Они подошли к комнате вахтера, инспектор открыл дверь и взглядом приказал дежурному полицейскому удалиться. Тот поправил ремешок под подбородком и исчез.
Паркер сел и жестом предложил занять место на другом стуле седому, бледному человеку, который вскочил на ноги, когда они вошли.
— Вы ночной вахтер этого театра, не так ли?
— Да, господин инспектор! — старик сорвался со стула, на который только что присел, но инспектор жестом опять вынудил его сесть.
— Как ваша фамилия?
— Соумс, господин инспектор, Джордж Соумс.
— Вы давно здесь работаете?
— Тридцать восемь лет, господин инспектор.
— В этой должности?
— Да, господин инспектор.
— Расскажите-ка нам, как вы обнаружили труп.
Паркер вытащил блокнот. Алекс стоял, прислонившись к стене и разглядывая лицо вахтера. Смерть Винси, а может, и сам факт, что это он первым обнаружил труп, явно произвели на Соумса сильное впечатление.
— Ну, стало быть, господин инспектор, я, как обычно, пришел в двенадцать, чтобы сменить Галлинза…
— Галлинза? Это что, дневного вахтера?
— Да, господин инспектор, раз в две недели у нас очередность дежурств меняется, то он выходит в ночь, а я работаю днем, то наоборот.
— Ясно. Пришли вы, значит, сменить Галлинза и что?
— Я вошел, господин инспектор, а он уже ждет. Поговорили мы чуток о том о сем, как обычно…
— Сколько времени вы так разговаривали?
— Может, с минуту, господин инспектор, может, две. Потом он ушел, а я запер за ним дверь и поднялся наверх, чтобы обойти все артистические уборные и сцену, так у нас по инструкции положено. Надо постоянно проверять, не оставил ли кто непотушенную сигарету и нет ли где короткого замыкания. Это же театр, господин инспектор, тут много людей работает, а среди них может попасться какой-нибудь рассеянный… Бывает, где-нибудь несколько часов тлеет, прежде чем пожар разойдется…
— Понятно. Значит, вы начали обход…
— Я открыл дверь в гардероб для технического персонала и заглянул туда, потом пошел дальше…
— А если бы в тот момент кто-нибудь позвонил в театр, что тогда?
— Знаете, господин инспектор, по ночам обычно ни у кого нет причин приходить в театр, если нет ночной репетиции. Но даже если бы что-нибудь такое случилось, то ночной звонок очень резкий, и когда в театре никого нет, его повсюду хорошо слышно, господин инспектор. Я бы наверняка не прозевал.
— Хорошо. Что было потом?
— Ну, пошел я дальше по коридору, и первая артистическая уборная по пути была как раз мистера Винси. Вижу в замочной скважине свет, и хотя Галлинз мне не говорил, что мистер Винси еще тут, я все-таки решил постучать. За тридцать восемь лет в театре я всякого навидался. У мистера Винси мог кто-нибудь быть. У актеров иногда случаются такие вот поздние гости. Дамы какие-нибудь, которые приходят… Знаете, господин инспектор, атмосфера артистических уборных так притягивает…
— Да. Знаю. И что же?
— Ну, я постучал. Никто не отвечает, я еще постучал. Когда и на этот раз никто не отозвался, я открыл дверь и решился войти, потому как подумал, что мистер Винси, выходя, наверное, забыл потушить свет.
— Дверь была заперта на ключ?
— Нет. Я только нажал на ручку, и дверь открылась. Я сперва подумал, что мистер Винси спит, а может даже, господин инспектор, и выпил чуточку через край. Я такое не раз видал. Тогда вызываешь такси и вместе с шофером укладываешь парня в машину, чтобы он проснулся у себя дома.
— Понятно. Но мистер Винси не спал…
— То-то и оно, господин инспектор. Так вот, когда я подошел и увидел, что у него этот кинжал всажен в сердце, я струхнул, всего прямо в дрожь бросило, не мог я ни пошевелиться, ни глаз от него отвести. Но потом взял себя в руки и решил посмотреть, может, он еще жив. Заставил себя дотронуться до него…
— К чему вы прикасались?
