Виктория Александер

Обольщение джентльмена

Последний холостяк — 4

OCR & SpellCheck: Dinny

Виктория Александер «Обольщение джентльмена»: АСТ, Астрель, ВКТ; Москва, Владимир; 2010

Оригинальное название: Victoria Alexander «Seduction Of A Proper Gentleman», 2008

ISBN 978-5-17-066953-0, 978-5-271-30420-0, 978-5-226-02993-6

Перевод: Н.К. Веркиной

Аннотация

Испокон веков над родом Макдэвидов тяготеет таинственное проклятие… Чтобы уничтожить его, женщина из этого рода должна стать женой наследника фамилии Норкрофт.

Кэтлин Макдэвид верит в древние пророчества. А потому отправляется в Лондон, дабы любой ценой обольстить и женить на себе графа Норкрофта.

Однако судьба распорядилась иначе. В результате несчастного случая шотландская красавица теряет память — и начисто забывает о своих желаниях.

Зато граф Норкрофт отлично знает, чего хочет от молодой женщины, которую спас, даже не подозревая, что она заронит в его искушенное сердце искру подлинной страсти…

Виктория Александер

Обольщение джентльмена

Пролог

Август 1854 года

Когда единственной компанией мужчины становится бутылка коньяка, к тому же непочатая, то, похоже, дела его действительно плохи.

Оливер Лейтон, граф Норкрофт, сидел за столиком в своем любимом клубе и, поигрывая четырьмя монетками, смотрел на стоявшую перед ним бутылку. Кто же знал, что с ним произойдет такое? Сам Оливер, конечно, не мог себе представить ничего подобного.

И зачем он только ввязался в это злосчастное пари! На кону было всего несколько шиллингов, по одному от каждого участника, и бутылка отличного марочного коньяка, немым укором стоявшая теперь перед Оливером. На самом деле винить его было абсолютно не в чем. Напротив, он вышел победителем из этого странного, выпавшего на его долю испытания.

Пари предложил Гидеон Перселл, виконт Уортон. Выиграть должен был тот, кто женится последним.

Ставки были чисто символическими — всего несколько шиллингов, но главным выигрышем должна была стать свобода. Если бы кто-нибудь сказал тогда заключавшим пари молодым людям, что все они, кроме одного, женятся в течение полугода, то его объявили бы безумцем. Однако слова эти оказались бы пророческими.

Пари ни для кого не было секретом — ни для членов клуба, ни для близкого окружения его участников, поэтому вскоре слухи об этом распространились по городу, и любители поспорить принялись делать ставки на победителя.

Самые крупные ставки делались на Уортона, и что же? Неожиданно для всех, включая самого себя, виконт первым запутался в сетях любви, причем весьма основательно, потому что вскоре он уже вовсю готовился к свадебному путешествию в Южную Америку. Его женой стала очаровательная леди Уортон, страстная любительница орхидей. Если поначалу виконт и не собирался отправиться в путешествие, то вскоре подчинился желанию молодой супруги, намеревавшейся во время вояжа изучать прелестные цветы. Он никак не выказал своего неудовольствия по этому поводу, что свидетельствовало о силе чар юной леди Уортон и о глубине чувств ее мужа.

Среди тех, кто ставил на победителя, вторым по популярности был виконт Найджел Кавендиш, который провел большую часть своей молодой жизни в лихорадочной погоне за женщинами и всевозможными удовольствиями, но при этом стремился всячески избегать какой бы то ни было ответственности. Рано или поздно это должно было кончиться грандиозным скандалом. Например, Кавендиша могли бы при компрометирующих обстоятельствах застать с молодой женщиной из хорошей семьи (поэтому виконт обычно избегал общения с такими женщинами), но… Найджел влюбился. И благодаря молодой жене в нем произошла благотворная перемена. В последние несколько месяцев он как-то вдруг резко повзрослел, так что Оливер перестал опасаться за его будущее. Да, Кавендиш стал другим человеком, причем очень счастливым. Он тоже отправился в свадебное путешествие с женой — «туда, где ярче блещут звезды», как объяснил он Оливеру с радостной улыбкой.

Третьим пал Дэниел Синклер, американец, который когда-то вошел в их круг благодаря устроенной его отцом помолвке с кузиной Оливера. Та помолвка, правда, оказалась неудачной, зато вторая попытка, весьма неожиданная, привела к успеху, и сейчас Синклер с молодой супругой пребывал в Америке, где собирался основать свою железнодорожную компанию. Остальным друзьям, вложившим в его будущее предприятие немалые суммы, оставалось только желать ему успеха.

Итак, Оливер остался практически один. Впрочем, не стоило драматизировать его положение. У него, разумеется, были еще друзья. Например, Джонатан Элфингтон, маркиз Хелмсли, который, однако, тоже уже угодил в сети Гименея, и именно его свадьба подсказала друзьям идею заключить пари.

«Что за глупость — вешать нос, если твои друзья женились!» — мысленно отругал себя Оливер, бросив сердитый взгляд на бутылку. Они же не умерли, в конце концов, не отказали ему в дружбе, просто начали жить своей собственной жизнью. Если у него, Оливера, с этим ничего не получается, то виноват только он сам.

Пожалуй, пришла пора найти себе жену — уж кому-кому, а ему, молодому человеку из хорошей семьи с впечатляющим состоянием, это будет нетрудно, ведь он считается отличной партией. К тому же у него весьма эффектная внешность и хорошие манеры. А каким он умеет быть обворожительным! Определенно с ним все в полном порядке, и теперь, когда он наконец решил, чего хочет, найти ему подходящую невесту будет нетрудно, совсем нетрудно.

Хотя… в характере Оливера имелся один досадный недостаток, из-за которого, собственно, он до сих пор оставался холостяком. Двенадцатый граф Норкрофт был неисправимым романтиком. Он не желал просто жениться, он хотел любви. В его роду все мужчины женились по любви — и прадед, и дед, и отец. Оливер унаследовал от них не только синие глаза и русую шевелюру, но и желание любить — качество столь же сомнительной практической ценности, как и первые два. Тем не менее именно таким был Оливер от природы.

Подозвав лакея, граф попросил спрятать бутылку до более подходящего случая, встал из-за стола и направился через гостиную в вестибюль, машинально позвякивая выигранными монетками. Все его знакомые, которых он встретил на своем пути, считали своим долгом с многозначительным видом поздравить его с победой, отпустить шутку по поводу умения избегать брачных уз и назвать «счастливчиком». У дверей Оливер кивнул на прощание привратнику и вышел на улицу. Уже смеркалось. Странно, время пролетело так незаметно, он совсем не собирался задерживаться в клубе, никаких планов на вечер у него не было…

При виде своего заждавшегося кучера граф почувствовал легкое угрызение совести, но тут же отмахнулся от него и шагнул к экипажу, задев плечом проходившую мимо женщину в старом поношенном плаще — очевидно, нищенку. И в тот же момент Оливера пронзила мысль о том, как много имеет он и как мало — тысячи таких, как она. Нет, у него определенно нет причин сетовать на судьбу.

— Прошу прощения, мадам, — повернулся он к женщине.

Она не ответила, и в сумерках ее закутанная в плащ фигура вдруг показалась Оливеру какой-то зыбкой, нереальной. Или, может быть, это он, Оливер, утратил связь с реальностью после нескольких внушительных порций лучшего клубного виски?

— Позвольте предложить вам это. — Он с поклоном протянул незнакомке монеты. — Надеюсь, в отличие от меня вам они принесут удачу…

Поколебавшись, женщина подставила ладонь, и граф опустил в нее свой выигрыш, с изумлением покосившись на отличного качества перчатку, в которую была затянута рука нищенки. Не иначе бедняжка подобрала эту роскошь где-нибудь на помойке.

— Всего вам доброго, — попрощался Оливер и сел в экипаж.

После скоропалительных свадеб двоих участников пари пораженный Синклер даже предположил, что на них, вернее на заклад, деньги и коньяк, наложено проклятие. Разумеется, тогда молодой граф Норкрофт воспринял это предположение как несусветный вздор. Зато теперь он от души порадовался, что злополучные монетки пошли на благое дело. А коньяк он откроет тогда, когда уже не нужно будет беспокоиться о везении и невезении, то есть скорее всего на свою собственную свадьбу.

Нет, он, Оливер, граф Норфолк, не верит во всякие глупости вроде проклятий, чар и колдовства.

К несчастью, печально усмехнулся про себя Оливер, он слишком сильно верит в любовь, найти которую, возможно, так же трудно, как встретиться с настоящим колдовством.

Глава 1

Неужели он принял ее за нищенку? Кэтлин Макдэвид, внучка графини Дамливи, возмущенно уставилась на монетки, которые дал ей Оливер Лейтон. Как он посмел! Как самонадеянны эти мужчины! Нет, как они глупы!

— Извините, но… — Она подняла глаза и осеклась — уже не обращая на нее никакого внимания, граф садился в экипаж.

Проводив его взглядом, Кэтлин почувствовала, что раздражение прошло. Действительно, справедливости ради (а Кэтлин была сама справедливость) следовало признать, что Лейтон не виноват: в сумерках, торопясь к карете, он и впрямь мог принять закутанную в широкий потертый плащ леди за нищенку. Этот плащ Кэтлин надела по настоянию своей бабушки — по семейному преданию, он приносил удачу, а посему вот уже несколько поколений передавался от матери к дочери, от бабушки к внучке. Помимо потертого плаща, ошибочное впечатление графа еще, видимо, сложилось из-за отсутствия обязательного для леди сопровождения в лице суровой компаньонки. Ну раз так, то это означает, что он не идиот, а в сложившихся условиях и этого немало.

Кэтлин подошла к своему экипажу, стоявшему всего в нескольких футах от того места, откуда только что отъехал граф, и, велев кучеру возвращаться в гостиницу, устроилась на сиденье напротив своей тети и предполагаемой компаньонки — леди Ханны Фицгивенс. На самом деле трудно было понять, кто из них кого сопровождает, тем более что по правилам они обе как вдовы уже не нуждались в сопровождении. Ханна все же отправилась вместе с племянницей в Лондон, потому что, как она сама заметила перед отъездом из Шотландии, поездка могла стать «интересным приключением».

— Ну, — вопросительно подняла бровь тетушка, — ты его видела?

— Да, — без энтузиазма ответила Кэтлин.

— И что?

— Я не сказала ему ни слова.

— Ну и ну… — разочарованно протянула Ханна, но в следующее мгновение ее лицо ожило. — Значит, мы едем за ним?

— Нет, конечно, мы возвращаемся в гостиницу. Ты же знаешь, я не собиралась с ним заговаривать.

— Ты хочешь сказать: пока не собиралась…

— Вовсе нет. Для начала его нужно было бы как следует разглядеть. — Молодая женщина пожала плечами с таким видом, словно и на самом деле хотела только этого.

Но они обе знали, что она лукавит. Когда граф остановился возле нее, Кэтлин так и подмывало отбросить предосторожности и представиться, потому что у нее возникло явное ощущение предопределенности их встречи. Чепуха, конечно. Впрочем, как и бесконечные бабушкины предсказания, и ее собственная, недавно обретенная вера в судьбу и силу колдовства. Тем не менее столь неловкая первая встреча могла испортить дело, хотя Кэтлин, если это не касалось напрямую ее интересов, никогда не придавала особого значения приличиям.

Но Оливер Лейтон был знатным английским лордом, с ним с самого начала следовало общаться как подобает. Есть ли способ добиться своей цели, соблюдая приличия? Кэтлин сомневалась. Она вздохнула и откинулась на спинку сиденья. Все с самого начала пошло не так.

— Я думала, у тебя есть его фотография, — заметила Ханна.

— Есть. Но она поражает своей отрешенностью. Видимо, графу пришлось мучительно долго сидеть без движения перед камерой. Разумеется, фотографии в точности передают внешнее сходство, но не улавливают… — Кэтлин на мгновение задумалась, подбирая нужные слова, — человеческой сути, если хочешь. Фотограф может с таким же успехом снимать, допустим, яблоко. Нет, — покачала она головой, — по фотографии нельзя судить о человеке, который дышит, ходит, живет.

— Сегодня ты увидела графа в жизни… — Ханна выдержала многозначительную паузу. О, как раздражала Кэтлин эта ее манера! — И как он? Симпатичный?

Кэтлин не ответила. Симпатичный ли он? Более чем. Но она не могла признаться в этом своей наперснице. Так и не посмев посмотреть графу прямо в глаза, она тем не менее даже в сумерках сумела заметить, что они у него синие. Интересно, они меняются, когда он смеется, сердится иди теряет голову от страсти? Нет, прочь эти мысли и, конечно, ни слова тетушке… А его фотопортрет и впрямь поражал сходством с оригиналом, если не обращать внимания на отсутствие цвета и упрямое выражение лица (обязательный атрибут всех фотографий), что отнюдь не украшало графа. Благодаря снимку Кэтлин узнала бы Норкрофта где угодно.

Правда, волосы у него оказались не такими темными, как на фотографии, — он был скорее шатеном, чем брюнетом. Он оказался высоким, широкоплечим и с решительной походкой. О да, он вполне подойдет.

— Похоже, ты просто выжидала удобного случая, чтобы взглянуть на этого джентльмена, прежде чем выработать тактику поведения, — не унималась Ханна. — Ведь тебе это необходимо, дорогая. Тебе нужен план действий.

— Ты уже говорила об этом, — пробормотала погруженная в свои мысли Кэтлин.

Тетушка всегда отличалась особой верой в необходимость разработки четкого плана, считая, что все беды на земле происходят от плохого планирования. По мнению Ханны, ее первый брак с богатым шотландским лордом стал возможен именно благодаря «разумному планированию». Но что не входило в ее планы, так это страстная любовь к мужу, которая не угасла и после его трагической ранней кончины. За двадцать пять лет, прошедшие после смерти мужа, Ханна имела множество любовников, но так и не нашла больше настоящую любовь. Защищая свою точку зрения, она утверждала, что ее замужество и вдовство — тоже часть божественного плана, но, конечно, не очень удачного.

— Я подумаю, — отозвалась Кэтлин.

— С удовольствием тебе помогу, — предложила Ханна, — приготовлю зелье, сделаю амулет или еще что-нибудь в этом же роде.

— Нет, — твердо произнесла племянница. — На мой взгляд, здесь больше подойдут обычные методы.

— Жаль, — пожала плечами тетушка. — Не понимаю, почему ты так решила. Дело-то в высшей степени необычное.

— Тем не менее я предпочитаю действовать самостоятельно.

Разочарованно хмыкнув, Ханна что-то пробормотала — наверное, как всегда, помянула чрезмерный рационализм племянницы, унаследовавшей эту черту от своих давно ушедших в мир иной родителей. Кэтлин решила не продолжать разговор, грозивший обернуться очередным бессмысленным спором о пользе магии.

Бабушка и тетя всегда увлекались колдовством, но Кэтлин не могла припомнить ни одного случая, когда это увлечение принесло хоть сколько-нибудь значительные практические результаты. Разумеется, обе «колдуньи» были убеждены в действенности каждого собственноручно приготовленного зелья, каждого прочитанного заклинания, но их «успехи» либо оказывались весьма сомнительными, либо объяснялись самыми прозаическими причинами. Как подозревала Кэтлин, старшим родственницам просто нравилось думать, что они совершают мистические обряды, но на самом деле их отношение к колдовству вряд ли можно было назвать серьезным. В конечном счете их вера в свои способности и явилась одной из причин, по которым Кэтлин считала себя единственной практично мыслящей, а значит, и ответственной женщиной в семье.

Колдовство, заклинания, амулеты, проклятия — это, конечно, вздор. Однако с некоторых пор Кэтлин начала думать, что ее бабушка и тетя не так уж не правы, по крайней мере в том, что касалось событий, которые невозможно было объяснить рационально.

— Я думала, — подала голос Ханна, — что теперь, когда ты наконец серьезно относишься к про…

— Не надо! — суеверно прервала ее на полуслове Кэтлин.

Одно дело молча принять то, во что прежде не верил, и совсем другое — произнести это вслух, словно непреложную истину. Да, после стольких лет скепсиса и сомнений она тоже стала, например, верить в силу проклятий, насылаемых с помощью обращения к своему идолу язычника.

— Ты права, — добавила Кэтлин. — Я могу воспользоваться всеми доступными способами и поступила невежливо, отказавшись от твоей помощи.

— Значит, ты позволишь мне…

— Нет, но если возникнет необходимость, я обращусь к тебе, — ответила Кэтлин. Она верила в силы, неподвластные разуму, однако магические способности тетушки по-прежнему вызывали у нее некоторое сомнение. — Я готова выслушать твой совет относительно того, как следует действовать.

— Отлично! — просияла Ханна. — Знаю, ты ярая сторонница таких досадных явлений, как откровенность и прямолинейность. Как правило, я в своих действиях подобными понятиями не пользуюсь.

Кэтлин невольно рассмеялась.

— Пожалуй, это даже к лучшему. Вряд ли откровенность и прямолинейность помогут завоевать высокомерного английского лорда, — заметила она.

— Все лорды — снобы, дорогая. — Тетушка ободряюще похлопала племянницу по колену. — Но почему у тебя сложилось такое впечатление о Норкрофте?

— Он принял меня за уличную попрошайку.

— Каков нахал! — ухмыльнулась Ханна. — Не представляю, как он мог так ошибиться.

— А я бы удивилась, если бы было иначе, — пробормотала Кэтлин.

И зачем только она решила подойти к нему на выходе из клуба, да еще в этом проклятом плаще! Не то чтобы у нее и впрямь был какой-то план, нет, она просто поддалась порыву и поступила весьма опрометчиво. Впредь следовало действовать более осторожно.

— Как ты считаешь, он узнает тебя при следующей встрече? — поинтересовалась Ханна.

— Вряд ли, — покачала головой Кэтлин. — Он не мог разглядеть моего лица под капюшоном.

— Вот и хорошо. Неожиданность — важнейший элемент любого успешного плана.

— Но зато я рассмотрела графа. Он оказался гораздо привлекательнее, чем я думала.

— Значит, он не просто симпатичный, да?

— Да, тетушка, — сдалась Кэтлин. — Он, безусловно, привлекательный мужчина.

— В таком случае ты не зря потратила время, — заметила Ханна. — Ведь у нас его совсем мало, дорогая.

— Знаю, знаю. Мне удалось кое-что узнать о графе.

— Кроме того что он сноб, как почти все титулованные джентльмены, и представительный мужчина?

— Я не говорила, что он представительный, — удивленно посмотрела на тетю Кэтлин.

— Но у меня тоже есть глаза, и, на мой взгляд, граф именно такой. Поверь мне, в мужчинах и лошадях я разбираюсь неплохо.

— Согласна, его можно назвать «представительным». Но еще, похоже, он добрый человек.

— Ты же считаешь его высокомерным?

— Очевидно, эти качества могут сочетаться в одном человеке, — подумав немного, заметила Кэтлин. — Да, он высокомерен, как большинство людей его круга, но даже одной короткой встречи хватило, чтобы понять, каким он может быть великодушным и щедрым.

— В таком случае можно считать, что вечер удался, — улыбнулась Ханна. — Надеюсь, дорогая, теперь твои сомнения развеялись?

— Не совсем, но мне было приятно узнать, что граф не лишен доброты и благородства, — ответила Кэтлин и отвернулась к окну.

«Как бы ни складывались обстоятельства, важно сознавать, что ты не ошиблась в человеке, тем более если собираешься за него замуж», — подумала она.

* * *

Оказавшись в хорошо обставленной гостиной своего номера в отеле «Клариджес», Кэтлин первым делом просмотрела лежавшие на столе бумаги. За два дня их пребывания в Лондоне это был, наверное, уже двенадцатый отчет нанятого бабушкой — через ее поверенного в Глазго — агента, который наблюдал и довольно подробно, в деталях, описывал повседневную жизнь графа Норкрофта. В результате складывалась весьма интересная картина.

Собранная информация касалась всего, что было связано с Норкрофтом, — от сведений о месте и дате его рождения (граф был всего на два года старше Кэтлин) до его финансового положения (весьма прочного, если не считать спорные капиталовложения в строительство железных дорог в Америке). В обществе о нем ходили разные слухи. Поговаривали, что граф с тремя друзьями заключил пари, выиграть в котором должен был тот, кто останется неженатым в течение полугода. К всеобщему изумлению, победа досталась Норкрофту, который, по мнению очень многих, сделавших крупные ставки именно на него, должен был пасть первым. Кэтлин не знала, как к этому относиться, но ей все же очень хотелось понять, почему это произошло.

Его звали Оливер Лейтон. Он был еще ребенком, когда после смерти отца стал двенадцатым графом Норкрофтом. Графиня-мать состояла в нескольких благотворительных обществах и считалась образцовой хозяйкой дома. Например, только в прошлом году она вывела в свет трех своих племянниц и устроила свадебную церемонию для еще одной. Кроме того, не далее как в прошлом месяце графиня Норкрофт сумела в короткое время подготовить благотворительный бал-маскарад, который, по общему мнению, прошел очень успешно.

В студенческие годы молодой граф особым рвением не отличался, но зарекомендовал себя хорошо, хотя и не блестяще. Очевидно, от природы он не имел склонности к наукам — к большому сожалению Кэтлин, которая, например, любила историю и с удовольствием принимала участие в разных интеллектуальных беседах, особенно о древнеримской культуре. Более того, изучение истории Древнего Рима уже давно стало ее страстью. Например, она основательно изучила все, что было связано с пребыванием римлян на Британских островах. Но, увы, интерес к истории вряд ли мог сблизить ее с графом Норкрофтом.

Кэтлин со вздохом отложила бумаги, откинулась на спинку стула и закрыла глаза. Ей не давала покоя мимолетная встреча с графом.

— Ну как, ты что-нибудь решила? — подала голос Ханна.

— Нет, ничего не приходит в голову. Не представляю, как можно добиться того, чтобы совершенно незнакомый человек предложил тебе руку и сердце.

— Я тоже. Мне никогда не приходилось обольщать мужчин, да даже мыслей таких не было, — ответила тетушка и нерешительно добавила: — Может быть, пришло время действовать напрямую?

— Воображаю эту картину, — не открывая глаз, отозвалась племянница. — По-твоему, я должна без приглашения явиться к нему в дом и заявить, что, мол, я такая-то, хочу стать вашей женой?

— Ты должна всего лишь представиться матери графа, — поправила ее Ханна. — Но для этого надо иметь на руках рекомендательное письмо твоей бабушки, которая занимает не менее высокое положение.

— Но только в Шотландии, — пробормотала Кэтлин.

— Слава Богу, что она тебя не слышит, — проговорила тетушка, усаживаясь на диван. — Мама убеждена, что с ее мнением обязаны считаться в любом уголке Британской империи, хотя, по-видимому, теперь уже ее мнения никто не разделяет. Но это тоже не для ее ушей, — хихикнула она.

Что бы ни говорили молодые родственницы, на самом деле графиня Дамливи, несомненно, пользовалась определенным влиянием и властью, поскольку обладала огромным состоянием. Единственное, что не нравилось Кэтлин в этой почтенной, полной всевозможных достоинств, воспитавшей ее женщине, было увлечение магией, вера во всяческие предрассудки и, да простит ее Господь, в силу проклятий.

— Может быть, лучше все-таки просто пойти к графу и признаться, что я приехала в Лондон с единственной целью — выйти за него замуж, потому что только так наши семьи освободятся от пятисотлетнего проклятия, которое может нас всех уничтожить? — саркастически предложила Кэтлин. — Да, пожалуй, так и надо поступить. Несомненно, Норкрофт немедленно согласится жениться на женщине, которую видит впервые в жизни, чтобы разрушить проклятие, о котором он ничего не слышал или считает вздором!

— Но он тебя видел, — возразила тетушка, смущенная ее иронией.

— И принял за нищенку. Не очень-то вдохновляющее начало, не так ли?

— Чепуха! — запротестовала Ханна. — Сколько пар счастливы в браке, хотя их знакомство начиналось еще хуже, чем у тебя с Норкрофтом! Правда, примеров я что-то не припомню.

— Тогда что пользы об этом говорить, тетя? — Кэтлин поморщилась и потерла пальцем лоб между бровей.

С тех пор как она приняла решение выйти замуж за Норкрофта, в этом месте периодически возникала пульсирующая боль. Нервы, нервы… А все из-за того, считала Кэтлин, что она поддалась на уговоры бабушки и тетушки, хотя всегда считала предание о родовом проклятии глупой выдумкой. Почему же Кэтлин сдалась? Да потому что уж слишком много несчастий обрушилось на их семью, объяснить которые, похоже, можно было только проклятием.

Кэтлин не помнила, чтобы слышала об этом до того, как девять лет назад ее молодой муж стал жертвой нелепого несчастного случая. Их брак считался счастливым. Кеннет, богатый, знатного происхождения, стал отличной парой для внучки графини Дамливи. К тому же Кэтлин всем сердцем полюбила его. Потом, после гибели Кеннета, графиня призналась, что, видя любовь молодых, она не решилась поведать им о страшной семейной тайне, но раз свершилась беда, скрывать уже ничего нельзя…

И тогда Кэтлин услышала туманную историю о том, как давным-давно два враждовавших между собой рода, шотландский и английский, решили помириться и скрепить узы дружбы браком своих отпрысков. Но по какой-то причине свадьба расстроилась, и одна старуха, потерявшая в кровавой бойне всех родных, прокляла оба семейства. Согласно легенде, она сказала: «Если в последующие пять веков эти семьи не породнятся, то на них обрушатся неисчислимые несчастья, и в конечном счете оба рода просто исчезнут с лица земли. Какими несчастьями грозило проклятие, графиня Дамливи упорно отказывалась говорить, уверяя, что никаких подробностей в памяти потомков злополучных семейств не сохранилось. Вызывал сомнение даже срок — пятьсот лет… В какой конкретно день он истечет? Известно было только, что это должно произойти осенью 1854 года, до дня осеннего равноденствия.

«Разве жизнь не доказала, что семейное предание возникло не на пустом месте?» — задала тогда риторический вопрос бабушка. Разве можно сбросить со счетов те несчастья, что обрушились на их семью с приближением рокового срока?

Графиня справедливо указала на то, что из ее троих детей — Глиннис (матери Кэтлин), Ханны и ее брата-близнеца Малькольма — только у Глиннис появилось потомство, но сама она ушла в мир иной гораздо раньше положенного срока. Брак Ханны оказался бездетным и трагически коротким из-за безвременной кончины мужа. Добродушный крепыш Малькольм, который целых тринадцать лет вел семейную жизнь с пышущей здоровьем супругой, после ее внезапной кончины десять лет назад тоже остался бездетным вдовцом. Старая графиня безоговорочно относила это печальное обстоятельство к действию проклятия еще и потому, что ее сын, пользовавшийся благосклонностью очень многих дам, не обзавелся даже незаконным отпрыском. Длившийся всего год брак Кэтлин тоже не дал ей возможности испытать материнские чувства, и молодая вдова теперь — последний потомок одного из проклятых семейств. И она хорошо понимала, что дальнейшая судьба рода в ее руках.

Когда бабушка через год после смерти Кеннета завела с Кэтлин разговор о проклятии, молодая вдова спросила, почему она не сделала этого до свадьбы, ведь тогда бы бедный Кеннет знал, чем рискует, беря в жены девушку из проклятого рода. И почему не предупредили саму Кэтлин?

«Потому что человеку свойственно надеяться на лучшее», — объяснила старая графиня. Она и правда думала: а вдруг проклятие — только легенда? Но если это не так, то любовь Кэтлин и Кеннета должна победить изрядно ослабевшие за пятьсот лет колдовские чары! Увы, ее надежды не сбылись…

За минувшие с той поры годы у бабушки исчезли все сомнения в силе проклятия, а Кэтлин прошла путь от полного отрицания колдовства к осторожному предположению, что оно все же существует, а затем — к безоговорочной вере в колдовство, как у старой графини. А это совершенно не соответствовало природному благоразумию и рациональной натуре молодой вдовы.

— В болезни и здравии… — пробормотала Кэтлин и задумчиво коснулась безымянного пальца, где прежде было обручальное кольцо. Если ради спасения семьи надо снова выйти замуж, придется забыть о прошлом…

— Ты что-то сказала?

— Нет, ничего. — Кэтлин подперла голову рукой. — Знаешь, я должна была все продумать еще до того, как мы выехали из Шотландии, но мне не хватило времени.

— Еще бы, — хмыкнула Ханна. — Стоило тебе согласиться на встречу с Норкрофтом, как моя матушка тотчас же услала тебя в Лондон! Скажи спасибо, что тебе дали время на то, чтобы упаковать чемодан.

— Она испугалась, что я передумаю.

— И не без оснований, правда? На самом деле ты ведь не веришь в проклятие, да?

— Поначалу я не верила, а теперь…

— Что теперь?

— Теперь… Не знаю, — пожала плечами Кэтлин. — Но под влиянием бабушки или из-за обрушившихся на нас несчастий я стала бояться неверия и бездействия. К тому же на свете есть множество гораздо более неприятных вещей, чем брак с красивым и состоятельным английским лордом, не правда ли? А ты, тетя, — Кэтлин посмотрела Ханне в глаза, — веришь, что на нас наложено проклятие?

— Страшно употреблять это слово, но я все же предпочитаю использовать его, а не такие понятия, как «судьба» и «рок». Проклятие ведь можно снять. А что до веры… — Ханна глубоко вздохнула. — Когда-то я всем сердцем любила, но потом потеряла свою любовь; твои мать и отец безвременно покинули этот мир, муж тоже умер и сделал тебя вдовой. Я уверена, что ни эти несчастья, ни отсутствие у нас потомства нельзя объяснить никакими рациональными причинами, как, впрочем, и то, что всех мужчин, к которым ты за девять лет вдовства проявляла хоть какой-нибудь интерес, постигла, мягко говоря, незавидная участь.

— Я чувствую себя виновной в их гибели, — прошептала Кэтлин.

Печальная судьба джентльменов, просивших ее руки, более других доводов убедила молодую вдову в реальности проклятия.

— Единственный логический ответ на эту загадку, — продолжала Ханна, наклонившись к племяннице, — древние колдовские чары.

— Какая же здесь может быть логика? — спросила та и с удивлением взглянула на Ханну.

— Не знаю, — пожала плечами тетушка и усмехнулась. — Но иногда даже самое нелепое объяснение лучше, чем ничего. Послушай, моя милая, — на ее губах заиграла озорная улыбка, — ради спасения семьи от родового проклятия я собираюсь принести тебя в жертву. Ты готова, Кейт?

Кэтлин удивленно подняла брови — так ее звали только в детстве, да еще Кеннет иногда звал ее этим не очень нравившимся ей именем, когда хотел подразнить. Со временем оно стало неизменным атрибутом их любовных игр.

— Извини, дорогая, — спохватилась Ханна. — Иногда я забываю, что ты уже давно вышла из детского возраста. Так что ты предлагаешь делать дальше?

— Не думаю, что мы сейчас успеем что-то предпринять. — Кэтлин принялась собирать разложенные на столе бумаги. — Завтра наш граф уезжает в свое имение.

— Отлично!

— Не знаю, но у нас хотя бы появится время на то, чтобы обдумать следующий шаг.

— Мы тоже должны поехать за город!

— Вслед за ним? Нет. Я не последовала за ним сегодня вечером и впредь не собираюсь этого делать.

— Согласившись выйти за Норкрофта, ты стала какой-то уж слишком серьезной, Кэтлин…

— Потому что это серьезное и ответственное дело, — парировала молодая вдова. — Ты собираешься ради семьи принести в жертву мою жизнь, мое будущее и еще удивляешься, что меня угнетает подобная перспектива.

— Именно поэтому тебе нужно отдохнуть на природе! — просияла Ханна.

— И конечно, где-нибудь неподалеку от имения Норкрофта?

— Возможно, в тех же краях, но не так близко.

— Где же именно? — подозрительно прищурилась Кэтлин.

— Один мой старый знакомый пригласил нас с тобой погостить в его загородном доме, — ответила леди Фицгивенс. — Он из года в год в это время принимает в своем поместье добрых друзей. Впрочем, то, что там происходит, трудно назвать «приемами», потому что, как правило, все гостят подолгу — от нескольких недель до месяца, как пожелают. Одни уезжают, другие занимают их место. Мы все знаем друг друга много лет. Правда, мне уже давно не доводилось бывать там.

