Понедельник выдался ясным и солнечным. Завтракали опять у окна. Оба молчали. Потом чуть не поссорились – всего из-за одного-то тоста.

Тост съел Эбботт. Выпил три чашки кофе. Элис сказала, что он должен поесть ещё, а Эбботт сказал, что больше не хочет, и получилась вдруг настоящая семейная сцена – из-за полной чепухи.

Потом Элис плакала, а Эбботт прижимал её к себе и они постепенно успокоились.

– Это сегодня, да? – спросила она.

Он кивнул.

– Если всё получится.

– О чём это ты?

– Планы – дело тонкое – их может похоронить что угодно – от проколотой покрышки до громкого чиха.

– И что ты будешь делать?

– Всё, от меня зависящее. А потом – надеяться, что оно не пойдёт кувырком, как в прошлый раз.

Он ещё держал её за руку.

– Дай мне уйти, – попросила она, – или не отпускай вообще.

Он отпустил её. Она поцеловала его в щёку.

– Ненавижу прощаться, – сказала она.

– Ага.

Короткое молчание. У самой двери она обернулась:

– Я еду к маме. Тебе понадобится машина?

Эбботт покачал головой. Элис стояла у самой двери.

– Забавно, – сказал он, – полжизни говоришь «Спасибо» и «Благодарю», а когда благодарен на самом деле – и сказать-то нечего.

– Просто возвращайся, – ответила Элис и вышла.

Некоторое время он прислушивался к затихающим шагам на лестнице, потом подошёл к уличному окну.

Долго смотрел ей вслед, пока она не скрылась из виду. Элис не оглянулась.

Потом позвонил в Скотленд-Ярд.

– Старшего суперинтенданта Шеппарда, пожалуйста.

Его попросили подождать, потом ответил женский голос:

– Офис старшего суперинтенданта Шеппарда. Чем могу служить?

– Это департамент О-А-6, – Эбботт от души надеялся, что идентификационный код не менялся. Впрочем, с чего бы? – Мог бы я поговорить с ним?

– Он в Питерсфилде.

– А я думал он вернулся после той стрельбы на Ватерлоо.

– Вернулся. А потом опять уехал.

– Хорошо, спасибо.

– Что передавать, кто звонил?

– Из офиса мистера Фрэнка Смита.

Он положил трубку. Итак, Питерсфилд. Оставалось выяснить только адрес.

Перед тем, как посадить Дорис на вертолёт до Лондона, Нджала взял её на прогулку.

Она была поражена мерами безопасности, окружавшими его.

– О Боже! Все эти собаки, люди… Они с тобой носятся, как…

Нджала расхохотался.

– Это всё из-за ИРА или ещё каких-то террористов. Собираются похищать больших шишек. А англичане большие перестраховщики.

Широко распахнув глаза она продолжала расспрашивать его, а он отвечал ей с добрым отеческим юмором.

Перед самым отлётом он сказал:

– Я хочу видеть тебя.

– Когда?

– Не знаю точно. Но я позвоню – завтра, максимум послезавтра. Хочу быть уверен, что у тебя нет других дел.

– Можешь быть уверен.

Теперь Эбботт звонил в отдел, отвечавший за состояние зданий, принадлежавших Департаменту на юго-востоке. Он заговорил с сильным валлийским акцентом:

– Слушай, парень, если вы не делаете там ремонта, откуда, чёрт побери, на меня свалился заказ на починку тридцати футов кровельных желобов и на покраску грёбанного фасада? Объясни, а?… Нет, чья подпись разобрать не могу. Но завизировал старина Пилкингтона, сечёшь? Ну как, всё в порядке, да?… Загадка? Никакой загадки, парень. Вот, чёрным по белому: «Для работ, проводимых в Мэнор-хаус, Апден, Питерсфилд». Что значит «неправильный адрес»? Не говори мне, что это не Питерсфилд, потому как я точно знаю… А! А, вот что – Лейфилд-холл. Да, ты того, номер мне их дай, если что – не хочу опять чувствовать себя болваном…Хорошо. Спасибо. Но, чёрт побери, как это у вас в отделе умудрились послать заказ на неправильный адрес, а? Ладно, парень, ладно, не я поднимал эту заваруху, это всё старый хрыч Гимбел из Финансов, ну ты же знаешь, что это за сукин сын…

Телефон звонил, звонил и звонил и Дорис в конце концов не выдержала и встала.

