Радость в душе Джонатона от удачного завершения всего этого нелепого эпизода мгновенно погасла.

– Что вы имеете в виду, говоря, что я оказался посмешищем?

Фиона изо всех сил старалась сохранить любезное выражение на лице. Когда она вошла в гостиную и Джонатон посмотрел на нее почти влюбленным взглядом, она на мгновение поверила, что все ее беды остались позади. Будь проклят этот «любитель шуток». Она должна была догадаться, что происходит на самом деле. Если маркизу потребовалось целых три дня, чтобы нанести визит, это уже говорило о многом… Теперь же мир над ее головой окончательно рухнул.

Если только… Нет. Решимость Фионы укрепилась. Она не допустит провала – ни за что! Фиона сделала глубокий вздох.

– Вы сказали, что я не вводила вас в заблуждение и была абсолютно честной?

– Да, но…

– Стало быть, мое предложение остается в силе?

– Я полагаю, что… – Маркиз нахмурился. – Видите ли, женщинам не положено первыми делать предложение…

– Ну конечно, милорд, женщины должны знать свое место в этом мире. Они должны поступать так, как им велели отцы, мужья, братья, во всем, в том числе в определении того, когда и за кого им следует выходить замуж, – сказала она несколько более резким тоном, чем намеревалась. – Но что будет, если женщины бросят вызов и без колебаний возьмут дело в свои руки? В таком важном деле, как замужество, это было бы крайне уместно, вы не находите?

– Вероятно, но…

– А что, если это сделает ваша воображаемая идеальная жена?

– Боюсь, что…

– Боитесь, и не напрасно. Считайте, что вам брошен вызов, милорд! – Фиона круто повернулась и быстро отошла от него. В шкафу она заметила графин хереса. Отлично, ее нервам это сейчас не помешает.

Подойдя к шкафу, Фиона достала из него графин и плеснула в бокал хереса. Сделав большой глоток и только тут поняв, что это не херес, она поперхнулась и закашлялась.

– Мисс Фэрчайлд! – Джонатон шагнул к ней. – С вами все в порядке?

– Кажется, да, – с трудом проговорила Фиона и вытянула вперед руку, чтобы удержать маркиза на расстоянии.

– Виски не следует пить так быстро, если вы к этому не привыкли.

– Я думала, это херес.

– Видите, как в этом мире легко обмануться… – Джонатон сделал многозначительную паузу. – Вот и я, когда пытался…

– Вы подумали, что я актриса…

– Верно.

– Но своей ошибкой я обязана гневу, тогда как ваша ошибка результат даже не знаю чего, возможно, похоти?

Внезапно Фионе пришла в голову ужасная мысль.

– Вы, верно, подумали, что я проститутка, как и та дама, которую вы ожидали в библиотеке…

– Разумеется, нет!

Она ахнула. Правду она прочитала в его глазах: мысль о ее сомнительной добродетели, безусловно, мелькала в его голове.

– Послушайте, мисс Фэрчайлд, я знал многих актрис, которые вовсе не были… гм…

– Проститутками?

– Вот именно. Хотя считается, что им свойственна определенная свобода нравов… – Маркиз беспомощно замолчал: он не знал, что говорить дальше, чтобы не усложнить ситуацию. Было бы гораздо лучше, если бы Фиона для начала хотя бы немного успокоилась.

Фиона прищурилась:

– Поэтому вы позволили себе поцеловать меня?

– Вовсе нет, – упрямо возразил Джонатон. – Ваши моральные качества не имеют к этому никакого отношения. Я поцеловал вас потому, что хотел поцеловать.

– И этим закрепить сделку?

– Нет! Я не заключал никакой сделки. Я совершил ошибку.

– Ошибка заключалась в том, что вы приняли меня за аморальную актрису?

– Да! А вы не сделали ничего, чтобы исправить мое неверное впечатление, и поцеловали меня в ответ. Должен заметить, мисс Фэрчайлд, это не был поцелуй женщины, которую никогда не целовали прежде.

Фиона фыркнула:

– Разумеется, я целовалась и раньше. Может быть, вы не заметили, что я давно вышла из школьного возраста? Тогда мне придется напомнить вам об этом.

– Вас крепко целовали, – многозначительно проговорил Джонатон.

– Как и вас! – не уступала Фиона. – Полагаю, вы сами большой мастер этого дела, у вас весьма богатая практика…

Маркиз неловко пожал плечами.

– Очень надеюсь, что вы сполна получили удовольствие от этого развлечения, потому что дни вашей вольной практики подходят к концу.

– То есть? – Джонатон насупил брови.

– Мой муж не…

– Я не собираюсь становиться вашим мужем. – В голосе Джонатона зазвучал металл, однако Фиона смело шагнула к нему и ткнула пальцем в его грудь:

– Вы уже согласились!

– Я уже сказал вам – это была ошибка.

– Тем не менее вы дали слово, и вам придется его держать. – Палец Фионы припечатывал каждое ее слово к груди маркиза.

Поймав ее руку, Джонатон свирепо посмотрел на нее:

– Я не собираюсь становиться вашей добычей из-за того, что попался в капкан.

Фиона неожиданно усмехнулась:

– Я не расставляла вам капканы.

– Но я чувствую себя пойманным!