Ханна замолчала, и на ее лице появилось мечтательное выражение.

— Никогда не знаешь, кого из старых друзей встретишь там… — добавила она и вдруг озорно улыбнулась. — Но в этом доме всегда очень весело, и пребывание в нем надолго остается в памяти.

— Так ты поехала со мной в Англию не ради приключения, — осенило Кэтлин, — а чтобы вновь побывать у своего друга?

— И пережить самое захватывающее приключение! — с усмешкой нераскаявшейся грешницы призналась Ханна.

— Ладно, так и быть, поедем к твоему другу, — сдалась Кэтлин и показала рукой на папку с донесениями своего шпиона. — Мне надо отдохнуть хоть несколько дней.

— Это слишком мало, дорогая…

— Несколько дней, — твердо повторила племянница.

— Ладно. Мы могли бы остановиться у Норкрофтов — это по дороге.

— Не знаю, стоит ли…

— Возможно, тебе будет интересно побывать в тех местах, где тебе придется провести всю оставшуюся жизнь, — заметила Ханна. — Знаешь, у меня есть одна идея…

— Какая?

— Ты сможешь познакомиться с его сиятельством поближе, не раскрывая своей истинной цели.

— Мне это не нравится, — нахмурилась Кэтлин.

— Я так и думала, поэтому не спешила посвящать тебя в свой план. Послушай, вы с графом предназначены друг другу самой судьбой целых пять столетий тому назад — в таком деле не грех и помочь. Как говорится, extremis malis, extrema remedia.

— Что-что?

— «Для крайнего зла крайние меры». Неужели ты забыла наш семейный девиз, девочка моя?

— Девиз-то хорош, только твой подход мне как-то не по душе.

— Мы могли бы уехать завтра утром, — бодро продолжила Ханна, но тут же отрицательно покачала головой: — Нет, не получится, нам потребуется несколько дней на подготовку.

— Что ты имеешь в виду?

— Поверь, план отличный, просто блестящий. — Занятая своими мыслями, Ханна не обратила на вопрос Кэтлин ни малейшего внимания. — И почему я не додумалась до этого раньше?

— Ханна! — попыталась охладить ее пыл Кэтлин, но куда там! Если уж леди Фицгивенс увлекалась какой-нибудь идеей, отговорить ее было невозможно.

— Не бойся, дорогая, положись на меня. — На губах тетушки заиграла торжествующая улыбка, от которой у всех, кто хорошо знал эту достойную женщину, екало сердце. — Ты и оглянуться не успеешь, как станешь графиней Норкрофт! Проклятие будет снято, мы все заживем спокойно и счастливо.

Глава 2

День выдался пустой, без особых дел, но молодой граф Норкрофт считал, что иногда праздное времяпрепровождение бывает просто необходимо — им следует наслаждаться, как, к примеру, отличной сигарой, редким изысканным вином или обществом приятной женщины.

Размышляя об этом, Оливер уперся локтями в балюстраду террасы в дальней части своего фамильного особняка и стал привычно разглядывать окружающие дом сады и поля. Будучи горожанином до мозга костей, он тем не менее любил свое родовое поместье Норкрофт-Мэнор за тишину и покой, чего был начисто лишен в городе. В этой сельской местности никогда не случалось ничего сверхъестественного, отчего здешняя жизнь казалась такой мирной. Правда, через неделю-другую после приезда в свое родовое имение граф обычно начинал скучать. Но сейчас он с удовольствием осматривал окрестности — как раз наступала его любимая пора: конец лета, урожай уже убран, в природе ни намека на близкую осень, но в атмосфере присутствует ожидание скорых перемен. Или ему только кажется? Пожалуй, это больше похоже на какое-то смутное предчувствие, будто в этих сонных местах с ним вот-вот что-то должно произойти.

«Что за глупые мысли лезут в голову! — одернул себя граф. — А все оттого, что я бездельничаю». Но разве он не заслужил немного отдыха? Все три дня после приезда в поместье он был по горло занят делами — встречался с управляющим, арендаторами, наблюдал за сбором урожая, обсуждал с матерью подготовку ежегодного Осеннего бала, который она собиралась устроить. Вспоминая, Оливер улыбнулся — об этом говорила в основном его родительница. Вдовствующая графиня Норкрофт считала и, наверное, не без оснований, что теперь ее самое важное занятие — быть хозяйкой дома. Оливер любил эти ежегодные празднества, по традиции проходившие под открытым небом. Графиня ожидала приезда трех своих племянниц, которые на лето выезжали из городского дома Норкрофтов к своей замужней сестре, маркизе Хелмсли, в Эффингтон-Холл, поместье ее мужа.

— Прошу прощения, милорд, — вывел Оливера из задумчивости голос дворецкого Холлингера, подошедшего сзади совершенно бесшумно. За все годы его службы в Норкрофт-Мэноре граф так и не смог понять, как ему, такому крупному мужчине, это удается.

— В чем дело? — обернулся Оливер.

По обычно невозмутимому лицу дворецкого пробежала тень неодобрения.

— К вам пришел… пришли… — путаясь, начал он, потом собрался с мыслями и доложил: — В гостиной вас дожидаются посетители.

— Вот как? — удивился граф. — Наверное, люди с плохой репутацией?

— Я этого не говорил, милорд, — возразил Холлингер, к которому уже вернулась прежняя невозмутимость.

— Я прочел сомнение на вашем лице.

— Прошу прощения, сэр, обещаю впредь не повторять подобной ошибки.

— Уверен, что так и будет. — Оливер подавил улыбку. Холлингер мнил себя идеальным дворецким, что подразумевало наличие выдержки и умение сохранять невозмутимость. — Так что же за посетители меня ждут?

— Здешние жители, мистер Кларк с сыном, а также женщина в годах — похоже леди, и еще одна женщина, молодая. Они считают, что она имеет отношение к Норкрофт-Мэнору.

— Кто? — нахмурился Оливер.

— Молодая женщина. — Холлингер явно мог сказать больше, но не желал этого делать в пику хозяину за свое маленькое фиаско.

— Но почему они решили, что она отсюда?

— Не знаю, милорд.

— А что говорит сама молодая женщина?

— Ничего, сэр. Похоже, она без чувств. Не изволите ли…

— Да, конечно. — Оливер направился было в дом, но вдруг остановился. — Погоди, а как она оказалась у нас в гостиной?

— Ее донес молодой мистер Кларк.

— Понимаю, — кивнул головой граф. Том Кларк был крепкий парень. Он, конечно, может донести лишившуюся чувств женщину куда угодно. А с таким, как у него, огоньком в глазах каждому станет понятно, что он совсем не прочь оказаться с ней где-нибудь в лесу или в поле. — Если когда-нибудь у нас еще раз случится нечто подобное, в первую очередь докладывай о том, что посетитель или посетительница без сознания.

— Конечно, сэр.

— Как странно… — пробормотал Оливер, продолжая идти к дверям, и опять остановился. — Значит, у нас в гостиной находится незнакомая женщина, пребывающая в обморочном состоянии?

— Точно так, милорд. — Дворецкий быстро прошел вперед и распахнул перед хозяином двери. — К тому же это молодая и весьма привлекательная женщина.

— Конечно, вы, как и все остальные слуги, поддерживаете маму в желании как можно скорее меня женить, — проговорил осененный догадкой граф, понизив голос. — Но ради этого совсем не стоит тащить в дом какую-то полумертвую бедняжку.

Графиня-мать, несколько лет страстно мечтавшая его женить, после свадьбы первого участника пари начала буквально изводить сына всякими намеками на его затянувшуюся холостяцкую жизнь. Однако Оливер видел, что Холлингер, старая кухарка и другие слуги, уже давно ставшие для Норкрофтов членами семьи, при всем желании видеть хозяина счастливым не разделяют воинственного пыла его матери.

— Что вы, милорд, мне бы такое и в голову не пришло! — опешил Холлингер. — Заверяю вас, никто из слуг не имеет отношения к появлению этой молодой особы в нашем доме.

Оливер с сомнением хмыкнул. Разумеется, он отлично знал, что дворецкий и все остальные желали ему только добра, но его раздражало, что личная жизнь графа Норкрофта стала притчей во языцех не только в господских покоях. В конце концов, он выиграл пари, так почему же все вокруг смотрят на него как на неудачника?

Войдя в гостиную, он остановился. Джозеф и Том Кларк неловко топтались в уголке — видимо, подавленные собственной смелостью. Жителей деревни, конечно, приглашали на Осенний бал, но в другое время они редко удостаивались чести посещать графский дом.

На диване лежала молодая леди. Она и вправду была хороша собой — темно-рыжие, цвета красного дерева, волосы обрамляли лицо с правильными тонкими чертами. Глаза закрыты. «Интересно, какого они цвета?» — подумал Оливер. Хорошо бы зеленые — ему всегда нравились зеленоглазые девушки с рыжими волосами. Да и какому мужчине не понравились бы?

— Полагаю, вы лорд Норкрофт? — выступила вперед красивая, хорошо одетая дама средних лет.

— Да, — поклонился Оливер. — А вы кто, позвольте узнать?

— Я леди Фицгивенс, но это не имеет значения, — ответила незнакомка. — Сейчас я просто женщина, озабоченная судьбой ближнего, добрая самаритянка, если угодно. Видите ли, я приехала сюда на поезде, собираясь сесть в экипаж, который наняла, чтобы добраться до имения лорда Дарлингтона. Ах, как это неправильно, что имение его сиятельства находится так далеко от железной дороги! Впрочем, винить надо скорее железную дорогу, ведь имение не меняло своего расположения уже несколько веков… — Она сдвинула брови и на мгновение задумалась. — Нет, определенно не меняло. Разумеется, можно было бы поехать в карете из самого Лондона, но долгие поездки так утомительны! К тому же ехать поездом намного интереснее, не правда ли?

— Да, но…

— Вы знаете лорда Дарлингтона? — расплылась в лучезарной улыбке «добрая самаритянка».

— Мы знакомы… — нерешительно ответил граф.

— Очаровательный человек, не так ли? Как я уже говорила, прибыв на станцию, я увидела, как эта бедняжка споткнулась и свалилась с платформы. — Дама бросила озабоченный взгляд на молодую леди, распростертую на диване. — К счастью, платформа оказалась не очень высокой, но, похоже, девушка ударилась головой. Вообще у нее неплохой вид, и я думаю, что она очень скоро придет в себя. Кстати, сколько сейчас времени?

— Половина третьего, миледи, — подал голос Холлингер.

— Уже? — удивилась дама. — Думаю, полное выздоровление займет день-другой… — Она на мгновение задумалась и добавила: — Или дня три. А может быть, неделю или даже больше. Впрочем, не исключено, что столько времени не понадобится. Кто знает? В подобных случаях ничего нельзя сказать заранее.

— Конечно, если только вы не врач, — пристально посмотрел на нее Оливер.

— Что за абсурдное предположение! — ответила «добрая самаритянка», открыто глядя ему в глаза. — Я просто внимательный и умудренный жизнью наблюдатель. — Она перевела взгляд належавшую без чувств гостью. — Однако ей пора было бы уже прийти в себя, а вам — оказать ей помощь.

— Конечно, конечно, я так и собирался сделать, — спохватился граф. — Холлингер, сейчас же пошлите за доктором!

— Моя жена уже пошла за ним, милорд, — быстро ответил Джозеф.

— Почему вы решили доставить пострадавшую именно сюда, в Норкрофт-Мэнор? — спросил граф.

— Но это же очевидно! — ответила графиня Фицгивенс. — Она одета по последней моде, дорогая шляпка и прекрасное платье свидетельствуют о том, что их хозяйка — настоящая леди из состоятельной семьи. — Графиня наклонилась к Оливеру и с таинственным видом прошептала: — И еще ее перчатки… По качеству перчаток всегда можно судить о положении их хозяйки. Вот мы и решили, что эта молодая особа, возможно, гостья, направлявшаяся в Норкрофт-Мэнор. Куда же еще она могла направляться в этих местах?

— Может быть, туда же, куда и вы — к лорду Дарлингтону, — предположил Оливер.

— Вы очень сообразительны, милорд. — Леди Фицгивенс улыбнулась. Правда, как показалось Оливеру, несколько натянуто. — Однако эта леди слишком молода, чтобы быть гостьей Дарлингтона. Во всяком случае, на этот раз, хотя его сиятельство, как и большинство мужчин его возраста, любит общество молодых красавиц. Я знаю почти всех его нынешних гостей — если не лично, то по слухам, и среди них нет никого, похожего на эту леди.

— И все же…

— Помимо всего прочего, — леди Фицгивенс, порывшись в своем объемистом ридикюле, извлекла конверт и вручила графу с торжествующим блеском в глазах, — при незнакомке было письмо, адресованное вашей матушке!

Мельком взглянув на имя адресата, граф удивленно поднял брови:

— Но конверт пуст!

— Вот как? — Леди Фицгивенс взяла конверт, потрясла его и заглянула внутрь. — Действительно, письма нет. Наверное, оно выпало и потерялось в сутолоке на станции. Как неловко. Так вы не знаете, кто эта дама?

Оливер покачал головой:

— Я ее вижу впервые.

— Может быть, ее знает ваша матушка?

— Я тоже впервые вижу эту молодую леди, — включилась в разговор графиня Норкрофт, величественно вплывая в комнату. Тепло кивнув Кларкам, она подошла к дивану и внимательно оглядела лежавшую на нем незнакомку. — Но не исключено, что она — наша дальняя родственница, или дочь одной из моих приятельниц, или еще что-то в этом роде. Как бы то ни было, теперь ответственность за бедняжку ложится на нас.

— Но почему? — вырвалось у Оливера.

Его мать и леди Фицгивенс посмотрели друг на друга с пониманием: мол, где этим мужчинам понять, что такое гостеприимство! Оливер воспринял их укор как в высшей степени несправедливый — ведь он всегда считал себя гостеприимным человеком.

— Холлингер, поместите молодую даму в западное крыло. Думаю, ей подойдет Зеленая комната, — приказала графиня-мать дворецкому. Тот подал знак стоявшему наготове лакею, который, осторожно взяв на руки, вынес незнакомку. Том Кларк с сожалением проводил его глазами.

— Джозеф, — обратилась графиня к старшему Кларку, — ступайте на кухню и пропустите стаканчик в награду за свои хлопоты. Вы нам очень помогли.

— Что вы, миледи, какие там хлопоты! — махнул рукой тот с довольной улыбкой. Дворецкий подвел отца с сыном к дверям, откуда они в сопровождении лакея направились на кухню.

— Я — мать лорда Норкрофта, — повернулась графиня к леди Фицгивенс. — Мы с вами вряд ли встречались, хотя ваше лицо кажется мне смутно знакомым.

— О, такое случается со мной довольно часто, — рассмеялась Ханна и представилась: — Я леди Фицгивенс.

Графиня-мать ответила ей благосклонной улыбкой, и Оливер подумал, что у обеих дам, похоже, много общего — не только возраст и положение.

— Могу я предложить вам что-нибудь выпить? — спросил он незваную гостью.

— Нет, благодарю, мне уже пора, я и так слишком задержалась, — поспешно ответила леди Фицгивенс и добавила вполголоса, наклонившись к хозяйке: — На приемах у лорда Дарлингтона никогда не знаешь, что может произойти в следующую минуту. Они дают столько поводов для сплетен, а я обожаю видеть все это своими глазами!

— Я уже много лет не была у него, — ответила графиня, как показалось Оливеру, с некоторым сожалением.

Но почему? Оливер отлично знал, что матушка ведет очень активную светскую жизнь и ей решительно не о чем жалеть.

— Наверное, именно у лорда Дарлингтона мы с вами и встречались когда-то, — предположила гостья. — Хотя с годами память у меня уже стала не та. Но все же замечу, что у нас с вами впереди еще несколько чудесных лет, — добавила она с лукавой искоркой в глазах.

— Будем надеяться! — рассмеялась графиня-мать.

— В таком случае позвольте откланяться. Дайте мне знать, как будет чувствовать себя молодая леди. Вряд ли она сильно ушиблась, но меня очень удивляет, что она до сих пор не пришла в себя.

— Наш доктор Миллер хоть и практикует в деревне, тем не менее весьма компетентный врач, — заверила ее графиня Норкрофт. — Наша гостья в хороших руках.

— Отлично, — понимающе кивнула леди Фицгивенс. — Было бы жаль, если бы моя пле… мое доброе дело оказалось напрасным.

Она повернулась к дверям.

— А как же багаж нашей незнакомки? — спохватился Оливер. — Если она приехала поездом, у нее должен быть хоть какой-то багаж.

— Я не заметила на платформе никакого багажа, — пожала плечами леди Фицгивенс. — Но если у нее были чемоданы, то они, несомненно, в конце концов, отыщутся. Всего доброго, милорд, и вам, леди Норкрофт.

Она кивнула головой и вышла.

— По-твоему, мы поступили разумно? — спросил молодой граф, внимательно посмотрев на мать.

— Вряд ли, — спокойно ответила она.

— Ты хоть понимаешь, что эта молодая особа может оказаться кем угодно? Например, воровкой, преступницей?

— Не говори глупостей, — оборвала сына графиня. — Разве по ней не видно, что она леди, причем знатная? Ты заметил на ее запястье браслет с маленьким золотым амулетом? Он великолепен! Хотела бы я взглянуть на него поближе.

— Наверняка краденый, — пробормотал Оливер.

— А ее одежда? — продолжала графиня, не обращая внимания на его слова. — Отличного качества, сшитая по последней моде, подобранная с отменным вкусом. Перчатки так просто изумительные, а по перчаткам всегда можно отличить настоящую леди. Ты обратил внимание на ее туфли?

— Нет, но…

— Они явно дорогие и наверняка удобные, хотя и не очень практичные. Такую обувь, как правило, покупают те, для кого ее носкость не самое важное качество. И я просто не могу представить, что их может носить воровка. Кстати, ты не забыл, что у нашей гостьи было адресованное мне письмо? — продолжала мать.

— Только конверт, да и тот она могла надписать сама.

— Но, как я заметила, бумага была превосходного качества, почерк изящный и даже как будто знакомый. Впрочем, я не уверена, ведь столько людей нашего круга пишут очень похоже. Это даже раздражает. Если незнакомка сама надписала конверт, то у нее отлично получилось. Вопрос только в том, какую цель она преследует…

— Разумеется, самую низменную, — мрачно заметил сын.

— Чудесно! Я вовсе не против поучаствовать в какой-нибудь рискованной затее, только предпочла бы, чтобы на месте нашей прелестной мошенницы оказался какой-нибудь молодой красивый плут.

— Мама!

— Ах, как я люблю шокировать тебя, Оливер! Меня совершенно не волнует, что ты находишь мои слова неприличными. Увы, в моей жизни так давно не было никаких приключений.

— Но ты…

— Слишком для них стара?

Графиня внимательно посмотрела на сына, и этот взгляд заставил Оливера снова, как в детстве, почувствовать себя проштрафившимся сорванцом.

— Я не то хотел сказать, — солгал он.

— Но ты об этом подумал. У тебя просто на лице написано: я лучше знаю, что тебе нужно, потому что несу за тебя ответственность. Такое выражение лица частенько бывало и у твоего отца, но он бы непременно меня понял.

Она замолчала, устремив глаза куда-то вдаль, и задумчиво добавила:

— В юности нам с ним довелось пережить несколько головокружительных приключений…

— Но, согласись, сейчас для них не самое подходящее время.

— Не стану посвящать тебя в тайны прошлых лет, ты этого не заслуживаешь, — фыркнула графиня. — Имей в виду: что бы ни принесла нам встреча с нежданной гостьей — это мое приключение, поскольку тебе, похоже, они не нужны.

— У меня они тоже были, — буркнул Оливер, борясь с охватившим его раздражением.

— Но, конечно, только не романтического свойства.

— Я не собираюсь обсуждать с тобой свои увлечения, — высокомерно отрезал он.

— Подумать только, с начала года уже трое твоих друзей женились, а у тебя даже нет возлюбленной! Поверь, мой мальчик, тратя все время на хлопоты по хозяйству и исполнение обязанностей сквайра, жену себе не найдешь.

— Согласись, мама, — возразил Оливер не без торжества в голосе, — неразумно принимать неизвестно кого в своем доме только потому, что у этого человека есть пустой конверт с твоим именем. Разве так начинаются приключения?

— Увы, Оливер Лейтон, но ты, похоже, не в состоянии поучаствовать в настоящем приключении, даже если оно подойдет и укусит тебя в…

— Мама!

— Я хотела сказать, в руку, — со смехом уточнила графиня. — Оценить прелесть приключения, как и красоту, дано немногим. Погоди, скоро все прояснится.

— Приехал доктор Миллер, — деликатно кашлянув, объявил вошедший в комнату дворецкий.

— Прекрасно, Холлингер. — Графиня поспешила к дверям. — Так или иначе, сын мой, но незнакомка уже сделала нашу жизнь интереснее, ярче. Ты ведь постоянно жалуешься на скуку деревенской жизни.

— Я люблю жить в деревне, — ответил Оливер. — Здесь все дышит покоем и счастьем.

— Да ты ненавидишь покой, — хмыкнула мать и вышла из комнаты.

— Может быть, но не теперь, — пробормотал граф, предчувствуя, что «приключение» вскоре заставит его с тоской вспоминать о былом покое и деревенской скуке.

Однако мама права, подумал он. Скорее всего, его чрезмерная подозрительность окажется беспочвенной. Во всяком случае, личность незнакомки станет известна сразу, как только она очнется от обморока. Судя по рассказу сопровождавшей ее дамы, незваная гостья вряд ли пострадала серьезно, значит, она может очнуться в любой момент. А она действительно хороша собой… Интересно, какого цвета у нее глаза?

Глава 3

Она открыла глаза, и ее взгляд уперся в высокий потолок с кессонами, изящно украшенный и явно старинный. Что это за место?

Она села и тут же застонала, почувствовав тупую боль в затылке. Пощупав его, она удивилась — шишки не было. Откуда же взялась эта боль? Чтобы справиться с ней, она откинулась на мягкие подушки и огляделась — она лежала на диване в незнакомой гостиной, через раскрытую дверь которой виднелась спальня. Изысканное убранство обеих комнат, выдержанное в светло-зеленых тонах, навевало мысль об умиротворяющей прохладе леса.

— Вот вы и очнулись, — послышался приятный женский голос.

Вздрогнув, она постаралась сесть.

— Нет-нет, дорогая, вам не стоит напрягаться. — К ней уже спешила женщина средних лет в сопровождении двух горничных, которые ловко подоткнули под спину гостьи подушки. — Теперь вам будет удобнее. Как вы себя чувствуете?

— Немного болит голова, — потерла она затылок.

— Доктор Миллер сказал, что через день-другой боль пройдет и вы совсем поправитесь, — успокоила ее незнакомка, усаживаясь в кресло рядом с диваном. — Он рекомендовал вам полный покой по меньшей мере на сутки.

— Кто это — доктор Миллер?

— Наш местный врач, который осмотрел вас несколько минут назад. Он отличный специалист, и я считаю большой удачей, что он работает в нашей деревне. Доктор заедет сюда еще раз, чтобы посмотреть, как идет выздоровление. Должна сказать дорогая, что вы заставили нас всех серьезно поволноваться, в том числе и милую леди Фицгивенс…

— Леди Фицгивенс?

— Это она привезла вас к нам. Ваше счастье, что вам повстречалась такая чуткая и внимательная женщина. Это она заметила, как вы упали с платформы.

— Да, мне повезло… — пробормотала молодая леди. Но она не чувствовала никакой радости, только тревогу. — Честно говоря, я ничего не понимаю… Вы говорите, что я упала с платформы?

— Обстоятельства этого происшествия не вполне ясны, но леди Фицгивенс, только что приехавшая из Лондона, была свидетелем того, как вы упали. При вас был конверт на мое имя, и хотя он оказался пуст, леди Фицгивенс сочла разумным доставить вас именно сюда, к нам.

— И где же я нахожусь?

— Прошу прощения, милая, действительно, откуда вам знать? Вы — в Норкрофт-Мэноре, я леди Норкрофт, — с улыбкой пояснила графиня таким тоном, каким обычно разговаривают с маленькими детьми или слабоумными. — Но сейчас гораздо важнее выяснить, кто вы такая.

— Кто я? — медленно переспросила молодая женщина.

— Да-да, как ваше имя?

— Мое имя? — Вопрос был простейший, но, к удивлению гостьи, она не знала ответа. Ее с новой силой охватила тревога.

— Для начала расскажите, что вы помните. — Леди Норкрофт ободряюще накрыла ее руку своей.

— Рассказать, что я помню… — протянула незнакомка, глядя в глаза хозяйки — та смотрела на нее как на умалишенную. Наверное, она действительно сошла с ума. — Боюсь, я не вспомню ничего о том, что было до того, как я открыла глаза несколько минут назад.

— О Господи, вы уверены? — с участием и тревогой спросила леди Норкрофт и внимательно посмотрела на нее.

Наморщив лоб, гостья напрягла память, но все было тщетно.

— Да, уверена, — кивнула она.

— Именно этого я и боялась, — вздохнула графиня.

— Чего именно?

— Потери памяти, — ответила с прискорбным видом хозяйка, но ее глаза при этом возбужденно блестели. — Это как-то называется по-гречески…

— Амнезия? — подсказала гостья.

— Да, именно. Хорошо, что вы хоть что-то помните.

— На самом деле я ничего не помню, просто это слово само всплыло в моей голове.

— Бедное дитя, у вас настоящая амнезия, — резюмировала леди Норкрофт с грустью, хотя и не без некоторого удовлетворения. — Я слышала, что такое бывает, но никогда не думала, что мне доведется столкнуться с этим явлением в жизни.

— Неужели случаи амнезии настолько редки? — всполошилась незнакомка. Неужели ее постигла эта беда? От нахлынувшего страха боль в затылке мгновенно прошла. — Не может быть! Наверняка такое бывает часто — люди падают, травмируют голову, теряют память, а потом она возвращается, и они, считая происшествие несущественным, никуда о нем не сообщают.

Она взволнованно заходила по комнате, ей захотелось как можно скорее сбежать отсюда. Но куда?

— Не надо так волноваться, дорогая…

— Согласитесь, что у меня есть причины для волнения, — повернулась молодая леди к хозяйке. — Разве можно оставаться спокойной, если даже не помнишь, как тебя зовут?

— Однако вы вспомнили слово «амнезия», — попыталась успокоить ее графиня. — А ведь это весьма необычное слово.

— Но я не помню, кто я такая! — в отчаянии воскликнула молодая женщина, чувствуя непреодолимое желание оказаться в материнских объятиях графини и дать волю слезам. Но плакаться на чьей-то груди — это унизительно! Нет, она не из таких… По крайней мере теперь она могла сказать о себе больше, чем минуту назад, но все еще слишком мало. — Есть ли у меня семья, муж? Я ничего не помню. Может быть, я замужем?

— В таком случае вашего супруга, если он позволил вам потеряться, не назовешь примерным.

— Ничего нельзя сказать наверняка, — фыркнула рыжеволосая красавица. — Просто не знаю, что мне теперь делать.

— Естественно, милочка, ведь у вас амнезия, — сочувственно согласилась леди Норкрофт. — Но ведь у вас есть я. Думаю, чашка чаю будет весьма кстати. Элен, Мери, принесите нашей гостье чаю.

Горничные поспешно вышли из комнаты.

— Не думаю, что… — возразила было незнакомка, но графиня прервала ее:

— В вашем состоянии вам не стоит думать.

— Я больше не могу пребывать в неведении, леди Норкрофт.

— Видите, вы запомнили мое имя! — обрадовалась собеседница.

— Но вы назвали себя всего минуту назад.

— Да, но вы запомнили! — просияла хозяйка. — И вспомнили слово «амнезия», так что можно с уверенностью сказать, что вы на пути к выздоровлению. Однако сейчас вам лучше отдохнуть, собраться с силами. Завтра мы обсудим все это с доктором Миллером, когда он заедет вас проведать. Ни о чем не беспокойтесь, дорогая.

— Но, леди Норкрофт…

— Не возражайте. Знаете, однажды в загородном доме моей подруги Маргарет, леди Катчингс, останавливался один принц. Это было так интересно! Но ваше появление в Норкрофт-Мэноре куда занимательнее.

— Почему?

— А вы представьте себе эту картину: в мой дом привозят потерявшую память неизвестную молодую даму явно благородного происхождения, с моим именем на устах…

— Я же была без сознания!

— Я выражаюсь фигурально, милочка. Какая разница — на устах ли, на конверте… К тому же незнакомка очень хороша собой. Ну чем не завязка приключения в духе романов герцогини Роксборо? Графиня встала и протянула гостье руку.

— Знаете, мне в голову пришла одна хорошая идея. Пойдемте со мной.

Гостья повиновалась, и леди Норкрофт подвела ее к большому зеркалу в спальне.

— Что вы видите, дорогая?

Думая о том, что объективно оценить свою внешность дано немногим, незнакомка вгляделась в свое отражение и с радостью отметила, что молодую женщину в зеркале вполне можно было назвать хорошенькой. Неужели в ней заговорило тщеславие? Нет, вряд ли, но все же приятно сознавать, что у тебя красивое лицо, несмотря на чуть великоватый нос, упрямый подбородок и чересчур большие глаза. Правда, они, под стать убранству комнаты, глубокого зеленого цвета и очень идут к густым, слегка вьющимся темно-рыжим волосам, которые, очевидно, весьма непросто уложить в прическу. Взгляд молодой женщины скользнул вниз.

— Ну как? — нетерпеливо спросила графиня.

— Пожалуй, я немного худовата…

— Вовсе нет, — покачала головой леди Норкрофт, оценивающе рассматривая ее отражение. — Разве что совсем чуть-чуть. Но у вас прелестная грудь, что гораздо важнее.

— Да, неплохая, — согласилась гостья, не отводя глаз от зеркала.

Будучи среднего роста, она была одета в прекрасно сшитое дорожное платье, так что ее худоба вряд ли являлась следствием бедности и плохого питания. Незнакомка почувствовала облегчение: хоть она не помнит своего имени, но, слава Богу, она не из бедняков. Может быть, она все-таки тщеславна? Но кто бы на ее месте не испытывал облегчения?

— Возможно, вы несколько моложе, чем положено быть героине хорошего романа, — продолжала графиня, — но вам наверняка уже около тридцати.

— Так много? — ужаснулась красавица.

— Это прекрасный возраст, дорогая, — рассмеялась графиня. — Но, если хотите, сделаем акцент на слове «около».

— Так лучше.

— Еще раз посмотрите на свое отражение — вы себя узнаете?

— К сожалению, нет, — огорченно сморщила носик молодая женщина, встретившись взглядом в зеркале с графиней.

— Жаль, а я надеялась, что это поможет, — ответила та, и в ее глазах зажглись озорные огоньки. — Какое удивительное происшествие! Давненько у нас не случалось ничего такого, хотя нынешний год богат на сюрпризы. Я должна вам все рассказать, дорогая…

— Не думаю, что это благоразумно, мама, — произнес вошедший в комнату молодой джентльмен. Высокий, широкоплечий, с каштановыми волосами и правильными чертами лица, он был красив, но в меру, без слащавости. «Эффектный», — подумала гостья, увидев его отражение в зеркале. Глубокие синие глаза незнакомца внимательно смотрели на нее, и у Кэтлин перехватило дыхание от сладостного предчувствия чего-то необыкновенного.

— Почему ты так считаешь? — спросила леди Норкрофт.

— Потому что ты ничего не знаешь об этой женщине, — ответил ей джентльмен, не отводя взгляда от Кэтлин. — К тому же, как рассказала мне Элен, наша гостья сама не знает, кто она такая.

— Вы правы, — заметила незнакомка, не в силах отвести от него глаз, да и не желая этого. — Я могу оказаться кем угодно или вообще никем.

— Вряд ли, — покачал головой молодой человек и так чарующе улыбнулся, что ее сердце затрепетало от волнения.

— Я вас знаю? Или, быть может, вы знаете меня? — с надеждой спросила она.

— Нет, не думаю.

— Но ваше лицо кажется мне знакомым…

— Боже, где мои хорошие манеры? — спохватилась хозяйка дома, поворачиваясь к гостье. — Позвольте представить вам моего сына Оливера, графа Норкрофта.

Граф кивнул, гостья протянула ему руку, которую он поднес к губам. Их взгляды встретились, и она почувствовала, что заливается румянцем.

