Секреты гоблинов

Александер Уильям

Акт III

 

 

Картина I

Зомбей выплыл из тумана.

Роуни смотрел широко раскрытыми глазами. Он никогда раньше не покидал города. Он всегда окружал его. Он никогда не видел его снаружи. Он никогда до сих пор не приезжал в Зомбей.

Фонари прорезали наполненную туманом темноту. Созвездия фонарей и свеч горели в бессчетных окнах. Уличные фонари, редкие на южном берегу, но распространенные в северобережье, отбрасывали теплый свет на холодные камни тротуаров.

Поверх всего светилась часовая башня. Стеклянная луна пробиралась по небу из крашеного стекла на каждом циферблате, освещенная сзади фонарями, служа маяком для барж, проплывавших ночью под мостом Скрипачей.

Семела привезла из на южный берег, в мешанину построенных друг на друге зданий. Дома вырастали отовсюду под неправильными углами, привязанные железными цепями или подпертые плавником, вколоченным в кирпи и гипс, чтобы не завалиться набок. Бесформенный хаос нависал над ними.

Роуни стало легче дышать. Он вдохнул полные легкие южнобережной пыли. Это успокаивало. Это был дом. Но он все еще оглядывался в поисках Башкиной лачуги, зная, что она может быть где угодно.

Механические копыта ритмично стучали по дороге. Несколько одиноких уличных фонарей освещали им путь.

— Мы около улицы Должников? — спросила Семела. — Мне кажется, что да, но нужно быть уверенной.

— Мы ее пересекаем, — сказал Роуни.

Семела дернула поводья вправо, и Горацио идеально повернул налево. Фургон едва не перевернулся. Роуни вцепился в козлы, чтобы не слететь, и все равно едва не слетел, когда фургон со скрежетом вновь встал на четыре колеса. Эсса и Томас злобно шипели внутри.

— Спасибо, — спокойно сказала Семела. — Теперь нам уже близко, да.

Роуни оглядел знакомые улицы и переулки, пытаясь определить, куда они направляются.

— Куда мы едем? — спросил он.

— Домой, — сказала Семела. Она проехала сквозь ворота моста Скрипачей. — То, что мы показываем тебе свой дом и пиглашаем остаться с нами, — это немало. Мы нечасто это делаем.

Они доехали до середины моста, и тут Семела рванула поводья и резко остановила фургон.

— Я не слышу никаких других колес или шагов, — сказала она, — но, пожалуйста, оглядись вокруг, нет ли здесь поблизости наблюдателей.

Роуни осмотрелся. Он увидел только туман и пустую дорогу. Окна лавок и домов по обе стороны моста были закыты и темны. Было очень поздно. Мост Скрипачей спал.

— Я никого не вижу, — доложил он.

— Это хорошо, — сказала Семела. Она завернула мула и фургон в маленький переулок, ведуий против течения. Потом она снова завернула и остановилась у неприметной каменной стены.

— Пожалуйста, открой дверь, ладно? — сказала она Роуни.

Роуни уставился в стену перед ними:

— Я не вижу ни одной двери, — сказал он.

— Я приглашаю тебя увидеть их, — сказала Семела, и он увидел. Он не мог понять, как пропустил их в первый раз.

Роуни слез, открыл засов на высоких воротах и открыл их. Семела въехала внутрь, и Роуни закрыл за ней створки. Оранжевое свечение угля в брюхе мула было единственным светом внутри. Роуни видел только каменные стены и старую солому.

Эсса неверным шагом вышла через заднюю дверь фургона.

— Дом, — сказала она. — Хорошо. Где-то здесь есть кровать, а не гамак, и я найду ее.

— Не так быстро, не так быстро, — сказал изнутри Томас. — Мы должны вернуть маски на места. Остальная разгрузка подождет до завтра, но о них надо как следует позаботиться, прежде чем кто-либо удалится на поиски кровати и простыней. Пожалуйста, покажи мальчику, куда отнести его собственную маску.

Эсса, пошатываясь и стоная, вошла обратно в фургон и вышла с грудой масок в руках. Среди них были лиса и великан, которого Роуни играл на сцене фургона.

— Вот, — пробормотала Эсса. — Возьми эти две и следуй за мной.

Роуни взял лису и великана, держа каждую маску одной рукой. Эсса взяла маску принцессы, маску героя и еще несколько. Она также держала в руках полумаску, которую Клок надел утром — это, казалось Роуни, было так давно, годы и столетия назад. С тех пор многое случилось.

Он прошел за Эссой через проход к железной лестнице. Лестница вела и вверх, и вниз.

— Мы идем наверх! — сказала Эсса откуда-то с вышины.

— А что внизу? — спросил Роуни. Они были на мосту Скрипачей, и Роуни не думал, что у моста может быть какое-то подземелье.

— Казармы, — сказала Эсса, — до самой центральной опора. Люди обычно наблюдали отсюда, не надвигаются ли пираты или что-то подобное, но теперь им все равно. В некоторых частых моста до сих пор есть тощие маленькие окошки, чтобы стрелять из них.

Роуни услышал, как какой-то механизм с лязгом проворачивается. Он почти слышал в шуме Башкины ноги. Он почти видел ее в темных тенях. Он почти чувствовал, как ее когти-пальцы открываются и закрываются. Он злился на башку за ее проклятья и птиц, за Клока, упавшего вниз и еще вниз, и он боялся Башки, и он был зол на себя за то, что боится ее, и недоволен собой за то, что заставил Башку быть недовольной им. Он смял все эти чувства в маленький и тяжелый комок глины у себя в груди и попытался не обращать на него внимания.

Лестница вела в огромное, высокое помещение. Шестеренки и пружины, гири и маятники заполняли его центр, медленно вращаясь и соприкасаясь. Ящики с мешаниной из ткани и деревянных поделок покрывали пол. Роуни видел открытые шкафы с костюмами, верстак с самыми разными инструментами и несколько книжных шкафов. Это так же ошеломляло, как и все остальное: Роуни никогда раньше не видел столько книг сразу.

Высоко над головой горели фонари, освещая огромные круги грязного стекла в четырех каменных стенах. Каждый угол показывал панораму города и половину серой луны. Зрелище было знакомым, только теперь Роуни наблюдал его с изнанки. Он смотрел во все глаза. Его челюсть отвисла. Он не заметил.

Он стоял внутри Часовой башни.

 

Картина II

— Сюда, — позвала Эсса через плечо. — Постарайся по пути не получить по голове какой-нибудь движущейся частью часов. — Роуни как в тумане пошел за ней.

Тут он увидел маски.

Они покрывали и стену выше по течению, и стену ниже по течению. Роуни видел героев и дам, злодеев и колдунов, сиделок и аристократов. Он видел маски животных из меха, перьев и щетинящихся зубами чешуйчатых шкурок ящериц. Большая часть была вырезана из дерева или вылеплена из гипса, но он также видел маски, сделанные из жести или полированной меди, блестящие в свете фонаря. Он видел тонкие, прозрачные маски из крыльев насекомых и хитина и дикие маски из ярких перьев. Он видел длинноносых мошенников и призраков. Сотни и сотни масок свисали с гвоздей на лесках, и каждая из них смотрела на Роуни, когда он смотрел на нее.

Эсса подвела его с пустому месту и свободному гвоздю:

— Великан висит здесь, — сказала она.

Роуни поглядел на гвоздь. Он был высоко, выше, чем он бы дотянулся. Эсса вручила ему длинный шест с крюком на конце. Он осторожно насадил маску на крюк, поднял ее до уровня гвоздя и зацепил за него.

— Хорошо, — сказала Эсса. — Лиса висит вон там, около книг. — Каким-то образом ей удалось показать рукой, ничего не уронив. — Ты сможешь ее найти. Кровати рядом с кладовой. Не стесняйся перекусить перед сном, если ты голоден, но не налегай особенно на сушеную рыбу, а то Томас будет блистать красноречием, повествуя о том, как мы помрем с голоду, если нам понадобится прятаться здесь несколько месяцев, что иногда случается.

Она пошла в противоположную сторону, продвигаясь вдоль стены выше по течению и развешивая свои маски. Роуни направился к книжным шкафам ниже по течению. Он поднырнул под качающуюся часть агрегата размером с дерево.

«Я внутри Часовой башни, — сказал он себе, все еще изумляясь. — Труппа живет внутри часов». Место, которое он знал всю жизнь, вывернулось наизнанку и стало загадочным и странным.

Что-то скреблось в его памяти и по этому поводу. Он не мог вспомнить, что же это было.

Маски смотрели на него пустыми глазницами или нарисованными глазами. Роуни попытался встретить их взгляд. Он хорошо играл в гляделки. В одном жилище с болвашками приходилось делать это хорошо. Но здесь было слишком много масок, чтобы поглядеть им в глаза, и ему приходилось смотреть прямо перед собой, чтобы часовой механизм не сделал из него отбивную. Эту игру в гляделки ему не выиграть.

Он нашел место для лисы. Оно было невысоко, поэтому ему не понадобилось пользоваться шестом, чтобы вернуть ее на место. Он повесил леску маски на гвоздь и прижал ее к стене.

Маска лисы зашевелилась. Она отошла от стены и потянула за леску, держащую ее. Потом она вернулась на место.

Роуни попятился и уставился на маску. Лиса оставалась на месте и смотрела на него. Роуни долго смотрел на нее. Он уже начал сомневаться, что вообще видел какое-то движение.

