Он посмотрел на часы. Пять. Вскоре этот громадный замок наполнится людьми. Четверо положат на носилки тело, лежащее на ковре, и отнесут его в машину, которая будет ждать внизу. Хранитель музея Владислав Янас навсегда покинет свои владения.

Вечорек неторопливо запустил руку в карман и вытащил сигарету, но, раздумав, вернул ее на место. Кто убийца? Ему казалось, что он знает ответ, однако... Да нет, все верно. Убийца словно сам явился перед ним и громогласно признавался в содеянном.

Но в этой кошмарной головоломке недоставало пока нескольких деталей; их нужно будет восстановить, и картина станет полной.

Капитан огляделся. Колокольчики. А что если...

Он дошел до камина — и резко замер. Правая рука скользнула в карман пиджака и сжала пистолет.

Звук из камина повторился, и в золу упал с тихим стуком осколок кирпича. Вечорек шагнул вперед и наклонился.

Опять тот же звук. Тишина. Шорох. И тут в камине показалась пара ног. Капитан мгновенно обхватил их и изо всей силы потянул вниз. Ноги дернулись, и в дымоходе раздалось ругательство — и кто-то свалился в очаг, увлекая за собой Вечорека.

Капитан поднялся с пола первым.

— Руки вверх!

Вороненый ствол пистолета целил в грудь художника Марчака, который сидел в камине, удивленно уставясь в дуло.

— Не стреляйте, — тихо попросил он. — Ради Бога, не стреляйте. Я, то есть он, вот... Возьмите, только не стреляйте.

Он, не вставая, протянул капитану какой-то рулон.

— Что это?

— «Третий король». Оригинал.

Марчак пошевелился, и Вечорек не расслышал еле различимый скрип двери в оружейную.

— Возьмите его... только не надо меня... Я знал, что это вы, — лихорадочно говорил Марчак. — Знал, но никому ничего не сказал. Не стре...

В этот момент Вечорек почуял у себя за спиной что-то неладное и обернулся. Поздно. Огромный серебряный поднос в руках Жентары обрушился капитану на голову. Все закружилось перед ним, и он погрузился в темноту.

— Прилягте, — предложила Катажина. — Вам уже нечего бояться. Мы постараемся, чтобы вам не пришлось пересказывать в суде эти... эти подробности. А пан Вильчкевич наверняка будет молчать. Мне кажется, он ужасно угнетен тем, что заварилось на этой его адской кухне.

Ванда слабо улыбнулась и в изнеможении опустилась на постель.

— Боже мой, — сказала она сокрушенно. — Какая же я эгоистка! Хранитель умер, а я переживаю лишь о своих проблемах...

— Все мы так... — Катажина присела рядом и закурила. — Сейчас, когда вы знаете мою профессию, я не скрою, что поначалу это меня тоже удивляло. В каждом деле всегда фигурируют люди, которые затрудняют работу, утаивают улики или запутывают следы по причинам, которые со стороны кажутся невероятно глупыми, а между тем...

Она не договорила. Снизу донеслись глухие мужские возгласы:

— Поймали! Вот он! Убийца!

Ванда так и подскочила с постели, и обе девушки кинулись вниз.

В коридоре Катажина заметила Садецкую, которая тоже выбежала из своей комнаты. Из-за поворота, ведущего в башню, показался профессор.

Все спешили в библиотеку.

— Поймали! — снова крикнул кто-то, и Катажина узнала голос Жентары.

Она поколебалась, а потом, словно не придав значения крикам снизу, вошла в одну из комнат.

У Стефана все еще разламывалась голова, но он различил стены библиотеки, которые, качнувшись туда-сюда, встали, наконец, на свое место. Он уселся на ковер, потирая голову. Потом поднял глаза. Вокруг него сгрудились люди, которые не спускали с него глаз. Жентара даже поднял поднос, как бы намекая, что стоит еще чуть-чуть пошевелиться — и...

— Не надо. — Марчак наставил на капитана его собственный пистолет. — Он не убежит.