— Вы уверены, что раньше мы с вами нигде не встречались? — взволнованно спросила она.

— Конечно, иначе я бы вас запомнил, — ответил он, и в его глазах блеснул огонек.

Ах, сколько опасностей для ее сердца таил его взгляд… «Надеюсь, я не замужем», — подумала красавица, опуская руку.

— Господи, как неловко, я даже не знаю, как вас представить, — посетовала графиня. — Нужно дать вам какое-то имя — не могу же я все время звать вас «дорогая» и «милочка»!

— Я уверена, что у меня уже есть имя, — возразила гостья.

Пусть она не помнит, как ее зовут, но она определенно не желает нового имени. Означает ли это, что она все-таки страдает излишней гордостью, недостаточно умна и тщеславна? Похоже, что именно так, хотя это не слишком обнадеживающий вывод для начала процесса самопознания.

— Разумеется, есть, но, увы, пока мы его не знаем, — умиротворяюще улыбнулась графиня. — Соглашайтесь, дорогая, ведь это временно, просто для удобства общения.

— Пожалуй, вы правы, — заставила себя улыбнуться молодая женщина. — Какое же имя вы предлагаете?

— На ум не приходит ничего подходящего, — призналась графиня. — Мне только раз довелось выбирать имя — своему сыну Оливеру. Я назвала его в честь автора пьесы, которая полюбилась мне с юности на всю жизнь. — Она бросила на сына полный нежности взгляд. — Отличный выбор, не правда ли?

— Действительно, это имя подходит графу, — согласилась гостья.

— Что ж, давайте подберем подходящее имя и для вас. — Графиня окинула гостью внимательным взглядом. — Что скажешь, Оливер?

— Временное имя не имеет большого значения, — отозвался тот, пожимая плечами. — Может быть, Мэри?

— У тебя нет воображения, сынок, — отмела его предложение мать. — Для нашей гостьи это имя слишком обычное. Да одного взгляда на нее достаточно, чтобы понять: перед нами весьма незаурядная особа.

— Спасибо, — пробормотала польщенная незнакомка и тотчас устыдилась: опять она дала волю своему тщеславию!

— Ладно, тогда Пенелопа, — предложил Оливер.

— Уже лучше, — похвалила графиня. — Как вам это имя, дорогая?

— В нем есть что-то легкомысленное, капризное, — покачала головой гостья. — Я совсем не такая.

— Какой вздор, — отмахнулась от ее возражения хозяйка дома. — Мое имя — Эдвина. Как видите, имя вполне серьезное, тем не менее мой сын убежден, что я частенько поступаю легкомысленно. Увы, у меня не было возможности участвовать в выборе собственного имени, а у вас есть. Подумайте, какая перспектива открывается перед вами!

— Не очень-то радужная, по правде говоря, — вздохнула несостоявшаяся Пенелопа.

— Но это же абсурд, — хмыкнул Оливер. — Речь идет не о ребенке, а о взрослом человеке. К тому же мы лишь на время даем нашей гостье имя. Так что подойдет любое. Какое вам больше нравится — Элизабет, Сара, Анна?

— Да, да, — согласилась его мать. — К тому же, как розу ни назови…

— Помню, мама, это Шекспир.

— Очень хорошо, Оливер, приятно сознавать, что годы учебы не прошли для тебя даром, — похвалила сына графиня.

— Он никогда не имел склонности к наукам, — вдруг выпалила незнакомка.

— Откуда вы знаете? — подозрительно прищурился граф.

— Понятия не имею, — ответила она и испуганно округлила глаза. — Просто мне пришло в голову, и все.

— Какая разница, Оливер? — вступилась за нее графиня. — Это скажет любой человек, мало-мальски обладающий здравым смыслом. Ты совсем не похож на тех, кто увлекается науками.

— Вы уверены, что мы никогда до этого не встречались? — так же подозрительно воззрилась на графа гостья.

— Придумала! — воскликнула хозяйка дома. — Моя любимая пьеса — «Ночь ошибок» Оливера Голдсмита. Его перу принадлежит также «Векфилдский священник», роман неплохой, но скучноватый. С этим викарием и его близкими происходят ужасные вещи, но потом все заканчивается хорошо…

— Что ты предлагаешь, мама? — нетерпеливо перебил ее Оливер.

— Я подумала, что литература может помочь нам восстановить ее память, — бросив на сына сердитый взгляд, продолжала графиня. — В моей любимой пьесе главную героиню принимают за другую женщину — похожая ситуация, не так ли?

— В этой пьесе героиня притворяется другой женщиной, — уточнил Оливер, поймав взгляд гостьи. — Большую часть времени она занимается тем, что обманывает главного героя.

— Вы обвиняете меня в обмане? — возмутилась незнакомка.

Граф пожал плечами, словно ответ был очевиден.

— Что вы, дорогая, — поспешила вмешаться леди Норкрофт. — Он вас ни в чем не обвиняет, хотя в его словах и можно усмотреть обидный намек.

Красавица скрестила руки на груди и с вызовом заметила:

— Если вы, граф, намекаете на то, что вы — герой этой пьесы, то должна вас разочаровать — для этого в вас слишком мало героического.

— Вы меня совершенно не знаете, — парировал Оливер. — Героического во мне вполне достаточно.

Гостья не удостоила его ответом, только выразительно пожала плечами, так же как это сделал он мгновение назад.

— Тетерь я знаю, какое имя вам подойдет, милая! — воскликнула графиня. — Кейт Хардкасл. Так звали героиню Голдсмита.

На скулах графа заходили желваки.

— С вашей стороны невежливо нападать на человека, который дал вам приют, — упрекнул он.

— Нет, Хардкасл не пойдет, — вставила его мать. — Вы будете просто Кейт.

— Спасибо за гостеприимство, милорд, — съязвила гостья.

— Когда вас принесли сюда в бессознательном состоянии, мы, естественно, не могли отказать вам, — продолжил граф.

— Хотя ему и очень хотелось, — неодобрительно покачала головой леди Норкрофт.

— Я этого не говорил! — ответил граф, на секунду закрыв глаза, словно хотел вознести молитву о даровании терпения.

Гостья решила, что на его месте тоже проявила бы подозрительность: кто знает, чем обернется встреча с незнакомцем, забывшим даже свое имя?

— Мне кажется, если речь идет о безопасности, предосторожность никогда не бывает излишней, — неожиданно поддержала она графа.

— Вот как? — удивился он.

— Весьма благоразумная мысль, — просияла его мать.

— Да, я, должно быть, благоразумна от природы, — со вздохом согласилась гостья.

Познавая себя, она отметила новую грань своего характера наряду с тщеславием, гордостью и, возможно, смелостью, и отмела недалекость, поскольку этот недостаток легко преодолевался усилием воли.

— Лорд Норкрофт просто проявил вполне понятную осмотрительность.

— Вот слова настоящей леди, — торжествующе посмотрела на сына графиня. — Я же тебе говорила!

— Ты говорила, что у нее отличная обувь, — хмыкнул Оливер.

Гостья с трудом удержалась, чтобы не посмотреть на свои туфли.

— И это тоже, — ответила хозяйка дома. — Как вам имя Кейт, милочка?

Молодая женщина задумалась… Новое имя показалось ей не очень подходящим, но и не совсем чужим.

— Пожалуй, Кейт подойдет, — согласилась она.

— Отлично! — Леди Норкрофт повернулась к сыну: — Если удастся разыскать ее багаж, мы наконец сможем узнать ее настоящее имя.

— Мой багаж пропал? — робко спросила новоявленная Кейт.

— Я уже послал за ним на станцию лакея, — сообщил граф. — Возможно, багаж просто проглядели в сутолоке. Леди Фицгивенс, которая привезла вас сюда, не производит впечатления очень внимательной женщины. Вы действительно ничего не помните?

— Нет, к сожалению, ничего.

— Тогда откуда вы знаете, что при вас был багаж?

— А как иначе? — досадуя, ответила Кейт. — Меня нашли на железнодорожной платформе, в дорожном платье. Значит, я куда-то ехала, поэтому со мной должен был быть багаж.

— А куда вы могли ехать? — быстро спросил граф, словно желая поймать ее на лжи.

— Я не помню! — раздраженно бросила она и шагнула к дверям. — Мне надо продолжить свой путь…

Внезапно силы оставили ее, перед глазами все поплыло, и она упала в стоявшее поблизости кресло.

— Видишь, что ты наделал, Оливер? — всполошилась графиня. — Мы вас не отпустим, дорогая. Подумайте сами — у вас с собой нет ни одежды, ни денег, вы не знаете, куда направлялись и откуда приехали.

— Она, вероятно, из Шотландии — у нее шотландский акцент, — предположил граф.

— Да, но акцент не очень сильный, — поправила его леди Норкрофт. — Скорее всего наша гостья получила образование здесь, в Англии, в каком-нибудь хорошем пансионе для благородных девиц.

— Вы поняли это всего лишь по моей речи? — удивилась Кейт.

Леди Норкрофт оказалась гораздо более проницательной, чем могло показаться с первого взгляда.

— Да, милая. — В глазах хозяйки блеснул озорной огонек. — Вы еще увидите — я полна сюрпризов.

— Это точно, — рассмеялся Оливер. — И еще ты чересчур доверчива.

— Графиня достаточно умна, чтобы дать себя провести, — холодно заметила Кейт. Граф пожал плечами:

— У нее доброе, великодушное сердце, из-за которого она может попасть в беду.

— И Господь вознаградит ее за это, если не на этом свете, то на том.

— Мой долг — сделать все, чтобы защитить свою мать на этом свете.

— Не представляю себе, чтобы кто-то мог желать нанести вред вашей матушке, — заметила гостья и мстительно прищурилась. — Вы, граф, — совсем другое дело.

Леди Норкрофт поперхнулась.

— В самом деле? — помрачнел граф. — Да будет вам известно, я пользуюсь репутацией порядочного человека.

Гнев душил Кейт. Она вскочила — от недавней слабости не осталось и следа.

— Будь ваша воля, я бы до сих пор валялась в пыли на платформе!

— Ошибаетесь, я бы ни за что не оставил потерявшую сознание женщину без помощи, — возразил граф, и на его скулах от злости заходили желваки. — Но я никогда не привез бы ее в свой дом.

— Я сейчас же покину ваше жилище. — Гостья решительно расправила плечи и повернулась к хозяйке: — Леди Норкрофт, я очень ценю вашу доброту и великодушие, но, похоже, мое присутствие стало для вашего сына невыносимым.

— Ничего подобного, — поспешно заметил граф. — Но принимать в доме незнакомцев, которые…

— Могут оказаться кем угодно? — продолжила за него Кейт. — Вы это уже говорили. Леди Норкрофт, будьте так любезны, прикажите доставить меня обратно на станцию. Я наверняка смогу там отыскать свои чемоданы…

— Вы их не узнаете, милочка, — покачала головой хозяйка.

— Я рискну. Вдруг один их вид вернет мне память? Тогда я продолжу свой путь.

— Нет, — отчеканила графиня. — Я не позволю вам уехать.

— И я тоже, — с раздражением присоединился к ней Оливер. — Поскольку вы уже оказались в нашем доме, заботиться о вас — наш долг.

— Вы хотите сказать, что считаете своим долгом заботиться о тех, кто попал в беду и оказался у дверей вашего дома? — Кейт не верила своим ушам.

— Да, по крайней мере здесь, на этом клочке земли, — резко заметил граф.

— Оливер как граф очень серьезно относится к своим обязанностям, — пояснила леди Норкрофт, — и прекрасно с ними справляется.

— И все-таки я не хотела бы оставаться там, где мое присутствие нежелательно.

— Дело не в чьем-либо желании или нежелании, — с суровым видом продолжил Оливер, потому что все еще был очень сердит. — Вы же сами сказали — «нужна осмотрительность». Вы можете оказаться кем угодно.

— Да, — в запальчивости ответила Кейт. — Сейчас у меня нет денег, но зато есть это. — Она расстегнула браслет на запястье и протянула дорогую вещицу хозяйке дома. — Не могли бы вы под этот залог ссудить меня деньгами на проезд до Лондона? Потом я вам все верну…

Оливер тотчас направил на нее обличающий перст:

— Ага, попались! Откуда вы знаете, что приехали из Лондона?

— Я этого не знаю, — презрительно фыркнула гостья, — но предполагаю. Леди Норкрофт сообщила, что леди Фицгивенс приехала из Лондона, значит, и я могла приехать оттуда же. Вряд ли в такой маленькой деревне, как Норкрофт, останавливается много поездов…

— А откуда вам известно, что Норкрофт — маленькая деревня?

— Я этого не знаю, только догадываюсь. Вы же сами сказали: «на этом клочке земли». Что, я ошиблась, Норкрофт — крупный город?

— Вовсе нет, — пробормотала графиня, погруженная в созерцание прелестного браслета гостьи. — Наша деревня и впрямь очень мала, но по-своему очаровательна.

— Ну, вы удовлетворены моим объяснением? — спросила Кейт графа. — Или у вас есть еще какие-нибудь каверзные вопросы?

— Пока нет. Но похоже, название нашей столицы вам знакомо.

— Так же как Париж и Рим, — ехидно возразила молодая женщина. — Я страдаю амнезией, а не слабоумием.

— Я всегда считал, что амнезия лишает человека памяти полностью…

— Ах, прошу прощения, что не соответствую вашим представлениям об амнезии. Должно быть, неприятно убеждаться в несовершенстве своих познаний, особенно когда считаешь, что знаешь все обо всем.

— Но я действительно знаю, — уверенно ответил граф.

— Все и всегда, — рассмеялась его мать.

— Век живи, век учись, чтобы потом наконец понять, что ты ничего не знаешь, — с серьезным видом произнес Оливер, пряча улыбку.

Графиня с любовью посмотрела на сына.

— Когда вынуждают обстоятельства, его сиятельство — сама скромность, — сказала она. — Иногда он даже признает свои ошибки.

— Только иногда, — добавил он все так же серьезно, но в его глазах плясали чертики.

Кейт пристально посмотрела на графа. Что он за человек? Только что он казался ей властным, высокомерным всезнайкой, а теперь он вдруг готов посмеяться над собой. Как он мил сейчас…

— Пожалуйста, примите мои извинения. — Оливер шагнул к ней и еще раз поднес ее руку к губам. Их взгляды встретились. — Прошу вас побыть у нас до вашего окончательного выздоровления, а потом — сколько захотите.

Его губы скользнули по ее руке, и у Кейт перехватило дыхание.

— Думаю, что «потом» не понадобится, — пробормотала она.

— Как знать, как знать, — покачал он головой, и в его глазах зажглись искорки, совсем как у графини. Но если во взгляде матери читался только интерес, то в глазах сына мелькнуло обещание чего-то волшебно-прекрасного, захватывающего дух. — Во всяком случае, пока вы не придете к какому-нибудь решению, наш дом — ваш дом.

— Очень любезно с вашей стороны, милорд, — поблагодарила Кейт, пытаясь отнять у него свою руку, но граф держал крепко.

— Это так благородно, мой мальчик, — умилилась леди Норкрофт, — я горжусь тобой.

— Пока все не выяснится, я буду надеяться, что вы изначально направлялись именно сюда, к нам, — продолжал он, не сводя с гостьи пристального взгляда. — Более того, я сделаю все, что в моих силах, чтобы выяснить, кто вы на самом деле. Поверьте, Кейт, я узнаю правду.

Глава 4

— Звучит как угроза, милорд. — В глазах гостьи мелькнуло недоумение.

— Ни в коем случае, это обещание, — спокойно ответил Оливер.

— А вы всегда выполняете свои обещания? — Она вырвала у него свою руку, и ему показалось, что его лишили чего-то очень важного.

— Всегда, особенно когда нужно раскрыть какую-то тайну.

— В данном случае мою? — Зеленые глаза гостьи светились умом и упрямством.

— Пока о других мне не известно.

— О, Вселенная наверняка полна тайн.

— Да вы любите пофилософствовать, — заметила графиня. — Я сразу поняла, что вы получили хорошее образование. Сынок, пойди справься о багаже нашей гостьи, а я пока помогу ей устроиться.

Попрощавшись, Оливер вышел. Не успел он закрыть за собой дверь, как графиня спросила:

— Как он вам, милочка? Понравился?

— Еще не знаю, — услышал Оливер голос Кейт.

— Не очень обнадеживающее начало, но неплохое, — резюмировала леди Норкрофт: — Я очень рада.

«Чему она радуется?» — возмущенно думал он, идя по коридору. Если молодая красивая женщина буквально свалилась ему на голову, это вовсе не означает, что он заведет с ней роман. Не может быть, чтобы мать считала эту незнакомку подходящей кандидатурой в невестки!

Но незваная гостья и впрямь хороша собой — в ней чувствуется внутренний огонь. А как блестят ее чарующие зеленые глаза! Такая может вскружить голову любому… «И подарить безмерную радость», — мелькнуло в голове у Оливера, но он тотчас прогнал крамольную мысль.

Холлингер сообщил, что багаж незнакомки найти не удалось.

— Не кажется ли вам это подозрительным? — спросил его Оливер.

— Сдается мне, что незнакомая леди просто не захотела говорить, кто она такая, милорд.

— Вы тоже думаете, что потеря памяти — обман?

— Не на то мы тут поставлены, чтобы думать, милорд.

— Но у вас же есть свое мнение, Холлингер? — Конечно, сэр.

— Отлично. Буду рад его услышать.

— Если вы настаиваете, — нехотя согласился дворецкий. — По натуре я человек сомневающийся, поэтому всякие неожиданные происшествия кажутся мне подозрительными. С другой стороны, я слышал, что люди могут потерять память от удара по голове, так что не исключено, что наша гостья говорит правду. «Гораций, много в мире есть того, что вашей философии не снилось»1. Шекспир, сэр, — добавил он извиняющимся тоном.

— Знаю, знаю, — махнул рукой Оливер. Он хотел было идти, но передумал и продолжил допрос несчастного дворецкого. — Послушайте, я произвожу впечатление человека, увлекающегося науками?

Холлингер замялся.

— Но у вас же есть мнение на этот счет?

— Как вам угодно, милорд. Но если уж хотите знать, то вы не очень похожи на такого человека. Нет, сэр.

— Разыщите чемоданы, Холлингер, — резче, чем хотелось, приказал Оливер. — Я прогуляюсь верхом, хотя нет, лучше пешком и вернусь не скоро.

— Да, милорд.

Вот тебе и мирная сельская жизнь! Провожаемый любопытными взглядами слуг, граф торопливо сбежал вниз по лестнице, потом прошел через центральный холл на террасу и спустился в сад. Несомненно, по дому уже распространились слухи про странную гостью, и теперь о ней не судачит только ленивый. Оливер направился по широкой, посыпанной гравием аллее. Особняк Норкрофтов в классическом стиле не относился к числу старинных фамильных гнезд — его всего каких-нибудь двести лет назад возвел один из предшественников Оливера, возомнивший себя талантливым архитектором. Вспомнив семейную историю, молодой Норкрофт фыркнул — вот уж кто действительно не был истинным поклонником науки. Род Лейтонов вообще не мог похвастаться учеными мужами.

По обеим сторонам дорожки, тянувшейся до конца сада, была высажена живая изгородь, образующая аллею, которую в двух местах пересекали под прямым углом такие же широкие аллеи, разделявшие сад на несколько сегментов. Сквозь кусты виднелись типичные для английского парка клумбы. Оставаясь неизменным по форме, сад менял свое содержание в зависимости от увлечений и пристрастий очередной графини. Мать Оливера, например, заполнила свои владения первоцветами, поэтому весной саду Норкрофтов не было равных по красоте.

В стороне от главного дома располагалась теплица, где круглый год выращивали цветы для украшения дома, а также другие растения, которые высаживали потом в саду и оранжерее в южной стороне сада. Оливер обогнул большой фонтан в центре одного из сегментов и поспешил дальше, не удостоив внимания полдюжины мраморных нимф в человеческий рост, расставленных среди кустов и деревьев. Согласно семейному преданию, фонтан и нимфы появились в саду по воле бабушки Оливера только потому, что ей это очень нравилось.

Наконец клумбы уступили место гладко подстриженной лужайке, на которой так хорошо играть в крокет и упражняться в стрельбе — любимое некогда занятие графини, которая, увы, уделяла ему теперь все меньше и меньше внимания, о чем красноречиво свидетельствовала покосившаяся мишень, сиротливо маячившая в дальнем конце лужайки.

Оливер прошел мимо и оказался у полуразрушенной древнеримской стены, с обеих сторон обсаженной подстриженными тисами, — здесь заканчивался графский сад и начинались сельские угодья. Оливер с детства любил это потаенное место и был благодарен тем, кто решил его сохранить.

Маленьким мальчиком он думал, что эту стену построили и укрыли от посторонних глаз какие-то неведомые волшебники. Повзрослев, он понял, что стену сохранили исключительно из соображений экономии: ее было, проще и дешевле спрятать за деревьями, чем разобрать. Но Оливер был счастлив, что стена сохранилась, ведь она наглядно свидетельствовала о преемственности человеческой цивилизации, частицей которой он себя считал. Как в детстве, он обхватил древние камни руками и замер, размышляя о давно ушедших в небытие римлянах и о том, зачем они построили стену, которая со временем превратилась в бессмысленную груду камней.

Через полчаса Оливер добрался до вершины пологого холма и оглядел родную долину, по которой вилась узкая речушка или, как еще говорили, широкий ручей — все зависело от мнения и настроения говорившего. Молодой граф считал, что все это такое же наследство пращуров, как поместье и титул, ведь отец впервые привел его сюда совсем ребенком, сказав, что здесь он размышляет о жизни. Оливер унаследовал у него эту привычку: всякий раз, когда ему надо было над чем-то подумать, он спешил на холм, с вершины которого мир казался таким понятным и правильным; усаживался под вековым дубом, представлявшимся ему в детстве ровесником древних римлян, и погружался в размышления.

Впервые Оливер пришел сюда в восемь лет, когда погиб его отец. Пышущий здоровьем красавец, которому было не намного больше лет, чем Оливеру теперь, он упал с большой мраморной лестницы, поскользнувшись во время очередного приема из-за разлитого кем-то вина. Поначалу казалось, что все обойдется. Старший Норкрофт уверял, что чувствует себя отлично, но вскоре у него заболела голова, он лег в постель, а к ночи его уже не стало.

Он был хорошим человеком, прекрасным отцом, который не только на словах, но и собственным примером учил сына мужеству и законам чести. Когда он умер, Оливер продолжал сидеть у его кровати, не в силах поверить, что больше не услышит отцовского голоса. Только потом, спустя годы, молодой граф понял, что отец готовился к смерти — свои последние мгновения на земле он потратил на то, чтобы еще раз напомнить сыну о долге сюзерена перед теми, кто от него зависит, — арендаторами и слугами, и о долге гражданина перед своей страной и семьей. И не забыл напомнить сыну, чтобы он заботился о маме.

Ах, как рыдал в тот день Оливер под старым дубом, где его не могла услышать убитая горем графиня! И в какой-то момент ему вдруг показалось, что его сильный, мудрый отец здесь, рядом с ним, и ощущение его присутствия придало мальчику сил. Откуда оно взялось, Оливер так и не понял, но с тех пор это ощущение уже никогда не оставляло молодого графа Норкрофта.

Он приходил на холм еще не раз — перед отъездом в школу и после возвращения оттуда, и когда готовился взять в свои руки управление имением и семейными финансами, и когда впервые задумался о женском коварстве. Поводом для размышлений стала первая любовь, когда его девушка изменила ему с другим. Разбираясь в своих чувствах, Оливер вдруг осознал, что на самом деле не любит изменницу, поскольку страдает больше от уязвленного самолюбия, чем от разбитого сердца.

За годы он обдумал на холме множество всевозможных проблем: крупных и мелких, важных и не очень. К какой категории отнести появление Кейт? Да и стало ли оно проблемой?

Оливер посмотрел на видневшийся в отдалении дом. Как неприятно сознавать, что в глазах окружающих ты слишком ленив, или щуп, или легкомыслен, чтобы заниматься наукой! Но почему это так его задевает? Он же никогда не претендовал на научную карьеру, поэтому нет оснований для недовольства сложившимся о нем мнением. Нет, все-таки это раздражает, когда все только и делают, что судачат о твоих способностях. Проклятие! На самом деле он мог бы заняться наукой — например, историей. Разве он не планировал когда-то изучить историю своего рода и написать об этом книгу? Он даже собрал нужные документы и дневники. Впрочем, на самом деле это сделала его мать, которая всячески поощряла сына к работе. Увы, неразобранные бумаги до сих пор пылятся на чердаке, потому что руки у него так до них и не дошли.

Ему помешала очень большая занятость — он вел финансовые дела семьи. В частности, сделал несколько выгодных вложений средств, и теперь ему приходилось внимательно следить за биржевой игрой, чтобы не потерять свои деньги. Кроме того, много времени требовало исполнение светских обязанностей во время его пребывания в столице. К тому же мать и, кажется, все, кому не лень, желали, чтобы Оливер как можно скорее женился. Но как, скажите, найти невесту, если сидишь дома и изучаешь исторические документы?

Конечно, у Оливера случались «приключения», но совсем не те, которые имела в виду, графиня, желавшая женить сына, а в основном пирушки с друзьями. Впрочем, даже эти развлечения с годами отошли на второй план… Вспоминая дружеские «посиделки», Оливер сорвал травинку и стал мять ее пальцами, размышляя… Ему так часто приходилось выручать своих друзей-собутыльников из всяких рискованных ситуаций, что, пожалуй, «приключения» следовало отнести скорее на их счет, чем на его. Уверенный, что друзья поступили бы так же, как он, Оливер считал своим долгом помогать им словом и делом.

Но на какого рода приключения намекает ему мать? Чего она хочет? Чтобы Оливер отправился исследовать дикие просторы Африки, искать сокровища или сражаться с драконами? Абсурд! Ехать бог знает куда, чтобы добыть невиданные орхидеи, построить железную дорогу и изучать звездное небо Южного полушария, как сделали его друзья, — нет, это не для него, графа Норкрофта, обремененного множеством обязанностей и ответственностью за людей, которые напрямую от него зависели.

Что касается любовных приключений, то их в жизни Оливера было немало, но ни одно из них не перешло в сильное чувство. «Оно и к лучшему», — решил молодой граф. Ему лишь однажды показалось, что он влюблен, но даже тогда он не испытывал того самозабвенного, упоительного восторга, без которого, по его мнению, невозможна настоящая любовь.

Ладно, пусть мама считает, что он лишен авантюрной жилки, это не так важно. Хуже другое — саму графиню Норкрофт так и тянет на приключения. При мысли о материнских эскападах Оливер нахмурился и сорвал новую травинку взамен смятой. Что за приключения могут быть на уме у женщины, которой далеко за пятьдесят? Отсюда возникал другой вопрос: что за приключения она уже пережила? Оливер мало что знал о прошлом своих родителей — какие-то общие детали, не более того. Но если раньше ему казалось, что он хорошо понимает графиню, то теперь ему казалось, что он ошибался.

Разумеется, они жили под одной крышей в Лондоне и в загородном имении, но если не считать участия в светских раутах и приемах, вращались мать и сын в совершенно разных кругах, которые очень редко пересекались. С какой стати она завела разговор о любовных приключениях? Черт, не имела ли она в виду себя? Нет, это невозможно себе представить! Оливер решительно сдвинул брови — его долг защитить мать, даже если придется защищать ее от нее самой. Она так добра, так великодушна и доверчива, что легко может стать добычей каких-нибудь авантюристов. Правда, раньше такого с ней не случалось… Что ж, Оливер позаботится, чтобы этого не было и впредь.

Впрочем, если графиня считает, что появление в Норкрофте безымянной гостьи ее немного развлечет, в этом нет ничего дурного, во всяком случае, пока Оливер не утратил способности мыслить здраво под влиянием чар рыжеволосой красотки. «К тому же мама, конечно, права, — подумал он. — Если Кейт обманщица, то какова ее цель?» Графиня имела доступ лишь к незначительным суммам, а львиная доля семейных средств находилась под личным контролем Оливера. Если амнезия — инсценировка, то что может интересовать обманщицу, кроме денег? Оливер отбросил смятую травинку и стал смотреть на Норкрофт-Мэнор. Мать убеждена, что их гостья — дама из общества. Что ж, это нетрудно проверить, и потеря памяти здесь не помеха.

Интересно, почему Кейт затруднилась с ответом на вопрос, понравился ли он ей? Обычно Оливер с первого взгляда располагал к себе женщин, которые считали его эффектным, интересным мужчиной. Пусть не Аполлон, но достаточно обаятельный, воспитанный, с хорошими манерами. Его любили друзья, всегда с удовольствием приглашали на балы и приемы, а дамы, имевшие дочерей на выданье, рассматривали его как завидного жениха.

Оливер набрал в грудь побольше воздуха и выдохнул. Может быть, Кейт насторожила его подозрительность?

Он вспомнил, как их глаза встретились, когда он целовал ей руку, — в ее взгляде читалась надежда. Или Оливер принял желаемое за действительное? В глубине души он очень хотел, чтобы слова незнакомки оказались правдой. Может быть, судьба привела Кейт в Норкрофт-Мэнор не столько ради матери Оливера, сколько ради него самого? Глупое предположение. Но Кейт явно появилась здесь не просто так…

Он бросил травинку и встал на ноги. Работа мысли принесла ему облегчение, и, как всегда, у него появилось ощущение, что он посоветовался с отцом. Пусть это ощущение было уже не таким сильным, как в детстве, но все равно оно помогло Оливеру, обрести душевное равновесие и уверенность в себе. Его мир обрел прежние очертания, жизнь вошла в привычную колею.

Отряхнув брюки, молодой граф стал спускаться вниз. У него созрел план — правда, пока еще в самых общих чертах.

Возможно, установить личность Кейт и не удастся, но можно выяснить, какого она круга и зачем явилась в Норкрофт. И еще — почему это так важно знать ему, Оливеру.

Глава 5

Кейт наклонилась, чтобы получше рассмотреть полуразрушенную стену. «Несомненно, эпоха Древнего Рима», — определила новоявленная исследовательница. Почему она так решила? Этого она объяснить не могла, просто сразу поняла, что развалины римские, и все. Значит, она знакома с древней историей? Что ж, процесс самопознания продолжался, хотя у Кейт почти не было на это времени.

Накануне леди Норкрофт настоятельно посоветовала гостье лечь в постель: «Потеря памяти, милочка, кого хотите доведет до нервного истощения. Отдохните, восстановите силы». Молодая женщина последовала ее совету и проспала целые сутки. Это удивительно. Ей показалось, что в прежней жизни она никогда не спала так долго. «Совершенно бесполезная деталь», — отметила для себя Кейт.

Едва она выпрямилась, как сверху на нее рухнул граф Норкрофт, некстати решивший перепрыгнуть стену с противоположной стороны. Сбитая с ног, Кейт отлетела на несколько футов назад и упала. Рядом оказался граф.

— Разве взрослым мужчинам подобает прыгать через стены, как мальчишкам? — подала голос Кейт, убедившись, что не пострадала. — Или у меня опять провал в памяти?

— Нет, — задыхаясь, ответил Оливер.

— За каких-нибудь два дня меня уже дважды сбили с ног.

— Но первый-то раз вы упали сами.

— Неужели? Не помню. Вы не покалечились?

Она продолжала лежать на земле, глядя на проплывавшие в синей вышине облака, — ей было легче смотреть в небо, чем в такие же синие, но лишенные спокойствия глаза Оливера.

— Сейчас приду в норму, только восстановлю дыхание, — ответил тот и через несколько мгновений спросил: — Ваши чемоданы нашли?

— Не знаю.

— Но вы же сменили платье.

— Оно принадлежит вашей кузине Дженевьеве, — объяснила Кейт, любуясь забавным облаком, похожим на крупную белую лошадь. — Так сказала ваша матушка, любезно предложившая мне его надеть.

— Вам оно идет гораздо больше, чем Дженевьеве.

— Спасибо за комплимент, милорд, но я подозреваю, что вы, как и большинство мужчин, очень редко обращаете внимание на повседневные платья. Вы не смогли бы описать этот наряд в деталях, даже если бы видели его каждый день в течение месяца.

— Я должен перед вами извиниться.

— За то, что сбили меня с ног, или за неискренний комплимент?