– Чувствуете себя пойманным? У вас слабое представление о том, что значит по-настоящему попасть в капкан. Узнать, что тот человек, которому ты доверяла свою жизнь и любила больше всех на свете, поставил тебя в ситуацию, из которой единственный выход – это стать женой незнакомого человека или отдаться на милость другому. Вот что значит по-настоящему попасть в капкан, милорд!

Выражение лица Джонатона мгновенно изменилось.

– Я очень сожалею.

Фиона посмотрела в его голубые глаза, и ей вдруг захотелось долго-долго оставаться в таком, как сейчас, положении, когда он столь деликатно держит ее за руку. Ах, если бы они познакомились при других обстоятельствах и она на самом деле оказалась тем типом женщины, который маркиз хотел видеть в будущей жене!

– Спасите меня, Джонатон! – Она медленно подняла губы к его губам. – Спасите, умоляю…

– Ничего другого я не хотел бы больше, чем спасти вас. – Джонатон нагнул голову, и его голос сделался тихим и прерывистым. – В вас я вижу все, что хотел бы иметь.

– В таком случае женитесь на мне.

– Нет. – Он непроизвольно прижался губами к ее губам.

В течение какого-то краткого промежутка времени Фиона наслаждалась теплом его губ и томлением, которое охватило ее, в точности как это было в сочельник; но потом в ней с новой силой вспыхнул гнев, и она резко оттолкнула маркиза.

– Вы, Джонатон Эффингтон, самое худшее из животных! И не смейте впредь пытаться меня поцеловать!

Джонатон хмыкнул:

– Я не просто пытался, я в самом деле поцеловал вас.

Фиона пожала плечами:

– А я и не заметила.

Маркиз решительно шагнул к ней:

– Может быть, я снова попытаюсь?

– Вы отказываетесь жениться на мне, однако хотите меня целовать. Да есть ли у вас совесть?

Немного подумав, Джонатон растянул губы в улыбке:

– Нет.

– Если вы сделаете еще один шаг, я закричу и привлеку внимание всего дома, в том числе тети Эдвины. Нас обнаружат в весьма компрометирующей ситуации, и уж тогда тетя непременно настоит на том, чтобы женитьба состоялась. Немедленно. – Фиона выжидающе посмотрела на него. – Полагаю, обдумав все… – В этот момент маркиз шагнул к ней, и она открыла рот, чтобы закричать; но раньше чем она успела это сделать, он притянул ее к себе и зажал ей рот ладонью.

– Успокойтесь, мисс Фэрчайлд, скандала не будет.

В его глазах она заметила веселые огоньки, и это ее рассердило. Она сделала попытку освободиться, но это оказалось не так-то просто.

– Если вы обещаете вести себя благоразумно, я отпущу вас. Так как, обещаете?

Его рука находилась в таком положении, что ее невозможно было даже укусить. Очень жаль. Фиона кивнула.

– Я не вполне уверен в том, что верю вам.

Маркиз улыбнулся, и Фиона мысленно поклялась, что при первой же возможности отомстит ему.

– Но мне придется поверить. – Он отпустил ее и шагнул в сторону.

Фиона метнула на него испепеляющий взгляд, затем шагнула к двери и распахнула ее.

– Оливер!

– Не нужно так кричать, я здесь, рядом.

Оливер действительно находился поблизости от двери, и Фиона вскинула бровь:

– Значит, ты все слышал?

– Я пропустил слова о том, как ты попала в капкан и какая он скотина, но что касается остального, я все хорошо запомнил.

– Что ж, – повернувшись, Фиона возвратилась в центр комнаты, – в таком случае я не буду это повторять. Ты виноват не меньше, чем он.

– Я тоже так думаю, – пробормотал Джонатон себе под нос.

– Моя вина? – Оливер нахмурился. – В чем моя вина?

– Ты сказал, что я именно тот человек, который нужен маркизу в качестве жены. Ты сказал, что он ухватится за такую возможность и женится на мне.

– Вряд ли я говорил, что он ухватится. – Оливер покачал головой.

– Ты сказал, что он – благовоспитанный джентльмен!

– Я ошибался.

– Но я действительно воспитан в лучших традициях нашего общества! – В голосе Джонатона послышалось негодование. – Можете спросить кого угодно.

– Ха! – Фиона скрестила руки на груди и по очереди посмотрела сначала на маркиза, затем на кузена. Она полагала, что Оливер был искренен, предлагая Джонатона в качестве мужа, однако теперь становилось очевидным, что его мотивы были не до конца чисты. Конечно, он вряд ли мог предположить, что Джонатон посчитает, будто она является участницей розыгрыша, и тем не менее…

Что касается Джонатона, как бы ни был ей нужен муж, Фиона не могла выйти за человека, у которого нет ни малейшего желания жениться на ней. Что это будет за жизнь? Он будет злиться на нее до конца своих дней. Невзирая на свою благовоспитанность, он наверняка затащил бы в постель актрису раньше, чем успеют прозвучать брачные клятвы.

Тем не менее Джонатон подал ей надежду на спасение, и это уже было немало!

– Оливер, – Фиона встретилась с кузеном взглядом, – надеюсь, что ты был искренен, когда предложил мне лорда Хелмсли в качестве мужа, и не имел намерения как-то подшутить над ним.

– Даю слово! Мне и в голову не приходило, что маркиз сочтет, будто твоя ситуация, – Оливер бросил выразительный взгляд на Джонатона, – что твоя ужасная ситуация – всего лишь уловка. Поверь, я никогда не поставил бы тебя в такое положение. Хотя, должен признаться, если бы это была шутка, то чертовски остроумная!

