– Нельзя отрицать, что временами чем больше пьешь, тем больше проясняется сознание, – глубокомысленно заявил Гидеон, глядя на почти пустой бокал в своей руке. – Причем естественно, это происходит именно тогда, когда человеку больше всего хочется его затуманить.

– По-моему, это тебе уже удалось, – сказал Кавендиш.

– Нет, – заявил Норкрофт, пытливо вглядываясь в Гидеона натренированным глазом. – Он трезв как стеклышко. Какая досада!

– Во всем виновата закуска, – сказал Синклер, покачав головой.

– Я не был голоден, – пробормотал Гидеон.

– А я был, – сказал Кавендиш.

– Возможно, – начал Норкрофт, – поскольку ты все еще в состоянии логически мыслить, несмотря на все твои усилия…

– Несмотря на все наши усилия, – прервал его Синклер.

– …ты мог бы поведать нам, что именно вызвало у тебя такое желание забыться. – Норкрофт пристально вгляделся в его лицо. – Или ты намерен продолжать без передышки в том же духе, пока нам не останется лишь доставить тебя домой?

– У меня нет планов, – пожал плечами Гидеон. Когда он несколько часов назад приехал в клуб, его единственной целью было напиться так, чтобы не видеть лица Джудит, как только закроешь глаза. Не слышать ее голоса. Не ощущать ее прикосновения. И у него это отлично получилось бы, если бы не начали один задругам съезжаться в клуб его друзья, чтобы разделить его страдания либо утешить его. Он не был уверен, что именно они хотели, поскольку не имел ни малейшего желания говорить о Джудит и о том, что произошло между ними.

И все же, когда мир человека разбивается на тысячу кусков, приятно сознавать, что рядом друзья. Он окинул взглядом сидевших за столом мужчин.

– По правде говоря, у меня действительно есть план.

– Отлично, – кивнул Норкрофт.

– Я планирую внимательно изучить список приемлемых молодых женщин, который составила моя тетушка и который я до сих пор игнорировал, и выбрать из него подходящую кандидатуру на роль невесты. – Гидеон поднял бокал, приветствуя своих друзей. – Таков мой план.

Кавендиш вытаращил глаза:

– По-моему, план не очень хорош.

– Я не знаком с его тетушкой, и мне этот план кажется не очень удачным, – тихо сказал Синклер.

– А как же леди Честер? – изумленно воскликнул Норкрофт.

– Леди Честер больше не имеет ко мне никакого отношения, – высокомерно заявил Гидеон, заметив, что алкоголь, должно быть, все-таки возымел свое действие, потому что боль, которую он чувствовал при упоминании имени Джудит, была едва ли сильнее той, которую испытывает человек, когда ему отрезали ногу, или оторвали руку, или вырвали из груди все еще бьющееся сердце.

Остальные мужчины обменялись настороженными взглядами.

– Это многое объясняет, – пробормотал Синклер.

– Почему леди Честер больше не имеет к тебе никакого отношения? – медленно произнес Норкрофт.

– Она меня не хочет, – просто сказал Гидеон.

– Совсем? – нахмурив лоб, поинтересовался Кавендиш.

– Ничуть. – Гидеон жестом приказал официанту вновь наполнить свой бокал. – Мне казалось, что она хотела. Я думал, что она любит меня.

– А она? – спросил Норкрофт.

– А она говорит, что не любит.

Синклер приподнял бровь:

– Так прямо и сказала?

– Да.

– И ты ей поверил? – спросил Кавендиш.

– Нет, но… – Гидеон покачал головой. – Но мы договорились, что любой из нас, если пожелает, может разорвать наши отношения, и она пожелала это сделать.

– Всегда бывает плохо, если отношения порывают они, – глубокомысленно изрек Кавендиш. – Нарушается естественный ход событий.

Гидеон пожал плечами:

– Она хочет лишь, чтобы мы остались друзьями.

– И ты на это согласился? – удивленно спросил Синклер.

– Не совсем, – сказал Гидеон. – У меня нет желания быть ее другом.

– Значит, ты намерен просто отпустить ее? – спросил Норкрофт.

– Я не стану навязываться женщине, которая меня не хочет, – сказал Гидеон, осушив до дна свой бокал. – Однажды я сделал это, и одного раза с меня вполне достаточно.

Друзья одобрительно закивали.

– Если, конечно, – задумчиво произнес Норкрофт, – ты сам больше ее не хочешь.

