Что особенного в этой женщине?

Гидеон лежал на боку, приподнявшись на локте, и изучал профиль Джудит в слабом свете, проникающем сквозь высокие окна ее невероятно женственной спальни. Он едва знал ее, но ему казалось, будто знал всегда. Словно находиться здесь с ней было чем-то неизбежным. Все это, конечно, глупые романтические бредни, возможно, навеянные пьесой, которую они видели в театре.

«Интересно, спит ли она?» – подумал он, едва удержавшись от искушения проверить это. Из дальнего угла комнаты доносилось тихое прерывистое похрапывание. Очевидно, кто-то все-таки спал. Для такой маленькой собачонки Артур производил слишком много шума И был ужасно упрямым. По возвращении из театра Гидеон не забыл сунуть животному бисквит Проклятое создание схватило бисквит, едва не откусив при этом ему пальцы.

– Что это ты меня разглядываешь?

Гидеон фыркнул.

– Мне казалось, что ты спишь.

– Нет, – тихо сказала она, – я просто думала.

– Вот как? – Отыскав ее руку, он поднес ее к губам и перецеловал один за другим каждый пальчик. – Надеюсь, обо мне?

– Тебе и в голову не приходит, что можно думать о чем-нибудь другом? – По ее тону чувствовалось, что она улыбается.

– О чем же еще можно думать? Когда я лежу здесь, рядом? Голый? – насмешливо заявил он. – Такое действительно не может прийти в голову.

Она рассмеялась, перекатилась на бок и, приподнявшись на локте, легла к нему лицом.

– Хочешь знать, о чем я думала?

– Думать в такой момент кажется мне совсем не обязательным занятием, – сказал он, проводя пальцем по краю простыни, едва прикрывавшей ее груди.

– Ну, как хочешь.

И правда, ему меньше всего хотелось сейчас думать. Он легонько коснулся пальцами простыни на ее груди и почувствовал, как под тканью напряглись соски.

– Твоя тетушка считает, что я совершенно не подхожу для тебя, – заметила она небрежным тоном.

– Само собой. Абсолютно не подходишь, – согласился он, наслаждаясь теплом женского тела, проникающим сквозь свежее постельное белье.

– Она уверена, что я испорчу тебе жизнь, – сказала Джудит и, чуть помедлив, добавила: – Она выразила эту мысль другими словами, но смысл их был тем не менее ясен.

– Жду не дождусь, когда ты начнешь портить мне жизнь, – сказал он, целуя ее в плечо.

– Она считает, что ты одержим мною.

Как может женщина быть такой великолепной на вкус?

– Да, я одержим. Целиком и полностью, – пробормотал он, упиваясь сладостью ее плоти.

– Она боится, что я разобью твое сердце.

Он замер. В этот момент ему не хотелось не только думать, но и говорить. Джудит, старавшейся избежать разговора о тем, что произошло между ней и тетей Луизой, удавалось пока отвлечь его внимание самым восхитительным способом. Он неохотно оторвался от своего занятия и вернулся в прежнее положение.

– Мое сердце стало значительно тверже, чем было когда-то.

– Твоя тетушка так не считает.

– Моя тетушка – надоедливая дама, обожающая совать нос в чужие дела. Она отказывается понять, что мне уже не десять лет и что я вполне способен сам решать свои проблемы. Особенно проблемы личные. – Немного помедлив, он спросил: – Что еще она сказала?

Джудит рассмеялась:

– Вижу, что теперь ты заинтересовался.

– Ты раздразнила мое любопытство. Очевидно, разговор с тетушкой тебе запомнился, поэтому меня он тоже интересует.

– Я так мало знаю о тебе, – тихо сказала она.

– Моя жизнь не слишком богата событиями, – сказал он. Очевидно, если ему желательно узнать подробнее о разговоре Джудит с тетей Луизой, придется платить откровенностью за откровенность. – Тетушка – единственная сестра моего отца. Отец умер вскоре после того, как мне исполнился двадцать один год. Мать умерла, когда я был совсем маленьким, и я ее почти не помню. Кроме тети Луизы, у меня имеется куча дальних родственников, причем некоторые из них зорко следят за состоянием моего здоровья и моим семейным положением в надежде, что я умру, не оставив наследника, и сделаю это предпочтительно до того, как они будут слишком стары, чтобы наслаждаться моим титулом и моими деньгами. – Он фыркнул. – Мне бы очень хотелось увидеть драчку за мое место, которое освободится, когда я испущу последний вздох. – Она рассмеялась. – Можешь смеяться сколько угодно, но я думаю, что битва будет яростная.

– Они должны бы знать, что ты не намерен умирать, не оставив наследника, – небрежным тоном бросила она.

– Разумеется, не намерен. – Он тяжело вздохнул. – Она рассказала тебе о моей злополучной женитьбе? Хотя едва ли то, что не продлилось и дня, можно назвать браком.

– Она упомянула об этом.