– Если бы я не попался на нее, – с досадой поморщился и вздохнул Джонатон.

Фиона закрыла глаза и призвала себя к спокойствию. Сделав глубокий вздох, она устремила на Джонатона суровый взгляд.

– Что касается вас, я готова признать, что ваше согласие жениться на мне, – она сделала паузу, – это ложное заявление…

– Точнее, ошибка, – поправил ее Джонатон.

– Что вы на самом деле верили, будто я участница розыгрыша…

Джонатон энергично закивал:

– Слава Богу!

– Тем не менее, – Фиона улыбнулась самым любезным образом, – я намерена заставить вас сдержать слово.

Оливер с трудом удержался от смеха, тогда как глаза Джонатона сделались круглыми.

– Что?

– Если вы не придумаете лучшего решения той абсурдной проблемы, какую подсунула мне жизнь. Когда я говорю «вы», – Фиона перевела взгляд с Джонатона на Оливера, – я имею в виду вас обоих.

– Что ж, я всецело к твоим услугам. – Оливер церемонно поклонился.

– А у меня вообще нет выбора. – Джонатон пожал плечами. – Разве не так?

– Впереди я не вижу ничего иного, кроме женитьбы. – Оливер несколько мгновений размышлял, затем поставил окончательную точку: – Ты должен также помнить, что всегда существует возможность судебного иска со стороны Фионы: нарушение обещания и так далее.

Джонатон вскипел:

– Вздор! У меня отличные солиситоры.

– Как и у меня, – твердо заявил Оливер. – А поскольку Фиона член моей семьи, они будут в ее полном распоряжении.

– И она способна пойти на это? – недоверчиво спросил Джонатон.

Оливер утвердительно кивнул:

– Она отчаянная женщина.

– Это породит грандиозный скандал.

– Несомненно. – Оливер усмехнулся. – Возможно, такой, что ты наконец-то окажешься в центре пикантных событий.

– Кажется, вы забыли, что я тоже нахожусь в этой комнате, – Фиона с негодованием посмотрела на обоих мужчин, – и предпочла бы, чтобы вы не обсуждали меня в моем присутствии и не решали за меня, что мне теперь делать.

– Разумеется, ты права, – согласился Оливер.

– Мои извинения, – присоединился к нему маркиз.

Некоторое время Фиона словно изучала обоих мужчин, затем гордо расправила плечи.

– Поскольку я первая узнала об условиях завещания, составленного отцом, излишне говорить, что я внимательно обдумала все аспекты ситуации, в которой оказалась. В итоге я пришла к выводу, что у меня есть три возможных выбора: отдаться судьбе и, покорившись воле покойного отца, выйти замуж за Как-там-его-звать…

– Кто такой Как-там-его-звать? – удивленно спросил Джонатон.

Оливер усмехнулся:

– Американец, которого отец Фионы определил ей в мужья.

– Американец? – Джонатон содрогнулся. – Теперь мне ясно, почему она возражает.

Фиона вскинула руку, призывая собеседников к молчанию:

– Существует возможность того, что я смогу убедить его согласиться на временный брак.

– И затем на развод? – Оливер нахмурился.

– Это и неприятно, и весьма трудно, однако солиситоры, с которыми я консультировалась, считают, что это не противоречит условиям завещания. Тем не менее в этом случае, моя судьба будет всецело зависеть от того, что представляет собой мистер Как-там-его-звать. Не забудьте, мое наследство и приданое представляют значительную сумму.

Джонатон вопросительно посмотрел на Оливера:

– Насколько значительную?

– Весьма значительную, – подтвердил Оливер.

– Американец должен обладать характером, чтобы согласиться расстаться с ним и со мной, я не хочу рисковать. Более того, когда я выйду замуж, то предпочла бы оставаться с мужем до конца жизни.

– Ну а второй вариант?

– Второй вариант? – Фиона устремила взгляд на Джонатона. – Я могу принудить лорда Хелмсли сдержать слово и жениться на мне.

Джонатон, видимо, собирался что-то возразить, но затем передумал и лишь слабо улыбнулся. По-видимому, теперь здравомыслия у него было больше, чем он успел проявить до настоящего момента.

– Однако я не представляю более ужасного способа начать совместную жизнь. Такой брак будет не по душе обеим сторонам.

– Согласен, мисс Фэрчайлд! – В голосе Джонатона прозвучало облегчение. – Это весьма мудро с вашей стороны. Не могу выразить…

– И не надо. Мое решение, – Фиона выбросила вперед руку, словно собираясь поразить невидимого противника, – мое решение просто и понятно, но оно зависит от третьего пункта.

Оливер насторожился:

– Я подозреваю, что кому-то предстоит выполнить некое условие…

Джонатон нервно сглотнул.

– А в чем суть третьего пункта?

Фиона многозначительно посмотрела на мужчин:

– Я определенно планирую в один прекрасный день выйти замуж, и тогда мое наследство и приданое моих сестер перейдет ко мне. Однако очень высоки шансы, что Как-там-его-звать появится, чтобы заявить права на невесту раньше этого срока: тогда у меня не останется иного выбора, кроме как выйти за него замуж. Следовательно, я, или, точнее, мы должны придумать способ найти нужные мне деньги. Говоря проще, мне нужно состояние.

Состояние? Джонатон хмыкнул:

– Но женщины не наживают состояние: они выходят замуж за деньги.