Он огляделся в поисках остальной труппы и увидел Семелу и Томаса, вдвоем несущих маску. Роуни не узнал ее. Она была высечена из камня, а вместо волос у нее были водоросли. Извилистые маски синего и коричневого покрывали ее лицо. Роуни последовал за двумя гоблинами к центру стены вверх по течению, куда они и повесили каменную маску.

— Это река, — сказала Семела. — Мы потеряли ее и уехали из Зомбея, чтобы отыскать.

Роуни поглядел на маску, гадая, двинется ли она. Она не двигалась, но выглядела так, как будто способна в любой момент зашевелиться.

— Маска реки? — спросил он.

— Нет, — сказала Семела. — Это река, но еще и маска. Нам нужно поговорить с рекой, дать ей лицо и имя, чтобы можно было попросить ее не затоплять нас наводнением. Так это начиналось. Это самая первая маска, которую я изготовила.

К ним присоединилась Эсса. Они все смотрели на самую старую маску, а она не шевелилась.

— Наше мастерство и призвание все еще накладывают некоторые обязательства, — сказал Томас. Он говорил тише, чем обычно. — Так было с самого начала, когда эти обязательства были основой мастерства. Не обращать внимания на цель — значит потерять остальное.

— Какие обязательства? — спросил Роуни, не отводя взгляда от маски, бывшей также и рекой.

— Говорить от лица города, — сказала Эсса. — Всего города. Северного берега, южного берега и всей длины моста Скрипачей между ними. — Она взяла деревянную коробку и открыла ее. Внутри был город, вырезанный из единого куска дерева в форме лица. Половина маски повторяла хаос южнобережья, а вторая унаследовала прямые линии северного берега. Переносицей была Часовая башня, где они стояли, и маленькие часы тикали в унисон с окружающей их башней.

— Ее сделала Нонни, — сказала Эсса, — так что это Нонни следовало бы открыть коробку и сказать: «Вуаля!» или, по крайней мере, сделать вуаля-образное выражение лица. Но ее здесь нет. Вуаля.

— Мы каждый раз вырезаем новую маску города, чтобы говорить от его лица, когда будет надвигаться наводнение, — сказала Семела. — Зомбей каждый раз новый, понимаешь ли.

— Так вот зачем вам нужен Роуэн? — спросил Роуни. — Говорить от лица города?

— Да, — сказала Семела. — Поэтому мы обучили его и пытаемся найти его. Поэтому все пытаются найти его.

— А кто тогда носит реку? — спросил Роуни.

— Никто, — сказал Томас. — Абсолютно никто. Река — это не та маска, которую можно надеть. Больше нет. Вместо этого она будет тебя носить. Она слишком стара и слишком сильна. Она заполнит актера, и он потонет в ней.

— Но она слушает, — сказала Семела. — Иногда она слушает. И она может послушать тебя, Роуни, если ты наденешь маску Зомбея. Попробуй.

— Я? — спросил Роуни.

— Ты, ответил Томас. — Мы учили твоего брата, как это делать, но ты и сам кое на что способен.

Роуни поднял маску города и аккуратно надел себе на лицо. Он протянул леску над ушами за голову. Через дырки для глаз он увидел, что остальные выжидающе на него смотрят. От этого у него зачесалась шея. Он попытался сглотнуть, но в горле пересохло.

— Повторяй за мной, — прошептал Томас. — Река Зомбея, старейший путь, прорезающий каньоны, услышь меня.

Роуни поглядел на огромную маску реки. Ее глаза были темны, и он ничего в них не видел. Он задумался, что случится, если он кинет в них камешек: сколько он пролетит и будет ли шлепок, когда он упадет. Он понимал, как кто-то может затонуть в этой маске — а маска даже не заметит, что кто-то утонул.

Он повторил:

— Река Зомбея, старейший путь, прорезающий каньоны, услышь меня.

Ничего не произошло, и потом тоже ничего не произошло.

— Ладно, — сказал Томас. — Не волнуйся. Твой брат должен справиться, а мы должны найти его. Или мы можем найти еще одного неизмененного актера, которого мэр еще не арестовал. — Он, наверно, хотел говорить ободряюще и с надеждой, но не преуспел. Роуни снял маску города и убрал ее в деревянную коробку.

— Почему вы не можете этого сделать? — спросил Роуни. Он чувствовал себя маленьким и опустошенным. Ему казалось, что он должен быть лучше, чем есть. — почему это должен быть кто-то неизмененный?

— Мы делали это, — сказал Томас. — Много раз. Но мы в настоящее время не принадлежим городу Зомбею и не можем говорить от лица места, где нам не рады. Возникает очень большое искушение просто сидеть в сторонке и наблюдать, как разгуливается наводнение, уж признаюсь тебе. Мы, отшлифовавшие свое мастерство до предела, неспособны выполнить миссию, породившую это искусство. Но я все еще люблю это недружелюбное место, и у нас все еще есть наши обязательства. Поэтому мы учим своему мастерству кого-то, кому здесь рады и кто чувствует себя, как дома, на обоих берегах и на мосту.

Роуни думал, что он именно такой человек, но, видимо, это было не так — или он чего-то не знал. Томас снял шляпу, вынул маску Железного императора и пошел вдоль стены, чтобы найти ему место. Он нашел его и повесил ее. Потом маска пошевелилась. Движение пробежало и по другим маскам, и все они начали бороться против удерживающих их лесок и гвоздей.

 

Картина III

Железный император тянул достаточно сильно, чтобы порвать леску. Он упал. Потом он снова поднялся. Воздух между маской и полом соткался в тело, одетое в королевские одежды. В его руках был металлический скипетр.

— Ну, — сказал Томас, — это странно.

Пришелец в маске склонил гипсовое лицо набок и молча разглядывал гоблина.

— Что тебе нужно, старый волшебник? — спросил Томас. Он нетерпеливо постучал по каменному полу тростью.

Маска приблизилась, скользя по поверхности пола. Она подняла скипетр и ударила.

Томас двигался достаточно быстро, чтобы сберечь голову, но все же недостаточно, чтобы сберечь шляпу. Скипетр сшиб ее на пол и снова ударил. Томас достал из трости меч и отбил атаку.

— Я сам тебя сделал! — прорычал старый гоблин. — Я множество раз прекрасно тебя играл. Если ты можешь биться, это потому, что я сам тебя научил. И я был бы благодарен, если бы ты отстал от моей несчастной шляпы.

В ответ Железный император выбил у Томаса из руки меч. Клинок зазвенел по полу. Свободной рукой фигура в маске ударила Томаса по лицу. Потом она сняла собственную маску. Там, где должно было быть лицо, ничего не было.

Она нагнулась, чтобы надеть маску на Томаса.

Роуни уже бежал и кричал. Он схватил меч Томаса и поднял его вверх, но прежде, чем он мог как-то использовать это оружие, маска императора разбилась на несколько кусков гипса. Ее тело поблекло, воздух начал проясняться, и скоро ничего там больше не стояло. Корона упала на пол, с лязгом прокатилась по нему и застыла.

С лестницы появилась Нонни с пращой с руке, а за ней прихромал Клок. Роуни радостно закричал, приветствуя их лишенным слов выражением счастья и облегчения. Она нашла Клока. Нонни нашла его. Башка не убила его своими птицами.

— Спасибо тебе, моя дорогая Нонни! — сказал Томас, поднимаясь на ноги. — Я весьма обязан, и мое сердце поет при виде вас обоих, живых и здоровых. Но разбить эту маску было не лучшей идеей. Этот гипс пережил больше столетия театрального успеха, и я помню, что делать эту маску было нелегко.

— Заткнись ты, зануда старый! — Эсса примчалась с другого конца башни и сбила Нонни и Клока с ног медвежьим объятием. Клок схватился за ногу и поморщился. — Прости, прости! — сказала Эсса. — Ты ранен? Серьезно? Или ты утонул и вернулся, чтобы бродить здесь и пугать нас? Надеюсь, нет. Я не перенесу, если ты будешь говорить еще меньше, чем раньше.

— Не мертвый, — простонал Клок. — Просто мокрый. Нашел бревно и схватился за него.

Птичья маска, внезапно обретя плоть, просвистела мимо них и теперь летала между шестеренками и маятниками часового механизма. За ней последовали другие.

Томас сморщился:

— У кого-нибудь есть идеи, почему это происходит? — спросил он. — Хоть у кого-нибудь? И да, Роуни, отдай мне, пожалуйста, меч, спасибо большое. Было очень храбро с твоей стороны поднять его, но, прошу тебя, подожди, пока мы не обучим тебя искусству фехтования, прежде чем размахивать им в разные стороны.

Роуни протянул ему клинок.

— Я научусь фехтовать? — спросил он глухим от волнения голосом. Более прекрасной вещи ему еще никто никогда не говорил.

— Да, конечно, — нетерпеливо сказал Томас. — Актеры должны обладать этой способностью. Великие битвы разгораются в огромном количестве наших представлений.

— А это значит, что огромное количество наших масок умеет драться, да, — сказала Семела. — И не то чтобы нам сейчас это на руку.

Еще несколько масок подалось вперед, разрывая лески или выдергивая гвозди из стен. Воздух под ними уплотнился и стал телами, и обретшие плоть маски заполнили башню. В конце концов только река осталась на месте.

Еще один вооруженный призрак в маске приблизился к группе. Сначала он вроде бы улыбался, его вырезанные черты лица застыли в беспечной улыбке, но потом лицо повернулось и с этого угла являло собой скорее образец мрачной решимости. Маска держала витой меч.

— Это Биду, — объявил Томас. — Беру его на себя. — Старый гоблин извлек меч одним мановением запястья и встал в боевую стойку. Его гордость явно пострадала в предыдущей дуэли.

