Тихим полетом его настигала…

Алекс Джо

Часть вторая

 

 

1. Мужчины считают, что женщины спят

Тот вечер был совершенно обычным. Как всегда, я писал и, как всегда, без особого удовольствия, как и без особого отвращения. Страницы равномерно ложились на стоящий рядом маленький столик, маленькая плоская машинка «Оливетти» равномерно стучала… Все было, как всегда.

Взглянув на очередную страницу и увидев цифру 198, и потянулся, протер глаза и направился в ванную. Через десять минут я уже засыпал и последней моей мыслью было позвонить Кэрол и пожелать ей спокойной ночи.

Но я не позвонил. Потому что здорово устал в этот день, практически не выходя из-за письменного стола с самого раннего летнего утра. И теперь маленькие черные буквы перед моими глазами стали постепенно превращаться в причудливые фигуры фантастических муравьев, кузнечиков и букашек, скачущих и перепрыгивающих с одного абзаца на другой.

Наконец я окунулся в медленный хаос сна… очертания контуров размазались… а муравьи превратились в ночных бабочек. Они махали крыльями все медленнее, траектория их полета становилась все меньше… и… вот… я погрузился в то блаженное состояние, которое ученые называют фазой Б и которое избавляет нас от настырных сновидений и кошмаров, не приносящих нам наутро ничего, кроме усталости.

И тогда зазвонил телефон.

— Нет, вы только посмотрите! Ночная бабочка Мертвая Голова, — воскликнул сэр Гордон Бедфорд. — Сирил, быстро неси цианистый калий.

Его большая тяжелая ладонь мягким ловким движением накрыла бабочку круглым стеклянным сосудом с широким горлышком. Огромный мотылек отчаянно забил крыльями в поисках выхода на свободу.

Из темноты внезапно вынырнула ладонь Сирила Бедфорда. Она была такой же широкой и тяжелой, как ладонь его брата. Вата с цианистым калием скользнула по стенке сосуда, мотылек последний раз взмахнул крылышками и упал на дно.

Гордон Бедфорд осторожно вынул ватку и вытряхнул бабочку в глубокий сгиб своей ладони. В рассеянном свете модной лампы, горевшей по другую сторону экрана, привлекая ночных насекомых, мертвый мотылек выглядел маленькой убитой птичкой, лежащей на спине.

Оба брата склонились над ней. Даже в полумраке было видно, как они похожи друг на друга. Сильные, мощные, при этом с маленькими, на удивление, головами, сидящими на толстых коротких шеях. Разительно отличалась у них только одежда: Сирил был в рубашке с короткими рукавами и белых легких шортах, Гордон же надел толстый шерстяной свитер. Шерстяная шотландская шапочка плотно облегала его голову.

— Нам исключительно повезло, Сирил. Это уже третий сегодня. Потрясающе. У меня еще такого не было в этой стране. — Он быстро поместил бабочку в пробирку. — Atropos… Несимпатичная, античная девица, которая вызывала страх даже у Платона. Она обрывала нить человеческой жизни. Подумай только: все три прилетели в Ричмонд Парк аж с самого Средиземного моря…

— Уже половина второго… — напомнил Сирил.

— Да, да, пора заканчивать. Я хочу, чтобы ты сходил сейчас к Ройту и сказал ему, что я прошу сделать окончательную правку текста не к семи, а к шести. Скажи ему также, что и ты будешь. И принесешь полный комплект иллюстраций.

— Наши жены заснули. У Джудит пару минут назад погас свет. — Сирил посмотрел на дом. — Но Роберт работает.

— Это хорошо. — Гордон обвел взглядом окна. — Думаю, что он успеет. Сильвия-то наверняка спит. И потом… — пробормотал он, — странно, как женщины легко засыпают… Наверное, это одна из причин их весьма вялого участия в нашем деле.

— Почему? — вскинул голову Сирил.

— Почему… — задумчиво произнес Гордон. — Наверное, потому что всем прогрессом мы обязаны тем, кто не мог заснуть по ночам. И лежал, вглядываясь в потолок, даже если это был свод пещеры. Мужчины способны размышлять о том, чего еще не существует. А женщины — нет. Они психически ограничены своей функцией матери. Поэтому я предпочитаю иметь дело с самым глупым мужчиной, а не с самой образованной женщиной. А если говорить о спокойном сне, то известно, что женщины, даже совершив страшное преступление, великолепненько спят, в то время как мужчины обычно охвачены или укорами совести, если она у них есть, или лихорадочными мыслями — не ошибся ли он где-нибудь. В женщинах есть что-то поразительное, чего не встретишь у самок рыб, птиц и даже насекомых. Они отдалены от нас, мужчин, гораздо больше. Ты только посмотри. — Гордон вновь окинул взглядом дом. — Все они: и красивые, и уродливые, и умные, и глупые — все они способны спокойно спать.

