1
К концу лета наша Анна в очередной раз засобиралась замуж.
— Как тяжела свобода, когда ее не с кем разделить, — сказала она нам с Миной.
— Ты бы хоть что-то новенькое сочинила, — сказали ей мы, — а то эти речи мы уже слышали.
— Все истины лежат на поверхности, — сказала Анна, — человеку даже незачем что-то сочинять.
— Да что ты говоришь, — сказали мы с Миной, — какие свежие мысли!
Как-то я встретила Люси Надсен в центре города.
— Ты представляешь, — вскричала на весь центр города Люси Надсен, — Марк Роснан стал обыкновенным человеком!
— Ну и что? — спросила я.
Люси Надсен даже опешила.
— Но это же трагедия! — Она развела руками.
— Трагедия — быть человеком? — уточнила я.
— Быть обыкновенным человеком — трагедия для Марка Роснана, — сказала Люси Надсен.
— Хорошо, уговорила, я обдумаю эти твои мудрые мысли сегодня перед сном, — сказала я и пошла своей дорогой.
Люси Надсен еще долго стояла посреди улицы и задумчиво смотрела мне вслед. Я не поддержала ее мнения о трагедии, для Люси это было неумно и непонятно. И она теперь и сама не знала, как к этому относиться.
Марк Роснан и Даниэль жили в своем собственном замкнутом мире. Но мало кто из окружающих людей подозревал, что проблемы уже начинают потихоньку стучаться в их плотно запертую дверь.
Так получилось, что с некоего неопределенного времени Даниэль была в растерянных чувствах. Она была рядом с богом, спустившимся с небес, но что-то было не так в этой прекрасной картине мира.
Бог кашлял по ночам, пил слишком крепкий кофе, полюбил смотреть по телевизору футбол и новости, готовил божественные обеды, но он совсем не писал свою прозу.
А еще к концу лета на нашей телестудии собрались снимать очередное шоу. В студию были приглашены Марк Роснан и доктор Олсен.
Все понимали, что эти люди, каждый по-своему, интересны. Но не все понимали, как ведущий найдет общие точки в разговоре с этими двумя людьми.
И вот в один прекрасный вечер мы все с подозрением собрались около телевизора.
Ведущий шоу хорошо выглядел и тщательно подготовился к такой ответственной передаче. Ведь он собирался весь вечер блистать остроумием, затмить своих гостей и тактично намекнуть всем и вся, что вообще-то самый интересный человек на этой планете, разумеется, он сам.
Ведущий шоу, сверкая улыбкой, сказал, что представлять гостей не имеет смысла, так как их все и так знают, но он все же их представит. Так вот, это известный на весь мир писатель Марк Роснан и теперь известный у нас в городе доктор Олсен.
Ведущий сказал, что эти двое людей — представители таких очень разных профессий, что он даже не знает, какую бы он мог провести параллель между этими людьми. Потом, немного подумав, ведущий сказал, что вообще-то он подозревает, что между профессиями писателя и хирурга существует какая-то связь, но только он пока не определил, что это за связь.
Марк Роснан и доктор Олсен вышли на сцену и сели по правую и левую руку от ведущего. Зрители в зале приготовились к интересному разговору.
Даниэль сидела в первом ряду на стороне Марка Роснана. Она пристально смотрела на Марка Роснана и подозрительно на доктора Олсена.
Самым интересным человеком на земле для нее был Марк Роснан, даже несмотря на затянувшийся творческий перерыв. И вряд ли его мог затмить какой-то приезжий хирург.
Ведущим подобных шоу обычно несвойственны вежливость и чувство такта, а потому ведущий с ходу набросился на Марка Роснана.
— Почему вы больше ничего не пишете? Почему вы не написали ничего за последние два года? Вы думаете, что это все? Крах? Поражение? Вы больше никогда и ничего не напишете?
Зрительный зал трагически ахнул.
Марк Роснан привык быть честным с людьми. А потому он вздохнул и сказал:
— Не знаю.
— Как это — «не знаю», как это — «не знаю»?! — воскликнул ведущий. — А ответственность перед читателями?
— Пока ничего не могу поделать, — сказал Марк Роснан.
Даниэль возмущенно показала Марку Роснану глазами, что не надо было сюда сегодня приходить. Марк Роснан показал Даниэль глазами, что все в полном порядке.
— Но это же безответственно, — вдохновенно продолжал ведущий.
Кажется, ему удастся сегодня устроить большой скандал.
Как ни странно, выручил Марка Роснана доктор Олсен.
— Может, у человека — отпуск, — сказал доктор Олсен.
Вся студия удивленно посмотрела на него.
— Может же быть у человека, в конце концов, отпуск, — сказал доктор Олсен, — если он писал столько лет без перерыва? В жизни все сбалансировано, вы представьте, что вы годами живете только работой и никогда не меняете свой образ жизни.
— Но писать прозу, это не работа, — возразил ему ведущий.
— А что это? — спросил доктор Олсен.
— Писать прозу — это страсть! — с энтузиазмом пояснил ведущий.
— А-а, ну тогда тем более, — спокойно сказал доктор Олсен.
— Что — тем более? — не понял ведущий, но чутко уловил подвох.
— Любая страсть может погаснуть. Или временно, или навсегда.
— Да, но только не писательская страсть!
— А что вы знаете о писательской страсти? — спросил доктор Олсен.
— Я знаю, что обычно все писатели не могут прожить без своего творчества ни дня, — сказал ведущий.
— В этой жизни ни за что нельзя ручаться, — сказал доктор Олсен.
Ведущий шоу подумал, что зря он сегодня пригласил сюда этого хирурга. Студия посмотрела на доктора Олсена более заинтересованно.
— И он что, больше никогда ничего не напишет? — с ужасом спросил ведущий у доктора Олсена.
— Ну почему же, — спокойно сказал доктор Олсен, — конечно, напишет, и даже еще больше и лучше того, что он написал до этого.
Ведущий шоу и гости в студии облегченно вздохнули. Ну раз доктор сказал, что Марк Роснан еще напишет, и даже больше и лучше, то можно больше не волноваться.
Марк Роснан с интересом наблюдал за происходящим.
— Да, но я хотел бы, как обычно, задать ему любимые всеми нами вопросы о творчестве, о писательстве, — сказал ведущий.
— Так задавайте, — спокойно сказал ведущему доктор Олсен, — если у него сейчас творческий перерыв, то это совсем не значит, что он ни черта не помнит, как пишется проза.
— Да, действительно, — сказал ведущий.
В зале заколыхался смех. Ведущий посмотрел на Марка Роснана.
Марк Роснан откинулся на спинку кресла и слегка прищурился. Да, этот мужчина все так же таил в себе некую тайну, и никто не мог у него этого отнять.