– Господи, – сказала она.

– Нет, только Джордж, – жизнерадостно отозвалась трубка.

– Ты знаешь, который час?

– Час ноль пять. Утро!

– Этим утром раньше десяти я не встану. Вымоталась я, Джордж, вымоталась… Понимаешь, парень, вымоталась.

– А как насчёт денег, детка?

– Не надо денег, Джордж, дай просто поспать, хорошо?

– Не надо десяти штук?

– Десяти – чего?

– Забудь, детка, иди себе спать.

– Слушай, Джордж, не п#%±ди. Говори прямо.

– Я заключил эксклюзивный контракт с журналами пяти стран. Десять самых крутых журналов – и все ждут твоей истории. А если удастся раздобыть пару фоток – накидывают ещё двадцать пять процентов. Или тебе это не интересно?

На том конце повисло молчание.

– Эй, ну как, идёшь спать?

– Я просыпаюсь. Чего ты хочешь?

– Встречаемся в кафе на углу твоего дома через пару часов, хорошо?

– Чёрт, Джордж, ну дай полежать. Ты же знаешь, где я живу? Вот и приходи прямо сюда через пару часов – и я поговорю с тобой, не вставая. Что угодно – только бы с кровати не вставать.

– О'кэй, о'кэй, – вздохнул Эбботт, – Через пару часов, у тебя дома.

Она жила в самом конце Мейда-вэйл. Эбботт вызвал такси и уже через десять минут стучал в дверь.

Ещё одна мера предосторожности. Она вполне могла рассказать кому-нибудь о друге Джордже. Если появится полиция, Эбботт предпочёл бы наблюдать за ней со стороны.

Дорис открыла дверь, из одежды на ней была только простыня.

– Ты же говорил, через два часа. Я сейчас умру.

– Десять штук воскресят тебя из мёртвых. Я сделаю тебе кофе, а ты можешь пока рассказывать про Нджалу и этот его особняк.

Дорис рассказывала о привычках Нджалы (и не только сексуальных), о мерах безопасности и многом другом.

Она нарисовала план дома, ручей, протекающий по территории, стену по периметру. Рассказала о проводниках с собаками, о системе сигнализации, об охране у ворот и у северной стены, где протекал ручей. Словом, всё, что знала сама. А знала она немало.

– Так что, никаких шансов пробраться туда с фотографом?

– Никаких, братишка. Они даже меня до сих пор на входе обыскивают. Держат специально для этого двух баб-полицейских, рожи как у лесбиянок. Зато ОН любит меня. И я снова поеду к нему.

– Когда?

– Без понятия. Завтра или послезавтра. Он позвонит.

– Сможешь убедить его сфотографироваться с тобой? Это будет сенсация.

– Сделаем. А сейчас, Джордж, пожалуйста, дай поспать.

Он купил лёгкий плащ, карту окрестностей Питерсфилда, несколько пластиковых мешков, компас, отвёртку и водоупорный фонарик. Насчёт фонарика он не был уверен, но штука могла и пригодиться.

На станции Ватерлоо Эбботт приобрёл роман в мягкой обложке и билет на Питерсфилд. Книга настолько увлекла его, что он чуть не пропустил свою станцию.

Первым делом он заглянул в местное агентство по торговле недвижимостью и объяснил, что желает купить загородный особняк примерно с двадцатью акрами земли. Не могут ли они сообщить ему, если подвернётся что-то подходящее? Он дал вымышленное имя и лондонский адрес.

