Когда прошло время, которое смягчает все ранее происходившие события, Джо Алекс постепенно перестал думать, что тот день, начавшийся мирно и спокойно, был величайшим поражением. Вопреки своим ощущениям, он понимал, что ему не в чем себя обвинять. Убийца с неумолимой логикой предусмотрел абсолютно все, а в случае, если что-нибудь помешает, он просто отказался бы временно от исполнения и в безопасности переждал, чтобы нанести удар с абсолютной точностью.

Это было почти совершенное убийство, хотя ничем его не напоминало. Оно было задумано и исполнено с гениальной простотой и смелостью. Убийца воистину был гениальным убийцей, хотя эта мысль никому бы не пришла в голову, а убитый не испытывал даже тени подозрения. Убитый мог ожидать в тот день всего, что угодно: землетрясения на скалистом отроге Девона, падения небес на землю, но не того, что его встретило.

И именно поэтому, в силу множества крупных и мелких причин, которые все, без исключения, благоприятствовали убийце, все произошло так, как должно было произойти. И когда Джо Алекс проснулся и посмотрел на часы, с тихим удовлетворением убедившись, что еще только четверть седьмого, он ни в малейшей степени не предполагал, что прежде чем заглядывающее в окно раннее солнце достигнет высшей точки в своем движении по безоблачному летнему небу, на Мандалай-хауз ляжет мрачная, тяжелая тень трагедии.

Занимаясь утренним туалетом, он еще раз мысленно перебрал всех находящихся в этом тихом, погруженном в сон доме. Существовала небольшая, но реальная возможность, что у господина Пламкетта есть сообщник в Мандалай-хауз, что он еще раньше установил контакт с теми людьми, у которых Чанда купил статую. В последнем случае корни дела уходили в Германию. Не такая уж редкость продажа краденых произведений искусства и последующий шантаж покупателей. Международные гангстерские кланы не пренебрегают любой возможностью увеличить свои капиталы. Но это мог быть и кто-либо из находившихся в доме, кто понял, что последнее приобретение генерала не могло быть легальным… Джо подумал, что должен выяснить у Чанды, куда генерал поставил этого Будду, хотя в конечном счете его местонахождение не имело большого значения. Если удастся склонить господина Пламкетта отказаться от своего плана, статуя будет быстро переправлена в Бирму…

Но если здесь не замешаны международные гангстеры, то кто мог доподлинно установить, что это Будда из Моулмейна? Чанда, в первую очередь, потом профессор Снайдер, его дочь, по всей видимости, также обладала достаточными знаниями предмета… Мерил Перри? Ну да, конечно. Даже Джоветт, хотя он не был специалистом. Но он скульптор и должен был многое прочесть об индуистской скульптуре, согласившись работать у генерала. Коули?.. Нет, один-единственный Коули был вне подозрений, если все в его биографии соответствовало правде. Но нет ни малейших оснований подозревать его во лжи. Итак, существует шанс, что кто-то отсюда… Будь так, сообщник господина Пламкетта знал бы о визите полиции и приезде Алекса, оставался в полной уверенности, что генерал не прибегнет ни к чьей помощи в этом деле. Что же, если дело обстоит именно так, шантажист или шантажисты все равно должны быть бдительными. Был только один выход: встретить господина Пламкетта лицом к лицу, положить перед ним пачку с долларами и спросить, что ему предпочтительнее: деньги и личная война с Джо Алексом или отказ от этих денег и покой?

От того, как поступит господин Пламкетт, зависело дальнейшее. Самое важное — не допустить Пламкетта к генералу. Остальное — вопрос времени и усилий, а Джо готов помочь Сомервиллю независимо от того, хочет он его помощи или нет.

Входные двери были уже открыты, и через них проникал теплый утренний воздух. Молодая пухлая горничная, стоявшая в дверях и смотревшая на тонущую в розах клумбу, обернулась, услышав за спиной шаги.

— Доброе утро, мистер! Сегодня прекрасный день. Через несколько минут будет подан завтрак…

— Я немного прогуляюсь…

Отвечая, он заметил в ее глазах любопытство. Она уже знала, кто он. Прислуга в больших домах все сразу узнает совершенно необъяснимым образом. Как и многие другие горничные в Англии, она, безусловно, была поклонницей Джо Алекса.

Посмотрев на часы, Джо ускорил шаг. В нескольких метрах от дороги на пастбище рос густой можжевельник. Джо улыбнулся, заметив движение руки, которая, казалось, не принадлежала никому и приглашала его подойти ближе.

Сержант Хиггс лежал на траве под одним из кустов. Он был одет в зеленую рубашку, которая настолько сливалась с окружающим фоном, что если бы не знак, поданный ему рукой, Алекс его вообще не заметил бы. Не ускоряя шаг, Джо свернул на пастбище и зигзагом приблизился к укрытию сержанта. Наклонился, сорвал цветок, поднес его к носу, понюхал и, держа в руке, подошел к можжевельнику. Там он опустился на землю рядом с сержантом, который лежал в небольшом углублении, сполз чуть пониже, чтобы быть совсем невидимым возможному наблюдателю, хотя на всем голом и отлично просматривающемся пастбище не было видно ни одной человеческой фигуры.

— Я звонил в Скотланд-Ярд, — вполголоса начал Хиггс, — из здешнего отделения полиции. Господин комиссар Паркер просил передать вам, что в картотеке преступников никакого Пламкетта, к сожалению, нет. Последний умер в 1950 году, ему было тогда уже семьдесят пять лет, он был карманником.

— Так я и предполагал, — Джо вздохнул. — Только полный идиот в такой ситуации назвал бы свое настоящее имя. Что еще?

— Господин комиссар сказал, что с утра патрульная лодка будет наблюдать издали за участком побережья. Но сейчас время отпусков, а поблизости расположено не менее десятка яхт-клубов, не считая частных моторок и яхт, непрерывно снующих вдоль берега и в открытом море. Патрульная лодка в бинокль будет следить за бухтой в Мандалай-хауз. Они будут поддерживать радиосвязь с полицией. Если мы хотим, то можем позвонить в участок, и здешний комендант сам займется наблюдением. Мгновенно они могут задержать любого одинокого путешественника. Кроме того… — он замолчал.

— Что кроме того?

— Прошу прощения, мистер, я не выспался, — ответил сержант Хиггс с подкупающей откровенностью. — Я не мог заснуть даже тогда, когда наконец-то оказался в гостинице. Постель скрипит, и все мне кажется, что может случиться нечто плохое именно тогда, когда меня не будет на месте. Хорошо, что вы там, в доме…

— Мне кажется, что если не произойдет ничего чрезвычайного, а есть надежда, что так оно и будет, мы сможем еще сегодня вечером уехать в Лондон, сержант. Господин комиссар Паркер ничего больше не сказал? Не просил передать мне какие-либо сообщения?

— Да, мистер Алекс. Но я не точно понял. Постараюсь повторить все слово в слово и может быть вы поймете, что это за сообщение. Господин Паркер сказал, что оно строго секретное, чего я также не понимаю, потому что и без того никогда ничего не передал бы вам в присутствии постороннего лица…

— Но что это за сообщение?

— «Скажи мистеру Алексу, что актриса Джоан Фэй, та, которую называют КРАСИВЕЙШАЯ ГРУДЬ МИРА, купила „Роллс-ройс“ с золотыми ручками на дверцах. На запрос Скотланд-Ярда дирекция завода, выпускающего „Роллс-ройс“, ответила, что по желанию клиентов они отдельно поставляют им такие ручки, чтобы украсить машину…» Это какой-то шифр, не так ли, мистер Алекс?

— По всей видимости, — пробурчал Джо. — «Красивейшая грудь мира», так он сказал? И это все?

— Все.

— Мистер Паркер неоценим. Но надо заняться нашим гостем, которого мы должны приветствовать в половине двенадцатого. Вашей задачей, сержант, будет наблюдение за этим пастбищем и дорогой до… — он задумался, — скажем, до половины десятого. Потом я хотел бы, чтобы вы обосновались на скалах рядом с поместьем и держали в поле зрения павильон. Я буду блокировать дорогу между домом и павильоном. Прошу вас в одиннадцать часов находиться в непосредственной близости от павильона, оставаясь незамеченным. Будьте готовы ко всему и обретите глаза со всех сторон вашей невыспавшейся головы.

