В дверь между ее комнатой и комнатой Себастьяна раздался стук. Наконец-то. Она уже начала недоумевать, неужели мужчины проговорят до утра Рождества.

Украшать елку собралась вся семья. Дети развесили свои гирлянды и игрушки на нижних ветках. Пряники в виде человечков, которые кухарка испекла для детей, тоже красовались на елке, хотя их оказалось намного меньше, чем было приготовлено, а пряничные крошки были видны на одежде не только младших членов семьи. Были повешены все елочные игрушки, которые Вероника и сестры Себастьяна привезли с собой. Свечи аккуратно расположили среди веток, и все с шутками вспоминали пожар, случившийся на прошлое Рождество.

Большое полено, которое обычно сжигают в сочельник, вызвало не меньше споров у Себастьяна с братьями, чем елка. Полено поместили в огромный камин главного зала – оно будет гореть до Крещения. Хэдли-Эттуотеры соблюдали все традиции, на которые семья Вероники не обращала внимания. Но сейчас и отец, и тетя, и бабушка не захотели остаться в стороне. Все приготовления сопровождались пением рождественских песен, наивных и сентиментальных. Дети Дианы, прежде чем их отправили спать, потребовали, чтобы для Рождественского деда оставили сладости из изюма и миндаля, а для его оленя – морковку.

День прошел просто превосходно, и теперь Вероника с улыбкой произнесла:

– Войдите.

Тон у нее был нарочито равнодушный, а в руке она держала книгу.

Она слышала, как он вошел и остановился.

– Это одна из моих книг?

– Вторая, кажется.

– Я думал, что вы прочли их все.

– Прочла. – Она перевернула страницу. – Они стоят того, чтобы их перечитать. А поскольку вас здесь не было…

Он сделал глубокий вдох.

– Вероника, нам надо кое-что обсудить. Я должен кое-что вам рассказать.

– Секретное? – Она взглянула на него.

– Нет, вовсе нет.

– Жаль. Я так люблю секреты. – Она снова перевела взгляд на книгу, изо всех сил стараясь не улыбаться.

– Это не секрет.

– Значит, это что-то важное?

– Не совсем, – помолчав, сказал он. – Интересное, но я не назвал бы это особенно важным.

– Думаю, что есть много всего, что вам следует мне рассказать, да и у меня тоже имеется кое-что. Хотя мне кажется, что мои сообщения намного интереснее и важнее.

– Например?

– Будет совсем неинтересно, если я вам о них расскажу. Со временем сами узнаете. Считайте это бесконечным открытием. – Она перевернула страницу. – Это займет… ну лет двадцать или тридцать.

Он долго не произносил ни слова.

– Мне вдруг показалось, что вы собираетесь сказать, что передумали выходить за меня.

– Бог с вами, Себастьян, я не та особа, чье решение может поколебать прошлая ночь. Я сказала, что выйду за вас, и я твердо намерена это сделать. – Она повела плечом. – Это – ваше первое открытие. Раз уж я решила что-то сделать, то редко меняю свое решение. – Она закрыла книгу и с улыбкой посмотрела на него.

Он засмеялся.

– А! Но вы изменили свое решение стать любовницей.

– Стать любовницей вообще, но не стать вашейлюбовницей. – Она встала. – В этом большая разница.

Он недоверчиво на нее смотрел.

– Что вы имеете в виду?

– Я находила мысль стать любовницей довольно привлекательной, но после того, как познакомилась с вами, я утвердилась в своем намерении. – Она приблизилась к нему.

Он сощурился.

– Вы говорите, что захотели стать только моейлюбовницей?

– Выходит, что так. – Она улыбнулась. – Это прекрасная мысль.

– Я все-таки ничего не понимаю.

– Вижу. И это так… мило. Я не нахожу причин, почему я не могу быть одновременно вашей любовницей и вашей женой. – Она обвила руками его шею. – Вы против?

Он помедлил, потом обнял ее за талию.

– Нет, что вы. – Нагнув голову, он легонько коснулся губами изгиба ее шеи. – Вы правы – мысль блестящая.

Она вздрогнула. Господи, когда он вот так касается ее…

– Я предполагала, что вы согласитесь. Однако… – Она высвободилась из его рук. – Раз я не ваша жена и никогда по-настоящему не была вашей любовницей…

– Но… – Он уставился на нее. – Но… сейчас сочельник.

– Знаю, дорогой, но мне пришло в голову, что единственное, что могло бы уберечь нас от полного, страшного скандала, это то обстоятельство, что… мы вместе не спали.