— Ко лбу, господин инспектор. Положил ему руку на лоб, но он уже был совершенно холодный. Я понял, что это труп, и у меня тогда волосы встали дыбом. Я же во всем здании один был, а убийца мог где-нибудь тут притаиться. Ну, я выскочил из уборной и давай со всех ног к себе, заперся на ключ и позвонил господину директору Дэвидсону, а потом так и сидел сиднем до прибытия полиции и господина директора, только молился и ждал…
— А за это время убийца, если он был в здании, мог улизнуть?
— Вы говорите, улизнуть, господин инспектор? — Старик задумался. — Никоим образом, господин инспектор. Два года назад театр перестроили, и все пространство за сценой теперь отгорожено от зрительного зала стеной из огнеупорного материала. В ней есть только три маленьких прохода из коридора за кулисы и в узенький коридорчик в фойе. Но там везде стальные двери и автоматические замки, а после спектакля помощник режиссера запирает их и отдает ключ вахтеру, так что выход только здесь. И на окнах решетки, еще с тех пор, когда тут был театрик комедии, пятьдесят лет назад… Ясно помню, мальчишкой тогда был…
— Минутку… — Паркер вышел в коридор, и Джо услышал, как он говорит Джонсу: — Возьмите людей и прочешите весь театр от подвалов до крыши, надо убедиться, не мог ли убийца выйти отсюда и нет ли где выломанной оконной решетки или двери.
— Слушаюсь, шеф!
Паркер вернулся в комнату вахтера.
— А этот Галлинз, ваш коллега, не мог ли он, скажем, проморгать кого-нибудь постороннего, не заметить его?
— Не знаю, господин инспектор. Думаю, нет, ведь отсюда всю лестницу видно, господин инспектор, а когда персонал уходит, дверь запирается, так что, пожалуй, нет.
— А зачем ему было запирать дверь, если мистер Винси еще не ушел?
— Вот этого-то я и не знаю, господин инспектор… — старик пребывал в нерешительности. — Она заперта была, когда я пришел…
— Можете ли вы еще что-нибудь добавить? — быстро спросил Паркер.
— Нет, нет, ничего… — Старик опять поколебался немного. — Нет, господин инспектор.
— Не забудьте, здесь убили человека! — инспектор встал и подошел к нему. — Если вы обратили внимание на какую-нибудь мелочь, пусть самую ничтожную мелочь, не скрывайте, Даже если вам и кажется, что она не имеет никакого значения.
— Слушаюсь, господин инспектор, — вахтер суетливо вскочил и вытянулся в струнку.
— Садитесь, — Паркер положил ему руку на плечо и заставил сесть. Не убирая руки, склонился над вахтером. — Говорите, Соумс, только говорите всю правду, иначе вас могут привлечь к ответственности за сокрытие от полиции существенных для следствия фактов.
— Да это, господин инспектор… Это несущественно, так как…
— Об этом мне судить. Говорите же.
— Ну, господин инспектор, дело только в том, что у Галлинза вчера ребенок родился… ночью родился. Сыночек… И он всю предыдущую ночь не спал, а потом, разумеется, на работу пошел…
— Ясно. И что?
— Значит, когда я постучал в дверь, он не ответил. Пришлось звонить несколько раз. Только тут он и проснулся. Вы только не говорите господину директору Дэвидсону, а то Галлинза с работы выгонят… А он… жена ему как раз третьего ребенка родила. И это было бы для него ужасно.
— Понимаю. Об этом не узнает никто, кому этого знать не надо. А какое, по-вашему, это имеет значение?
— А такое, господин инспектор, что он, Уильям Галлинз, был обязан без четверти двенадцать обойти все артистические уборные и сцену, чтобы после этого передать мне театр. Такова инструкция. Коли спал, значит, не обошел. Так как, если бы обошел, обнаружил бы мистера Винси… Кроме того, он, конечно же, плохо соображал спросонья и не посмотрел на щиток, иначе бы заметил, что от одной уборной ключа нет. А если бы заметил, должен был проверить, почему это так. Все, уходя, ключи сдают. Ключи от артистических уборных всегда сдают костюмеры, они чуть позже уходят, чтобы привести в порядок костюмы. Не знаю, как обстояло дело сегодня. Наверное, мистер Винси отпустил Раффина…
— Кто такой Раффин?
