Оливия смотрела на него с таким выражением, будто у него вдруг появилась еще одна голова.

— Что значит «не хочется ехать в Египет»?

— Именно то, что я сказал. — Стерлинг покачал головой. — Мне совсем не хочется ехать в Египет, и у меня никогда не было такого желания.

Оливия скрестила руки на груди.

— Почему не хочется?

Стерлинг не собирался рассказывать ей, почему его душу наполнял страх при одной мысли о том, что придется ступать по пескам этой экзотической страны. Он прекрасно сознавал всю нелепость такой аргументации. Тем не менее у него были на это причины, причем сугубо личные, и объяснять ей это было совершенно необязательно. Равно как и кому-то другому.

— Помимо того несущественного факта, что лишь недавно закончилась война? — Он направился в другой конец комнаты, где стоял графин с бренди, налил в бокал изрядную порцию и одним глотком выпил половину.

— Но война, похоже, никого другого не остановила, — проговорила Оливия.

— Несмотря на это, у меня есть свои резоны.

Оливия, прищурившись, смотрела на него.

— Какие же?

— Это никого не касается и не имеет отношения к предстоящему делу.

— Это имеет прямое отношение, поскольку мне нужно ехать в Египет. Я надеялась, что вы поможете мне. Я предупреждала вас, что, по всей вероятности, придется отправиться в путешествие.

— Когда вы сказали о путешествии, я полагал, что его целью могла быть Шотландия, или Франция, или, возможно, даже Греция.

— Почему же вы подумали о Шотландии?

— Не знаю. Просто подумал. — Стерлинг не прятал от нее глаза. — Но Египет я и представить себе не мог. Египет — это нецивилизованная, опасная страна, и никто в здравом уме не поедет туда с охотой.

Оливия проигнорировала его высказывание.

— Вы сказали, что долгие годы не путешествовали и с удовольствием ждете этого.

— И ждал бы с удовольствием, если бы это было путешествие в Шотландию, Францию или Грецию. И, если честно, весь мой опыт как путешественника сводится к единственной поездке всей семьей по европейским столицам в мальчишеские годы. — В то время, когда он собирался жениться на Ливи, в его планы входило грандиозное свадебное путешествие, но заболел отец, он женился на Элис, и о планировании длительных поездок не могло быть и речи. Тогда ему пришлось взять на себя некоторые из обязанностей отца, а когда он унаследовал титул и вместе с ним еще кучу обязанностей, у него не оставалось времени на поездки в другие страны. — Насколько я помню, это было весьма хлопотное и часто утомительное мероприятие, связанное с массой неудобств.

— Мне нужно ехать в Египет, — не сдерживая раздражения, сказала Оливия.

— Нет, не нужно. Я могу отправить туда человека, который вступит в переговоры с этим сэром Лоуренсом и добудет сосуд.

— Возможно, вы не слышали. — Ее взгляд стал злым. — Если сэр Лоуренс не продал сосуд моему покойному мужу за необычайную, в чем я не сомневаюсь, сумму, то почему вы решили, что он продаст сосуд вашему человеку?

— Я граф Уайлдвуд, — заявил Стерлинг тоном, который ему самому показался высокопарным. — Я также член правления Лондонского античного общества любителей и обладаю возможностями, которых не было у виконта Рэтборна.

— Сомневаюсь в этом. — Оливия закатила глаза к потолку. — Ладно, можете не ехать в Египет. — Она пересекла комнату и налила себе бренди. — Вы можете оказать помощь тем, что профинансируете мое путешествие. Мы с мистером Кадуоллендером, с Джозайей, просто поедем без вас.

— Вы никуда не поедете с этим… этим мальчишкой.

Оливия хмыкнула.

— Он не мальчишка. Несколько молод, наверное, но это даже лучше. Не настолько стар, чтобы пасовать перед неудобствами, бояться неизвестности, а может быть, опасности и приключений.

Стерлинг шумно вздохнул.

— Я нисколько не боюсь приключений!