Некоторое время назад друзья говорили ему про недурной особняк, но он никак не вспомнит, как тот назывался. Что-то вроде «Лейстоун-хаус». Есть такое?

– А, это вы про Лейфилд-холл, – сказал агент, – он выставлялся на продажу месяцев семь или восемь назад, но, боюсь, его уже купили.

– Любопытно. Это далеко?

– Нет, всего две или три мили к западу, вдоль шоссе A272. Большое здание по правую руку, не ошибётесь.

Эбботт сверился с картой, потом взял такси и проехался мимо ворот Лейфилд-холла. Он разглядел проходную (несомненно набитую охранниками из Спецотдела) и арку там, где выходил ручей. Заметил прожектора, освещающие тут всё по ночам. Дорис говорила, их не выключают до девяти утра. Ручей пересекал дорогу и уходил в поле. Растущие по берегам деревья могли послужить вполне приемлемым укрытием. Выходя из-под арки, русло сужалось до размеров глубокой короткой канавы, а потом уходило в восемнадцатидюймовую трубу, проходящую под дорогой. Пролезть сквозь трубу было нереально.

Некоторое время они колесили по дорогам в радиусе двадцати миль от Лейфилд-холла. Таксисту Эбботт сказал, что присматривает себе участок. На самом деле ему требовалось большое поле, желательно с прудом или ручьём. Искомое обнаружилось в двадцати милях к северо-северо-востоку. Большой ровный участок с протекающим по нему ручьём – возможно тем же, что пересекал территорию Лейфилд-холла.

В одном месте русло расширялось или было расширенно, чтобы устроить водопой для скота. Отблеск воды будет в темноте прекрасным ориентиром.

Он засёк ещё один ориентир – шпиль церкви в миле оттуда и, почти сразу за ним – развалины замка. Потом взял азимут на них, обозначил на карте расположение Лейфилд-холла, поля и ручья.

Всё, что ему понадобится – лететь на северо-северо-восток от Лейфилд-холла, пока не появится шпиль церкви на фоне разрушенного замка, затем следовать по азимуту до поля. Ориентиром послужит блеск воды.

Оставалось ещё пара приготовлений. Первым делом требовалось угнать почтовый фургон.

Фургон обнаружился на стоянке рядом со станцией Питерсфилда. Дверь была заперта, но немного осторожной работы отвёрткой и она открлась. Эбботт забрался внутрь, зачистил провод зажигания и напрямую соединил медную и свинцовую проволочки. Машина выплюнула чёрный выхлоп и завелась.

Доехав до выбранного поля, Эбботт съехал с дороги и спрятал фургон в кустах.

Разумеется, о краже сообщат Шеппарду в Лейфилд-холл. Как и о любых преступлениях или подозрительных происшествиях в окрестностях. Таков был метод Шеппарда, дотошная скрупулёзность всегда была его сильным местом. Эбботт считал, что, как и в дзюдо, силу противника надо использовать против него самого.

Он двинулся в Питерсфилд пешком. Где-то на второй миле ему удалось остановить попутку. Не то, чтобы он спешил. Собственно до сумерек делать было нечего. Сумерки вообще странное время. Время, когда трудно сказать, подвижен объект или нет, жив или мёртв. Время нереальности. Время влюблённых – для них реальны только моменты, когда они вместе.

Нджала позвонил Дорис ещё до сумерек.

– Посылаю за тобой машину посольства. Тебя заберут в аэропорт и через час ты будешь здесь.

– Ты же говорил завтра или послезавтра. Я только что встала. Совсем никакая.

– Сделаем так: ты быстренько приезжаешь сюда. Тут тебя ждёт копчённая лососина и бутылка шампанского. Потом спишь часа два или три, если захочешь. А когда ты встанешь, вся такая красивая и свежая, примешь ванну и…

– Нет, любимый, не могу я, честно. На кусочки разваливаюсь.

– А ещё тебя тут ждёт маленький подарочек. Пятьсот фунтов.