— Понимаю, — Хиггс покивал невыспавшейся лысой головой. — До половины десятого здесь, затем там, Но что я должен делать, если замечу постороннего, идущего или едущего машиной в Мандалай-хауз? Если он будет на машине, я могу броситься ему под колеса, и тогда моя смерть на определенное время задержит его. Ну, а если он будет идти пешком? Застрелить его, не спрашивая имени и не обращая внимания на внешний вид, потому что мы не знаем, как выглядит этот Пламкетт?

— Ваше чувство юмора делает вам честь, сержант, и похоже на остроумие вашего начальника, господина Паркера. Но вопрос, вопреки внешней простоте, не лишен смысла. Увидев постороннего, идущего в сторону дома полями, вы обязаны задержать его под любым предлогом, даже притворившись идиотом, простачком или кретином-туристом. Нам нельзя ни на минуту упустить его из вида, и мы обязаны парализовать свободу его передвижения по местности. Если он начнет скандалить с вами, можете ввязаться в драку. Мне все равно. Если он поедет машиной, тогда я его встречу в поместье. Машина не ускользнет от моего внимания. Но это противоречило бы интересам и договору, который заключен у меня с генералом, ибо ему желательно, чтобы Пламкетт явился в Мандалай-хауз, не привлекая внимания его обитателей.

— Понимаю, мистер. Как-нибудь справлюсь, — Хиггс зевнул. — Он не пройдет.

Джо встал.

— Я буду все время между клумбой перед домом и теннисным кортом, который находится приблизительно шагах в ста от павильона, в боковой аллейке. Возможно, я поднимусь на крышу, если получу оттуда сигнал. Там будет стоять наблюдатель. Но скорее всего я буду кружить вокруг павильона, стараясь, чтобы генерал Сомервилль меня не заметил. Если все пройдет хорошо, буду здесь в восемь часов вечера, постараюсь увидеться с комиссаром Паркером и сообщу ему, что дело можем считать законченным. Думаю, что тогда он разрешит нам незамедлительно вернуться в Лондон.

Джо сорвал веточку можжевельника и, держа ее в руке и не повернув головы, пошел назад. Оказавшись на дороге, он почувствовал внезапный сильный голод и с удовольствием заметил струйку дыма, поднимающуюся над одной из труб дома.

Столовая была расположена слева от холла. За огромным столом, окруженным двумя десятками кресел, не было еще никого, но стоящие полукругом приборы на одном из концов стола свидетельствовали, что завтрак может начаться в любую минуту.

— Яйца и бекон, мистер? — спросила пухленькая горничная, мгновенно возникшая в приоткрытых дверях.

— Очень хорошо! Я первый, да?

— Да. Но сейчас все начнут спускаться к столу. Мы здесь встаем рано, мистер.

Алекс бросил взгляд на часы. Было без четверти восемь. Послышались шаги на лестнице. Кто-то спускался и через мгновение показался в холле.

— Добрый день! — Джеймс Джоветт, одетый в безукоризненно белую рубашку и безупречно отглаженные фланелевые брюки, вошел в столовую и сел напротив Алекса. — Как прошла ваша первая ночь в Мандалай-хауз? Видели дам в белом или упырей, потрясающих цепями?

— Увы… — Джо развел руки в своем излюбленном жесте.

— Я думал, что таким людям, как вы, мистер, они показываются чаще, чем нам, простым смертным…

Джоветт рассмеялся, потянулся за хлебом и стал медленно и старательно мазать его маслом.

— Я скорее специалист по призракам, которые скрываются в умах людей и делают все возможное, чтобы никто их не заметил, — вежливо и серьезно ответил Джо. — Что же касается цепей, то обычно они появляются в конце. Мне не снились плохие сны. Но, несмотря на это, я не очень хорошо спал. Проснулся в пять, может быть, чуть позже, погулял по полям. Здесь чудесные окрестности.

— Да. Великолепные. К сожалению, призрак, который живет в моей ноге, а не в моем уме, говорит мне, что погода переменится. У нас, англичан, ревматизм в крови, как у других сонная болезнь или малярия. Мне кажется, давление понижается.

Они обменялись еще несколькими ничего не значащими фразами о погоде, а когда появились яйца, кофе и бекон, тихо шипящий на серебряных сковородках, согласно умолкли на минуту.

Каролина возникла в дверях в джинсах и светло-зеленой, почти белой блузке.

— Добрый день! — весело приветствовала она их. — Где остальные?

Мужчины поднялись с мест.

— Еще очень рано, — Джо посмотрел на часы. — Ты сядешь с нами?

— Чуть позже… Садитесь, господа, прошу вас! — не входя в столовую, она показала термос, который держала в руке. — Я сейчас вернусь, но сначала хочу отнести кофе в павильон. Ровно через пять минут наверху лестницы покажется дедушка. Он заканчивает завтрак у себя. С ранней весны до поздней осени, пока холода не вынуждают его работать в доме, он точно в восемь идет в павильон. И его непременно должен ждать там термос с кофе! Четыре сорта черного бразильского кофе, смешанные в соответствующих пропорциях и смолотые в ручной мельнице! — Она рассмеялась. — Дедушка утверждает, что я единственный человек в мире, который умеет заваривать настоящий кофе. Он верит, что каждая чашечка кофе дарит ему еще двадцать лет для работы. Поэтому там всегда должно быть три чашки, от которых к десяти уже и следа не остается, естественно. Но благодаря им дедушка работает до часа дня без малейшего перерыва. Боюсь, что столько кофе ему вредно, ведь сердце девяностолетнего человека уже не то, что у двадцатилетнего…

— Господину генералу ничто не в состоянии повредить, — Джоветт едва заметно подергал плечами. — Он будет жить так долго, пока его это не утомит. Судя по активности старика, такое произойдет не скоро.

— Дай Боже… — свободной рукой Каролина помахала им на прощание. — Я вернусь через пять минут, Джо. Не попросишь ли ты Джейн принести мне только чай и пару тонких гренок? Я не так незыблема, как дедушка Джон, и моя фигура… — с показным ужасом она взглянула на свои мальчишеские бедра и длинные ноги, обтянутые узкими джинсами. Потом вышла, прежде чем они успели запротестовать.

Джоветт рассмеялся:

— Уж если мисс Бекон говорит, что должна следить за фигурой, то что делать нам? Я начинаю все чаще тосковать о том времени, когда был в школе и пробегал милю за четыре минуты… правда, с секундами, но все равно быстрее всех соперников, которые оказывались рядом. Боюсь, что лень и отвратительная привычка читать газеты после ленча деформируют фигуру мужчины в сто раз быстрее, чем тело женщины. Я постоянно имею дело с моделями и вижу, что мужчины раньше полнеют, чем женщины, хотя все убеждены, что наоборот. Поэтому, в частности, меня немного утешает здешняя работа с копиями. Это тяжкий физический труд.

Джо взглянул на аппетитно поджаренные кусочки бекона и вздохнул.

— Я голоден! — сказал он с комическим испугом. — Но, когда я слушаю вас, мистер, все вкусное внезапно перестает мне нравится. Единственный живой человек, которого я действительно боюсь, это жизнерадостный господин с брюшком, которого я могу когда-нибудь увидеть в зеркале, оставшись один в комнате. Толстячок с моими чертами лица. Работа за столом… — он махнул рукой и принялся за бекон.

— А я был убежден, что вы ведете чрезвычайно подвижный образ жизни. Во всяком случае, так пишут о вас газеты.

— Газеты! Кто бы их читал, если бы они писали правду о банальной жизни героев их сенсаций? В действительности же почти семьдесят пять процентов взрослого населения во второй половине двадцатого века…

Он вдруг замолчал. За открытыми дверями холла послышались приближающиеся медленные, осторожные шаги. Широкие, ведущие в холл ступени кончались тут же, при входе в столовую, поэтому сначала они увидели трость и только потом генерала, опирающегося на плечо Чанды.

— Добрый день! — Джон Сомервилль остановился в дверях и окинул мужчин, сидевших за столом, взглядом своих маленьких, почти невидимых под нависшими белыми бровями глаз. Его высокий, пронзительный голос казался еще выше, отраженный смешливым эхом.

— Продолжайте, пожалуйста, господа! Я уже позавтракал. Приятного аппетита!