— Оружие, — сказала Эсса. — Нам тоже оно нужно. Роуни, где-то там есть ящик с острыми вещами. Помоги мне, пожалуйста, его притащить.

Она тронулась в путь по полу башни. Роуни двинулся следом. Он пытался избегать механизмов, летающих масок и всего остального, но остерегаться приходилось слишком многого, поэтому по большей части он просто бежал.

Эсса нашла нужный ящик и толкнула. Металл зазвенел по камню, и на пол вылилась река оружия.

— Хватай алебарду, — сказала она.

Роуни услышал что-то про «голубей орду» и завертел головой, но потом сложил все вместе:

— Что такое алебарда?

— Если бы у топора с копьем были дети, это были бы алебарды, — сказала Эсса. — Это колющее оружие, подходящее для убеждения вещей выше тебя, что им лучше бы держаться подальше. Вот она. — Она дала одну Роуни и взяла вторую.

Птичья маска налетела на нее на бесшумных, но с недавних пор прочных крыльях. Роуни предупреждающе закричал. Потом маска разломилась, не долетев, и Эсса пригнулась, когда куски пролетели над ее головой.

— Нонни! — прорычал Томас с другой стороны башни. — Не ломай, пожалуйста, больше масок!

— Особенно вон ту! — сказала Эсса, показывая пальцем. — Она моя любимая.

— Которая? — спросил Роуни. Было сложно различать отдельные маски в этой сумятице. — Синяя?

— Нет, рядом с ней, та, что зовется Семмерлин. Не похожа на Семерлин? Хотя синяя тоже может быть моей любимой. Видишь эти брови? Фантастические брови. Эй, берегись великана.

Она толкнула Роуни направо и прыгнула налево. Ботинок великана прошел между ними.

Роуни посмотрел вверх. Маска, которую он надевал, посмотрела вниз. Она протянула к нему свои новые огромные руки. Роуни яростно махал алебардой, скользил, спотыкался, перекатывался. Пальцы великана хватали воздух.

Роуни поднялся и ударил по ботинкам великана, но они были толстыми и твердыми — или, по крайней мере, были сделаны из воздуха, притворявшегося толстым и твердым, — и алебарда только порезала один.

— Спорим, ты не сможешь превратиться в муху? — спросил Роуни великана.

Великан проигнорировал подколку и снова потянулся к нему, чтобы раздавить, или съесть, или надеть на лицо Роуни свое собственное и играть мальчика, когда-то игравшего великана. Роуни даже не пытался убежать. Ноги великана были гораздо длиннее, чем у него, и тот догнал бы его. Вместо этого он сделал три шага назад.

Великан — за ним. Раскачивающийся в воздухе маятник размером с дерево попал по нему и сбил маску с его воображаемых плеч.

Тело великана выцвело. Маска упала. Роуни поймал ее, прежде чем она упала на землю. Он огляделся, ухмыляясь, но все остальные были заняты битвой и никто не заметил его маленькой победы.

Роуни увидел, как Клок швыряет метательные ножи сквозь тела масок, убеждая маски, что тел здесь нет, и ловя каждую маску на лету.

Он увидел, как Нонни стреляет из пращи по воздуху, пытаясь отогнать птичьи маски, не ломая их.

Он увидел, как Эсса ополчилась на своих любимцев.

Он услышал, как Томас рычит проклятия в разгаре очередной дуэли.

Он услышал, как Семела сдерживает несколько масок старыми и тяжелыми словами.

Роуни осторожно положил маску великана на пол, схватил алебарду и поспешил на помощь Семеле. Чтобы добраться до нее, ему пришлось прорубиться через множество призрачных тел.

Семела закончила заклятие, и несколько дюжин масок упало на землю.

— Мы боремся с отменным проклятием, — сказала она. — Этим проклятием стоит восхищаться. Связь между маской и актером была вывернута наизнанку, и теперь они хотят играть тех, кто играл их.

— Почему так много масок напали на вас? — спросил Роуни. Слова выходили изо рта с хрипом: алебарда была тяжелой, у него болели руки. — Вы их всех играли?

— Нет, — сказала Семела. — Я обо всех них написала, а многие еще и вырезала.

Роуни взмахнул оружием в сторону двух длинноносых масок, получивших тела благодаря этому проклятию, и внезапно вспомнил, как оно было наложено и доставлено. «Это дар гостеприимства», — сказала Башка Вэсс, давая ей поручение.

— Я знаю, чье это проклятье, — сказал он.

— Я тоже, да, — сказала Семела. Голубь присел на часовой механизм над ними. Семела обратилась к нему: — Я вижу тебя, — крикнула она. — Я вижу, что ты носишь птицу, как носишь болванистых детей своей семьи.

Голубь сложил крылья и высказался по-своему.

Семела сложила руки и принюхалась. Происходящее мало беспокоило ее:

— Я ворую детей? Тебя мало заботит судьба твоих питомцев, когда они у тебя под крылом. Тебя волнует, только если их у тебя забрать, если что-нибудь у тебя забрать. И ты могла бы прийти сама, да. Вместо этого ты шлешь послания, прячешься в птицах и травишь нас нашими собственными масками. Могла бы прийти сама и встретиться со мной.

Голубь вскрикнул совсем не по-голубиному и спикировал на Семелу.

— У меня нет на тебя времени, — сказала Семела. — Я приехала в Зомбей не ради тебя. — Она махнула рукой, прогоняя птицу. Та взлетела вверх, вскрикнула и исчезла где-то наверху часового механизма.

У Роуни не было времени впечатляться. Тени масок собрались в молчаливую толпу ярких красок и уродливых форм и двинулись на Семелу. У некоторых масок были дыры вместо век и ртов. Они широко открывали глаза и скрипели зубами. Семела убила большую их часть заклинаниями, а с остальными справился Роуни. Он ткнул алебардой в призрачную маску.

— Я могу снять это проклятие, — сказал Роуни, как только смог перевести дух. — Я знаю, где оно. — Он знал, куда Вэсс поместила его.

— Тогда иди, — сказала Семела. — Я продержусь, пока бы будешь отсутствовать.

Роуни пошел.

 

Картина IV

Куда-то спешить с алебардой в руках было непросто. Роуни споткнулся и едва не упал. Он осознал, что падение может стоить ему руки, ноги или головы. Топор на рукояти был очень острым. Он с лязгом и грохотом бросил оружие, хотя множество оживших масок стояло между ним и лестницей. Их было слишком много, чтобы бороться с ними. Вместо этого он лавировал. Он старался не позволять голове кружиться, а взгляду блуждать от обилия движений, танца, битвы, цветов и фигур всюду, куда падал глаз. Он добрался до ступеней и спустился.

Внизу было темно, Горацио был сложен, и его свет не проникал наружу. Роуни ощупью прошел вдоль стены, нашел дверь и открыл засов. Он вышел наружу в туман. Он прошел по переулку и вверх на несколько каменных ступеней, пока не добрался до главных ворот Часовой башни. Двери были заперты и закрыты. Цепи давно заржавели, срослись и не открывались.

К этим толстым ржавым цепям был привязан кожаный мешочек. Из него поднимался дымок, темнее, чем туман. Он не хотел трогать его. Он пожалел, что бросил алебарду и не мог проткнуть штуковину на расстоянии или унести ее подальше на острие. Но алебарды у него не было. У него были только руки.

Роуни глубоко вздохнул, взялся двумя руками за мешочек с проклятием и сорвал его с дверей Часовой башни.

Он ожидал, что проклятие будет обжигающе горячим. Нет, мешочек был холодным, и холод обжигал его.

Он огляделся в поисках ближайшего зазора между домами, где он мог бы швырнуть мешочек в реку — текучая вода лучше всего смывала проклятие — и остановился.

Перед ним, прямо перед ним стояла лисья маска. На ней был хороший костюм, кожаные перчатки и кожаные ботинки. Лиса вежливо склонила голову в аристократическом приветствии.

Она не напала. Она не стала стягивать свою лисью морду, чтобы надеть ее на Роуни. Она не подошла поближе. Вместо этого лиса посторонилась и сделала указующий жест когтем в перчатке.

Роуни осторожно пошел в том направлении. Он перешел улицу, держа мешочек с проклятием, как будто это было лицо или птенец-слетыш. От исходящего из мешочка холода у него болели руки. Он проникал в кости пальцев и заставлял руки Роуни казаться чужими.

Лиса шла следом.

Они вместе прошли по переулку вниз по течению, подальше от Часовой башни. Роуни перегнулся через край низкой каменной стены и бросил мешочек. Он упал в туман, в реку, и исчез. Роуни надеялся, что река не станет возражать. Он потер руки, чтобы прогнать холод, и они снова стали его руками.

— Спасибо, — сказал он лисе, но лисы больше не было рядом. Пустая маска лежала лицом вверх на камнях. Роуни поднял ее. Он надел леску себе на шею, не покрывая лицо.

В Часовой башне на полу лежало множество масок. Роуни поглядел на циферблат выше по течению и увидел, что луна садилась. Ночь кончалась. Скоро наступит утро.

Он нашел остатки группы в убежище около книжных шкафов.

— Хорошая работа, Роуни, — сказала Семела.

— Да, очень хорошая работа, — сказал Томас, осторожно поддев упавшую маску кончиком трости. — Мне очень интересно, что именно ты сделал, но я могу и подождать.

Эсса отложила алебарду и подняла маску с прекрасными бровями:

— Это было очень странно, — сказала она. — Когда ко мне приближалась какая-нибудь из моих масок, часть ее настроения передавалась мне, и было действительно сложно бороться с истеричными героинями, заставлявшими меня рыдать.