Жентара неохотно положил поднос на стол.

— Где же убийца? — спросил Гавроньский.

— Как это — где? Вот! — Марчак показал стволом пистолета.

— Вы сошли с ума! Это же капитан полиции, да еще из Главного управления в Варшаве!

— Капитан полиции? Но ведь... — Марчак, казалось, от изумления потерял дар речи. — Но ведь он хотел меня...

— Тяжелый оказался поднос, — тихо констатировал Вечорек. — Прекрасное серебро, я полагаю. Поосторожнее, пожалуйста: как это ни странно, мой пистолет заряжен.

И он снова потер рукой лоб.

— Только этого мне недоставало, да еще как раз в тот момент, когда так надо сосредоточиться...

Марчак опустил пистолет дулом вниз.

— Боюсь, что эти два гражданина приняли меня за убийцу, — пожаловался капитан профессору. — И кажется, они все еще до конца не поверили, что это не так. Но понадобится лишь небольшая поправка, и все встанет на свои места. Убийца действительно находится в этой комнате.

— Кто он? — глухо спросил Вильчкевич.

— Потерпите... Пан Жентара так врезал мне по голове, что она едва не скатилась с плеч... Еще секундочку... Ну вот, все в порядке, как будто я сумел собраться с мыслями, а это уже кое-что. Итак, перед нами оригинал «Третьего короля»?

— Да.

— Вы можете подтвердить это, пан профессор? А то мы их этой ночью видели столько, что я... — Он схватился за лоб. — Вот закончу с убийством и подам на вас в суд за хулиганство! Удар тяжелым предметом по затылку с целью... Впрочем, вы скажете, что хотели как лучше. Сейчас проверим! Это оригинал, пан профессор?

— Вне всякого сомнения. — Гавроньский, который между тем успел развернуть и внимательно осмотреть картину, бережно положил ее на стол.

Вечорек повернулся к обоим художникам.

— А колокольчики вы спустили через дымоход, не так ли?

Они молча кивнули.

— Вы, стало быть, вздумали подшутить над вашей коллегой. Хороша шутка, ничего не скажешь. Но я знал об этом чуть ли не с первой минуты. Вас выдали спички.

— Как вы могли... — прошептала Садецкая.

— Ну, они же не предполагали, что здесь лежит тело хранителя.

— Какие спички? — спросил Марчак.

— Сейчас, — ответил ему Вечорек, — сейчас объясню. Но лучше начнем с начала. Во-первых, уже потому, что это старая добрая традиция, а во-вторых—для того, чтобы не запутаться. Итак, было заведомо ясно, что убийца не влез сюда с улицы, так как окна замка забраны толстыми решетками, на дверях крепкие запоры, сигнализация в полном порядке, а в парке бегает огромная овчарка. Если же добавить, что этот человек отлично знал, где висят арбалеты и стрелы, раз он сумел на ощупь и без шума снять их со стены, и что он обнаружил превосходное владение этим диковинным средневековым оружием, то пришельца извне придется полностью исключить. Учитывая, что выступающая здесь под видом моей жены сотрудница полиции в круг подозреваемых не входит, в список попали следующие люди:

во-первых, пан Вильчкевич;

во-вторых, пани Ванда Щесняк;

в-третьих, пани Магдалена Садецкая;

в-четвертых, пан Марчак;

в-пятых, пан Жентара;

в-шестых, пан профессор Гавроньский.

Среди этих шестерых я должен был найти убийцу, что совершенно неожиданно наложилось на главное; мое задание в Борах. Мы с коллегой прибыли сюда охранять «Третьего короля», так как руководству из-за границы передали сведения о том, что картине грозит опасность, что ее собирается похитить международная банда, специализирующаяся на произведениях искусства. Штаб-квартира этой банды находится в Западной Германии, а восточный филиал — в Вене. Представители Интерпола привезли нам копию «Третьего короля», которую мы нынешней ночью должны были повесить в библиотеке, чтобы спасти подлинник, который планировалось спрятать в сейфе Управления полиции до поимки преступников. Но когда они попытаются украсть картину, мы не знали. Профессор Гавроньский был частично посвящен в наши планы, привез нас сюда и представил вам как поэта с женой.