– Если ты ее хочешь, то это совсем другое дело, – кивнул Синклер. – Нельзя отпускать женщину, которую ты хочешь.

– Когда мы говорим «хочет», о чем именно идет речь? – попросил уточнить Кавендиш.

– Я думал, что она хотела меня так же сильно, как я хотел ее. Но теперь… – Гидеон покачал головой, – я не знаю. Я не хочу показаться дураком и совсем не хочу чувствовать себя как дурак.

– Ты говоришь «не хочу» – в смысле чувственного влечения? – с надеждой в голосе продолжал добиваться Кавендиш.

– Я думаю, что мы говорим о любви, – сказал, обращаясь к Кавендишу, Синклер.

Кавендиш печально покачал головой:

– Этого я и боялся.

– Я не хочу повторить свою ошибку. Что, если я ошибаюсь в отношении ее чувств? Что, если она меня не любит? – Гидеон стиснул зубы. – Я не буду бегать за женщиной, которая меня не желает.

– Ты это уже говорил, – пристально глядя на него, сказал Синклер. – Значит, в данном случае на карту поставлена скорее твоя гордость, чем твое сердце?

– Вовсе нет, – сказал Гидеон, раздраженно глядя на американца. – Речь идет исключительно о моем сердце.

– В таком случае стоит рискнуть, даже если будешь выглядеть как дурак, или почувствуешь себя дураком, или даже если окажешься дураком, – сказал Синклер и, помедлив, добавил: – Если и впрямь затронуто твое сердце.

– Тебе, возможно, придется сражаться за нее, – бесцеремонно заявил Кавендиш.

– Сражаться за нее? – Гидеон сложил на груди руки. – С кем именно придется, по-твоему, мне сражаться?

– Разумеется, сражаться за леди Честер с самой леди Честер, – насмешливо заявил Кавендиш, как будто сказанное им действительно имело смысл. – Она говорит, что не любит тебя. Ты ей не веришь. Тебе просто придется заставить ее признать правду.

Гидеон удивленно приподнял бровь:

– И все?

– Уортон, – сказал Норкрофт, наклоняясь к нему, – мне кажется, что если ты ее любишь… – Он помедлил. – Ты ее любишь?

– Да, – сердито ответил Гидеон.

– Ты ей об этом сказал? – спросил Синклер.

– Не совсем, – вздохнул Гидеон.

Кавендиш презрительно фыркнул.

– Ну, в таком случае тебе следует сказать ей о своих чувствах, прежде чем позволить ей уйти из твоей жизни, – заметил Норкрофт. – Все зависит от того, что для тебя важнее – твоя гордость или твое сердце.

– Моя самоуверенность меня погубит, – тихо сказал Гидеон. Тысяча чертей, ведь они правы! Даже Кавендиш. Едва ли имело значение, выглядит ли он дураком, бегая за женщиной, которая его не хочет. Но если она действительно любит его, а он не сделает все, что в его силах, чтобы удержать ее, то он и впрямь будет дураком. – Все вы правы, – медленно произнес он.

– Я знал, что мы правы, – усмехнулся Кавендиш.

За спиной Гидеона кто-то откашлялся. Оглянувшись через плечо, Гидеон увидел управляющего клубом, который с кислым выражением лица стоял позади него.

– Милорд, у нас возникла проблема. – Обычно невозмутимый управляющий был в явном замешательстве.

– В чем дело?

– В фойе находится, – управляющий неодобрительно поджал губы, – леди, которая говорит, что ей необходимо немедленно поговорить с вами. Она утверждает, что это срочно.

Неужели Джудит? У Гидеона замерло сердце, и он встал.

– Да-да, конечно.

– А вот и он, – послышался голос тети Луизы с другого конца комнаты. Остальные мужчины быстро вскочили на ноги то ли из уважения, то ли для того, чтобы лучше видеть происходящее.

– Святые угодники! – глазам своим не веря, произнес Кавендиш.

Синклер с трудом сдержал смех.

Норкрофт быстро взглянул на Гидеона, всем своим видом обещая поддержку.

Гидеон понимал, что должен что-то сделать, но из-за потрясения он словно прирос к месту. А его тетушка тем временем прошествовала под возгласы удивления через всю комнату и подошла к нему.

– Милорд, – в ужасе сказал управляющий, – я должен настаивать, чтобы вы что-то предприняли. Еще никогда ни одна леди не переступала порог этой комнаты.