– Мне хотелось бы услышать ее версию этой истории. Мы никогда об этом не говорили, – сказал он и, подумав, добавил: – Я вообще ни с кем об этом не говорил.

– Тебе незачем говорить об этом и сейчас, – тихо сказала она. – Если не хочешь…

– Нет, давно пора рассказать об этом. – Произнося эти слова, он понял, что говорит правду. Перевернувшись на спину, он заложил руки под голову и уставился в темноту. – Я был молодым и довольно глупым, потому что верил в любовь и разные дурацкие истории о прекрасных дамах, попавших в беду.

– И о галантных рыцарях, которые их спасают?

Он хохотнул:

– Вот именно. Я и был галантным рыцарем, спасающим прекрасную даму от судьбы, которая хуже смерти, – от нежеланного замужества. Правда, я был не столько галантен, сколько глуп и введен в заблуждение хорошеньким личиком и кокетством. Мне она казалась самым удивительным созданием на свете. Ангелом, сошедшим с небес на землю.

– Признаюсь, я никогда не видела настоящего ангела.

– Как оказалось, я тоже, – криво усмехнувшись, сказал он. – Хотя она, несомненно, выглядела как ангел. У нее были удивительные глаза фиалкового цвета, что очень подходило к ее имени.

– Это и впрямь ангелоподобно, – пробормотала Джудит.

– Именно так. Так ты ее знала? Виолетту Смитфилд? Дочь графа Траверстона?

– Что-то не припомню.

– Жаль. Мне было бы любопытно услышать твое мнение о ней. Как бы то ни было, но моя прекрасная дама, мой ангел, хотела, чтобы человек, за которого она должна была выйти замуж, выразил свои чувства… – он на мгновение задумался, – наверное, в более страстной манере. Говорили, что ее жених отличался сдержанностью. И она по какой-то причине избрала меня в качестве орудия для достижения своей цели, а именно для того, чтобы заставить этого бедолагу ревновать.

– Возможно, она выбрала тебя, потому что сразу же поняла, что ты достаточно галантен и отважен, чтобы прийти ей на выручку, – сказала Джудит. – Видишь ли, женщины моментально распознают такие вещи.

– Они также с первого взгляда распознают болвана, каковым я становился, когда речь шла о ней. – Он покачал головой. – Я могу объяснить это лишь глупостью и юношеским пылом. А дальше все произошло само собой. Однажды задолго до рассвета мы тайком бежали из города и поженились всего за какие-нибудь четверть часа до того, как появились взбешенный отец и не менее взбешенный жених. – Он фыркнул. – Уверяю тебя, жених совсем не показался мне сдержанным в проявлении своих чувств.

– Ты уже способен над этим смеяться?

– Кажется, способен, – с удивлением сказал он. Гидеон и представить себе не мог, что когда-нибудь сможет взглянуть на эту ситуацию с юмором. – Там присутствовали все составляющие театрального фарса: взбешенный отец, возмущенный жених, миловидная, но криводушная инженю и злополучный незадачливый ухажер.

– Наверное, это было бы забавно видеть на сцене, но едва ли весело быть в этой пьесе одним из действующих лиц.

– Это правда. Когда человек рискует всем ради женщины, которую любит, а потом узнает, что эта женщина не только не отвечает на его чувства, но и откровенно использует его, чтобы разжечь страсть другого мужчины, это может сильно расстроить.

– Расстроить?

– Расстроить, – твердо заявил он. Он не употребил таких выражений, как «испортить жизнь» или «разбить сердце». Все это с ним произошло, но сейчас казалось очень далеким и, как ни странно, абсолютно несущественным. Сам того не заметив, он давно оставил свой брак в прошлом и перестал думать о нем. Это было удивительным и весьма приятным открытием. – Брак тут же аннулировали, она вышла замуж за человека, за которого и намеревалась выйти, а я на какое-то время своими руками устроил из своей жизни настоящий ад.

– Понятно. – Она долго молчала. – Это более или менее совпадает с тем, что рассказала твоя тетушка.

– Наверное, мое изложение истории было более точным и не столь сенсационным.

– Не совсем так.

– Ладно. Пора поменяться ролями. Теперь твоя очередь рассказать мне о своем прошлом и о своем браке.

– Там и рассказывать не о чем. Я росла очень домашним ребенком и, наверное, была избалована. Мне едва исполнилось семнадцать лет, и я только что начала выезжать в свет, когда мы познакомились с Люсианом, лордом Честером. Он был эффектен, красив, невероятно романтичен, и я буквально потеряла голову. Мы поженились через две недели после знакомства. Мои родители умерли в следующем году, а два года спустя умер муж. У него была сестра, а у меня никого из семьи не осталось. – Она пожала плечами – Больше мне нечего добавить.

Его удивило, что она рассказывала о своей жизни сухо, без эмоций, хотя была женщиной весьма эмоциональной.

– Полно тебе, Джудит, наверняка тебе есть что добавить.

– Нет. – Она соскользнула с кровати.

– Куда ты?

