Фиона довольно долго молчала, затем с некоторой осторожностью спросила:

– А вы хороший писатель? Маркиз расправил плечи:

– Хотелось бы так думать.

– А другие? Они тоже так думают?

– Пока нет, но в один прекрасный день все придут к такому мнению.

– Если говорить честно, пока никто не счел его опусы пригодными для публикации, однако у него уже скопилась весьма обнадеживающая стопка писем с отказами, – насмешливо заметил Оливер.

Фиона укоризненно взглянула на кузена:

– Значит, вот о чем вы говорили, когда я уходила из гостиной?

– Да, но мы не думали, что твои рисунки окажутся…

– Такими замечательными, какими они оказались, – быстро подхватил Джонатон.

– Я не уверена, что правильно понимаю. – Фиона подозрительно прищурилась. – Вы предлагаете написать рассказ и иллюстрировать его моими рисунками?

– Именно. Иллюстрированная книга в отличном переплете, лучше всего в кожаном. Книга, рассчитанная на вкусы избранных клиентов. Сейчас существует реальный рынок для подобного рода вещей, но, естественно, продажа только по подписке: книга не будет доступна широкой публике.

Глаза у Фионы округлились.

– Боже милостивый! Вы, кажется, предполагаете нечто скабрезного характера?

– Ни в коем случае! – В голосе Джонатона послышалось негодование. – Я говорю не о непристойностях, а, – он взял один из рисунков и помахал им в воздухе, – об искусстве!

– Об искусстве?

– Исключительно об искусстве. – Джонатон кивнул. – Великолепном, действующем на чувства эротичном искусстве.

– И вы полагаете, что мои рисунки… – Фиона набрала побольше воздуха в легкие, – эротичны?

Джонатон пожал плечами:

– Ну, до некоторой степени.

Он повернулся к Оливеру, но тот лишь пробормотал нечто невразумительное.

– Да, но…

Взяв эскиз из руки маркиза, Фиона стала разглядывать его, словно ища то, что видел он и не видела она.

– Я не понимаю. Эти рисунки нисколько не кажутся мне эротичными: на большинстве из них модели всего лишь позируют, и я не вижу в них ничего провоцирующего.

– Они об-на-же-ны! – Оливер произнес это слово нараспев, как бы желая прояснить наконец для собеседников его смысл.

Однако Джонатон даже бровью не повел: он сконцентрировал все внимание на Фионе.

– Дело не только в том, что эти люди не одеты, хотя это тоже важно. И дело не в том, что они хорошо нарисованы, хотя и это весьма существенно. Главное, что это не рисунки Микеланджело или Леонардо да Винчи…

Фиона удивленно вскинула бровь:

– Я ни на одну минуту не пыталась сравнивать себя с…

– Нет-нет, я не то имею в виду… – Джонатон провел ладонями по волосам, подыскивая нужные слова. – Ваши рисунки порождают эротические чувства потому, что нарисованы они не сотни лет назад и это не изображения давно умерших матрон или итальянских аристократов, ныне истлевающих в могилах. Перед нами живые люди, которых можно встретить на улице…

Оливер фыркнул:

– Только не на моей улице!

– Значит, на другой, и с ними можно вести беседу, как с любым из нас, потому что они доступны и достижимы.

– Реально существующие люди?

Маркиз кивнул:

– Именно.

– Кажется, я начинаю понимать. – Фиона задумчиво посмотрела на рисунок. – И эта реальность делает их…

– Совершенно верно, – подтвердил Джонатон.

– Но тогда… тогда, должно быть, это самая смешная вещь, которую я когда-либо слышала.

– Или самая блестящая. – Джонатон улыбнулся.

Фиона перевела взгляд на кузена:

– Оливер?

– Да, полагаю, что эта идея может сработать… – нехотя признал Оливер. – И вероятно, окажется прибыльной.

Фиона задумалась.

– Вы говорите, все будет сделано анонимно?

– Безусловно. – Джонатон кивнул. – Имена художника и писателя останутся неназванными.

Фиона пристально посмотрела на маркиза:

– Я хотела бы участвовать в обсуждении текста…

– В обсуждении написанной мной истории? – Джонатон покачал головой. – Не знаю, будет ли это…

– Без сомнения. – Оливер бросил выразительный взгляд в сторону приятеля. – Это твои рисунки и твое будущее. Я считаю, что ты должна внимательно прочитать каждую строчку, каждое написанное слово!