— Тогда как я до самого кончика шляпы наполнен трагичностью, — сказал Томас. — Прошу прощения. — Старый гоблин ретировался в какую-то другую часть башни.

— Лучше не беспокоить его некоторое время, — сказала Семела. — Нужно бы развесить маски по местам и, возможно, закрепить их цепями. Но это подождет до утра, да. Потребуется внимание. Кое-какие из них можно трогать только левой рукой, и для нала нам нужно приготовить много коротких толстых кусков цепи. Нужно повременить, чтобы сделать все, как следует. А теперь по кроватям, да.

Труппа поковыляла к нескольким кроватям около шкафов с припасами. Роуни пошел с ними. Он нашел себе кровать. Он снял куртку, потому что на кровати были простыни. Сложенную куртку и лисью маску он положи под кровать.

Роуни устал до предела, но не заснул. Не сразу. Его мысли вертелись, как механизмы в центре Часовой башни: двигались, вращались, никогда не останавливались.

Он гадал, что могла Башка знать о Роуэне и его местонахождении, какими крохами информации она владела. Он гадал, как можно заставить ее поделиться с ним информацией. Башка не делилась, но она совершала сделки, а Роуни достаточно ходил на рынок по ее поручению. Он умел совершать сделки. Ему нужно было владеть кое-чем, чего Башке бы хотелось, а одна такая вещь у него была.

Он сделал выбор и заснул.

 

Картина V

Свет утра просочился сквозь циферблат вниз по течению. Солнце из цветного стекла начало свой путь вверх с самого края стеклянного горизонта.

Роуни проснулся после всего нескольких часов сна. Остальная труппа до сих пор не подавала признаков жизни. Он слышал храп и видел кульки простынь на других кроватях. Он не разобрал, кто храпел. Это могла быть Эсса.

Он сел на краю кровати. Маски все еще лежали на полу, куда попадали. Роуни надел куртку, взял маску лисы и нашел в кладовой сушеные фрукты и холодный кусок хлеба на завтрак. Было немного странно брать еду. Это было похоже на воровство, хотя он и знал, что не ворует, хотя Эсса и сказала ему, что он имеет полное право перекусывать запасами из шкафов в кладовой. В семье Башки каждый голодный рот обеспечивал себя сам.

Он сидел на полу, жевал сморщенные кусочки фруктов с лисьей маской на коленях и гадал, куда Башка могла переместить свое жилище. Ему нужно было найти ее… или найти кого-то, кто знал, где ее найти.

У него было послание для Башки.

Роуни встал и засунул лисью маску себе под куртку. Он снова чувствовал себя вором. Он сказал себе, что всего лишь одолжил ее, и понадеялся, что сможет ее вернуть. И потом, лиса шла за ним той ночью, причем по собственной воле.

Он глубоко вздохнул и направился к лестнице.

— Доброе утро, Роуни, — сказала Семела, не успел он сделать несколько шагов.

Роуни подпрыгнул:

— Доброе, — сказал он, волнуясь и чувствуя себя виноватым.

Семела не выглядела так, как будто она только что спала. Она подняла с пола маску и грустно ее осмотрела:

— Повсюду трещины, — сказала она. — Не очень-то хороший знак — то, что она сломалась. Мы вырезали ее из куска ольхи, добровольно отданного живым деревом. Делать маски лучше всего из кипариса, но ольха тоже хорошо подходит, а еще она — очень хороший материал для лодок и мостов. Мост Скрипачей сделан из камня, но его скелет — ольха.

Роуни потянулся к разбитой маске. Семела протянула ее ему. Сначала лицо выглядело просто: ни украшений, ни эмоций, но потом он повернул ее и увидел улыбку, а повернув еще, он обнаружил, что она глядит на него, задумчиво нахмурившись. Глаза тоже менялись. И снизу казались закрытыми.

— Чья это маска? — спросил он.

— Это Неизмененный ребенок, — сказала Семела, — хотя падение изменило его. По традиции, это самая первая маска, которую пытается сделать мастер-новичок, и самая последняя, которая ему удастся.

— Но вы начали не с нее, — вспомнил Роуни.

— Нет, — сказала Семела. — Я начала с реки и высекла ее из камня. — Я немного старше большинства традиций.

Роуни отдал ей Неизмененного ребенка:

— Мне очень жаль, что она разбита, — сказал он.

— В этом нет твоей вины, — ответила она. — Я серьезно, да.

— Спасибо, — сказал Роуни. — Но я все еще могу все исправить. Мне кажется, я могу помочь найти моего брата или по крайней мере получить о нем кое-какие сведения.

Семела кивнула:

— Позаботься о лисе. Она очень старая.

— Хорошо, — обещал Роуни и застыдился, что спрятал лису под курткой. — Пожелайте мне удачи.

— Разбей лицо, — искренне и тепло сказала Семела. — Это пожелание удачи, — добавила она. — Не помню уж, почему, но это так. — Она бросила еще один печальный взгляд на разбитое лицо в своих ладонях.

— А, — сказал Роуни. — Хорошо.

Снаружи то начинался, то прекращался дождь. Солнце выглядывало из-за облаков, как будто стесняясь. Потом оно снова пряталось, и снова шел дождь. Все обычные прохожие опустили головы вниз. Звери и люди, механические и нет, видели перед собой только собственные ноги. Они не обращали внимания на мальчика, который вышел из переулка и поднялся по каменным ступеням Часовой башни.

На ржавых цепях сидел единственный голубь. Роуни надеялся, что он найдет его здесь. Птица клевала цепи с тихим стуком. Она выглядела растерянной. Она как будто не понимала, куда исчез мешочек-проклятие.

— Я взял его, — сказал птице Роуни. — Я снял его. Скажи Башке, если в твоей голове есть ее частичка. Скажи ей, что я снял ее проклятие, и скажи ей еще кое-что.

Птица расправила крылья и спрятала клюв под одно из них. Она вела себя так, как будто не замечала Роуни и не собиралась обращать на него внимания.

— В нем нет ни кусочка Башки, — сказала Вэсс сзади. — Вместо этого в нем кусочек меня.

Роуни обернулся. Он встал, как великан, и остался стоять. Помогало то, что он стоял на ступеньке, немного выше Вэсс. Их глаза были на одном уровне.

— Ты снял ее проклятие? — спросила она, уставившись на него. — Она сделает из твоей кожи и костей птичью клетку и будет держать в тебе только самых уродливых птиц. И она никогда не будет чистить клетку.

Роуни проигнорировал ее прогноз:

— У меня есть послание для Башки, — сказал он. — Ты можешь доставить его — лично ли, или через птиц, или что ты там используешь для доставки сообщений.

Вэсс едва не рассмеялась:

— Каково ваше сообщение, господин? — сказала она, насмехаясь.

Роуни стоял, как великан. Он стоял, как Роуэн. Он не обижался. Вэсс могла смеяться, сколько ее душе угодно, его это не заденет. Не очень сильно.

— Скажи ей, чтобы встретилась со мной на Южнобережном вокзале. — Станция могла находиться на южном берегу, но было ощущение, что она на северном. Она подчинялась другим правилам. На вокзале она может оказаться вне своей стихии — менее сильной, менее пугающей.

Вэсс увидела, что Роуни не шутит, и часть насмешки исчезла из ее голоса:

— Когда? — спросила она.

— Сейчас, — сказал Роуни. — Я направляюсь туда. Я встречусь с ней там. — Он все еще не знал, куда Башка передвинула жилище, но ему не нужно было знать. Вместо этого Башка сама к нему придет.

Вэсс внимательно осмотрела Роуни. Что-то повернулось в ее голове. Она кивнула и заговорила с чем-то, отдаленно напоминающим уважение:

— Я передам твое послание.

— Спасибо, — сказал Роуни. Он развернулся и спустился по лестнице.

Вэсс сказала ему в спину:

— Она не любит лишаться того, что считает своим. Ты это знаешь. Она не позволит тебе снова от нее убежать.

— Пусть попытается, — сказал Роуни, едва не засмеявшись. Он вспомнил, как чувствовал себя, творя магию маски на Плавучем рынке. Он сказал болвашкам, что они его не поймают, и это стало правдой. Лиса все еще была при нем. Он все еще может избежать поимки.

Роуни перешел мост. Он прошел мимо соревнующихся скрипачей, вступил на южный берег и вдохнул его пыль. Он прошел сквозь музыку двух скрипок. Никто из них еще не выиграл соревнования.

Он прошел мимо марширующих стражников. Было странно видеть столько их на южном берегу. Здесь они двигались медленно, часто останавливаясь и меняя направление. Всем было известно, что стража ненавидела южнобережье — все южнобережье — с его кривыми, вьющимися улочками и необычными углами. Гораздо больше по вкусу им были улицы северного берега, по которым они всегда могли передвигаться быстро.

В отличие от стражи, Роуни понимал эти улицы. Подошвы его ног говорили на их языке. Он мог быстро перемещаться по южному берегу.

Он прошел мимо кучи голубей. Птицы смотрели на него искоса, и он кивал каждой.

— На вокзале, — повторил он. — Скажите ей, что мы встретимся там.

Птицы загалдели и захлопали крыльями. Роуни подумал, что они услышали и поняли его, но он не мог быть в этом уверен, поэтому говорил все то же самое каждой встреченной птице. «Вокзал. Скажите. Скажите Башке».