– Я сделаю все, что смогу, но не в силах гарантировать результаты, – ответил Гидеон, понимая, что часы его членства в данном конкретном клубе, наверное, сочтены. – Эта леди сама по себе является стихийным бедствием и, насколько мне известно, практически никогда не сворачивает с пути к намеченной цели. А ее целью в данный момент, кажется, являюсь я.

– Гидеон, я должна немедленно поговорить с тобой, – заявила тетя Луиза.

– Оно и видно, – пробормотал Кавендиш.

Тетушка бросила на него испепеляющий взгляд, и Кавендиш, смутившись, ретировался.

– Тебе, надеюсь, понятно, что женщинам вход в этот клуб воспрещен? – холодно сказал Гидеон.

Она отмахнулась от его замечания:

– Конечно, понятно, хотя теперь, когда я уже здесь, мне непонятно, почему это так. – Она окинула взглядом комнату. – Здесь все далеко не так величественно, как я полагала.

Управляющий судорожно глотнул воздух.

– Мадам, я должен настоятельно просить…

Тетя Луиза игнорировала его слова.

– Гидеон, ты должен что-то предпринять немедленно. Это касается леди Честер.

У него перехватило дыхание.

– А что с леди Честер?

– Она уезжает из Лондона, – сказала тетя Луиза. – Она едет в джунгли искать орхидеи.

Гидеон стиснул зубы.

– Без сомнения, с лордом Торнкрофтом?

Тетя Луиза вытаращила глаза:

– Фредерик тоже едет?

– Не знаю, – сердито сказал Гидеон. – Ты сама только что сказала мне это.

– Конечно, от этого старого козла можно ожидать чего угодно, но я понятия не имею, будет он участвовать в экспедиции или нет. Да это и не имеет значения. – Она посмотрела племяннику в глаза: – Твоя леди Честер вот-вот упорхнет из твоей жизни, и если ты не предпримешь что-нибудь немедленно, то можешь потерять ее навсегда.

Гидеон пристально посмотрел на свою тетушку:

– Ты ведь сказала, что она мне не подходит.

– Так оно и есть, – вздохнула тетя Луиза, – но в жизни случаются вещи и похуже, чем выбор неподходящей женщины, особенно если эта неподходящая женщина делает тебя счастливым.

Гидеон приподнял бровь:

– Значит, ты хочешь, чтобы я был счастлив?

– Это само собой разумеется, Гидеон, – обиженным тоном заявила тетя Луиза, положив руку на его предплечье. – Если эта женщина делает тебя счастливым, то ты будешь дураком, позволив ей уйти.

– А быть дураком тебе едва ли захочется, – пробормотал Норкрофт.

– Что правда, то правда, – согласился Гидеон, поглядев сверху вниз на леди Рэдбери. Возможно, ему следовало бы сказать ей, что он уже решил не отпускать Джудит, но его очень обрадовало, что тетушка так изменила свое мнение. – А как же мои обязанности? Продолжение рода? Дети и все такое прочее?

– Ты еще молод, Гидеон, и тебе, с Божьей помощью, предстоит пройти долгий жизненный путь. Долг, конечно, очень важно выполнить, но я не могу допустить, чтобы ты был несчастен до конца своих дней. А что касается детей, – она махнула рукой, – то возможность их появления нельзя исключать полностью. Этого никогда нельзя знать наверняка. Случались и более неожиданные вещи. – Тетя Луиза вздохнула. – А твои кузены будут в полном восторге.

– Ты уверена?

– Я всегда бываю права. – Тетя Луиза сделала глубокий вдох. – Она уезжает, потому что считает, что так будет лучше для тебя. Она любит тебя. Она почти что призналась мне в этом. – Она заглянула в глаза племяннику: – Поезжай к ней, Гидеон. Скажи о своих чувствах. Останови ее. Женись на ней.

– Ладно, ты меня уговорила, – сказал Гидеон, едва сдерживая ухмылку. – Когда она уезжает?

– Сегодня. С минуты на минуту.

– В таком случае мне надо торопиться, – сказал он и направился к двери. – Мне не хотелось бы гнаться за ней всю дорогу до Южной Америки.

– До Парижа! – крикнула вслед тетя Луиза. – Сначала она едет в Париж.

– Ладно. Значит, до Франции. – Он оглянулся через плечо на своих друзей: – Не сопроводит ли кто-нибудь из вас мою тетушку из этого помещения, пока вас всех не попросили покинуть клуб и никогда сюда не возвращаться?