Он пошел дальше, а вслед за ним неотступный страж, маленький бирманец, одной рукой поддерживающий генерала, а в другой несущий небольшую папку из черной кожи. Они скрылись. Еще минуту слышались их медленные шаги по каменному полу холла. Сомервилль громко сказал что-то, но Джо не расслышал. Потом, уже у входной двери, он добавил еще что-то, и наконец его голос раздался в саду, а потом затих в отдалении. Все свидетельствовало о его отличном настроении. Алекс непроизвольно улыбнулся при мысли о том, что привело генерала в столь хорошее настроение. Джоветт заметил его улыбку и понял ее по-своему.

— Старый разбойник! — убежденно сказал он. — И все же трудно его не любить. Он принадлежит к поколению, которое уже вымерло. Самым блистательным его представителем был Черчилль. Бескомпромиссный, циничный, на свой лад любящий Англию и без малейшего колебания готовый отдать за нее жизнь, при условии, что она навсегда останется такой, какой он ее застал в тот момент, когда появился на свет. Но почти все они уже умерли, а Англия изменилась.

Джо что-то неопределенно ответил, они обменялись еще несколькими словами о текущих политических событиях.

Появились и заняли свои места за столом профессор Снайдер, его дочь и спустившаяся тут же за ними Мерил Перри.

Дороти Снайдер как будто изменилась со вчерашнего вечера. Джо заметил это почти сразу, хотя сначала не мог понять, в чем именно. Девушка была оживлена, ее глаза блестели, и чуть ли не с порога она затеяла с Джоветтом дискуссию о современном искусстве, которое, как оказалось, она в принципе отрицала якобы из-за отсутствия коммуникативности. Джоветт отвечал с добродушной иронией и явно пытался изменить тему беседы.

Во время завтрака Джо несколько раз почувствовал на себе внимательный взгляд Мерил Перри. Она молчала, а когда их глаза встречались, переводила взгляд на тарелку. Неожиданно вспыхнувший на ее щеках румянец объяснил ему все прежде, чем со стороны двери прозвучало тихое:

— Доброе утро! Кажется, сегодня будет отличная погода?

Коули на секунду задержался, но места по обе стороны от Мерил были уже заняты, поэтому он сел напротив нее, рядом с Алексом.

— Добрый день, господин инженер! — Джоветт просиял при виде вновь пришедшего. — Кажется, вы что-то сказали о хорошей погоде? Как вы знаете, я готов все сделать для вас, но опасаюсь, что будет дождь. Барометр падает, а с ним и ваши шансы на непогрешимость.

Все было сказано так вежливо, что Коули, грозно нахмуривший брови при первых словах Джоветта, только буркнул:

— Я не стремлюсь к непогрешимости. Я только выполняю свои обязанности всегда. — И отвернулся от своего собеседника. Он был одет в красную рубашку, пожалуй, слишком контрастирующую с серыми брюками.

Джоветт, искоса взглянув на Алекса, сделал шутовскую мину и открыл рот, чтобы что-то сказать. Джо не сомневался, что это будет замечание о красной рубашке несчастного металлурга. Но, к счастью, вошла Каролина.

— По пути я встретила дедушку и Чанду. Чанда уверяет, что будет гроза. Жаль, но, к сожалению, он никогда не ошибается в прогнозах. Думаю, что мы простились с хорошей погодой, по крайней мере на время нашего пребывания здесь, — при последних словах она посмотрела на Джо.

— Мистер Джоветт тоже говорит о перемене погоды, — сказал Алекс.

— Предсказание погоды является одним из наиболее древних занятий человека, — Снайдер обвел присутствующих взглядом, будто полагал, что никогда раньше они ни о чем подобном не слышали, — одним из наиболее обманчивых, хотя, возможно, именно из него произошли все религии… да… — он сделал глоток, осторожно поставил чашку, — … из предсказаний погоды и страха. Но пока что погода великолепная. А как известно, после бури всегда светит солнце, по крайней мере у нас, в Америке.

— Но, папочка, как ты знаешь, в Америке все наоборот, — весело ответила Дороти и внезапно замолчала. Оживление исчезло с ее лица, но быстро вернулось, как то пресловутое солнце после бури.

Она наклонила голову и погрузила ложку в горячие овсяные блинчики, плавающие в молоке. Джо, с интересом присматривавшийся к ней, медленно перевел взгляд на профессора.

— Надеюсь, что ваши приметы оправдаются и здесь. У нас тоже гроза не бывает долгой. Зато сложности с солнцем. Иногда оно прячется на месяцы, и никакие заклинания не могут извлечь его из-за туч.

Вошел Чанда, тихо присел за стол и глазами подал знак пухленькой горничной. Та исчезла и тут же вернулась, неся небольшую фарфоровую миску, украшенную восточным орнаментом.

Посмотрев на часы, Коули встал из-за стола:

— Двадцать минут девятого, — пробормотал он. — Мне пора идти.

Но Джо не смотрел на него. Слегка наклонившись в сторону Чанды, он не спускал глаз с Мерил Перри, которая подняла голову и взглянула на Коули. Джо показалось, будто он заметил, как они обменялись понимающими взглядами. Молодой инженер сделал почти неуловимый утвердительный кивок головой, превратившийся в общий поклон всем сидевшим за столом. Инженер вышел.

— Это означает, что у меня есть еще почти час, — Джоветт взглянул в окно. — Пока наш незаменимый Ромео, окутанный кардинальским пурпуром, все подготовит, я могу отдохнуть. Становится душно. Кажется, мы были правы, мистер Чанда, гроза надвигается.

Чанда с серьезным видом кивнул головой:

— Думаю, она начнется около двенадцати, — сказал он, глядя на Алекса. — Или чуть позже, или чуть раньше. Но как всегда около полудня, со стороны континента. Господин профессор справедливо заметил, что она не будет долгой. Но в это время года гроза бывает очень сильной.

— В таком случае, — профессор Снайдер сложил салфетку, лежавшую у него на коленях, — дитя мое, сегодня отдохни немного. Я иду в библиотеку и буду там работать.

— Я не устала.

— Ты долго сидела вчера за текстом. Да, библиотека господина генерала великолепна, в ней столько редкостей, что можно было бы провести здесь несколько лет, но ни один текст не стоит твоих бессонных ночей. Ты его уже переписала, да?

— Да, папочка. И хотела заняться трактатом об отливке. Я сделаю английский перевод и постараюсь скопировать оригинал. Трактат не очень большой. Но я не планировала эту работу на сегодняшнее утро.

— Очень рад, — профессор погладил Дороти по голове и обвел присутствующих гордым отцовским взглядом. Но вышколенное ухо Джо Алекса передало в мозг сигналы, благодаря которым утихшие было на минуту тревожные звоночки опять зазвенели. В этом диалоге, столь простом и естественном в тех обстоятельствах, в каких находились собеседники, было нечто театральное, будто все эти слова должны были быть сказаны при свидетелях, должны были быть услышаны.

— Буду очень доволен, если ты сыграешь до дождя партию в теннис, Дороти, — продолжал профессор Снайдер. — Я не знаю лучшей игры для молодых девушек. Теннис развивает рефлекс, дает силу, грацию, повышает выносливость организма. Кроме того, он учит нас бороться без кровопролития и гласа орудий. Чудесная игра! Я сам, хотя у меня почти нет возможности, никогда не могу наиграться вдоволь. Спроси, детка, не испытывает ли кто-либо желания поиграть? Мисс Перри? Не сыграли бы вы пару сетов с Дороти?

Мерил, которая в этот момент вставала, намереваясь выйти из столовой, остановилась в нерешительности.

— Да, безусловно, господин профессор… то есть… Дороти, с большим удовольствием. Но только попозже, хорошо? Сейчас мне нужно немного поработать. Я обещала генералу Сомервиллю отпечатать фотографии, которые вчера сделала, — она опустила голову и совсем тихо сказала: — Я имею в виду эту пару, Йети и Лэдни… Генерал хочет сегодня писать о них и намерен поместить в книге фотографию, поэтому попросил меня сделать снимки в разных ракурсах. Я должна проявить пленку, отпечатать снимки, немного подсушить. Я буду занята до одиннадцати, пожалуй, немного меньше. Потом только подброшу фотографии генералу в павильон и буду в твоем распоряжении, согласна?

Снайдер нахмурил брови и не сказал ни слова. Никто, кроме Дороти, к которой был обращен вопрос Мерил, не сделал ни одного движения.