На этот раз Джонатону пришлось слегка одернуть себя. Еще никто не вмешивался ни в один из его опусов, но с другой стороны, еще ни один из них не был продан. Вряд ли имело смысл хранить текст в неприкосновенности, если конечный результат этого – полное забвение.

Встретив напряженный взгляд маркиза, Фиона загадочно улыбнулась:

– В таком случае означает ли это, что наше общее начинание потребует от нас проводить много времени вместе?

Джонатон чуть усмехнулся:

– Думаю, так и будет, если мы хотим завершить наш труд как можно скорее.

– И когда вы предпочитаете начать? – На этот раз голос у Фионы обещал нечто такое, что лежало за пределами искусства и литературы, и маркиз ощутил легкий укол желания. – Завтра?

Джонатон кивнул:

– Пожалуй.

Фиона не спеша сложила рисунки в папку и направилась к выходу, но вдруг обернулась и протянула маркизу руку.

Прикоснувшись губами к ее руке, Джонатон долго смотрел ей в глаза.

– Итак, до завтра!

Одарив его напоследок ослепительной улыбкой, Фиона наконец покинула комнату, а Джонатон еще некоторое время продолжал смотреть ей вслед. Идея находиться рядом с Фионой столько времени, сколько будет необходимо, пришлась ему по душе даже больше, чем он мог предположить.

– Если ты не поостережешься, старина, то окажешься женатым раньше, чем успеешь это понять, – негромко заметил Оливер. – Хочешь ты этого или нет, но мое предсказание сбудется непременно.

Джонатон почти не слышал его. Была ли Фиона действительно идеальной женщиной и идеальной женой? Нечто в ней, безусловно, притягивало и очаровывало, но красивые женщины не были для него в новинку. Фиона умна, решительна, талантлива и вызывает восхищение, но для мужчины, который стремился избежать брака, она очень, очень опасна…

Тряхнув головой, маркиз повернулся к другу:

– Что ты сказал?

Оливер вновь наполнил бокалы.

– Я глава семьи, и поэтому ответственность за Фиону лежит на мне. Имей в виду, я без колебаний потребую заключения между вами брака, если случится нечто, имеющее сомнительный характер.

Джонатон прищурился:

– Ты что, не доверяешь мне?

– Я не доверил бы тебе даже трехсотлетнюю двоюродную тетушку, не говоря уж о такой красавице, как моя кузина. – Оливер подал приятелю бокал. – Беда в другом: с доверием или без доверия, наш план никогда не сработает.

– Сработает, он уже работает. – Джонатон пригубил виски. – Фиона ничего не подозревает, разве не так?

– Она не глупа.

– Конечно, не глупа. Это одно из трех качеств, которые мне в ней нравятся.

Оливер прищурился:

– В таком случае ты мог бы просто жениться на ней, и мы закончили бы этот фарс полюбовно.

– Но в чем тогда смысл нашей шутки?

Оливер опустился на стул и устало посмотрел на друга:

– Это сложный план, и я не знаю, сумеем ли мы его осуществить так, чтобы она не заподозрила.

– С какой стати Фиона может что-то заподозрить? Мы тщательно проработаем каждую деталь, каждую мелочь. Попомни мои слова: она будет настолько нам благодарна, что не станет задавать вопросы. Осмелюсь предположить, что успех – это гарантированная часть нашего предприятия.

Оливер поморщился:

– Дьявол скрывается в деталях: именно они либо помогут осуществить план, либо его разрушат.

Держа бокал в руке, Джонатон зашагал по комнате, пытаясь проанализировать эти самые детали.

– Учитывая характер рисунков, мы должны придумать нечто простое, я бы сказал, классическое, пересказать или переделать историю, подходящую для всех времен. Пусть это будет что-то вроде мифа или легенды – греческой, римской. Хотя не лучше ли взять совершенно новый миф?

– А ты можешь придумать такой миф?

Джонатон отмахнулся:

– Для написания подходящей истории понадобится некоторое время, но не слишком много. Нам нужно всего несколько строк на странице, чтобы рисунки сделались иллюстрациями. Возможно, понадобится нарисовать еще несколько рисунков…

– Согласен, но только по памяти, – твердо заявил Оливер.