– О, чёрт!

В это же время Эбботт звонил из гостиницы на телефонную станцию Питерсфилда.

– Хочу сообщить о неполадке на Питерсфилд 8548. Да, верно. Это горячая линия Министерства обороны, пожалуйста, займитесь ею немедленно. Спасибо.

Он взял такси, вышел в поле в полумиле от Лейфилд-холла, и маскируясь среди зарослей, добрался до берега ручья. Там он нашёл место, откуда открывался хороший обзор главных ворот и проходной.

Смеркалось. По рассказам Дорис, прожектора включат только через полчаса.

Эбботт упаковал часы, компас, пистолет, кобуру и запасную обойму в пластиковые мешки, надёжно закрыл их и рассовал по карманам плаща. Он ждал.

Примерно через десять минут к главным воротам подъехал почтовый фургон.

Ворота открылись, оттуда появились трое бойцов спецотдела во главе со смышлённым сержантом Робертсом.

Водитель фургона, молодой детина агрессивного вида, опустил окно.

– Да? – сказал Робертс.

– Телефонная служба. Вы сообщали о неполадках со связью.

– Минутку, пожалуйста.

– Я не собираюсь торчать тут всю чёртову ночь.

– Не могли бы вы подождать, сэр? – он обернулся к одному из своих людей и тихо приказал: «Проверь в доме».

Водитель вылез наружу.

– Послушайте, – сказал он, – это – срочный вызов. Горячая линия Министерства обороны или что-то такое. И я хочу покончить с этим как можно быстрее, понимаете? У меня свидание. С девушкой.

Боец вернулся и что-то прошептал на ухо Робертсу.

– Вы не могли бы ненадолго пройти в проходную, сэр? Мы хотели бы задать вам несколько вопросов.

– Вопросов? Каких вопросов? Вы о чём?

– Фургон, приметы которого соответствуют вашему, был угнан сегодня днём.

– Угнан? Хотите сказать, что я почтовый фургон угнал? Послушай, болван, да ты на номера посмотри.

– Сменить номера несложно. Итак, вас не затруднит пройти сюда?

Робертс уже держал его за руку.

– Да прям щас, – заорал детина, пытаясь вырваться. На него навалились все трое.

Пока отбивающегося детину волокли через ворота, Эбботт, скрытый сгущающимися сумерками, пересёк дорогу и нырнул в канаву, ведущую под арку. Вода оказалась ледяной.

Очень медленно и осторожно он подобрался к арке и осмотрел её. Как и ожидалось, на обеих сторонах обнаружились электронные датчики, вмурованные в стену в дюйме от воды.

Эбботт сделал глубокий вдох, нырнул и плыл почти касаясь илистого дна, пока не миновал арку. Потом всплыл, бесшумно выбрался из ручья и спрятался в кустах. Высушил платком руки, подождал, пока не успокоится дрожь. Вынул компас, пистолет и всё остальное, мешки набил камнями и утопил. Предосторожность может и излишняя, но не помешает. Снял плащ, спрятал под кустами, присыпав сверху листьями.

Надел кобуру, осмотрел пистолет и обоймы. Всё сухо. Как и часы и компас. Положил пистолет в кобуру, компас и обойму – карман. Надел часы.

Потом услышал приближение патрульных с собаками и залёг. Следующий патруль попался ему рядом с зарослями рододендронов. Он пропустил и его. Интервал – пятнадцать минут, как и рассказывала Дорис.

Он прошёл уже четверть мили, когда услышал лай – вначале одной собаки, потом присоединились остальные. Так, нашли плащ.

В летнем домике сержант Клиффорд сказал другому бойцу:

– Творится что-то. И им не нравится.

– Да они по любому пустяку гавкают. А там ещё и драка у ворот.

Короткое затишье, потом опять лай. Одна из собак завыла.

– Мне тоже не нравится, – сказал Клиффорд, – Пойду, посмотрю.

