Паркер сел к журнальному столику в артистической уборной убитого и принялся вполголоса читать список тех, кто находился в театре во время и после спектакля:

1. Стивен Винси — актер

2. Генри Дарси — режиссер

3. Эва Фарадей — актриса

4. Джек Сэйер — помощник режиссера

5. Ричард Карутерс — электрик-осветитель

6. Малькольм Сноу — рабочий сцены, ответственный за занавес

7. Оливер Раффин — костюмер

8. Саймон Формз — пожарный

9. Уильям Галлинз — вахтер

10. Джон Найт — суфлер

11. Сьюзен Сноу — костюмерша

Паркер приписал:

12. Анжелика Додд — (имеет алиби) пришла в 10.15

— Кроме того, двое рабочих сцены, которые после перерыва, поставив стулья, ушли домой. Их зовут Стенли Хиггинс и Джошуа Брэддон. На всякий случай впишу и их.

— Это все? — спросил Алекс.

— Теперь абсолютно все.

— Хорошо. — Алекс чуть заметно улыбнулся и посерьезнел.

— Что улыбаешься? — спросил Паркер. — Хочешь что-нибудь сказать?

— Нет, ничего не хочу. Ну, может быть, только — не спрашивай никого из них о маске Винси.

— Не спрашивать? А почему?

— Сделай это для меня. Через час я тебе все о ней расскажу. Во всяком случае, надеюсь, что расскажу.

Паркер заколебался.

— Ладно, — проворчал он наконец. — Сегодня бразды правления в твоих руках. Главное, чтобы ты оказался великим и мудрым властелином.

— Попробую… — скромно сказал Алекс вполголоса, — заслужить признание полиции Ее Королевского Величества. Но если мне не повезет, сгорю со стыда…

— Тогда попробуем обойтись без чудес, зато будем рассудительны и осторожны, — сказал инспектор. — Но давай же, Бога ради, начнем. Джонс!

— Слушаю, шеф!

В проеме двери показалась круглая, коротко стриженная под Жерара Филипа голова сержанта.

— Пригласи сюда Генри Дарси.

— Есть, шеф!

Через минуту в комнату вошел Генри Дарси. Это был высокий, еще довольно молодой человек, которого можно было бы назвать красивым, если бы не слишком высокий выпуклый лоб, своими размерами — нарушавший пропорции черепа. Алекс видел его впервые, не считая эпизода в спектакле, но тогда часть лица была скрыта полями большой черной шляпы. Он заметил, что Дарси обвел уборную спокойным, почти равнодушным взглядом, ни на секунду не задержавшись на кушетке.

— Садитесь, пожалуйста… — Паркер указал ему на стул. — Должно быть, вы уже знаете, кто мы такие. Я веду расследование убийства одного из ваших коллег, Стивена Винси. Можете ли вы что-нибудь сообщить мне в связи с этим делом?

Дарси медленно покачал головой.

— Нет, сэр.

Голос у него был низкий и приятный.

— Вы не заметили ничего необычного во время спектакля или позже?

— Нет.

— Хм… — задумался Паркер. — Что ж, в таком случае опишите подробно, по минутам, ваш вчерашний вечер в Камерном театре.

— Пожалуйста, — Дарси спокойно кивнул. — Я пришел в театр за несколько минут до начала. Я ведь выхожу в конце второго действия и, собственно, завершаю спектакль, поэтому мне было незачем торопиться. Мне, однако, хотелось быть в театре во время спектакля. В труппе возникли некоторые трения… между мисс Фарадей и покойным Стивеном Винси. А поскольку именно они играли две главные и, собственно, единственные роли, я предпочитал быть на месте, чтобы в случае надобности исправить возможные недоразумения, которые могли сказаться на спектакле.

— И вы пришли только поэтому? — невозмутимо спросил Паркер.

— Нет. Это была «производственная», так сказать, причина. Личная заключалась в том, чтобы оградить Эву Фарадей от грубости покойного Винси. Он был трус, а поскольку я пригрозил ему, что убью его, как собаку, если он еще раз обидит ее, мое присутствие в театре должно было сдерживать Винси.

— Значит, вы грозили ему убийством только потому, что он был груб с мисс Фарадей?

— Да.

— Но почему, ради всего святого?

— Не потому, что я хотел его убить… не думаю, что я вообще способен убить человека… даже Винси, хотя он, по-моему, немногого стоил. Полагаю, что никто не вправе убивать другого человека, по какому бы то ни было поводу, разве что в целях самообороны, и то в самом крайнем случае. И, естественно, непреднамеренно. В голове порядочного человека не может родиться мысль об убийстве, потому что оно не устраняет несправедливости. Убийство посягает на все человечество, на самую его сущность. Я считаю преступлением даже смертную казнь по приговору суда.

— Браво! — тихо сказал Алекс.

Дарси быстро взглянул на него, но, увидев, что тот не иронизирует, кивнул головой, словно благодаря.

— Но вы спрашивали о другом. Я заговорил об этом потому, что, как я уже сказал, Винси был мерзавцем, и я был готов на все, чтобы он не причинял боли человеку, который мне близок. Я люблю Эву Фарадей и думаю, что это служит мне оправданием.