— Ха! — пренебрежительно фыркнула Оливия. — Тогда расскажите мне, Стерлинг, о своих приключениях. Расскажите, какие приключения довелось испытать графу Уайлдвуду.

— «Приключение» — это довольно расплывчатое понятие, разве не так?

— По-моему, вполне конкретное.

— С графами Уайлдвуд случались приключения самого разного рода. — По крайней мере с прежними графами Стерлинг не мог себе представить, как они находили для этого время. Хотя тот мир в то время, когда его предок был впервые наделен графским титулом, сильно отличался от нынешнего. Сейчас, в 1885 году, респектабельный британский лорд обладает крайне ограниченными возможностями найти приключение.

— Я говорю не о прежних графах Уайлдвуд, а лично о вас. — Оливия сделала еще глоток бренди. — Расскажите, Стерлинг. Ведь было же у вас хотя бы одно приключение.

— Конечно. — В его голосе прозвучало возмущение, будто предположение об отсутствии у него авантюрного опыта было нелепым. — Я просто не могу выбрать… в данный момент… о чем рассказать…

— Ну же, всего одно приключение, и не имеет значения, значительное оно или нет.

— Пытаюсь вспомнить…

— Может быть, что-нибудь амурного характера?

У Стерлинга поднялась вверх бровь.

— Я не намерен рассказывать вам ни о каком любовном приключении. — У него не было ничего даже отдаленно напоминавшего приключение. Его отношения с женщинами были очень немногочисленными и редкими.

— Может быть, потому что у вас их не было?

Он понимающе улыбнулся ей, вспомнив, как его брат Куинтон улыбался женщинам. Конечно, у Куинтона было сколько угодно любовных и прочих приключений.

Оливия задержала на нем взгляд, будто хотела удостовериться в истинности его улыбки «а-ля Куинтон». Стерлинга же интересовало, не ревность ли была причиной, что она тревожилась из-за его любовных похождений, независимо от того, имели ли таковые место.

— Извините меня, Стерлинг. Это все очень личное и даже, скажем, интимное, чтобы рассказывать. Я не имела права спрашивать вас о подобных делах. Надеюсь, я не оскорбила вас?

— Совсем нет, Оливия, — с изобличающей облегчение любезностью отозвался Стерлинг.

— Все же… — Задумчиво глядя на него, Оливия крутила в пальцах бокал. — Неужели в вашей жизни не было ни одного момента, когда вы сделали что-то совершенно неожиданное? Когда вы на миг забыли, что вы чопорный, нудный, скучный граф Уайлдвуд.

— Я не чопорный и не нудный, — возмущенно возразил он, хотя его и тревожил где-то в подсознании голос, нашептывавший, что, наверное, он все же чуть скучноват. — И никто никогда не говорил мне, что я скучен.

— Возможно, не в лицо, — пробормотала она.

Стерлинг проигнорировал ее колкость.

— Помимо всего я не думаю, что подобное предприятие можно назвать приключением.

— Признаться, я допускаю натяжки в определении, только потакая вам. Мысль о том, что у тебя никогда не было приключений, приводит в уныние. Я всегда подумывала о том, чтобы сделать что-то неординарное, совершить неожиданный, незапланированный, неподготовленный поступок, который стал бы предпосылкой для приключения, пусть не особенно захватывающего. Это может быть все, что угодно, лишь бы будоражило кровь и вызывало жизнерадостное чувство. — Оливия задумчиво отпила бренди. — Поэтому я подумала, что вы с радостью ухватились бы за любую соломинку, которая могла бы показаться приключением. Хотя бы для того, чтобы не казаться чопорным, нудным и скучным.

Стерлинг стиснул зубы.

— Оставьте ваши подкалывания.

— Если это приводит в уныние меня, то каким же разочарованием должно быть для вас сознание того, что, дожив до столь зрелого возраста… Сколько вам сейчас лет?

— Тридцать.

— Ах да, тридцать. Что, дожив до тридцати лет, вы не пережили ни одного приключения.

— У меня были приключения, — не моргнув глазом снова солгал Стерлинг.