— Уверяю вас, он был самым искренним, поэтому не требует извинений. Моя неловкость — другое дело. Я виноват в том, что вчера вел себя не так, как подобает хозяину дома. Прошу меня извинить.

— Извинения приняты. Мне кажется, я понимаю, почему вы проявили излишнюю подозрительность. Все дело в грузе ответственности, который давит на вас, не так ли?

— Вы правы, иногда он бывает слишком тяжелым.

Теперь и лорд Норкрофт смотрел в небо. Видимо, ему тоже так было легче вести разговор.

— Особенно когда приходится защищать не отличающихся особым благоразумием родных, да? — продолжала Кейт.

— Вы говорите обо мне или о себе? — осторожно спросил Оливер.

— Хотела бы я знать, — пробормотала Кейт. Ветер, гнавший по небу облака, задул сильнее, она зябко повела плечами и села. — Вы не представляете, как изматывает неизвестность. Из-за этого, наверное, я и проспала так долго. Я так стараюсь вспомнить, кто я. Иногда кажется — еще чуть-чуть, и все… Но ничего не получается.

— Я вас хорошо понимаю. — Граф перекатился на бок и серьезно смотрел на собеседницу, подперев голову рукой.

— Сомневаюсь, милорд, — покачала головой Кейт, стряхивая с себя растительный мусор. — В моем мозгу проносятся самые невероятные мысли о самых разных вещах, но ни одна из них не дает ответа на главный вопрос: кто я такая. Ну вот, например, мне известно, что римляне построили в Британии множество укреплений и до наших дней дошли целые мили древних стен.

— А я не знал.

— Это интересно, но совершенно для меня бесполезно, — продолжала гостья, и ее лицо исказила горестная гримаса. — Мне так тяжело, что временами я с трудом сдерживаю слезы.

— Надеюсь, не сейчас? — насторожился граф и на всякий случай сел.

— Разумеется, нет, — улыбнулась Кейт, и на лице Оливера отразилось облегчение. — Но я оставляю за собой право сделать это позже. Вообще-то я не плакса.

— Вы что-то припомнили?

— Нет, скорее почувствовала. Я как бы заново познаю себя, но это скорее ощущения, а не факты. Что толку в моих знаниях о Риме?

— Может быть, в прошлом вы занимались наукой?

— Я, женщина? Не смешите меня.

Однако мысль графа показалась Кейт интересной.

— Каким образом вы здесь оказались? — спросил он. — Вам разрешили выходить из дома без сопровождения?

— Разве я пленница? — возмутилась гостья.

— Но вы же… — начал было Норкрофт, но осекся и добавил: — Конечно, нет.

В это мгновение молодая женщина осознала со всей ясностью, насколько двусмысленно и неприлично ее положение. Но странно — сейчас Кейт меньше всего думала о приличиях, ведь даже столь затруднительное положение имело свой плюс — общение с таким привлекательным мужчиной, как молодой граф Норкрофт. Ощущение, что он совсем рядом, сильно взволновало ее, но Кейт не хотелось разрушать очарование их неожиданной встречи. Однако всему приходит конец…

— Не могли бы вы помочь мне встать? — попросила она своего собеседника.

— Конечно! — Он с готовностью вскочил, взял ее за руку и помог подняться.

Их взгляды встретились, и у обоих на мгновение перехватило дыхание. Кейт подумала, как это было бы упоительно — утонуть в синеве его глаз… Ей захотелось почувствовать прикосновение его губ.

— Вы поцелуете меня? — прошептала она, сама не понимая, что говорит.

— Разумеется, нет, — пробормотал он, но по его глазам было видно, что он солгал.

— Но вы явно хотели меня поцеловать, — настаивала Кейт, ничуть не обеспокоенная подобным желанием. Напротив, если бы граф поцеловал ее, она бы ему ответила. «Боже милостивый, неужели я развратница?» — мелькнуло у нее в голове.

— Если бы хотел, то давно бы уже поцеловал, — возразил Оливер.

— Тогда почему вы до сих пор не отпустили мою руку?

— Согласитесь, держать вашу руку — одно, а целовать вас — совсем другое. Мы с вами только вчера встретились, и я даже не знаю, как вас зовут.

— Значит, вы не целуетесь с женщинами, которых только что повстречали?

— Это зависит от самих женщин.

— А вы, я смотрю, любите пофлиртовать, — заметила Кейт, отняв руку.

— Вы так думаете? — в притворном испуге округлил глаза граф.

— Даже вчера, высказывая мне свои подозрения, вы определенно пытались со мной заигрывать.

— Признаю, — рассмеялся Оливер, — пытался.

— Но почему? — Кейт скрестила руки на груди и с вызовом посмотрела на графа.

— Вы — очаровательная женщина, Кейт, разве это не достаточная причина?

— Нет, лорд Норкрофт.

— Раз я обращаюсь к вам по имени, то и вы называйте меня Оливер, прошу вас.

— Это неправильно, — засомневалась она, хотя уже давно мысленно так его и называла.

— Но справедливо. В конце концов, вы меня почти поцеловали.

— Вовсе нет! — вскипела Кейт. Она демонстративно отвернулась от графа и с чопорным видом уселась на древнюю стену. — Спасибо за откровенность. Теперь я точно знаю, что вы ловелас и крайне опасны.

— Неужели? — спросил Оливер с такой обольстительной улыбкой, что у Кейт зашлось сердце. «Господи, похоже, я действительно развратница», — мелькнуло у нее в голове.

— Вот почему я назвала вас опасным, милорд, то есть Оливер, — сказала она вслух.

— Да вы и сами кокетка, — ухмыльнулся граф. — И тоже можете быть опасной.

— Только потому, что неизвестно, кто я и что могу от вас потребовать?

— Нет, потому что не знаете, что я могу потребовать от вас.

— Вы подтвердили мои опасения, — ответила Кейт, пряча довольную усмешку.

— Что ж, раз уж мне не суждено стать ученым, придется довольствоваться ролью опасного соблазнителя. Позвольте проводить вас до дома, — предложил Оливер.

— Могу я задать вам вопрос?

Кивнув, граф протянул ей руку.

— Какое я произвожу впечатление?

— На меня?

— Да, — нетерпеливо подтвердила гостья. — Как вы думаете, что я за человек?

— Откровенно?

— Конечно.

Откровенности она не боялась. К тому же если ей и приходилось раньше лгать, то она этого не помнила.

— Впервые я увидел вас, когда вы были без сознания, — начал он с серьезным выражением, хотя в голосе слышались игривые нотки, — поэтому поначалу вы на меня не произвели особого впечатления. Я подумал: «Прелестная женщина. Интересно, какого цвета у нее глаза?»

— Почему вас заинтересовали именно глаза?

— Понимаете, мне всегда нравились зеленоглазые женщины с рыжими волосами. И вы меня не разочаровали.

— Пожалуйста, посерьезней, — попросила она. — Я в беде, Оливер. Я не помню, кто я, и мне важно знать, что вы на самом деле обо мне думаете. Вы же умный человек, у вас наверняка уже сложилось вполне определенное мнение.

Он помолчал, глядя ей в глаза, словно хотел проникнуть в ее мысли, потом ответил, тщательно подбирая слова:

— Я думаю, что вы, возможно, действительно потеряли память.

— Вы не уверены?

— Не совсем.

— Понимаю, — кивнула Кейт. — Я хочу вернуться в дом как можно скорее.

Она выпустила его руку и резко прибавила шагу. Старый уютный особняк Норкрофтов — ее единственное спасение.

— В чем дело? — ничего не понимая, бросился вдогонку граф.

— Вы мне не верите, и я не в состоянии переубедить вас, милорд.

— А чего вы от меня ждали? — В голосе Оливера послышалось раздражение. — Вас доставляют к нам без сознания, потом вы приходите в себя и заявляете, что потеряли память — удивительно, не правда ли? И как, кстати, потерялся ваш багаж…

— Вы сказали «кстати»?! — Гостья даже остановилась от возмущения. — Да знаете ли вы, как унизительно носить чужое платье, пусть даже очень хорошее, но не по размеру?

— Где уж мне, — ответил граф, пряча усмешку. — Одежда с чужого плеча — это фи, моветон.

— Только не пытайтесь пустить в ход свое обаяние, не сработает, — предупредила Кейт. Она пошла было вперед, но вновь остановилась, не в силах успокоиться. — Я еще могу представить, что кто-то захочет осложнить жизнь вам, но зачем, по-вашему, мистифицировать добрейшую графиню?

— Пока не понял.

— Не имею ни малейшего желания ждать, пока вас осенит. Тем более что вы сомневаетесь в моей искренности.

Она отвернулась и быстро пошла по лужайке.

— Mais vous avez nulle part pour aller2, — бросил ей вслед граф на почти безупречном французском.

— Sans se soucier je ne resterai pas ou je ne sui pas voulu. Particulierement pas avec un home qui me pense suis menteur3! — тотчас откликнулась гостья и застыла, пораженная. — Я говорю по-французски!

— Как и большинство дам, — протянул Оливер без энтузиазма. — Я никогда не называл вас лгуньей.

— Но это всегда подразумевалось!

Несмотря на раздражение, Кейт не могла не почувствовать удовлетворения от нового открытия — она говорит по-французски! Что бы это значило?

— Может быть, я француженка? — спросила она. — Как вы думаете, Оливер?

— Вряд ли. — Граф взял ее за руку и повел к дому. — Честно говоря, я не знаю, что и думать, но теперь я почти готов поверить, что вы действительно ничего не помните о прошлом.

— Почему? — Она опять остановилась и отняла руку.

— Сомневаюсь, что вы обладаете таким замечательным актерским даром, — ответил Оливер, снова беря ее за руку.

— Фу, как грубо.

Они продолжили путь через лужайку.

— Мне даже хочется, чтобы вы оказались той, кем считает вас моя матушка, — признался Оливер.

— А кем она меня считает?

— Дочерью или другой родственницей какого-нибудь своего старого друга или знакомого, о чем, по ее мнению, могло свидетельствовать пропавшее письмо.

— Почему она так решила?

— Бог знает. Таков уж ее взгляд на мир.

— Почему же вам хочется, чтобы она оказалась права?

— С такой доверчивой душой, как у нее, больно видеть крах своих иллюзий.

— Не увиливайте от ответа. Итак, почему вы изменили отношение ко мне?

— Из-за ваших зеленых глаз, — вырвалось у графа. Остановившись, он повернул Кейт к себе, чтобы видеть ее лицо. — Когда я заглянул в ваши глаза, у меня появилось ясное ощущение…

— Предопределенности? — ахнула Кейт. Боже милостивый, неужели Оливер чувствовал то же, что и она?

— Да… Впрочем, нет, не знаю. Скорее, какой-то необыкновенной перспективы, которая открывается передо мной. Одно могу сказать наверняка. — Он взял ее за подбородок и посмотрел прямо в глаза. — Если бы мне довелось встретить вас раньше, на каком-нибудь приеме, на балу или на прогулке в парке, то я тут же начал бы страстно ухаживать за вами. Прежде такого со мной не случалось.

Кейт сглотнула подкативший к горлу комок.

— Ну теперь-то вы меня поцелуете? — пробормотала она.

Взгляд Оливера скользнул по ее пленительным губам.

— Увы, нет, — ответил он, и, опустив руку, державшую ее подбородок, буквально потащил спутницу к дому. — Я очень, очень хочу вас поцеловать, но этому противится мой разум.

Сердце Кейт затрепетало от радости.

— Потому что вы мне не доверяете или потому, что считаете меня опасной? — уточнила она.

— И то и другое. Но я надеюсь, что ошибаюсь.

— Вы снова — само обаяние. Только, пожалуйста, идите немного помедленнее, потому что я едва за вами поспеваю.

— Это все моя нетерпеливая натура, — усмехнулся граф и замедлил шаг.

— Что мы будем делать теперь?

— Вам лучше вернуться в свою комнату и отдохнуть до ужина. Два падения подряд — не шутка. Вдруг вам станет нехорошо? Тогда нам придется прекратить всякие попытки восстановить вашу память.

— Я хорошо выспалась и чувствую себя прекрасно, — возразила Кейт. — Правда, немного голодна.

Она и впрямь чувствовала себя отлично. Более того, на сердце у нее было легко и радостно — ведь он хотел ее поцеловать. Как мало надо для того, чтобы почувствовать себя счастливой!

— Я распоряжусь, чтобы вам прислали поесть в вашу комнату, — предложил граф. — Не стоит пренебрегать предосторожностями, потому что падения чреваты опасными последствиями.

— Каким образом вы надеетесь восстановить мою память? — посерьезнела Кейт.

— Мне кажется, в этом деле не нужно спешить. Будем продвигаться постепенно, шаг за шагом. Сегодня вы вспомнили о Древнем Риме и заговорили по-французски, завтра выяснится еще что-нибудь.

— Вы мне поможете?

— Конечно, я не покину вас ни на минуту, — решительно заявил граф, но его взгляд помрачнел.

— Так-таки ни на минуту? — переспросила Кейт, ликуя в душе.

— Насколько это будет возможно.

— Я вам очень благодарна, Оливер, мне так хочется как можно скорее узнать, кто я!

Его взгляд смягчился.

— Думаю, если я серьезно возьмусь за дело, то выясню о вас все.

— Снова угроза?

— Нет, что вы, обещание. И что бы там ни было, я его сдержу.

Глава 6

«Надеюсь, она не замужем», — подумал Оливер.

Он сидел в торце длинного обеденного стола, и все время, пока шел ужин, исподтишка наблюдал за Кейт, занимавшей место слева от него, напротив графини. Нелегко наблюдать за человеком, когда за столом всего трое, да еще если этот человек — женщина, от которой трудно отвести взгляд.

— А теперь расскажите, дорогая, что вы знаете о литературе, — предложила графиня.

— Боюсь, леди Норкрофт, что проблему моей амнезии не решить таким простым способом, — в который раз повторила гостья, пытаясь унять исследовательский пыл хозяйки дома. Оливер отметил, с каким терпением и тактом отметает незнакомка бесконечные вопросы его матери, имевшей, несомненно, самые лучшие намерения. «Кем бы она ни была, у нее доброе сердце», — решил граф.

— Кейт уже рассказывала о литературе, мама, — заметил он вслух.

— Я помню, дорогой, ведь у меня с памятью все в порядке, — бросила на него строгий взгляд леди Норкрофт. — Мне кажется, что повторение может помочь нашей гостье вспомнить еще что-нибудь. Для этого все средства хороши, не так ли, Кейт?

— Я от души благодарна вам за помощь, миледи, — улыбнулась та.

Она еще и тактична, продолжил свои наблюдения Оливер. Впрочем, доброта и такт не относились к обязательным для леди качествам: граф знал многих дам благородного происхождения, не обладавших ни тем, ни другим, что тем не менее не умаляло достоинств этих дам в глазах окружающих.

За столом Кейт держалась непринужденно, безошибочно выбирая нужные обеденные приборы. «Если она обманщица и просто актриса, играющая свою роль, то она основательно подготовилась», — резюмировал внимательный наблюдатель.

— По вашим словам, вы, едва взглянув на римскую стену, сразу про нее все поняли? — спросила графиня.

.— Да, но как — ума не приложу, — ответила Кейт. — Это просто возникло у меня в голове, и все. Таким же образом я поняла и кое-что про себя — точнее, про свои недостатки.

— Милочка, наши недостатки — это то, что делает нас людьми, привлекает к нам внимание, — поучительно заметила графиня. — Кому интересны идеальные люди? Никому. Возьмем, к примеру, Оливера. У него есть недостатки, но при этом он очень интересный человек.

— Какие же вы обнаружили в себе недостатки? — спросил граф у Кейт, не обращая внимания на слова матери.

— Ну, во-первых, гордость. — Кейт поднесла к губам бокал с вином и сделала глоток. — Во-вторых, тщеславие и самолюбие: терпеть не могу носить чужую одежду. И еще я очень ценю вашу помощь, графиня, но мне не нравится, что приходится целиком зависеть от людей, в общем-то мне посторонних.

— Я настроена более оптимистично. Хоть нам и не доводилось раньше встречаться, но у меня нет ощущения, что мы чужие люди, — убежденно заметила леди Норкрофт.

— Пока что я не обнаружила в себе такого качества, как оптимизм, — посетовала ее молодая собеседница. — Но к числу пессимистов я явно не принадлежу, потому что иначе давно предалась бы унынию. Похоже, я все-таки оптимистка… Или во мне живет надежда на счастливый конец моих злоключений? Кроме того, я не лишена благоразумия.

«А вдруг она все-таки замужем?» — снова подумал граф. Не то чтобы он придавал какое-то особое значение этому обстоятельству, но ему просто стало интересно. На руке Кейт не было обручального кольца, но такая очаровательная женщина, как она, к тридцати годам, несомненно, должна была быть замужем. К удивлению Оливера, эта мысль вызвала у него смутное недовольство. Она, вероятно, вдова, успокоил он себя. Вдовство объясняет, почему Кейт путешествовала одна, если только она не состоит в банде мошенников, промышляющих обманом доверчивых леди. Но ради чего ей обманывать? Ради старых платьев кузины Дженевьевы? Ради нескольких дней в графском поместье? На вопрос «зачем?» ответить было так же трудно, как на вопрос «кто она?».

— После ужина отведи нашу гостью в библиотеку, Оливер, — посоветовала графиня. — Знаю по собственному опыту: книги вызывают столько воспоминаний! Я, например, никогда не забуду, с каким чувством впервые прочла роман «Эмма». Я была очень романтичной, как все девочки моих лет, и меня несказанно обрадовало, что главная героиня Эмма помогла другу и подруге счастливо соединить свои судьбы. Это чувство до сих пор живет в моей душе, вот почему я с удовольствием помогала своей племяннице Фионе найти хорошую пару.

Леди Норкрофт подала слуге знак переменить блюда и добавила:

— Кстати, я говорила вам, милая, что мой сын не женат?

— Мама! — простонал граф.

— Нет, не говорили, — спокойно, с вежливой улыбкой ответила Кейт, но ее глаза искрились смехом.

— Представляете, он даже ни в кого не влюблен, — продолжала мать. — Не так ли, Оливер?

— Как только это произойдет, ты первая услышишь от меня радостную весть, — холодно ответил сын. — В общем, в любом случае ты наверняка будешь в курсе.

— Тебе не к лицу сарказм, мой дорогой, — недовольно хмыкнула почтенная матрона и доверительно наклонилась к гостье: — Понимаете, он никак не может найти себе подходящую жену, а ведь ему уже тридцать третий год — давно пора выполнить долг перед своим родом!

— Неужели графу столько лет? — удивилась Кейт, с интересом посмотрев на Оливера.

— Увы, — смиренно согласился тот, — и с каждой минутой я становлюсь все старше.

Ему был неприятен этот разговор, но он знал, что мать ни за что не сменит тему, если она ее действительно волнует. И все же…

— По-моему, Кейт совсем не интересно слушать о моих неудачных попытках начать семейную жизнь, мама, — попытал он счастья.

— Напротив, милорд, очень интересно, — вмешалась гостья; как показалось графу, едва сдерживая смех. — У вас, миледи, конечно, есть мнение о том, почему ваш сын терпит фиаско в этой области?

— Вы не поверите! — разочаровала ее графиня. — Я много думала об этом, но не смогла понять, что мешает его семейному счастью. У него ведь много достоинств, в том числе графский титул и весьма солидное состояние. Правда, по общему мнению, Оливеру не хватает авантюрной жилки…

Граф скептически хмыкнул.

— Но он красив, не так ли, Кейт? — продолжала леди Норкрофт с невинным видом.

— Да, скажите, Кейт, — не без ехидства поддержал ее Оливер, выжидательно подавшись вперед. Как говорится, назвалась груздем, полезай в кузов!

— Не думаю, чтобы мне доводилось встречать более привлекательного мужчину, — призналась она.

— Очень дипломатичный ответ, — рассмеялся граф.

— У него глаза, как у его отца, — восхитилась леди Норкрофт. — Таких ярких синих глаз я не видела больше ни у кого.

— Пожалуй, — согласилась Кейт, присматриваясь к Оливеру. Их взгляды встретились… Сколько это длилось: мгновение, вечность? У графа вновь возникло странное ощущение предопределенности происходящего. Он мог бы смотреть в эти сказочно прекрасные, русалочьи очи до конца своих дней…

— Да, у вас действительно очень красивые синие глаза, — кашлянув, заметила Кейт.

— Спасибо, — улыбнулся он.

«Как странно эта незнакомка действует на меня, — подумал он. — Интересно, испытывает ли она нечто подобное?»

— А еще мой мальчик отличается большой скромностью, — добавила леди Норкрофт. — Может быть, поэтому он до сих пор не женился?

— Может быть, — осторожно ответила Кейт. — Или ему просто не встретилась подходящая женщина.

— Не исключено, — кивнула графиня, но, поколебавшись, сообщила почти шепотом: — Но вообще я подозреваю, что на наш род наложено проклятие.

На какое-то мгновение на лице Кейт появилось странное выражение, но тут же исчезло. «Испугалась, — решил наблюдавший за ней Оливер. — Но бедняжку можно понять — она потеряла память, а тут мама со своими страшными историями».

— Проклятие? — переспросила Кейт, широко раскрыв глаза. Что в них было — интерес, понимание?

— Это абсурд, мама! — попытался вмешаться Оливер. — Никаких проклятий не существует.

— Тогда как объяснить, что твой отец погиб в расцвете сил, как и его сестра, двое братьев и твой дед? — не отступала графиня. — И как объяснить то, что почти все они стали жертвами нелепых несчастных случаев?

— Так распорядилась судьба, мама, — пожал он плечами. — К нашему великому сожалению, они погибли по воле случая, не надо сюда приплетать колдовство.

— Ты не прав, — возразила леди Норкрофт. — Еще твоя покойная бабушка рассказывала о древнем родовом проклятии.

— Расскажите об этом, пожалуйста, — заинтересованно попросила Кейт.

— Я точно не помню, — напрягая память, сдвинула брови графиня. — В свое время я не придала значения бабушкиным словам.

— Не стоит этого делать и сейчас, — настаивал Оливер. — Я, например, ничего не слышал о родовом проклятии, хотя являюсь главой рода.

— От кого ты мог это услышать? — покачала головой леди Норкрофт. — В живых не осталось никого, кто мог бы тебе рассказать. Но ты должен об этом знать, ибо кто предупрежден, тот вооружен. На чердаке лежат целые корзины старых семейных документов…

В ее глазах зажегся знакомый решительный огонек. «Ну, теперь не жди ничего хорошего», — подумал Оливер.

— Люди беспечны, — вдруг заметила Кейт. — Все у вас идет прекрасно, и вы не обращаете внимания на родовое проклятие, пока однажды оно не начинает действовать, и тогда все ваши представления об окружающем мире, об истине и здравом смысле рушатся, и жизнь несет вас туда, куда вам и не снилось…

Оливер и графиня изумленно уставились на гостью. Уловив их взгляды, она стушевалась и смущенно пробормотала:

— Сама не знаю, откуда это взялось у меня в голове.

— Очень интересно, — задумчиво констатировала леди Норкрофт.

— Похоже, вы не так уж рациональны, — добавил граф, разглядывая гостью. Ему показалось, что она испугана и изумлена своим высказыванием не меньше, чем они. Остается надеяться, что она потеряла только память, а не разум…

— Мне кажется, вы сами верите в проклятие и колдовство, — предположила графиня, сверля молодую женщину проницательным взглядом. Оливер поморщился — если что-то и могло отвлечь матушку от разговоров о его женитьбе и продолжении рода, так это тема колдовства и проклятия.

— Я не знаю, во что верю, — ответила Кейт со слабой улыбкой, и в ее глазах появилось беспокойство. — Жаль, но это так.

— Ну хорошо, оставим это, — махнула рукой леди Норкрофт. — Надеюсь, танцевать вы не разучились? На носу Осенний бал!

Не веря своим ушам (мама добровольно прервала беседу на свою любимую тему!), Оливер охотно поддержал ее почин:

— До бала еще целая неделя. Скорее всего к тому времени Кейт уже нас покинет.

«Надеюсь, я не прав», — подумал он.

— Чепуха, — возразила графиня. — Если к тому времени станет известно истинное имя нашей гостьи, то кто нам помешает попросить ее остаться на бал?

— Звучит заманчиво, — ответила Кейт. — Правда, я плохо представляю себе, что это такое, но не сомневаюсь, что отлично проведу время: Разумеется, если вы меня пригласите, — добавила она, взглянув на Оливера.

— Конечно, приглашу, и с удовольствием.

— Спасибо, — поблагодарила Кейт, и ее зеленые глаза радостно заблестели.

— Раз все решено, пора заняться платьем, — заметила практичная графиня. — Вы не можете появиться на балу в наряде Дженевьевы, надо заказать что-то новое. Уверяю вас, вы сразу повеселеете, ведь ничто так не поднимает девушкам настроение, как новое платье. Вот только где его заказать? В деревне? Вряд ли там найдется достойная портниха. Придется послать в Лондон за мадам Дюбуа.

— Я не могу это принять… — попыталась возразить гостья.

— Ерунда, — отрезала хозяйка. — Можете и примете. Мадам Дюбуа, несомненно, с радостью ухватится за возможность на несколько дней уехать из города…

— И заработать бешеные деньги, — сухо добавил Оливер.

Однако его равнодушие было лишь маской. Хотя он и не разбирался в моде, ему очень хотелось увидеть Кейт в платье от мадам Дюбуа. Если французской кудеснице удавалось превратить в неотразимую красавицу вполне заурядную внешне кузину Оливера, то что же она сотворит с Кейт?

— Качество, сынок, — дорогое удовольствие, — отмахнулась графиня и снова переключилась на гостью. — Мне кажется, к вашим глазам и волосам, дорогая, подойдет платье какого-нибудь зеленого оттенка — например, цвета морской волны.

Оливер подумал, что и в любом другом цвете Кейт будет дивно хороша, обольстительна и совершенно неотразима.

Неужели он поддался ее очарованию? Эта мысль так поразила его, что он даже не обратил внимания на свой любимый десерт — пудинг из инжира, который поставил перед ним лакей. Кейт производила впечатление искреннего, доброго человека, и Оливер, наблюдая за ней, стал верить в то, что она действительно потеряла память. Но он по-прежнему не знал о ней практически ничего.

А как она пыталась его обольстить! Действовала тонко, умно, но Оливер достаточно хорошо знал ухищрения соблазнительниц, чтобы держать себя в руках.

Он посмотрел на дам — они увлеченно болтали о тканях, о планах на праздничные дни. Кейт держалась с достоинством, говорила на какие-то общие темы. «Ей мало соблазнить меня, — догадался Оливер, — она хочет очаровать мою мать».

Но он этого не допустит — никто и никогда не мог соблазнить лорда Норкрофта против его воли! Хотя, если хорошенько подумать, никто лорда Норкрофта и не соблазнял, он сам всегда был соблазнителем, преследователем и завоевателем. А почему бы и нет?

Оливер бросил взгляд на Кейт — если она хочет его соблазнить, пусть попробует. Он сыграет с ней в эту игру — вреда не будет, если гостья действительно потеряла память. Ну а если она обманщица… Он пожал плечами — надо ждать, скоро все прояснится. Главное — не терять головы, тогда все будет хорошо.

— Ты что-то сказал, сынок? — вывел графа из задумчивости голос матери.

— Нет, мама, я размышлял о том, что нужно пригласить Кейт заглянуть со мной в библиотеку.

— Боюсь, я слишком устала, — покачала головой гостья. — Столько новых впечатлений за один день! Пожалуй, сейчас мне лучше пойти к себе. Давайте перенесем визит в библиотеку на завтра.

Она встала, тотчас поднялся со своего места и граф.

— У меня нет слов, чтобы выразить вам свою благодарность, миледи, — сказала гостья хозяйке дома.

— Не за что, дорогая, — ответила та.

— До завтра, милорд, — попрощалась Кейт с графом, и на ее губах засияла такая ослепительная улыбка, что у него защемило в груди.

— До завтра, — как эхо отозвался он, с тревогой подумав, что может потерять не только голову, но и сердце.

Глава 7

— Доброе утро, Оливер, — поздоровалась Кейт, входя в библиотеку.

— Доброе утро, — улыбнулся граф, стоявший на самом верху приставной лестницы возле одной из книжных полок.

— Что вы там делаете? — подняла голову гостья, прикрывая глаза от яркого солнечного света, лившегося в комнату через огромные окна.

— Собираю книги, которые помогут нам узнать, кто вы такая.

— Они об амнезии?

— Совсем нет.

Держась одной рукой за лестницу, а второй прижимая к себе несколько объемистых томов, граф начал спускаться вниз.

— Осторожно! — воскликнула Кейт.

— Поверьте, я осторожен, — самоуверенно ухмыльнулся он. — Мне совсем не хочется свалиться у вас на глазах.

Однако за три ступеньки до пола он все-таки упал. Кейт испуганно замерла, но граф тотчас поднялся на ноги и был цел и невредим.

— Ну, как сегодня ваши дела? — спросил он как ни в чем не бывало, кладя книги на длинный узкий стол, на котором уже лежало несколько томов.

— Логичнее спросить, кто я сегодня.

— Ладно, так и сделаем. Кто вы сегодня?

— Увы, я все еще Кейт, — со вздохом ответила она. — Знаете, я так надеялась, что проснусь сегодня и вспомню о себе все — кто я, откуда и то несметное множество жизненных подробностей, о которых не даешь себе труда задумываться, пока они вдруг не исчезнут неведомо куда.

— Может быть, вам приснился сон, который подскажет какие-нибудь детали?

— Увы, нет, я спала без сновидений.

Но Кейт немного лукавила — кое-какие догадки у нее появились. Несмотря на усталость, заснуть ей удалось не сразу, и когда она ворочалась в постели, пытаясь не думать о дерзком синеглазом красавце, который с некоторых пор стал занимать все ее мысли, ей вдруг пришло в голову: так ли уж случайно ее появление в Норкрофт-Мэноре? Не связано ли оно каким-то образом с графом?

— Странно, правда? — продолжала гостья. — Казалось бы, человек в моем положении должен видеть самые разные сны. Но я спала очень крепко, будто освободилась от всех забот и обязательств, от самой себя. Чувствовать себя свободной — это замечательно. Оливер, попробуйте!

— Надеюсь, для этого мне не придется падать с платформы?

— Надо просто расслабиться, успокоиться и отбросить все заботы.

— Я слышал, к вам сегодня заезжал доктор Миллер.

— Да.

— Что он сказал?

— Что я здорова, — ответила Кейт с недовольной гримасой. — Хотя как может быть здоровым человек, потерявший память?

— Спасибо, что не объявил вас сумасшедшей, — усмехнулся граф.

— Я тоже так думаю, — согласилась Кейт.

Доктор Миллер произвел на нее впечатление хорошего и знающего специалиста, но сообщил, что еще не сталкивался с подобными случаями амнезии.

— Он сказал, что физически со мной все в порядке, но как восстановить мою память, он не знает. По его мнению, постепенно все само должно восстановиться.

— Значит, сидеть сложа руки и ждать? Нет, мы можем кое-что предпринять, если вы, конечно, не возражаете.

— Разумеется, не возражаю, — решительно заявила гостья, хотя на самом деле, как ни хотелось ей узнать свое настоящее имя, она совсем не была уверена, что это знание принесет ей удовлетворение и радость. — Похоже, у вас есть план.

— Не совсем план, пока это только идея, — покачал головой Оливер и показал на подобранные тома. — Посмотрите, это книги о предметах, знание которых обязательно для каждого образованного человека. Впрочем, они обязательны скорее для мужчины, чем для женщины, ведь у меня нет сестер, и мне трудно судить о том, чему сейчас обучают девушек.

— Ничему существенному, наверное, — пробормотала Кейт, сама не понимая, откуда взялась эта мысль. — Что ж, давайте посмотрим, есть ли здесь что-то знакомое.

— Вот, латинская грамматика, — протянул ей книгу Оливер.

Кейт наугад открыла ее и прочла:

— Epicuri de grege porcus4. Хм, кажется, речь идет о свиньях или о свинине, точно не знаю. Какая скука!

— Да, латынь вы определенно изучали, — усмехнулся граф. — Наверное, лучше перейти к литературе. Ну-ка ответьте, кто написал «Оду греческой урне»?

— Джон Китс, конечно! — не задумываясь ответила Кейт.

— А «Философию любви»?