— В одиннадцать? — Тон у Дороти был неожиданно легкий. — Отлично, дорогая моя!

— Я могла бы немного поиграть с тобой сейчас, — быстро вмешалась Каролина. — Только одену шорты, возьму ракетку и сменю туфли. Через пять минут вызываю на бой… — она встала и рассмеялась. — Правда, я уже два месяца не играла и думаю, что ты меня разнесешь в пух и прах, но хоть научусь чему-нибудь.

— После твоей исповеди я стала бояться за результаты борьбы, — Дороти тоже встала. — Вы, европейские девушки, всегда на словах так скромны и благородны по отношению к партнершам, а потом…

— Впервые в жизни меня назвали европейской девушкой! — звонко расхохоталась Каролина. — Я — островитянка в ста поколениях!

— Дороти имеет в виду Старый Свет! — поспешил пояснить Снайдер.

— Так или иначе, у меня плохие предчувствия, если говорить о результатах встречи! — Каролина быстро выбежала из столовой.

— Некоторое время я вынужден заниматься домашними делами, — вполголоса сказал Чанда. — А потом буду в вашем распоряжении, мистер Алекс.

Джо кивнул головой. Вместе с Джоветтом он покинул столовую. Становилось все жарче. Джо посмотрел на небо — ни одного облачка. Но он не думал о погоде. Было ровно восемь тридцать. Уже более четверти часа генерал Сомервилль один работал в павильоне.

И хотя до условленного времени оставалось три часа, нельзя было недооценивать небольшую вероятность катастрофы.

Джоветт навел разговор на памятник погибшим летчикам Манчестера:

— Сегодня ночью я понял, что мой памятник не готов. Проект выражает только общую идею трагедии: память об умерших в сердцах тех, кто остался жив… Память, которая должна быть, ибо часто все забывается. Но отсутствует некий элемент, то краткое неповторимое последнее мгновение, когда здоровый человек понимает, что через минуту он погибнет. Хотелось бы найти линию, форму этого мгновения, слишком короткого для горечи и смирения. Меня это мучает. Без нее мой памятник неполный. Он станет кладбищенским символом печали по тем, кто умер. Но не будет выражать их самих. Вы меня понимаете?

К разговору мужчин молча прислушивалась Каролина, уже в спортивной форме и с ракеткой в руках догнавшая их возле клумбы.

— Каждый самолет умирает по-своему, — печально и задумчиво ответил Алекс. — Мысль о последней минуте преследовала меня в каждом полете, хотя я попал в летную школу прямо со школьной скамьи, в семнадцать лет. Казалось бы, возраст слишком ранний для таких мыслей. Но в войну мы взрослели стремительно…

Тихий окрик со стороны дома заставил их всех обернуться. Дороти, махая ракеткой, звала Каролину.

Девушки пошли на корт, а Джо и Джоветт в молчании продолжили прогулку. Из-за деревьев Алекс услышал приглушенный шепот волн, разбивающихся о скалу.

Деревья расступились. Направо, вплоть до линии берега, зеленели густые, переплетенные заросли кустарника, дорожка влево вела на каменную площадку, огороженную балюстрадой.

— Работает старикан, — вполголоса заметил Джоветт. Двери павильона были открыты. Они увидели фигуру за столом. Сомервилль пошевелил рукой и положил ее на бумаги, но он находился так далеко, что не мог слышать их голоса.

Опершись на балюстраду, они смотрели вниз. У их ног в глубокой пропасти белая пена лениво омывала подножия скал. Дальше и правее, там, где была невидимая отсюда бухта, берег обрывался совершенно отвесно, не было даже рифов, только глубина, бурлящая и кипящая, несмотря на спокойное море. Ветви деревьев перевешивались через балюстраду и повисали прямо над обрывом в полной неподвижности. Было тихо, так тихо, как бывает лишь ранним жарким утром перед грозой.

Алекс посмотрел на море. Где-то на линии горизонта виднелось несколько белых парусников, да еще что-то низкое, серое… Наверное, патрульная лодка? С такого расстояния они ничего не увидят. Но у них ведь мощные бинокли. Он быстро повернулся к Джоветту, который опять что-то рассказывал.

— …генерал не любит, когда сюда приходят, если в это время он работает в павильоне. Однажды за столом он упрекнул Мерил, что своим присутствием здесь она отвлекает его внимание. У меня осталось впечатление, что его замечание относится ко всем нам.

Джо кивнул головой, еще раз окинул взглядом сидящую за столом фигуру, едва видимую в полумраке павильона, который стоял под огромным, светлым, безоблачным, наполненным солнцем небом. Они повернули назад. Ему следует позже снова прийти сюда, чтобы убедиться, все ли в порядке. Но нельзя, чтобы его заметил Сомервилль. А если Пламкетт пристанет к причалу? От павильона причал отделял густой парк. Тогда там состоится их беседа. Чанда дал ему понять, что хочет поговорить с ним. Вероятно, речь пойдет о деньгах. Одна пачка была у него в папке, которую он держал в руках, провожая генерала в павильон. Да, конечно, так.

Джо незаметно бросил взгляд на часы. Девять. Через полчаса Хиггс займет наблюдательный пункт где-то поблизости. Но гроза? Если Пламкетт решит прибыть в Мандалай-хауз морем, что было вполне вероятно, он может не найти лодки. Никто, даже за большие деньги, не рискнет плыть вдоль скалистых берегов по бурному морю. Но грозы пока не было, и вообще она могла обойти стороной эти места. Джо глубоко вздохнул. Становилось все жарче.

С правой стороны из-за деревьев до них донеслись сухие удары отражаемого мяча: бум — секунда тишины — бум — секунда тишины — бум — …и чистый, ясный голос Каролины, ведущей счет.

— Ну, что же, — задумчиво сказал Джоветт, — буду дальше искать решение идеи, заложенной в памятнике. — Вдруг он нахмурился. — Я совершенно забыл, что обязан заняться этим проклятым индийским паяцем с выкрученными руками! Надеюсь, Коули все подготовил. От всей души признателен вам, мистер Алекс. — Он улыбнулся, повернулся и пошел по аллейке, ведущей к зданию, в котором находилась плавильная печь Джо посмотрел в том направлении. Над деревьями поднимался темный столб дыма. Инженер Коули был безупречно пунктуален.

Неожиданно перед ним возник маленький бирманец. В руке он держал обычный, перевязанный бечевкой полотняный мешочек.

— Здесь деньги, — приглушенно сказал он. — Если Каролина или кто-либо еще полюбопытствует, что у вас в руках, всегда можете сказать, что плавки или нечто подобное.

— Разумеется, — Джо взял мешочек. Несколько листков печатной бумаги. А сколько крови уже пролито и сколько прольется еще только потому, что кто-то, у кого нет таких листков, хочет добыть их самым трудным и самым легким способом!

— Вы сразу же пойдете на наблюдательный пункт?

— Да, — Чанда поклонился. — У меня очень сильный бинокль. В крыше есть три круглых окошка. Я буду в центральном. Это единственное окошко, которое хорошо видно из павильона. К сожалению, деревья заслоняют балюстраду, и я не буду видеть генерала, так как внутри павильона темнее, чем снаружи. Но он должен заметить мой сигнал. В ту минуту, когда Пламкетт пристанет, я должен завесить окно белым платком и спуститься вниз. Прежде чем я дойду до павильона, все уже должно кончиться. Понятно, что я не вывешу этот платок.

— А как вы предупредите меня?

— Думаю, что будет лучше, если я вывешу, скажем, зеленое одеяло, которое у меня там, наверху, из углового окна. Чердак просторный, я могу там свободно передвигаться и мгновенно вывешу сигнал, увидев, что какая-то лодка направляется в сторону бухты. Расположение скал таково, что лодка не может плыть вдоль берега, а должна пройти на довольно большом расстоянии от береговой линии прямо к причалу со стороны моря. Невозможно, чтобы я ее не заметил.

— А если начнется гроза?

— Тогда я вознесу благодарность всем богам, и вашим и моим, за этот дар. Пламкетт не прибудет, а у нас появится возможность что-то предпринять, не правда ли? Вдруг удастся переубедить генерала или он решить посвятить вас в свои планы? Хотя, откровенно говоря, я в это не верю.

