Глава четвертая
Как только начинает теплеть, и даже раньше этого времени, подростки с Черного острова устраивают вечеринки на Ханури-Пойнт, около маяка. Меня туда ни разу не приглашали, но иногда я тайком крадусь следом за Диллоном и прячусь в темноте. Сегодня – первая вечеринка в этом году, хотя май еще не наступил. Диллон уже успел перемерить три разные рубашки. Наконец он выбирает жутко уродливую, коричневую. Его волосы щедро сдобрены гелем и взбиты «ежиком». Я прячусь за дверью, когда он врет родителям и говорит, что идет к Ларе домой. Он старательно подчеркивает, что ее родители будут дома и что они все вместе поужинают. Дожидаюсь момента, когда отец и мама уходят в кухню, и иду за братом.
Когда я наконец добираюсь до места, вечеринка уже в разгаре. Они ушли на порядочное расстояние, чтобы оказаться подальше от кладбища. В основном тут ребята из классов S5 и S6, но есть и несколько моих ровесниц, у которых бойфренды постарше. Все принесли с собой одеяла, чтобы сидеть на них, а также прихватили сумки-холодильники с пивом и водкой. Марти Дженсон, школьный диджей, стоит посередине со своими деками. Одной рукой он подкручивает пластинки, а второй, сжатой в кулак, бьет по воздуху. Вокруг него сгрудились девочки, они демонстрируют ему самые классные танцевальные движения, на какие только способны (дерьмовые по большей части), а он пускает слюни, глядя на них. Лара лежит на циновке рядом с Эйлсой Фитцджеральд. Она окликает Диллона, он садится между ними и обнимает Лару. Эйлса протягивает ему банку пива, но Диллон качает головой и достает из кармана куртки бутылку. Наверное, это водка. Или джин. Как-то раз он сказал мне, что это наименее калорийные алкогольные напитки. Музыка звучит громче.
Я иду к речной отмели и сажусь рядом с Эдди. «Кенгурушка» у меня застегнута так, что ворот закрывает губы, и комары меня не достанут – похоже, они рановато прилетели в этом году. Жаль, что я не отлила немного маминого джина в бутылочку от воды. Хотя бы согрелась.
Если кто-то посмотрит в эту сторону с берега, то заметит меня, но не догадается, что это я. Но никто и не думает оборачиваться. Все слишком сильно заняты – обнимаются и раскачивают руками, держа банки и бутылки. Со своего наблюдательного пункта мне видны парочки, уединившиеся в высокой траве и за большими валунами на берегу. Я стараюсь не смотреть на них. Ищу знакомые лица в толпе на берегу. Ищу Тэя. И Дэнни.
Долго искать не приходится. Тэй появляется и идет прямиком ко мне.
– Элси Мэйн, – говорит он, глядя на меня сверху вниз.
Тэй сдвигает назад капюшон куртки, а я высовываю из-за ворота подбородок, чтобы можно было разговаривать.
– А как ты понял, что это я? – спрашиваю, поеживаясь от холода.
Да, и откуда ему известна моя фамилия? – звенит в мозгу тревожная сигнализация.
Еще бы он этого не знал.
– Просто угадал. Можно к тебе присоединиться, или у тебя своя личная вечеринка?
– Присоединяйся, если хочешь, – говорю я, мысленно готовясь к обороне. – Но вечерника вон там.
Тэй смотрит в сторону пляжа и хмурит брови:
– Знаю. Я только что оттуда, и это самая паршивая вечерника, на какой мне только случалось побывать. Если вечеринки могут вонять, так от этой просто разит.
– А хорошая вечеринка, по-твоему, какая? – спрашиваю я.
Тэй пожимает плечами и садится рядом со мной. Вернее – между мной и Эдди. Я думаю, не отодвинуться ли мне подальше, но не могу придумать зачем.
– Ну, так что сказал Дэнни?
– О чем? – Тэй начинает скручивать косяк. – Покуришь?
– Нет, спасибо. Ну, тогда, на днях… Он сказал что-нибудь после того, как подвез меня домой?
– He-а. Я с ним не виделся.