— М-да, — буркнул Марчак, — то-то для поэта вы мне с первого взгляда показались слишком нормальным. Но я думал, что вы...

— Тише, — прервал его Жентара. — Слушай!

Вечорек продолжал.

— Пан профессор Гавроньский знал лишь, что мы из полиции, но не подозревал, что мы готовимся подменить картины. Наше руководство дало указание, чтобы об этом не догадывалась ни одна живая душа в Борах. Ведь мы понятия не имели, кто сообщник гангстеров! Теперь перейдем к событиям, которые предшествовали убийству. Где-то около двенадцати мы заменили картины; при этом нас никто не видел! Но когда мы возвращались к себе с картиной, которую считали оригиналом «Третьего короля», мы заметили пана Янаса, входящего в библиотеку. Под мышкой у него была копия «Третьего короля». Мы поспешили к себе и при помощи нашего коротковолнового передатчика доложили о выполнении задания и о том, что, по всей видимости, подручным грабителей является хранитель Янас.

— Но это же абсурд, — перебила Вечорека Ванда. — Пан Владислав никогда бы...

— Этот человек просто бредит! — Вильчкевич покосился на Гавроньского. — Он в самом деле офицер полиции?

— Да, — кивнул профессор. — Наберитесь терпения и дослушайте до конца. Пока все было изложено верно.

— То есть как? — изумился Вильчкевич.

— Наши подозрения подтверждал и наружный наблюдательный пост, который находился поблизости от замка. Коллеги сообщили, что у ворот остановилась машина с погашенными фарами. Мы и сами своими глазами видели тень человека, бегущего в том направлении. За ним бежала собака, не проявлявшая никакой враждебности. Для нас это было еще одним доказательством того, что перед нами кто-то из живущих в замке. А так как только что мимо нас прошествовал хранитель с копией, мы не сомневались, что он и украл картину. Наши сотрудники снаружи передали наблюдение за подозрительным автомобилем дальше по цепочке, и мы могли спокойно спать, зная, что похититель попадется в ловушку, расставленную нами вместе с Интерполом. «Третий король», как и предусматривалось сценарием, лежал у меня в комнате в специальном футляре, а вор увозил с собой копию. Мы решили, что наше задание выполнено и что завтра, — капитан глянул на часы, — собственно, уже сегодня, нас отзовут. Но тут в библиотеке зазвенели колокольчики, а потом донесся вопль пани Садецкой. Выбегая из комнаты, я так же, как и все, подумал, что это — чей-то розыгрыш. Но я был здесь по службе, а легенда с колокольчиками имела касательство к «Третьему королю», так что этот звон не мог не заинтересовать меня. Все мы собрались у дверей пани Магды. Взломав замок, мы обнаружили, что девушка дрожит от страха. В своей жизни я повидал немало напуганных людей, и я мог бы поклясться, что она не ломает комедию. Ясно было, что шутка задумана не ею. Но кем же? Пока мы стояли у комнаты Магды Садецкой, я заметил кое-какие детали, не слишком меня вначале насторожившие, но отложившиеся в подсознании. Речь о пане Жентаре, который извлек из кармана пижамы сигареты и спички. Пан Марчак взял у него одну сигарету, достал свои спички, прикурил сам и дал прикурить пану Жентаре.

— А что в этом особенного? — поинтересовался Марчак. — Или вы ждали, что я вытащу трут и огниво?

— Да нет. Трут и огниво в данной ситуации выглядели бы столь же нелепо, как и сигареты со спичками.

— Разрешите узнать, почему?

— Потому что пани Садецкая закричала в полночь, когда, по вашим словам, вы оба лежали в своих кроватях и крепко спали. И если можно еще вообразить человека, который ложится трезвым и забывает перед сном вынуть из кармана сигареты, то поверить, чтобы кто-то уснул с коробком спичек в кармане пижамы, я не в состоянии.