– Никуда, – сказала она. Он наблюдал, как она, отыскав воздушное одеяние с воланчиками, которое именовала халатиком, надела его.

– Но ты куда-то уходишь.

Она зажгла лампу и улыбнулась ему, как будто они только что вернулись с прогулки в парке, а не провели ночь, удовлетворяя свою страсть.

– Уже очень поздно, вернее, очень рано, и тебе, наверное, пора уходить.

Он сел в постели, пристально глядя на нее.

– Ты заставляешь меня уйти, потому что не хочешь говорить о своем прошлом?

– Что за глупости! – отмахнулась она. – Я заставляю тебя уйти, потому что почти рассвело. Будет лучше для всех заинтересованных лиц, если твои приходы и уходы никто не заметит.

– Но ведь твои слуги, наверное, привыкли к приходам и уходам джентльменов в любое время суток? – Слова эти слетели с языка, прежде чем он успел остановиться.

– Привыкли, – сухо сказала она, – но я подумала о твоих слугах, а также о твоей тетушке. Меня не удивило бы, если бы она ждала твоего возвращения.

– Джудит! – Он встал с кровати, схватил брюки и натянул их. – Я не имел в виду…

– Я отлично знаю, милорд, что вы имели в виду. – Она пожала плечами. – Сейчас это не имеет никакого значения.

– Извини, я не думал…

– Если бы мы поменялись местами… – сказала она, сложив на груди руки, – если бы это я говорила о твоих приключениях, ты ведь не обиделся бы? Почему же должна обижаться я?

– Разумеется, у тебя нет никакой причины обижаться, – сказал он, натягивая сорочку, – хотя ты и женщина.

– Я так и думала, что ты это заметил. Но ты не заметил другого: я владею не меньшей собственностью, чем ты, а мое состояние, возможно, даже несколько больше, чем твое. Кроме того, ни у тебя, ни у меня практически нет семьи, мы с тобой почти ровесники, а в том, что касается внешности, я без ложной скромности могу предположить, что тебя среди мужчин, а меня среди женщин считают великолепными представителями своего пола. Я хочу сказать, что наши жизни и обстоятельства поразительно схожи, а поэтому к ним следует и относиться одинаково. Почему же в таком случае для тебя, мужчины, считается вполне приемлемым спать с женщиной, не обременяя себя брачными узами, тогда как, если так же поступаю я, женщина, это является скандальным поведением?

Он смотрел на нее, ушам своим не веря.

– Потому что, – медленно произнес он, – ты женщина.

– А ты болван, – грубо обрезала она.

– Болван? – возмущенно воскликнул он. – Значит, болван?

– Вот именно. Б-о-л-в-а-н. Я повторила по буквам, чтобы до тебя дошло.

– Черт возьми, Джудит… – Он пытался натянуть носки, одновременно прыгая на одной ноге по направлению к ней. – Ты ведешь себя неразумно.

– А что еще можно от меня ожидать? Я ведь женщина, не так ли? А следовательно, мне свойственно быть неразумной.

– Я вовсе не это имел в виду. – Гидеон обрадовался, что не поддался импульсивному желанию сказать именно это. Он уже совершил достаточно промахов, говоря с ней необдуманно. – Извини. Я искренне сожалею. Я чувствую себя мерзавцем, потому что позволил себе подобное замечание.

– Я уже сказала, что эго не имеет значения. A теперь, – она кивком указала на дверь, – уходи.

Из дальнего угла комнаты послышалось низкое рычание. Гидеон не обратил на это внимания.

– Значит, это не имеет значения, это пустяк, и ты на меня не сердишься…

– Ни капельки, – высокомерно заявила она. – По крайней мере не сержусь за твое высказывание.

– Однако это послужило удобным предлогом для того, чтобы заставить меня уйти. – Она презрительно фыркнула. – Ты когда-нибудь говоришь о своем браке?

Она сердито посмотрела на него:

– А ты о своем?

– Я говорил о нем с тобой.

– Я рассказала тебе все. Я была тогда совсем юной. Он был поэтом, весьма романтичным и абсолютно неотразимым. И когда он умер… Как ты это сказал? – Она прищурила глаза. – Я на какое-то время своими руками устроила из своей жизни настоящий ад. Этого достаточно?

– Нет!

– Ну что ж, придется удовольствоваться этим.

– Проклятие, Джудит! – Он сел в кресло, которое не было предназначено для столь грубого обращения, продолжая надевать носки и ботинки. – Это на тебя совсем не похоже!

– Откуда тебе знать, что похоже или не похоже на меня? Насколько я понимаю, мне можно большую часть времени вести себя неразумно. Мы провели вместе всего два вечера, а этого едва ли достаточно, чтобы ты стал экспертом по моему характеру. Да ты меня почти совсем не знаешь!

– Этот разговор закончен, – он встал и, схватив сюртук, надел его, – но только на некоторое время.

– В таком случае тебе придется разговаривать с самим собой, потому что я не намерена его продолжать.