— Я бы предпочел, чтобы Пламкетт прибыл сегодня, — Джо навернул на палец бечевку, которой был стянут мешочек, и начал его раскачивать. — Что же… займем свои позиции и будем ждать. Это единственное, что нам остается. Если Пламкетт появится, я поговорю с ним. Вы сразу же идете на крышу, мистер Чанда?

— Да.

— В поле вашего зрения окажется и парк. Был бы вам признателен, если бы вы просигнализировали мне, увидев там нечто необычное, даже если это не будет лодка господина Пламкетта.

— Хорошо, — старый бирманец согласно кивнул головой. — Я позову вас из окна и скажу нечто ничего не значащее, просто чтобы обратить ваше внимание. Вы имели в виду что-то конкретное, говоря об этом?

— Нет, — покачал головой Джо. — Просто из чердачного окна должны просматриваться часть парка и павильон. Постарайтесь все время находиться на открытом пространстве, чтобы постоянно видеть меня. Через минуту в непосредственной близости от павильона, за стеной поместья, на берегу появится мой человек. А я буду в парке. Думаю, что создав такой кордон, мы обезопасим генерала от нежелательного визитера. Но ваша наблюдательная позиция удобнее, и вы можете заметить его гораздо раньше нас.

— Понимаю, — Чанда опять поклонился, повернулся и пошел к дому. Минуту Джо смотрел ему вслед, после чего медленно направился в сторону теннисного корта. Посмотрел на часы. Девять тридцать. С этой минуты скалистый перешеек и весь павильон будут под неусыпным наблюдением сержанта. Джо знал его давно и был уверен, что никакая сила в мире не способна ни на секунду отвлечь его от выполнения обязанностей.

Джо посмотрел вокруг. Сейчас и Чанда с биноклем появится в окошке. И он не отойдет от окна и не спустит глаз с морского подхода к поместью.

Теперь генерал Сомервилль в полной безопасности может спокойно ожидать появления господина Пламкетта, ибо последний не появится в павильоне. Даже если ему удастся миновать незамеченным Джо, что практически невероятно, ему не пройти мимо Хиггса, который мгновенно накинется на него, как ястреб…

Было тихо, так тихо, что удары по теннисному мячу громко раздавались в неподвижном воздухе. Девять сорок. Джо направился к клумбе, потом повернул назад и по аллейке пошел к павильону. Снова повернул. Посмотрел на окна под крышей дома.

Чанда уже стоял на месте. Джо заметил блеск солнца, отраженного стеклами бинокля. Обошел клумбу, задержался у дверей, ведущих в дом, и минуту прислушивался. Потом, стараясь не шуметь, прошел через холл и заглянул в зал музея.

Профессор Реджинальд Снайдер стоял в зале, повернувшись в профиль к дверям. Джо задержал дыхание.

Прямо напротив профессора, в нескольких сантиметрах от его лица находилась скульптурная группка снежных людей.

Снайдер не шевелился. И хотя он был виден Алексу только в профиль, Джо был убежден, что лицо профессора отражает чувство, которое он слишком хорошо знал и часто видел ныне на лице профессора истории искусств: страх.

Вдруг руки профессора медленно поднялись. Он спрятал лицо в ладонях.

Джо бесшумно отступил назад.

Девять пятьдесят. Он вышел из дома и медленно обошел клумбу. Становилось все более душно, жара усиливалась. Но безоблачное небо начало менять оттенок, становилось бледно-зеленым. По-прежнему не было ни малейшего ветерка. Розы на клумбе испускали одуряющий аромат.

«Как в романе для пансионерок, — подумал Алекс. — Опечаленная княжна прогуливается среди роз, держа в маленькой белой ручке флакончик с ядом. Рауль исчез, а вместе в ним радость и свет очей и души… Как приятно писали раньше… Девушки тихо плакали, читая в своих девичьих спаленках при свечах. Но нет уже ни таких писателей, ни таких героев, ни таких читателей. Кто мог бы быть такой княжной? Каролина? Никогда! Дороти Снайдер? Чушь. Мерил Перри?.. Гм… В ней было нечто такое, что позволило представить ее героиней Вальтера Скотта. Это мелкое личико… Как легко вообразить его в ореоле локонов… Это мелкое личико…» И снова сигнал опасности тихонько зазвенел в мозгу. «Откуда я могу ее знать? Какой-то процесс? Нет, это невероятно. Каролина давным-давно дружит с ней, они вместе учились. Нет, наверное, есть кто-то похожий, чуть ли не двойник». Но Джо верил в свою абсолютную фотографическую память. Он никогда не забывал ни однажды увиденное лицо, ни обстоятельства, при которых его увидел. Мерил Перри? Нет. Он был уверен, что не знает такого имени. «Почему я не попросил Паркера просмотреть и проверить все факты ее жизни: кем были ее родители, она сама, детство, словом, все. Но Паркер обязан был и без напоминаний все проверить! С другой стороны, ведь в Скотланд-Ярде ведется автоматизированная картотека. Они хвастают, что могут в течение нескольких минут проверить каждого гражданина, который… А у них в данном случае ничего нет. Значит, ошибаюсь именно я. Точно. Впрочем, дело не в ней, не в Мерил Перри».

Он поднял голову. Каролина и Дороти медленно шли к дому, оживленно переговариваясь и размахивая ракетками в подтверждение своих слов.

— Какой счет? — спросил он, задержавшись около девушек. Они тоже остановились.

— Мы прекратили игру, — ответила Каролина, — при счете одиннадцать-одиннадцать в первом сете. Так душно, что просто невозможно. Нам обеим давно уже не хотелось играть, но амбиции… — Она рассмеялась.

— Каждой из нас казалось, что другая сдастся первой. Что ты будешь сейчас делать, Джо? В данную минуту я мечтаю о душе, потом переоденусь и, наверное, немного почитаю. Я устала от жары… — она взглянула на небо. — Джо, может быть, возьмем моторку и немного покатаемся до грозы? Так хочется искупаться… А вам, мисс Дороти? Джо покатал бы нас…

— Я никогда не плаваю сразу же после большой затраты физических сил! — Дороти решительно покачала головой. — Думаю, что душ, книга, а потом небольшая прогулка перед ленчем — это все, на что меня сейчас хватит. Откровенно говоря, я едва жива.

— Мне кажется, что мисс Дороти совершенно права! — Алекс улыбнулся. Но его взгляд, как луч прожектора, обежал край зарослей возле клумбы и задержался там, где в стене зелени были просветы, позволявшие заглянуть в глубь парка. — К тому же я думаю, что тебе нужно отдохнуть. Если эта гроза по-прежнему останется в сфере предсказаний и не начнется, мы выберемся на море во второй половине дня. У каждого взрослого человека есть этот страшный час перед ужином, когда не знаешь, что делать.

— Ты останешься здесь? — спросила Каролина.

— Да… я обдумываю небольшое теоретическое убийство для моей будущей книги. При ходьбе мне думается лучше.

— В таком случае… — Каролина со значением взглянула на Дороти, — оставим мастера наедине с вдохновением. Хотелось бы только, чтобы, ослепленный блеском своего гения и оглушенный шелестом крыльев Криминалии, музы авторов детективных романов, он не забыл, что на половину первого у него назначена встреча с дедушкой Джоном.

— Моя муза пунктуальна, — Джо насмешливо подмигнул девушкам. — Она приходит и уходит в точно обозначенное время.

Он остался один. С минуту еще слышались их голоса, но и они затихли в отдалении. Джо поднял голову. В покатой крыше было три небольших мансардных полукруглых окошка. В одном из них он заметил темное лицо, окруженное ореолом белых волос.

Повернулся и медленно пошел по тропинке, ведущей к павильону. Под деревьями стояла такая же духота, как и на открытом месте, под падающими лучами солнца. Никакого ветерка. Тишина. Далекий шум моря, к которому ухо уже настолько привыкло, что он стал частью тишины. Джо посмотрел на часы. Десять. Еще два с половиной часа.

Он дошел почти до балюстрады и остановился. Выглянул из-за деревьев. Отсюда под углом просматривались двери павильона. Генерал сидел за столом. Царящий внутри полумрак не позволял точно рассмотреть, что делает в эту минуту Сомервилль. Наверно, задумался над тем, как нанести «с оптимальной точностью» удар по взглядам профессора Снайдера…

Алекс усмехнулся про себя, отступил и повернул назад. Но после секундного размышления сошел с тропинки и, ориентируясь на заросли, обошел стороной теннисный корт, светлая площадка которого вырисовывалась между деревьями. В этом месте парк был совершенно неухоженный. Никакой тропки.