– Я пыталась это сделать, – отрезала Фиона. – Тетя Эдвина планирует вывести моих сестер в свет этой весной. Хотя я не участвовала в лондонских сезонах, но подозреваю, что дело это весьма дорогостоящее.

– Буду счастлив сполна заплатить по счету, – быстро сказал Оливер. – Я могу себе такое позволить, и мать это займет надолго. Проводя трех молодых девушек через все рифы сезона, она перестанет думать о моем семейном положении.

– Ты больше чем щедр, Оливер. – Фиона благодарно улыбнулась. – Но поскольку я собираюсь воспользоваться вашим гостеприимством в течение всего времени, которое будет необходимо, мне неловко взвалить на тебя такое финансовое бремя. Джен восемнадцать лет, Софии и Белл – семнадцать…

– Это сестры Фионы, – пояснил Оливер.

– И не исключена возможность, что они вступят в брак раньше меня…

Джонатон кивнул.

– Они похожи?

– Друг на друга? Вовсе нет. – Оливер прищурился, словно припоминая. – У трех сестер темные волосы, темные глаза, и они ниже Фионы. Но все три очень милы. Полагаю, для них не составит особой проблемы найти себе мужей.

– Этого не случится, если у них не будет приличного приданого! – Фиона сжала кулаки. Неужели они, в самом деле, ничего не понимают? Перспективы хорошо выйти замуж у девушки без наследства весьма мрачны… – Я должна найти способ и отыскать деньги для…

– А ведь верно, существует еще один вариант, и как я не подумал о нем раньше! – Джонатон хлопнул себя по лбу. – Мы могли бы найти вам мужа. – Он повернулся к Оливеру: – Ты, кажется, сам об этом говорил: Фредди Хартсхорн возьмет ее в жены в одну минуту!

Оливер осторожно перевел взгляд на Фиону:

– М-м… я не уверен, что…

– Блестящая идея! Просто блестящая! – Голос Джонатона зазвенел от возбуждения. – К тому же Хартсхорн – не единственная возможность. В запасе есть Кенсингстон и Макуильямс, а еще… – он вдруг ухмыльнулся, – Уортон и Кавендиш. И поделом им.

Оливер покачал головой:

– Боюсь, что…

Маркиз не дал ему договорить:

– Одному Богу известно, хочет ли Фиона кого-нибудь из Эффингтонов, но у меня есть дюжина кузенов, и я могу назвать, кто из них…

– Это совершенно излишне! – Фиона снова сжала кулаки. – Я не желаю, чтобы мной торговали, словно вчерашней рыбой!

– Но вы вовсе не вчерашняя рыба, дорогая. – Джонатон улыбнулся. – Кстати, могу я и дальше называть вас Фиона? Как-никак мы были, можно сказать, помолвлены…

– Тогда ты можешь снова оказаться в том же положении, если не проявишь осторожность, – предостерег друга Оливер, однако Фиона, казалось, ничуть не удивилась.

– Конечно, Джонатон.

– Вы замечательная партия, Фиона, а вовсе не какая-то вчерашняя рыба или что-то там еще. Как я недавно слышал от вас, – маркиз начал загибать пальцы, – вы можете вести хозяйство, говорить на семи разных языках и путешествовать, а также многое другое. В любом случае вы вполне подходите на роль идеальной жены.

Фиона пожала плечами:

– А как насчет упрямства? Собственного мнения? Способности бросить вызов?

– Это как раз то, что делает тебя наиболее идеальной, – усмехнулся Оливер.

– Не будем об этом упоминать, – любезно предложил Джонатон.

– Не будем упоминать? Где – в рекламной брошюре? В объявлении?

Фиона не знала, что и думать. Может быть, он говорит несерьезно. А может, он попросту сумасшедший? Казалось, маркиз и впрямь считал это блестящей идеей.

Ситуация показалась Фионе настолько абсурдной, что она неожиданно разразилась смехом.

Джонатон, словно поддерживая ее, ухмыльнулся и подтолкнул Оливера.

– Видишь, ей нравится моя идея.

– Или у нее что-то сдвинулось в мозгу от напряжения. – Оливер внимательно всмотрелся в лицо кузины. – Ты хорошо себя чувствуешь?

– То есть не сошла ли я с ума? По правде говоря, не знаю. – Фиона попыталась успокоить дыхание. – Все настолько странно.

Тут же Джонатон извлек из кармана жилета носовой платок и подал ей.

– Жизнь по большей части смешна, это правда; все зависит от того, как на нее смотреть. У меня есть сестра, которая собирается выйти замуж за мужчину, когда-то разбившего ей сердце. Тогда он думал, что делал все правильно, однако поступил совершенно глупо, если хорошенько подумать об этом.

– Почему? – Фиона промокнула глаза платком. – Если он делал то, что считал правильным?

Маркиз пожал плечами:

– Если человек является настоящей любовью твоей жизни, ты ничему не должен позволять стоять на твоем пути.

Их взгляды встретились, и они довольно долго смотрели друг другу в глаза.

– Для него в этом есть смысл, – нарушил наконец молчание Оливер. – По крайней мере у тебя будет возможность выбрать себе мужа, который, по твоим словам, хотел сделать…

– Я не собираюсь просить еще одного мужчину, с которым только что познакомилась, жениться на мне. – Фиона решительно тряхнула волосами. – Достаточно трудно и унизительно делать это один раз, так что сейчас…

– Хорошо, тогда вернемся к варианту номер три, – подытожил Оливер. – Сделать капитал непросто, тем более что мы не знаем, сколько времени нам отпущено. – Он рассеянно зашагал по комнате.