– Поживем – увидим! – Он направился к двери. – Сегодня мы с тобой заявили о своей связи всему свету. Это даст пищу для сплетен. Несомненно, будут заключаться пари относительно того, как долго мы пробудем вместе. Хочу сразу же предупредить тебя, что намерен сделать все, чтобы наши отношения продлились как можно дольше.

– Поживем – увидим, – подражая ему, сказала она.

Он вдруг остановился. Пропади все пропадом, он не собирался уходить таким образом. Он повернулся, подошел к ней и обнял. Артур немедленно выскочил из корзинки, пересек комнату и принялся тявкать и кусать его за пятки. Не обращая на него внимания, Гидеон заглянул в глаза Джудит и сказал, стараясь перекрыть шум, поднятый собачонкой:

– Ты считаешь себя открытой книгой, которую может читать весь Лондон. А мне кажется, что ты позволяешь видеть только то, что хочешь показать. Я еще никогда не знал такой женщины, как ты, и я хочу узнать о тебе все. Что ты думаешь, что чувствуешь, какие тайны скрываются в твоем прошлом. – Он крепко поцеловал ее. – И я твердо намерен узнать это.

Она сердито посмотрела на него, но не вырвалась из его рук.

– Ты еще более самонадеянный, чем я предполагала.

– Да, я такой. – Он снова поцеловал ее. – Я приду к тебе завтра.

– Буду ждать с нетерпением, – сказала она недовольным тоном.

Он поцеловал ее еще раз – медленно, нежно – и почувствовал, как ее тело постепенно расслабилось. Наконец он отпустил ее.

– Значит, до завтра. – Легонько оттолкнув ногой все еще тявкавшую собачонку, он открыл дверь и оглянулся. – Но ты не права, Джудит. Пусть даже мне неизвестны подробности твоей жизни, я знал тебя с той самой минуты, как впервые заглянул тебе в глаза. – Гидеон кивнул и, уже выходя из комнаты, понял, что совершил ошибку, повернувшись спиной к белому пушистому комочку. Он почувствовал, как его резко дернули за брюки под правой ягодицей, и услышал треск рвущейся ткани. Оглянувшись, он увидел Артура, который с гордым видом сидел с клочком его брюк в зубах. Гидеон мог бы поклясться, что проклятое животное ухмыляется. Приподняв бровь, он взглянул на Джудит. – Даже ему не удастся остановить меня. Всего хорошего. – Он закрыл за собой дверь.

Уже находясь в своем экипаже на полпути к дому, Гидеон понял, что все, что он ей сказал, было правдой. И еще он понял, что дыра в его брюках гораздо больше, чем он предполагал.

– Скверная собака, – пробормотала Джудит, все еще глядя на закрывшуюся за ним дверь. Артур подбежал к ней, положил к ее ногам кусок ткани от брюк Гидеона и с обожанием взглянул на хозяйку. Она наклонилась и почесала его за ушами. – Ты не должен был этого делать, Артур. Это гадко с твоей стороны. – Артур без малейших признаков раскаяния повилял хвостом. – Да, согласна, мне хотелось сделать то же самое. – Она криво усмехнулась. – Ну-у, может быть, не совсем то же самое, хотя, возможно, куснуть его за заднее место было бы… – Неожиданно по ее телу прокатилась волна желания. – Ладно, не имеет значения. А теперь марш в постель. – Кивком она указала на его корзинку. Артур подбежал к ее кровати, вскочил на нее и решительно устроился в ногах. Она нахмурила брови: – Почему это в последнее время все мужчины в моей жизни вознамерились игнорировать мои желания? – Артур склонил набок голову и повилял хвостом. – Это, знаешь ли, очень раздражает. – Сложив на груди руки, Джудит прошлась по комнате. – Я не хочу говорить о Люсиане. Ни с Гидеоном, ни с кем-либо другим. – Даже Сюзанне не были известны подробности ее короткой и бурной семейной жизни.

Сюзанна несколько раз пыталась расспросить ее, но, не получая ответов, не стала настаивать. Таким отношением с ее стороны можно было лишь восхищаться, поскольку Джудит знала практически все, что только можно было знать, о браке Сюзанны с Чарлзом. Чарлз был любовью всей жизни Сюзанны, и она жила воспоминаниями о нем. Собственные же воспоминания Джудит, как она обнаружила, плохо выдержали испытание временем.

Нет, она не сомневалась в том, что любила Люсиана со всем пылом семнадцатилетней девчонки, верившей, что нашла в нем родственную душу. Она не сомневалась также, что он тоже ее по-своему любил. Джудит столько лет старательно избегала думать о времени, прожитом ими вместе, что теперь ей было трудно вспомнить об этом вообще. Однако прошло уже десять лет, и настала пора подумать об этом.