— Просто ничего показательного не приходит в голову? — Оливия покачала головой и вздохнула. — Такое бывает. Полагаю, когда Бог наделял вашу семью тягой к приключениям, все досталось вашим братьям.

— Мои братья не несут то бремя ответственности, которое выпало на мою долю. И, исходя из моего опыта, приключения редко хорошо заканчиваются.

— Наверное, лучше всего было бы, если бы со мной в Египет поехал Натаниел.

— Натаниел вот-вот женится.

— Да, конечно, хотя подозреваю, что Габриэла тоже с готовностью отправилась бы в Египет. — Она немного подумала. — Тогда Куинтон. Куинтону присуща, осмелюсь сказать, авантюристическая жилка, и он составил бы мне очень хорошую компанию.

— Вы представить себе не можете, какие опасности могут выпасть на вашу долю рядом с Куинтоном. — Помимо склонности к обольщению каждой увиденной женщины он отличается способностью находить себе на голову неприятности в самых безобидных ситуациях. — Я не позволю Куинтону сопровождать вас.

— Что значит — не позволю? — Оливия повысила голос. — Вы не имеете права позволять или запрещать мне что-то.

— Я, если это буду я, собираюсь финансировать ваши поиски, — также повышенным тоном ответил Стерлинг.

— Тогда я поищу другой источник финансирования.

— Вам больше не к кому обратиться! — Он вздрогнул, заметив промелькнувшую боль в ее глазах. — Извините, Оливия.

— Не надо извиняться. Вы просто констатировали факт.

— Все же я не должен был… позвольте мне хотя бы заняться изучением возможности заполучить сосуд без поездки в Египет.

Она демонстративно вздернула подбородок.

— Я должна сделать это сама.

— Это не оговорено в завещании. Там просто сказано, что вы должны укомплектовать коллекцию. — Стерлинг помолчал. — Хотя мы не знаем всего, что говорится в завещании, потому что вы даже не удосужились прочесть его.

— Я прочту.

— А поскольку нет специального указания на то, что вы, лично, должны достать эту вещь, вам нет нужды…

— Мне нужно поехать!

— Нет, не нужно!

— Нужно!

— Зачем? — Он раздраженно смотрел на нее. — Скажите мне зачем!

— Потому что…

— Почему?

— Потому что здесь я задыхаюсь! — Оливия допила бренди, со стуком поставила бокал на стол и принялась ходить по комнате. — Мне кажется, что все эти десять лет мое тело было стянуто слишком узким корсетом. И наконец, наконец-то, корсет был снят, но лишь до тех пор, пока я не узнала условия этого проклятого завещания, и сейчас на мне снова этот корсет. Я не могу дышать!

Стерлинг во все глаза смотрел на нее.

— Я была таким же экспонатом в коллекции моего покойного мужа, как предметы, размещенные на стендах в сокровищнице. Единственное, что отличало меня от его раритетов, это то, что изредка, когда зачем-то ему это было нужно, он выводил меня на светские мероприятия — иначе говоря, публично выставлял. Моя жизнь не принадлежала мне. — Она отвернулась от него, ее плечи поднимались и опадали, как будто она судорожно дышала, стараясь взять себя в руки. Наконец, сделав глубокий вздох, Оливия повернулась к Стерлингу. — Единственное, что поддерживало меня все годы замужества, это мечты моего списка — перечня того, что я сделала бы, если бы стала свободной. Без денег, которые принадлежат мне по наследству, я не смогу исполнить ни одного пункта из этого списка. Могу только и дальше прозябать как прежде. Без надежд. Задыхаясь. — Она стиснула прижатые к бокам руки в кулаки. — Но, с вашим участием или без него, я не намерена жить так дальше.

У Стерлинга сжалось сердце.

— Оливия.

— Я повторно обратилась к вам за помощью. Мне это нелегко далось. Я была не права, подумав, что могу положиться на вас. Нужно было учесть полученный ранее урок. Вы не оправдали моих надежд…

— Хорошо. — Стерлинг принял решение, едва произнеся это слово. Он направился к двери. — Я сейчас же займусь подготовкой к отъезду.