Роуни подошел к старым воротам станции и проскользнул между прутьями. Он вошел внутрь, как будто знал, куда идет, как будто имел право бродить здесь, как будто его должны были бояться. Он почти верил, что это правда.

Южнобережный вокзал был пуст, если не считать голубей и Роуни. Пыльный солнечный свет пятнами проникал сквозь стекло потолка. Он скользил по блестящим задам брошенных вагонов и падал на завитушки кованых скамеек. Голуби снимались с висящих часов и бесшумно летали кругами в пыльном свете.

— Башка! — крикнул Роуни огромному пыльному пространству. — У меня есть, что тебе сказать! Приди и выслушай!

«Расскажи мне о моем брате, — тихо сказал он. — Приходи и расскажи мне что угодно о Роуэне в обмен на шанс поймать меня. Помоги мне найти его».

Сначала лишь тишина была ему ответом. Свет померк, и капли дождя застучали по стеклу над головой. Потом по вокзалу загуляло эхо шума механизмов, отражаясь от каменных стен и колонн. Он подумал, что шум может исходить от Башкиных ног, широко шагавших по коридору вокзала, но он ошибся.

Одинокий вагон выехал из туннеля в дальнем конце станции и остановился на рельсах всего в нескольких шагах от Роуни. Это был настоящий, рабочий, блестящий вагон. Плотные занавески покрывали длинные стеклянные окна изнутри. Зеркально блестящий зад был отполирован и оттерт, на нем не было ни пятнышка.

Роуни уставился на эту великолепную вещь. Он сделал несколько шагов вперед. «Как он попал сюда? — задумался он. — Им, должно быть, пришлось выкачать воду из всего туннеля».

Двери вагона открылись. На платформу вышел капитан стражи. За ни следовала Вэсс. Ее лицо было лишено выражения.

— Роуни с южного берега, — сказал капитан. — Лорд-мэр Зомбея желает поговорить с тобой.

 

Картина VI

Роуни не был готов к такому повороту событий. Он с открытым ртом уставился на капитана стражи.

Капитан промаршировал к нему. Его ботинки звенели о полированный каменный пол. Его радужки тикали и описывали идеальные круги, когда он сфокусировал свой взгляд на Роуни и наклонился к нему. Капитан взял Роуни за руки и повел его к вагону еще до того, как Роуни успела прийти в голову мысль надеть лисью маску и провозгласить себя неуловимым.

— Ты не под арестом, — сказал капитан. — Ты подозреваешься в нарушении законов этого города, но ты не под арестом. Лорд-мэр желает поговорить с тобой.

— Он говорит правду, — сказала Вэсс.

Роуни с укором поглядел на нее:

— Я попросил тебя передать послание Башке.

Вэсс кивнула:

— Если бы вместо нас здесь появилась она, тебе было бы куда хуже. — Ее голос был холоден. Ее лицо было холодно. Оба были гладкими, как стекло, и не за что было зацепиться.

Она вошла обратно в вагон. Капитан стражи втолкнул Роуни в дверной проем следом за ней и закрыл за ними дверь.

Внутри горели золотом фонари. Пол покрывал красный ковер, окна и стены были покрыты гобеленами. Большую часть места занимал длинный обеденный стол, а большую часть стола — угощение, состоящее из жареного гуся и свежих фруктов.

Роуни чуял хрустящую кожу гуся. Он никогда в жизни его не ел, но сейчас внезапно очень захотел попробовать.

Повара выпотрошили птицу и посадили ее прямо. Ее крылья вытянулись в длину по всему столу. Крылья и шея были наполнены тонкими металлическими нитями. Крылья медленно хлопнули. Клюв открылся, и оттуда прозвучала короткая мелодия. Было красиво. Было совсем не похоже на гуся.

Лорд-мэр Зомбея отрезал кусок мяса с груди этой кажущейся живой птицы и откусил.

Роуни смотрел. Мэр улыбнулся ему из-за своей густой бороды и подбородков. Он только отдаленно напоминал свою статую. Он не был очень могучим, но у него было несколько подбородков.

Вэсс села рядом с лорд-мэром, как будто у нее было полное право сесть туда и вообще куда угодно.

— Добро пожаловать, юный господин, — сказал мэр. У него было много колец. Они стучали друг о друга, когда он шевелил руками, а его руки всегда шевелились. — Я хотел бы предложить вам место в моей личной труппе актеров.

Когда он заговорил, вагон дрогнул и поехал. Роуни почувствовал, как он скользит по туннелю, вниз под реку, вниз по прямой линии к Северобережью. Гусь хлопнул крылья и спел другую песню.

Роуни думал над словами мэра. Он пытался найти в них хоть какой-то смысл:

— В вашей — чём?

— В моей личной труппе, — повторил мэр. — Я держу нескольких при себе. — Он хлопнул в ладоши. Красный занавес в голове вагона поднялся, открывая маленькую сцену. Там появились три актера, поклонились и начали беззвучно представлять историю. Все трое были в масках. Одна маска была расписана прямыми, тонкими линиями, как вытатуированная карта Северобережья, и увенчана короной маленьких башен — башен Зомбея, но не в том виде, в котором они были сейчас, а так, как они стояли когда-то. Маска имела надменное и властное выражение. Остальные две маски были похожи на рыб.

Роуни забыл о том, каким вкусным мог быть гусь, и почти забыл о том, как странно то, что Вэсс сидит рядом с лорд-мэром Зомбея:

— Вы запретили актерскую игру! — прокричал он. Он попытался говорить тише. Не смог. — Как у вас может быть собственная труппа, собственная сцена, если вы все это запретили?

Меж тем представление продолжалось. Три актера, казалось, не замечали, что их зрители больше увлечены разговором, чем происходящим на сцене. Они продолжили рассказывать свою тихую историю, смотрел кто-то или нет.

— Это так, — сказал мэр. Его кольца звякнули. — Я запретил представления. Но то, что эта вещь не годится для всех, не значит, что я не могу продолжать ей наслаждаться. — Он подмигнул. — Съешь миндаля.

Он кинул Роуни маленький орешек. Роуни поймал его. Ярость кипела в нем, но он попытался проглотить ее. Орать на лорд-мэра было не очень-то умно, особенно под холодным и тикающим взглядом капитана стражи, поэтому вместо этого Роуни съел орех. Он яростно жевал его, пока не проглотил.

Мэр продолжил трапезу и ничего больше не предложил Роуни. Вэсс съела несколько виноградин и тоже ничего не предложила. Вагон катился по рельсам где-то под рекой.

— Ты знаешь, грядет наводнение, — сказал мэр. Он сказал это Вэсс, а не Роуни.

— Я знаю, сэр, — сказала Вэсс.

— Ожидается, что они заполнят весь овраг и затопят весь южный берег, который, конечно, ниже и ближе к реке. Ущерб будет огромный. — Мэр покачал головой и подбородками, ужасаясь трагедии. — Я делаю все, что могу, чтобы подготовиться. Я собираю средства на восстановление построек после того, как наводнение отступит. Мы вернем городу его былую славу, мы поможем южному берегу оправиться и внесем в него немножко порядка.

— Это очень щедро с вашей стороны, сэр, — сказала Вэсс. — Она съела еще одну виноградину. Роуни так и не смог понять, льстила ли она мэру, вправду ли им восхищалась или же насмехалась над ним. Ее голос и лицо были по-прежнему гладкими, как стекло.

— Спасибо, — сказал мэр. — Я делаю, что могу. Но, пока катастрофа не наступила, резоннее находиться на северном берегу. Мы должны оставаться на безопасном расстоянии от воды, особенно с учетом того, что у меня есть актеры в масках, способные обратиться к реке от лица севера. — Он махнул рукой в сторону сцены, не взглянув на актеров. — Ты, конечно, это понимаешь, — сказал он Вэсс. — Поэтому ты и пришла ко мне.

— Да, сэр, — сказала Вэсс. — Именно. — Она посмотрела на Роуни. В ее лице было что-то новое. — Башка ненавидит соперников, — сказала она. — Она их ненавидит. Мне все равно бы пришлось покинуть Южнобережье, как только я научусь от нее достаточной доле колдовства. Раньше на южном берегу было много колдуний, а теперь — она одна. Она следит за тем, чтобы там была только она. — Стеклянная поверхность в ее голосе разбилась. Она говорила так, как будто хотела, чтобы Роуни понял. — Мне нужно место, куда я могу пойти. Я отправлюсь на север. Мэр уже обещал мне собственный дом. Огромный дом. Мне не придется спать на соломе. Мне не придется залезать в окно. Мне больше никогда не придется бегать с Башкиными поручениями. И все, что мне нужно было сделать, — сказать мэру о тебе.

— Как ты видишь, — сказал мэр, обращаясь непосредственно к Роуни, — будет лучше избегать южной части города, пока наводнение не спадет, и в этот раз даже святилище моста не поможет. На это время я предлагаю тебе работу и место у меня в доме. Это великая часть — служить в труппе лорд-мэра. У них есть собственная сцена в моем доме, знаешь ли, и она гораздо больше, чем та крошечная гоблинская платформа, на которой ты недавно побывал. Ты понимаешь, какая это честь?

Роуни засмеялся. Он не мог остановиться. Он попытался, и вместо этого начал икать.

Улыбка мэра стала немного кривой. Он еще несколько раз откусил от гуся. Вэсс смотрела на Роуни, как будто он превратился в какую-то рыбину. Три актера продолжали свою пантомиму, не замечая ничего вокруг.

— Я понимаю, — сказал Роуни между приступами икоты. — Вы хотите, чтобы это случилось. Вы хотите, чтобы южный берег затонул и вы смогли бы сделать его подобным северному, просто еще одной частью южного берега. Вы арестовали всех, кто когда-либо надевал маску, чтобы убедиться, что южный берег затонет.