– Почту за честь, – отозвался Норкрофт.

– Хотя теперь, когда я уже здесь, – услышал удаляющийся Гидеон голос своей тетушки, – мне кажется, что маленький стаканчик виски не помешал бы…

Гидеон усмехнулся про себя и, игнорируя возмущенные взгляды прочих джентльменов, вышел на улицу. Слава Богу, что вмешалась тетя Луиза! Хотя он уже решил не отказываться от Джудит без борьбы, твердое знание, что Джудит любит его так же, как он любит ее, придавало ему уверенности в себе. Уж теперь он не позволит ей уйти. Ни сейчас, ни когда-либо потом. Ему следовало давно понять, что он прав относительно ее чувств.

Выйдя из здания, он остановился на верхней ступеньке лестницы, выходящей на тротуар. Если он не застанет ее дома, то отправится в порт, а если потребуется, поедет за ней следом хоть до самой Франции. Он не позволит этой женщине исчезнуть из его жизни. Ни за что. И никогда.

Несколько часов спустя Гидеон вошел в парадное своего дома и, не останавливаясь, прошествовал в библиотеку.

– Милорд, – крикнул ему вслед Уэллс, – к вам…

– Не сейчас, Уэллс. – Гидеон закрыл за собой дверь библиотеки, пересек комнату и налил себе стакан виски. Черт бы побрал эту женщину! Где ее носит? Какое-то щемящее чувство, появившееся, когда он заехал в дом Джудит, не покидало его. Ее дворецкий поклялся, что она еще не уехала в Париж, и заявил, что не имеет понятия о ее местонахождении в данный момент. Но слуга говорил явно уклончиво, причем Гидеон не удивился бы, узнав, что он делает это по приказанию своей хозяйки или просто для того, чтобы дать ей время уехать подальше. Портовый диспетчер, ведающий отправкой судов, у которого он навел справки, заявил, что сегодня никакие суда во Францию не отправляются. Потом он заехал сначала к леди Динсмор, затем к лорду Торнкрофту. Леди Динсмор ничего не знала о планах Джудит, как и лорд Торнкрофт, хотя его, судя по всему, очень позабавило отчаяние Гидеона.

Но это едва ли имело значение. Гидеон одним духом осушил стакан бренди. Если он не найдет ее сегодня, то найдет завтра или послезавтра. Даже если ему придется прочесать улицы Парижа, джунгли Южной Америки или саму преисподнюю…

– Я, кажется, пришла не вовремя? – раздался у него за спиной голос Джудит.

У него замерло сердце. Он повернулся и уставился на нее:

– Что ты здесь делаешь?

– Я… – Она наморщила носик. – Я и сама толком не знаю.

Она была здесь, а только это и имело значение. И все же…

– Ты пришла попрощаться?

– Нет, – чуть помедлив, сказала она.

– Значит, ты решила уехать за орхидеями, даже не попрощавшись?

– Нет. – Она покачала головой. – То есть да. Я и сама не вполне уверена, что делаю и куда еду. – Она вздохнула. – Я подумала, что тебе следует узнать кое-что, прежде чем я уеду.

– Вот как? – Он присел на уголок письменного стола и пристально взглянул на нее. – Чтобы быть до конца честной?

– Можно и так сказать, – ответила Джудит, осторожно выбирая слова. – Как тебе известно, я давно поняла, что не предназначена для постоянных отношений… для брака. Мой муж…

– Он причинил тебе боль. Я знаю это. Неужели ты подумала, что я тоже смогу причинить тебе боль?

Она широко раскрыла глаза.

– Я так не думала. Ни на мгновение. Я боялась, что могу причинить боль тебе.

– Продолжай.

– Мой муж умер не в результате несчастного случая. – Она взглянула ему в глаза. – Он совершил самоубийство.

– Джудит! – Это было совсем не то, что он ожидал. Он выпрямился и шагнул к ней.

– Не надо, пожалуйста. – Она вытянула руку, чтобы остановить его. – Я должна сказать это. Нужно, чтобы ты понял.

– Хорошо.

– В ту ночь, когда он умер, у него был дикий приступ ревности, повод для которого измыслил он сам. Он ударил меня. Заставил опуститься на колени. Сломал мне палец. Он… – Джудит судорожно глотнула воздух. – Я об этом никогда никому не рассказывала. Но я не думала…

Ему хотелось схватить ее в объятия, успокоить, заверить, что больше никто и никогда не причинит ей боль. Но он не мог двинуться с места.