– И это исключает всякую возможность инвестировать капитал. – Джонатон нахмурил брови, что-то обдумывая. – Чтобы создать необходимый фонд, потребуется значительное время. – Он остановился и посмотрел на Фиону: – Скажите, вы владеете какой-нибудь специальностью?

– Совсем недавно меня приняли по ошибке за актрису. – Фиона прищурилась. – Может, мне пойти на сцену?

– Не надо говорить вздор. – Джонатон вздохнул. – Вы не играли, а действовали напрямик. В самом деле, в каких областях вы сильны?

– Например, я способна управлять большим штатом слуг и могу организовать обед для сотни человек меньше чем за два дня. Также могу выбрать подходящий фасон, мебель или цветы для любого случая.

– То есть ты способна быть женой, но и только. – Оливер слегка поморщился. – Это и в самом деле выглядит безнадежно.

– Вздор! – тут же возразил Джонатон. – Пока еще слишком рано отказываться от третьего варианта.

– Тем более что это потребует остановиться на варианте номер два.

– Ну же, Фиона, какими выдающимися талантами вы обладаете? – Джонатон с надеждой посмотрел на свою несостоявшуюся невесту.

Вместо ответа Фиона лишь развела руками.

– Дело и правда безнадежно. Я могла бы согласиться выйти замуж за Как-там-его-звать и молить Бога о том, чтобы он оказался порядочным человеком, но…

– Но это совсем не то, что нам нужно! – Джонатон отрицательно покачал головой. – Мы трое должны придумать что-нибудь подходящее.

– Вы меня удивляете. – Она с любопытством посмотрела на Джонатона. – Кажется, вы более чем кто-либо другой должны желать, чтобы я исполнила волю отца. В этом случае у вас не останется никаких обязательств по отношению ко мне, разве не так?

– Верно, зато останется чувство вины. – Джонатон приложил ладонь к сердцу, театрально демонстрируя раскаяние. – Это чувство было бы куда более тяжким, чем я способен вынести.

Фиона не смогла сдержать улыбки.

– Чувство вины?

– Именно так. Если бы я выполнил свое обещание и женился на вас, вам не пришлось бы выходить за Как-там-его-звать. Кроме того, вы обратились ко мне за помощью, попросили вас спасти, а я не смог. Я вынужден буду жить с сознанием вины до конца своих дней. Жить с человеком, с которым не хочешь, – это ужасно, поверьте. – Взгляд Джонатона пылал. – Решение проблемы имеется, просто мы должны найти его!

Он снова зашагал по комнате в одном направлении, Оливер – в другом.

Какой-то частью сознания, не занятого решением насущной проблемы, Фиона попыталась понять, как это они умудряются не столкнуться друг с другом, но кузен отвлек ее от поиска ответа на столь пикантный вопрос.

– Хелмсли пишет рассказы, – сказал Оливер, – хотя ему пока не удалось ни одного из них увидеть напечатанным.

– Верно, пока я ничего не опубликовал. – Настрой у Джонатона тем не менее явно был решительный. – А вы, случайно, не пишете?

– Только письма. – Фиона печально вдохнула. – Честно говоря, у меня нет никаких других умений, кроме тех, которыми обладает любая женщина моего положения. Я прилично играю на пианино, пою лучше, чем играю, но мой голос не относится к разряду исключительных. Также я неплохо рисую, но…

Оливер вскинул бровь:

– Насколько неплохо?

– Очень неплохо. – Фиона и правда гордилась своими художественными способностями. – Я училась этому несколько лет. Папка с моими рисунками находится в моей комнате.

– А можем мы посмотреть ее?

Фиона с удивлением взглянула на кузена:

– Я сильно сомневаюсь, что…

– А вот я не сомневаюсь. У меня появилась идея, и она может оказаться блестящей. – Оливер схватил Фиону за руку и потащил к двери. – Для начала мы должны посмотреть твои работы…

– Но я их обычно никому не показываю.

– В таком случае мы удостоимся двойной чести, – галантно изрек Джонатон.

Фиона пожала плечами. Если не довериться им сейчас, она не сможет довериться никому вообще, а это в ее положении было бы уж совсем глупо.

– Ладно, согласна!

Оливер тут же распахнул дверь, и Фионе ничего не оставалось, как только исполнить то, что от нее требовали.

Увидев проходившую мимо горничную, Фиона велела ей принести требуемую папку и в ожидании остановилась у лестницы. Ей надо было собраться с мыслями. Хорошо бы идея Оливера сработала: она определенно очень в этом нуждалась.

Глубоко вздохнув, Фиона опустилась на скамейку. Собственно, почему она во всем винит маркиза? Это всецело ее вина. Ей следовало выйти замуж давным-давно: за эти годы ей поступило не одно предложение, и некоторые из них выглядели вполне приемлемо. Предложения исходили от мужчин красивых, привлекательных и состоятельных, каждая девушка сочла бы за честь выйти замуж за любого из них. Однако она не испытывала того чувства, которое испытывают к человеку, с которым намерены прожить всю жизнь. Хотя претенденты ей по большей части нравились, но среди них не было ни одного, взгляд которого заставил сильнее забиться ее сердце; а разве не эти ощущения сопутствуют чувству, называемому любовью?