Мэр стукнул Роуни своей покрытой кольцами рукой. Было больно.

— Я говорю от лица города, мальчик, — сказал он холодным голосом. — Я. Никто не наденет кусок гипса и не будет притворяться, что говорит от лица Зомбея. Никто не будет совершать сделок от лица Зомбея — с армиями ли, с дипломатами ли, или с рекой, — пока я не скажу им сделать это. Это моя обязанность. Я выполню ее, и ты отнесешься ко мне с положенным уважением. Не притворяйся тем, чем ты не являешься.

— А чем я являюсь? — с искренним любопытством спросил Роуни.

Мэр не ответил, и Вэсс не ответила, потому что что-то ударилось в бок вагона. Мэр раздвинул красные шторы на одном из окон. Фонари внутри вагона освещали кирпич туннеля.

По туннелю летели птицы, окружая их, беря их в заложники. Голубиные крылья стучали по стеклу окна.

Мэр выглядел раздраженным. Вэсс выглядела испуганной. Ее глаза расширились:

— Это она. Она идет за нами. Она не позволит нам переправиться.

— Это всего лишь птицы, — сказал мэр. Но голуби налетали целыми стаями. Вагон качался, когда птицы бросались между колесами и рельсами.

Роуни должен был испугаться. Но он перестал думать о птицах, потому что коронованная маска Северобережья соскользнула с лица главного актера. Лицо под ней было ближе Роуни, чем какое бы то ни было другое.

Вагон задрожал и остановился. Свет мигнул и погас.

— Роуэн? — спросил Роуни в темноте.

 

Картина VII

Мэр что-то крикнул. Роуни услышал его, но не слушал и не обратил внимания, что сказал мэр.

Вэсс произнесла заклятие. На стене зажегся единственный фонарь. Она взяла его в руку. Мэр давал приказания капитану стражи, который взял меч и разбил им окно. Роуни не обращал на это внимания. Он смотрел на Роуэна. Роуэн смотрел в пустоту. Веревка от маски болталась вокруг его шеи. Маска покоилась у него на груди. Представление прервали, и ни один из актеров с тех пор не пошевелился.

Мэр подставил к разбитому окну стул и приказал капитану выбираться наружу. Капитан выбрался наружу и потянул за собой Роуни.

Роуни сопротивлялся. Он кричал. Он изо всех сил, которые у него когда-либо были, тянул в противоположном направлении. Он прокричал имя брата, свое собственное имя, только немного длиннее, но Роуэн продолжал спокойно и безучастно смотреть в никуда. Роуни боролся, но это не помогло. Рукав его куртки цвета пыли порвался, когда капитан стражи вытянул его через дыру в окне в туннель. На земле под ногами был толстый слой мертвых птиц.

Капитан стражи позвал мэра и сказал ему, что туннель был пуст и что в колесах вагона застряло слишком много мертвых птиц, чтобы они могли поворачиваться. Единственным способом попасть а северный берег была пешая прогулка.

Мэр вылез в разбитое окно. Вэсс пошла следом. Она несла единственный фонарь, который повиновался ей.

В свете этого фонаря Роуни увидел Башку.

Башка скребла когтями по крыше вагона. Она в два длинных шага спустилась вниз. Она надвигалась на них, пока не стало казаться, что весь туннель состоял из Башки и служил только ей.

Капитан стражи поднял меч. Башка тихо произнесла заклятие:

— Твои механизмы сломаны. Твое зрение тоже сломалось. Ты видишь только, как оно ломается. — Она сказала это там, как будто слома уже были правдой, и они стали правдой. В его стеклянных глазах расправились пружины и разбились шестеренки. Он громко вскрикнул и уронил меч.

А еще он отпустил Роуни. Роуни медленно заполз обратно в разрушенный вагон.

— Ну, ну, — сказала Башка, как будто утешая капитана. Она подняла один коготь и стукнула его о стену туннеля. Он соскользнул на землю, прикрывая руками нерабочие глаза.

Башка поглядела на Вэсс и мэра. Она рассматривала Вэсс, как будто решая, съедобна ли она.

— Здравствуй, внучка, — сказала она. — Здравствуй, маленькая соперница.

Вэсс стояла очень прямо.

— Здравствуй, Башка, — сказала она. Ее голос казался надтреснутым, но в то же время храбрым. — Я не твоя внучка. Никто из нас никогда не был твоим внуком.

— Были, еще как были, — сказала Башка. Она протянула к Вэсс руку и заправила ей за ухо упавший локон. Он снова упал на лицо. — Кем вы еще могли быть? Я подобрала всех вас, когда у вас больше никого не было. Я взяла вас домой, когда ваши семьи утонули, умерли с голоду или бросили вас. Кому еще вы принадлежите, ну, если не Башке?

Вэсс вздернула подбородок:

— Спасибо за это. Но я все равно не твоя внучка.

Башка долго оценивающе на нее смотрела и скрестила руки перед собой:

— Я думаю, в этом ты можешь быть права, — сказала она голосом, полным удивления и боли. — Ты можешь больше не быть моей. Что ж, отправляйся на северный берег. Заставь мэра сдержать его обещания и заставь его страдать, если он не даст тебе твоего собственного дома. Ты сделала выбор, так держись его. Лучше тебе не метаться — он этого не одобрит, а я тем более.

Мэр выбрал этот момент, чтобы заговорить раздраженным и преисполненным осознания собственной важности голосом:

— Не говори обо мне так, как будто меня здесь нет, ведьма.

Башка улыбнулась. Она выглядела обрадовано. Она выглядела так, как будто только что съела самое вкусное в мире яйцо.

— Мэра здесь нет, — сказала Башка Вэсс. — Будь он здесь, я бы и его покалечила, и тогда он никогда бы не сдержал всех своих щедрых обещаний. Это мо тебе подарок, и он будет последним. Чтобы воспользоваться им, тебе нужно бежать. Этот туннель заполнится водой наводнения, и очень скоро. Наводнение придет сегодня.

Башка подалась вперед и прищурилась одним глазом:

— Можешь сказать его мэрству, что, даже если река вылижет южный берег, как чистый могильный камень, я позабочусь о том, чтобы он никогда не смог перестроить его на свой вкус. Южный берег принадлежит мне. Передай ему мои слова, ну. Я бы сказала ему лично, но его здесь нет. Я бы серьезно покалечила, если бы он был здесь. Я бы наложила на него прекрасные проклятия.

Мэр едва не взорвался от ярости. Вэсс вложила в его руку зажженный факел:

— Пожалуйста, бегите, сэр, — сказала она. — Вас здесь нет. Вас здесь не должно быть.

Он еще немного побрызгал слюной, развернулся и убежал в темноту туннеля.

Вэсс помедлила. Она посмотрела на Роуни. Роуни не понял, что она хотела сказать этим взглядом. Потом Вэсс помогла капитану стражи подняться, и они последовали за мэром. Все трое исчезли в глотке туннеля.

Роуни остался в темноте с Башкой. Он пытался вспомнить, как нужно дышать.

 

Картина VIII

Башка заговорила тихо и напевно. Кирпич и камень стен туннеля засветились зеленым, как молодые светляки. В этом зеленом свете она посмотрела на Роуни сверху вниз, как будто выискивая во фрукте на рынке гниль и червей. Она знакомо пахла затхлостью и перьями.

— У тебя послание для меня, карлик? — спросила она. Воздух между ними натянулся не хуже скрипичных струн.

Страх пробрал Роуни до костей. Он не убежал. Он знал, что от Башки не убежать, в туннеле негде спрятаться, а ее механические ноги очень широко шагают. Он показал Башке, что не убежит, и сказал то, что собирался:

— Я хотел, чтобы ты помогла найти Роуэна, — сказал он. — Но потом я его нашел. Он в вагоне. Он не шевелится, и он не узнал меня, когда я крикнул ему. Он просто стоял там и глядел в никуда пустыми глазами. Я не знаю, что с ним не так. Пожалуйста, помоги ему. Я вернусь к тебе. Я снова стану твоим внуком.

Он пытался стоять, как великан.

Башка встала, как Башка, и проворчала:

— Ты все еще пахнешь воровством и жестью.

— Я не изменился, — сказал Роуни. — Я не гоблин. Я не измененный. Я вернусь.

Башка подняла один коготь, схватилась за вагон и оторвала добрый кусок стены. Металл лязгнул по металлу и оторвался. Роуни передернуло. Было неприятно это слышать.

Три актера никак не отреагировали на надвигающуюся Башку. Она ногой оттолкнула с пути двоих в рыбьих масках и прищурилась на третьего.

Маска Северобережья все еще свисала с шеи Роуэна. Башка сдернула ее с него, бросила на пол туннеля и придавила ногой. Роуэн, казалось, не заметил. Он стоял неподвижно и смотрел куда-то в сторону.

— Что с ним не так? — спросил Роуни.

Башка разорвала рубашку Роуэна спереди. Его грудь покрывал тонкий заживший красный шрам. Роуни знал, что это значит. Он очень старался не знать, что это значит. Мир вокруг него изменил форму, и эта новая форма не была такой, какой должна была быть. Башка скривилась и сплюнула.

— Кукла, — сказала она. — Его мэрство полагает, что может говорить с наводнением с помощью кукол. Он еще глупее, чем заслуживает быть, ну.

— Ты можешь помочь? — спросил Роуни. — Ты можешь отдать ему то, что они забрали?