– Ты не думала – что?

– Я никогда не думала, что появится человек, которому я смогу это рассказать. – Обхватив себя руками, она уставилась в пространство, как будто смотрела в прошлое, которого он не мог видеть. – А потом я заперлась в своих комнатах. Он барабанил в дверь. Я была в ужасе и, что еще хуже, разозлилась и сказала, что ухожу от него. Он умолял открыть дверь, но я не открыла. Просил простить, но я не простила.

– Ты и не должна была прощать его, – сказал Гидеон. Он был в гневе на этого человека, которого она любила и который сотворил с ней такое.

– Некоторое время спустя он… – медленно сказала она, как будто произносить эти слова вслух ей было больно, – он бросился с крыши. И я винила в этом себя. До сегодняшнего дня.

– Джудит! – От жалости к ней у него сжалось сердце.

– Сегодня я узнала, что мой муж покончил жизнь самоубийством, потому что боялся превратиться в такого же жестокого, мерзкого типа, каким был его отец. – Она вздохнула. – Я об этом не имела понятия. Я ничего не знала ни об отце, ни о демонах, терзавших Люсиана. А если бы даже знала, то, как считает его сестра, я ничего не смогла бы сделать.

Он нахмурился.

– Она об этом знала? Знала все эти годы и ничего не сказала тебе?

– Александру терзали свои демоны, к тому же ей самой было очень горько.

– Но даже если это так…

– В течение десяти лет я считала, что это произошло по моей вине, – сказала она дрожащим голосом – Я думала, что была ужасной женой и вообще отвратительным человеком. И что это я довела его до самоубийства. – Она довольно долго молчала, потом продолжила: – И все эти годы я не позволяла себе привязываться надолго к другому человеку: все ограничивалось временными, легкомысленными связями. – Она приподняла лицо и встретилась с ним взглядом. – До последнего времени.

У него учащенно забилось сердце.

– Вот как?

– Я всегда думала, что проведу остаток своих дней в одиночестве. Без семьи, без привязанностей. Так сказать, во искупление своих грехов… Я была готова к этому. Но теперь…

– Теперь? – Он затаил дыхание.

– Теперь же я не хочу прожить ни дня, ни даже часа без тебя.

Он молча смотрел на нее. Тысячи мыслей роились в его голове, но нужные слова не шли с языка.

– Ну? Скажи хоть что-нибудь. Скажи, что твоя тетушка была права и ты действительно любишь меня, или что она права и я действительно тебе не подхожу. Скажи, что я ужасная особа и что ты не можешь полюбить такую, или скажи, чтобы я убиралась вон, или что-нибудь еще. Гидеон, я отдаю тебе свое сердце, но если тебе оно не нужно…

– Джудит, – медленно произнес он. – Ты помнишь бал у леди Динсмор, когда ты, взглянув на ее бабушку, сказала, что, должно быть, очень приятно, дожив до столь преклонного возраста, быть окруженной семьей и людьми, которые тебя любят? – Говоря это, он, сам того не замечая, подходил к ней все ближе и ближе.

– Помню, – сказала она, с трудом глотнув воздух.

– Людьми, которые будут горевать по тебе, когда тебя не станет?

Она кивнула.

– Когда придет время, по тебе будет кому горевать, Джудит, – сказал Гидеон, – по тебе станет тосковать муж, который будет любить тебя до конца своей жизни. А если повезет и у нас появятся дети, то тебя будут оплакивать и дети, и дети наших детей.

– Гидеон, – всхлипнула она, – я очень тебя люблю.

– И я люблю тебя. А если ты захочешь собирать орхидеи в джунглях или отдыхать на юге Испании, то будешь делать это вместе со мной. – Он заглянул в синеву ее глаз и увидел в них любовь и счастье, а также все, что он хотел, но до этого даже не знал, что хочет. – Обещаю тебе, что каждый день будет настоящим приключением.

Он прикоснулся губами к ее губам, она прижалась к нему, и он понял, что она была именно той, кого он ждал всю свою жизнь. Она была отсутствующей половинкой его души. Он понял это в тот самый момент, когда впервые встретился с ней взглядом. В тот момент, когда ударила молния, соединившая их воедино. Le coup de foudre.

Он поднял голову и улыбнулся, глядя на нее сверху вниз:

– Иногда, дорогая Джудит, вспышка молнии не ограничивается одним мгновением. Иногда ее свет остается навсегда.