Ведущий шоу вплотную занялся Марком Роснаном.
— Как вы думаете, вы еще когда-нибудь будете писать?
— Непременно, — сказал Марк Роснан.
— Когда?
— Совсем скоро.
— Совсем скоро! — повторил, повернувшись к зрительному залу, ведущий.
Зрительный зал горячо зааплодировал.
— И о чем будет ваш новый роман? — спросил ведущий Марка Роснана.
Марка Роснана разобрал смех, но он сдержался.
— Этого не знает даже Господь Бог.
Гостей студии тоже потихоньку разобрал смех. Действительно, откуда писатель, переставший писать, мог об этом знать.
Ведущий почесал в затылке. Да, действительно, о каких любимых всеми зрителями вопросах о творчестве и писательстве могла идти речь, если писатель неожиданно для всех перестал писать, и теперь никому не известно, когда он вновь соберется это делать.
И ведущий попытался перестроиться.
— Чем же все-таки ваши профессии отличаются друг от друга? — дружески спросил он Марка Роснана и доктора Олсена.
Марк Роснан и доктор Олсен вежливо предоставили друг другу первенство ответа. То есть они дружно промолчали.
— Вы когда-то говорили, что есть профессии, которым посвящаешь только свой рабочий день, а есть профессии, которым посвящаешь жизнь, — напомнил Марку Роснану ведущий.
— Теперь я вижу, что хирурги тоже посвящают своей профессии всю свою жизнь, — сказал Марк Роснан.
Ведущий кивнул.
— А вы что скажете? — спросил он у доктора Олсена.
— Даже не знаю. Думаю, профессия врача ничем не отличается от любой другой профессии. Артист выходит на сцену и играет придуманные чувства, оставляя истинные эмоции и проблемы за кулисами. Люди пришли на шоу. Они заплатили за зрелище, и они хотят увидеть профессионализм.
— Но дело ведь не только в профессионализме, — сказал ведущий.
— Нет, конечно, — сказал доктор Олсен, — в любую профессию непременно приходится вкладывать всю свою душу.
— Может, вы устали вкладывать в свою профессию душу? — сочувствующе обернулся ведущий к Марку Роснану.
Марк Роснан улыбнулся.
— Может быть.
— Нет-нет, — запротестовал доктор Олсен, — мы же договорились, что человек просто взял небольшой отпуск.
В студии засмеялись.
— Ничего себе — небольшой отпуск, — возмутился ведущий, — мы уже год сидим без его романов!
— Ну почитайте пока какие-нибудь другие романы, — предложил доктор Олсен.
Ведущий едва ли не оскорбился. Еще никто не мог заменить городу Марка Роснана.
— Так чем же еще отличаются ваши профессии? — спросил ведущий у Марка Роснана.
— Я могу сказать только, что писатель может сидеть дома и сам сочинять свой мир, в котором он живет, — сказал Марк Роснан, — и ему даже необязательно выходить на улицу.
Ведущему пришлось повернуться к доктору Олсену для продолжения захватывающей темы беседы, хотя он и был еще немного обижен.
— А хирург? — спросил ведущий.
— А хирург должен постоянно быть в эпицентре всех событий, на дне океана, в кратере вулкана, — сказал доктор Олсен. — Хирург должен весь этот мир потрогать своими собственными руками.
В студии раздались аплодисменты. Публика с умилением взирала то на одного, то на другого гостя студии и была рада любым их ответам.
Ведущий шоу восторженно сказал, что все это очень интересно, славно и замечательно. И что он тоже рад, что у него такая нужная людям профессия — ведущий телевизионных шоу.
Марк Роснан посмотрел в ряды публики и нашел глазами Даниэль. И он увидел, что Даниэль внимательно смотрит на доктора Олсена. И что доктор Олсен тоже остановил свой взгляд на Даниэль.
Как сказала после шоу моя сестра Мина:
— На примере доктора Олсена все в городе увидели, что Марк Роснан — не единственный интересный человек в нашей галактике.
2
К своей любви и к своему счастью надо идти осторожно. Шаг за шагом. Год за годом. Только так познается вся сладость, вся горечь и вся суть любви.
Никто не может получить в жизни все сразу и просто так. Жизнь не даст вам расслабиться ни на секунду. Так что готовьтесь наблюдать за собственной судьбой, как за удивительной и загадочной книгой, которой, пока мы живы, никогда не будет конца.
На следующий день после шоу доктор Олсен рассказывал какой-то старушке, что с ее суставами все в полном порядке, а если она будет принимать такие-то лекарства, все будет вообще великолепно, когда в боковое окно кабинета он увидел входящую в больницу Даниэль.
У доктора Олсена был тяжелый день, две смены и масса пациентов. Но он знал, что этот день еще не окончен.
Даниэль вошла в кабинет доктора Олсена и увидела, что он ей ничуть не удивился.
— Добрый день, — сказала Даниэль.
— Добрый день, — сказал ей доктор Олсен.
— У меня болит нога, — сказала Даниэль.
— О, тогда присядьте на стул.
Даниэль подошла к стулу и села. На ней была ее любимая короткая джинсовая юбка и цветастая майка. Она вытянула правую ногу.
— Какая нога болит? — спросил доктор Олсен.
— Правая.
Даниэль внимательно разглядывала доктора Олсена.
— Где именно болит? — сказал он.
Даниэль подумала.
— Колено.
— Рассказывайте подробнее. — Доктор Олсен тоже внимательно смотрел на Даниэль.
Даниэль надолго задумалась.
— Как это подробнее? — спросила она.
— В какое время суток сильнее болит, каков характер болей?
— Болит всегда. И утром, и вечером.
— А днем?
— И днем.
— Боль стреляющая или ноющая?
— Да, — сказала Даниэль.
Доктор Олсен улыбнулся и стал что-то писать в карточке.
— Вы что, даже трогать мое колено не будете? — сказала Даниэль.
— Нет, я уже и так все понял.
— И что вы поняли? — с подозрением спросила Даниэль.
Доктор Олсен помолчал.
— А как вы спите? — в свою очередь задал он вопрос.
— Что?
— Спите вы как? — повторил доктор Олсен.
Даниэль задумалась.
— У меня бессонница.
— Ну с этого и надо было начинать, — сказал доктор Олсен.
— И что это значит?
— У вас что-то произошло. И боль души стала искать физический выход.
Даниэль смотрела на него во все глаза.
— Вы это только что придумали? — сказала Даниэль.
Доктор Олсен улыбнулся.
— Нет, — сказал он, — все старо как мир.
— В организме все так взаимосвязано?
— Во всей природе все взаимосвязано.
— И что же мне теперь делать?
— Вам нужно что-то поменять.
— Что поменять?