Он увидел стену, окружавшую поместье, и приблизился к ней. Сложенная из красных кирпичей, скрепленных цементом, она, казалось, помнила времена царствования королевы Виктории. Кое-где стена раскрошилась. Воспользовавшись одним из таких проемов, Джо оперся ногой на выщербленный кусочек стены и, подтянувшись на руках, ухватился за верх каменной кладки.

По другую сторону был низкий заборчик из жердей, тянувшийся вплоть до скалистого окончания берега. На возвышении, тут же рядом, где кончалась земля и начиналось небо, нависшее прямо над морем, сидел человек в зеленой рубашке. Он опирался плечами на большой одинокий отрог скалы. Казалось, что он дремлет, убаюканный солнцем и пейзажем. Обыватель на отдыхе.

Джо тихо свистнул. Человек не изменил позиции, ни на секунду не шелохнулся, потом медленно дважды кивнул головой. Сержант Хиггс, хотя и невыспавшийся, был внимателен. С того места, где он находился, окрестности отлично просматривались. От пастбища его укрывала скала, поэтому незваный гость заметил бы его слишком поздно… чтобы…

Успокоенный, Джо отпустил край стены и соскочил на землю. Теперь надо вернуться к входной двери в дом, затем повернуть налево, подойти к причалу, а оттуда снова к павильону. Следовало как можно лучше ознакомиться с парком на случай…

На случай чего, собственно? В конце концов Хиггс, Чанда и он не охраняли генерала Сомервилля, которому и не грозила смертельная опасность, а подстерегали шантажиста, который, ни о чем не подозревая, случайно узнал о происхождении статуи Будды… Да! А где же генерал Сомервилль скрывает свое приобретение? В зале, отведенном под музей? Но это невероятно. Профессор Снайдер, например, сразу же узнал бы столь уникальное произведение. И тогда…

Джо остановился.

Да, в таком случае профессор Снайдер мог бы шантажировать генерала. Мог бы принудить его к молчанию. По меньшей мере уж… Значит Будда спрятан где-то в другом месте. Впрочем, незачем ломать голову на эту тему. Достаточно спросить Чанду. Он посмотрел на окно. Голова в окошке двигалась. Зеленого одеяла нет. Если Пламкетт был в море, то, по всей видимости, еще далеко от Мандалай-хауз.

Клумба. Открытые двери в дом. Неожиданно в них показался Джоветт. Увидев Алекса, он подошел к нему:

— Не попадался ли вам, мистер Алекс, мой незаменимый помощник? — еще издали спросил он.

Джо отрицательно покачал головой. Джоветт поравнялся с ним:

— Подготовил все и спокойно ушел, будто поддержание огня в этой печи и регулирование температуры входит в мои обязанности! Полчаса я ждал его, но, видимо, он полагает, что таким образом доказывает мне свою независимость. Если он не вернется через десять минут, клянусь, что пойду к нашему древнему стражу империи и скажу все, что об этом думаю! В конце концов, он ему платит и обязан следить за тем, чтобы наш романтический дурачок был на месте тогда, когда нужен!

— Не дали ли вы ему во время работы один из своих бесценных советов? — Джо усмехнулся, но его глаза неутомимо оглядывали стену зарослей. — Если да, то господин Коули мог, как пишут спортивные обозреватели, «психологически сломаться».

— Во-первых, чтобы психологически сломаться, нужно иметь что-то, напоминающее психику, во-вторых, я вообще не видел его с той минуты, когда он проглотил в нашем присутствии свой кусок хлеба насущного и два яйца всмятку! Взрослый человек, мужчина, и ест яйца всмятку! Подумайте только!

Джо двинулся по тропинке, ведущей к причалу.

— Не видели ли вы, случайно, мисс Мерил Перри? Вы ведь, кажется, были в доме?

— Да. Охваченный справедливым гневом, я пошел к нему в комнату. Думал, что он, сидя в кресле, переживает свою драму. Но его там не было, во всяком случае, он не отвечал на стук и окрики. Ключа в замке тоже нет.

— Вы заглянули в замочную скважину? — насмешливо спросил у него Джо.

— Естественно! Я выломал бы двери, если бы увидел, что он сидит там и не отвечает! Его идиотская шутка означает, что я буду вынужден провести здесь на один день больше, чем запланировал… Но почему вы спросили о Мерил? Думаете, он может быть у нее? Я ее не видел, впрочем, я и не искал ее. Мне не пришло в голову, что наш Адонис может именно тогда, когда он мне более всего нужен… — Джоветт замолчал. Они дошли до конца аллейки, ведущей к причалу. — А это не она ли? — он показал на женскую фигуру, которая вынырнула из-за угла дома, подходя со стороны оранжереи.

— Она, — подтвердил Джо Алекс. Он посмотрел на крышу. Чанда по-прежнему стоял у центрального окошка. И по-прежнему не было сигнала. Но это вполне понятно. До половины двенадцатого оставалось… Он взглянул на часы. Десять пятнадцать.

— Спрошу ее, — решил Джоветт. — Кажется, она на меня обижена. Один Бог знает, почему. Не потому же, что я предложил ей позировать для Дианы? Но у этих глупых обывателей все возможно!

— Я уверен, что она простит вас, — Джо сделал шаг и остановился. — А вдруг инженер Коули уже в мастерской?

— Будем надеяться, — проворчал Джоветт. — В двенадцать он должен представить генералу данные о последней отливке. Но пока что он только разжег печь и оставил мне отвешенные элементы сплава. Ну, что ж, спрошу Мерил, а потом пойду и… и сам все сделаю! Но если вы его случайно встретите, скажите ему, мистер Алекс, чтобы мне на глаза не показывался! Я разорву его на клочки, смешаю с этим чудным металлом и сделаю из него статую танцующего осла! Уж наверное в Индии есть такое животное в мифологии. И продам его нашему старому разбойнику в возмещение расходов за отливку! — резко прервав свою атаку бешенства, он рассмеялся. — Что за глупости я несу! — сказал он почти весело и направился к Мерил Перри, которая стояла с противоположной стороны огромной клумбы, почти невидимая из-за высоких бутонов раскрытых роз.

Джо смотрел на нее. Увидев Джоветта, девушка хотела уйти, но он громко обратился к ней. В ответ на его вопрос Мерил что-то кратко сказала и пошла к дому с высоко поднятой головой. Алекс сделал несколько шагов и повернул к деревьям. Он не хотел дольше задерживаться здесь. Если Джоветт опять привяжется к нему, он парализует слежку.

Джо шел тихо и быстро. Он не знал, что парк кончается так близко. Чуть ли не в последнюю секунду он заметил низкую, заржавевшую сетку и остановился. Тут же за ней начиналась пропасть.

Вдоль сетки бежала тропинка, вернее след тропинки, ибо сразу же бросалось в глаза, что пользовались ею очень и очень редко. Правда, это был кратчайший путь от причала к павильону, и если бы господину Пламкетту каким-то чудом удалось не привлечь внимания Чанды, он, скорее всего, выбрал бы именно эту заросшую, невидимую из дома и не пересекающую ни одну из аллеек дорожку…

Джо решил подойти к павильону. Жара усиливалась. Далеко в море по-прежнему виднелось несколько суденышек, среди них та же серая низкая патрульная лодка, медленно перемещавшаяся на расстоянии мили или двух миль от берега.

Если бы генерал Сомервилль подозревал! Джо, в какой уж раз за сегодняшнее утро, опять усмехнулся про себя. Чанда с биноклем в окне, патрульная лодка на море, Джо Алекс, кружащий по парку, и Хиггс на скале, рядом с павильоном!

Тишина. Жара. Никого. Еще десяток шагов. Издали виден дом. Как и раньше, в окошке на крыше виднеется голова Чанды. Никакого сигнала. Алекс вытащил платок и вытер лоб.

Все очень забавно, но скорее бы кончилось! Он посмотрел на часы. Десять тридцать. Приблизился к клумбе. Никого, ни Мерил, ни Джоветта. Из трубы мастерской над деревьями поднимался густой черный столб дыма. Вероятно, Коули вернулся к работе.

Джо остановился, закурил сигарету. Вот будет забавно, если Пламкетт передумал! Ну что же, несколько часов погулять на свежем воздухе тоже очень и очень неплохо.