– О, – говорю я с облегчением. По какой-то причине Дэнни решил помалкивать про Эдди. – Я пару раз приходила в бухту, но тебя там не было, – добавляю я.
– Знаю. Мик сказал, что ты там шныряла.
Черт. Надо было вести себя осторожнее.
– Ничего я не шныряла. Я в эту бухту приходила задолго до того, как ты там появился.
– Знаю.
– Вот и хорошо. Рада, что ты знаешь.
– Отлично.
– Ну и чем же ты занимался? – спрашиваю я.
– А что?
– Просто спрашиваю. Ну, веду светскую беседу, как говорится.
– Да ничем таким особенным не занимался. То да се.
Я вздыхаю:
– Понятно. Хорошо.
Разговор не клеится. Не понимаю, почему мы ведем себя так, словно из-за чего-то поссорились.
– Если ты не хочешь говорить со мной, зачем ты тогда сюда пришел? – спрашиваю я.
– Спокойно, – говорит Тэй и касается моей руки. Он улыбается, его взгляд смягчается, и я тут же растворяюсь.
Как такое может быть? Почему этот человек, с которым так непросто разговаривать, делает так, что я ни с того ни сего просто растекаюсь?
– Пришел посмотреть, как ты. После той попытки самоубийства. Я бы позвонил, но у меня нет твоего номера.
– Нет у меня никакого номера, – бурчу я в ответ. – В смысле, мобильника нет.
– Мобильники – это для лузеров, – говорит Тэй, не задумываясь, достает телефон из кармана и швыряет в сторону моря.
В следующую секунду слышится негромкий всплеск. Я смотрю на Тэя раскрыв рот:
– Ты только что выбросил телефон?
– Ага. Звонить-то некому. Ну, так у тебя, значит, все в порядке?
– Ну да, в порядке, но не благодаря тебе, – отвечаю я, все еще делая вид, что обижена, но при этом гадаю, дорогой ли был телефон. Если да, то для чего он это сделал – чтобы произвести на меня впечатление? Или он то и дело вытворяет что-то подобное?
– Прости. Я не ожидал, что ты прыгнешь, – признается Тэй.
Дым от его косяка попадает мне в горло. Какое-то время мы сидим молча, и я смотрю на Диллона и Дару. Она, можно сказать, легла на него и целует его шею. Тут я замечаю, что Эйлса смотрит на Диллона раскрыв рот. Диллон всем нравится. Наверное, в нем что-то есть. Что-то такое, чего нет во мне. Музыка стихает, и я слышу тихое шуршание волн, набегающих на гальку. От ветра у меня разбаливается голова и немного хочется спать. Я громко зеваю.
– Это шок от холодной воды, – говорит Тэй.
– Что? – настораживаюсь я.
– У тебя на лице есть крошечные температурные рецепторы. Когда лица касается холодная вода, пульс замедляется, и кровеносные сосуды сжимаются. Тело бережет кислород для сердца и не дает сделать вдох. Вот что произошло, когда ты прыгнула в море.
– Блеск. Мог бы сказать мне об этом до того, как я прыгнула, – ворчу я.
Но его объяснение звучит знакомо. Кажется, я про что-то такое читала, когда делала какое-то домашнее задание по биологии. Человеческое тело – это единственное интересное из всего, что мы узнаем в школе. Я написала доклад о младенцах – о том, как они способны выживать в экстремальных условиях. Например, оказавшись в холодной воде.
– Рефлекс млекопитающих? – спрашиваю я, радуясь тому, что произношу умную фразу. – Это то самое, что помогает выдрам и дельфинам так долго оставаться под водой.
Тэй усмехается, распрямляется и вытягивает ноги.
– Именно так, – кивает он. – Но у нас, людей, с этим не так хорошо. – Он придвигается ближе и пытливо смотрит на меня.
Мне не по себе.
– Послушай, мне вправду жаль, – говорит он. – И я должен кое-что сказать тебе.
Господи. Ну, вот оно. Сейчас он мне скажет, что знает, кто я такая, и что он не хочет со мной иметь ничего общего. Тяжкий груз разочарования наваливается на меня, мерзко сосет под ложечкой. Так можно и Эдди убить.
– Ну, давай выкладывай, – цежу я сквозь зубы, готовая вскочить и уйти.