— М-да, — согласился Жентара. — Это трудно. Давит и гремит.

— Вот именно. Вы бы даже повернуться на другой бок не смогли! Кроме того, курильщики обычно держат спички где-нибудь под рукой, на тумбочке, на стуле, а то и на полу, чтобы легко было дотянуться.

— И какой же вы сделали из всего этого вывод? — Гавроньский никак не понимал, куда клонит Вечорек.

— Вывод может быть только один: хотя пан Жентара и пан Марчак заявили, что вопль Магды Садецкой их поднял с постели, они вообще не ложились. Я сообразил, что эти двое как-то заставили зазвенеть колокольчики в библиотеке, а пижамы и заспанные лица должны были создать им алиби. Но когда мы спустились в библиотеку, ситуация изменилась. Шутки кончились. В библиотеке лежал мертвый хозяин Боров. Я заметил, что пан Марчак с удивлением уставился на «Третьего короля». Он быстро овладел собой, но первое его впечатление было необычайно сильным, он даже забормотал что-то себе под нос. На стене висела гениальная, по словам профессора Гавроньского, копия, которая не должна была издали возбудить такой интерес у пана Марчака, тем более, что всеобщее внимание было направлено на мертвое тело на ковре. Я не задумался тогда над его поведением, но запомнил его, как раньше эпизод со спичками. Пан Марчак походил на человека, который увидел совсем не то, что ожидал. Но что же он ожидал найти на стене вместо «Третьего короля»? Тогда я еще не знал этого. И только позднее, когда ко мне наверх пришел профессор Гавроньский и я при нем обнаружил, что впотьмах снял со стены библиотеки вовсе не оригинал, а гротескное подобие картины, где на месте лица черного короля кто-то изобразил череп, я все понял. Марчак ждал, что в библиотеке окажется карикатура, которой они с паном Женгарой заменили оригинал — еще до нас! Все шло, как они задумали. Пани Садецкая закричала, и пан Марчак подал мысль пойти в библиотеку и убедиться, что с «Третьим королем» все в порядке. Последующее развитие событий рисовалось им так: публика спускается вниз — и вдруг видит вместо короля череп. Новые вопли, смех, все объясняется. Хранитель и тот был бы не в претензии, ведь пан Марчак — автор музейной копии, картина не раз бывала у него в руках, и Янас знал, что он не повредит ее. Однако вам дважды испортили музыку. Сначала мы тем, что забрали череп, сами того не ведая, а потом тот, кто застрелил хранителя и унес нашу копию. Но если не считать того действия, какое оказала ваша шутка на чувства пани Садецкой, все же она кое в чем помогла мне и вам. Ясно ведь, что те, кто повесил в библиотеке карикатуру с черепом, не могли быть убийцами и участвовать в похищении картины бандой. Такой человек меньше всего заинтересован в шумихе вокруг «Третьего короля»! Преступник не знал о присутствии в замке полиции, не знал, что мы предупреждены о возможной попытке подмены картины. Он верил, что копия, полученная им от банды и повешенная в библиотеке, безупречна. Убив хранителя, он не предполагал, что кто-либо соотнесет эту смерть с «Третьим королем». По его расчету, мысль о краже и в голову никому бы не пришла. Вы же, наоборот, выработали подробный план, как привлечь к картине максимум внимания — и это в ту самую ночь, которую воры выбрали для похищения «Короля». Был и еще один аргумент, самый важный, который полностью исключал вас из числа подозреваемых. Ведь пан Марчак практически оставил взамен снятого оригинала свой автограф, потому что все узнали бы его руку на той карикатуре! Это означало бы, что оригинал картины все еще у него и что не он был человеком, сговорившимся передать его гангстерам.

— Боже мой, — вздохнул Марчак. — Все это для меня слишком сложно, но я вам верю на слово, если вы на самом деле хотите помочь мне выпутаться.