— Попробуйте отвлечься, — сказал доктор Олсен, — от всего отвлечься, от ваших мыслей последнего времени, от всего, что вас тревожило, от планов и неисполненных надежд. Попробуйте на время побыть совершенно другим человеком и попытаться оценить, а нужно ли вам все то, что вас так волновало на протяжении последнего времени. Может, все это не столь важно? Может, в этом мире полно других занимательных дел, идей и ценностей? Может, эта жизнь не ограничивается только тем, что вы однажды себе придумали? Может, все это всего лишь эфир и мираж? И вся ваша боль не стоит той боли, которую вы испытываете?
Даниэль опешила. Потом она пришла в себя и сказала:
— Ну знаете ли.
Она встала со стула и вышла из кабинета доктора Олсена.
Но идти домой, да и вообще куда бы то ни было она сейчас не могла. Даниэль растерянно села на скамейку около больницы.
Доктор Олсен видел ее в окно кабинета, когда собирался тоже уходить.
Доктор Олсен вышел на улицу. Он подошел к скамейке и сел рядом с Даниэль.
Прямо перед ними, но на неприлично далеком расстоянии большое розовое солнце в скором времени собиралось закатиться за темные горы.
— Вы мне не выписали лекарства, — сказала Даниэль скорее самой себе.
— Хочешь нарисовать ваш вулкан вблизи? — сказал ей доктор Олсен.
Даниэль повернулась в его сторону.
— Что? Откуда вы знаете, что я рисую?
— Завтра выходной, — сказал доктор Олсен, — я записан в группу туристов, которую рано утром отвезут прямо к подножию вулкана. — Он помолчал. — И я зову тебя с собой.
— Ну знаете ли, — сказала Даниэль.
Она встала со скамейки и ушла. Доктор Олсен улыбнулся и еще долго смотрел вслед Даниэль.
Через некоторое время солнце все-таки закатилось за горы.
На следующий день, в субботу, водитель небольшого автобуса, который должен был отвезти очередную группу туристов к подножию спящего вулкана, нетерпеливо спрашивал доктора Олсена:
— Ну когда же?
А доктор Олсен спокойно отвечал ему:
— Еще минут пять, не больше, — когда к автобусу подошла Даниэль.
На ней были джинсы и легкий свитер. Волосы разбросаны по плечам.
Доктор Олсен улыбнулся и сказал:
— Привет.
— Привет, — сказала ему Даниэль.
— Я знал, что ты вот-вот подойдешь, — сказал ей доктор Олсен.
— Он всех нас тоже в этом убедил, — сказал водитель и отправился заводить автобус.
Доктор Олсен взял у Даниэль планшет для рисования, подал ей руку и помог сесть в автобус. Даниэль прошла в конец салона и выбрала кресло у окна.
Она прижалась лбом к прохладному стеклу. Через некоторое время она почувствовала, что он сел рядом.
— Ты взяла краски и кисти? — спросил доктор Олсен.
— А вы как думаете?
Доктор Олсен улыбнулся.
Туристический автобус мягко тронулся и медленно поехал по городу. Спустя некоторое время он достиг моста, переехал через реку в утреннем тумане и спустя несколько минут оказался за городом.
По дороге в горы автобус мягко приседал на ухабах, в окна заглядывали вековые ели, а на поворотах Даниэль и доктора Олсена неудержимо валило на соседское место. И, в конце концов, они даже перестали смущаться и пустили все на самотек.
В тот же день, в субботу, ближе к обеду мы с Миной стояли в нашем семейном фотоателье. И наши родители внушали нам, что наш семейный бизнес не так уж и плох и что это, очень может быть, в чем-то даже немного творческая профессия, когда в фотомастерскую вошла Люси Надсен с невысказанной тайной на устах.
— Тебя как сфотографировать, в профиль или анфас? — стали спрашивать ее мы с Миной. — Как ты лучше всего получаешься?
На что Люси Надсен, даже без трагических предисловий, поведала нам, что племянник Гельхиадихи сегодня рано утром отправился зачем-то взглянуть на наш вулкан и для чего-то прихватил с собой нашу Даниэль.
Через пару часов автобус поднялся к подножию вулкана. Туристы вытащили из автобуса бесчисленные вещи и остались весьма довольны тем, что они и на эдакую вершину смогли притащить с собой такое количество прекрасной ерунды.
Инструктор тут же стал рассказывать, на какое расстояние и куда можно подходить, а куда лезть не рекомендуется. Потом все разбрелись по небольшим домикам, которые стояли на каменистой поляне. Те, кто не захотел останавливаться в домиках, стали разбивать свои палатки.
Доктор Олсен поставил две палатки вдалеке от остального народа. Даниэль установила планшет для рисования и накрыла прямо на камне небольшой стол.
— Я приглашаю вас на завтрак, — сказала она доктору Олсену.
Он улыбнулся.
— Так и быть, леди, я принимаю ваше приглашение. Только давай сначала съедим бутерброды, которые приготовила мне в дорогу моя бабушка, а то они быстрее испортятся, чем твои консервы, а она так старалась.
— Что? Ваша бабушка приготовила вам в дорогу бутерброды?
— Ну да, — кивнул доктор Олсен. — А ты тоже боишься мою бабушку? — как ни в чем не бывало спросил он.
— Нет, что вы, я вовсе не боюсь вашей бабушки, — сказала Даниэль, но все-таки подождала, пока доктор Олсен первым откусит от своего бутерброда.
Хрустальный горный воздух заполнял все видимое и невидимое пространство. Доисторические горы величественно жили со всех сторон. Древние деревья важно думали о чем-то своем.
Огромное утреннее солнце снисходительно смотрело, как доктор Олсен и Даниэль осторожно ели бутерброды Гельхиадихи.
— Какая здесь красота, — сказала Даниэль.
— Здесь все по-другому, — сказал доктор Олсен, — здесь другое измерение, другие законы. Тут время течет медленнее, и никуда не нужно торопиться. В таких местах обычно останавливается Бог, когда спускается на землю по своим делам.
Даниэль улыбнулась и внимательно посмотрела на доктора Олсена. Как будто только теперь обратила внимание на человека, с которым она вдруг полезла на эдакую вершину.
Отросшая челка, смешливые глаза, мужественное лицо и какой-то несерьезный шарф на шее. Видно было, что этот человек любил искушать судьбу.
Чуть позже инструктор стал собирать желающих подняться к кратеру вулкана.
— Спасибо, но мы чуть позже пойдем туда сами, — сказал доктор Олсен.
— Будьте осторожнее, — сказал инструктор, — эта природа редко видит людей, она привыкла принадлежать самой себе.
— Это мы поняли, как только поднялись сюда, — сказал доктор Олсен.
Доктор Олсен все время был рядом с Даниэль. Но в то же время он ничем не нарушал ее свободу.