— Оливер Раффин, костюмер, который в «Стульях» обслуживает мистера Винси.
— Ага, значит, по-вашему, Галлинз спал. А раз спал, мало ли что тут могло стрястись. Ведь так?
— Так, господин инспектор… Но вы только, пожалуйста…
— Можете быть спокойны. Речь идет о том, чтобы найти убийцу, а не о нарушении инструкции вашим коллегой, который очень утомился накануне ночью, ожидая появления своего потомка. Не бойтесь, ничего ему не будет, если он расскажет нам всю правду. И, будьте уверены, он ее расскажет. Директор Дэвидсон об этом не узнает.
— Благодарю вас, господин инспектор… — Старик поднялся. — Мне идти, господин инспектор, или оставаться до конца дежурства?
Паркер пристально посмотрел на него.
— Вы женаты?
— Вдов, господин инспектор.
— А дети у вас есть?
— Две дочки, господин инспектор.
— Они с вами живут?
— Нет, господин инспектор. Обе замужем. Одна в Швеции, а другая аж в Австралии. Ее муж нашел там работу…
— Так вы один живете?
— Да, господин инспектор.
— Хорошо. Ступайте домой, но вам нельзя и пикнуть никому об этом до завтра, пока утром сюда не явитесь. А теперь немного отоспитесь. Сегодня ночью в ваше отсутствие театр будет охранять полиция. — Он улыбнулся. — Но помните, вы обязаны молчать.
— Слушаюсь, господин инспектор.
— И не трудитесь предостерегать Галлинза о том, что полиции известна его чрезмерная склонность спать на работе, за ним все равно сейчас пойдет машина, она вас опередит.
Старик встал столбом, потом по его морщинистому лицу пробежала бледная улыбка.
— Но господин Дэвидсон не узнает, ведь правда?
— Я вам уже сказал.
— Ну, тогда я могу спокойно отправляться спать и буду держать язык за зубами. Покойной ночи, господа!
— Покойной ночи, Соумс!
Вахтер вышел. В окошечке показалось лицо дежурного полицейского. Паркер утвердительно кивнул. В дверь постучали.
— Это я, шеф! — отозвался сержант Джонс. — Прочесали театр, словно стог сена, но иголки нигде нет. Все двери и окна в порядке. У них тут даже сигнальное устройство есть, тоже не тронуто. Убийца должен был выйти здесь, через эту дверь.
— Хорошо. Пусть кто-нибудь немедленно поедет за дневным вахтером, Уильямом Галлинзом… У вас его адрес есть?
— У нас есть адреса всех служащих и всех актеров. Сию минуту за ним поедут.
— А когда его привезут, пусть дожидается меня здесь.
— Слушаюсь, шеф!
Паркер повернулся к Алексу.
— Сейчас я познакомлю тебя с господином директором Джоном Дэвидсоном, самодержавным властителем этого театра и моим постоянным поставщиком мест в первых рядах. Пошли.
Они двинулись по коридору мимо уборной Винси. Дверь в нее была прикрыта неплотно, судя по возне и голосам, там работали люди. Заслыша шаги Паркера и Алекса, из уборной выглянул врач и крикнул:
— Мне хотелось бы взять его к себе и провести тщательное вскрытие, правда, все ясно, кажется, и так.
— Ладно. Забирайте его. Самоубийство исключается, не так ли?
— Исключается. Никто не в состоянии нанести себе такой удар, лежа навзничь. Убит одним ударом. Смерть наступила мгновенно.
— И когда примерно он погиб?
— На глазок, между девятью и десятью, но, пожалуй, ближе к девяти, чем к десяти.
— В девять пятьдесят я еще видел его на сцене… — вежливо заметил инспектор, — и стоящий рядом со мною мистер Джо Алекс тоже его видел, я уж не говорю о восьмистах иных лиц, коих мы также можем взять в свидетели.
— Правда? — Брови врача поползли вверх. — В таком случае он, разумеется, должен был умереть позднее. Но не позже десяти, причем и этот срок кажется мне не очень-то правдоподобным. Мышцы головы уже начинают затвердевать, а ведь… — он посмотрел на часы, — сейчас только без четверти час.