Размахивая полотняным мешочком, покуривая сигарету и размышляя о том, где лучше провести приближающийся месяц отдыха, Алекс пошел к дому, решив обойти его вокруг. Ни одной живой души. Тихо. Десять сорок. Еще пятьдесят минут. Терраса тоже пуста, лежаки стоят на солнцепеке, но никого не привлекает мысль полежать на них. А вот и застекленное здание. Оранжерея. У садовника не так много работы в этом диком парке. Затем снова кусты и деревья, тянущиеся к полям. Совершенно незнакомая часть парка. Джо на минуту остановился. Пожалуй, слишком далеко от павильона. Он повернул назад.

И тут же увидел Каролину, вынырнувшую из узкой аллейки, исчезающей между деревьями.

— Гуляла? — изменив направление, Джо пошел рядом с ней.

— Да, — ее ответ был кратким. Вдруг тихо и с отчаянием она сказала: — Я отвратительна, Джо! Никогда в жизни я не предполагала, что могу быть такой подлой!

— Что же такое ты сделала? — спросил он, внимательно оглядывая все вокруг. Они как раз вышли из-за угла дома.

— Ничего не сделала… Думала и… гуляла.

— Очень естественное и нормальное времяпрепровождение.

— Не всегда.

— Кажется, ты хочешь мне объяснить, что не могла уснуть сегодня ночью, размышляя о завещании твоего бесценного дедушки Джона. А сейчас прохаживалась по парку, думая, как это чудесно, что когда-нибудь он станет твоим. В далеком детстве тебе здесь было очень хорошо и ты, безусловно, привязана к дому. Ты это имела в виду?

— Да, — почти прошептала она. — Я не виновата, что я страшно рада, Джо! Ведь дом станет моим только тогда, когда дедушка Джон умрет! И получается, будто я радостно жду его смерти!

— Во-первых, он жив, во-вторых, он очень стар и давно уже перешагнул обычный средний срок долголетия. Твоя проблема — проблема всех наследников. Люди заранее составляют завещание в пользу тех, кого любят. Но нельзя стать наследником до смерти завещателя.

— Знаю, все знаю, но… но я ходила по парку и радовалась, ты понимаешь, радовалась? Чудовищно! Мечтала, рассматривала деревья, прошла в оранжерею, разговаривала с Коллинсом, нашим садовником, и… чувствовала, что говорю каким-то другим тоном.

— Это естественная человеческая реакция, — снисходительно пояснил Джо. — Было бы странно, если бы ты реагировала по-иному. У человека… даже и у женщины… есть воображение. Оно работает либо с нашего согласия, либо вопреки ему…

Они обходили клумбу. Неутомимый Чанда стоял на посту. И никакого сигнала.

Каролина пристально посмотрела на Джо и слабо улыбнулась:

— Пойду к себе в комнату, почитаю немного. Утром я надеялась, что партия в теннис даст мне психологическую разрядку, но все оказывается не так просто.

— К богатству легче привыкнуть, чем к бедности, — назидательно изрек Алекс. — В свое время сама убедишься. А пока что твой дедушка может похвалиться очень крепким здоровьем, невзирая на почтенный возраст. Так что не бойся…

Закончить фразу он не успел. Из-за деревьев появилась Дороти Снайдер, идущая прямо от теннисного корта. Она шла быстро, наклонив голову, в руках у нее была небольшая, но туго набитая матерчатая зеленая сумочка, сделанная из того же материала, что и ее платье. Она чуть ли не налетела на них и резко остановилась.

— Я задумалась… и не заметила вас… Я ходила на корт. Мне казалось, что там на лавочке я забыла свою пудреницу, но, видимо, ошиблась, — подняв свободную руку, она дотронулась до лба. — Страшная жара, просто дышать ничем. Я чувствую себя отвратительно, особенно без пудреницы… Я очень бледна?

— Пожалуй, немного, — ответила Каролина. — Напрасно, наверное, мы так упорно сражались на корте. Вы бы полежали, Дороти. И через полчаса будете себя отлично чувствовать. Впрочем, после грозы мы все вздохнем полной грудью. Я могу дать вам свою пудру, если вы позволите…

— В таком случае, милые дамы, разрешите оставить вас одних.

Джо воспользовался ситуацией и направился к павильону. Десять пятьдесят. Последний час ожидания. Он обернулся. Чанда был в окне. Снова на мгновение солнце отразилось от стекол бинокля.

Джо шел в павильону по аллее. Первый горячий порыв ветра пронесся в кронах деревьев и затих. Шум моря стал несколько громче.

За поворотом Джо открылся далекий горизонт. Солнце по-прежнему светило ярко, но там, где небо сливалось с морем, виднелась чернильно-черная клубящаяся туча, которая на глазах становилась все больше и больше.

Он подошел к последнему дереву и осторожно выглянул. Теперь солнце стояло почти над павильоном и светило Джо прямо в глаза. Заслонив их рукой, Джо увидел открытые двери и фигуру сидящего человека. Дальше, за стеной поместья, было пусто. Скорее всего Хиггс…

Кстати, где же Хиггс?

Ответ на этот вопрос последовал раньше, чем можно было ожидать. Тот, в своей зеленой рубашке, стоял за соседним деревом, по ту сторону стены. Джо подошел ближе. Хиггс привстал на носки и шепнул ему на ухо:

— Я был вынужден на минуту покинуть пост, потому что на пастбище появился какой-то парень… ложная тревога, это был один из работников, которые ходят в «Лев и корону». Я его уже видел раньше. Он шел на обед к невесте и решил здесь нарвать ей букет! Экономные люди в этом городке! Но, к счастью, он справился быстро.

Джо кивнул головой. Ничего ведь не случилось, в конце концов. Если бы шантажист каким-то образом, пробираясь от дерева к дереву, сумел проникнуть в павильон, Сомервилль так спокойно не сидел бы за столом.

Второй порыв ветра, более сильный и холодный, чем первый, донесся с моря и зашумел верхушками деревьев. Черная туча все ближе… еще полчаса или даже меньше?

Новый порыв… Джо обернулся к Хиггсу и открыл рот. Но сержант стремительно приложил палец к губам и глазами показал на аллейку.

Со стороны дома подходила Мерил Перри. В руке у нее был большой черный конверт, такой, какой используется для фотобумаги большого формата.

Скрытые деревьями и заслоненные кустами, они смотрели на приближающуюся девушку. Та вынула из кармашка платья платочек и вытерла глаза. Кажется, она плакала. Потом бросила взгляд в микроскопическое зеркальце, которое вынула из того же кармашка, и двинулась дальше.

Алекс посмотрел на часы. Одиннадцать.

— Все в порядке… — шепнул он. — На этот час она условилась с генералом. Она должна отдать ему фотографии. Я думаю, что генерал не задержит ее больше, чем на пару минут. После ее ухода займите позицию на самом перешейке. Конечно, если там появится кто-либо из домашних или гостей генерала, задерживать не надо. Нас интересует только незнакомец. Вы знаете в лицо всех обитателей Мандалай-хауз?

Сержант молча кивнул головой.

— Это хорошо. Наш гость должен появиться где-то через полчаса.

— Эта стена… — шепотом сказал Хиггс. — Вдруг он выберет путь по суше… Если бы я хотел попасть в павильон так, чтобы меня никто не заметил, я перескочил бы через эту стену! Отсюда всего лишь пара шагов. Я ни за что не пошел бы через поместье… К счастью, пастбища ровные, как стол. Каждые несколько минут буду выглядывать, не идет ли кто-нибудь? Будьте спокойны. А где вы будете, мистер Алекс?

— Здесь и на дороге к клумбе. Я должен время от времени появляться там, чтобы проверить, не подает ли наш наблюдатель сигнал, что к причалу приближается лодка.

Договаривая последние слова, он непроизвольно повысил голос. Море шумело все громче, ветер усиливался.

— Займем позиции, — он улыбнулся Хиггсу. — Еще двадцать пять минут, и…

Он замолчал. Что-то светлое мелькнуло между деревьями тут же, перед линией берега. Блузка.

Он привстал на носки, пытаясь рассмотреть удалявшуюся фигуру. Послышался хруст ветки. Мерил Перри на секунду промелькнула перед ним в просвете между кустами и исчезла. Она возвращалась не той дорогой, которой пришла, а выбрала забытую тропинку над обрывом, ведущую к бухте.