Даниэль сделала много набросков. Облака над горами, синяя река, исчезающая среди лесов, шаги великанов на каменистой поляне. Часть города где-то далеко внизу, валуны камней. И ее случайный спутник, внимательно изучающий кусок какой-то древней породы.
Даниэль забыла о городе, о людях, которые в нем остались, и о себе. Даниэль забыла о книгах и фильмах, которые любила. Она была в новом измерении и пространстве.
Она поднялась сюда, чтобы подумать обо всем на свете. О своих тревогах и мечтах, о том, что в ее жизни уже сбылось или еще только сбудется. О том, что ее тревожило, не давало спать по ночам и томило душу.
Но только здесь и сейчас Даниэль почему-то абсолютно не хотела обо всем этом думать.
Тут все было по-другому. Не так, как привык ощущать человек. Тут не нужно было думать о карьере и социальном статусе. Не надо было судорожно следить за модой или последними достижениями техники.
Не нужны были зонты от дождя и кремы от загара. Не нужна была крыша над головой и мягкий диван перед телевизором. Да и сам телевизор тоже был не нужен.
Здесь весь мир заполняло огромное солнце. И горы помнили вековую связь времен. И казались ближе соседние галактики и другие измерения.
Здесь человек начинал смутно чувствовать свое иное предназначение, да только так и не успевал прочувствовать до конца. Ведь ему надо было спускаться обратно. Этого требовали правила приличия и инструкторы, призванные следить за безопасностью людей.
И каждая новая группа туристов мечтала, чтобы ее потеряли тут навсегда и забыли о ее существовании. Но как можно? А еда, которая скоро кончится, а родственники, оставшиеся далеко внизу, которым будет некому мотать нервы и надоедать по пустякам?
И люди приходили в себя, собирали палатки, садились в автобус и увозили с собой какую-то новую тайну. И у каждого эта тайна была своя.
Чуть позже Даниэль и доктор Олсен поднялись к кратеру. Отсюда казалось, что они находятся на высочайшей точке мира, хотя у вулкана была не такая уж большая высота.
— Теперь и нам принадлежит весь мир, — сказал доктор Олсен.
— Я тоже об этом сейчас думала, — сказала Даниэль.
Они сидели на плоском камне практически на Самом Краю Света и взирали на принадлежащий им весь мир. А под ними спал вулкан.
— Вы так и не сказали, как догадались, что я рисую, — сказала Даниэль.
— Я читаю людей, как раскрытые книги, — просто сказал доктор Олсен.
Даниэль посмотрела на него более внимательно.
— Наверное, так не очень интересно жить, если все заранее известно?
Доктор Олсен смотрел куда-то вдаль, а потом повернулся и тоже посмотрел на Даниэль.
— Почему же, — сказал он, — очень интересно.
Даниэль улыбнулась. Этот человек ее заинтересовал.
— Расскажите о себе, — попросила Даниэль.
— Все просто, — сказал доктор Олсен, — кто-то должен быть врачом.
— Но это же очень трудно.
— Вовсе нет.
— Нужно просто ощущать себя на своем месте?
— Совершенно верно.
— А если вдруг окажется, что ты не на своем месте?
— Тогда нужно уйти.
— А если ты еще в этом сомневаешься? — сказала Даниэль.
Доктор Олсен задумался.
— Тогда нужно куда-нибудь уехать на время. И все обдумать.
— Если любишь, — сказала Даниэль, — то никогда не будешь уезжать.
— Бывают разные обстоятельства, — сказал доктор Олсен, — люди уезжают и, например, пишут письма, а другие люди получают эти письма и ждут. Или же они не получают никаких писем. А просто ждут. Потому что чувствуют, что надо ждать.
— Писать письма — это такая же фальшь, как передавать горячие приветы. И то и другое не имеет совершенно никакого смысла. Если любишь, никуда не уедешь. Если любишь, ты — бог, и сделаешь все, чтобы быть рядом с тем, кого любишь. А если не любишь, то ты уедешь на край света и будешь писать оттуда душещипательные письма и слать горячие приветы с утра пораньше, а вечером ходить в соседний ресторан с какой-нибудь местной блондинкой, для которой тоже нет ничего святого, и забывать о тех, кто тебя ждет.
— Не все так грустно, — сказал доктор Олсен, — ведь есть некое внутреннее чувство. И если ты не захочешь возвращаться к тому, кто ждет, то уже не будешь туда возвращаться.
— Как все запутанно, — сказала Даниэль, — как все сложно и запутанно.
— А ты доверься внутреннему чувству, — сказал доктор Олсен, — и слушай только его. И никто не заставит тебя быть там, где ты не хочешь быть, делать то, что не велит тебе делать твое сердце, и думать о том, о ком ты больше уже не можешь думать.
3
Вечером доктор Олсен развел костер и подогрел ужин. А еще он достал из рюкзака бутылку шампанского.
— Ну вот, теперь мы как в кино, — сказала Даниэль.
— Да, а я — волшебник, который на вершине вулкана достает из рюкзака бутылку шампанского.
Они сидели на теплом одеяле, которое доктор Олсен тоже выудил из своего бездонного рюкзака.
— А еще в кино у героев обычно лежат в дорожном саквояже смокинг и вечернее платье, — сказала Даниэль. — Представьте, двое в пустыне, без глотка воды и одежды. А ближе к вечеру они, уже в смокинге и вечернем платье, заставили весь песок свечами и пьют шампанское из хрустальных бокалов.
Доктор Олсен рассмеялся.
— Смокинга и платья у меня нет, а светить нам будут звезды и костер.
— И фужеров тоже нет?
— Нет. Мы будем пить из бумажных стаканчиков.
— Тогда еще один вопрос.
— Спрашивай.
— Почему в вашем рюкзаке оказалось шампанское?
— Потому что вчера я пригласил тебя в горы, отдохнуть и от всего отвлечься.
Доктор Олсен открыл бутылку, пробка выстрелила в темное небо.
— Но я же отказалась, — сказала Даниэль.
— Во-первых, ты ничего конкретного не сказала.
— А во-вторых, вы почувствовали, что я поеду?
— Поздравляю, ты тоже становишься немного волшебницей.
Доктор Олсен вытащил из рюкзака два больших теплых свитера, один из них он протянул Даниэль. Даниэль скептически осмотрела свитер.
— Я утону в нем, — сказала Даниэль.
— Ну мы же не на бал с тобой собираемся, — сказал доктор Олсен. — Мы пойдем туда в следующий раз, — добавил он совершенно серьезно.
— В следующий раз вы пригласите меня на бал? — улыбнулась Даниэль.
Она надела свитер и тут же утонула в нем.
— Если ты пару танцев подаришь мне, — улыбнулся доктор Олсен.
— А куда я дену остальные танцы?