– Разумеется. – Джонатон с минуту молчал, затем уверенно произнес: – Когда история будет готова, я попрошу сэра Эфраима сделать несколько копий…

– Он это может?

Сэр Эфраим Кадуоллендер являлся близким другом герцога и герцогини Роксборо; помимо дружбы, сэр Эфраим и герцог в течение ряда лет принимали активное участие в общих деловых операциях, при этом сэр Эфраим часто давал кредиты отцу Джонатона.

– Конечно, может. – Джонатон отпил из бокала. – Обойдется это дорого, но дело того стоит. Так или иначе, Фионе мы скажем, что подписка оказалась достаточно внушительной, а через неделю или две представим ей банковский чек и сообщим, что это начало движения к деньгам, которые ей так нужны. Когда американский жених появится, Фионе не придется выходить за него замуж, так как она убедится, что может заработать капитал самостоятельно.

– Книги мы продадим приватным образом, – медленно сказал Оливер, – и Фиона никогда не узнает правды. Ни одной книги сверх тех, которые мы ей покажем, не будет напечатано, ни одна не будет продана. Это исключит возможность скандала.

– Все верно. – Джонатон довольно улыбнулся. – Блестяще придумано!

– По крайней мере умно. – Оливер внимательно посмотрел на маркиза: – А ты уверен, что готов поддерживать ее до конца дней?

– Не мели вздор! – Джонатон покачал головой. – Это временная мера: мы просто даем Фионе возможность выиграть время. Она красива, я бы даже сказал, очаровательна, и многие мужчины сочтут за честь видеть ее в качестве жены. Сейчас, когда Фиона вернулась в Лондон и более расположена к браку, чем прежде, она легко выйдет замуж в течение года и, таким образом, вернет себе и сестрам наследство, принадлежащее им по праву.

– Но до этого ты готов финансировать проект?

– Безусловно, готов, – твердо заявил Джонатон.

Оливер улыбнулся, в первый раз за все время разговора.

– Я и не подозревал, что ты настолько благороден.

– Я практичен, и только: иск по поводу нарушения обещания обошелся бы мне гораздо дороже. Кроме того, в сложившихся обстоятельствах, – он сделал глубокий вздох, – я чувствую ответственность за твою кузину. Независимо от того, считал ли я все это шуткой или нет, я дал согласие жениться на ней, когда она сделала мне предложение от чистого сердца. По всей видимости, ей было непросто на это решиться. – Маркиз опустился в кресло. – Я ее должник, отдавать долги для меня дело чести.

– Ты хоть понимаешь, что она страшно разгневается, если узнает правду? – поколебавшись, сказал Оливер. – Проклятия обрушатся на нас обоих, но, подозреваю, главное острие гнева будет направлено на тебя.

Джонатон передернул плечами:

– Жуткая перспектива, однако я не из пугливых.

Произнося эти слова, маркиз отлично сознавал, что близость Фионы творит с ним непонятные вещи и при взгляде на нее у него порой перехватывает дыхание. Такого действия раньше на него не оказывала ни одна женщина. А когда он смотрел в ее зеленые глаза, когда заключил ее в объятия, им овладели неведомые ему прежде чувства.

Это началось с того момента, когда они встретились в Рождественский сочельник. Да, между ними возникло чувственное желание, но существовало также и нечто большее, нечто такое, во что ему трудно было поверить.

На этом месте Джонатон постарался прервать свои мечтания.

Ну что за глупая идея! Принять ее означает поверить в любовь с первого взгляда и в судьбу. Скорее все это объяснялось обстоятельствами, в которых они оба оказались, и тем, что Фиона проявила деловитость – свойство, всегда вызывавшее в нем невольное уважение. На самом деле он едва знал эту женщину и, разумеется, не мог думать о той, с кем всего несколько раз побеседовал, как о будущей жене. И если бы Фиона была женщиной для него, его не томили бы сомнения, нерешительность, даже ужас при мысли о браке.

Впрочем, Джонатон никогда не испытывал сомнений, нерешительности или ужаса. Тот факт, что это происходило с ним сейчас, свидетельствовал о чем-то важном, но о чем именно – он пока не мог понять.

– Я считаю, что мы не должны отказываться от идеи найти Фионе мужа, даже без ее ведома, – задумчиво произнес Оливер. – На следующей неделе ожидается бал Двенадцатой ночи, и мы должны воспользоваться возможностью, чтобы познакомить ее с потенциальным женихом. Тогда, возможно, мы могли бы выдать ее замуж к Пасхе.