Наиболее близкое к этому состояние Фиона пережила в семнадцатилетнем возрасте в момент влюбленности в Джонатона Эффингтона – человека, с которым она до этого никогда не обменялась даже несколькими словами. Сейчас, поговорив с ним и побывав в его объятиях, Фиона испытывала нечто вроде шока от сознания того, что он, возможно, и есть тот самый единственный для нее человек. Она думала о том, что легко могла бы влюбиться в него, а также о том, что, если судить по его взгляду, он мог влюбиться в нее, если бы у него было для этого побольше времени.

Впрочем, время всегда лежало в основе ее проблем. Разве не думала она постоянно, что впереди достаточно времени для того, чтобы встретить желанного человека, влюбиться в него и выйти замуж? Тем более что постоянно объявлялись новые грандиозные балы, новые веселые загородные прогулки, возникали новые ухаживания, и у нее было слишком много развлечений, чтобы думать об отдаленном будущем.

Как-то незаметно девятнадцать лет превратились в двадцать два, а двадцать два – в двадцать пять. И вот теперь у нее остался единственный реальный вариант: выйти замуж за человека, за которого она не хотела выходить, или принудить к браку мужчину, который не хотел на ней жениться. И как это ни ужасно звучало, последний вариант становился все более вероятным.

Разумеется, Фиона пока не собиралась делиться своими соображениями с маркизом, хотя и была страшно разочарована. Похоже, в этом не было ни малейшего смысла, но в ее теперешней жизни вообще не осталось смысла…

Вскоре появилась горничная, держа в руках папку с рисунками, и Фиона вернулась в гостиную, где Оливер с Джонатоном были заняты серьезной дискуссией. Каждый держал в руке бокал, и Фиона готова была биться об заклад, что это отнюдь не херес.

– Ну-ка, ну-ка, давай посмотрим, – произнес Оливер слишком уж веселым тоном.

– Мы просто в нетерпении. – Тон Джонатона в полной мере соответствовал тону его приятеля, и Фиона поняла, что они определенно что-то замышляют.

Она быстро пробормотала молитву, которая должна была уберечь ее от любых тайных заговоров, а затем протянула им папку и только тут осознала, что за неудачная идея могла прийти в голову двум ее благодетелям. Фиона тихо застонала. Если бы она не была столь озабочена своими проблемами, она никогда не забыла бы о необходимости соблюдать осторожность.

Быстро отступив назад, она прижала папку к груди.

– Право, не думаю, что это удачная идея. Я не привыкла показывать свои работы на публике.

– Сейчас не время изображать скромницу, Фиона, – твердо заявил Оливер. – Твои рисунки – это твое спасение.

– Сомневаюсь. – Фиона задержала дыхание. – Хорошо, пусть так, но вы должны знать, что мои рисунки – это вовсе не то, чего вы ожидаете.

Вместо ответа Оливер неожиданно махнул рукой, в то время как Джонатон шагнул к Фионе и выхватил папку из ее рук.

– Мы горим нетерпением увидеть их. Я уверен, они прекрасны.

– В самом деле. – Оливер быстро подвел Джонатона к большому игорному столу в дальнем конце гостиной, и Фионе ничего не оставалось, как только последовать за ними.

Открыв папку, мужчины стали перебирать листы.

– Что ж, очень мило, – пробормотал Джонатон.

– Совсем неплохо, – задумчиво произнес Оливер. – Я бы даже сказал, довольно хорошо.

– Спасибо.

К этому моменту Фиона окончательно решила, что теперь самое время для нее обратиться в бегство.

Она с надеждой посмотрела в сторону двери, и тут ей пришло в голову, что если она сейчас сбежит, это будет верхом трусости с ее стороны. В итоге она издала вздох и осталась стоять там, где и находилась, – на полпути между мужчинами и дверью, мысленно отметив, что в случае чего может легко покинуть комнату, даже если кто-нибудь попытается ее остановить.

– Мне нравится вот это…

Фиона могла совершенно точно определить, какие рисунки они рассматривают в данный момент; судя по хвалебным замечаниям, друзья перелистывали пейзажи в первой части папки. Далее следовала серия натюрмортов, затем эскизы портретов, преимущественно ее сестер. В этом месте всякий, кто стал бы случайно разглядывать ее папку, вероятно, основательно заскучал бы.

Продолжив изучение, терпеливый исследователь мог увидеть рисунки античных скульптур. Фиона любила наблюдать за тем, как свет играл на мастерски вылепленных из мрамора телах, и с удовольствием переносила это чудо на бумагу.

Неожиданно в дальнем конце комнаты установилось весьма выразительное молчание, и Фиона насторожилась.

Потом кто-то негромко свистнул – должно быть, Джонатон.

Оливер оторвался от папки и откашлялся.

– Послушай, кузина!

– Да? – с невинным видом откликнулась Фиона.

– А эти рисунки с… – Оливер сделал паузу, словно не мог подыскать нужного слова.

– С натуры?

– Ну да. – Оливер скрестил руки на груди. – Я имею в виду, ты рисовала реальных людей?

– Разумеется, реальных, – невинно сказала Фиона. – Невозможно создать произведение искусства, если не умеешь рисовать с натуры. Искусство имитирует или подчеркивает отдельные стороны жизни…

– Это едва ли требует подчеркивания, – пробубнил Джонатон. – Возможно, лишив их одежды…

– Достаточно, благодарю вас. – Фиона пересекла комнату и стала собирать разбросанные по столу рисунки. – Я так и знала, что не следует показывать невеждам свои работы.