— Раздаришь остальным своим поклонникам. А я даже не буду ревновать.
Даниэль задумалась.
— Значит, в моей жизни будет еще много событий? — сказала она.
— Конечно. Великое множество. Мир не заканчивается только одним городом. Даже если этот город находится около самого настоящего вулкана. Скажу больше. Мир дальше этих гор. И реки, которая за этими горами. И океана, в который впадает эта река. И это действительно так.
И мир незримо затаился где-то там, за отблесками костра, а несчетное количество звезд вежливо слушали разговор двух людей на вершине горы. И хотя в этом разговоре не было ничего такого особенного, но однажды он мог перевернуть собой весь этот мир.
Даниэль положила голову на свою руку и, уже засыпая, стала тихо говорить:
— Я не знала, что со мной, мне надо было о многом подумать. Все лежит на поверхности. Кто-то любит кого-то, просто не может без него ни дышать, ни жить. А этот кто-то другой прекрасно может без него и дышать, и жить. А потом вдруг все меняется. И никто не виноват. Это жизнь. А наша жизнь — это тысячи историй. Так бывает сплошь и рядом. И даже если герой был совершенен, необычен, идеален и неповторим, все должно было произойти именно так. Эти истории рождаются, живут и, как все живое, имеют свое начало и конец. Они вбирают в себя чувства и события, духовное преображение и перемены, этапы жизни и любви. И так как жизнь безумно коротка, то и всем историям в нашей жизни тоже отпущено очень мало времени на существование. Все когда-то кончается и начинается заново, это было и будет всегда…
Даниэль уже почти спала, когда почувствовала его поцелуй.
И где-то на другой половине неба солнце не остановилось от этого на своем пути. И луна не сорвалась с небес, и даже вулкан не проснулся.
Проснулась Даниэль. Это был другой мужчина, который ее поцеловал. Но мир от этого не перевернулся.
В темноте она видела лицо доктора Олсена.
— Когда я увидел тебя впервые там, на студии, со мной что-то произошло, — тихо сказал он.
Даниэль смотрела на него в лунном свете. Грустные глаза, длинные ресницы, мужественное лицо.
— Что произошло? — шепотом спросила Даниэль.
— Пока не знаю, — сказал доктор Олсен. Он задумался. — Просто я сразу понял, что мы непременно увидимся еще.
— Ты сразу обратил на меня внимание? — спросила Даниэль.
— Да.
— Но почему?
— У тебя в глазах было одиночество.
— У всех в глазах есть одиночество.
— Нет, в тот вечер оно было только у тебя.
Даниэль подумала.
— Значит, ты не удивился, когда я пришла к тебе в больницу?
Неизвестно почему, но они говорили шепотом, хотя вряд ли их кто-нибудь мог услышать, остальные люди были далеко.
— Почему же, я очень удивился, — улыбнулся доктор Олсен.
— Но?
— Но тут же принял ситуацию такой, как она есть.
Даниэль чувствовала его дыхание на своем лице. Вот и еще один человек, который тоже теперь оставит в ее жизни свой след.
— А теперь ты меня о чем-нибудь спроси, — сказала Даниэль.
— Ну, — доктор Олсен подумал, — а ты почему пришла ко мне в больницу?
— Нога болела, — сказала Даниэль.
Они рассмеялись.
Доктор Олсен опять слегка наклонился к ней. Даниэль потянулась к нему, и тут он уже отпустил себя. Он припал к ее губам, мягко и нежно, властно и сильно.
Даниэль осторожно и нежно-нежно со стоном обняла ладонями его голову. Она вдыхала его запах, и ей нравился его запах, с легкой смесью горного воздуха, сосен в каплях ночного тумана и теплой лесной травы.
Легкий ветер трепал их волосы. Они были одни-единственные во всем мире на этой вершине. И им не было никакого дела до всех остальных людей.
Доктор Олсен лег рядом с Даниэль под одеяло, она не могла вымолвить ни слова. Да и зачем было разговаривать? Есть ведь и другая сторона жизни, помимо всех этих разговоров.
Он осторожно стал расстегивать ее блузку. Даниэль наблюдала за его руками в темноте.
Он наклонился и осторожно поцеловал ее в шею. Даниэль хотелось плакать от неизведанных чувств, от того, что в ее жизни появился этот человек, и от того, что за ними сейчас наблюдали ночные звезды.
— К черту эти пуговицы, — сказал он и снял с Даниэль блузку через голову.
— Ну вот, я же теперь замерзну, — дрожащими губами сказала Даниэль.
— Погоди, я тебе сейчас дам свой шарф.
Они опять рассмеялись. Но он уже властно взял Даниэль в свои руки и прижался к ней своим телом.
Утром народ ходил посмотреть на молодую девушку и мужчину средних лет, которые заснули на расстеленном одеяле прямо на поляне, а не в палатках. И народу это было немного удивительно.
Девушка была заботливо укрыта еще одним одеялом, а мужчина крепко держал в своей руке ее руку.
Даниэль проснулась первая. Она хотела потихоньку высвободить руку из ладони доктора Олсена, но побоялась разбудить его. И поэтому когда чуть позже доктор Олсен тоже проснулся, он все еще держал в своей руке ее теплую ладонь.
Он отпустил ее руку и сказал:
— Привет.
Даниэль улыбнулась.
— Привет. Кажется, мы вчера заснули в конце нашей беседы?
Доктор Олсен тоже улыбнулся.
— Это было только началом большого разговора, — сказал он.
Даниэль внимательно посмотрела на доктора Олсена.
— Все. Может. Быть.
А потом он наклонился, приподнял пальцем ее подбородок и поцеловал Даниэль в губы. Это было так просто и естественно, как будто они вот уже много лет целовались по утрам. Даниэль внимательно смотрела ему в глаза. Доктор Олсен улыбнулся и подмигнул ей.
Огромное золотое солнце затопило собой мир вокруг. Горы были окутаны невесомым туманом, и этот туман от тепла солнечных лучей потихоньку поднимался в небо.
— А сейчас нам надо осторожно одеть тебя, — сказал доктор Олсен, — желательно это сделать под одеялом, а то слишком много зрителей.
Даниэль рассмеялась и стала одеваться под одеялом. Доктор Олсен тем временем приготовил ей чай.
Даниэль было весело и спокойно.
— Тебе хорошо? — спросил доктор Олсен.
— Мне впервые за много лет так спокойно и хорошо, — сказала Даниэль.
— Ну конечно, я же врач, — сказал доктор Олсен, — со мной всем спокойно.
— Ах, как же я забыла, что ты врач, — улыбнулась Даниэль.
— Так что, если что, обращайся.
— Возьмешь в постоянные пациенты?
— Не знаю как в пациенты — в друзья возьму. — Доктор Олсен был серьезен.