— Перси Биши Шелли, — выпалила она и ухмыльнулась — это было даже легче, чем с римской стеной.

— Кто такой Сэмюэль Кольридж?

— Поэт, написал «Поэму о Старом Мореходе».

— А Роберт Бернс?

— «Сколь ты — вершина красоты, столь я в любви глубок, пока бег дней не превратит моря в сухой песок…»5 — прочла она наизусть. — Прекрасные стихи, правда?

— И очень романтичные, — улыбнулся граф.

— Должно быть, я романтична по натуре и в прежней жизни увлекалась стихами Бернса! — воодушевленная успехом, воскликнула Кейт. — Разве это плохо?

— Так-то оно так, но есть ли в этом открытии практическая польза? Ведь мы и так были уверены, что вы из Шотландии.

— И все-таки теперь я знаю о себе немножечко больше, чем несколько минут назад! Согласитесь, это еще один шаг в правильном направлении, хоть и небольшой.

К удивлению и недовольству Кейт, граф, по-видимому, не разделял ее энтузиазма.

— Довольно поэзии, — заметил он. — Посмотрим, что вы знаете из географии и истории.

— Зачем, Оливер? — нетерпеливо возразила гостья. — Я знаю, в какой стране нахожусь, и смогу показать ее на карте, как и все остальные государства. Что до истории, то пожалуйста — сейчас нами правит королева Виктория, которая взошла на трон в 1837 году. Древний Рим был огромной империей, а до того половину цивилизованного мира завоевал греческий царь Александр Македонский. Дайте мне карту, я покажу вам и Грецию, и Рим. Я, конечно, очень ценю вашу помощь, но вы сами видите, что продолжать ваш эксперимент бессмысленно — я как не помнила своего имени, так и не помню.

— Я просто хочу выяснить, каков уровень ваших знаний.

Тут у нее возникло подозрение.

— С какой целью? — спросила она. — Хотите выяснить, вашего ли я круга, достойна ли я сидеть за одним столом с лордом Норкрофтом или меня надо отправить обедать на кухню?

— Что вы, — засмеялся граф и, смущаясь, отступил назад. — Одного взгляда на вас достаточно, чтобы понять…

— Что? — шагнула к нему Кейт.

— Что вы… — попятившись, Оливер ударился о библиотечный стол и направил на гостью затравленный взгляд. — Не могли бы вы немного отойти?

— Нет.

Оливер огляделся, ища спасительную лазейку, но нет — зажатый между столом и женщиной, он оказался в ловушке.

— Ответьте на вопрос, — настаивала Кейт. — Кем вы меня считаете?

— Послушайте, — начал было он, призвав на помощь все свое обаяние, — я не думаю…

— Теперь вы еще и не думаете, — процедила она, теряя терпение. — Так кто же я, по-вашему?

— Хорошо воспитанная, настоящая леди, — выдавил граф.

— Вот как?

— Есть вещи, которые обязательно должна знать дама нашего круга. Вот я и решил: раз вы находитесь в моем доме…

— Хотите убедиться в том, что я не стащу столовое серебро?

— Нет, ни в коем случае!

— Вы устроили мне проверку, признайтесь!

— Я бы так не сказал…

— Но по сути это была именно проверка. — Разгневанная Кейт скрестила руки на груди. — Не знаю, что делать: рассмеяться вам в лицо или дать пощечину?

— Если позволите, один совет, — осторожно предложил граф.

— Я считаю, что вы просто смешны… — рассуждала гостья.

— Что ж, смех — это хорошо. Нужно уметь смеяться над своими недостатками…

— С другой стороны, — не дала она ему закончить, — ваши действия оскорбительны и заслуживают соответствующей реакции.

Она размахнулась и влепила обидчику звонкую оплеуху.

— Больно! — охнул он, хватаясь рукой за щеку. Кейт испуганно замерла, озадаченная собственным поведением.

— Неужели я это сделала? Могу поклясться, что раньше никогда никого не била!

— Для первого раза у вас неплохо получилось, — пробормотал Оливер, потирая скулу.

— Спасибо за комплимент, — фыркнула она. — Мой успех — исключительно ваша заслуга.

— Это не комплимент.

— Я удивлена своим поступком не меньше, чем вы. Не думаю, что по своей природе я склонна к насилию, вы меня просто спровоцировали. Правда, теперь мне стало легче.

— Рад услужить, мадам.

Кейт отвернулась и стала нервно ходить по комнате.

— И все же я сожалею о своей выходке, — проговорила она.

— Я действительно вас спровоцировал.

— Вот именно. — Она остановилась и смерила его суровым взглядом.

— Я поступил как негодяй, как животное, как…

— Как настоящий лорд, у которого много обязанностей и забот, — продолжила гостья со вздохом. — Если разобраться, вас не за что винить. Ведь, чтобы принять решение, вы должны знать правду.

— Ваши слова подтверждают вывод о том, что вы весьма разумная особа, — с явным облегчением улыбнулся граф.

— Если б вы знали, что я чувствую, — удрученно проговорила Кейт, прижимая руки к груди. — У меня до сих пор стоит в ушах этот противный шлепающий звук и горит от удара ладонь.

— Извините меня, пожалуйста. Я не должен был так себя вести.

— Ваши извинения приняты. Я сожалею, что ударила вас, ведь у меня есть совесть.

— Это радует, — заметил Оливер, потирая пострадавшую щеку.

— Давайте будем считать это происшествие еще одной проверкой.

— Такого в моем списке не было, — съязвил граф.

— К чему этот сарказм, Оливер? — произнесла гостья с наставительными нотками леди Норкрофт и удивленно переспросила: — Неужели вы составили список?

— Только в голове.

— Должно быть, он совсем коротенький.

— Ничего, день ото дня в нем будет все больше пунктов.

— Как бы то ни было, мне жаль, что я позволила эмоциям взять верх над разумом и причинила вам боль. Поверьте, я не такая плохая.

И в порыве чувств она прижала ладонь к его пострадавшей щеке.

Он взял ее руку в свою и поцеловал.

— Зачем это? — рассердилась Кейт и вырвала руку.

— Не знаю, просто захотелось. — На лице графа появилась улыбка нераскаявшегося грешника, и ее гнев тут же улетучился.

— Вы снова — само обаяние, — пробормотала она.

Он наклонился, и у нее бешено заколотилось сердце — его губы были так близко… Неужели он наконец поцелует ее? А вдруг так и не решится?

— Это не единственное мое достоинство, — ответил он негромко, и в его голосе зазвучали обольстительные нотки. — Хотите узнать меня поближе?

«Боже, да он пытается меня соблазнить! — ошеломленно подумала Кейт. — И где? В собственной библиотеке!»

Поддаться соблазнителю? Печально, но этого жаждало все ее существо, она была готова упасть в объятия графа с той же решимостью, с какой чуть раньше дала ему пощечину. Ах, наверное, она все-таки развратница, причем эмоциональная и склонная к насилию…

Нет, она не такая! Кейт гордо расправила плечи и взглянула на соблазнителя.

— Что же вы медлите? — с вызовом спросила она.

— Вы не против? — осторожно поинтересовался он.

— Почему же я должна быть против? — с деланным безразличием пожала она плечами. — Если вы считаете это необходимым, то пожалуйста. На вашем месте я поступила бы так же.

— Я уже не уверен. — Он улыбнулся столь обольстительно, что при других обстоятельствах Кейт, как и любая другая женщина, ни за что бы не устояла.

— Я не помню, кто я такая, Оливер, но точно не воровка, пытающаяся обмануть немолодую женщину и ее болвана сына, — сказала она и оказалась совсем близко, так что теперь их губы почти соприкасались. — И я не шлюха, которую ничего не стоит соблазнить.

Он несколько мгновений пристально смотрел на нее, а потом на его губах появилась знакомая дерзкая усмешка, и он бросил:

— Очень жаль.

— Вы неисправимы! — вспыхнула Кейт и отодвинулась от него.

— Ничего подобного, моя дорогая. Как я вам уже говорил, когда я захочу вас поцеловать, вы об этом узнаете.

Он помедлил, потом вдруг резко притянул ее к себе, и она ощутила обжигающий вкус поцелуя. По ее телу тотчас побежала сладостная дрожь желания, такого всепоглощающего, что в голове Кейт не осталось ни одной мысли. В конце концов, какая разница, кто она — невинная девушка или опытная развратница…

Когда Оливер отстранился, на его губах была улыбка.

— Ну как, сейчас никаких сомнений в моих намерениях? — спросил он.

— Нет, — буркнула она, вырываясь из его объятий.

— Теперь вы знаете; что когда я решу соблазнить вас…

— А что, если я замужем? — стараясь казаться спокойной, напомнила она. Ей не хотелось, чтобы он заметил, как на нее подействовал его поцелуй.

— Было бы очень жаль.

— Ваши правила запрещают соблазнять замужних женщин?

— Именно так.

— Тогда вам остается надеяться, что я свободна, — проговорила она первое, что пришло в голову. — Итак, что дальше в списке испытаний, которые вы для меня придумали? Кстати, как мои успехи?

— В общем, пока все идет неплохо. Вы, как выяснилось, получили хорошее образование, говорите по-французски и умеете пользоваться столовыми приборами.

— Вы следили за мной за столом? — возмутилась Кейт.

— Я наблюдал, — поправил ее граф. — Это совсем другое дело.

— А по мне, так это одно и то же. Что вы собираетесь «наблюдать» на сей раз? Что еще, по-вашему, должна уметь делать леди?

— Наверное, шить? — с надеждой спросил он.

— Чепуха! — отмела она его предположение. — Шить умеют многие женщины, независимо от их положения. Я не собираюсь терять время, вышивая для вас подушку с каким-нибудь назидательным изречением.

— Представляю, что бы вы вышили, — усмехнулся он.

— Нет, этого вы представить не в силах. Какие еще будут предложения?

— О, список не так уж мал. Не обсудить ли его на свежем воздухе за каким-нибудь подобающим для леди занятием?

— Жду с нетерпением, — насмешливо откликнулась Кейт, послав собеседнику нежнейшую улыбку.

— А вот насмешничать леди не к лицу, — укоризненно покачал тот головой.

— Вы говорите как гувернантка, — рассмеялась Кейт.

— Должно быть, я где-то услышал эту фразу и запомнил, — тактично изобразив смущение, объяснил Оливер. — Мы посмотрим, умеете ли вы держаться в седле и играть в крокет — это такая популярная игра.

— Крокет… — повторила Кейт. — Знакомое название. И еще я знаю гольф. Думаю, я умею играть в гольф.

— Женщины в гольф не играют, моя дорогая, — деликатно заметил граф, но в его голосе послышались снисходительные нотки, будто он говорил с ребенком.

«Не хватает еще, чтобы он погладил меня по голове», — подумала Кейт и сказала:

— Тем не менее, я умею. А как насчет стрельбы из лука? Она входит в число занятий, достойных леди?

— О да. Моя мама в юности даже выигрывала соревнования по стрельбе. Она отлично стреляла.

— Мне кажется, я тоже неплохая лучница. Впрочем, это легко выяснить. Пойдемте, у вас в саду я заметила мишень.

Она направилась к дверям.

— Не уверен, что стоит давать вам в руки оружие, — пробормотал граф.

Кейт только улыбнулась в ответ и не сказала просившуюся на язык колкость.

— Надеюсь, вы все понимаете правильно — я ведь только пытаюсь помочь вам восстановить память, — добавил Оливер.

— И заодно выяснить, достойна ли я быть вашей гостьей.

— Кейт! — раздраженно одернул ее граф.

— Допускаю, что на вашем месте я бы вела себя так же. Вы действительно стараетесь мне помочь, правда, часто используете для этого довольно неприятные, даже оскорбительные способы. Беда в том, что ни вы, ни я не знаем, как справиться с этой задачей.

— По-моему, мой замысел неплох, — возразил Оливер, — особенно с учетом того, что я впервые столкнулся со случаем амнезии. Правда, пока мы ничего не добились…

— Спасибо за попытку, — ответила Кейт, пряча улыбку. Он был так мил, что на него невозможно было долго сердиться. — Пойдемте же, мне хочется поскорее взять в руки лук и понять, действительно ли я умею стрелять. Надеюсь, это пробудит во мне какие-то воспоминания.

— Дай-то Бог.

— Кстати, вы знаете, что королева Мария Шотландская играла в гольф? — бросила Кейт через плечо, стараясь скрыть свою неуверенность, ведь она весьма приблизительно представляла себе, как пройти из библиотеки в сад.

— Нет, я этого не знал. Но Мария плохо кончила.

— Надеюсь, моя судьба сложится удачнее, — бодро парировала гостья.

Увы, на самом деле она сомневалась в этом и боялась за свое будущее. Но ей не хотелось показывать свой страх — ни Оливеру, ни кому-либо другому. Хорошо это или плохо? Как знать…

Глава 8

Наблюдая за приготовлениями Кейт в саду, Оливер подумал, что его блестящая идея о том, как выяснить социальный статус гостьи, могла прийти в голову только законченному болвану. Разве по одному виду этой женщины не скажешь, что она настоящая леди?

Холлингер, принеся лук с колчаном, принадлежавшие леди Норкрофт, по собственной инициативе остался стоять возле гостьи на случай, если ей понадобится помощь. Оливер предпочел бы отослать его в дом, но он знал, что старый дворецкий скорее согласится отсечь себе палец, чем пропустить хоть что-то интересное.

Впрочем, то же самое можно было сказать и об остальных обитателях дома, включая хозяйку, причем в своем стремлении знать обо всем, что происходило в Норкрофт-Мэноре, дворецкий и графиня часто действовали сообща, как настоящие заговорщики. Вот и сейчас Холлингер явился в сад с луком и стрелами прежде, чем Оливер успел его об этом попросить. Значит, кто-то подслушал разговор Оливера с гостьей в библиотеке.

Накануне вечером, когда гостья ушла к себе, леди Норкрофт сказала, что убеждена в благородном происхождении Кейт. Очевидно, графиня считала, что Господь услышал ее молитвы и послал сыну невесту. Что ж, при других обстоятельствах ее ожидания вполне могли бы сбыться…

Пока Оливер размышлял, Кейт поставила лук одним концом на землю, ловким движением опробовала тетиву, потом обернулась к Холлингеру — тот с готовностью протянул ей колчан. «Нет, похоже, она не обманщица», — решил он, всматриваясь в ее глаза, в которых иногда возникало какое-то испуганное, растерянное выражение. Сымитировать такое было бы по силам только очень хорошей актрисе. У него невольно сжалось сердце — бедняжка, она совсем не так уверена в себе, как хочет показать.

Что касается социального статуса, то ее благородное происхождение не вызывало сомнений: можно изобразить хорошие манеры, но продемонстрировать такие обширные знания, как Кейт в библиотеке, — вряд ли. Гостья явно получила прекрасное образование. Возможно, даже слишком хорошее для женщины, что свидетельствовало о ее высоком положении. Она, несомненно, леди.

Замужем ли она? Оливер старался не думать об этом. К чему лукавить, она очень ему нравилась, хотя он ее почти не знал. Вернее, совсем не знал. Может быть, его привлекала в ней только тайна, сопутствовавшая ее появлению в его доме, и ничего более?

Таинственная, прекрасная, Кейт обладала неотразимым обаянием. К тому же нельзя не восхищаться ее смелостью и умом. Вот если бы Оливер оказался на ее месте — среди чужих, незнакомых людей, на помня своего имени, он уже давно превратился бы в отчаявшегося хлюпика. Готовность Кейт понять, на чем основаны его подозрения, довершила ее портрет — с такой женщиной можно счастливо прожить всю жизнь.

Если, конечно, выяснить ее имя.

Оглядев стрелы, Кейт выбрала одну и посмотрела на Оливера.

— Лук и стрелы в превосходном состоянии, словно ими почти не пользовались, — сказала она. — Наверное, ваша матушка забросила этот спорт?

— Да, теперь она уже точно не стреляет, — ответил граф.

— Прошу прощения, милорд, но это не так, — проговорил Холлингер. — Леди Норкрофт регулярно практикуется.

— Неужели? — удивился Оливер. — Но в соревнованиях мама наверняка уже не участвует, правда, Холлингер?

— Да, сэр, — ответил дворецкий. — Ее сиятельство считает более полезным посвящать свое время тем обязанностям, которые накладывает на нее ее положение. К тому же леди Норкрофт полагает, что не стоит еще раз доказывать то, что она уже доказала.

— Подумать только, я не знал…

— Хороший же вы сын, — ухмыльнулась Кейт.

— Я хороший сын, — твердо сказал он, не приняв ее скепсиса.

Разве он не заботится о матери, не защищает ее, о чем просил его перед смертью отец? А если какая-то мелочь и ускользнула от его внимания, то он не виноват. В конце концов, он взрослый мужчина и у него своя жизнь.

— Не сомневаюсь, — ответила гостья и ослепительно улыбнулась. Сердце Оливера пропустило удар. «Чертовка!» — подумал он.

Когда-то он любил наблюдать, как упражняется в стрельбе его мать, поэтому имел представление, как нужно обращаться с луком. Пока Кейт делала все правильно.

Она натянула тетиву и выстрелила — стрела попала во внешний, белый круг мишени.

— Неплохо, — заметил Оливер.

— Нет, еще нет. — Она недовольно сморщила носик и решительно достала вторую стрелу. — Но сейчас будет.

— Я-то всегда попадал в «молоко», — усмехнулся граф…

— Уверена, у вас бездна других талантов, — пробормотала гостья и выстрелила — на сей раз стрела пробила мишень на несколько дюймов ближе к центру.

Кейт потянулась за третьей стрелой. Она была настолько поглощена своим занятием, что, казалось, не замечала ничего вокруг.

— Прошу меня извинить, сэр, — деликатно кашлянув, проговорил дворецкий, — но мне надо идти, в доме много дел.

— Конечно, иди, Холлингер, — разрешил граф, принимая от него колчан. Странно, что старый слуга решил уйти. Оливер готов был поклясться, что он намеревался оставаться на лужайке как можно дольше.

Видно, получил от хозяйки инструкции оставить молодых людей наедине.

Третья стрела оказалась еще ближе к центру.

— Вот так гораздо лучше, — удовлетворенно кивнула новоявленная лучница.

— Я бы даже сказал, превосходно, — констатировал граф, подавая ей новую стрелу. — Не навеяло ли вам это упражнение какие-нибудь воспоминания?

— Увы, нет. — Гостья снова натянула тетиву. — Я умею стрелять, но не помню, откуда у меня это умение. Для меня оно так же естественно, как умение дышать. Я просто стреляю, и все.

Четвертая стрела поразила красный кружок в центре.

— Удивительно, как ловко вы обращаетесь с луком и как метко стреляете, — заметил Оливер. — Такое мастерство не приобретешь за один день. Возможно, вы начали учиться стрелять еще в детстве. Не исключено, что именно это привело вас сюда.

— Не понимаю, каким образом?

— Это трудно объяснить… Что, если вопреки всякой логике теория моей матери о том, что вы родственница знакомого ей человека, каким-то чудесным образом окажется правильной? Возможно, человек, через которого вы с ней связаны, вошел в ее жизнь благодаря увлечению стрельбой из лука.

— Возможно, — ответила Кейт и снова натянула лук.

— А не он ли научил вас стрелять? Может быть, это ваша мама?

— Моя мама умерла. — Она выпустила стрелу и обернулась к графу. — Оливер, я вспомнила, она умерла!

— Простите, я не должен был… — спохватился он, сообразив, что не все воспоминания могут быть приятными.

— Не стоит извиняться, — махнула она рукой. — Ваши слова не причинили мне боли — у меня такое чувство, что мамы нет уже очень давно, как и папы. Господи, да я сирота! — воскликнула она с ужасом.

— Может быть, вы еще и вдова? — вырвалось у графа.

— Бога ради, Оливер, сейчас не время выяснять мое семейное положение, у нас есть вопросы поважнее!

Кейт сунула ему лук, заложила руки за спину и принялась взволнованно мерить лужайку шагами.

— Для меня самое важное как раз семейное положение, — пробормотал он.

— Ну, я наконец прошла вашу проверку? — спросила гостья, не обратив на его слова ни малейшего внимания.

— Да, — кивнул Оливер. — Теперь можно с уверенностью сказать, что вы настоящая леди, весьма образованная и, похоже, со средствами.

— Почему вы так решили?

— Стрельба из лука требует времени. Бедняки чаще всего не могут позволить себе такой досуг. Вы получили прекрасное образование, на что тоже нужны немалые деньги. Несмотря на шотландский акцент, учились вы, как считает моя мать, в Англии — еще одно свидетельство достатка.

— Итак, я леди со средствами и сирота, — резюмировала Кейт. — Но мне кажется, что у меня все-таки есть семья.

— Да-да, вчера вечером вы что-то говорили о долге перед семьей.

— Наверное, я имела в виду каких-нибудь дядюшек, бабушек или дедушек…

— Или мужа с детьми, — предположил граф.

— Нет, я уверена, что у меня нет детей, — твердо заявила гостья.

— Не понимаю, как вы можете быть уверенной?

— Не знаю… — Она остановилась и пристально посмотрела на Оливера. — Господи, будь у меня дети, я бы непременно это почувствовала.

— Как, если вы не в состоянии назвать даже собственное имя? — Граф постарался произнести это как можно деликатнее.

— Человек может потерять память, но ни за что не забудет собственных детей. Он может не помнить их имена, другие подробности, связанные с их жизнью, но он будет знать самое главное — что они есть.

— Значит, по-вашему, у вас нет детей?

— Нет, — ответила она с явным сожалением.

— А как насчет мужа? — с напускным безразличием спросил Оливер. — Его бы вы тоже непременно почувствовали?

— Наверное. Но нет, я его не чувствую.

— Может быть, вы его просто не любите, поэтому и не чувствуете.

— Не могу себе представить, что могла бы выйти замуж без любви, — усмехнулась Кейт.

— Люди вступают в брак и по множеству других причин — например, из чувства долга, по необходимости.

— Наверное, вы правы. Вы бы женились из чувства долга?

— По счастью, я избавлен от такой необходимости. Мои отец и дед женились по любви, и я намерен последовать их примеру.

Только в этот момент Оливер осознал, насколько ему повезло. Ведь ему не надо гнаться ни за приданым, ни за громким титулом невесты, потому что он сам был достаточно богатым и знатным, так что при выборе жены он мог прислушиваться к зову сердца.

— Почему вы до сих пор не женились? — подала голос гостья и взяла у него лук.

— Потому что не нашел подходящей женщины, как вы правильно заметили вчера вечером.

— А когда вы ее встретите, что будете делать?

— Сразу женюсь, — усмехнулся граф, — чтобы наконец порадовать маму.

— Вы хороший сын, — рассмеялась Кейт, и он обратил внимание на то, что смех у нее искренний и бесконечно волнующий. Так смеются только женщины, свободные от повседневных забот. Оливер понял, что готов слушать и слушать эти чарующие звуки. Оставалось только надеяться, что, когда наконец откроется правда об этой женщине и на нее падет бремя неведомых ей ныне обязанностей и забот, ее смех по-прежнему будет все таким же легким и полным очарования.

Кейт сделала еще несколько выстрелов — стрелы попадали почти в центр мишени. Если бы они вели счет, Кейт набрала бы очень много очков.

— Не хотите попробовать? — обратилась она к графу.

Несмотря на убеждение в том, что стрельба из лука — прежде всего престижный мужской спорт, Оливер никогда не испытывал особого интереса к этому делу. Но не сомневался, что при желании легко может стать отменным стрелком. Поэтому он без колебаний потянулся к луку.

— Умеете правильно делать стойку? — спросила гостья с заискрившимися глазами.

— Обижаете, — усмехнулся Оливер. — Мальчиком я провел здесь немало времени, наблюдая за мамой, так что кое-что усвоил.

Он встал поудобнее, чуть согнув спину и раздвинув стопы.

— Очень хорошо, — похвалила Кейт и вручила ему стрелу.

Он натянул лук, прицелился и выстрелил — ничего сложного, как он и предполагал, вот только стрела пролетела мимо мишени.

— Неплохая попытка, — улыбнулась Кейт, как показалось графу, немного снисходительно.

Оливер недовольно насупился — он промазал, потому что не дал себе труда сосредоточиться, но это поправимо! Он быстро, одну задругой, выпустил еще три стрелы, но результат оказался не лучше первого.

— Вам не хочется проигрывать женщине, не так ли? — спросила Кейт.

— Я не знал, что у нас соревнование, — парировал разочарованный граф. — Я проиграл не женщине, а самому себе.

— Лучше себе, чем мне, да? — с наигранным простодушием продолжала она.

— Совершенно верно.

— Пожалуй, вам следует держать лук и стрелу немного иначе, — заметила гостья, подавив улыбку и жестами показала, как именно.

— Но именно так я их и держу!

— Нет, не так. Позвольте, я вам покажу. Дайте мне лук и встаньте за мной.

Оливер повиновался.

— А теперь положите свои руки на мои, — скомандовал а Кейт.

— С превеликим удовольствием. — Граф обнял свою наставницу.

— Видите, что нужно делать? — спокойно поинтересовалась она. — Как держать руки? Какую позу принять?

— О да, конечно… — пробормотал начинающий лучник, млея от близости к прелестной гостье — прижатая спиной к его груди, она доставала ему до подбородка, так что при желании он мог бы ее еще раз поцеловать или губами исследовать длину ее очаровательной шейки.

— Что вы делаете? — вдруг замерла она.

— Как что? — ответил он, с наслаждением вдыхая исходивший от нее аромат свежести и весенних цветов. — Учусь стрелять из лука.

— Я многого не помню, Оливер, — заметила Кейт, — но совершенно уверена, что это совсем не то, что вы сказали.

— Мне ли судить? Я ведь не могу похвастаться аналитическим складом ума, — пробормотал граф, касаясь губами ее затылка.

— Здесь это совсем не требуется, — затрепетав, возразила Кейт и опустила лук.

— Но мне очень трудно сосредоточиться.

— Мне тоже… Странно все это, правда?

— Нет, восхитительно.

— Но не слишком ли мы торопимся?

— Напротив, все идет хорошо, даже слишком.

— И в правильном направлении, — поколебавшись, добавила она.

Оливер замолчал — он зашел слишком далеко, ведь ему еще так мало известно об этой женщине. Настала пора дать обратный ход.

— Прошу меня извинить, Кейт, — сказал он, опуская руки и отступая назад. — Я потерял голову, я не имею права так себя вести…

— Но час назад вы меня целовали, — повернулась к нему гостья.

— Это была ошибка.

— Неужели? — Она просверлила его взглядом, словно хотела во что бы то ни стало докопаться до истины.

— Да. То есть нет. Я не знаю! — наконец сдался граф, почувствовав сладостное облегчение.

Отбросив в сторону лук, он сгреб Кейт в объятия и пробормотал:

— Я ничего не знаю, когда дело касается вас…

— А я ничего не знаю о себе, кроме того, что мои родители умерли и что я умею стрелять из лука. Впрочем, теперь мне известно, что чувствует женщина в ваших объятиях.

— Наверное, мы совершаем ошибку…

— Это так, — согласилась Кейт, но не предприняла ни малейшего усилия к тому, чтобы высвободиться.

— Хотя бы один из нас не должен терять голову, — продолжал Оливер.

Правда, сам он не имел даже отдаленного представления о том, как это сделать. Его, еще недавно такого спокойного, не склонного к эмоциональным порывам человека, влекло к этой незнакомке, как ни к какой другой женщине.

— Мы оба не должны терять голову, — вздохнула Кейт. — Ничего особенного не происходит, просто я нуждаюсь в утешении, ободрении, а вы ищете…

— Приключений, — подсказал он.

— Что? — удивилась Кейт. — Приключений?

— Согласитесь, — усмехнулся граф, — что неожиданное появление в доме прекрасной незнакомки, забывшей, кто она и откуда, вполне подходит под это определение.

— Я не собираюсь быть ничьим приключением!

Она сбросила с плеч его руки и отодвинулась.

— Простите, я не хотел вас обидеть… — испугался Оливер.

— А чего вы хотели? — сердито прищурилась Кейт. — Вы считаете себя вправе играть моими чувствами только потому, что я забыла какие-то факты своей жизни?

— Какие-то факты? Да вы не помните даже своего имени!

— Не стоит так часто говорить мне об этом, я в курсе.

— Я не играю вашими чувствами, я…

— Ну, скажите, что вы делаете?

— Не могу определить точно, но ваше обвинение беспочвенно. — Оливер сложил руки на груди, как Кейт, и бросился в наступление: — Если кто и играет чувствами, так это вы. В конце концов, я ведь совершенно ничего о вас не знаю.

— Это я совершенно вас не знаю! — фыркнула Кейт.

— Нет, вы многое знаете — мое имя, титул, положение в обществе, и все остальное при желании тоже легко выяснить.

— Вы — противный зазнайка, который приводит меня в ярость!

— А вы упрямая, бесцеремонная и… просто не знаю, какая еще.

— В этом-то и проблема, милорд.

— Как, только одна проблема? — насмешливо удивился он.

— Одна из многих, — парировала Кейт и снова взяла в руки лук. — Если ваше сиятельство не возражает, я хотела бы еще пострелять.

— Полезный навык, — помрачнев, резюмировал граф, — глядишь и пригодится.

— Сейчас же убирайтесь отсюда, Оливер, — потеряв терпение, потребовала Кейт, — иначе я вас пристрелю.

— Женщина, способная с лету влепить мужчине пощечину, вероятно, и выстрелить может не задумываясь.

— Вряд ли вы хотите воспользоваться шансом и проверить это.

«Решено, я беру судьбу в свои руки», — подумал Оливер и наклонился к Кейт.

— Смотрите, сами не упустите свой шанс, — многозначительно произнес он и снова выпрямился. — А теперь позвольте откланяться. Всего доброго.

Он развернулся и направился к дому. Невозможная женщина! Очаровательная, просто неотразимая, но очень ранимая. То — само обаяние, то — колючая, подозрительная, вредная… Бывали моменты, когда Оливера так и подмывало ее ударить, но уже в следующий миг ему хотелось заключить ее в объятия. Эта двойственность действовала на нервы.

Но почему его с такой непреодолимой силой влекло к этой женщине? Судьба? Или что-то другое? Но что? Может быть, колдовство? Да она его просто околдовала! Прочла какое-нибудь свое шотландское заклинание, когда он отвернулся, и приворожила!

Оливер даже замедлил шаг. Какая чушь! Это все дурацкие мамины разговоры про проклятия навеяли…

С другой стороны, колдовство — версия ничуть не хуже любой другой. Не любовью же с первого взгляда, в самом деле, объясняется его странное состояние. Не то чтобы Оливер не верил в это. Напротив, он был просто уверен в том, что, встретив свою любовь, сразу узнает в ней ту самую женщину, с которой готов провести всю жизнь. Но он впервые увидел Кейт, когда она была без сознания, так что это не считается. Но когда он заглянул в ее глаза… Что он почувствовал — желание? Безусловно. Восхищение? Несомненно. Любопытство? Еще бы!

Увидел ли он в ней свое будущее? Нет, это нелепо. Его просто тянет к молодой, очень привлекательной женщине, как тянуло бы любого мужчину на его месте, не более того. Но ведь она потеряла память, и в таких обстоятельствах настойчиво ухаживать за ней аморально и безответственно… Хотя почему бы и нет?

Эта дерзкая мысль заставила Оливера остановиться. Он всегда жил с чувством ответственности — за мать, за своих арендаторов, в делах проявлял осторожность, практичный подход и здравомыслие, разительно отличаясь от своих друзей, которые то и дело обращались к нему за советом и помощью. Ему не раз приходилось выручать их, когда они попадали в щекотливые ситуации. Не настала ли пора и ему послать предосторожности ко всем чертям и совершить что-нибудь очень безответственное? Неужели он не заслужил этого приключения?

А что касается Кейт, то она уже далеко не ребенок, и характер у нее весьма твердый. Уж кто-кто, а она-то точно не позволит себя соблазнить, если сама не будет этого хотеть. Но искушение просто витает в воздухе с тех пор, как она появилась в Норкрофт-Мэноре. И она это чувствует так же, как он, Оливер.

Он будет ухаживать за ней, как ухаживал бы за любой другой понравившейся ему женщиной… Нет, он будет ухаживать за ней так, как еще никогда ни за кем не ухаживал! И если дело дойдет до соблазнения, то так тому и быть. А вдруг он влюбится без памяти и навеки потеряет свое сердце? Такой риск есть, но приключения всегда чреваты опасностями…

«Почему это я забеспокоился о своем сердце?» — смущенно подумал Оливер.