* * *

Однако он ошибался. Ни Джудит Бедфорд, жена его брата, ни Сильвия Бедфорд, его собственная жена, не спали в эту минуту, хотя свет давно уже погас в их комнатах.

Джудит Бедфорд лежала на спине на своей постели. Глаза ее были широко открыты и смотрели в потолок. Ее худые, заложенные под голову руки были абсолютно неподвижны. И только узкие, резко очерченные губы едва заметно шевелились, будто читая предсмертную молитву. В бледном свете луны она сама была похожа на умирающую монахиню — с узким орлиным носом и гладко зачесанными назад светлыми волосами. Ее лицо было неподвижно, но заглянув поглубже в ее глаза, вы в ужасе отшатнулись бы, ибо увидели бы там лютую, ни с чем несравнимую ненависть. Ненависть к тому, с кем вела она сейчас свой беззвучный диалог.

Сильвия Бедфорд тоже не спала. Она лежала на спине на своей кровати и широко открытыми глазами смотрела в потолок. Руки у нее лежали под головой. Губы Сильвии беззвучно что-то шептали. Она была красивее и моложе Джудит, но ее глаза отражали не меньше ненависти и отчаяния.

— Да, — вдруг громко сказала Сильвия. — Только так.

Внезапно она села на кровати и, не зажигая свет, нащупала халат. Накинув его на плечи, она тряхнула длинными темными волосами, решительно направилась к двери и, тихо открыв ее, вышла из комнаты.

В доме находилась еще одна женщина. И у нее тоже не горел свет. Она стояла у окна в своей маленькой комнатке за кухней и пристально смотрела в темный сад. Белая прямая ночная рубашка только подчеркивала стройность и идеальные формы ее фигуры. Наконец она с глубоким вздохом отошла от окна, забралась в постель и легла на спину, глядя в потолок широко открытыми глазами. Она думала о завтрашнем дне. Кухарка уехала к сыну, и она, Агнес Уайт, горничная в доме Бедфордов, теперь должна заменить ее во время уик-энда. Она еще раз вздохнула, закрыла глаза, и мысли ее потекли совершенно в другом направлении: она думала о своем женихе, который был далеко отсюда, и одновременно о другом мужчине, который находился совсем близко… Она вновь открыла глаза. В конце концов надо на что-то решиться. Иначе… Нет, другого выхода не было.

 

2. «…там будет лишь пустота и тишина»

Роберт Ройт сидел за столом и правил машинописный текст, время от времени сверяя его с пачкой заметок, которые он держал в правой руке. Он был очень увлечен своим занятием и поэтому не заметил, как приоткрылась дверь и обнаженная женская рука осторожно потянулась к выключателю и все потонуло во тьме.

Роберт Ройт вскочил со стула.

— Кто здесь? — Он невольно понизил голос.

— Это я… Тихо…

— Сильвия! — изумленно прошептал он. — Ты сошла с ума. Тебя же могли увидеть. Он… он в любую минуту может зайти сюда!

— Не волнуйся, он в саду. — Она приблизилась к Ройту.

— О, нет! Ты не можешь здесь оставаться…

— Перестань! — Сильвия резко прервала его. — Никто меня не видел и не увидит. Нам надо поговорить.

— Ради Бога… — Он больно сжал ей плечо. — Мы что, не можем поговорить в другое время и в другом месте?.. Прошу тебя…

Она сбросила его руку со своего плеча и вплотную приблизилась к нему. Он не мог в темноте разглядеть ее лицо, но зато прекрасно мог себе представить его выражение. Ройт попятился к столу.

— Я, наоборот, — прошипела она, — просто жажду, чтобы кто-нибудь сейчас вошел сюда и положил конец всей этой комедии.

— Ради Бога, — вновь взмолился Ройт. — Миссис Джудит за стеной…

— Она спит как убитая. У нее уже давным-давно погас свет.

Но Сильвия тоже ошибалась. Потому что Джудит сейчас не только не спала, но даже и не лежала в постели. Услыхав лихорадочный шепот за стеной, она вскочила на ноги и босиком подбежала к камину. Наклонившись, она просунула голову в отверстие и, затаив дыхание, принялась слушать.