Тэй опускает глаза.
– Не надо было мне уговаривать тебя прыгать, – начинает он. – Но… честно, я себя ругаю за это… но я был рад, когда ты все же прыгнула. Я еще подумал: это девчонка с яйцами.
– С яйцами? – переспрашиваю я, не совсем понимая, к чему он клонит.
– Ну да. В смысле – смелая.
– Я знаю, что означает слово «яйца».
– Ну да. В общем, вот это я хотел сказать.
Что? Нет, у этого парня очень странная манера разговаривать. Я гадаю, не связано ли это отчасти с тем, что он покурил марихуану. А может быть, он вообще не любитель разговаривать. Если ему хочется посидеть в тишине, я не против. Хотя бы я сама не брякну какой-нибудь глупости.
– У меня целый год был ларингит, – наконец произношу я, надеясь, что он поймет мой намек – что ему вообще не обязательно что-либо говорить.
– Да? – Тэй прижимает ладонь к горлу и проводит по коже.
– Я почти двенадцать месяцев никому ни слова не говорила, кроме брата.
Тэй кивает. Похоже, понимает.
– А еще какие-то проблемы со здоровьем у тебя есть, про которые мне надо знать? – спрашивает он с улыбкой.
– Нет, а у тебя? – тут же спрашиваю я.
Тэй громко смеется:
– Иногда у меня бывает вывих в плече – сам по себе. Но во всем, кроме этого, я нормальный, здоровый семнадцатилетний парень.
Он продолжает смеяться. Я хмуро смотрю на него.
– Извини, – говорит он. – Не знаю, почему я так много смеюсь. Иногда хохочу без причины. Это нехорошо. Но, между прочим, ты в тот день так и не сказала, каков твой вердикт.
– Насчет чего? Насчет фридайвинга?
– Нет, насчет того, кто победил в прыжках в воду.
С моих губ срывается вздох облегчения. Если бы Дэнни рассказал Тэю про Эдди, Тэй бы уже наверняка об этом обмолвился. Я представляю идеальные движения Тэя, его стройное тело, рассекающее воздух, и мгновение, когда он вынырнул на поверхность, даже не особо тяжело дыша. У меня сосет под ложечкой, но мне не хочется радовать его тем, как он был, на мой взгляд, хорош.
– Конечно, я! – заявляю я. – Думаю, я заработала дополнительные очки за то, как драматично все получилось. – И добавляю потише: – Ты ведь сам только что сказал насчет того, что я храбрая, – значит, я произвела на тебя впечатление.
Тэй улыбается, качает головой и говорит:
– Ну да, в этом смысле я отдаю тебе должное, но я хочу реванша.
– Насчет этого не уверена.
– Ой, ладно! Нельзя, чтобы один неудачный случай заставил тебя отказаться.
– Дэнни говорит, что мне больше нельзя приходить в бухту.
Тэй поджигает длинную травинку и гасит кончиками пальцев. Поджигает другую травинку. Его паузы еще длиннее, чем были у Эдди.
– Тэй? – негромко окликаю его.
Он запрокидывает голову и усмехается, скосив глаза на меня. Я отбрасываю капюшон назад, чтобы не слишком сильно походить на мальчика. Я, конечно, знаю, что волосы у меня лежат как попало, а ветер еще сильнее растреплет их, и причесаться – никакой возможности. Замечаю, что Тэй на миг задерживает взгляд на моих волосах, но в следующее мгновение он смотрит мне в глаза:
– Слушай, ты насчет Дэнни не переживай. Просто он не любит соревноваться с девчонками. Иногда он бывает ужасным занудой.
– Если он тебе не нравится, почему же вы с ним друзья?
Тэй фыркает:
– Мы не то чтобы друзья. Он мой двоюродный брат, поэтому приходится общаться.
– О. А что, если… – Я умолкаю, вспомнив, что не могу назвать Тэю настоящую причину, почему Дэнни велел мне держаться подальше от бухты. – У меня предки довольно строгие, – говорю я. – Волнуются.
– Так мы тогда будем подальше от чужих глаз держаться. Полным-полно мест, где можно нырять, погружаться, – таких, где нас никто не увидит.