Она с изумлением взглянула на него.

— Я не думаю…

Стерлинг повернулся к ней.

— Поверьте, Оливия, граф Уайлдвуд, скучный он или нет, всегда выполняет свои обязательства. Что же касается приключений… — Он подошел к ней, обнял и всмотрелся в зеленые глаза. — Единственным приключением в моей жизни были вы. — Он перевел взгляд на ее губы, потом опять на глаза. Ему до боли хотелось поцеловать ее — это было желанием, которое он подавлял в себе десять лет, — но время еще не пришло. — У того приключения был плохой конец.

Внезапно он отпустил ее и вышел из комнаты. Закрыв за собой дверь, он все думал, что же было в том ее перечне. И еще… во что же он ввязался?

В конце концов он пришел к выводу, что, какую бы высокую цену ему ни предстояло заплатить, это того стоит.

* * *

Оливия долго смотрела на закрытую дверь. «Боже мой, что же случилось?»

Она пересекла комнату, дрожащей рукой вновь наполнила бокал и сделала большой глоток.

Он чуть не поцеловал ее! В его глазах горело желание, в этом нельзя было ошибиться. Прошло много времени с тех пор, как ее в последний раз целовали. Прошло много времени с тех пор, как ее в последний раз касались. Забытые ощущения.

После замужества, сопротивляясь объятиям мужа, Оливия быстро поняла, что его интересовала только самая интимная сторона брака. Ей хватило шести недель, чтобы убедиться в том, что сопротивляться домогательствам не имело смысла, поскольку это лишь распаляло его вожделение. Больше всего ему нравилось силой добиваться ее подчинения. А напоминать ей об этом должны были шрамы. Когда же она перестала сопротивляться и с покорностью подчинилась судьбе, он охладел к ней и оставил свои домогательства. Она часто гадала, осознавал ли он, что это была ее победа?

В самом начале она понадеялась на то, что, если признается, что не является такой уж целомудренной, как ему казалось, он передумает жениться. Но это признание только разозлило его, и он избил ее в первую же ночь после свадьбы.

На самом деле Стерлинг был единственным мужчиной, который целовал ее. Ее покойный муж не любил целоваться, и она была благодарна судьбе за это.

Позже, после того как Стерлинг проигнорировал ее мольбы о помощи, воспоминания о прикосновениях его губ, о его руках, ласкавших ее, или глазах, излучавших любовь, служили ей тайным источником силы и стойкости. До тех пор пока те воспоминания не стерлись, а вместе с ними ушли и чувства, которые она испытывала к нему. К тому времени она нашла запас сил в себе самой, так что не было уже нужды цепляться за старые воспоминания.

Тем не менее иногда ночами, лежа в постели без сна, Оливия задавалась вопросом, получала ли бы она удовольствие от отношений с мужчиной, который не относился бы к ней как к принадлежащей ему вещи? Будь это тот, кого она любила бы и кто любил бы ее? Будь это Стерлинг?

И тогда ей вспоминался тот единственный раз, когда она разделила с ним постель. Когда думала, что всю оставшуюся жизнь будет каждую ночь проводить в его объятиях.

И правда, разве не это желание: делить с ним постель — стояло в верхней строчке ее списка? Поглощенная мыслями, Оливия отпила еще глоток бренди. Она не собиралась из-за него снова терзать свое сердце. Такое уже было однажды, и этого оказалось вполне достаточно. Ведущая к ее сердцу дверь была теперь наглухо закрыта.

Но… делить с ним постель, ощущать тепло его тела, близость его дыхания… Она тряхнула головой, чтобы прочистить мозги. Мысли, что лезли ей в голову, были, несомненно, обусловлены выпитым бренди, как и то, что она рассказала ему о своем списке. Зачем она выболтала это? Она ведь не собиралась говорить об этом ни ему, ни кому-либо другому. Это так долго оставалось ее тайной. Возможно, это было единственное, что принадлежало только ей.