Он не мог поверить тому, что услышал, и глаза у него полезли на лоб, а она одарила его улыбкой.

– Мы ведь действительно не сделали ничего… предосудительного. Мы не спали в одной постели.

– Ну, нет, но… сейчас же канун Рождества.

– Совершенно верно, – кивнула она. – Завтра Рождество, и после праздника мы сообщим вашим родным, что мы не женаты, но вскоре поженимся.

Он долго сверлил ее взглядом.

– Значит, мы с вами, мы не… а сегодня ночью…

– Учитывая все обстоятельства, это было бы самое разумное.

– Неужели я не сказал про сочельник?

– И не один раз.

Ей нравилась эта веселая игра.

– Тем не менее… – Он старательно выбирал слова. – Учитывая, что сейчас сочельник, а мы собираемся пожениться…

– Но еще не поженились. – Она покачала головой. – Вы же сами сказали, что непорядочно соблазнять женщину, на которой собираешься жениться.

– Да, я это говорил. – Он задумчиво на нее смотрел. – Но раз вы уже одеты для сна…

– А вы уже сняли сюртук и вас едва ли можно назвать прилично одетым…

– Вероятно, с моей стороны вообще неприлично даже находиться здесь.

Она драматично вздохнула.

– Я тоже так думаю.

Его взгляд скользил по ее фигуре, по шелковому пеньюару, отделанному французским кружевом, под которым виднелась прозрачная ночная рубашка.

– Этот наряд… вам очень идет.

– Вы так думаете?

– Только мертвец… – он прокашлялся, – не заметил бы этого.

– А вы уж точно не мертвец.

– Такой наряд могла бы надеть любовница.

– Что вы говорите! – Она скосила глаза вниз. При нужном освещении он вполне мог бы разглядеть все, что кроется под полупрозрачной тканью. – А я подумала, что такое могла бы надеть жена.

– Можно лишь надеяться на это. Но вы теперь моя… – Он подумал секунду и сказал: – Моя невеста.

Она ослепила его улыбкой.

– Да, это так.

– В таком случае мне следует благочестиво поцеловать вас на ночь и удалиться к себе, в свою постель, – вкрадчиво произнес он.

– Это было бы разумно, – прошептала она, подавив разочарование. Они вполне смогли бы продолжить игру!

Он взял ее руку и поднес к губам, не сводя при этом с нее глаз. У нее перехватило дыхание.

– Мне следует пожелать вам спокойной ночи.

– Да, пожалуй…

– Это кажется мне приличным, – прошептал он, касаясь ее руки. – А я изо всех сил старался вести себя с вами прилично.

– Я это заметила.

Он перевернул ее руку и поцеловал в ладонь.

– Это скорее всего было непредвиденной ошибкой.

– Да? – Она с трудом проглотила слюну.

– Но мне казалось, когда случается что-то важное, как, например, встреча с женщиной, с которой ты собираешься провести остаток своих дней, то тебе, вероятно, надлежит следовать общепринятым правилам поведения. – Его губы поднялись к запястью.

– Почему? – вырвалось у нее.

– Ну, я не знаю. Наверное, я больше в душе Хэдли-Эттуотер, чем подозревал. – Губы Себастьяна отодвинули кружево на рукаве пеньюара, и он начал осыпать поцелуями нежную кожу до локтя.

– Себастьян… – Кто бы мог подумать, что именно это место окажется таким чувствительным? Она не заметила, как он свободной рукой развязал пояс на пеньюаре.

– Хотя я никогда не любил правил. – Он спустил пеньюар с ее руки и, нагнувшись, поцеловал в плечо. Она едва не задохнулась и уже не сознавала того, что шелковое одеяние упало на пол.

– Я слышала о вас такое мнение.

Он обхватил одной рукой ее за талию и прижал к себе поближе. Тонкий голосок в мозгу, очень похожий на голос Порции, призывал ее подождать – они ведь скоро поженятся. Но Вероника предпочла остаться глухой.

Себастьян провел рукой по ее бедру поверх шелковой рубашки и, наклонив голову, завладел ее ртом. Она разомкнула губы и почувствовала его вкус, вкус бренди, а еще… жар, жар желания. Ее дыхание смешалось с его дыханием, его язык оказался внутри ее рта, дразня и искушая. По ее телу пробежала дрожь. Он поднял голову и теперь целовал впадинку у нее на плече около шеи. Как он догадался, что это ее самое уязвимое место? Губы ласкали кожу, а она таяла от томления.

– Когда вы так делаете… – со стоном вырвалось у нее.

– Да?