Глава 9

Хотя Кейт очень хотела выяснить о себе как можно больше, некоторые открытия, которые она сделала, оказались не такими уж приятными. Например, ее вспыльчивость, нетерпеливость и даже раздражительность, особенно по отношению к мужчинам, которые ведут себя так, словно не знают о ее существовании. Сидя за обеденным столом напротив Оливера, она старалась не смотреть на него, чтобы скрыть свое недовольство.

За те два дня, что прошли после их разговора в библиотеке, Оливер вел себя подчеркнуто сдержанно: вежливый, радушный, он не то чтобы избегал встреч с незваной гостьей, а просто их не искал. У Кейт появилось странное ощущение, что он что-то обдумывает — может быть, даже разрабатывает какой-то план действий. Хотя она пыталась избавиться от этих ощущений и ругала себя за чересчур богатое воображение.

Сама она старалась вести себя очень корректно, но держала дистанцию, объясняя это тем, что в одиночестве ей гораздо спокойнее. Но на самом деле Оливер ее просто пугал. Вернее, пугал не он сам. Ее пугали чувства, которые она испытывала в его присутствии, потому что они были совсем не похожи на корректную сдержанность и равнодушие.

Как удивительно, что граф Норкрофт еще не женат, ведь он такой обаятельный, умный, к тому же великодушный и добрый. Он из тех, кто даст несколько монет незнакомому человеку на улице только потому, что тот бедно одет… Оливер уверял, что они с Кейт не знакомы, но она чувствовала, что это не так, и с каждым днем это чувство росло.

— И потом, есть же доктор Миллер, очаровательный человек, не правда ли, дорогая? — говорила леди Норкрофт, не замечая, что ни ее сын, ни гостья не проявляют к застольной беседе почти никакого интереса.

Им было легко избегать друг друга, потому что в последние два дня Оливер то и дело отправлялся на встречи со своими арендаторами. Сегодня он встретился с управляющим, а потом до ужина катался верхом. Кейт тоже с удовольствием покаталась бы — ей казалось, что она неплохо держится в седле, но, увы, хозяин дома не приглашал ее, а сама она не решилась проявить инициативу, потому что боялась оставаться с ним наедине.

Вместо этого Кейт обследовала оранжерею и библиотеку. Леди Норкрофт явно питала слабость к первоцветам — оранжерею наполняли нарциссы, тюльпаны, другие весенние цветы, выращенные искусными садовниками, а также небольшие плодовые деревца в кадках. Все это благоухало весенними ароматами и свежестью, наполняя сердце Кейт надеждой на лучшее будущее.

В библиотеке она обнаружила, что довольно начитанна — многие книги, например, такие как «Джен Эйр» и «Грозовой Перевал», принадлежавшие, несомненно, леди Норкрофт, показались ей старыми добрыми друзьями. Намереваясь только полистать знакомые страницы, Кейт открыла «Джен Эйр» и не удержалась, вновь прочла историю любви юной гувернантки. Полная превратностей судьбы, эта увлекательная книга отвлекла ее от мыслей о том странном положении, в котором оказалась она сама.

Накануне и сегодня днем Кейт провела довольно много времени в саду, упражняясь в стрельбе. Это занятие, требовавшее большой сосредоточенности, давало ей возможность отдохнуть от мыслей об Оливере и попыток вспомнить что-то из своего прошлого. Увы, с тех пор как она каким-то образом поняла, что ее родителей нет в живых, эти попытки больше не приносили результатов. Надо было что-то делать, чтобы подхлестнуть память, не сидеть же сложа руки…

— Оливер, сын мой, тебе следует… — продолжала леди Норкрофт.

Кейт была благодарна хозяйке дома за то, что та старалась поддерживать беседу, несмотря на висевшее в воздухе напряжение, которое, несомненно, ощущал и граф. Кейт то и дело ловила на себе его пристальный взгляд — очевидно, его подозрения относительно гостьи еще окончательно не рассеялись. «Скорее бы уж все выяснилось!» — с досадой думала она. Как бы ни был хорош Норкрофт-Мэнор, родной дом лучше, но только знать бы, где он…

Обаяние Оливера действует на нее все сильнее, как бы не потерять силы ему сопротивляться… У нее нет права привязываться к этому человеку, нет права лежать по ночам без сна, вспоминать прикосновение его губ и гадать, что было бы, если бы он встретился ей при нормальных обстоятельствах.

— А я ей и говорю…

Добрая леди Норкрофт в надежде выяснить личность гостьи разослала море писем — практически всем своим знакомым. Ответы еще не пришли, но графиня была уверена в положительном результате. Кроме того, она вызвала из Лондона мадам Дюбуа, приезд которой ожидался завтра. Представив себе заоблачные цены на ее услуги, Кейт снова пробовала было возразить, но леди Норкрофт и слушать ничего не хотела. И что удивительно, Оливер был полностью согласен с матерью.

Завтра же ожидался и приезд племянниц графини, присутствие которых практически исключит общение с Оливером наедине. «Оно и к лучшему», — решила Кейт.

— Отличное предложение, мама. Что скажете, Кейт? — вывел ее из задумчивости голос графа.

— Если леди Норкрофт считает предложение приемлемым, я согласна, — нашлась Кейт.

— Моя идея, и впрямь превосходна, — просияла хозяйка. — Оливер, пойди проверь, все ли готово.

— Не думаю, что в этом есть необходимость, мама, — усмехнулся граф. — Но если ты хочешь поговорить с Кейт наедине, я пойду.

Поднявшись из-за стола, он подошел к гостье и тихо сказал, обдав теплом ее щеку:

— Мама предлагает выяснить, хорошо ли вы танцуете. У меня по этому поводу никаких сомнений нет, но пусть она увидит своими глазами. Я же только и мечтаю о том, как заключу вас в свои объятия.

Кейт почувствовала, что тает.

— Я буду ждать вас в зале, — добавил уже обычным тоном Оливер и обернулся к матери: — Прошу, не задерживайся, я с нетерпением жду возможности потанцевать с нашей гостьей.

— Понимаю твое нетерпение, — с любовью улыбнулась сыну графиня.

— Он хороший человек, Кейт, — добавила она, когда Оливер вышел из комнаты. — Конечно, он далек от идеала, но все-таки очень славный.

Кейт только улыбнулась в ответ. Оливер и впрямь был хорош, но это только все усложняло.

— Сегодня у вас очень рассеянный вид, дорогая. Позвольте узнать, где витают ваши мысли?

— Прошу прощения, — поспешила сказать Кейт с легкой досадой. — Я думала о том же, что и всегда, — о сотне вопросов, требующих ответов, о тысячах возможных вариантов. — «И о несносном Оливере», — мысленно добавила она.

Графиня внимательно посмотрела на нее.

— Представляю себе, какое это трудное для вас испытание, — заметила она.

— Что вы имеете в виду? — нахмурилась гостья.

— Дорогая, очевидно, что вы относитесь к тем сильным и умным женщинам, которые никогда не испытывают сомнений в раз избранной цели, ясно осознают свое место в этом мире и с честью несут обязанности, возложенные на них жизнью и обществом.

— Вы так считаете? — Удивлению Кейт не было предела.

— Я уверена! — рассмеялась графиня. — Должна сказать, я не всегда была тем легкомысленным существом, которое вы видите перед собой. Правда, мне нравится быть легкомысленной, я это заслужила, — добавила она, посерьезнев. — Когда скончался отец Оливера, на меня обрушилась лавина забот и обязанностей, а рядом не было никого, кто мог бы разделить со мной это бремя. Я воспитывала сына, управляла финансами семьи и заботилась о том, чтобы к совершеннолетию Оливеру досталось приличное состояние, которое обеспечило бы его будущее. Так что я хорошо знаю, какой сильной может быть женщина, и не могла не заметить этой силы в вас.

В синих глазах леди Норкрофт светилась симпатия.

— Мне жаль, милая, что вам приходится переносить все эти трудности, — заметила она.

— Вы так добры ко мне. — В порыве благодарности Кейт накрыла ее руку своей. — Спасибо.

— Это я должна вас благодарить. Еще никогда я не видела, чтобы мой сын был так увлечен женщиной.

— Увлечен? — удивилась Кейт. — Мне кажется, что я скорее его раздражаю.

— Чепуха. Если его что-то и раздражает, то это неловкое положение, в котором мы все оказались. К тому же досада, раздражение — неплохое начало для романа. Я бесконечно раздражала своего будущего мужа, когда мы с ним встретились.

— Но он знал ваше имя. Оливер же не знает обо мне ничего. Что бы он ни чувствовал, я для него — всего лишь приключение, игра…

— Не следует считать это недостатком. — В глазах леди Норкрофт сверкнул озорной огонек. — Что может быть романтичнее приключения? Тем более что мой сын — романтик по натуре.

— Извините, леди Норкрофт, но я смотрю на происходящее совершенно иначе, — посуровела Кейт. — Для меня это не приключение, а серьезное испытание. Что касается вашего сына, то мы действительно оказались в совершенно немыслимом положении: ни я, ни лорд Норкрофт не можем позволить себе проявить какие-либо чувства до тех пор, пока не выяснится, кто я.

— Правильно, дорогая, иного я от вас и не ожидала, — с явным удовлетворением улыбнулась графиня. — Пойдемте в зал?

И она повела гостью навстречу новому испытанию. По дороге ее сиятельство принялась с увлечением рассказывать о предстоящем бале, а Кейт погрузилась в свои мысли.

Если Оливер и впрямь увлечен ею, как считает графиня, то ситуация действительно складывалась очень странная. Правда, мысль о том, что ее чувство взаимно, согревала сердце Кейт. Господи, только бы она оказалась свободной! Пока ее семейное положение не прояснится, никаких больше нежностей, поцелуев украдкой и ночных бдений в мечтах о том, чего она может никогда не получить. Графиня считает ее сильной женщиной, что ж, она и будет такой.

Леди Норкрофт подвела гостью к лестнице, которая вела вниз, в зал, и села за рояль. Увидев Кейт, Оливер, ожидавший их внизу, улыбнулся, и у нее от волнения перехватило дыхание. Не чувствуя под собой ног, едва услышав первые аккорды вальса, Кейт устремилась к нему и сразу оказалась в его объятиях. Ах, ничего лучше она еще не испытывала в жизни! Их взгляды встретились, и они закружились, вальсируя. Движения графа были легки, грациозны, и Кейт без усилий следовала за ним, словно они уже танцевали прежде, причем не один раз. Кружась с Оливером под чудесную музыку, доносившуюся откуда-то сверху, она на несколько мгновений забыла о своих тревогах и вновь стала мечтать о нем, ведь он был так близко…

— Я знал, что вы хорошо танцуете, — усмехнулся граф, возвратив ее с небес на землю.

— Я тоже, — ответила она, маскируя облегчение самоуверенностью. Надо соблюдать осторожность, не то недолго и влюбиться. А может быть, это уже произошло? Не дай Бог! «Будь сильной, — напомнила себе Кейт, — и ты все преодолеешь».

— Я много размышляю о нас с вами, — начал граф, не прерывая танца.

— Вот уж не думала, что есть такая тема — «мы с вами», — спокойно парировала она, но ее сердце забилось сильнее.

— Вы знаете это не хуже меня.

— Если так, то я просто не представляю себе, что сказать вашей матушке, если она потребует объяснений.

Оливер рассмеялся.

— Во-первых, мама пришла бы в восторг от этой мысли, потому что вы ей очень нравитесь, — ответил он. — А во-вторых, сейчас она за фортепьяно — слишком далеко, чтобы слышать наши слова и требовать объяснений.

— Вот как? — Кейт оглядела зал. — А где же инструмент?

— Наверху. — Граф указал на балкон, со всех сторон нависавший над залом. Леди Норкрофт сидела там за роялем. — Убедились? Мы практически одни.

Он сделал сложный поворот. Партнерша, подчиняясь его движениям, легко исполнила нужное па.

— Думаю, у нас с вами много общего, — заметил он. — Например, чувство долга.

— Почему вы так решили?

— О, я очень проницательный.

— Что-то не заметно.

— А я тщательно скрываю это качество, — ухмыльнулся Оливер и посерьезнел. — Нет, правда, мы кое в чем похожи — нам обоим не хватает приключений.

— Почему вы так решили? — с удивлением посмотрела на него Кейт.

— Вообще-то я не уверен, — пожал граф плечами, — просто у меня такое ощущение.

— Ощущения могут быть ошибочными, и, конечно, не следует им поддаваться и действовать необдуманно.

— Я никогда не действовал в спешке или необдуманно, но думаю, это уже в прошлом. Я должен вам кое в чем признаться.

— Подумайте, стоит ли торопиться? — поддразнила его гостья, но сердце в ее груди пропустило удар.

— Я хочу вас, Кейт.

— Вы… — У нее едва не подкосились ноги. — Не знаю, что и сказать… Не думала, что вы можете быть столь откровенным.

— Я и сам не думал, — покачал головой Оливер. — Надеюсь, вы не обиделись?

— Еще не решила. Вы считаете, я из тех неразборчивых женщин, которые непременно уступают желанию мужчины?

— Нет, ни в коем случае, — серьезно возразил он. О, как хотелось Кейт ему поверить! — Таким женщинам, как вы, нелегко поддаться чувствам, не говоря уже о желании.

— Я понимаю вашу точку зрения, — кивнула Кейт. В сущности, ей следовало бы оскорбиться если не откровенностью его признания, то намеком на ее холодность, хотя, очевидно, граф не имел намерения ее обидеть. Интересно, что он собирается делать дальше? — Думаю, у вас нет опыта соблазнения замужних женщин?

— Но мы не знаем, замужем ли вы, — улыбнулся он. — Поэтому ваше соблазнение можно будет извинить нашим неведением.

— Но при этом оно не будет забыто.

— В этом-то и проблема, — нахмурился граф.

— Как говорится, сделанного не воротишь.

— Согласен.

— Как же вы намерены поступить, Оливер?

— Увы, никак, — с тяжелым вздохом ответил он.

— Неужели? — От удивления Кейт даже перестала танцевать.

— Конечно, — ответил граф с небрежной улыбкой, так раздражавшей ее. — Это было бы бесчестно.

— Зачем же вы тогда мне все это наговорили?

— Хотел узнать, как вы среагируете.

— Надеюсь, вы не разочарованы? — с иронией заметила она.

— Нисколько. Правда, вы не закричали от восторга, но и не влепили мне еще одну пощечину. Может быть, продолжим танец?

— Не думаю, что это разумно, — с укором заметила Кейт, но все-таки позволила ему взять себя за талию и снова закружилась в его объятиях. — Я вообще не уверена, что с вами можно иметь дело.

— Наверное, нельзя.

— Объясните, в чем смысл вашего признания, если вы не собирались действовать?

— Нет, не собирался, по крайней мере, сейчас.

— Но вы об этом умолчали.

— Прощу меня простить, я как-то упустил эту деталь из виду. Просто мне пришло в голову, что на восстановление вашей памяти может уйти несколько недель или даже месяцев и существует опасность, что она не восстановится никогда.

— Действительно, как же я не подумала… — приуныла Кейт.

— Но я намерен ждать этого вожделенного момента.

— Как романтично!

— Однако согласитесь, ожидание не может длиться вечно.

— Эх вы, любитель приключений…

Граф заглянул в глаза Кейт.

— В вас есть нечто невероятно притягательное, — продолжил он. — В чем причина — в сходстве наших натур или в чем-то другом, пока не очень понятном, не знаю. Но меня влечет к вам неодолимо…

— Неужели? — пробормотала Кейт, затрепетав от радости.

— С тех пор как вы появились в нашем доме, я думаю только о вас. Вы даже стали мне сниться. Назовите это как угодно — судьба, провидение, воля высших сил, но я начал склоняться к мысли, что ваше появление здесь не было случайным.

Кейт сглотнула подкативший к горлу комок.

— Уверен, вы тоже так думаете, — продолжил Оливер негромко, притягивая ее к себе чуть ближе, чем дозволяли приличия. — Признайтесь, вы лежите по ночам без сна, думая обо мне? Видите мое лицо, стоит только закрыть глаза? Вспоминаете вновь и вновь наши поцелуи и жаждете повторения этих ощущений?

«Да!» — захотелось ей крикнуть, но вместо этого она с деланным безразличием ответила:

— Нет, конечно же, нет.

— Вы лжете, моя дорогая, — проницательно прищурившись, усмехнулся граф. — И даже не очень умело, хотя раньше, признаться, я подозревал в вас недюжинный актерский талант.

— Я отношусь к нашей встрече как к приключению, Оливер, — ответила Кейт, стараясь говорить как можно убедительнее: он ни в коем случае не должен был догадаться, что она тоже изнывает от желания. — Вас влечет ко мне моя тайна, ведь вы ничего обо мне не знаете.

— Напротив, я знаю о вас очень много.

— Что я недурно стреляю из лука и получила хорошее образование?

— Не только. Я знаю, как вы морщите носик, когда недовольны собой, как решительно расправляете плечи, когда собираетесь действовать, как искренне смеетесь.

— Вы просто немного понаблюдали за мной и подметили эти черточки.

Оливер притянул Кейт к себе еще ближе, прижав ее правую руку к своей груди.

— И еще я знаю, что вы слишком добры и деликатны, чтобы одернуть немолодую женщину, проявляющую излишнее любопытство. И что ваши глаза наполняются страхом, когда вы думаете, что на вас никто не смотрит, но вы не даете страху овладеть вами и продолжаете идти вперед. И еще: когда мы целовались, я чувствовал себя так, словно это был первый поцелуй в моей жизни.

— О Боже… — еле слышно прошептала ошеломленная Кейт.

— Я уверен: если бы мы не встретились, то я прожил бы свою жизнь с ощущением, что упустил что-то очень-очень важное.

— Ах, Оливер… — пробормотала Кейт.

Разве имеет значение, кто она, замужем ли и вправе ли ответить на его чувство? Нет, все меркло перед взглядом этих чудных синих глаз и томлением, стеснявшим ее грудь. Может ли быть ошибкой то, что кажется таким правильным и естественным?

— Кейт, моя таинственная Кейт, — шепнул граф, склоняясь к ее губам.

— Оливер! — послышался в другом конце зала радостный женский голос. — Мы уже здесь, встречай!

Глава 10

Граф вздрогнул, выпустил из объятий Кейт и отодвинулся.

Она почувствовала одновременно облегчение и некоторое разочарование — кто знает, будет ли она в следующий раз готова отринуть доводы разума и дать волю чувственному порыву. Ей уже за тридцать, а в ее памяти сохранился только один поцелуй… Правда, может статься, что она в конечном счете окажется развратной особой, ведь не случайно в ней с такой силой пробудилась чувственность. Увы, пока тайную развратницу постигло разочарование. Да и что могло произойти в зале да еще в присутствии леди Норкрофт? Если все взвесить, то, пожалуй, приезд гостей, прервавший общение с графом, оказался очень даже кстати.

Сложив губы в радушную улыбку, Кейт повернулась к лестнице, откуда доносились голоса.

— Здравствуйте, тетя Эдвина, — помахала рукой графине одна из трех молодых хорошеньких барышень, которые, спустившись по ступенькам в зал, направились к графу и его спутнице.

— Приготовьтесь, Кейт, — шепнул он. — Это будет забавно.

— Забавно? — переспросила она, наблюдая за незнакомками. Темноволосые, очень похожие внешне, издали они напоминали близнецов. За их спинами маячил молодой человек. — Это ведь ваши кузины, не так ли?

— Мои дорогие! — раздался сверху восторженный голос графини. — Как хорошо, что вы приехали! Правда, мы не ждали вас так рано. Я спущусь через минуту. Мне столько надо вам рассказать!

— Они кузины лишь формально, — сухо ответил Оливер. — На самом деле с их приездом в наш дом после Рождества я оказался в положении брата, обязанного заботиться о трех сестрах, начавших выезжать в свет. Поверьте, в этом нет ничего интересного.

— А у меня нет ни братьев, ни сестер, — неожиданно выпалила Кейт. — О, я это вспомнила, Оливер!

— Да, похоже, постепенно память к вам возвращается.

— Удивительно, я уже несколько дней ничего не вспоминала. Очевидно, память возвращается ко мне только в вашем присутствии.

— Значит, мой долг — как можно чаще составлять вам компанию.

— Вы — сама галантность, — похвалила она графа, подумав, что его общество, столь полезное для памяти, может оказаться губительным для ее сердца. Как странно — ведь минуту назад Кейт была готова отдаться своим чувствам, отбросив всякую осторожность.

— Оливер! — Высокая кузина обеими руками обвила его шею. Поприветствовав хозяина дома и не переставая болтать, две другие последовали ее примеру. Вблизи семейное сходство сестер было еще более заметным — у всех троих были очень выразительные карие глаза.

— Позвольте представить вас нашей гостье, — проговорил Оливер, освобождаясь от объятий сестер. — Кейт, это мои кузины…

— Но не по крови, — пояснила высокая. — Тетя Оливера была первой женой нашего папы, и наша старшая сестра действительно кузина его сиятельства по крови. Что до остальных, то нас с Оливером не связывает кровное родство.

— Но мы все же считаем себя одной семьей, — заметил граф, и у Кейт появилось стойкое ощущение, что одна из кузин, если не все три, не прочь превратить эфемерную родственную связь в гораздо более прочные брачные узы. — Познакомьтесь, моя кузина мисс Дженевьева Фэрчайлд, которую мы называем Джен. Она старшая.

Новая знакомая скользнула по Кейт оценивающим взглядом.

— На вас мое платье? — спросила она.

— Да, и я вам за это очень благодарна, — поспешила объяснить гостья. — Дело в том, что я лишилась багажа…

— Мы уже все знаем, — вмешалась вторая кузина, как две капли воды похожая на третью. Они точно были близнецами. — Холлингер нам рассказал вашу историю.

— Это мисс Арабелла Фэрчайлд, — продолжил представлять кузин Оливер, на лице которого появилось мученическое выражение.

— Но вы можете звать ее Белл, — вмешалась младшая кузина. — А я София, вернее, Софи. Надо сказать, платье Джен сидит на вас гораздо лучше, чем на хозяйке. Оставьте его себе.

— Нет-нет, что вы… — запротестовала Кейт.

— Это не твое платье, а мое, Софи, — возразила было Джен, однако тут же смягчилась. — Но ты права, Кейт оно очень идет.

Софи обняла новую знакомую за талию.

— Ваша история произвела на нас невероятно сильное впечатление, — заметила она и посмотрела на Оливера. — А мы вам не помешали?

— Конечно, нет, — ответил тот, бросив на свою партнершу извиняющийся взгляд.

— Вот и отлично! — просияла Софи. — Вы должны пойти с нами, дорогая Кейт, и рассказать все наиподробнейшим образом.

— Не думаю, что могу что-нибудь добавить… — попробовала отказаться гостья.

— Мы просто умираем от любопытства. — Белл взяла ее под руку, лишив свободы маневра. — Вы должны рассказать нам все-все. Это так романтично: прекрасная таинственная незнакомка, красивый одинокий граф…

— Холлингер стал не в меру болтлив, — недовольно прервал ее Оливер.

— Ты удивишься, когда узнаешь, что ему известно, — ухмыльнулась Джен.

— Я удивлюсь, если что-то прошло мимо его внимания, — возразил граф и кивнул младшим кузинам. — Милые, у вас еще будет время поболтать с Кейт, но сейчас лучше оставить ее в покое.

Кузины неохотно подчинились.

— Мы поговорим завтра, обещаю, — ободрила их Кейт.

— Гм… — произнес мужской голос, и вперед выступил молодой человек, вошедший в зал вместе с кузинами. Они, очевидно, забыли его представить. Красивый блондин лет двадцати пяти, он, однако, совсем не походил на человека, о котором женщины могут забыть надолго.

— Кто вы такой? — удивленно спросил граф.

— Эмерсон Беркли, сэр, — был ответ.

— Мистер Беркли — младший сын виконта Беркли, — пояснила Джен с ноткой удовлетворения в голосе.

— Вы, должно быть, знаете моего брата Маркуса, сэр, — с надеждой добавил гость.

— Да, знаю, — кивнул Оливер. — Славный малый.

— Спасибо, сэр, — с видимым облегчением поблагодарил младший отпрыск виконта.

— Мистер Беркли был на скачках Роксборо в Эффингтон-Холле, — добавила Джен. — Он любит лошадей и сам превосходный наездник.

Эмерсон горделиво улыбнулся.

— Эти скачки бесподобны! — восторженно затараторила Софи. — Там бывает масса народу, устраивается множество приемов, вечеров и балов, включая большой бал — он самый роскошный…

— И еще в Эффингтон-Холле так много интересных молодых людей, — перебила ее Белл с озорным огоньком в глазах. — Мы еще нигде так не веселились, как там.

— Я пригласила мистера Беркли поехать с нами в Норкрофт, — сообщила Джен и с вызовом посмотрела на кузена. — Уверена, тетя Эдвина будет не против.

— Я вполне мог бы остановиться в гостинице, — поспешно вставил Беркли.

— Не отвести ли ему помещение в конюшне? — проворчал Оливер.

— Не говори глупостей, в доме хватит комнат на всех, — одернула его спустившаяся с балкона графиня. — К тому же теперь у тебя будет союзник-мужчина.

— Тетя Эдвина! — закричали кузины и принялись обнимать ее сиятельство даже с большим воодушевлением, чем несколькими минутами раньше Оливера, и при этом все три барышни продолжали восторженно щебетать. Оставленный без внимания Беркли наблюдал за ними с неловкой улыбкой.

Граф отвел Кейт в сторону.

— Мне это не по душе, — тихо проговорил он.

— Почему? — удивилась она. — Мистер Беркли весьма симпатичный юноша.

— Джен только девятнадцать, она — завидная невеста и наверняка привлекает внимание охотников за приданым.

— Беркли не похож на бедняка, которому нужны чужие деньги.

— Да, его семья владеет значительным состоянием.

— Тогда что вас смущает? У его родных плохая репутация? Они заработали состояние нечестным путем?

— Совсем наоборот.

— Тогда, может быть, вы слышали нелестные отзывы о нем самом?

— Нет, сегодня я впервые узнал о его существовании.

— Возможно, вы считаете, что Джен слишком молода для замужества? — спросила Кейт, наблюдая за Беркли, которого барышни представляли графине.

— Наверное, нет, — досадуя, пробормотал Оливер.

— Значит, вам не нравится сам юноша, — резюмировала Кейт. В этот момент Беркли поклонился графине и галантно поцеловал ей руку. — Но, на мой взгляд, он обаятелен и хорош собой.

— Слишком хорош, — мрачно отозвался граф. Казалось, он ставил в вину новому знакомому даже привлекательную внешность, будто она была не даром небес, а вульгарным инструментом соблазнения неискушенной девушки.

— Как опекун своих кузин вы имеете право…

— О, я им вовсе не опекун, — покачал головой Оливер. — Они ведь уже вполне взрослые: двойняшки всего на год моложе Джен. Скорее, старшую сестру кузин Фиону можно назвать опекуном. Это будущая герцогиня Роксборо, в ведении которой находится их наследство — они получат его после замужества. Однако кузины живут в моем доме, и как глава семьи я несу ответственность за их благополучие и, что еще важнее, за их будущее.

— Понимаю, — сказала Кейт. Леди Норкрофт права: Оливер добрый, хороший человек. — Пожалуй, я оставлю вас общаться с кузинами и пойду к себе.

— Так рано? — удивленно глянул на нее граф. — Но мы же так и не…

Он осекся.

— Что?

— Не закончили танец, — нашелся он.

— Давайте закончим завтра, ладно?

— Что ж, тогда до завтра, — согласился Оливер. — Помните, мы должны проводить вместе как можно больше времени.

— Да-да, чтобы восстановить мою память.

— И для этого тоже, — ухмыльнулся он и поцеловал ей руку. Прикосновение его губ было таким нежным и страстным, что Кейт безумно захотелось обнять его и покрыть поцелуями. Она с трудом сдержалась — открыть свои чувства было бы большой ошибкой, хотя это так сладостно и восхитительно…

Пожелав всем спокойной ночи и с трудом отбившись от восторженного натиска кузин, она наконец оказалась в своей спальне в тишине и покое и принялась размышлять.

Вечер прошел на удивление плодотворно: во-первых, она вспомнила, что у нее нет братьев и сестер, а во-вторых, убедилась, что Оливер действительно очень великодушный и ответственный человек. Увы, в зале она опять чуть не потеряла голову и не отдалась своим чувствам — этого впредь ни в коем случае нельзя допускать. Кто знает, вдруг она все-таки замужем? Удивительно, почему у нее в голове до сих пор не всплыли воспоминания о муже? Ведь вспомнила же она про родителей и братьев с сестрами… Замужество — очень важная часть жизни, и теперь оно может повлиять на ее судьбу самым роковым образом. Она уже достаточно узнала Оливера, чтобы понять — он не простит предательства. Так что надо повторять себе вновь и вновь: сделанного не воротишь, нельзя переходить опасную черту.

Кейт улеглась в постель, и на ум сами собой пришли слова Оливера: «Вспоминаете ли вы наши поцелуи, жаждете ли вы продолжения?»

Чушь! Поцелуй был и впрямь хорош, даже очень, но это всего-навсего поцелуй.

«Видите ли вы мое лицо, когда закрываете глаза? Лежите ли вы по ночам без сна, думая обо мне?»

Да, тут она сама виновата. Это как в сказке про белого бычка. Если твердить себе: «Не думай про белого бычка», то только и будешь о нем думать.

Кейт стиснула кулаки и решила думать о чем угодно, только не об Оливере. Она еще долго не могла уснуть, и единственным утешением ей служила мысль, что виновник ее мучений страдает так же, как она.

Глава 11

— Вы уверены, что закончите платье в срок? — озабоченно спросила леди Норкрофт.

Лицо знаменитой мадам Дюбуа приняло надменное выражение, словно графиня задела не только ее профессиональное достоинство, но и честь родной Франции.

— Разумеется, миледи, ведь именно для этого мы здесь, — ответила портниха.

Мадам приехала в поместье намного раньше, чем ожидалось: не успела Кейт утром открыть глаза, как за ней прислали горничную Элен, которая отвела молодую женщину в гостиную графини, где ее уже ожидала знаменитая мастерица. Теперь Кейт в одной сорочке и нижней юбке стояла на специальной небольшой подставке перед огромным зеркалом в подвижной раме, окутанная разноцветными кусками шелка и атласа, а вокруг расположились леди Норкрофт, портниха, две швеи и женоподобный молодой человек с высокомерной усмешкой на лице, которого мадам Дюбуа представила как своего ассистента. Постепенно в комнату одна за другой просочились и взволнованные кузины, пожелавшие непременно поучаствовать в этом событии. Все взгляды были устремлены на не привыкшую к такому вниманию Кейт, что ее очень смущало.

— Вам повезло, миледи, что в это время года у меня не так много заказов, — сурово заметила мадам Дюбуа.

— Я очень благодарна вам за то, что вы смогли уделить нам время, — с улыбкой ответила графиня.

Кейт показалось, что обе женщины играют в какую-то свою игру, в основе которой лежит взаимное уважение. Леди Норкрофт со своими тремя племянницами и готовностью щедро платить, а также благодаря родству с будущей герцогиней Роксборо была, несомненно, ценной клиенткой. С другой стороны, мастерство мадам Дюбуа, ее отличная репутация и даже национальная принадлежность давали ей основание считать, что если не по положению, то по весу в обществе она в каком-то смысле ровня графине.

— Вы распорядились приготовить нам комнату для работы? — спросила француженка.

— Разумеется, — кивнула головой ее сиятельство. — И спальни тоже.

— Превосходно, — удовлетворенно улыбнулась мадам.

К собственному удивлению, Кейт наконец поняла скрытое значение их диалога — в отличие от своих помощников, которых разместят там, где живут слуги, портниха получит хоть и не самую лучшую, но все-таки комнату для господ.

— Итак, — повернулась к племянницам графиня. — Какой цвет, по-вашему, идет нашей гостье больше всего?

— Розовый! Нет, он слишком бледный! Алый подойдет больше! — наперебой затараторили двойняшки.

— Чепуха, — презрительно хмыкнула Джен. — С ее волосами гармонирует красно-коричневый.