– А твой отец знал об этом? – строго спросил Оливер.

– Он отлично знал о моих занятиях. – Фиона выхватила рисунок из рук Джонатона, а когда он насмешливо улыбнулся, сделала вид, что не замечает его ухмылку.

– Однако дядя Альфред едва ли мог поощрять такие занятия.

– Осмелюсь доложить, что мой отец не относился к числу артистических натур.

Джонатон кивнул:

– Готов поспорить, что он не знал.

– Не знал? – удивился Оливер. – Он никогда не хотел узнать о твоих успехах? Не хотел узнать о том, якшаешься ли ты с голыми женщинами и мужчинами?

Фиона подняла глаза к потолку:

– Не мели вздор, Оливер. Люди позировали, я их рисовала, только и всего.

– Боже милостивый, ты читаешь нотации, словно мой отец, старина. – Маркиз повернулся к стопке рисунков, извлек несколько и разложил их на столе. – Не хочешь же ты сказать, что эти люди выделывают какие-то курбеты?

– Да, но ты только посмотри на них! – поморщился Оливер. – Ведь они… улыбаются!

– Не все, у некоторых очень даже задумчивое выражение лица. – Фиона сделала паузу. – А те, которые улыбаются, должно быть, просто счастливы.

– Разумеется, они счастливы. – Джонатон некоторое время разглядывал ню. – Они обнажены и от этого счастливы. – Он внимательно посмотрел на Фиону. – Я тоже чувствую себя счастливым, когда обнажен.

Фиона бросила на маркиза игривый взгляд:

– В самом деле?

– Без сомнения. – Взгляд Джонатона встретился с ее взглядом, и его нельзя было назвать иначе как интимным.

Волна сладостной дрожи пробежала по телу Фионы.

– Перестань болтать! Никакого счастья я в этом не вижу! – Оливер тут же снова напустился на кузину: – Итак, ты не ответила на мой вопрос: знал ли отец о твоих занятиях?

– Отец не придавал большого значения искусству, а стало быть, и моим занятиям, он просто проявлял к этому терпимость. – Фиона пробежала глазами по рисункам. Несмотря на некоторую пикантность, она все же могла гордиться ими. – Другими словами, он позволял мне определенную свободу.

Джонатон подавил смешок, а Оливер застонал.

– Но для того чтобы нарисовать обнаженных людей, ты должна их видеть!

– Верно, это необходимо. – Фиона собрала рисунки.

– И вам не стыдно? – Хотя голос Джонатона звучал серьезно, было очевидно, что он находил ситуацию весьма забавной.

Она подняла на него глаза:

– Не понимаю, чего я должна стыдиться. Если отбросить в сторону скромность, я убеждена, что мои работы очень хороши.

Джонатон примирительно улыбнулся:

– Полностью согласен. Они действительно впечатляют.

– Но люди на них голые! – Лицо Оливера покраснело от негодования. – Я требую объяснений!

– Объяснений? – Фиона удивленно уставилась на кузена: прежде ей даже не приходило в голову, что он относится к разряду тех людей, которые с неприязнью относятся к подобным вещам. Она полагала, что Оливер может удивиться ее рисункам, но реагировать так бурно… – А что, собственно, я должна объяснять и почему?

– Почему? – Оливер прищурился. – Потому что как глава семьи я должен быть уверен, что ты не компрометируешь себя таким образом.

Фиона некоторое время молча смотрела на кузена, вспоминая при этом, что в ее жизни случались такие вещи, о которых ему лучше вообще не знать. Очень жаль, что она заранее не вынула из папки наиболее шокировавшие его рисунки.

– Ладно, Оливер, так и быть, я открою тебе правду, – наконец заговорила она. – В течение нескольких лет я обучалась рисунку у англичанки, миссис Кинкейд, очень талантливой художницы, живущей сейчас в Италии. Во время курса обучения все переходят от изображения груш в вазе к изображению человека, и в этом нет ничего скверного или постыдного.

Оливер застонал:

– Речь идет о голом человеке!

– Вероятно, груши тоже голые. – Джонатон наклонился к Фионе и, понизив голос, прошептал: – Кажется, он не возражает против груш без одежды.

– Это ничуть не смешно! – тут же набросился на друга Оливер.

– Разумеется, не смешно. – Джонатон изо всех сил пытался выглядеть серьезным.

– И все же тебе не следует беспокоиться об этом, кузен, – поспешно сказала Фиона. – Нас было несколько человек – учениц, которые брали уроки у миссис Кинкейд, и мы все согласились, что будет лучше, если объект нашей работы останется…

– Невыставленным? – услужливо подсказал Джонатон.

Фиона вскинула бровь:

– Не совсем точно, но в общем – да. Мы согласились, что могут возникнуть некоторые проблемы, если объект наших учебных рисунков станет известен публике. Кроме того, – Фиона пожала плечами, – мы все были дочерями известных отцов-иностранцев, среди нас не было итальянцев, и никто из нас не планировал зарабатывать на свое содержание. Для нас это было просто приятное развлечение. – Она перевела взгляд на Оливера: – Надеюсь, ты не думаешь, что именно этим я сделаю себе состояние?

– Разумеется, нет! – Щеки Оливера порозовели от гнева.

– А, собственно, почему? – поинтересовался Джонатон.