Что ж, все же он согласился сопровождать ее в поездке в Египет. У нее достаточно времени, чтобы поразмыслить о том, как соблазнить его впоследствии. Или, учитывая, как он смотрел на нее, уступить его соблазну. Может быть, после того как они укомплектуют все три собрания… В любом случае это будет ее, и только ее решением.

Тем не менее может оказаться, что воздерживаться окажется труднее, чем она думала. Она была более чем уверена, что ответила бы на поцелуй, если бы Стерлинг проявил сегодня больше решительности.

Стерлинг барабанил пальцами по столу и смотрел невидящими глазами в освещенное погожим днем ближнее окно.

Египет. Почему именно Египет, а не любое другое место на свете? Для Ливи он готов на все. Отказаться от богатства. Изменить жизнь. И даже, по-видимому, он усмехнулся, поехать в Египет.

Его опасения были смешны. Он знал. Это был мальчишеский страх. И все же стоило ему только подумать о путешествии в Египет, как он представлял себя маленьким мальчиком. Неподходящее чувство для графа Уайлдвуда. Наверное, этот страх возник у него раньше, но никак не проявлялся. Нетрудно было избегать путешествия в Египет.

Он отлично знал, когда это началось. У его отца было увлечение: изучение артефактов и древнего человека. Место Стерлинга в правлении Лондонского античного общества до него занимал его отец, В то время как все в семье подозревали, что Чарлз Уайлдвуд питал тайную страсть к тем приключениям, к которым, повзрослев, пристрастились двое его сыновей, у него самого никогда не было возможности путешествовать. Положение отца Стерлинга как единственного наследника титула, а позже его обязанности после наследования не позволяли броситься на край земли на поиски древних сокровищ, как сделали его сыновья Куинт и Нейт. Как бы ему этого ни хотелось. Отцу было присуще чувство ответственности. Как и его старшему сыну.

Предыдущий граф переживал приключения с чужих слов — с рассказов гостей, которые часто приглашались к обеденному столу в их доме. Чаще всего это были люди, занимавшиеся поисками артефактов, осколков, сохранившихся от давно исчезнувших цивилизаций. Стерлинг отчетливо запомнил одного такого джентльмена. Он не помнил лицо или имя того человека, но помнил его руку, которая играла значительную роль в кошмарах, преследовавших его долгие годы. Или, если быть точнее, то, что осталось от его руки.

В доме Чарлза Уайлдвуда охотники за древностями, равно как и исследователи и путешественники, были непосредственными поставщиками сведений из первых рук. Тех сведений, которые дети не могли получить из книг или от живущих в доме гувернанток. Граф настаивал на присутствии за общим столом детей с самого раннего возраста. Оглядываясь назад, Стерлинг считал, что таким образом отец хотел развить в сыновьях такую же любовь к древности, какую испытывал сам. И это у него получилось в отношении братьев Стерлинга.

Стерлинг не мог точно вспомнить, сколько ему было лет: семь или восемь, во всяком случае, он был достаточно юн, а его младшим братьям еще не позволялось присутствовать на обеде, — но помнил все другие детали, словно это было вчера. Приглашенный в тот вечер гость был ничем не примечателен, кроме разве что своей руки. В самом деле, до него было много других гостей с более колоритными манерами и внешностью. Но может быть, именно из-за отсутствия в нем какой бы то ни было необычности его рассказ оказал такое сильное впечатление на Стерлинга. В любом случае, если кто-то пригласил к обеду охотника за сокровищами с недостающими пальцами на одной руке, который рассказывает о своих многочисленных приключениях, неизбежно возникает вопрос, каким образом он лишился двух пальцев.

Во время экспедиции в Египте этот джентльмен полез в свой багаж за какой-то вещью, но вместо нее вытащил маленькую ядовитую змею — то ли аспида, то ли виперу, то ли нечто другое в этом роде. Неясность в этом вопросе, допущенная рассказчиком, раздражала, хотя и не имела особого значения. Как бы там ни было, тварь тут же укусила его за руку.