Она вся отдалась ощущению его губ.

– Вы такой мастер… – И кожей почувствовала его улыбку. – У вас большой опыт…

Он приподнял голову и заглянул ей в глаза.

– Вероника, этот опыт пригодился. Сейчас. Для вас.

У нее замерло сердце.

– Мне это не важно. Это совершенно не имеет никакого значения.

– Хорошо, потому что мне тоже это не важно. – Глаза его улыбались. – Ничто в моей жизни уже не важно… после того, как мы встретились. Моя жизнь началась заново с вашим появлением.

Ей стало трудно дышать, трудно говорить.

– О, это звучит изысканно.

– Это правда.

И снова их губы сомкнулись. Страсть объединяла их, сильная и всепоглощающая.

Его рука у нее на бедре под шелковой рубашкой, пальцы задевают голую кожу. Вероника вздрогнула и потянула его за сорочку, вытаскивая подол из брюк. Он чуть отодвинулся, чтобы сподручнее было стянуть с нее через голову ночную рубашку. Она осыпала поцелуями его шею, пальцы впивались в твердые мышцы на груди. А его пальцы ласкали, скользя по изгибам и ложбинкам ее спины, бедрам, ягодицам. Она прижалась к нему, ощущая сквозь одежду напряженно выпиравший член. Просунув руку между ними, она нащупала пуговицы на его штанах. Господи, как же она его хочет… Она буквально обезумела от желания соединиться с ним.

Расстегнув пуговицы, она запустила руку внутрь. Пальцы нашли твердый, набухший член. Он прерывисто выдохнул. Грудь у него поднималась и опускалась, соприкасаясь с ее грудью. Она сомкнула ладонь, и он застонал.

– О Господи, Вероника… – Рывком сдернув брюки, он откинул их в сторону.

Она водила языком и губами по его груди, потом медленно опустилась на колени и подняла на него глаза.

Он, не мигая, смотрел на ее лицо, глаза его заволокла дымка страсти. Заключив в ладони его плоть, она осторожно провела языком по самому кончику, глядя ему прямо в глаза. Он задохнулся и сжал кулаки. Она хотела доставить ему удовольствие. Хотела, чтобы он до боли возжелал ее. Чтобы потерял рассудок в пылу страсти. Чарлз хорошо ее обучил. А она, прости ее Боже, наслаждалась их с Чарлзом любовными ласками. По своей сути она любовница.

Она продолжала ласкать его языком, он задрожал, и тогда она медленно пососала кончик его члена. Он застонал, а у нее внутри сильно запульсировало, и между ног просочилась влага. Она поглаживала, сосала и осторожно сжимала его плоть. Он покачивал бедрами, словно пытался сдержать себя.

Она отстранилась, и тогда он поднял ее на ноги, подхватил под бедро и обвил ее ногу вокруг своей. Он впился в ее губы обжигающим поцелуем, его член оказался между ее ног, касаясь ее влажного лона. Она стонала прямо ему в рот.

Он поднял ее на руки и прошагал в свою спальню, где уложил на кровать. Вероника, приподнявшись на локте, во все глаза смотрела на него. В своей жизни она видела только одного обнаженного мужчину – Чарлза. Он был красив, но Себастьян… Себастьян был похож на прекрасную, высеченную из мрамора скульптуру. Или на Бога. Широкие плечи, узкие бедра, длинные мускулистые ноги. И все это вкупе со шрамом над бровью и потемневшими от любовного огня голубыми глазами… Она готова ему отдаться.

Он лег рядом с ней и заключил в объятия. Она прижималась к нему грудью, его ноги переплелись с ее ногами. Его рот, руки, казалось, были одновременно на всем ее теле. Он взял в ладони ее грудь, облизывал соски, сосал и покусывал. Она изгибалась и извивалась. Каждая клеточка на ее теле, до которой он дотрагивался, оживала и горела. Его губы спустились ниже, к животу. Она со стоном выгнулась навстречу его поцелуям.

Он встал на колени между ее ног, и легкие, воздушные прикосновения задели ей бедра изнутри. Он чуть развел ей ноги и большим пальцем потер серединку ее лона. Она вскрикнула, тело ее дернулось, и она приподняла бедра. Тогда он наклонился и подул прямо в пульсирующие складочки, потом облизал их. А она едва не умерла от немыслимого удовольствия. Волны сладостного наслаждения набегали на нее, она вцепилась руками в простыни, ее бедра покачивались, она жаждала еще и еще этого восторга.