– Потому что это совсем не то, о чем мы… – Оливер указал на рисунки. – Возможно, некоторые из них, но…

– А что за идея родилась в ваших светлых головах? – с любопытством спросила Фиона.

– Посмотри на это, Оливер. – Маркиз быстро разложил рисунки стопками.

Фиона нахмурилась:

– Что вы делаете?

– Терпение, дорогая. – На его лице промелькнула улыбка. – Вот в этой стопке находятся пейзажи: достаточно неплохие по технике, но не особенно вдохновляющие. Вот здесь натюрморты. – Джонатон положил руку на вторую стопку. – Яблоко, ваза – в этом нет ничего особенного. А теперь, – он потасовал листы, – вот фрагменты хорошо известных работ, скопированные, как я полагаю, в галереях Уффици или Питти.

Фиона кивнула.

– Видите, я не ошибся. – Он снова повернулся к рисункам. – В этих набросках можно увидеть нечто особенное, так сказать, начало жизни как таковой. Конечно, не исключено, что Фиона просто отличный копиист…

Оливер с подозрением посмотрел на приятеля:

– Откуда у тебя такие обширные познания в искусстве?

– Мой дорогой Норкрофт, я не обладаю исчерпывающими сведениями о каком-нибудь одном предмете, но зато знаю понемногу о многих вещах. – Маркиз театрально вздохнул. – Таково мое проклятие. – Он снова обратился к рисункам. – А теперь смотри: когда твоя кузина рисует статую, ты едва ли не чувствуешь гладкость поверхности мрамора, верно?

– Вы в самом деле так думаете? – Фиона пристально взглянула на Джонатона. Она не привыкла к слишком явной лести, а миссис Кинкейд всегда говорила ей, что каждому талант дарован от Бога и очень жаль, что она никогда не использует его на что-нибудь стоящее. Сестры, видя в течение ряда лет ее рисунки, говорили дежурные комплименты, но особого интереса к ним не проявляли. По существу, за исключением других студентов, никто ее работ не видел.

– Да, именно так я и думаю. – Джонатон обернулся к Оливеру и решительно кивнул. – Взгляни на эскизы этих лиц. – Он поднял глаза на Фиону. – Ваши сестры, я полагаю?

Фиона кивнула.

– Отлично. – Маркиз снова перевел взгляд на Оливера: – Ты следишь за моей мыслью?

– Пытаюсь.

– Хорошо. Когда Фиона начинает рисовать с натуры, ее работы словно оживают. Ты можешь видеть лица ее сестер и их руки, но когда она рисует фигуры целиком… – Джонатон перелистал рисунки и извлек эскиз полулежащего мужчины. – Кажется, оживают сами линии на странице. Здесь ощущается глубина, отсутствующая в неодушевленных предметах. Ты можешь почти почувствовать тепло этих тел: кажется, они вот-вот зашевелятся. Если ты смотришь на них достаточно долго, тебя начинает удивлять, что они не дышат.

– Неужели вы все это видите? – удивленно спросила Фиона. Конечно, она была польщена, но все же не могла до конца поверить маркизу.

– Да, разумеется. – Джонатон бесстрастно встретил ее взгляд. – По моему мнению, рисунки просто замечательные.

– Спасибо.

Какое-то удивительное тепло разлилось по телу Фионы, и вряд ли причина была только в лестной оценке ее работы, скорее, она заключалась в чем-то другом, что отразилось в глубине его голубых глаз.

– Эти типы могут быть самыми лучшими нарисованными обнаженными людьми за всю историю человечества, но все-таки они голые, – упрямо возразил Оливер. – И рисовать их, а также обсуждать просто скандально.

– Побойся Бога, Оливер, это ведь искусство. – Фиона вздохнула. – Ты говоришь об этом как о какой-нибудь непристойности.

– Данные работы ни в коем случае нельзя назвать непристойными. – Джонатон в упор посмотрел на Оливера. – Рисунки Фионы – самые лучшие из тех, которые я когда-либо видел в галереях. Думаю, мы должны с выгодой использовать то лучшее, что она сделала.

Глаза Оливера сделались круглыми, как блюдца.

– Использовать рисунки обнаженных людей?

Джонатон пожал плечами:

– А почему бы и нет?

– Что вы имеете в виду, говоря «с выгодой использовать»? – осторожно спросила Фиона.

Маркиз промолчал, а Оливер лишь покачал головой:

– Подумай о возможном скандале.

– Никакого скандала не будет. Главное, чтобы никто не узнал имени художника. – В голосе Джонатона прозвучала самодовольная нотка.

– Нет. – Оливер покачал головой.

– Успокойся, приятель, – примирительно сказал Джонатон. – Это была хорошая идея несколько минут назад, а сейчас, я думаю, она стала еще лучше.

– Несколько минут назад мы говорили о невинных художественных упражнениях, а… не об этих вещах.

– Так что за идея? – Фиона не отрывала недоуменного взгляда от лица маркиза, словно надеялась в его глазах прочитать ответ. – Неужто вы в самом деле верите, что люди станут платить за мои рисунки?

– Не просто за рисунки. – Оливер развел руками, словно сдаваясь. – А за твои рисунки вкупе с трогательной историей.

– О! – Фиона покачала головой. – Но я вовсе не писатель…

– В таком случае это действительно ваш счастливый день. – Рот Джонатона растянулся в улыбке. – Потому что писатель – я.