— А по-моему, Кейт очень пойдет атлас цвета морской волны, — высказалась леди Норкрофт, указывая на один из отрезов.

— В самую точку, — проговорила мадам и подала знак помощницам, чтобы они поднесли выбранную ткань поближе к лицу Кейт. Атлас и впрямь был чудо как хорош: яркий, переливчатый, он казался то зеленым, то синим — в зависимости оттого, как на него падал свет. Глаза Кейт стали еще зеленее, а кожа засияла мягким теплым светом.

— Мне всегда шли зеленый и синий цвета, — заметила она, разглядывая себя в зеркале.

Барышни Фэрчайлд обменялись многозначительными взглядами.

— Вы вспомнили, Кейт? — обрадовалась графиня.

— И да и нет, — заколебалась гостья. — Я не знаю.

— Скорее всего память здесь ни при чем, — попыталась развеять ее сомнения мадам Дюбуа. — Вы сделали этот вывод, увидев себя в зеркале.

Она снова подала знак помощницам, и те принялись убирать отвергнутые ткани. Потом портнихи достали булавки, сантиметры, и началось священнодействие… Они создавали новый вечерний туалет. Кейт почувствовала ужасную скуку. Неужели шитье нарядов всегда так утомительно?

— Вы говорите, миледи, она ничего не помнит? — спросила француженка.

— По крайней мере ничего существенного, — пожала плечами леди Норкрофт.

— А сколько времени она здесь?

— Около недели.

— И ее никто не разыскивал? Очень странно. Кто-то же должен был заметить ее исчезновение.

— Кейт сирота, — подала голос одна из двойняшек, то ли Белл, то ли Софи — Кейт никак не могла научиться их различать. — У нее нет ни братьев, ни сестёр, это она знает точно, но не помнит, есть ли у нее муж.

Девушка бросила на Кейт извиняющийся взгляд и пояснила:

— Так сказал Оливер.

— Значит, ваша гостья не замужем, — решила многоопытная мадам. — Если бы у нее был муж, то за целую неделю он бы ее разыскал.

— Вот-вот, я тоже так думаю, — согласилась графиня и нарочито беспечно спросила: — Кстати, может быть, вы в Лондоне что-нибудь слышали о джентльмене, потерявшем жену?

«Уж не вызвала ли графиня мадам не столько для шитья, сколько для того, чтобы собрать слухи обо мне?» — мелькнуло в голове у Кейт.

— Нет, не слышала, — разочаровала графиню француженка. — Но ведь мои клиенты по большей части сейчас за городом, в своих родовых поместьях, и вернутся в Лондон только ближе к зиме.

Она кивнула помощнице, и та подала руку Кейт, чтобы помочь спуститься с помоста.

— Мадам знает в Лондоне всех и вся, — негромко сообщила гостье одна из близняшек.

Кейт заметила, как при этих словах ассистент слегка улыбнулся. Похоже, он был в курсе дел своей хозяйки. «Интересно, его манера держаться и рюши на манжетах — дань положению или результат собственных предпочтений?» — подумала она.

— Неужели вы, миледи, до сих пор не получили ни одного ответа на свои письма? — спросила мадам, очевидно, уже посвященная в любимую теорию графини о родстве незваной гостьи с кем-то из знакомых семейства Норкрофт, впрочем, как и в прочие другие детали ее истории.

— Я оптимистка по натуре, — ответила ее сиятельство.

— Буду рада по возвращении в Лондон навести для вас справки — не афишируя своей цели, разумеется.

— Благодарю вас, мадам, — улыбнулась графиня. Затем поднялась из кресла и направилась к дверям. За ней, соблюдая небольшую дистанцию, последовала портниха. — Холлингер проводит вас в вашу комнату. Вы уже придумали покрой платья?

— У меня есть некоторые мысли. Давайте обсудим их, — предложила француженка.

В последний раз окинув Кейт оценивающим взглядом, она вышла из комнаты вслед за леди Норкрофт. За француженкой поспешил ее ассистент.

— У нее прекрасная тонкая талия, но грудь… Впрочем, есть способы… — донесся из-за закрывающейся двери голос мадам Дюбуа, и тут все стихло…

Кейт невольно бросила взгляд на свою грудь — увы, она не отличалась особой пышностью, но маленькой ее тоже не назовешь.

— Мадам заставляет нас всех почувствовать свое несовершенство, — невозмутимо произнесла Джен. — Но она обладает удивительным талантом скрывать наши недостатки и способна любую из нас превратить в неотразимую красавицу.

— Я и не подозревала, что у меня так много недостатков, — смущенно пробормотала Кейт.

Надев с помощью горничной платье — все то же дневное платье Джен, — Кейт предупредила барышень, что уходит к себе…

— Мадам Дюбуа всегда разговаривает о вас так, словно не замечает вашего присутствия? — спросила она напоследок.

— Всегда, — сообщила одна из младших барышень. — Она буквально растоптала Белл на первой же примерке.

— Это было так унизительно, — подтвердила ее сестра. Кейт постаралась запомнить, в каких они платьях, чтобы наконец начать отличать Белл от Софи.

— Мадам сказала, что у меня недостатков пруд пруди, — продолжала Белл, — в то время как Софи — само совершенство. Где справедливость? Мы же близнецы, у нас все одинаковое!

— Только у тебя есть недостатки, а у меня нет, — ухмыльнулась Софи.

— Мне кажется, мадам меня просто невзлюбила, не знаю почему, — не обращая на нее внимания, заключила Белл. — А вот месье Харви я очень нравлюсь.

— Кто это? — поинтересовалась Кейт.

— Ассистент мадам, — кивнула на дверь Софи.

— Что за чушь ты несешь! — возмутилась Джен. — Разве не ясно, что месье Харви… не могут нравиться девушки, иначе мадам Дюбуа не разрешила бы ему присутствовать на примерках.

— Нет, конечно, нет, я понимаю, — смущенно пробормотала Белл.

— Теперь, когда мы остались одни, Кейт, расскажите, что вы намерены делать? — не унималась ее сестра-близнец.

— Выяснить, кто я такая, разумеется. Какие же еще у меня могут быть намерения? — удивилась вопросу Кейт.

— Ваша история кажется такой неправдоподобной. Разве можно потерять память? Никогда о таком не слышала, — безапелляционно заявила Джен.

— А я что-то об этом читала, — вступилась за гостью Белл…

— Джен вам не верит, — пояснила Софи.

— Вижу, — кивнула Кейт. — А вы с Белл?

— Мы не знаем, что и думать, — поспешно ответила за себя и сестру Софи.

— Мы обожаем тетю Эдвину и Оливера, — мягко заметила Белл. — Они такие благородные и великодушные — взяли нас к себе, несмотря на отдаленность родства. Теперь мы одна семья. И нам, конечно, не хочется, чтобы их ввели в заблуждение.

— Я вовсе не собираюсь вводить их в заблуждение, — запротестовала Кейт.

— А чего вы хотите? — подалась вперед Джен. — Какова ваша цель?

— Да нет у меня никакой цели, — резче, чем хотелось бы, возразила Кейт. — Просто мне не повезло, я попала в крайне затруднительное и двусмысленное положение.

— Еще бы, — тотчас отреагировала Софи. — Поверьте, мы не желаем вас обидеть, но…

— Мы вам не доверяем, — закончила за нее Джен.

— Это она вам не доверяет, — добавила Белл.

— Послушайте, если я, по-вашему, обманываю леди Норкрофт и Оливера, — заговорила Кейт, тщательно подбирая слова, — то ради чего? Что мне даст эта затея?

— Да, что? — посмотрела на старшую сестру Софи.

— Оливера, — ответила та. — Вы хотите заполучить Оливера, верно?

— А Оливер хочет заполучить ее, — подтолкнула локтем сестру-близнеца Белл.

— С чего вы взяли? — опешила Кейт.

— Ну, если вы не понимаете, то у вас проблемы не только с памятью, — пробурчала Джен. — Вы нравитесь Оливеру, это и слепой мог бы заметить. К тому же так сказал Холлингер, а он никогда не ошибается.

— Когда мы вошли вчера в зал, Оливер хотел вас поцеловать, — хмыкнула Софи. — Подумать только, под носом у матери!

— Мой опыт подсказывает: если мужчина целует женщину в присутствии своей матери… — Белл запнулась, заметив удивленные взгляды сестер и гостьи. — Ну, не то чтобы у меня действительно был такой опыт…

— Оливер очень богат, — снова пошла в атаку Джен.

— И красив, и знатен, — добавили в один голос двойняшки.

— Он один из самых завидных женихов в стране, а вы, — старшая сестра оглядела Кейт, — уже не так молоды и просто уже отчаялись.

— Она имеет в виду, что вы старше нас, — поспешила уточнить добрая Белл.

— И ни о каком отчаянии не может быть и речи, — спокойно возразила Кейт, скрестив руки на груди. — Позвольте мне вам кое-что сказать. Во-первых, если бы я намеревалась заполучить богатого мужа, то, наверное, подыскала бы для этого более простой и действенный способ, чем имитация амнезии. Во-вторых, я сама из богатой семьи, ведь, как мы с Оливером выяснили, я получила хорошее образование. Согласитесь, это подделать очень трудно.

— Вы правы, долго притворяться невозможно. — Во взгляде Джен зажегся огонек. — И внимательные наблюдатели обязательно подловят вас на ошибке.

— Еще одно, — продолжала Кейт, прямо глядя ей в глаза. — Подумайте, если бы я действительно пыталась обольстить и обмануть Оливера, явилась бы я к нему без своего гардероба? Это было бы верхом глупости с моей стороны. Платья, которыми меня снабдила леди Норкрофт, очень хороши и мне к лицу, но они великоваты и как-то по-детски просты. В них нет изящества, утонченности.

Двойняшки ахнули. В глазах Джен сверкнула злость. «Вот и хорошо, — решила Кейт, ощутив боевой задор. — Давай наконец выясним отношения!»

Откуда в ней эта агрессивность? Кейт подумала, что ей надо поработать над собой, но только не сейчас.

— Я понимаю, почему мои платья кажутся вам детскими, — гневно обрушилась на обидчицу старшая барышня. — Ведь ваша юность уже давно прошла.

— Надеюсь, я не помешаю вашей беседе? — раздался вдруг голос Оливера. Приоткрыв дверь, граф заглянул в комнату.

— Как раз вовремя, — пробормотала Белл.

— Конечно, не помешаете, — ответила Джен, не сводя с гостьи злобного взгляда. — Я только что сказала Кейт, что наблюдательность — очень полезное качество, которое я собираюсь в себе всячески развивать.

— Согласна, это похвальное качество следует развивать, — сдержанно отозвалась Кейт, — но, на мой взгляд, по-настоящему это качество развивается лишь с годами.

— Мы очень благодарны Кейт за внимание и совет, — улыбнулась Оливеру Софи — сама невинность и простодушие.

— Не сомневаюсь. — Он подозрительно оглядел кузин и повернулся к гостье: — Меня послали за вами, так что, если вы закончили, пойдемте со мной.

— Да, я закончила, — кивнула она и попрощалась с барышнями: — Всего хорошего, леди.

— Похоже, вы неплохо ладите с кузинами, — заметил граф, когда она вышла из комнаты.

— Во всяком случае, нам есть о чем поговорить.

— Представляю, как они на вас накинулись, — хихикнул он. — Вчера вечером они устроили мне настоящий допрос — кто вы да как попали в наш дом.

— Вы могли бы меня предупредить.

— Тогда вам было бы не так интересно.

Кейт бросила на него полный досады взгляд.

— Знаю, знаю, я просто невыносим! — предвосхитил ее упрек Оливер.

— Кто вас за мной послал и куда вы меня ведете?

— Сейчас все сами увидите.

— Ладно, можете не говорить, — сердито махнула она рукой и тут же об этом пожалела.

Дело ведь было не в Оливере, а в его кузине, или скорее в недовольстве собой, которое испытывала Кейт после сцены в гостиной. Как ни возмутительны были прозвучавшие в ее адрес обвинения, но они имеют под собой основание. Эта мысль очень пугала и беспокоила Кейт.

Граф привел ее на садовую лужайку — там, рядом с мишенью для стрельбы из лука, стоял накрытый на двоих чайный столик.

— О, это вы придумали, Оливер? — удивилась Кейт.

— Я подумал, что у вас не будет времени для полноценного завтрака, и решил предложить вам чаю. Элен дала знать, что вы освободились, и вот мы здесь. Ну, как вам моя идея?

— Очень романтично.

Они уселись за столик, и Кейт налила графу чаю.

— Я слышал, что шитье платьев у мадам Дюбуа — довольно утомительное занятие, — продолжал он. — А присутствие моей матушки и кузин наверняка только создало дополнительную напряженность. Вам нужно отдохнуть, расслабиться. Кстати, не хотите ли немного пострелять? — Он кивнул на лежавшие неподалеку лук и стрелы. — Я заметил, что это помогает вам успокоиться и отвлечься.

— Спасибо, вы очень заботливы.

— Это мое главное достоинство.

Кейт отпила из чашки немного чая и подняла глаза на графа.

— Скажите, я произвожу впечатление отчаявшегося человека? — спросила она.

— С чего вы взяли? — Он чуть не поперхнулся от удивления. — Может быть, вы имеете в виду свои отчаянные попытки вспомнить, кто вы?

— И это тоже, — согласилась Кейт, чувствуя, что у гнетущего ощущения, жившего внутри ее, есть еще какая-то очень важная причина. Она должна была что-то сделать. Но что? — Ваши кузины считают, что я отчаянно ищу мужа и ради этого притворяюсь, что потеряла память. Они даже обвинили меня в стремлении обольстить вас, Оливер.

— Вот как? — удивился он. — Вы находите это забавным?

— Скорее лестным.

— Так вы согласны с ними?

— Видите ли, когда вы у нас появились и заявили, что ничего не помните, то я засомневался в правдивости ваших слов, — заметил он, тщательно подбирая слова, чтобы не обидеть собеседницу. — Но теперь, после недели общения с вами, я действительно верю в то, что вы о себе рассказываете.

— Но…

— И еще, — перебил Оливер, глядя ей прямо в глаза. — Вам нет никакой необходимости притворяться, ведь, как я уже сказал, если бы нам довелось встретиться при других обстоятельствах, я бы непременно начал за вами ухаживать. Я молю Бога, чтобы все как можно скорее выяснилось и вы оказались не замужем, — тогда я смогу осуществить свое намерение.

— А если я все-таки замужем?

— Нет, не замужем, — покачал граф головой. — Я уверен, иначе бы вы вспомнили об этом, как вспомнили о том, что у вас нет родителей, братьев с сестрами и детей. Но если я ошибаюсь… — Он накрыл ее руку своей и придвинулся ближе. — Нет, этого не может быть. Знаете, еще ни к одной женщине меня не влекло так, как к вам.

— Вас влечет ко мне тайна, которую вам очень хочется раскрыть.

— Наверное, отчасти вы правы, но только отчасти. Я не знаю ни вашего имени, ни положения в обществе, значит, меня влечет к вам, именно к вам, а не к вашему состоянию или громкому титулу. Вы словно приворожили меня, Кейт.

— Боже, что вы говорите… — смутилась она.

Граф рассмеялся и выпустил ее руку.

— Ну-с, а теперь расскажите, что произошло между вами и моими кузинами, — потребовал он.

— Разве вы не слышали сами?

— Слышал кое-что, но совсем немного. Если бы я знал, что будет так интересно, то не преминул бы прийти пораньше.

— Рассказывать особенно нечего. Ваши кузины обвинили меня в притворстве и попытке вас соблазнить. Кроме того, я узнала, что у моей фигуры масса недостатков, скрыть которые может только самая искусная портниха, и что я совсем старая…

— Неужели? — В синих глазах графа запрыгали веселые чертики.

— И практически пребываю в старческом маразме.

— Тогда мы с вами просто идеальная пара, Кейт.

«Пара, составленная пятьсот лет назад», — вдруг мелькнуло у нее в голове. Откуда взялась эта мысль, такая тревожная и одновременно радостная? Кейт не понимала.

Она думала об этом до конца их прелестного завтрака и потом, когда после ухода Оливера взялась за лук. В ней росло ощущение, что она должна совершить что-то очень важное, даже судьбоносное, что-то связанное с прошлым и будущим, и самое главное — с графом Норкрофтом.

Глава 12

Оливер был готов прикончить глупых кузин — по очереди или всех трех сразу. Почему бы и нет, ведь повесят-то его за это только один раз.

— Что вы думаете об этом, ваше сиятельство? — спросила его Дженевьева, томно взмахивая ресницами.

Он не слышал вопроса и пробурчал что-то невразумительное. Несомненно, судьи из числа пэров проявили бы к нему снисхождение, ведь у них наверняка тоже есть надоедливые, несносные кузины. Возможно, его даже освободили бы от наказания…

— А вы, мистер Беркли? — Джен переключилась на более отзывчивого собеседника.

— Я совершенно с вами согласен, мисс Фэрчайлд, — откликнулся тот с жаром, свойственным юнцам, жаждущим внимания дам. — Сейчас отличное время для длительных прогулок. В воздухе витают ароматы осени… Признаться, я очень люблю это время года.

Граф с трудом удержался от презрительного смешка — в конце концов, юный Беркли не виноват в его дурном настроении. Причина в другом: Оливер предложил пойти на эту прогулку с единственной целью — побыть с Кейт, но его план сорвался.

С их последней встречи за чаем в саду прошли уже целые сутки, но Оливер ни разу не смог остаться с Кейт наедине: почти все время ее отвлекали на примерки. «Неужели так сложно сшить одно-единственное платье?» — в отчаянии недоумевал он. Если же у Кейт выдавалась свободная минутка, то возле нее или Оливера непременно торчали кузины. Что за несносные создания, прилипчивые, как грязь на сапогах! Пожалуй, решись он на убийство, судьи не только не осудили бы его, а просто аплодировали бы.

Разумеется, когда кузины напросились прогуляться вместе с Кейт и Оливером, та идти отказалась, сославшись на усталость, и спряталась у себя в комнате. Видимо, ее, как и Оливера, утомило это столпотворение.

— Я тоже всегда любила осень, — заметила Джен таким тоном, словно Беркли сказал что-то гениальное. Где только женщины набираются подобных приемчиков?

Одна из двойняшек подавила смешок.

— А мне казалось, что ты любишь весну, — откликнулась вторая.

— Весна тоже прекрасна, — поспешил примирить их юноша.

Погруженный в мысли о Кейт, граф чуть не застонал от досады. Ну как он мог допустить, чтобы женщина настолько завладела его чувствами? Конечно, это верх идиотизма — влюбиться в особу, которая даже не знает собственного имени!

Неужели он действительно влюблен? Нет, не может быть… Разумеется, его влечет к ней, а какого здорового, полного сил мужчину не влекло бы к интересной, образованной женщине? Он подавил улыбку — эта нежная леди с помощью своего лука в одиночку могла бы отогнать целую толпу разбойников. Она стала бы отличной женой и идеальной графиней… С каждым днем сопротивляться ее обаянию становилось все труднее. Он, Оливер, никогда не мог устоять перед искушением, а ведь более соблазнительной женщины, чем Кейт, он в своей жизни еще не встречал…

— Оливер, мы с самого приезда хотим с вами поговорить, — вывел его из задумчивости голос Софи. Она и Белл взяли кузена под руки и заставили чуть отстать от шедших впереди Беркли и Джен. — Но вас совершенно невозможно застать одного.

— Какое совпадение — я тоже очень хочу, но почему-то никак не могу остаться один, — проворчал граф.

— Сложилась очень забавная ситуация, — продолжали девушки. — Нам еще не приходилось сталкиваться ни с чем подобным, вот мы и хотели спросить…

— Я же сразу предупредил, что не буду говорить с вами о Кейт, — решив, что они имеют в виду гостью, Оливер бросился ее защищать. — Вы знаете о ней все, что должны знать, остальное вас не касается.

— Оливер… — попробовала возразить Белл.

— Мне все равно, что говорит Холлингер, — не унимался граф. — Я ничего не могу вам сказать о своих отношениях с ней и о том, что собираюсь делать. Вы не представляете, как трудно разобраться в чувствах к женщине, имени которой не знаешь. Но они, эти чувства, есть.

— Оливер, — снова подала голос Белл.

— У меня нет никакого права претендовать на ее любовь! Ну что, теперь вы довольны, все выспросили?

Близняшки обменялись взглядами.

— Нам было интересно вас послушать, — улыбнулась Софи. — Но мы хотели спросить не про Кейт, а про мистера Беркли.

— Да, я не должен был с вами откровенничать, — досадовал граф. — Но сделанного не вернешь, так ведь говорят? Так что насчет Беркли?

— Что вы о нем думаете?

— Вполне достойный молодой человек. Но он еще слишком молод для принятия важных решений, как и Джен.

— Это просто смешно, — хмыкнула Белл. — Джен на год старше нас, а ведь девушек в нашем возрасте уже отдают замуж.

Оливер замер.

— Неужели у Джен роман с Беркли? — спросил он.

— Трудно сказать, — пожала плечами Софи. — Обычно Джен нам все рассказывает, но про Беркли молчит, совсем как вы про Кейт.

— Но у нас есть кое-какие подозрения, — добавила Белл. — Мы уверены, Джен пригласила Беркли сюда, чтобы узнать ваше мнение о нем и, может быть, даже попросить согласия на брак.

— На самом деле мое согласие не требуется, — вздохнул граф, понимая, что бессилен помешать Джен.

— Требуется, и еще как! — воскликнула Белл. — Вы — единственный человек, в чьем одобрении она нуждается и чье мнение ценит.

— В самом деле, Оливер, как можно не замечать очевидного? — фыркнула Софи. — Не считая Фионы, вы с тетей Эдвиной наши единственные родственники. Тетя заменила нам мать, а вы — брата. Вы приютили нас, когда нам некуда было идти. Разве мы можем решиться на такой важный шаг, как брак, без вашего благословения?

— Ну, Джен-то может… — пробормотала Белл.

— Не знаю, что и сказать, — растерялся Оливер. Ему было приятно убедиться в том, что кузины питают к нему теплые чувства.

Он взял девушек под руки, и они поспешили за ушедшей далеко вперед парой, которую, однако, было хорошо видно, о чем позаботился бдительный граф.

— А теперь, мои дорогие, скажите мне, что вы сами думаете о мистере Беркли, — попросил он кузин. — Вы ведь провели в его обществе немало времени.

— Он милый, красивый, но довольно скучный! — призналась Белл.

— Джен не считает его таким уж скучным, — пожала плечами Софи, — но ей нравится, что молодыми людьми вроде Беркли легче манипулировать.

— Вот как? — Оливер чуть не прыснул со смеху.

— Да, она так говорит, — подтвердила Софи. — Вы бы удивились, узнав, как много знаний приобретают девушки в свой первый сезон.

— Особенно когда дело касается мужчин, — с улыбкой умудренной опытом женщины добавила Белл. — Вы совсем не такие сложные существа, какими кажетесь на первый взгляд.

Граф рассмеялся.

— Посмотрите-ка на мистера Беркли. — Софи показала рукой на пару впереди. — Джен может сделать с ним все, что пожелает.

— Наша беседа доставила мне большое удовольствие, — резюмировал Оливер. — Для меня было большим облегчением узнать, что вы питаете ко мне столь же искренние родственные чувства, что и я к вам. Это делает мое положение брата и защитника более прочным, а обязанности по отношению к вам — более определенными. Только жаль, что я раньше не уделял вам должного внимания…

— Разве? — забеспокоилась Белл.

— Увы, мои дорогие, — горестно покачал он головой. — Я позволил маме взвалить большую часть обязанностей воспитателя и опекуна на себя и почти не следил за тем, как проходит ваша жизнь.

— Но мы ничего такого не заметили, — возразила Софи.

— Теперь все изменится, — заверил граф. — Вы ведь уже начали выезжать в свет и многое узнали о нас, мужчинах. Я расширю ваши знания. Мы — жестокие, неразборчивые в средствах создания, которым нельзя доверять. Особенно это касается молодых привлекательных женщин. Я должен на очень многое открыть вам глаза и уверяю вас, милые, что больше не буду пренебрегать своими обязанностями главы семьи.

На лицах девушек появилось такое выражение, словно с ними случилось самое худшее из того, что могло случиться в их жизни.

Оливер с трудом сдерживал смех. Нет, он не обманывал и действительно собирался помогать кузинам и защищать их, но выглядели они сейчас презабавно. Оливер поймал их озабоченные взгляды и почувствовал, что они всерьез задумались над тем, во что в конечном счете выльется благородный порыв кузена. Как всегда в такие моменты, граф подумал, умеют ли близняшки угадывать мысли друг друга.

— Не пойти ли нам домой? — вдруг предложила Софи. — Я проголодалась.

— Пройтись пешком — лучший способ нагулять аппетит, — с преувеличенным энтузиазмом поддержала ее сестра. — Не пора ли пить чай, Оливер?

— Зовите Джен с мистером Беркли и пойдем обратно, — распорядился граф. Он понимал, что девушкам не терпелось поскорее обсудить услышанное и рассказать все Джен. Пусть! С самого возвращения в Норкрофт-Мэнор кузины (или только старшая?) во все глаза следили за Кейт, надеясь уличить ее во лжи, и старались не оставлять гостью наедине с названым братом. Это раздражало Оливера, но он считал их глупую суету простительной, ведь они хотели уберечь его от беды.

Не желая больше мучить девушек, граф достал карманные часы и открыл крышку.

— Уже половина четвертого, — объявил он. — Я и не предполагал, что прошло столько времени.

Веки Кейт затрепетали, она открыла глаза и посмотрела на каминные часы. Господи, уже половина четвертого! Она проспала целый час, а ведь хотела прилечь на минутку. Видно, сказалась накопившаяся усталость.

Неделю назад они с Ханной сели в поезд… Ханна! Кейт резко вскочила. Теперь она вспомнила все. Ее зовут вовсе не Кейт, так обращался к ней только покойный муж. Боже, как она могла забыть бедного Кеннета? Как она могла забыть свое имя, свою жизнь?

Кейт встала с кровати и взволнованно заходила по комнате. Леди Кэтлин Макдэвид, вот как ее на самом деле зовут! Она вдова сэра Кеннета, внучка графини Дамливи, племянница нынешнего графа Дамливи и его сестры Ханны. Ханна, именно Ханна во всем виновата!

Кэтлин стиснула зубы. Как посмела тетя сотворить с ней такое? И как ей удалось осуществить свое намерение? В ушах зазвучал самодовольный тетин голос. Неужели дело в колдовстве? Нет, нет, Кэтлин не верит в эту чепуху.

Она замедлила шаг и постаралась сосредоточиться. Она ясно вспомнила прибытие лондонского поезда на станцию. Ханна заранее попросила прислать за ними экипаж, чтобы поехать… Куда? В гости? Да, к лорду Дарлингтону! Ханне очень хотелось попасть на прием в его поместье. Что было потом? Она вспомнила, как тетя, извинившись за что-то, произнесла какую-то латинскую фразу, затем Кэтлин почувствовала сильный толчок в спину, за которым последовало падение и наступила темнота… Да это, должно быть, сама Ханна спихнула ее с платформы! Она наверняка действовала по своему нелепому плану, который, правда, не предусматривал обморока племянницы. Кэтлин должна была только притвориться, что лишилась чувств. Однако этого не потребовалось.

Она обхватила себя руками и принялась ходить по комнате. Глупый план, совершенно неправдоподобный, как бездарный балаганный фарс, обреченный на провал. Кэтлин с самого начала твердо заявила Ханне, что отказывается участвовать в этой авантюре. Тетя рассчитывала, что «потерявшую сознание» Кэтлин с рекомендательным письмом от бабушки Дамливи доставят в Норкрофт-Мэнор и там она познакомится с графом Оливером. Разумеется, Ханна оставила от письма один конверт, иначе инкогнито племянницы раскрылось бы раньше времени, чего никак нельзя было допустить. Добрая женщина не сомневалась, что знакомство молодых людей перерастет во взаимную привязанность и приведет к свадьбе. В конце концов, не зря же эта пара была составлена пятьсот лет назад…

Кэтлин нахмурилась. Более дурацкого плана не придумаешь. Но действительно ли Ханна столкнула ее с платформы? У тети был виноватый вид, она за что-то попросила прощения… «Extrema remedia, дорогая» — вот что услышала от нее Кэтлин перед падением. Ханна пробормотала еще какие-то слова, которых племянница не расслышала. Но зато она ясно помнила, что упала в трех-четырех футах от платформы и ей совсем не было больно. Значит, падение не причинило ей никакого вреда?

Черт возьми, Ханна к ней не прикасалась! Неужели сработало тетино колдовство? За все пятьдесят с лишним лет жизни Ханне ни разу не удалось добиться хоть сколько-нибудь значительного результата в этой области. Может быть, ей наконец повезло? Тогда понятно, почему Кэтлин упала, лишилась чувств и потеряла память. Нет, это объяснение никак не укладывалось в ее сознании. Она еще могла допустить существование родового проклятия, но колдовские чары, заклинания и, главное, мысль о том, что Ханна освоила колдовство, — это уже слишком. Пожалуй, гораздо спокойнее думать, что тетя ее все-таки столкнула. Ханна славилась решительностью, а «тяжелая болезнь требует сильного лекарства».

Тетя с самого начала настроилась на то, что Кэтлин будет симулировать амнезию. К тому же настоящая потеря памяти длилась ровно семь суток, час в час — слишком многое свидетельствовало о том, что происшествие с Кэтлин не было случайностью. Но согласиться с этим — значит признать колдовство Ханны реальностью. Кэтлин не была уверена, что готова к этому. Но все же, как ни странно, колдовство было единственным разумным объяснением того, что с ней случилось.

Так это или нет, не важно, нужный результат достигнут. Теперь она понимает, с какой целью появилась у Норкрофтов, и самое главное — она знает, что свободна! Она может любить и быть любимой.

Кэтлин села на кровать. Любит ли она Оливера? Да, любит, как ни трудно в этом признаться. И семейное проклятие здесь ни при чем, как ни при чем и любая другая магия, за исключением магии любви… Кэтлин полюбила его за доброту, благородство, душевную щедрость, ответственность и чувство юмора. И еще за то, что он целовал ее, как никто другой. Конечно, она никогда не забудет Кеннета, но ее краткое замужество закончилось так давно… А любовь к Оливеру обещает счастье сегодня, завтра, до конца жизни! И семейное проклятие не имеет к этому никакого отношения, потому что Оливер — ее мужчина, отныне и навсегда.

Оставалось только надеяться, что он чувствует к ней то же, что и она к нему.

Надо поскорее его обрадовать! Кэтлин вскочила с кровати и поспешила к дверям, но вдруг остановилась — что она ему скажет? Сообщит правду о бредовом плане тети Ханны? Или изложит свою версию о колдовских чарах, вызвавших потерю памяти? Такой рациональный человек, как Оливер, вряд ли примет подобное объяснение. Да и кто бы на его месте принял? Как бы он не усомнился в реальности амнезии… Кэтлин поежилась и вспомнила, как леди Норкрофт упомянула предание о семейном проклятии и Оливер назвал это чушью. Когда-то и сама Кэтлин так думала.

Нет, все-таки надо сказать ему правду, иначе она рискует его потерять. При мысли об этом у нее чуть не остановилось сердце. Она в отчаянии стиснула руки. Какие подобрать слова, чтобы Оливер понял?

Она подошла к большому зеркалу в углу комнаты. Приятно смотреть на себя и знать, что ты — это ты. Увы, сейчас это не имело никакого значения, ведь под угрозой ее любовь, ее будущее… У нее неприятно засосало под ложечкой, но Кэтлин стиснула руки и произнесла, обращаясь к своему отражению:

— Оливер, у меня есть для вас хорошая новость…

Отличное начало — кто же не любит хорошие новости?

— Я вспомнила, кто я такая. Вы должны на мне жениться, чтобы освободить наши семьи от родового проклятия, так как снять его может только наша свадьба.

Она послала отражению свою ослепительную улыбку и продолжила:

— К счастью, я полюбила вас… Нет, глупо! Лучше так: наша любовь — большое счастье, ведь мы были предназначены друг другу еще пятьсот лет назад… Господи, какая нелепость! — забраковала она и эту попытку. Пожалуй, придется серьезно поработать над своей речью, и пока она не будет готова, Оливеру лучше ничего не говорить.