— Куда она? — Хиггс вопросительно посмотрел на Алекса. — Ну и зарос же этот садик! Я ее уже не вижу.

— Здесь кратчайшая дорога к мастерской, в которой генерал приказал отливать копии скульптур, сержант… Спорю, что мисс Перри повернет в том направлении. Я скоро вернусь. Идите к перешейку и не пропускайте никого чужого.

В два прыжка Джо преодолел аллейку и скрылся в зарослях. В ту же самую минуту высоко над морем раздался сухой, резкий как выстрел, раскат грома. Ветер пролетел над кронами деревьев, и наступила полная тишина. Только голос моря стал сильнее и глубже. Первые, гонимые ветром волны ударили о берег, разбились на меловых скалах и уступили место следующим, более высоким.

Через минуту Джо увидел Мерил на тропинке, поворачивающей к мастерской. Она почти бежала, но перед дверями резко остановилась и опустила руку, непроизвольно протянутую к ручке двери. Потом произошло нечто неожиданное. Девушка повернулась и нырнула в густой подлесок. Она явно бежала к дому.

Минуту Джо пребывал в нерешительности. Над морем прокатился грозный глухой раскат. Алекс поднял голову. Черная туча уже нависла над вершинами деревьев и грозила вот-вот заслонить солнце. Еще минуту, может быть, две и…

Он поспешил к клумбе. Высунувшись из окна, Чанда развел руками.

— На море пусто, — его голос четко слышался сверху, хотя шум ветра заглушал слова. — Гроза! Только одна моторка все время медленно кружит вдали, но и она взяла курс на восток! Я ясно вижу, что она удаляется!

Джо в которой уже раз за сегодняшнее утро посмотрел на часы. Одиннадцать пятнадцать.

— И тем не менее оставайтесь там, — он сделал руками многозначительный жест и хотел отправиться к павильону, но тут на пороге дома появилась Каролина.

— Джо, гроза начинается! — закричала она, будто можно было не заметить черную тучу, в эту самую секунду закрывшую солнце. Мрак опустился на парк, пронзительно завыл ветер.

— Вижу, — усмехнулся Джо. — Иду к генералу! — крикнул он, сложив ладони рупором, поскольку по небу прокатился новый раскат грома, еще ближе и сильнее.

— Подожди! Я возьму плащи и зонты! — Каролина исчезла в доме.

Первые капли дождя расплылись по асфальту подъездной дороги. Алекс быстрым шагом направился к павильону. Он уже дошел до поворота, когда…

Он побежал и с разбегу чуть не проскочил то место, где скрылся человек, которого он заметил секунду назад. Некто затаился между деревьями под теплыми крупными каплями начавшегося дождя. Алекс резко остановился и повернул в сторону.

Спрятавшийся за деревьями человек мгновение поколебался, но остался на месте.

— Почему вы прятались от меня, господин профессор? — прямо спросил Джо.

— От вас? — профессор Снайдер поднял брови и с удивлением взглянул на Алекса, не обращая внимания на дождь, которой уже лил на них сквозь ветви деревьев. — Зачем мне прятаться от вас? Я спрятался от дождя. Я гулял здесь и подумал, что генерал Сомервилль там один-одинешенек… Гроза разразилась так внезапно…

С поднятой головой он пошел по тропинке, больше не одарив Алекса ни словом, ни взглядом. Джо догнал его на аллее, засунув мешочек с деньгами за пазуху. Молния ударила так близко от них, что оба непроизвольно вздрогнули. Стало почти темно. Теперь дождь хлестал изо всех сил, косые вихри безжалостно обрушились на землю.

«Бедный Хиггс, — подумал Джо. — Ему нельзя укрываться».

Они уже добежали до балюстрады. Зрелище было неправдоподобное. Казалось, что наступил конец света или открылись врата потопа. Гонимый ветром океан штурмовал берега Англии.

Согнувшийся пополам, промокший до нитки, Снайдер мчался впереди, но неожиданно остановился.

— Возьмемся за руки! — крикнул Алекс, протягивая ему ладонь.

Новая молния. Резкий, ослепляющий свет залил аллею. В эту долю секунды Джо заметил Каролину и Джоветта, одетых в непромокаемые плащи и бегущих к ним.

Держась за руки, как дети, он и Снайдер ждали, пока подбегут те двое.

— Бедный дедушка! — крикнула Каролина. — Скорее к нему! Поспеши, Джо! Мистер Джоветт был настолько любезен, что помог мне добежать сюда, но пусть он и профессор возвращаются назад! Мы сами останемся там с дедушкой, пока не пройдет гроза!

— Там опасно! — кричал Джоветт, показывая на балюстраду и почти прижав губы к уху Алекса. — Идемте все вместе, цепочкой, держась за руки!

Джо кивнул головой. Каролину они поставили в середину. Снайдер схватил за руку Джоветта, и они двинулись. Дождь ослеплял, вода заливала глаза и стекала по волосам. Чуть ли не на корточках, Алекс ухватился за столбик балюстрады. Рев моря был таким страшным, что у Джо возникло желание бежать отсюда. Волны не могли достать сюда, но казалось, что они грохочут прямо под ногами…

Они повернули налево, хватаясь за балюстраду. Было такое ощущение, что один неосторожный шаг, и все полетят вниз и исчезнут в черной пропасти… Перед ними сквозь потоки страшного ливня замаячил павильон. Опять молния. Еще пять шагов. Еще четыре.

Двери павильона были открыты.

«Сумасшедший старик, — подумал Джо. — Ведь туда затекают потоки воды. Весь пол залит…»

Еще шаг. Вход в павильон был заслонен от ветра. Двери открывались вовнутрь…

Вчетвером они вбежали в павильон и остановились в дверях. Профессор Снайдер не сказал ни слова, он застыл совершенно неподвижно, не замечая воды, которая стекла ему на лицо с мокрых спутанных волос… Джо Алекс протер глаза. Все в нем отчаянно кричало: нет, это невозможно! Меня провели! Провели… Этого не могло произойти!

Но произошло, и он понял это с первой секунды.

Джеймс Джоветт сделал шаг вперед и окаменел.

— Кто это? — спросил он так тихо, что если бы Алекс не стоял почти вплотную к нему, эти слова потонули бы в грохоте дождя, барабанящего по крыше. — Как это? Ведь он…

Джоветт умолк.

А Каролина Бекон сказала ломающимся голосом:

— Дедушка Джон… дедушка… Что за глупые шутки? Опять… — она хотела приблизиться к нему, но Джо ее задержал.

— Это не шутки, — тихо произнес он. — На этот раз генерал Сомервилль действительно мертв.

Еще одна молния совсем близко. Свет. Полумрак. Свет. Джон Сомервилль сидел за столом. Если бы не большое красное пятно на груди в том месте, где у живого человека бьется сердце, могло показаться, что он спит. Его голова была откинута назад, глаза закрыты, а на лице сохранилось выражение полного покоя. Одна рука бессильно лежала на столе, закрывая рассыпанные фотографии Йети, вторая свисала вдоль подлокотника кресла, почти касаясь пола, где тут же под растопыренными худыми пальцами умершего лежал большой револьвер — кольт 45 калибра.

Джо шагнул вперед, ладонью коснулся лба генерала и отступил, опустив руку. Лоб был ледяным.

Никто не шевельнулся. И в это мгновение они услышали тихий, далекий крик, который перекрывал грохот волн и рев ветра:

— Папа-а-а-а-а!

Джоветт резко повернулся и, уцепившись за балюстраду, попытался поддержать Дороти Снайдер, которая, подбегая к павильону, сильно поскользнулась. Ему удалось ее подхватить, и ноги Дороти, как при замедленной съемке соскальзывавшие в пропасть, застыли в неподвижности. Джо бросился на помощь, но нечеловеческим усилием Джоветт втянул девушку на скальный перешеек, взял на руки и внес в павильон.

Тяжело дыша, он поставил ее на ноги. Как загипнотизированная, не осознавая, что секунду назад избежала смерти, Дороти пристально всматривалась в тело на кресле. Вдруг она вытянула руку и, указывая на Сомервилля, стала хохотать жутким, идиотским смехом.

— Он… он… он… — ее голос сломался, и она прошептала: — После смерти… после смерти…

А потом закрыла глаза и, потеряв сознание, опустилась на пол.