— Хорошо… — кивнул Паркер. — Спасибо за откровенность. Продолжайте, пожалуйста.

— Я сразу переоделся и загримировался, чтобы потом об этом не думать. Когда начался спектакль, я встал за кулисами и наблюдал за игрой актеров. Я видел, что Винси нервничает, несколько раз он «проглотил» пару фраз текста, чего зрители не заметили — актер он опытный и в таких ситуациях не теряется. Но я почувствовал, что он не в форме, и решил не уходить, опасаясь, как бы чего не стряслось… И действительно, в тот момент, когда Старуха, то есть Эва, обнимает Старика и прижимается к нему, я увидел, что он ее почти оттолкнул и, когда ставили стулья, прошептал ей что-то на ухо. Зрители и этого заметить не могли, но я, зная в этом спектакле модуляцию каждого слова, сразу понял, что Эва сама не своя… Когда первое действие закончилось и занавес наконец опустился, Винси тотчас же скрылся за кулисами, а Эва заметалась по сцене и, плача, стала срывать маску. Я подбежал к ней и отвел в ее уборную. Выяснилось, что она испачкала ему костюм губной помадой. — Дарси на мгновение замолчал, задумавшись. — Да… — начал он опять, — проводил ее в уборную и успокаивал вместе с костюмершей. Она разрыдалась и никак не могла успокоиться. Актрисы очень остро переживают истории такого рода, ведь во время спектакля нервы и так на пределе. Потом в дверь уборной постучал один из рабочих, которого прислал помощник режиссера. Что-то у них там не получалось со стульями, и он хотел удостовериться, правильно ли они их расставили. Я вместе с рабочими отправился на сцену и пробыл там несколько минут. Потом пересек сцену и направился прямо к уборной Винси. Там я столкнулся с осветителем Карутерсом. В конце первого действия что-то случилось с кабелем одного из прожекторов. Освещение в моем спектакле играет чрезвычайно важную роль, поэтому я, идя по коридору, слушал Карутерса. Правда, слышал немного, потому что был просто в бешенстве. У дверей Стивена я отослал Карутерса. Ведь уже через три минуты пора было поднимать занавес. Я вошел к Винси… Он сидел на кушетке и смотрел на корзину с цветами… Вот на эту самую. Я подошел к нему. Не знаю, наверно, я хотел его ударить. Но он быстро поднялся и стал просить прощения. Сказал, что у него сегодня ужасный день, что его мучает головная боль, и еще у него какие-то там неприятности… И он клянется, что такое никогда не повторится. При этих словах злость моя прошла. А говорить он умел необычайно убедительно. Как бы там ни было, я молча вышел, уверившись, что такое никогда не повторится.

— И действительно, — шепнул Алекс.

Дарси взглянул на него и продолжал:

— Весь второй акт я простоял в темной кулисе и смотрел на сцену, пока не настал мой выход. Потом начались овации. Винси не вышел. Я думал, что это из-за головной боли, или, может, он все же обиделся и хочет дать понять мне как режиссеру, что презирает и меня и эту роль. В последнее время он вообще держался как-то странно и все говорил, что хватит с него этих бредней с масками и что он уволится из театра… Я ушел со сцены вместе с Эвой Фарадей, потом разгримировался, переоделся и вызвал костюмера, чтобы тот почистил мой костюм. Вошел к Эве, которая уже переоделась, но еще сидела у зеркала — туалет у женщин всегда занимает больше времени. Потом мы вместе вышли из театра. Это все.

— И вы не заметили ничего необычного?

— Нет… разве только… Но это, наверно, мелочь. Когда мы выходили и шли мимо дверей Винси, я наступил на какой-то предмет… Нагнулся посмотреть. Это был ключ. Я глянул на дверь и увидел, что замочная скважина светится. Тогда я вставил ключ в замок. Подумал, что, может быть, Винси, уходя домой после спектакля, так хлопнул дверью, что ключ вылетел. За дверью была полная тишина, так что мы с Эвой решили, что он уже ушел. Теперь уж точно все.

— Из вашего рассказа следует, что начиная с того момента, когда вы ушли со сцены, и до ухода из театра вы постоянно находились вместе с кем-нибудь и ни на минуту не оставались одни, правда?

— Нет. В уборной я был один. Костюмер ждал в коридоре, когда я его позову.

— У вас в уборной нет другого выхода?

— Там даже окна нет.

— Так. Благодарю вас, мистер Дарси. Мы попросили бы вас сейчас пойти в свою уборную и подождать — может быть, мы вас вызовем. Сожалею, что вынужден просить об этом в половине четвертого утра, но, возможно, нам понадобится снова обратиться к вам за разъяснениями. Еще раз спасибо.

— Я в вашем распоряжении… — Дарси встал. Паркер проводил его до дверей и кивнул Джонсу.

— Помощник режиссера Джек Сэйер здесь?

— Здесь, шеф.

— Позови его сюда минут через пять.

— Слушаюсь, шеф.

Инспектор вернулся и сел.

— Что скажешь, Джо?

— Мне кажется, теперь я знаю, кто убил Стивена Винси. Но все-таки еще не вполне в этом уверен.