— Нет, — сказала Башка. — И я не буду принимать тебя обратно. Ты можешь быть моим, но мне ты больше не нужен. Больше нет времени, чтобы научить тебя, чтобы ты был полезным, а Башка не собирается играть с куклами. Река не будет танцевать под дудку кукловода, поэтому наводнения не избежать.

Она вскарабкалась на то, что осталось от вагона.

— Помоги ему! — закричал Роуни ей вслед. Она должна была быть способной помочь ему. Она могла изменить мир своими словами. Она сама была стихией. Она была Башкой.

— Беги, карлик, — ответила она. — Беги к Семеле. Убегай от реки. Мне надо отнести мой дом повыше и забрать с собой большую часть южного берега, ну. — Она направилась вверх по туннелю, и скрип ее ноги затих вдали.

Извилистые кирпичные стены все еще светились от Башкиного заклятия. В их свете Роуни прошел по искореженному вагону. Он встал рядом с братом, и тот его не заметил.

— Роуэн?

Молчание.

— Это я.

Тишина заполнила пространство вокруг них. Роуни вдохнул полные легкие холодного молчания. Он стоял и смотрел на брата, просто смотрел, в туннеле под рекой, под тем местом, откуда они всегда бросали камешки. Он оглядел лицо Роуэна, пытаясь увидеть хоть какой-то признак узнавания или радости. Он не понимал, что он там видел. Он не знал, значит ли что-нибудь любое легчайшее движение глаз или рта.

Роуни чувствовал себя так, как будто это в нем проделали дыру.

Вода сочилась между кирпичами потолка. Она сочилась быстрее и быстрее. Капля упала на лицо Роуни. Он заставил себя двигаться. Он взял брата за руку и вывел его из искореженного вагона. Роуэн легко шел, не сопротивляясь, не проявляя никакой собственной воли.

Роуни вернулся к двум остальным, тем, что были в рыбьих масках. Он толкнул их к северу.

— Бегите, — сказал он. — Не останавливайтесь, пока не выйдете из туннеля, а потом взберитесь по какой-нибудь лестнице. — Они послушали его. Он понадеялся, что оба убегут от наводнения.

Роуни и Роуэн двинулись на юг. Они обогнули вагон, наступая на останки птиц и осколки стекла. Воздух с тихим воем летел по туннелю. Роуни не понимал его речи.

Они обошли лабиринт из луж там, где грязь около рельсов лежала неровно. Воздух вокруг них пах мокрыми мертвыми собаками и гниющей рыбой. Роуни услышал всплеск, доносящийся из самой большой лужи. Он не оглянулся, но обратился к тому, что плеснуло там.

— Грядет наводнение, — сказал он луже, призракам и копателям. — Примите меры. Грядет наводнение. — Может быть, они его услышали. Может быть, все, что бродит здесь, закопается в безопасное место, туда, куда река не доберется — если река способна куда-то не добраться.

С потолка теперь капало чаще. Вода текла между кирпичами. Ручейки текли по грязи под рельсами и расширялись. Грязь исчезала. Рельсы исчезали. Наконец осталась только вода, доходящая до икр, а потом до колен. Насекомоподобный свет Башкиного заклятия начал исчезать.

Роуни и его брат двигались сквозь поднимающуюся воду. Они шли медленно. Роуни не думал, что они доберутся до южного берега раньше, чем туннель окончательно затонет. Он не знал, что ему делать. Он чувствовал себя бесполезным, беспомощным и маленьким. Он чувствовал, что ему нужно стать кем-то, кто не был бы им, так что он достал лисью маску и надел ее.

В меркнущем неверном свете Роуни оглядел туннель лисьими глазами.

Он увидел дверь в стене туннеля. Он вспомнил, что Эсса сказала ему о ступеньках Часовой башни: лестница вела до самой центральной опоры, вниз и еще вниз.

— Я знаю свой путь, — сказал он Роуэну, — и могу узнать твой. — Он все еще не помнил остальной речи, но он знал то, что ему потребовалось. Он припустил по туннелю, двигаясь, как могла бы двигаться лиса, и таща брата за собой.

Они дошли до двери. Она была заперта. Это ничего не значило, потому что замок уже проржавел и сломался. Дерево и металл протестующее заскрипели, когда Роуни нажал на них, но дверь открылась. В темноте за ней Роуни увидел железную лестницу. Он нашел перила и сильно их потряс. Ничего не сломалось и не отошло. Она не очень сильно проржавела.

Роуни и Роуэн взобрались по железной лестнице, наверх и еще наверх.

Они прошли сквозь опустевшие бараки. Немного света пятнами проникало сквозь узкие двери. Свет казался ярким и ослепляющим на фоне тьмы туннеля.

Роуни был зол. Злость толкала его вперед. Его кожа была злой, его кости были злыми и его сердце злилось на вертикальный шрам на груди у Роуэна, там, где было его сердце.

Они забрались по центру моста Скрипачей на Часовую башню. Роуни провел брата мимо масок и шестеренок и маятников размером с деревья, под циферблатами из цветного стекла.

Он снял лисью маску и позвал на помощь.

 

Картина IX

Из-за шкафов вышла Семела. Откуда-то сверху спрыгнула Эсса. Из кладовой прихромал Клок, которого поддерживала Нонни. Томас тоже подошел, стуча по каменному полу кончиком трости.

— Ты нашел своего брата! — сказал старый гоблин. Он полоснул своей тростью по воздуху. Она издала радостный свист. — Великолепно. Как тебе это удалось? Неважно, неважно, расскажешь, когда чего-нибудь выпьешь. Добро пожаловать назад, юный Роуэн. Вовремя, как никогда.

Роуни ничего не сказал. Роуэн ничего не сказал. Семела первой заметила разницу между тем, чего они не сказали.

— Тихо, — сказала она Томасу. — Тихо.

Она приподняла оторванный край рубашки Роуэна и вернула его на место, чтобы прикрыть шрам.

— Он не знает, кто я такой, — сказал ей Роуни. Он чувствовал, как утекает его злоба. Он не хотел, чтобы она уходила. Он пытался ее удержать. Злоба позволяла ему двигаться. Злоба согревала его. Но теперь слова падали у него изо рта, как холодные камни. — Он просто стоит с пустотой межу ребрами и не узнает меня.

Семела взяла его за руку и покачала головой:

— Он помнит тебя, — сказала она. — Быть лишенным сердца — значит не иметь воли, а не себя. Он все еще здесь. Он все еще знает то, что он знает. — Ее голос стал мягче и осторожнее. — Но его намерения и волю забрали. Его не движет ничего, кроме того, что дают ему другие.

— Мы можем найти его сердце? — спросил Роуни. — Мы можем его вставить обратно?

Семела не сказала нет. Не было нужды. Она просто не сказала ничего другого.

Роуни потряс головой. Это не было правдой. Он не позволит этому быть правдой.

— Он выглядит очень спокойным, — сказала Эсса, явно пытаясь помочь, но не зная, как. — Бессердечие не выглядит очень уж неприятно.

— Он кукла, — с грустью и отвращением сказал Томас. — Пусть мэр наестся протухшего печеночного паштета и корчится от болей в желудке. Грядет наводнение, а у города нет никого, кто бы говорил от его лица.

— Наводнение уже началось, если что, — сказала Эсса. — Я бы сказала это раньше, и я шла сюда, чтобы объявить это, но было невежливо прерывать вас, потому что у брата Роуни забрали сердце и мне очень жаль. Но теперь мне нужно вам сообщить, что наводнение уже началось. Уже видно, как вода заливает циферблат выше по течению.

— А еще его слышно, — сказала Семела. — Послушайте.

Звук, подобный бесконечной грозе, наполнил пространство. Он становился все громче. Он шел от воды под мостом, и он шел со стороны самой старой маски. Развевающиеся волосы из водорослей шевелились вокруг маски.

Томас дважды стукнул тростью по полу.

— Все по местам! — прорычал он. — Эсса, прихвати с собой стремянку. Позвони в башенные колокола, если они еще способны звонить. Все, кто услышит этот звук и поймет, что он значит, направятся в холмы. Нонни, помоги мне скинуть несколько мешков с песком около башенных ворот. Замки и засовы не удержат реку. Клок, иди с нами и помоги, если твоя рана позволяет, а если нет, то составь нам компанию. Роуни… — Томас запнулся и качнул головой: — Роуни, присматривай за братом.

— А если мост решит обвалиться? — спросила Эсса.

— Этот мост стоял очень много лет, — сказал Томас.

— Потому что люди перестраивали его! — парировала Эсса. — Вовсе не потому, что он никогда не падал. Он иногда рушился!

Томас снова стукнул по полу кончиком трости, как бы демонстрируя, что он прочен.

— Все по местам! — снова прорычал он. Потом он шепнул Семеле: — Небольшое заклинание, чтобы эти камни крепче держались друг за дружку, не повредит.

— Мне кажется, это будет полезно, да, — сказала Семела.

— Ты излучаешь уверенность, — сказал Томас. — Пока мы будем класть мешки с песком, я придумаю свои последние слова.

Все, кроме Роуни и его бессердечного брата, зашевелились. Роуэна, казалось, абсолютно устраивало стоять на месте, выстоит мост под ними или развалится.

— Ты слушаешь? — спросил его Роуни. — Ты слышишь то, что мы говорим? Ты понимаешь, что происходит? — Он ущипнул Роуэна за руку и не получил ответа. Он пнул брата в колено, снова не получил ответа и тут же пожалел, что вообще пнул его. Его собственное сердце стучалось в стены клетки из ребер, как будто хотело как можно быстрее убраться подальше отсюда.