Эбботт наблюдал за ним из зарослей. Клиффорд обошёл здание, поравнялся с патрулём, обменялся парой слов с патрульным и вернулся в домик.

К тому моменту лай и вой прекратились. Но тишина Клиффорда не радовала. Чудилось в ней что-то угрожающее.

– Что-то творится, – повторил он, – не знаю, что, но какого-то чёрта там творится.

Боец что-то буркнул в ответ. Клиффорда он не любил, как, впрочем и все остальные.

Как только Клиффорд и патруль скрылись из виду, Эбботт стремительно пересёк дворик, взбежал по ступенькам и позвонил в массивную дубовую дверь.

Открыл Шеппард.

– Добрый вечер, – вежливо сказал Эбботт.

Прямо перед собой Шеппард обнаружил дуло «Магнума.357», наведённого очень твёрдой рукой. Зрелище могло напугать человека и смелее, чем Шеппард, а он трусом не был.

Эбботт вошёл и закрыл за собой дверь.

– Пистолет, – скомандовал он, – двумя пальчиками, знаешь, как в кино.

Шеппард передал ему пистолет, Эбботт отправил его в карман.

– Теперь навестим Нджалу. Я в двух шагах позади тебя, так что без этих приёмчиков, которым на курсах учат. Без позвоночника останешься.

Наверх по ступенькам Шеппард шагал, как по тонкому льду. Эбботт следовал за ним.

Охранник, сидевший у входа в номер Нджалы, увидел Шеппарда и кого-то с ним. Пистолета он не замечал – пока Эбботт не скомандовал Шеппарду отойти в сторону.

– Не нужно подвигов, сынок, – попросил Эбботт, – просто встань и стой.

Охранник поступил, как ему было сказано.

– Забери оружие и наручники и передай мне, – сказал Эбботт Шеппарду, – И постарайся, чтобы я не нервничал.

Шеппард передал ему и то, и другое.

– Отойдите подальше от двери, джентльмены. Не нужно сцен.

Они отошли. Эбботт подошёл к двери, прислушался. Ему не хотелось тревожить Нджалу. Потом осторожно подошёл к Шеппарду, оценил дистанцию и вдруг будто взорвался. Молниеносный удар пришёлся Шеппарду прямо в солнечное сплетение.

Тот коротко икнул и рухнул, как подрубленный. Слышался только придушенный хрип. Суперинтендант судорожно ловил ртом воздух, а цветом лица быстро начинал смахивать на удавленника.

Эбботт наклонился над ним.

– Жена передать просила, – приветливо сообщил он, – на память.

Он вернулся к двери, снова прислушался, вошёл и бесшумно запер её за собой.

Нджала не поднимая головы работал за своим столом, у западного окна. Он был погружён в работу и не желал отвлекаться на посетителей. Щелчка запираемого замка он то ли не слышал, то ли не придал ему значения.

– Поставь на стол, Артур. Можешь налить чашечку себе.

Он вернулся к работе.

– Это не Артур, – сказал Эбботт.

Нджала наконец поднял голову, увидел его, пистолет.

– Вы Уилсон, – вздохнул Нджала, – то есть тот, которого мы знали, как Уилсона. Человек, который намерен убить меня.

Он помолчал, усмехнулся.

– Чем могу быть полезен? – поинтересовался он, – кроме своего трупа?

При всех недостатках Нджалы, трусость в их число не входила.

– Задёрните шторы.

Снаружи уже стемнело и в комнате горел свет.

Пока Нджала опускал штору на западном окне, Эбботт сделал то же с окнами, выходившими на юг. Он не хотел, чтобы их видели снаружи.

– Сядьте. Обе руки на стол.

Нджала уселся. В среднем ящике находился пистолет. Очень медленно он стал выдвигать ящик – коленями. Поддерживая в то же время беседу, чтобы заглушить шорох.

– Пить будете? – светски поинтересовался он, – Джин, виски, водка, ещё что-нибудь?

– Ничего, – отрезал Эбботт, – даже воды.