— Хочу ли я? — Вечорек засмеялся. — Учитывая, что ваш коллега набил мне на голове знатную шишку, растущую с каждой минутой, я хотел бы обрушить на вас все муки ада, но, к сожалению, ни вы, ни пан Жентара не убийцы, потому что, как и ожидалось, оригинал «Третьего короля» был у вас — и пан профессор это только что подтвердил. То, что вы после гибели Янаса не признались всем в своей проделке, вполне понятно, и мне это было даже на руку. Воображаю, что вы ощутили, когда вошли в библиотеку. Вы звонили, и вы же заменили «Третьего короля» изображением черепа. Но череп исчез, а звон возвестил такое, что вам бы и в страшном сне не привиделось: хранитель был мертв. Вас охватила паника, и вы решили молчать, но при первой же возможности вернуть «Короля» на место, причем не прежним путем, а минуя коридор, чтобы вас никто не заметил. Комната пана Марчака находится строго над библиотекой. Я так и знал, что они сообщаются: через дымоход, верно?

Марчак молча кивнул.

— А я должен был покараулить снаружи, — признался Жентара. — С пустыми руками спустился по черной лестнице, а тут вы со своим револьвером... Я и подумал, что Марчак попал в лапы к убийце. Надо было выручать коллегу. Под руку подвернулся поднос, ну и...

— Какое счастье, что не алебарда! — невозмутимо отметил Вечорек. — Итак, этим исчерпывается роль пана Марчака и пана Жентары в нашем деле. Их обоих я из своего списка вычеркнул. В конце концов именно они спасли «Третьего короля» в самые тяжкие минуты его биографии.

— Розы за нами, — пообещал Марчак и отсалютовал черной от сажи рукой.

— Спасибо. Но мой список включал еще четверых. Поначалу все указывало на то, что из них совершить убийство удобнее и легче всего было пану Вильчкевичу...

— Премного благодарен, — поклонился оружейник.

— Не за что. По правде говоря, если бы сам убийца к концу не создал вам стопроцентное алиби, то вы бы и поныне ходили в подозреваемых, хотя было маловероятно, что именно вы применили бы арбалет.

— А вам не приходило в голову, что Янас был моим другом? Зачем мне было его убивать?

— Видите ли, в таком деле в первую очередь необходимо исключить тех, кто наверняка непричастен к убийству, и только потом задумываться над мотивами. Так что вернемся к перечню подозреваемых. Следующим оттуда оказалось возможным вычеркнуть профессора Гавроньского. Он не мог быть убийцей Янаса потому, что, как выяснилось, он сам же информировал хранителя о грозящем похищении картины и подал мысль подменить ее. Будь профессор сообщником похитителей, он бы, наоборот, ничего не сказал Янасу, спокойно украл картину и повесил на ее место полученную от банды копию. Нет, чтобы предпринять столь противоречивые шаги, надо было быть безумным! Ну, а одна неточность в показаниях пана профессора в ходе расследования разъяснилась сама собой.

Он отвернулся, избегая полного благодарности взгляда Ванды, и подумал с облегчением: «Ну вот, этот подводный камень я обошел».

— Значит, осталось трое, — сказал Вильчкевич. — И я опять начинаю подозревать...

Капитан не дал ему договорить.

— Рекомендую вам воздержаться пока от всех подозрений. Расследование завершено. Извините, что я так затягиваю свои объяснения, но убийца должен убедиться, что запираться бессмысленно и что он окончательно проиграл. Итак, в списке остались трое:

пан Вильчкевич,

пани Ванда Щесняк,

пани Магдалена Садецкая.

Однако во всей этой истории важны не только люди, но и картины. За ночь мы с паном профессором насчитали целых пять «Королей» — подлинник и четыре более или менее верные копии. Это были: копия, которую я привез из Варшавы; музейная копия, написанная несколько лет назад паном Марчаком; карикатура с черепом, намалеванная, простите за выражение, паном Марчаком шутки ради; и наконец, висящая в настоящий момент в библиотеке гениальная копия «Третьего короля». Правомерно заключить, что это — копия преступника, которую он получил от гангстеров и повесил на стену после убийства Янаса. Оригинал здесь: пан Марчак его только что собственноручно доставил. Копия, которую привез в замок я, исчезла из библиотеки, и у нас есть все основания полагать, что убийца унес ее и передал своему сообщнику в машине, приняв за оригинал. Сейчас эта копия едет в Варшаву, если еще не доехала туда. Карикатура с черепом находится у меня в комнате. Копия гангстеров висит перед нами.