— Ох, не сердись на меня. — Сильвия вновь обвила руками его шею. Ройт неуверенно обнял ее, с неохотой отрывая взгляд от окна. — Я больше не могу. — Она положила голову ему на плечо. — Я не могу улыбаться ему, когда он меня целует, не могу думать об этой поездке с ним в Америку… Я дошла уже до того, что, мне кажется, смогу совершенно хладнокровно убить его. — Она пристально посмотрела Ройту в глаза. — И я убью его, если ты что-нибудь не придумаешь.

— О, Господи! Не кричи! Если Джудит услышит, она тотчас же ему донесет. Ты же знаешь, как она тебя ненавидит. — Он зажал ей рукой рот. — Ты что, не понимаешь, что я всем ему обязан? Мне страшно от одной мысли, что он может узнать о нас. Что мы здесь, под его крышей…

— Какое мне дело до его крыши! Давай убежим! Слышишь? Прямо сегодня. Или завтра. Иначе я не выдержу. Если бы он умер, я была бы самой счастливой женщиной под солнцем.

Ройт задумчиво смотрел в окно. О нет, дорогая Сильвия, думал он, если бы Гордон Бедфорд внезапно умер — это я был бы самым счастливым человеком под солнцем. Но если бы умерла ты, Сильвия, я был бы счастлив вдвойне. От мысли, что эта сумасшедшая может обнародовать их связь, его вновь прошиб холодный пот.

— Роберт, — прервала Сильвия течение его мыслей. — Я вышла за него замуж, потому что он был очень добр ко мне и очень богат. Но теперь я больше не хочу ни доброты, ни денег этого старого ревматика. Я хочу тебя. И я буду иметь тебя. Открыто. Не скрывая этого от всего мира.

— Но послушай, Сильвия, — быстро зашептал он. — Если я сейчас уеду с тобой, я потеряю работу. Я ведь всего лишь жалкий секретарь и живу только на те деньги, которые платит мне Гордон. Я содержу на них мать и сестру, понимаешь? А ты? Ты ведь тоже лишишься всего, к чему привыкла. Для нас обоих это безвыходная ситуация. Наша любовь разбилась бы о нищету и укоры совести. Но… — увидев, как она напряглась, он провел рукой по ее волосам, — я обязательно что-нибудь придумаю. Когда ты вернешься из Штатов, мы вместе что-нибудь придумаем…

— Хорошо, — упавшим голосом проговорила Сильвия. — Может быть, ты и прав. Мы, действительно, должны спокойно подумать…

Роберт с облегчением перевел дух. Как хорошо, что в последний момент он привел свой аргумент о сестре и матери.

— Дорогая, — Ройт снова посмотрел в сад. — У меня не горит свет, а ведь он знает, что я сейчас должен работать над текстом. Уже почти два часа, и они скоро прекратят ловить бабочек. Тебе пора уходить.

Какое-то время Сильвия неподвижно стояла посреди комнаты, в темноте вглядываясь в его лицо. Затем сделала шаг вперед и, тихо заплакав, уткнулась ему в грудь.

— О, Господи… Какая же я идиотка, что так люблю тебя. А ведь должна презирать такого труса. Но не могу, не могу… не могу…

* * *

— Кто-то идет сюда, — сэр Гордон Бедфорд, встав спиной к экрану, пытался разглядеть фигуру, огибающую клумбу.

— Не помешаю? — Ройт остановился в нескольких шагах от братьев.

— Вы никогда не мешаете мне, Роберт, — улыбнулся профессор. — Какие-нибудь вопросы по корректуре?..

— Да нет, мистер Бедфорд. Просто я подумал, что вам нужно, наверное, еще раз прочитать ее перед отъездом…

— О да, конечно. Как раз минуту назад я просил брата зайти к вам и попросить закончить работу не к семи, а к шести утра. Мы все проверим, а затем вы отвезете рукопись в издательство. — Гордон подошел к своему секретарю и критически оглядел его. — Только я боюсь, как бы вы не свалились от усталости…

— Я прекрасно себя чувствую, господин профессор.

— Ну что ж… Тогда возвращайтесь к себе и заканчивайте. Да и нам пора. — Он обернулся к Сирилу. — От добра добра не ищут. Вы знаете, — Гордон вновь обратился к Ройту, — у нас сегодня была неслыханно удачная охота. И теперь мы имеем четыре Мертвые Головы.