— Это уже ваше царство, доктор… — Паркер поднял руки, словно отмахиваясь. — Ждем вашего диагноза. Мне хотелось бы как можно скорее узнать поточнее время его смерти.
— В таком случае я должен его забрать сразу, как закончат делать снимки.
— Хорошо, забирайте. Жду вашего звонка.
Врач покачал головой и вернулся в артистическую. Паркер и Алекс отправились дальше. Когда дошли до конца коридора, инспектор остановился. Они увидели следующий коридор, шедший поперек, одна его стена, судя по всему, примыкала к сцене, так как здесь были только четыре узеньких стальных двери с надписями: «ТИШИНА!». На другой — никаких надписей не было, потом, через несколько метров — еще один коридорчик, параллельный тому, по которому они пришли.
— Хорошо театр построен, — сказал Алекс, — нет ни одной двери против стены, за которой сцена. А значит, возможность того, что треск хлопающих дверей и шум разговоров будут слышны там, сводится к минимуму.
Они зашагали дальше. Во втором коридорчике, которым они прошли, было по три двери с каждой стороны. Затем опять голая стена и, наконец, открытая дверь с табличкой: «ГАРДЕРОБ БЕЛЬЭТАЖА. ДИРЕКЦИЯ. БУФЕТ». В дверях стоял детектив в штатском, вытянувшийся при виде Паркера. За дверями начиналась крутая лестница на второй этаж. Они поднялись вверх, миновали буфет, утопавший во мраке, затем еще несколько дверей и в конце концов оказались перед последней, на которой было написано: «ДИРЕКЦИЯ». Паркер постучал и, не дожидаясь ответа, открыл дверь.
— Прошу вас, господа, заходите! Очень рад… — директор Дэвидсон был высокий, смуглый мужчина с продолговатым, нервическим лицом. Он стремительно встал из-за стола и подошел к Паркеру, подал ему руку, затем бросил взгляд на Алекса.
— Это господин Джо Алекс, известный автор детективных романов и мой неофициальный сотрудник, — откровенно признался Паркер.
— Ну, кто же вас не знает, — директор Дэвидсон сердечно потряс руку Алекса. — Я прочитал, кажется, все ваши книги! Я всегда говорю, что для деловых людей детектив больше, чем отпуск. Можно отдохнуть парочку часов и подумать о чем-нибудь, что не имеет отношения к этим проклятущим делам… — Он обратился к Паркеру. — Господи! — воскликнул он. — Боже ты мой! Что вы на все это скажете, господин инспектор?
— Что скажу? — Паркер, как он это любил делать, беспомощно развел руками. — Сначала мне хотелось бы от вас услышать, что обо всем этом думаете вы? Ведь вы здесь занимаете такое место, что все нити театральной жизни сходятся на этом столе. Не могли бы вы, хотя бы в самых общих чертах, обрисовать нам покойного, охарактеризовать его отношения с коллегами, рассказать о последних событиях тут и так далее. Может, у покойного были враги? Может, случилось что-то такое, что позволит хоть чуточку прояснить дело? Прежде, чем я начну допрашивать актеров и служащих театра, мне нужно, чтобы вы поделились с нами своими мыслями обо всем этом.
— Что я об этом думаю? — директор привычным жестом указал на глубокие, обитые кожей кресла, подвинул коробку сигар. Затем потер рукой подбородок. — Сказать откровенно, я размышляю обо всем этом уже битый час, с той самой минуты, когда Соумс позвонил мне… Были ли у Винси враги? Были. Если честно, Винси все в театре ненавидели, и я знаю нескольких человек, которые, пожалуй, могли бы совершенно спокойно убить его. Еще сегодня утром у меня было сильное желание спустить его с лестницы… — он осёкся. — Страшно так говорить о покойном!
— Еще страшнее не говорить о покойном, когда убийца находится на свободе, а действия полиции зависят от того, сколько информации ей удастся собрать, — сухо проговорил Паркер. — Расскажите-ка нам коротко все, что, с вашей точки зрения, может быть существенно: расскажите о Стивене Винси, о его работе и отношениях с людьми в театре.
Дэвидсон раздумывал с минуту. А затем начал свой рассказ.