Но где же пятая картина? Та, которую принес в библиотеку незадолго до своей гибели хранитель Янас? Убийца застрелил его — и остался с двумя полотнами. Одно, которое висело на стене, он передал своему сообщнику в машине, получив взамен прекрасную копию. Вернувшись в библиотеку, убийца повесил ее на место Риберы. Но что он сделал с копией, принесенной хранителем? Не мог же он ее просто бросить! Нельзя было и спрятать ее прямо в библиотеке, потому что убийца понимал, что при обыске полиция найдет ее и установит связь убийства с «Третьим королем». Уничтожить или сжечь холст убийца не успевал — ведь он должен был как можно скорее вернуться к себе и сделать вид, что спит. Не забудем и о страхе, который его гнал с места злодеяния. Так что у него оставался единственный выход: забрать картину с собой! Но и открыто держать у себя в комнате копию, которая лежала у хранителя в запертом сейфе, он не мог. Жаль что все это дошло до меня очень поздно, и Катажина чуть было не поплатилась за мою недогадливость жизнью. Когда мы вдвоем пытались отыскать в библиотеке эти таинственные колокольчики, приоткрылась дверь оружейной и кто-то выстрелил в мою спутницу из арбалета. Я кинулся в оружейную, но этот кто-то повернул в замке ключ, а высадить такую дверь плечом абсолютно невозможно. Уж не орудует ли тут маньяк, спросил я себя. Ведь кто бы ни был убийца, чего бы он ни добивался, он не мог сводить никак счетов с женой поэта, которая приехала совсем недавно, в Борах никого не знала и, как говорится, мухи не обидела. С другой же стороны, покушение могло иметь и крайне серьезные мотивы. Я задумался — и вдруг понял!

— Что поняли? — забеспокоилась Ванда.

Вечорек улыбнулся.

— Разрешите мне еще раз вернуться ко второму выстрелу. Итак, дверь в оружейную захлопнулась,  мы с коллегой остались вдвоем. Тогда я схватил Катажину за руку и побежал с ней к другому выходу. Меньше чем через минуту мы спустились в подвал, подошли к мастерской пана Вильчкевича и невольно подслушали обрывок его разговора с пани Вандой. Они... гм... горячо обсуждали преступление. Но я, в отличие от них, уже знал имя убийцы.

Капитан оставил без внимания глубокий вздох облегчения, который вырвался у Вильчкевича, и повторил:

— Я знал, кто убийца, потому что никто на свете даже чудом не сумел бы быстрее нас добежать до подвала. Так что ни пан Вильчкевич, ни пани Ванда не могли стрелять в мою спутницу. И в нашем списке осталось только одно имя — пани Магдалена Садецкая.

Не понизив и не повысив голоса для эффектной концовки, он предельно спокойно продолжал:

— Но что могло побудить Магдалену Садецкую к убийству женщины, которую я представил вам как свою супругу? Это казалось нелепым!

— Какое счастье! — Садецкая нервно засмеялась. — А то я света белого не взвидела, оставшись на поле боя одна-одинешенька...

— Однако я понял, что заставило вас выстрелить.

— Вот как? — еле слышно спросила Садецкая.

— Да. Мне вспомнилась одна незначительная сценка в коридоре. Я расскажу ее для всех, хотя знаю, что вам, пани Садецкая, она врезалась в память очень глубоко. Мы с коллегой шли по коридору, когда открылась дверь пани Садецкой, и она попросила у нас спички. Моя спутница полезла в карман, протянула вам коробок и при этом заметила, что пола ее халата испачкана какой-то белой краской. В то время я не придал особого значения ее открытию — что было с моей стороны непростительно: ведь где картины, там и краски! И когда на поле боя, как только что остроумно выразилась сама пани Магдалена, она осталась в одиночестве, я задумался, зачем она хотела убить мою коллегу. И я все понял. Краска!