— Невероятно! — восхитился Ройт. — Это подтверждает вашу теорию об их стадном инстинкте и групповых передвижениях!

— Да… — протянул профессор. — Только вот интересно, какие результаты окажутся у немцев и французов?.. Но не будем загадывать. Пора спать. Завтра нам предстоит еще долгий перелет через океан. — Он поежился. — Мне кажется или действительно похолодало?

— Вероятно, будет гроза, — Сирил посмотрел на небо. — Что, ревматизм дает о себе знать? — Он быстро свернул экран.

— Может, дать вам лекарство?.. — Ройт участливо заглянул в лицо Гордону.

— С какой стати? У меня ничего не болит. И потом, я надеюсь, дома все-таки тепло…

В холле он посмотрел на часы.

— Так… Уже два. Заканчивайте, Роберт, и постарайтесь немного вздремнуть. Но к шести прошу вас обоих быть внизу.

Ройт кивнул и запер входную дверь на старинный железный засов.

— Ну… — Сирил зевнул. — Схожу в лабораторию, посмотрю фотографии, а потом тоже, пожалуй, посплю…

— Что ж… Тогда спокойной ночи… — И прислушиваясь к удаляющимся голосам на лестнице, Гордон Бедфорд вошел в кабинет.

Заперев за собой двери, он медленно подошел к длинному лабораторному столу и положил на него сумку с пробирками.

Стены его кабинета представляли собой огромные стеклянные шкафы, на всех полках которых покоились ночные бабочки. Маленькие и большие, со сложенными и широко распахнутыми крыльями, в различных стадиях развития… Лежащие на листьях личинки, гусеницы в маленьких пробирках и огромные, распятые на булавках особи казались застывшими иллюстрациями хичкоковских триллеров. Гордон еще раз удовлетворенно оглядел свою коллекцию и подошел к небольшому шкафчику, на котором ярко, красными буквами было написано «ЯД». Он вынул из сумки банку с цианистым калием, аккуратно поставил ее в шкафчик и тщательно запер его. Затем он отодвинул одну из полок с книгами, которая маскировала стоявшую за ней кофеварку, насыпал кофе и, налив воды, включил ее.

Прислушиваясь к нарастающему шуму «экспресса», он достал из коробки маленькую капсулу и вновь открыл шкафчик с ядами. Достав баночку, которую он недавно поставил туда, Гордон Бедфорд, надев резиновые перчатки, отвинтил крышечку. Вскрыв капсулу, он деревянной ложечкой осторожно насыпал в нее порошок из банки. Закрыв капсулу, он выпрямился и отложил ее на стол. Заперев шкаф, он взял одну из маленьких лежащих на полке коробочек, аккуратно поместил в нее капсулу и засунул в карман брюк.

Услышав, что кофеварка засвистела, он налил себе кофе и поставил чашку рядом с пишущей машинкой. Сев на стул и устремив невидящий взгляд на легкую струйку пара, подымавшуюся над чашкой с кофе, он тихо пробормотал:

— Ну да… Ну да… Это, видимо, все…

Сэр Гордон протянул руку и поднес к глазам небольшую фотографию, окантованную в простую рамку. Очаровательная Сильвия… Она стояла на тропинке среди цветов и улыбалась… Он долго вглядывался в ее лицо, затем отставил фотографию и подошел к окну. Отодвинув портьеру, Гордон прошептал:

— Двадцать первое июня… Самый длинный день в году… — Он взглянул на часы. — Пятнадцать минут третьего…

Вернувшись к машинке, сэр Гордон Бедфорд автоматически выпил кофе и, вставив лист бумаги в каретку, замер, тупо вглядываясь в пустую страницу.

— Человек не должен бояться сделать то, что он должен сделать, — медленно проговорил он.

Неожиданно решительным жестом Гордон Бедфорд выровнял лист бумаги и начал печатать:

«Больше я не могу. Я не могу стоять на пути двух любящих друг друга людей, которых я ценю и уважаю. Если бы я не ушел, то стал бы причиной их трагедии на всю жизнь. А поскольку их счастье кажется мне гораздо более важным, чем собственная жизнь, то, размышляя о них и о себе, я нашел единственное возможное решение. Все равно я не смог бы жить на свете без той, которую любил всю жизнь. Любимая, не сердись, пойми, я еще больше страдал бы, глядя на вас. А там… А там будет лишь пустота и тишина…»