Начало было великолепным. Даже сейчас она в этом не сомневалась. Люсиан был полон жизни и страсти и волновал ее так, как она и не мечтала. Они устраивали экстравагантные шумные вечеринки для экстравагантных друзей, принадлежавших к миру искусства, – поэтов, писателей, артистов, – у многих из которых было больше денег, чем таланта. Ее мир был ограничен мужем и его друзьями, и она никогда не спрашивала себя, почему они не вращаются в более изысканных кругах, к которым, например, принадлежали ее родители или другие девушки. По правде говоря, те немногие дружеские связи, что были у нее до замужества, становились день ото дня слабее, и мир мужа окончательно стал ее миром. Когда умерли ее родители, у нее не осталось никого, кроме него.

Вначале он проявлял свой крутой нрав лишь изредка, и она не придавала этому значения. Он как-никак был поэтом, гением, а на недостатки творческих личностей принято смотреть сквозь пальцы. Однако в последние несколько месяцев его жизни приступы гнева у него участились и стали особенно яростными.

Она непроизвольно взглянула на свой мизинец, который был едва заметно искривлен. Какой-нибудь пустяк мог вызвать у Люсиана ярость: тупость критиков, оплошность, допущенная слугой, или даже присутствие его собственной сестры. Или ее неудачно сказанное слово. Он начинал обвинять ее в неверности, в том, что она изменяет ему с его друзьями. Разумеется, в этом не было и доли правды. Он был ее жизнью.

Потом ему бывало стыдно, он долго извинялся, обнимал ее, и все снова было хорошо. На какое-то время. Но периоды согласия становились все короче. Однако тогда он еще ни разу не причинил ей боли, и она даже представить себе не могла такое, а поэтому не боялась его. За день до смерти что-то совсем незначительное, она даже припомнить не могла, что именно, привело его в бешенство. Он назвал ее проституткой. И снова обвинил в том, что она изменяет ему с другими мужчинами. Она отрицала это, но он не желал и слушать. Он тогда сказал ей в лицо, что спит не только с ней. У нее уже были на этот счет подозрения. Она тоже вышла из себя.

И в этом была ее ошибка. Прежде она никогда не отвечала ему, не повышала на него голос. И ее возмущение лишь еще сильнее разожгло его гнев. Он заставил ее встать на колени, так грубо схватив за руки, что сломал ей мизинец. Она сопротивлялась, и он сильно ударил ее по лицу. Потом он овладел ею – зверски, жестоко, – не только истерзав ее тело, но и вдребезги разбив ее сердце. Этот акт не имел ничего общего ни с любовью, ни со страстью. Он словно жестоко наказывал ее за что-то.

Позднее он плакал от стыда перед запертой дверью ее комнаты. Он обещал никогда больше не причинять ей боль, умолял простить его. Она отказалась открыть дверь и поклялась, что никогда не простит его. И сказала, что уезжает. Возможно, когда зажили бы ссадины на теле, перестал бы болеть мизинец и прошли синяки на лице, она бы смягчилась. Но на следующее утро его тело нашли на земле под террасой. Он и его приятели обожали пить на плоской крыше дома. Принимая во внимание количество пустых бутылок и положение тела, сделали вывод, что он, находясь в состоянии алкогольного опьянения, упал с крыши и разбился насмерть. Такова была причина смерти, указанная в официальном заключении, но Джудит имела на этот счет свое мнение.

– Это была моя вина, – тихо промолвила она. Артур, положив голову на лапы, следил за тем, как она шагает по комнате. – Мне следовало сразу же простить его. – Но она этого не сделала, и никакие сожаления не могли теперь ничего изменить.

Но если бы Джудит могла изменить это, стала бы она это делать? Конечно, она любила Люсиана. И не желала ему смерти. Какая-то часть ее души умерла вместе с ним. Однако он становился все более и более неуравновешенным и все менее и менее разумным. Даже сейчас она отказывалась верить, что его поведение означало безумие, психическое расстройство. Однако она не могла не задумываться о том, что было бы, если бы он не умер. Неужели она так и жила бы всю жизнь в страхе? И вообще дожила бы до сегодняшнего дня?

– Разве удивительно, что я стараюсь не говорить о своем браке? – сказала она собаке. Артур приподнял голову. – Вначале все было великолепно, и он был чудесным. Нельзя, чтобы конец перечеркнул все.

Но Джудит знала, что это произойдет, если она заговорит об этом вслух. Трагический финал заслонит собой первые радости.

Она горевала целых два года, потом решительно заставила себя оставить прошлое и продолжать жить. Но до появления в ее жизни Гидеона она лишь изредка ненадолго вспоминала о своем браке.

Что особенного было в этом мужчине?

Джудит раздраженно передернула плечами, продолжая шагать по комнате. Предполагалось, что в этом не будет ничего серьезного. Ведь на этой стадии отношений с Гарольдом или Сэмюелом – с Ловеттом до этой стадии отношения, конечно, не доходили – она уже спокойно обдумывала их окончание, а не чувствовала себя так, как будто они только что начались.