— Что? Какая краска? — недоуменно спросил Марчак.

— Обыкновенная краска. Белый грунт, так это, кажется, называется. Где было убийце удобнее всего спрятать «Третьего короля» от посторонних глаз, как не под слоем краски? Да и откуда бы поздней ночью взяться в замке свежей грунтовке? Сперва я подумал о пане Марчаке и пане Жентаре — они ведь тоже всегда имеют под рукой краску. Но ни я, ни моя коллега не заходили в их комнаты. Зато мы были в комнате пани Садецкой после того, как она закричала. Я вспомнил, что там под окном был прислонен к стене какой-то загрунтованный холст. Но неужели пани Садецкая оставила бы на самом виду мокрый холст, который мог ее выдать? Мне это казалось невероятным. Даже самый легкомысленный убийца старается всегда скрыть улики! И вдруг я осознал, что на это дело надо смотреть под совершенно иным углом зрения. Почему, собственно, все мы оказались в комнате пани Садецкой? Потому, что она закричала. Когда же мы стали стучать к ней, она не проявляла никаких признаков жизни. Это было бы естественно, лишь если пана Янаса застрелила она. Тогда для нее этот звон должен был звучать поистине адской музыкой! Вы только вообразите: вечером мы слышим легенду о том, что колокольчики звенят, когда умирает хозяин замка. Потом один из нас убивает его, возвращается к себе в комнату, закрашивает единственное доказательство его вины, раздевается... и тут раздается звон! После того величайшего напряжения, какого требует от человека убийство, к тому же незапланированное, можно сойти с ума от ужаса, когда в дело вмешиваются сверхъестественные силы. В первый момент пани Садецкая наверняка решила, что повторяется старая история, история, в которую она, конечно, до этого не верила, но не могла не поверить теперь, когда посреди спящего замка послышался звон колокольчиков — как раз там, где, как она знала, лежит тело убитого хранителя. Полумертвая от страха, она забыла о картине и обо всем остальном. А потом Катажина вошла к ней в комнату и задела полой халата свежезагрунтованный холст. Вы этого не заметили: до того ли вам было! Вас трясло от страха — я это видел своими глазами. Но когда три часа спустя вы услышали слова Катажины и увидели краску на ее халате, вы поняли, что эта женщина будет думать, где она могла посадить пятно, и если она это вспомнит, возникнет вопрос, зачем это вам понадобилось посреди ночи грунтовать холст. И вы решили убить ее. Кто бы тогда заметил пятно! Ведь оно бы вскоре высохло... К тому же это убийство, на первый взгляд, совершенно бессмысленное, завело бы следствие в тупик. Верно?

Садецкая приоткрыла рот. Она была очень бледна.

— Мне кажется, — Вечорек поднялся с пола и провел рукой по лбу, — мне кажется, что для человека, получившего по голове подносом, я говорил довольно связно. Пожалуйста, не отпирайтесь. Это бессмысленно. Того, кто везет сейчас картину в Варшаву, вот-вот задержат, и я уверен, что, узнав об убийстве, он предпочтет признаться во всем, чтобы отвечать только за кражу. Да и моя коллега...

— Я уже здесь, — откликнулась появившаяся в дверях Катажина. В руках у нее был белый, натянутый на раму холст. — Кажется, это она.

— Да, — прошептала Садецкая и потеряла сознание.

Вечорек поднял ее и уложил на стоявшую у камина кушетку. Никто не двинулся с места. Все молчали.

Капитан смотрел на бледное миловидное личико.

— Жаль, — тихо сказал он. — Очень жаль. — Он повернулся к Катажине. — Останься с ней. Уже шесть, я позвоню в полицию.

Он вышел из библиотеки. Эхо его шагов разнеслось под высокими сводами замка и затихло вдали.