— Только в друзья? — спросила Даниэль.
— Все. Может. Быть, — улыбнулся он.
А солнце уже затопило всю поляну, и с цветов и травы испарялись капельки росы.
На обратном пути доктор Олсен загрузил вещи в автобус и сел рядом с Даниэль.
— Мы все посмотрели, что собирались посмотреть? — спросил доктор Олсен.
— О да. Мы посмотрели даже больше, чем нужно.
Он остановил на Даниэль долгий и пронзительный взгляд.
— Полностью согласен, — сказал он.
В автобусе она положила голову ему на плечо. Доктор Олсен слегка обнял ее за плечи.
— Все хорошо? — спросил он.
Даниэль кивнула.
Большую часть обратной дороги ехали молча. Чувство легкой, невесомой грусти наполняло весь автобус, а огромные деревья, прощаясь, заглядывали в окна.
В городе жизнь обрастет совсем другим смыслом. И этот смысл опять будет казаться людям единственно верным и сокровенным.
Иногда он брал ее лицо в ладонь, поворачивал к себе и мягко целовал в губы. Даниэль закрывала глаза и пускала все на самотек.
— У тебя удивительный запах, — тихо сказал он.
— Какой? — спросила Даниэль.
— Сейчас подумаю. — Он прижался лицом к ее волосам. — Запах с легкой смесью горного воздуха, сосен в каплях ночного тумана и теплой лесной травы.
— Но это же твой запах, — сказала Даниэль.
— Правда? — улыбнулся он.
Когда автобус приехал в город, доктор Олсен взял руку Даниэль в свою руку. Он посмотрел по сторонам, а потом — в глаза Даниэль.
— Я завтра уезжаю, — сказал он, — рано-рано утром.
И замолчал. Она смотрела ему в глаза, он был очень серьезен.
— И увожу с собой свою бабушку, — сказал доктор Олсен. — И зову тебя с собой.
Даниэль хотела что-то сказать, но он приложил палец к ее губам.
— Молчи, сейчас ничего не отвечай. У тебя есть целая ночь, чтобы принять решение.
А потом он наклонился и жарко поцеловал ее в губы.
Доктор Олсен отпустил руку Даниэль. Он слегка кивнул ей, а потом взвалил на плечи свой большой рюкзак, развернулся и ушел.
Даниэль еще долго смотрела ему вслед. И совершенно ничего не понимала.
Но у нее впереди была целая ночь.
— Только не ошибись, — сказала самой себе Даниэль.
И, только не волнуйтесь, но на следующий день после полудня по городу уже ходила трагическая Люси Надсен и упавшим голосом рассказывала всем о том, что рано утром из города навсегда уехал доктор Олсен. И увез Гельхиадиху.
И зачем-то прихватил с собой нашу Даниэль.
И Марк Роснан опять остался один.
Но мир каждый день все так же просыпался за его окном. И солнце вставало из-за темных гор и покрывало все золотистым светом. И величественные деревья все так же раскуривали по утрам свои большие трубки.
И однажды Марк Роснан написал очередной роман.
И было в этом романе все. Новые надежды и мечты. И река гнала куда-то темные воды и не уставала никогда. И приходила и уходила осень. И с гор сходили снега. А летом была жара. И маленький провинциальный город все так же просыпался по утрам.
И птицы пели, и всходило солнце, шли дожди и цвели цветы. И у людей сбывались все мечты. И река не выходила из берегов. И вулкан не просыпался. И небо было чистое, и голубые облака плыли куда-то по своим делам. И слезы лились только от радости, и планы претворялись в жизнь. А по ночам за миром наблюдали звезды.
И была эта жизнь как всегда прекрасна. Потому что это была просто жизнь. И ничего больше.
— Когда он уезжал, Даниэль решила, что он ее не любит, — сказала Мина, — и ее сердце устало ждать.
— Но они же потом были вместе, — сказала Анна.
— Это было уже не то, — сказала Мина, — в ее сердце уже поселилась грусть.
Я не стала встревать в их разговор. Пусть поговорят. Знатоки человеческих душ.
Когда-нибудь они убедятся, что нужно просто научиться ждать. И тогда все желания непременно сбудутся.
4
И много ли времени прошло или мало, но недавно, выходя из центрального магазина, я столкнулась с Марком Роснаном лицом к лицу. От неожиданности я выронила из рук пакет с продуктами.
Если бы в моем пакете были сорок восемь апельсинов и они покатились бы по дороге, а Марк Роснан бросился бы их поднимать, то мы вполне могли бы с ним за это время познакомиться, всласть наговориться о жизни, наших планах на ближайшее будущее и мечтах.
Но нет. В моих продуктовых пакетах продукты обычно лежат тихо, мирно и складно, крепко держатся друг за друга и помогать своей хозяйке в знакомстве с человеком ее жизни не собираются.
Марк Роснан наклонился, поднял пакет и подал его мне.
— Спасибо, — как-то неестественно тихо сказала я Марку Роснану.
Вроде с утра с моим голосом было все в порядке. Но Марк Роснан расслышал.
— Ничего, — сказал он.
А потом он пару мгновений вглядывался в мое лицо. Где-то он меня уже видел.
Еще бы. Ведь я везде и всюду стараюсь попасться ему на глаза.
Но Марк Роснан ничего не вспомнил. Он отпустил входную дверь магазина, которую все это время старательно придерживал, чтобы я не стояла как столб при входе, а наконец-то прошла или туда, или сюда.
Он ушел. Еще несколько долгих мгновений я все-таки стояла как столб при входе и смотрела ему вслед.
И ничего в этом мире не поменялось. Все было точно так же, как и всегда. Даже солнце на небе не остановилось.
Я подошла к своей машине, бросила пакет с продуктами на переднее сиденье и села за руль. Но ехать куда-то я уже не могла. Вся моя непутевая жизнь стояла у меня перед глазами.
И этот странный городок. И присутствие дыхания перемен в виде вулкана. Вряд ли он когда-то проснется, автобусы на станции будут ждать этого до скончания века.
И никто отсюда никуда не переедет. Но, может, это не так уже и плохо?
Мало где можно встретить такую красоту. Серебряный туман на соснах по утрам. Солнце, заливающее все видимое пространство. Огромное небо, которого не бывает в больших городах. Яркие звезды по ночам, и воздух, которым невозможно надышаться.
И, что самое занимательное для меня во все периоды моего существования, именно здесь живет один писатель, который должен вот-вот выйти из магазина со своим пакетом холостяцких продуктов на один вечер.
Из магазина вышли несколько теток, спешащих к своим семьям. А потом буднично и просто вышел Марк Роснан.
Он подошел к своей машине. И тут со мной что-то произошло.