Он часто моргает, наклоняет голову и пытается заглянуть мне в глаза. Я чувствую, что земля уходит из-под меня. Если он меня сейчас поцелует, что мне делать? Я жду и готовлюсь к тому, что его губы коснутся моих, а в то же время думаю, что с ума сошла – с какой стати ему меня целовать?
Слышится скрежет и истерический пронзительный хохот. Мы с Тэем смотрим в сторону морского берега и видим группу, идущую в нашу сторону. Одна девушка падает и с трудом встает на ноги. Я узнаю ее прямые длинные волосы. Это Лара. Диллон держит ее за одну руку, Эйлса – за другую. Они помогают ей выпрямиться, но она снова падает. Пьяна в стельку.
Тэй встает:
– Пошли, Элси. Давай уйдем отсюда.
Но уже слишком поздно. Диллон заметил меня. И Эйлса тоже.
Диллон отпускает руку Лары и бежит вверх по речной отмели.
– Элси, ты что тут делаешь? – выдыхает он, тяжело дыша.
Ему приходится остановиться и упереться ладонями в колени, чтобы отдышаться. Я вижу, что он слегка пьян. Он смотрит на Тэя, но его взгляд слегка блуждает.
Тэй хватает меня за руку, чтобы помочь мне встать.
– Убери свои лапы от моей сестры, – шипит Диллон.
Тэй отпускает меня. Они с Диллоном в упор смотрят друг на друга. На секунду у меня мелькает мысль, что сейчас Диллон ударит Тэя, но на морском берегу стонет Лара, и мой брат оборачивается. Тэй в мгновение ока срывается с места. Никогда не видела, чтобы кто-то так быстро бегал. Он исчезает в темноте, и я не успеваю броситься за ним. Диллон без сил падает рядом со мной на колени. Похоже, его, того и гляди, стошнит.
– Можешь проводить Лару? – кричит он Эйлсе. – Мне надо отвести Элси домой.
– Надо было оставить ее с этим уродом, с ее придурком-бойфрендом! – кричит Эйлса откуда-то из темноты.
«Я-то, по крайней мере, не лезу целоваться к бойфренду моей лучшей подружки», – думаю я, и у меня от возмущения вскипает кровь. И Диллон меня тоже бесит.
– Мне не надо, чтобы ты отводил меня домой, – бросаю я. – Мне тут было очень даже хорошо.
Диллон рывком поднимает меня на ноги. Удивительно – откуда у него силы?
– Держись подальше от этого парня, – цедит он сквозь зубы.
– С какой стати? Тебе-то что?
Диллон смотрит в ту сторону, куда убежал Тэй, после чего тащит меня к тропинке, которая ведет к вашему дому через поле для гольфа.
– Мне не все равно, потому что я твой брат и я за тобой смотрю. Если мать с отцом узнают, они на дыбы встанут.
– А ты сюда тоже не должен был приходить, между прочим, – напоминаю Диллону.
– Лузер! – вопит Эйлса, и я не понимаю – неужели она это Диллону кричит?
Ладно, мне так и так хочется домой. Отлично обойдусь без всех этих людей, которые вдруг начали так нежно обо мне заботиться. Раньше всем было плевать, есть у меня вообще друзья или нет. Да пошли они.
Диллон всю дорогу до дома крепко держит меня за руку. Всего несколько месяцев назад мы с ним ходили по округе вместе, а теперь вроде как в ссоре, он отдалился от меня. Не сомневаюсь: против меня его настраивают Лара с Эйлсой.
Когда мы входим в дом, родители уже легли спать. Мы оба замерзли, наша одежда влажная от сырого морского воздуха.
В кухне Диллон жадно выпивает целую пинту воды.
– Кого ты искал? – спрашиваю я. – В тот день?
Диллон смотрит на меня, сдвинув брови, выходит и поднимается наверх, в свою спальню.
А я лежу на диване и слушаю, как Эдди рассказывает мне разные шутки – до трех часов ночи. На все шуточные вопросы он дает неверные ответы, но мне все равно. Я держу его внутри себя.
Мне бы хотелось и Тэя взять внутрь себя. Я бы взяла, но не знаю, как проникнуть в его голову.