Но то было совсем другое дело. Вернее, три совсем других дела: с Джонатаном, Гарольдом и Сэмюелом – Ловетт, конечно, не шел в счет, – а особенно с Джонатаном. Она ничуть не стыдилась своего прошлого. Она была богатой вдовой и могла вести себя так, как сама того пожелает. Но Боже милосердный, несмотря на то что у нее были Сюзанна и другие друзья, она все эти годы была отчаянно одинокой. Это была скорее причина, чем оправдание. В оправданиях она, естественно, не нуждалась. Однако, как оказалось, в том, что касается ее приключений, она была несколько более ранимой, чем предполагала.

Джудит взглянула на Артура.

– Сколько бы я этого ни отрицала, меня разозлило его замечание.

Артур зевнул.

– И все же мне не кажется, что три любовника за десять лет – такое уж непомерное количество. Ведь если у тебя время от времени не будет приключений, жизнь станет невыносимой. – Она тяжело вздохнула. – Трудно жить на свете в полном одиночестве.

Артур тявкнул и повилял хвостом.

– Извини, ведь у меня есть ты. – Она присела на кровать рядом с собакой, немедленно положившей голову ей на колени, и почесала ее за ушами. – Должна признаться, что очень трудно, размышляя о собственной жизни, предполагать, что твои решения относительно брака и приключений, вернее, мужчин, были ошибкой. Я думаю, что не были. По крайней мере не все. Но мне не перед кем извиняться, и я ни о чем не жалею.

Собака вздохнула с довольным видом.

– Так почему меня волнует, если он хочет знать мое прошлое? Может быть, его это вовсе не интересует. И это было случайное замечание. Одно из тех, которые слетают с языка, прежде чем успеешь подумать. По сути дела, это не имеет значения. Ни один из нас не влюблен и не собирается вступать в брак. Я, например, не собираюсь. Отношения с ним закончатся так же, как закончились отношения с Джонатаном, Гарольдом или Сэмюелом.

Почувствовав под пальцами равномерное дыхание Артура, она поняла, что собака заснула. А вот ей заснуть будет, наверное, значительно труднее. Слишком много мыслей роилось в голове, и слишком много было вопросов, на которые не имелось ответов.

– Не понимаю, почему я рассказала ему такие вещи, о которых не говорила ни с кем, – пробормотала она. – И почему, когда он сказал, что желал бы быть со мной долгое время, я не возразила, а обрадовалась. Обрадовалась неизвестно почему. И я совсем не понимаю, – она тяжело вздохнула, – почему я с таким нетерпением жду встречи с ним.

Гидеон кивнул молодому ливрейному лакею, бесшумно открывшему дверь великолепного дома, служившего лондонской резиденцией нескольких поколений Пирсоллов. Дворецкий позаботился, чтобы на столике в прихожей его ждал бокал бренди. Уэллс поступил к нему на службу вскоре после смерти отца Гидеона. Хороший человек этот Уэллс. Гидеон взял бокал и сделал большой глоток, смакуя вкус напитка. Ничто не сравнится с бренди перед сном, особенно если человеку хотелось заснуть, а не ломать голову над загадочным характером женщины.

– Знаешь, а она не может иметь детей, – сказала тетя Луиза откуда-то из тени, окутывающей лестницу.

– Кто не может иметь детей? – переспросил Гидеон, прекрасно зная, кого она имеет в виду.

– Леди Честер, – заявила тетушка Луиза, спускаясь по лестнице с видом богини, призванной разобраться в делах простых смертных.

– И откуда же, драгоценная тетушка, тебе это известно?

– Следует признать, что это предположение имеет под собой основания. Она была замужем, да и в период вдовства обет безбрачия отнюдь не соблюдала, поэтому вполне логично допустить, что у нее не может быть детей.

– В этом нет и намека на логику, – сухо сказал Гидеон. – Это заключение, основанное на домыслах. К тому же оно не имеет никакого значения, потому что я не собираюсь заводить детей с леди Честер.

– Она слишком стара для тебя, – не унималась тетя Луиза.

Он рассмеялся:

– Она на два года моложе меня.

– Этого мало, – покачала головой тетя Луиза. – Тебе нужна женщина много, много моложе. Послушная, которая подчинялась бы тебе, не задавая вопросов…

– Для этого у меня есть слуги. Тетушка игнорировала его слова.

– Девушка с безупречной репутацией. Непорочная. – Для большей убедительности она с чувством произнесла это слово.

– Девственница, чтобы принести ее в жертву на алтарь продолжения нашего рода, тетя Луиза?

– Чушь! – презрительно фыркнула тетушка. – Брак с тобой ни для кого не может быть жертвой – хоть для девственницы, хоть для недевственницы.

– Мне кажется, это вопрос спорный. – Меньше всего в этот момент ему хотелось в очередной раз обсуждать с тетушкой эту тему. Она будет говорить, что он не становится моложе. Он возразит, что знает, мол, многих мужчин гораздо старше его, которые завели детей. Потом она предложит ему просмотреть на досуге список молодых женщин, которых она тщательно отбирала. Список этот менялся из года в год по прихоти тетушки Луизы. Он поблагодарит ее за заботу и настойчиво посоветует играть в карты со своими друзьями или заняться благотворительностью и оставить, черт побери, в покое его личную жизнь. Сегодня ему особенно не хотелось затрагивать этот вопрос, однако, судя по всему, выбора у него не было. Тетушка Луиза, если желала, умела быть упрямой, как терьер, вцепившийся в кость.