Я, конечно, веками могу сидеть в своем ветхом шалаше, как ослик Иа, и ждать, пока Вини и Пятачок перевернут мой мир. Но, черт возьми, почему я не могу перевернуть этот мир сама?
В последние секунды осмысления данной ситуации я застала себя выбегающей из своей машины и подбегающей к машине Марка Роснана. Тот момент, когда я успела схватить закрывающуюся дверцу его машины, я уже помнила с трудом.
— Подождите, — запыхавшись, сказала я Марку Роснану. — Подождите, — повторила я, хотя он с удивленным выражением лица уже терпеливо ждал.
Я замолчала и стала судорожно перебирать в голове план своего спасения.
— У вас что-то случилось? — спокойно спросил Марк Роснан.
— Да, — сказала я.
«У меня случилось несчастье. Трагедия всей моей жизни. Я живу эту жизнь без вас», — продолжило мое подсознание. Но я еще не настолько перестала владеть собой, чтобы позволить себе высказать эти мысли вслух.
— У вас сломалась машина? — подсказал выход Марк Роснан.
— Да, — сказала я, — навсегда.
— Что — навсегда?
— Моя машина сломалась навсегда.
— Я могу посмотреть.
Он был вежлив к людям, как всегда. Он уже потянулся к ключу зажигания, чтобы выключить машину, когда я заорала:
— Нет!
Марк Роснан отдернул руку.
Я перевела дух.
— Не надо смотреть мою машину, за ней уже едет эвакуатор, а вы пока подвезите меня домой. Ладно?
Я обошла его машину и села на переднее сиденье.
— Хорошо-хорошо, — сказал потрясенный Марк Роснан, — как скажете. — И завел мотор.
Мы уже заворачивали за угол, когда я увидела, как подходившая к магазину Люси Надсен застыла в изумлении при виде меня в машине Марка Роснана. Сплетни на сегодняшний вечер городу были обеспечены.
Если только Люси Надсен справедливо не придет в голову, что это все ей приснилось.
— Куда вас везти? — спросил в машине Марк Роснан.
Подсознание яростно требовало ответить, что, мол, желательно на край света, но я заставила его временно помолчать.
— На край города, — сказала я.
Мое лицо стала заливать краска. Все-таки то, что я вытворяла сейчас, было фантастической выходкой.
Да и Марк Роснан подлил масла в огонь.
— У вас ведь не сломалась машина? — спокойно сказал он.
— Нет, — сказала я, — не сломалась.
Он улыбнулся.
— И вам не нужна моя помощь?
— Как это не нужна? — сказала я. — Очень нужна!
Марк Роснан опять улыбнулся.
— Я слушаю, — сказал он.
— Научите меня писать прозу, — сказала я.
Я думала, что он удивится, но он не удивился.
Он сказал:
— Тебя душит проза?
— Да, — кивнула я, — она меня замучила. Мне все время хочется записывать умные и великие мысли. Но, когда я начинаю их записывать, они тут же перестают быть умными и великими.
— Какими же они становятся?
— Простыми и повседневными.
— Пиши как дышишь, — сказал Марк Роснан.
Я посмотрела на него повнимательнее.
— Это как?
— Все мысли, которые не затронут твое собственное сердце, отсеются сами собой.
Мое дыхание потихоньку восстанавливалось, и краска постепенно сходила с лица, я это чувствовала. И то, как я попала в машину Марка Роснана, уже было не столь важно.
Важным было то, что этот человек разговаривал со мной, воспринимал меня как данность, и между нами в какой-то мере уже начиналась какая-то история.
— А если я не справлюсь? Если мои мысли будут неинтересны людям?
— Работай над собой. Постоянно учись чему-нибудь. Читай. Много читай.
Марк Роснан вел машину очень медленно.
— А вы постоянно чему-то учитесь?
— Конечно, — улыбнулся он, — это процесс бесконечный, но увлекательный.
— А если все равно не получится?
— Получится. Начни с первой фразы, которая тебе придет на ум.
— И все?
— Все.
— Так просто?
— Для начала — да.
— А как же сюжет, завязка, развязка?
— Не думай об этом. Я не знаю, как это работает, но все в конце концов выстроится само.
— Вы не знаете, как это работает?
— Нет, я всегда записываю свои мысли и все.
— И все получается? Завязка, кульминация, развязка?
— Конечно. Иначе и быть не может.
— Я записываю некоторые мысли, и они кажутся мне гениальными, а ведь там есть ошибки, неправильное построение фраз и предложений.
— Не выдумывай и не души себя. Пиши как есть. Что значит — неправильное построение предложений? Все, что ты сказала миру, — гениально, а все, как ты это сказала, — только твое изложение мыслей и построение фраз. Представь, если бы вся литература была причесана и приглажена. Было бы скучно. В прозе нужно уметь пошалить. В произведении должен быть кураж. Только твой, особенный. Не надо сдерживать себя. Надо быть самой собой.
Я задумалась. Все, что говорил Марк Роснан, было необычно и интересно.
— Название уже есть? — спросил он.
— Что-то типа: «Будничные страсти у подножия спящего вулкана», — сказала я.
Марк Роснан улыбнулся.
— Лучше покороче, — сказал он. — «Страсти у вулкана».
Я кивнула.
— А первая фраза?
— Наш город окружен горами, горы сплошь покрыты лесом, лес напоминает огромное зеленое покрывало — в детстве нам казалось, что на нем спят великаны, и мы старались пораньше проснуться, чтобы увидеть хотя бы одного из них, — сказала я, краснея до корней волос.
— Мне нравится, — сказал Марк Роснан. — А примерный сюжет?
— О том, что прекрасные детские мечты обычно легко забываются, теряются по дороге и остаются где-то там, далеко позади. И с течением жизни к ним просто не имеет никакого смысла возвращаться, до того эти мечты порой оказываются несущественными, наивными и невыполнимыми. Но это все происходит только в том случае, если вы не отдаете этим мечтам без остатка все свое сердце.
— А еще короче? — сказал Марк Роснан.
— О том, как за несколько часов знакомства можно перевернуть жизнь человека.
Я чувствовала, как он с интересом наблюдает за мной. А я подробнее заинтересовалась видом нашего города из окна его машины.
— И кто кому будет переворачивать жизнь? Мужчина женщине или женщина мужчине?
— Женщина мужчине, — сказала я, глядя вдаль.
— Как она это сделает?
Я пожала плечами.
— Просто она будет ждать его всю жизнь.
— А как он об этом узнает?
— Однажды она ему об этом расскажет.
— А он?
— А он подумает-подумает и однажды примет это близко к сердцу. — Я посмотрела ему в глаза.
— А как мужчина жил до этого? — спросил Марк Роснан.
— В принципе тоже нормально. У него были свои интересы. Он достиг успеха в профессии.