– А я считаю, что наш первоначальный план – наилучший. – Джонатон покачал головой.

– Но если Фиона выберет мужа уже сейчас, тогда не будет необходимости в… – Оливер с любопытством посмотрел на друга: – Или ты передумал?

– Отнюдь нет. Просто я думаю, что наш план разумен и практически безупречен.

– Я имел в виду не это.

– Я знаю. – Джонатон назидательно поднял палец: – Я никогда не меняю своих решений.

В этот момент Джонатон Эффингтон искренне поверил в свои слова.

– Таким образом, – Фиона помолчала, – мы собираемся написать вместе книгу.

– Если лорд Хелмсли не передумает, – недоверчиво буркнула Белл.

– Почему он передумает? – нахмурилась Софи. – Это было бы довольно низко с его стороны.

Джен покачала головой:

– У тебя и в самом деле очень мало времени, если ты хочешь избежать брака с американцем. А как его зовут?

– Не имею понятия. – Фиона пожала плечами. – И мне это ничуть не интересно.

Лицо Софии внезапно оживилось.

– Скажи, а разве кузен Оливер не должен вызвать его светлость на дуэль хотя бы за то, что тебя обесчестили?

Фиона нахмурилась:

– Никто меня не обесчестил.

– Дэниел Синклер! – внезапно выкрикнула Белл, чем сразу привлекла к себе внимание сестер. – Американца зовут Дэниел Синклер. Я хорошо запоминаю имена! – Белл явно была довольна собой. – Так что насчет книги?

– Ах да, книга. – Фиона постаралась собраться с мыслями. – Она не будет слишком длинной, а значит, для написания не потребуется много времени. Лорд Хелмсли предполагает, что его история будет ориентироваться на мои рисунки.

Джен сделала гримасу.

– Только не эти ужасно скучные рисунки с холмами, деревьями и ручьями!

– Или эти скучные-прескучные рисунки с гроздьями винограда, свечками, вазами и миленькими цыплятками. – Белл содрогнулась. – Не могу представить себе какую-либо историю, которая связана с этими несчастными цыплятами.

– Вы еще не упомянули натюрморты, – заметила спокойно Фиона. – Но я их тоже не включу в книгу.

София даже привстала:

– Неужели там будут эти противные рисунки?

– Какие противные рисунки?

Сестры быстро обменялись понимающими взглядами.

– Рисунки с обнаженными людьми.

Фиона старательно призывала себя сохранять спокойствие.

– Это просто рисунки статуй…

Белл фыркнула:

– Мы видели эти рисунки – они ничем решительно не отличаются от рисунков обнаженных людей.

Софи бросила на Фиону полный сожаления взгляд:

– Любой безошибочно определит разницу. – Она сделала выразительную паузу. – Но даже если бы мы никогда не видели обнаженных людей, выделывающих курбеты…

– Никто не выделывает никаких курбетов! – Фиона топнула ногой. Господи, ну почему каждый, взглянув на эти рисунки, тотчас же начинает думать о каких-то курбетах, проказах и даже, возможно, о пьяных оргиях. Она устремила суровый взгляд на сестер: – Кто разрешил вам трогать мои рисунки без спроса?

– Никто, но мы любуемся ими.

– Да, разглядывали. – Джен растянула рот в улыбке. – Вот уже в течение нескольких лет, – хладнокровно заметила она.

– А я-то думала, вы не проявляете ни малейшего интереса к моей работе…

– Ну разумеется, нет ничего интересного в нарисованных фруктах. – Белл закатила глаза. – Или в деревьях.

– А вот наши портреты очень хороши. – Софи с укором посмотрела на старшую сестру. – Но ты давно перестала показывать их нам.

– Я не думала, что они вас интересуют.

– Ну разумеется, не так, – Джен сделала паузу, – как рисунки обнаженных людей…

– Точнее, обнаженных мужчин.

Джен задумчиво посмотрела на Фиону:

– А ты в самом деле веришь, что можно нажить капитал, написав книгу?

Белл фыркнула:

– Думаю, можно, если в книжке будут нехорошие рисунки.

– Они не нехорошие, это искусство. – Софи шмыгнула носом.