– Можно мне уйти к себе и лечь спать, или ты намерена обсуждать это сейчас?

– Намерена – слишком сильно сказано. Скажем лучше: я хотела бы обсудить это сейчас.

– Ну да, «хотела бы» звучит гораздо приятнее. – Он допил бренди и направился в сторону библиотеки. – Ладно, уж если меня вынуждают обсуждать то, что в данный момент я обсуждать не хочу, мне придется запить это еще одной порцией бренди.

Она отправилась за ним следом.

– Ты слишком много пьешь.

– А ты слишком много меня критикуешь.

На столе в середине небольшой библиотеки горела лампа, рядом с которой стояли графин и еще один бокал. Несомненно, Уэллс зажег лампу и поставил бренди, как только понял, что тетушка Луиза намерена ждать в засаде возвращения племянника домой. Вполне возможно, что дворецкий и сейчас затаился где-нибудь поблизости на случай, если потребуется спасать Гидеона, хотя тетя Луиза предпочитала беседовать без свидетелей. Гидеон наполнил бокал и взглянул на тетушку:

– Ну? Начинай.

Тетя Луиза расправила плечи и сложила на груди руки.

– Гидеон, я думаю, что было бы лучше, если бы ты перестал уделять столь явное внимание леди Честер.

– Ты меня удивляешь. Объясни мне, почему я должен это сделать, если не считать, что тебе она кажется слишком старой, слишком бездетной и слишком доступной. – Он отхлебнул бренди. – А ты не подумала, что она еще и слишком красива, слишком обаятельна и очень, очень умна?

– Об этом я тоже подумала. – Она подошла к графину, налила себе бренди и отхлебнула большой глоток. Она умела выпить не хуже большинства мужчин из числа ее знакомых. – Из-за всего этого ты тем более должен прекратить видеться с ней.

Он удивленно приподнял бровь:

– Если ты действительно хочешь, чтобы я выслушал твое мнение по этому вопросу, то попытайся по крайней мере, чтобы в твоих словах был смысл.

– В моих словах есть смысл, – возразила она. – Леди Честер действительно обаятельна, хороша собой и умна. Но эта женщина не подходит для тебя.

– Ты права, как всегда. Зачем, черт возьми, мне нужна очаровательная, красивая и умная женщина?

Она прищурила глаза.

– Терпеть не могу, когда ты ведешь себя так, как будто не понимаешь, о чем я говорю.

– Это единственное оружие, имеющееся в моем распоряжении, – сказал он, тяжело вздохнув. – Дорогая тетя, я ценю твою заботу. Я знаю, что, по-твоему, я должен активно заняться поисками жены, хотя при одной мысли об этом в моем представлении возникают картины охоты на диких зверей в дебрях Африки. Откровенно говоря, я не вижу особых причин торопиться…

– Если, конечно, ты не умрешь скоропостижно и твои кузены не получат все, что по праву должно принадлежать твоим сыновьям.

– Уверяю тебя, я сделаю все, что в моих силах, чтобы избежать скоропостижной кончины и сохранить наследство этих, пока еще не существующих сыновей.

– Ты снял с моей души огромную тяжесть, – сказала она и допила свое бренди.

– А как же иначе? – Он взял из ее руки пустой бокал, наполнил его вновь и передал ей. – Даю тебе слово, что не умру, пока не обеспечу продолжение нашего рода. – Она насмешливо фыркнула. – Однако до тех пор я намерен встречаться с тем, с кем пожелаю, особенно с леди Честер.

Она покачала головой:

– Ты совершаешь ужасную ошибку, Гидеон.

– Вовсе нет, тетя Луиза. Я нахожу ее… – «Волнующей. Ранимой. Завораживающей», – подумал он и сказал: – Весьма бодрящей.

Она бросила на него проницательный взгляд:

– Ты в нее влюбляешься?

Он рассмеялся:

– Чего нет, того нет. Я ни в малейшей степени не заинтересован в любви, она тоже. Если уж чем мы и ослеплены, – он бросил на тетушку озорной взгляд, – так это похотью.

– Нечего так смотреть на меня. Как будто ждешь, что я упаду в обморок от одного упоминания слова «похоть». Если тебе кажется, что удалось шокировать меня, то ты глубоко ошибаешься. Я не такая уж неженка. К тому же с похотью я и сама немного знакома.

– Я предпочитаю не знать подробностей. Однако, – он задумчиво посмотрел на нее, – если уж ты знакома с похотью, то кому, как не тебе, распознать ее.

– Я ее вижу, но вижу также кое-что еще. – Она дол го смотрела на него пытливым взглядом. – Пойми, Гидеон, мне леди Честер очень нравится. Я согласна со всем, что ты о ней сказал. Она умна, мила и красива. Если бы ставки не были так высоки, я смирилась бы с твоими чувствами к ней…

– У меня нет никаких чувств, – торопливо сказал он.