Мы внимательно смотрели с ним друг другу в глаза.
— Но? — сказал Марк Роснан.
— Но не было в его жизни чего-то такого, что мог бы дать ему не весь мир, а только один близкий человек. Человек, который хотел бы быть рядом с ним всю жизнь.
Марк Роснан задумался.
— А говоришь, нет сюжета, — сказал он наконец. Он подъехал к моему дому, остановил машину, повернулся ко мне и сказал: — Спасибо.
Я раскрыла рот, чтобы спросить за что. Но он протянул руку, приложил палец к моим губам и сказал:
— Только не спрашивай за что.
Он коснулся меня, вроде это было буднично и просто. А я чуть в обморок от этого не упала.
Я вышла из его машины и медленно пошла к своему дому. На крыльце я оглянулась.
Марк Роснан не спеша разворачивал машину и задумчиво смотрел мне вслед. Наши взгляды встретились, и некоторое время мы с ним смотрели друг на друга.
И, быть может, мы оба понимали, что все, что в этой жизни происходит, происходит вовсе не случайно. А может, это понимал пока лишь только один из нас. Это было не важно.
Важно было то, что все, что в этой жизни происходило, происходило действительно не случайно. Не случайно и все.
В дом я вошла в предобморочном состоянии. И встретила там обалдевших Мину и Анну. Они даже не смогли отойти от окна, где наблюдали за мной в машине Марка Роснана.
Я слабо махнула им рукой, мол, не спрашивайте меня сегодня ни о чем, поговорим об этом завтра. И отправилась в свою комнату.
Чуть позже, уже ближе к вечеру, когда я лежала с холодным полотенцем на голове и обдумывала сегодняшние события, до меня донесся возмущенный голос главы семьи. Отец недовольно спрашивал у всех, почему именно он должен идти забирать нашу машину, брошенную на произвол судьбы у магазина в центре города.
Ближе к ночи Мина не выдержала и пришла ко мне узнать подробности. Но я делала вид, что сплю с мокрым полотенцем на голове.
А на следующий день случилось одно событие, которое теперь надолго затмит все предыдущие события в нашем городе. И еще долго местные сплетницы будут говорить друг другу при встречах:
— Ты могла предположить, что так однажды произойдет?
— А ты могла это предположить?
На следующий день я проснулась от того, что мне показалось, что к нашему дому подъехала какая-то машина. Я тут же в ужасе вспомнила вчерашний день и вчерашние события.
Я подумала, что все это мне приснилось. Но нет.
Ощущение знакомства и разговора с этим человеком жило во мне и разливалось на весь мир вокруг. В какой-то мере я перевернула этот мир.
Я тихонько встала и подошла к окну, чтобы поприветствовать этот мой новый мир. И не поверила своим глазам.
Неподалеку от нашего дома стояла машина Марка Роснана. Сам же Марк Роснан облокотился о капот и что-то записывал в блокноте.
Я не знала, какие силы небесные принесли в такую рань этого человека на край города. Но я уже научилась управлять своей вселенной.
В пижаме и домашних тапочках с пуховой оторочкой я стремглав побежала вниз по лестнице.
Перед входной дверью я решила, что на улице в такую рань прохладно. Поэтому я отыскала на вешалке вязаный шарф, накинула его на себя и несколько раз обмотала его вокруг шеи.
В таком виде я выбежала на улицу. Марк Роснан перестал что-то записывать в блокноте.
Он поднял глаза, оглядел меня с головы до ног и улыбнулся. \
А потом он медленно пошел к нашей ограде. Я тоже осторожно пошла в домашних тапочках по росистой земле ему навстречу.
У ограды мы встретилась. Мое сердце бешено билось.
— Привет, — сказал Марк Роснан.
— Привет, — сказала я.
Он замолчал.
— Вы привезли мне книги, чтобы я научилась писать прозу? — сказала я.
— Нет, — сказал он, полез в карман брюк и вытащил маленькую коробочку.
Я в недоумении уставилась на эту коробочку.
А Марк Роснан тем временем сказал:
— Я хочу, чтобы мы с тобой попробовали сделать вид, будто один человек смог перевернуть жизнь другого человека всего за несколько часов знакомства.
Он протянул мне коробочку через нашу низкую ограду, открыл ее, и первые лучи всходящего солнца осветили золотое кольцо. Я смотрела на него и не могла произнести ни слова.
И тут раздался громкий вопль моей сестры Мины. Она высунулась по пояс из окна нашего дома и орала на всю улицу:
— Нет! Только не через ограду! Через ограду — плохая примета!
Надо же, когда она успела проснуться?
— Никогда не слышал о такой примете, — сказал Марк Роснан.
Но он все же наклонился, взял меня на руки и перенес через ограду. Он поставил меня на землю.
— К слову, — сказал Марк Роснан, — ко всему этому еще полагается поцелуй.
Я вся дрожала. То ли от холода, то ли еще бог знает от чего.
— Вы же меня совсем не знаете, — сказала я, и мне стало вдруг очень весело.
Зачем ему меня хорошо знать, если он собрался меня поцеловать? Он тоже улыбнулся.
— У меня будет полно времени тебя изучить. Самое главное в жизни — встретить человека, с которым будет интересно. А мне уже интересно с тобой.
А потом он наклонился, протянул руку, коснулся моего подбородка пальцами и слегка повернул мое лицо к себе. И, вы не поверите, но мы с ним поцеловались.
Если за нами наблюдали силы небесные, то они бы поставили нам двойку за этот поцелуй. Это был самый скромный, неуклюжий и простой поцелуй, если поцелуи могут быть скромными, неуклюжими и простыми.
Он еще немного придержал мое лицо рукой, разглядывая его. О да, мои веснушки, слегка вздернутый нос, серо-голубые глаза. Все просто и со вкусом, есть на что посмотреть.
Я еще толком не верила в то, что сейчас произошло. Хотя вроде — чего особенного? Я же так долго об этом мечтала.
Марк Роснан был спокоен. Он смотрел на меня и слегка щурился от утреннего солнца. У него было полно седых волос.
Я стояла перед Марком Роснаном в пижаме, домашних тапочках и теплом шерстяном шарфе и глупо улыбалась.
— Почему ты улыбаешься? — спросил он.
— Я вспомнила, как одна девочка из нашего класса говорила, что если вы женитесь когда-то, то это произойдет как-то особенно и внезапно, как ураган где-нибудь на далеком острове Бали.
— А разве там бывают внезапные ураганы? — сказал Марк Роснан.
Я пожала плечами.
— Не знаю. К слову, каждый раз она упоминала новые острова.
Марк Роснан улыбнулся. А огромное утреннее солнце наконец-то вышло целиком из-за туманных гор и осветило золотыми лучами весь этот мир.