Очевидно, путешественник много раз рассказывал эту историю, поскольку повествование изобиловало выразительными драматическими паузами и театральными жестами. Искусный рассказчик, он всецело завладел вниманием собравшихся за столом. По его словам, он понял, что ему угрожает смертельная опасность и медлить нельзя. Поскольку лучше было лишиться нескольких пальцев, чем испустить дух, он немедленно выхватил припасенный для защиты от грабителей, но никак не от змей, нож и недолго думая отхватил указательный и средний пальцы, между которыми пришелся укус. Гость завершил описание, сокрушительно ударив рукой по столу, от чего жалобно зазвенели бокалы.

Мать непроизвольно взвизгнула, отец ахнул, а у Стерлинга екнуло сердце.

Хуже всего, что змея бесследно исчезла, ускользнула в пустыню, наверняка чтобы поведать своим подружкам рептилиям о вкусной плоти англичанина.

Путешественник пошутил, что он был благодарен судьбе за то, что укушенной оказалась левая рука, поскольку он правша. Правда, убедиться в этом, наблюдая за тем, как он обращался со столовыми приборами, было невозможно. Дальше обед продолжался без особых событий, но Стерлинг навсегда запомнил и эту историю, и эту руку.

С этого момента будущий граф вбил себе в голову, что Египет кишит змеями, которые только и ждут, чтобы укусить ничего не подозревающую новую жертву. И все, что он читал о Египте, только укрепляло его уверенность в этом. Похоже, на каждом египетском артефакте в том или ином виде были изображены змеи. Они могли быть выполнены в форме золотых браслетов для ношения выше локтя, в виде головных украшений или же выгравированы на саркофагах. И разве Плутарх не писал, что Клеопатра испытала действие яда множества смертельно опасных египетских змей на приговоренных узниках, прежде чем выбрать подходящего для самоубийства аспида? Стерлинг пытался справиться с этим нелепым страхом посредством обретения знаний, для чего изучил значительное количество трудов, посвященных описанию обитающих в Египте видов пресмыкающихся. Впрочем, это не имело значения, поскольку ему не нужно было ехать в Египет. И тем не менее даже в тридцать лет он не мог избавиться от предубеждения, будто Египет — это страна, полная опасных змей.

К счастью, никто не подозревал о его ребяческом страхе. Графу Уайлдвуду не пристало бояться чего-то. А в учтивых беседах не часто обсуждалась тема египетских змей. Его же братьям это очень нравилось, потому что чуть ли не в каждом рассказе о их приключениях в Египте фигурировала змея. То она свернулась в ботинке, то спряталась в котелке или пересекла тропу перед ними.

— Милорд?

Странным было то, что Стерлинг, хотя и не любил змей вообще, не испытывал к ним столь суеверного ужаса, какой вселяли в него египетские змеи. Да, ему приходилось сталкиваться со змеями во время пеших прогулок в деревне, но даже ядовитая гадюка, укус которой иногда приводит к смерти, была всего лишь характерной для Британии змеей.

— Лорд Уайлдвуд?

Стерлинг вскинул голову и посмотрел на стоявшего перед письменным столом секретаря.

— Да?

— Извините меня, милорд. Вы просили показать вам отчетность управляющего поместьем, когда она придет с почтой, — сказал Эдвард.

— Да, конечно. — Стерлинг взял бумаги и просмотрел их. Как будто бы там было все в порядке. Позже он просмотрит их более тщательно. Это было неотъемлемой частью его ежедневных многочисленных обязанностей.

— Если я вам больше не нужен…

— Я знаю, что там, на полках, должно быть несколько книг о фауне Египта. Найдите их, пожалуйста, для меня.

— Сейчас, сэр. — Эдвард помедлил. — А по флоре информация вам нужна?

— Нет, не нужна. Чтобы быть более точным, меня интересуют рептилии. — Граф Уайлдвуд содрогнулся внутри. — Особенно змеи.

— Понятно. — Эдвард помедлил. — Хотите также информацию о крокодилах, сэр?

— Крокодилы? — Стерлинг нахмурился. — При чем тут, черт возьми, крокодилы?