– Возможно, я бы даже поощряла тебя. А сейчас я уверена, что все это плохо кончится.

– Вздор!

– Мне не хотелось бы, чтобы твое сердце снова было разбито, – тихо сказала она.

– Мне тоже. Но сейчас мое сердце ни при чем.

– Ты слишком много протестуешь, мой мальчик, – вздохнула тетя. – У тебя вид человека, который вот-вот бросится с очень высокого обрыва, не думая о том, что внизу его ждут скалы.

– Это весьма поэтичное сравнение, но должен повторить, что я не собираюсь бросаться с обрыва. Я не влюбляюсь, и сердцу моему ничто не угрожает. Леди Честер и я провели еще очень мало времени вместе, но пойми, дорогая тетушка, что я намерен исправить такое положение. Как я уже сказал, я ценю твою заботу, хотя ты заблуждаешься. Ты должна понимать, что я не тот человек, каким был девять лет назад. Я стал старше и мудрее. И что бы ни случилось, мое сердце не будет разбито. Я не допущу этого.

– Ты самонадеянный человек, Гидеон Пирсолл. Какими до тебя были твой отец и наш отец до твоего отца. – Она покачала головой: – Самонадеянность погубит тебя, так же как когда-то погубила их.

Гидеон рассмеялся:

– Мой дед скончался в собственной постели в весьма преклонном возрасте, а мой отец умер от инфлюэнцы. Ни то ни другое нельзя отнести на счет самонадеянности.

– Это всего лишь вопрос времени, – заявила она.

– Мне казалось, что ты считала, будто меня доведет до погибели женщина, – сказал он.

– Это одно и то же, Гидеон, одно и то же.

Спорить с леди Рэдбери было бесполезно. Она признавала вескими только собственные аргументы. Давно пора было закончить разговор, по крайней мере на сегодня.

– Что-то я устал, тетя, – сказал Гидеон и, допив бренди, поставил бокал на стол. – Нам обоим давно пора быть в постелях.

– По-моему, ты уже…

– Что такое? – В его голосе прозвучала угрожающая нотка.

– …слишком долго находишься на ногах. – Тетя Луиза улыбнулась с самым невинным видом. Опасная это была улыбка. Она была оружием, против которого ему было нечем защищаться, а потому особенно выводила из себя. Если бы не это, спорить с тетей было бы даже удовольствием. – Желаю тебе приятного сна, Гидеон.

– Тебе тоже, тетя Луиза. – Гидеон кивнул, повернулся и направился к двери.

– Ты знаешь, что у тебя дыра на брюках? – крикнула она ему вслед.

Он стал подниматься по лестнице, решительно игнорируя последовавшие замечания по этому поводу. Разумеется, он знал о дыре в проклятых брюках. Он поплатился всего лишь брюками, зато провел поистине великолепный вечер. Правда, было несколько трудных моментов, когда Джудит отказалась рассказать о своем прошлом. Он еще никогда не встречал женщины, которая бы так упорно отказывалась говорить о своей жизни, тем более что, судя по всему, ей практически нечего было скрывать. Очевидно, Джудит была не такой уж открытой книгой, как утверждала. Возможно, Хелмсли оказался прав. Наверное, было что-то не в порядке с ее мужем и ее браком.

Он с отсутствующим видом открыл дверь своих апартаментов и вошел внутрь. По счастью, со слугой у него существовала давняя договоренность о том, что его помощь требуется исключительно в тех случаях, когда излишне шумное возвращение Гидеона домой означало, что милорд слишком много выпил и не в состоянии раздеться сам. Гидеон порадовался также, что комнаты его тетушки находятся в противоположном крыле дома.

Самым мудрым и самым простым решением было бы подчиниться желанию Джудит и оставить прошлое в прошлом. К тому же он никогда прежде не проявлял особого интереса к прошлому женщины. Почему же это его так заинтересовало теперь? Он не смог бы ответить на этот вопрос. Ему просто хотелось знать о ней все. Возможно, это было праздное любопытство. Человеку всегда хочется раскрыть тайну.

Едва ли, конечно, кто-нибудь согласится с тем, что это праздное любопытство. И тетушка, и его друзья настойчиво твердили, что Джудит разобьет его сердце или он разобьет сердце Джудит. Пропади все пропадом, он был уверен, что любовь его не интересует. Ее любовь тоже не интересовала. Они сказали об этом друг другу с самого начала. Разве не так? Может быть, не так многословно, но смысл был ясен. Он сбросил с плеч сюртук. И все же было бы неплохо узнать, что она думает о возможности перехода их отношений в нечто большее.

Ему неожиданно пришло в голову, что было бы неплохо для начала определить поточнее, что он сам думает по этому поводу. Несмотря на все, что он сказал своей тетушке или Хелмсли, в данный момент он совсем не был уверен, что знает ответ на этот вопрос.