– Себастьян… ради Бога… пожалуйста…

Он удобнее устроился у нее между ног и проник внутрь, ощутив, как ее лоно плотно сомкнулось вокруг его члена. Он медленно приподнялся над ней, потом снова опустился. Она обвила его ногами и вращала бедрами, побуждая не останавливаться. Он двигался все ритмичнее и быстрее. Она вся отдалась наслаждению, радости быть с ним одним целым, единым существом. Она выгнулась дугой и выкрикнула его имя. Последовал взрыв, напряжение спало, и ее омыли волны подлинного блаженства, сладкой неги. Как это прекрасно и как правильно то, что наслаждение поглотило ее целиком. Она принадлежит ему, а он – ей, и так будет всегда. Где-то в глубине сознания и не вполне отчетливо промелькнула благодарность Чарлзу, который научил ее этой радостной близости между мужчиной и женщиной. И еще она вознесла благодарность небесам за то, что они подарили ей радость любви с Себастьяном.

Почти без сил они приникли друг к другу и долго лежали, тяжело дыша. Их сердца бились в унисон, словно они были одним человеком.

Наконец она подняла голову.

– Как же насчет того, чтобы не соблазнять женщину, на которой вы собрались жениться?

– Я не скрывал, что это упущение в моем плане. Мужчина должен уметь признаваться, когда он не прав. – Он улыбнулся ей усталой, но довольной улыбкой. – Я был не прав.

Она уютно устроилась у его груди.

– В мужчине, который признает свои ошибки, есть что-то неотразимое.

– Я кое-что вспомнил. – Он помолчал. – Сейчас, кажется, подходящее время сказать…

– Признание? Это интересно. – Она поцеловала его в шею. – Почти так же, как секреты.

– Это не секрет и не признание. – Он вздохнул. – Мой день рождения через два дня после Рождества.

– О, вот открытие! – Она тихонько засмеялась. – Но я уже про это знаю.

– Откуда?

– Ваша мама сказала.

Он облегченно вздохнул.

– И вас это не взволновало?

– Нисколько.

– А вы знаете, почему я хочу на вас жениться?

– Да. – Она сдвинула брови. – Нет. Почему?

– Помимо того, что я вас люблю?

– Я это знаю, – улыбнулась она.

– Я хочу, чтобы ваше лицо, ваша улыбка были моим первым видением по утрам и последним ночью.

– По утрам я ужасно выгляжу.

Он засмеялся.

– Я думал, что вы любите утро.

– О да, люблю. Но утро меня не любит.

– Еще кое-что… – Он перекатился на бок и открыл ящик шкафчика у кровати. Оттуда он вынул маленький сверток в бархатной обертке и перевязанный ленточкой. – Это вам.

– На Рождество или в честь сочельника? – шаловливо улыбнулась она.

Он засмеялся:

– И то и другое.

Она взяла сверток в руку.

– Тяжелый. – Определить форму ей не удалось, потому что внутри предмет был плотно завернут в бумагу. – Можно открыть?

– Ни в коем случае. – Он выхватил сверток из ее руки и положил на прикроватную тумбочку.

Она вздохнула.

– Вы меня дразните, да?

– Да. – Он поцеловал ее в кончик носа.

– Еще одна из ваших семейных традиций?

Он кивнул.

– Есть и другие. Рождественский дед ночью наполняет детям чулки подарками. Утром мы все идем в деревенскую церковь. – Он посмотрел ей в глаза. – Я не регулярно хожу в церковь, но ведь сейчас Рождество.

– И для Рождества вы делаете исключение.

Он снова кивнул.

– Обед подают рано.

Она постаралась сохранить серьезность.

– Пока что я не услышала упоминания о подарках. Когда же мы их откроем?

– После обеда.

Она вздохнула.

– У вашей семьи очень много традиций.

– Мы такие, и мы твердо их соблюдаем.

– Про вас никак не скажешь, что вы следуете традициям.

– Это Рождество, – заявил он.

Она засмеялась:

– И я не получу свой подарок до обеда?

Он покачал головой:

– Это было бы неправильно.

Она положила свою ногу на его и потерлась лицом о его шею.

– Мы ни за что не сделаем ничего неправильного.

– Мы все сделаем правильно. – Он уложил ее поверх себя. – Скажу вам еще одну вещь.

Она уселась на него верхом и сразу почувствовала, как он возбудился. Он просто ненасытный. Это хорошо.

– И что это за вещь?

Он усмехнулся.

– Я не собираюсь проводить сочельник в одиночестве.

– Неужели? – Она смотрела ему прямо ему в глаза и улыбалась. – И я тоже.