— Не знаю, сэр, но крокодилы тоже относятся к рептилиям и водятся в Египте, и я подумал, что…

— Правильно. — Стерлинг вздохнул. Жизнь сына ревностного поклонника античности была бы намного легче, если бы руку того давнего гостя откусил крокодил. В конце концов, крокодилы не заползают незаметно в обувь путешественников. — Нет, только по змеям, Эдвард. Похоже, мне придется поехать в Египет. Я хочу, чтобы вы узнали, как добраться туда быстрее всего. Нам нужно съездить в Египет и вернуться назад как можно быстрее. — Он на секунду задумался. — Мне также нужно узнать, где можно найти сэра Лоуренса Уиллоуби, — говорят, он живет в Каире. Думаю, его адрес можно получить в Лондонском античном обществе.

— Будет сделано, сэр. — Эдвард повернулся к выходу, потом развернулся назад. — Но сначала змеи, сэр?

— Да, сначала змеи. — Стерлинг немного подумал. — И пожалуйста, сообщите моим братьям и леди Уайлдвуд, что я хотел бы встретиться с ними здесь, в библиотеке, перед обедом.

— А леди Реджина?

Его сестре Реджи было восемнадцать, и она получала массу удовольствия от своего первого выхода в сезон лондонских светских празднеств. Ее присутствие было необязательным. Вообще-то сбор в библиотеке членам семьи графа не особенно нравился, потому что обычно заканчивался для кого-то наставлениями или упреками. Но если сестру не пригласить, она может обидеться. — Можете сказать ей, что она приглашена, но дело не имеет к ней никакого отношения. Несомненно, она будет рада не присутствовать.

— Несомненно, сэр. — Эдвард улыбнулся и направился к ближайшей полке искать нужные книги.

Эдвард Деннисон был человеком среднего возраста, чрезвычайно умелым и полезным. Никто лучше его не знал дел графа Уайлдвуда. Стерлинг мог не волноваться, зная, что в его отсутствие Эдвард будет на своем посту. Хотя в последнее время у него на уме были не только дела его работодателя.

Когда в их жизнь вошла Габриэла, вместе с ней появилась и ее компаньонка мисс Флоренс Генри. При первой встрече ничто не указывало на роман, но между ними завязались романтические отношения. Они с Эдвардом планировали пожениться сразу вслед за тем, как Габриэла и Нейт сыграют свадьбу. Свадебные настроения витали в воздухе Харрингтон-Хауса. Вероятно, это было хорошим знаком.

— Как поживает мисс Генри, Эдвард?

Эдвард оторвал взгляд от книжных полок и заулыбался.

— Спасибо, сэр, хорошо.

— А ваши свадебные планы?

— Их несколько затмили планы мисс Монтини. — Эдвард добродушно пожал плечами. Манеры Эдварда стали заметно мягче с тех пор, как он влюбился в мисс Генри, которая, по общему мнению, не уступала ему по части умения и полезности. Как все твердили, это был скрепленный на небесах союз. Но обаяние мисс Генри выходило далеко за рамки ее профессиональных способностей, о чем свидетельствовал блеск в глазах Эдварда, появлявшийся, как только речь заходила о ней. — Так и должно быть, сэр. Кроме того, осталось ждать всего несколько месяцев, а я всегда считал, что обручение имеет благотворное действие, только если срок его оговорен разумным пределом.

— Правда? — Стерлинг с интересом смотрел на секретаря, которого считал не только служащим, но во многих отношениях и другом. — Я не думал, что благоразумие может как-то соотноситься с сердечными делами.

— Да, ну я не говорил, что это легко. Просто целесообразно. — Эдвард усмехнулся. — Следует проявлять осторожность в отношении своих желаний, сэр.

Стерлинг рассмеялся. А к чему стремился он сам? К чему же он всегда подсознательно стремился, каковы его подспудные желания? Воспользоваться возможностью искупить свою вину? Доказать Ливи, что на него можно положиться? Получить еще один шанс спасти прекрасную деву и завоевать ее сердце?

— Да, вы правы, Эдвард. — Даже если упомянутое спасение подразумевало возвращение кошмаров его детства. — Нужно быть осторожным в своих устремлениях.