки играем, а убийство расследуем. Не желаете добровольно ехать? Я сейчас наряд полиции вызову, и вас силой в наручниках отвезут, да еще и задержат за препятствие следствию! Пусть соседи полюбуются, – запугивал дрожащую, как желе, толстуху Саня, стараясь не выдать себя улыбкой.

– Слышь, Ромка, а куда Филатов подевался, я тут тетку одну привез, фоторобот рисовать, а его нет, – заглядывая в соседний с Филатовым кабинет, спросил Саня, оставив Курочкину сидеть в коридоре.

– Откуда я-то знаю, звякни ему на мобильник, – не отрываясь от бумажек, буркнул Ромка.

– Не отвечает. Ладно, мы пока фоторобот составим, а потом, если он не явится, сам с ней поработаю, – с сожалением решил Саня, очень рассчитывавший резанутся перед начальством. Ну, нет так нет.

– Молодец, Петухов, – рассматривая составленный со слов Курочкиной фоторобот, покивал головой Артем Денисович, когда, вернувшись в управление, встретил в коридоре сияющего Саньку. – Значит, это было утром в день убийства. Любопытно. Вот что. Надо сегодня же показать этот рисунок Ситниковой, может, узнает кого-нибудь, а на завтра вызвать к нам всех членов семейства, вдруг кто из них опознает. И кстати, покажи уж заодно соседям. Так, на всякий случай, – посоветовал капитан голосом, полным безнадежности.

Но Санька капитана знал не первый год, а потому бодрости духа не утратил, а, прихватив рисунок, поспешил обратно на Четвертую Красноармейскую.

– Нет, я такого человека никогда не видела, – покачала головой Татьяна Олеговна, высокая, подтянутая, несмотря на жару, одетая во все черное.

– Вы все же подумайте. Это даже не фотография. Может, хотя бы похожий человек вам знаком, – не отставал от нее Саня.

– И похожих не знаю. Правда, если хотите, я могу дать вам наш фотоальбом, посмотрите сами. Конечно, там не все наши знакомые, но вдруг вам повезет. А может, вы найдете этого человека среди ранних фотографий мужа, сделанных еще до нашей свадьбы.

– Давайте, – энергично согласился Саня, твердо придерживающийся в жизни принципа: «Хочешь сделать хорошо? Сделай сам».

Увы, как ни пытался Саня разглядеть на старых черно-белых снимках среди молодых парней и девушек непривлекательного старика с впалыми щеками и длинным подбородком, ему это не удалось. То ли с фантазией у него было напряженно, то ли его там не было.

– Не устали еще? – входя в комнату, заботливо спросила Татьяна Олеговна. – Вы почти три часа с альбомами сидите. Пойдемте, я вас хоть чаем напою, угостить вас особенно нечем, не до готовки сейчас, но бутерброд сделаю.

И только тут Саня понял, до чего устал и проголодался. Он хрустнул занемевшей шеей, потянулся и с радостью порысил на кухню вслед за хозяйкой.