Камни и металлические конструкции Часовой башни застонали. Роуни показалось, что он услышал среди звуков музыку, но он не был уверен. Потом шум наводнения усилился. Он ревел и отражался и невидимом горле маски реки.

Этот рык сдвинул что-то у Роуни в груди. Ему в голову пришла идея.

— Пойдем, — сказал он. — У тебя может не быть ни силы, ни воли, но, думаю, я тебе найду немножко. — Он взял брата за руку и подвел его к самой первой маске, той, что была еще и рекой, к маске, которую не надевал еще ни один актер. Открытый рот маски рычал и грохотал. Роуни очень боялся утонуть и пропасть в ее бездонных глазах.

Он снял ее со стены. Она была каменной и очень тяжелой. Он споткнулся под ее весом.

— Роуни? — окликнул его Томас с другого конца башни. — Что бы ты ни делал, я сомневаюсь, что это хорошая идея!

— Все может быть, — ответил Роуни, но не вернул маску на место. Он взглянул брату в лицо: — Я собираюсь надеть ее на тебя. Я очень надеюсь, что ты не против. Но если кто-то и способен не утонуть в ней, то это ты. — Он забрался на ящик и надел маску на лицо Роуэна.

Маска реки срослась с кожей Роуэна. Чернильные и красочные ее линии поплыли по его лицу. Он запрокинул голову, открыл рот и издал бессловесный вопль голосом, способным прокладывать каньоны. Голос был водяным мостом между горами и морем.

Роуни спрыгнул с ящика и крикнул навстречу свистящему, рвущемуся наружу звуку:

— Роуэн!

Роуэн посмотрел на него. Его волосы развевались вокруг лица, как водоросли, унесенные сильным течением. Его глаза стали огромными и полными жизни.

— Привет, — сказал Роун брату, который был еще и рекой. — Пожалуйста, не топи нас.

— Это не очень хорошая идея! — крикнул Томас, спеша к ним через всю башню. — Где маска города? Нонни, тащи маску города! Быстро, быстро, быстро! Корень всего нашего ремесла уже в пути, и никто ничего не репетировал!

Гоблины собрались вокруг. Нонни протянула маску Зомбея. Роуни взял ее, но не надевал и не отводил взгляда от бездонных глаз брата.

— Ты помнишь первую строчку? — напомнил ему Томас.

Роуни кивнул:

— Старейший путь, старший брат! Услышь меня. Не затопляй нас, пожалуйста!

— Почти, — сказал Томас. — Но если ты собираешься говорить от лица города, тебе нужно надеть его маску.

— Нет, — сказал Роуни, поднимая маску Зомбея, но не закрывая ей своего лица. — Ему нужно видеть, что это я. Ему нужно знать, что это я.

Под ними вода билась об опоры моста. Камень скрипел о камень. Детали часов стучали друг о друга с тревожными металлическими звуками. Томас тоже производил какой-то тревожный шум.

— Следующая строчка: «Я говорю от лица города, всего города, севера и юга, и моста между ними».

— Пожалуйста, не затопляй нас, — сказал Роуни. — Ради меня и ради всех остальных, всего Зомбея.

Река, бывшая еще и Роуэном, протянула руку и потянула Роуни за кончик носа.

— Неплохая маска, — сказал он, и рев реки прозвучал в его голосе.

Роуни скорчил рожу пирата:

— Твоя лучше, — сказал он.

— Спасибо, — сказал Роуэн. Узоры маски реки плыли по его лицу. — Спасибо, что вывел меня.

Роуни обнял брата, и брат обнял его:

— Всегда пожалуйста. Пожалуйста, не затопляй нас.

— Я и в первый раз тебя услышал, — сказал Роуэн. — Мне придется уйти, чтобы это получилось. — Он говорил тихо, но его голос все равно рокотал.

Роуни хотел воспротивиться, но не стал. Он только кивнул:

— Ты вернешься?

Роуэн улыбнулся:

— Ты будешь знать, где меня найти.

Братья стояли рядом. Роуэн положил руки на стену выше по течению. Вода потекла из кончиков его пальцев и вытекла между камней, ослабляя кладку. Роуэн нажал. Несколько камней выпало.

В образовавшемся отверстии Роуни увидел наводнение. Оно уже почти дошло до краев оврага. Волны выдирали из земли булыжники и деревья.

— Пока, — сказал Роуэн. Его глаза были огромны, а волосы развевались, как будто воздух был водой.

— Пока, — сказал Роуни.

Его брат спрыгнул с моста. Он прорезал воздух, как летучая рыба, и ушел под воду самого себя.

Труппа собралась вокруг Роуни. Они все смотрели, как вода успокоилась, замедлила ход, рассосалась и ушла под мост Скрипачей.

 

Картина X

Вечером Роуни вышел из Часовой башни, и в единственном его кармане лежал серо-зеленый камешек. Он прошел мимо нескольких музыкантов: их было больше, чем он когда-либо видел и слышал на мосту, но он был слишком погружен в свои мысли, чтобы действительно слышать музыку, которую они играли.

Он хотел побыть один в месте, где они кидали камешки, но его ждала Вэсс. Она сидела на низкой каменной стене и делала фигуры из лески. Она не подняла головы. Роуни залез на стену и сел рядом с ней.

— Мэр дал тебе собственный дом? — спросил он.

— Ага, — сказала Вэсс. — Пыльное местечко с призраками прямо тут, на мосту, и все мое.

— Он обещал тебе дом на северном берегу, — сказал Роуни.

— Было дело, — согласилась Вэсс, — но он не так доволен мной, как раньше, хотя я и провела его по туннелю живьем. Но не то чтобы я против. Я не очень-то люблю северный берег, а жить в святилище даже хорошо. На мосту никого не арестуют.

Один из ее пальцев застрял в леске, и она попыталась освободить его. Она прокляла леску. Ее паутина обратилась в пепел и улетела. Она сказала еще одно проклятие, достала из сумочки на поясе еще кусок лески и начала заново.

— Кстати, о святилище. Я бы на твоем месте некоторое время не покидала мост. Лорд-мэр тобой недоволен. Я видела несколько плакатов с твоим лицом и именем.

— У меня нет имени, — сказал Роуни. — У меня есть только слегка сокращенное имя брата. — Он сказал это без горечи, но Вэсс поморщилась, видя, что к ней вернулись ее же слова.

— Мне кажется, теперь это твое имя, — сказала она.

— Может быть. — Роуни поглядел на реку, уровень которой все еще был выше, чем обычно. — Может быть, это мое имя. — Сказав это вслух, он сделал это правдой в большей степени.

Пальцы Вэсс снова застряли в леске. Они прикусила язык и медленно распутала их. Похоже, она путалась в словах не меньше, чем в леске.

— Прости, — сказала она. — Я очень жалею, что натравила на тебя мэра и капитана стражи. Мне очень жаль Роуэна. Я не знала, что они с ним сделали. Я действительно не знала. Мне казалось, что сдать тебя мэру будет не хуже, чем то, что сделала бы с тобой Башка. Я ошибалась. Прости.

Роуни удивленно поглядел на нее:

— Спасибо.

Вэсс посмотрела на него и отвернулась:

— Похоже, Башка может действительно оставить тебя в покое. Южный берег не затоплен. Она будет счастлива по этому поводу, настолько, насколько вообще способна, и она знает, что в этом есть и твой вклад. Так что она может позволить тебе жить дальше.

— Это хорошо, — сказал Роуни. — Я рад, что больше не нужно волноваться по поводу голубей.

Они вдвоем смотрели, как река течет под мостом Скрипачей. Потом Вэсс убрала свою леску и слезла по стены.

— Если надо будет что-то проклясть или заклясть, позови, — сказала она.

— Пока, Вэсс, — сказал Роуни. — Удачи с заклятиями и проклятиями. — Он едва не сказал «Разбей лицо!» вместо «Удачи!», но побоялся, что она не так его поймет.

Оставшись один, он ощупью отыскал камешек в кармане куртки. Он положил его на стену и немного повертел пальцами. Потом он кинул камешек, просто чтобы поздороваться. Роуни смотрел, как брат тянется вверх и ловит его.

Он слез со стены и вернулся в Часовую башку сквозь ворота конюшни, которые Семела пригласила его увидеть. Он вернулся, чтобы научиться искусству масок, фехтованию и остальным составляющим его нового ремесла. Он вернулся, чтобы поужинать.

Башня пахла едой. Она вкусно пахла маслом. Это напомнило ему, что он голоден, что голод всюду следовал за ним и давил на него, что бы он ни делал. Это напомнило ему, что больше не придется каждую секунду отстаивать право на существование. Он снял старую куртку брата, поднялся по лестнице и нашел вешалку. Без куртки он чувствовал себя странно.

Кто-то, возможно, Нонни, поставил рядом с кладовой дровяную печь и прикрепил к ней длинную металлическую трубу. Дым поднимался по трубе и исчезал наверху, среди часовых механизмов.

У плиты стоял Томас в фартуке. Он как раз наливал ложкой на сковородку несколько капель теста. Рядом сидела Семела, с книгой в руках и ногами на табуретке, положив пальцы ног около печи, чтобы согреться. Нонни, Клок и Эсса лежали на полу и играли в карты. Томас поднял голову на мальчика, что-то проворчал и опрокинул на блюдо свежий тост.

— Не обожги пальцы, — сказал старый гоблин.

Роуни взял блюдо и сел с остальной труппой. Его пальцы так и двигались, а рот наполнялся слюной, но он дождался, пока ужин не остыл.