– Они обнаженные, – ухмыльнулась Белл. – Обнаженные люди, нарисованные знаменитыми умершими художниками и вывешенные в музеях, – это искусство. Картинки обнаженных людей в книжке – это грязно.

– Зато такие книги могут хорошо продаваться.

– Что ж, поживем – увидим, – спокойно сказала Фиона. – В любом случае от этого зависит наше будущее.

– Что касается нашего будущего… – Лицо Джен мгновенно стало серьезным. – Независимо оттого, называешь ли ты это искусством или грязными рисунками, эта твоя и лорда Хелмсли книжка может вызвать скандал?

– Нет, если никто не узнает о нашей причастности к этому. Книга будет опубликована анонимно, упоминать наши имена в ней не предполагается. – Фиона прищурилась. – Вот почему я хочу, чтобы вы немедленно дали торжественную клятву, что никогда ни единой душе об этом не скажете.

Сестры не сговариваясь обменялись неуверенными взглядами.

– Как я понимаю, ни одна из вас не является слишком надежной хранительницей секретов, но дело исключительно важное. Если я окажусь в центре скандала, каждая из вас будет опозорена. – Фиона помолчала. – Уверена, тетя Эдвина не станет выводить в свет и опекать девушек, сестра которых…

– Мы не скажем ни слова, – быстро заявила Джен.

– Никогда и никому, – кивнула Софи. – Даже если нас будут пытать американские дикари.

Белл хмыкнула:

– И ты нас обижаешь, думая, будто мы станем болтать о том, о чем болтать не следует.

– Хорошо. – Фиона с облегчением вздохнула. Меньше всего ей хотелось, чтобы это абсурдное мероприятие стало предметом гласности: в этом случае она будет разорена раньше, чем ей удастся дать какие-то объяснения. Да и шанс найти подходящего мужа окажется равным нулю. Называй это искусством или как-то иначе, ни один джентльмен не решится взять в жены женщину, которая рисует обнаженных людей, в том числе мужчин.

Правда, Джонатон, похоже, не выглядел слишком шокированным ее рисунками; более того, он даже расщедрился на комплименты. Это было не совсем обычно для сына герцога. И вообще он оказался совсем не таким, как она ожидала.

Впрочем, затея с книгой, придуманная двумя приятелями, не казалась Фионе такой уж блестящей. Даже с учетом избранной клиентуры она не могла представить, что способна заработать необходимое количество денег и в ограниченный срок. В итоге ей пришлось целиком довериться Джонатону и кузену, поскольку иного выбора у нее попросту не оставалось.

– А ты уверена, что герцог не хочет сам жениться на тебе? – ехидно спросила Джен.

– Может, он не хочет делать этого именно сейчас? – уточнила Белл.

– И нет ли шансов, что он изменит свое мнение? – задумчиво проговорила Софи. – В конце концов, он целовал тебя, разве нет?

– Да, целовал. – Фиона улыбнулась при воспоминании об этих весьма приятных мгновениях. – И очень нежно.

Белл вскинула бровь:

– Насколько нежно?

Фиона улыбнулась:

– Очень нежно.

– Ну и ну… – медленно произнесла Белл.

– Я знаю, о чем ты думаешь. Немедленно выбрось это из головы! – строго сказала Фиона. – Невзирая на обстоятельства, я не имею ни малейшего желания выходить замуж ни за кого из тех, кто не хочет жениться на мне.

– Но есть разные способы…

– Я не стану устраивать западню, чтобы женить маркиза на себе. – Фиона решительно взмахнула рукой.

– Да? Очень жаль… – Белл покачала головой.

На самом деле Фиона была вполне согласна с сестрой, но она не хотела силой вовлекать Джонатона в брак. Тем не менее идея выйти замуж за Джонатона вовсе не представлялась ей безнадежной. Работа над книгой даст им возможность провести немало времени вместе, и кто знает, что может произойти в результате…

Иногда Фионе казалось, что глаза Эффингтона обещали ей нечто совершенно удивительное – так пристально он смотрел на нее. Это совсем не походило на чувство, которое она испытала к нему в юности: теперь ее чувство казалось более мощным, более глубоким, его нельзя было не заметить.

То, что происходит между ними, определенно заслуживает пристального исследования, решила Фиона. В конце концов, ей нечего терять, зато она в случае удачи может многое приобрести.