Или нет, надо раскрывать ему правду постепенно — например, для начала «вспомнить» о своем вдовстве. Он будет очень рад узнать, что она свободна. А может быть, лучше одолжить экипаж и просто уехать из Норкрофт-Мэнора? Тетя Ханна, наверное, сейчас гадает, как расхлебывать ту кашу, которую она заварила.

Но какое бы решение Кэтлин ни приняла, это будет потом, а сейчас лучше всего пойти и выпить крепкого чая и немного бренди или доброго шотландского виски.

Она бросила прощальный взгляд на свое отражение и покачала головой. Было бы хорошо свернуть Ханне шею, хоть это и не решит проблемы. Глупая колдунья оставила ее среди чужих людей, отняла память, и теперь из-за нее Кэтлин рискует потерять самое дорогое в жизни — свою любовь. И скажите на милость, зачем Ханне понадобилось забирать ее платья?

Глава 13

— Доброе утро, Оливер.

Граф обернулся — в библиотеку вошла Кейт и закрыла за собой дверь.

— Какой приятный сюрприз, — усмехнулся он, поднимаясь из-за стола. — Я уже стал думать, что мы больше никогда не увидимся наедине.

— Вчера рассчитывала поговорить с вами с глазу на глаз днем или вечером, но ваши кузины не оставляют меня ни на минуту, — пожаловалась Кейт. — Похоже, они не только подозревают меня в обмане, но и считают своим долгом препятствовать нашим встречам. Видимо, девушки думают, что тем самым они оказывают вам добрую услугу.

— По ночам они, вероятно, по очереди дежурят у дверей вашей спальни, — весело отозвался граф.

— Или вашей, — насмешливо ответила Кейт, и Оливер снова отметил про себя, что в ней что-то изменилось. Он почувствовал перемену накануне, во время вечернего чаепития, а потом и за обедом: Кейт была как-то необычно молчалива, задумчива, да и держаться стала прямее, будто решилась на что-то и собиралась идти до конца. И еще: она больше не смотрела на мир растерянно, как потерявшийся ребенок. У Оливера екнуло сердце — Кейт принадлежала к числу женщин, которые не могут спокойно жить, если чего-то не понимают.

— Что-то не так, Кейт? — деликатно спросил он.

— Почему вы спрашиваете?

— Вы изменились.

— В чем? — Она подошла к стеллажу и начала разглядывать корешки книг, но Оливер почувствовал, что думает она совсем о другом.

— Не знаю. — Он приблизился к ней и прислонился спиной к стеллажу, скрестив на груди руки.

— Зачем вы меня разглядываете? — спросила Кейт, не поворачивая головы.

— Пытаюсь ответить на ваш вопрос. Кажется, внешне вы не изменились, по крайней мере нос все так же великоват.

— Вас это волнует?

— Да, как и многое другое, связанное с вами, о чем я постоянно думаю.

— Ах да, помню — вы закрываете глаза, и тотчас перед вашим мысленным взором возникает мое лицо.

— Неужели я вам это говорил? — ухмыльнулся Оливер. — Впрочем, мои слова — чистая правда. К примеру, ваши глаза…

— Они вас тоже волнуют?

— Еще бы! Что до всего остального… — Его взгляд скользнул по Кейт, и Оливер чуть не задохнулся от желания. Никогда еще ни к одной женщине его не влекло так страстно, как к этой незнакомке. — У вас волнующая фигура, всё это может свести меня с ума.

— Да вы флиртуете со мной самым возмутительным и неприличным образом! — изумилась она.

— Конечно, — дерзко улыбнулся граф.

— И как далеко вы намерены зайти?

— О, еще ни одна из женщин, с которыми я флиртовал, не спрашивала меня о моих намерениях.

— Так каковы же они, ваши намерения?

— Скорее желания. Я мечтаю заключить вас в объятия и покрывать поцелуями до тех пор, пока наши тела не будут готовы к сладостной неге наслаждения. Потом мы переместились бы на диван перед камином, и я любил бы вас с такой безумной страстью, что неземное блаженство нашей близости заставило бы нас забыть обо всем на свете.

— Прямо здесь, в библиотеке? — ахнула она, изображая смущение.

— Да, здесь, в обществе Водсворта и Браунинга, — кивнул граф.

Кейт расхохоталась.

— Признаюсь, это не совсем тот ответ, которого ждет в таких случаях мужчина. Вы ранили меня в самое сердце, — понурил голову Оливер, прижав руку к груди.

— Не выдумывайте, пожалуйста, ничего вы не ранены. К тому же я спрашивала вас про намерения, а не про желания.

— Ну хорошо. Тогда слушайте… я намеревался заключить вас в объятия…

— Вы это уже говорили, — заметила Кейт, подавляя смех.

— Поскольку с минуты на минуту под каким-нибудь благовидным, но нелепым предлогом сюда ворвутся мои кузины, мне придется отложить объяснения, — продолжал граф, глядя ей в глаза. — Скажу только, что сейчас у меня одно намерение — заставить вас улыбнуться.

— О, в этом вы преуспели, — ответила Кейт, и на ее губах действительно заиграла улыбка. — Теперь, если я загрущу, то вспомню вашу страстную речь в библиотеке и улыбнусь.

— А вы грустите?

— Нет. — Она погладила тонкими изящными пальцами корешки книг. — Просто размышляю о некоторых вещах.

— Мой опыт подсказывает, что умная женщина не должна думать слишком много. Ну-ка признавайтесь, что занимает ваши мысли?

— Я думаю, что будет, когда ко мне вернется память, — пояснила она, продолжая гладить корешки, и граф позавидовал томам, к которым прикасалась ее рука.

— Это во многом зависит от того, что именно вы вспомните.

— Я имела в виду, что будет с нами — с вами и со мной?

— Это тоже зависит от того, что вы вспомните, — проговорил Оливер. — Я очень надеюсь, что вы свободны. Если так… — Он набрал в грудь воздуха и произнес на одном дыхании: — Мы могли бы подумать о совместной жизни.

— Очень мило с вашей стороны, — улыбнулась Кейт, но ее зеленые глаза остались серьезными. Очевидно, она хотела услышать другой ответ. — Несмотря ни на что?

— Не понимаю, — озадаченно протянул граф.

— Многое может помешать мужчине и женщине быть вместе.

— Не вижу никаких препятствий, кроме вашего замужества.

— А если я бедна?

— У меня достаточно денег для нас обоих.

— А если мои родственники пользуются дурной славой?

— Мы не будем приглашать их на званые ужины.

— А если они окажутся людьми со странностями?

— Ну, тогда они отлично впишутся в нашу компанию.

— Тогда представьте себе, что наши семьи враждуют между собой.

— У моей семьи нет врагов, мы очень миролюбивые и мало кого раздражаем — по крайней мере не все сразу. Но если вы правы, тогда мы с вами уподобимся Ромео и Джульетте.

— Они плохо кончили.

— Нам повезет больше.

— А если я вовсе не такая, как вы обо мне думаете?

— Не говорите так, Кейт, — покачал головой граф. — Этого не может быть. И мои чувства к вам не изменятся от того, что у вас будет другое имя.

Она несколько мгновений молчала, глядя ему в глаза, потом сказала:

— Я должна вам кое-что сообщить. Я вспомнила…

У Оливера сердце ушло в пятки — неужели она все-таки замужем?

— …свой дом и лицо близкого человека, — продолжала она.

— Вашего мужа?

— Нет, бабушки.

— Слава Богу! — Он испытал огромное облегчение. — Может быть, вы вспомнили какие-нибудь имена или еще что-нибудь в этом роде?

— Пока нет, только какие-то разрозненные обрывки, но надеюсь, в ближайшее время все окончательно прояснится.

— Прекрасно! Если повезет, скоро этот кошмар будет позади. — Оливер придвинулся к Кейт и взял ее руки в свои. За дверью послышались голоса — видимо, там уже готовились к военным действиям кузины. Подавив страстное желание обнять Кейт, граф торопливо коснулся ее губ. — Тогда и продолжим.

Она подняла на него свои русалочьи глаза — в них был страх. Неужели она боится воспоминаний?

— Не нужно, чтобы ваши кузины нас видели, — пробормотала Кейт. — К тому же меня ждет еще одна примерка. Я лучше пойду…

— Мне самому следовало подумать, что я не должен подавать им дурной пример, — усмехнулся Оливер. — Застань я Джен в объятиях Беркли, непременно устроил бы ему нагоняй и потребовал дать слово, что у него честные намерения.

— Какой вы заботливый кузен!

— Да, заботливый, и, признаться, бремя, которое я на себя взвалил, уже начало меня пугать. Если бы кузины увидели нас сейчас, меня обвинили бы в лицемерии, и мне пришлось бы объяснять им, почему девушкам, начинающим выезжать в свет, нельзя делать то, что позволяется людям нашего возраста, более искушенным.

— Более искушенным? — удивленно подняла брови Кейт. — В чем?

— В жизни, — поспешно пояснил граф. — Я не имел в виду ничего другого.

— Не волнуйтесь, я нисколько не обиделась. Я прекрасно осознаю свой уже далеко не юный возраст, хотя искушенность вызывает сомнения.

Она оглянулась на дверь, потом снова посмотрела на графа и спросила:

— А у вас, Оливер, честные намерения?

— Они само воплощение честности, — усмехнулся он. — А вот мои желания — их полная противоположность.

— Как и мои, — смело глядя ему в глаза, сказала Кейт.

Она открыла дверь и вышла в коридор навстречу щебетавшим о чем-то своем сестрицам Фэрчайлд.

Граф подумал, что хотя докучливое внимание кузин иногда очень раздражает, у этого явления есть и хорошая сторона: пока Джен занята преследованием Кейт, у нее просто нет времени на Беркли.

А что касается самой Кейт, то она чем-то явно озабочена. Чем? Боится неизвестности за свое будущее? Но разве есть на свете что-то, что может их разлучить?

К собственному удивлению, теперь Кэтлин была даже благодарна барышням Фэрчайлд за то, что те не дают ей и Оливеру оставаться наедине. В этих условиях она просто не могла рассказать любимому правду о себе — большая удача, потому что пока она еще не очень понимала, как это лучше сделать.

Меряя шагами свою комнату, она думала о том, в какое сложное положение попала. Вчера она хотела признаться Оливеру, что память вернулась, но появление девушек сорвало ее попытку. Сегодня в библиотеке слова признания уже готовы были сорваться с ее губ, как вдруг решимость ей изменила. Это было особенно обидно потому, что Кэтлин всегда считала себя храброй женщиной. Разве не поехала она в свое время из Шотландии в Англию, чтобы выйти замуж за человека, которого прежде даже никогда не видела? Но то дело прошлое. Теперь же при мысли о том, как изменится выражение лица Оливера, когда он услышит правду, ее охватывал такой страх, какого она еще никогда не испытывала, ведь она рисковала потерять самое дорогое.

Ах, как ей нужен сейчас совет, сочувствие… Жаль, что Ханны нет рядом. Глупая колдунья по крайней мере придумала бы какой-нибудь план — пусть нелепый и без всяких шансов на успех, но это было бы лучше, чем ничего.

Из тягостных раздумий Кэтлин вывел стук в дверь. «Наверное, кузины», — решила она. Несносные девчонки скорее всего хотят убедиться, что Оливер не у нее. Господи, даже в собственной комнате они не дают ей покоя!

— Да, войдите, — пригласила Кэтлин, с трудом сдерживаясь.

На пороге появилась леди Норкрофт.

— А я все удивлялась, куда вы исчезли, милочка, — сказала она, прикрывая за собой дверь. — Чем вы занимаетесь в своем уединении?

— Размышляю, пытаюсь разобраться в своих чувствах…

— Относительно моего сына?

— По большей части.

Графиня села на стул и внимательно посмотрела на гостью.

— Каковы ваши намерения?

— В том-то и проблема — я не знаю, что делать.

— Вам нужен план.

— Конечно, — грустно усмехнулась Кэтлин. — Но у меня его нет.

— С другой стороны, бессмысленно что-то планировать, пока к вам не вернулась память.

Кэтлин кивнула.

— Однако нужно быть готовым ко всевозможным случайностям, — продолжала ее сиятельство. — Я не могу допустить, чтобы вы и Оливер потеряли то, что обрели.

— Не понимаю вас, — пробормотала Кэтлин, садясь в кресло.

— Не притворяйтесь, дорогая. Я видела, что Оливер хотел вас поцеловать, когда вы танцевали — подумать только, под носом у матери! Он никогда не вел себя столь легкомысленно. Я заметила: когда вы оба в комнате, возникает ощущение, что должно произойти что-то необычайно важное, значительное, вокруг вас словно сгущается воздух. Вы — судьба Оливера, моя дорогая.

— Судьба?

— Или суженая, предназначенная ему пятьсот лет назад.

У Кэтлин екнуло сердце. Неужели она знает? Нет, не может быть.

— Я вас не понимаю.

— Все вы понимаете, — махнула рукой леди Норкрофт. — Не забывайте, я полна секретов, которые, кстати, умею очень хорошо хранить. Я знаю не только кто вы, но и зачем вы здесь.

— Тогда поделитесь своими знаниями со мной, пожалуйста, — попросила Кэтлин, стараясь ничем не выдать своего панического состояния — сейчас не время паниковать. К тому же тон графини свидетельствовал о том, что она готова стать союзницей своей странной гостьи.

— Что касается вашего происхождения, дорогая, то сам Бог послал вас сюда, услышав мои молитвы.

— Вот как?

— Да, да. Вы даже не представляете себе, как долго я ждала, что появится женщина, на которую мой сын будет смотреть такими глазами.

— Вы сказали, что я была ему предназначена пятьсот лет назад.

— Правда? Я преувеличила, конечно. Должно быть, слышала где-то это выражение, и оно мне понравилось. Я с таким же успехом могла сказать не пятьсот, а тысячу, миллиард лет назад.

Кэтлин вздохнула с облегчением: любимая фраза ее бабушки в устах леди Норкрофт — совпадение, хоть и странное, но всего лишь совпадение.

— Понимаете, совпадений не бывает, — заметила графиня, словно читая ее мысли. — По правде говоря, поиском подходящей пары для сына я озаботилась не очень давно, всего два-три года назад. Просто, когда ждешь, время тянется очень долго. И вдруг в Норкрофт являетесь вы — прямо магия какая-то.

— Магия? — Кэтлин сглотнула подкативший к горлу ком.

— Да, магия, — кивнула графиня. — Вы в нее верите, моя дорогая? Впрочем, ничего не говорите. Как глупо спрашивать, ведь у вас амнезия. Причем, кажется, я уже вас об этом спрашивала. Должно быть, вопрос почему-то запал мне в память. Вы просто не можете помнить о столь абстрактных вещах.

— Конечно, нет.

— И не беспокойтесь о том, что произойдет, когда вы вновь обретете память, милая. — Графиня встала со стула. — Никакие заклинания и чары в мире не сравнятся с магией любви, потому что это единственная истинная магия.

— Может ли она быть истинной, если в ее основе лежит ложь? — спросила Кэтлин, тоже вставая.

— Милая, ложь может быть разной, как и магия. Часто любимых обманывают ради их спокойствия и безопасности. А бывает и ненамеренный обман — когда человек сам не знает, что обманывает.

— Но намеренный и ненамеренный обман бывает трудно различить, не так ли?

— Да, но разница все-таки есть. Кроме того, иногда приходится совершать неблаговидные поступки из чувства долга или ради какого-то доброго дела.

Леди Норкрофт замолчала, пытаясь подобрать нужные слова, и добавила:

— Я уверена, что вы просто созданы для Оливера. Если вы считаете, что мой сын — тот, кто вам нужен, то поступайте, как вам подсказывает сердце. У нас, женщин, много способов добиться своего.

— Вы так считаете?

— Разумеется, дорогая, — усмехнулась графиня. Она повернулась было к дверям, но вдруг остановилась и вытащила из кармана браслет Кэтлин. — Простите, я забыла вернуть вам эту любопытную вещицу. Мне понадобилось некоторое время, чтобы перевести выгравированную на амулете надпись. Весьма впечатляет — коротко и ясно, и очень к случаю. — Она вложила браслет Кэтлин в руку и сжала ее. — Кстати, все уже собрались в гостиной. Не хотите присоединиться?

— С удовольствием, — сказала Кэтлин, глядя ей в глаза. — У меня нет слов, чтобы выразить вам свою благодарность.

— Это я вам благодарна, моя дорогая.

И ее сиятельство вышла из комнаты. Кэтлин посмотрела ей вслед. Похоже, графиня только что дала ей разрешение соблазнить Оливера, используя для этого любые средства. Увы, Кэтлин не могла похвастаться богатым выбором, ведь у нее не было даже собственного гардероба. Кроме того, очевидно, графиня не имела в виду брак. По светским законам вдова Кэтлин, хоть и не имевшая связи с мужчиной после смерти мужа, уже не считалась настолько целомудренной, чтобы ее семья могла настаивать на браке с соблазнителем.

Но самое главное, Оливер, узнав правду, мог от нее отказаться. До сих пор она его не обманывала, но поверит ли он ей? На его месте самой Кэтлин было бы трудно поверить. И еще. В своих чувствах к Оливеру она была уверена, но вот его чувства? Не влечет ли его к ней прежде всего тайна, которая ее окружает, желание испытать что-то новое, необычное? Ведь до тех пор, пока неизвестно ее семейное положение, Кэтлин для него — запретный плод. Не пропадет ли у графа интерес к этому плоду, когда правда выплывет наружу? Мужчины часто страстно желают того, что не могут получить.

Кэтлин решительно расправила плечи. Что ж, пусть она не в силах предугадать, как отреагирует граф на ее признание, но она не намерена до конца своих дней строить предположения на этот счет. Она полюбила его, когда не помнила ни своего имени, ни истории с родовым проклятием. Обрести любовь даже один раз в жизни очень трудно, а дважды — почти невозможно, поэтому упускать свой шанс на счастье с Оливером ни в коем случае нельзя, потому что он может быть последним.

Мужчины вроде Оливера никогда не пойдут на такой серьезный шаг, как брак, ради спасения от какого-то полузабытого родового проклятия. Зато они — рабы своих желаний и с радостью принимают то, что им не навязывают.

Она стиснула в руке браслет, и в ладонь врезалась круглая пластинка амулета. Кэтлин не потребовалось смотреть, что там выгравировано, она и так помнила короткую емкую фразу, которой не придавала значения прежде, но зато сейчас восприняла как руководство к действию.

Extremis malis, extrerna remedia6.

Глава 14

Оливер откинул покрывало и вылез из постели. Какая нелепость столько времени мучиться, час за часом лежать без сна, уставившись в темноту, и томиться по Кейт…

Он нашел на столике спички и зажег газовую лампу. После появления в Норкрофт-Мэноре прекрасной незнакомки это была уже далеко не первая его бессонная ночь, но, пожалуй, самая мучительная — скоро рассвет, а он так и не сомкнул глаз. Отчаявшись уснуть, он нашел халат и надел его поверх ночной рубашки.

Если так и дальше пойдет, то он определенно сойдет с ума! Графиня и слуги с головой ушли в подготовку завтрашнего бала, из-за чего теперь некому было присмотреть за Джен и Беркли. Если Оливер будет искать уединения с Кейт, то Джен, несомненно, сделает то же самое со своим кавалером. Этого допустить никак нельзя, решил граф, очень уж Беркли напоминал ему себя самого в двадцать пять лет.

Но что делать? Оливер не виделся с Кейт со вчерашнего утра и невыносимо скучал по ней. Не то чтобы он совсем не встречался с Кейт, напротив, они виделись за игрой в крокет после полудня, потом за обедом, вечером вместе со всеми слушали игру младших кузин на фортепьяно. Но эти встречи только заставляли Оливера страдать и томиться еще больше, потому что он не мог ее обнять.

Никогда еще он не чувствовал себя таким беспомощным, таким зависимым от могущественных сил, неподвластных человеку. Жизнь Оливера всегда была предсказуемой, в ней все происходило так, как он ожидал. Дела в поместье шли прекрасно, управляющий отлично справлялся со своими обязанностями, Холлингер, кухарка и другие слуги работали споро, но без суеты. Как-то само собой предполагалось, что со временем когда-нибудь на балу или на светском рауте, как это обычно происходило с людьми его положения, Оливер встретит женщину своей мечты.

Разве он мог предположить, что влюбится в потерявшую сознание незнакомку, которую принесут в его дом? Однако действительно ли Кейт та женщина, которая ему нужна? Оливер совсем не был в этом уверен. Но с того момента, как она открыла глаза, его влекло к ней неудержимо — в этом было что-то роковое. Похоже, его сердце уже сделало выбор, но он не спешил принимать окончательное решение, пока не выяснится, могут ли они с Кейт быть вместе. Его удерживал страх неизвестности.

Но бездействие просто сводило Оливера с ума — он не привык сидеть сложа руки, когда положение требовало действий. Сколько можно ждать, когда к Кейт вернется память? Чего доброго, в Норкрофт явится ее муж и предъявит на нее права. Нет, надо что-то делать.

Оливер подошел к графинчику с бренди, который появился в его комнате после приезда кузин, и налил себе бокал. «Надо не забыть поблагодарить Холлинге-ра за внимание», — подумал он. Старый слуга обладал даром предугадывать желания хозяина, что опять же было вполне логично.

Но какие действия Оливер мог предпринять? Поначалу казалось, что все образуется само собой, даже доктор сказал, что память может вернуться к Кейт в любой момент, но время шло, миновала целая неделя, а память не возвращалась, что не помешало ему по уши влюбиться в женщину, которую он совершенно не знал. Он сделал глоток бренди. Нет, это неправда, он знает Кейт. Детали ее жизни, которых она не помнит, конечно, важны, но самое главное — он уверен, что понимает свою любимую.

Оливер допил бренди, снова наполнил бокал, сел за секретер, стоявший в спальне именно на такой случай, и написал письмо своему поверенному с просьбой нанять подходящего человека, чтобы тот выяснил, кто такая Кейт. Пожалуй, это единственное, что Оливер мог предпринять. О чем он думал раньше? Это следовало сделать сразу, как только она появилась в Норкрофте.

В дверь негромко постучали.

«Господи, кого это принесло среди ночи?» — сердито подумал Оливер. Он подошел к двери и распахнул ее.

На пороге стояла Кейт, уже собиравшаяся постучать еще раз.

— Увидела, что у вас горит свет, и вот зашла, — объяснила она. — Можно войти?

У Оливера бешено заколотилось сердце. Прекрасная, с распущенными по плечам темно-рыжими волосами, она была похожа на чудное видение, фею из сказки. Ах, как захотелось ему обнять ее, прижать к груди…

— Конечно, входите, — с трудом сдержавшись, проговорил он.

Когда она оказалась в комнате, Оливер поспешил закрыть дверь: не ровен час, кто-нибудь пройдет по коридору и увидит гостью в спальне хозяина — какой пассаж, какой дурной пример для молодежи!

— Вижу, вы тоже не можете заснуть, — сказала она, оглядывая смятую постель и письменные принадлежности на секретере.

— Я вообще плохо сплю в последние дни, — заметил он. — Уже целую неделю.

— И похоже, как и я, прибегаете к известному лекарству, — кивнула она в сторону графинчика с бренди. — Бокал только один?

— Я не ждал гостей.

— Хорошо. — Она послала ему многозначительную улыбку, заставившую его затрепетать. — Мне приятно думать, что мой приход стал для вас неожиданностью.

«Ты сама сплошная неожиданность», — подумал Оливер и предложил:

— Я позвоню слуге, попрошу принести второй бокал.

— В такой час? — остановила его Кейт. — Вы всех разбудите. Это совершенно ни к чему.

— Действительно, я и не подумал, — согласился Оливер. Он и впрямь не мог ни о чем думать, да и какой мужчина на его месте смог бы?

На Кейт поверх ночной рубашки был надет отлично сшитый свободный белый капот, несомненно, одолженный у Джен, о чем свидетельствовал его строгий девичий фасон — закрытый ворот, длинные рукава. Тем не менее, когда Кейт встала ближе к свету, мало что осталось скрыто от глаз Оливера. Чтобы не смотреть на искусительницу, он подошел к секретеру, поднял бокал и залпом допил бренди. После этого спросил:

— Зачем вы пришли?

— Вы мне не рады? Не ожидала.

— Мы не всегда получаем то, чего ждем, — заметил Оливер и снова наполнил бокал. — Но я вам, конечно, рад. И все же ответьте на мой вопрос.

— Я просто соскучилась, Оливер, — пожала она плечами.

— Ерунда, — хмыкнул он. — Мы же виделись каждый день.

— Я скучала по нашим встречам наедине. Неужели вы мне не рады?

— Напротив, я рад, я всегда вам рад, — ответил он, еле сдерживаясь, чтобы не дать волю своим чувствам.

Кейт подошла к нему, взяла из его руки бокал и сделала большой глоток.

— О, это чудесно, — проговорила она.

— Осторожно, напиток крепкий, пить его в больших количествах рискованно, — предупредил Оливер, стараясь не думать о том, как она близко — возмутительно, неприлично и головокружительно близко.

— Рискованно? — переспросила Кейт с многозначительной улыбкой. — Я люблю риск.

— Бренди затуманивает ум, — стойко ответил Оливер и сам удивился своему пуританскому тону.

— Тем не менее мой ум совершенно ясен, — подавив смешок, сказала Кейт. — Я знаю, что делаю.

Она снова отпила из бокала и вернула его графу.

— Что же вы делаете? — прищурился он.

— Боже мой, — рассмеялась она, — разве это не очевидно?

— Не совсем. Мне ясно только, что вы не должны находиться у меня в спальне ночью, да еще в таком виде.

Он отошел к графинчику и снова налил себе бренди.

— Чем вам не нравится мой вид? — Она взглянула вниз, на капот. — Спросите своих кузин, и они скажут, что так одеваются все приличные молодые леди. Впрочем, ваши сестрички считают меня уже не очень молодой. Да я и не такая приличная…

— Неужели?

— Во всяком случае, сейчас.

Не сводя с него глаз, она развязала тесемки капота, одним движением плеч сбросила его на пол и осталась только в тонкой ночной рубашке, сквозь которую просвечивали соски и темный треугольник внизу живота.

Потрясенный, Оливер поспешно глотнул бренди.

— Похоже, вы рады меня видеть, — оглядев его, констатировала Кейт.

— Вы же знаете, как я к вам отношусь…

Она взяла у него бокал, осушила и поставила на столик, потом придвинулась к Оливеру и погладила его по груди.

— Видите ли… — задыхаясь, проговорил он. Ее проворные пальцы развязали пояс его халата. — Мне всегда было трудно устоять перед искушением…

— В этом мы с вами похожи. — Она поцеловала его в шею, потом ее рука скользнула вниз, коснувшись его возбужденной плоти.

Вздрогнув, Оливер остановил ее.

— Вы отдаете себе отчет в том, что делаете?

— Не беспокойтесь, хоть я и давно не была с мужчиной, но любовным ласкам не разучилась.

— Так вы определенно настроены меня соблазнить?

— Мне казалось, что это мне по силам.

— Вполне, уверяю вас, но все же ваше намерение мне не по душе.

— Но почему? Ведь мы оба взрослые люди, в здравом уме, и оба того желаем. — Она обвила его шею руками и прижалась губами к его рту. Охнув, Оливер стиснул ее обеими руками.

— Предупреждаю, я вовсе не такой сильный человек, каким кажусь… — пробормотал он.

— Вот и хорошо, — ответила Кейт, покрывая поцелуями его лицо.

— Меня не остановит даже ваше возможное замужество… — продолжал он, думая о ее грудях, прижатых к его телу, и восхитительно тонкой талии, которую сжимали его руки.

— Просто отлично, — заметила она, целуя его в уголок рта. — Моральные соображения сейчас совершенно некстати.

— Что вы со мной делаете! — простонал Оливер.

— Как что? Мы же уже решили, что я вас соблазняю.

— Лучше не надо, Кейт, — взмолился он и вдруг осекся. — Вы сказали, что давно не были с мужчиной. Что вы имели в виду?

— Мне кажется, и так понятно, — усмехнулась она.

Оливер пристально посмотрел ей в глаза.

— Почему вы так решили?

— Я вспомнила, что была замужем, но овдовела. Много лет назад.

— Вы могли бы сказать мне об этом раньше.

Он высвободился из ее объятий и отодвинулся.

— Да, могла бы, но тогда было бы не так интересно, не правда ли?

— Вы просто играете со мной! Что еще вы вспомнили?

— Больше ничего.

— Очень жаль, — вздохнул Оливер с напускным огорчением. — Я никогда не позволю себе чувственных удовольствий с женщиной, которая не помнит даже своего имени. Это было бы предосудительно…

— Ничего подобного, — перебила Кейт. — Греховно, сомнительно, но никак не предосудительно.

— И совершенно непростительно… — закончил свою мысль Оливер.

— Нет-нет, не говорите глупостей. Я уже прощаю вас, хоть вы еще ничего не сделали.

— Вы уверены?

— Совершенно.

— И все-таки…

— Оливер!

— Что ж, ладно. — Он снова придвинулся к ней и обнял. — Но вы должны были рассказать мне о своем вдовстве.

Она сбросила с его плеч халат, и они прижались друг к другу, чувствуя разгоравшийся внутри жар. Оливер стал нежно поглаживать восхитительные округлости ее соблазнительного тела. Под натиском неодолимого желания последние сомнения исчезли, он нашел пахшие бренди губы Кейт — поцелуй опьянил ощущением соприкосновения с тайной и вечностью. Кейт прижалась к нему всем телом и страстно приникла к его рту.

Оливер застонал от неги, обещавшей новые наслаждения, и стянул с себя ночную рубашку.

— О Боже, — пробормотала Кейт, окинув взглядом его обнаженное тело. — Теперь я вижу, как ты мне рад.

— Подожди, все еще впереди, — ответил он сдавленно и протянул руку к ее рубашке.

Но Кейт, опередив его, сама сняла последнюю одежду и отбросила в сторону. Оливер замер, не в силах оторвать взгляда от ее прекрасного тела — тонкая талия, прелестная грудь и роскошные стройные бедра. Казалось, что она вся светилась от охватившего ее желания.

— Вы не находите меня привлекательной? — чуть хрипло от волнения спросила она. — Вы меня больше не хотите?

— Дорогая, как вы могли подумать, — опомнившись, проговорил Оливер. — Я ждал вас всю жизнь.

— Вернее, пятьсот лет, — поправила она.

— Наверное.

Он обнял ее, уложил в постель и принялся ласкать ее груди, соски, плоский живот и соблазнительную ложбинку между ног. Гладившая его спину и плечи Кейт начала постанывать от удовольствия.

Вдруг она закинула одну ногу на Оливера и уселась на него верхом.

— Сейчас моя очередь, — сказала она и стала покрывать поцелуями лицо, шею и грудь Оливера, заставив его застонать от наслаждения, потом она улеглась сверху, так что его возбужденная плоть соприкоснулась с ее ложбинкой между ног, и губы влюбленных слились в страстном поцелуе. Оливер почувствовал, как кровь забурлила в жилах. Его опыт подсказал ему, что Кейт тоже жаждала близости и сгорала от желания. Он обхватил возлюбленную обеими ногами и быстрым движением перевернул, оказавшись сверху.

— А теперь, дорогая, за дело берусь я, — пробормотал он.

Ее зеленые глаза потемнели от страсти. С трудом подавив желание овладеть ею сейчас же, он продолжил ласки, чтобы Кейт ощутила то же, что и он, и она отзывалась страстными стонами, то и дело срывавшимися с ее губ. Наконец Оливер понял, что они оба достигли пика, и вошел в ее жаркое влажное лоно. Она обхватила его ногами, и они слились в едином чувственном ритме. С каждым движением наслаждение нарастало, тело Кейт выгнулось дугой и содрогнулось в сладострастном экстазе. Она выкрикнула что-то и сжала его бедрами. Оливера сотрясла дрожь такого блаженства, от которого, казалось, можно было и умереть… Но умереть совершенно счастливым.

Затихнув, оба еще некоторое время лежали на кровати, приходя в себя и пытаясь продлить волшебные мгновения близости.

Наконец Оливер отодвинулся, приподнялся и посмотрел на возлюбленную. Она улыбнулась ему мечтательной улыбкой удовлетворенной женщины, уверенной, что ее любят, и у Оливера от счастья сердце чуть не выпрыгнуло из груди.

— Я знала, что кое в чем вы мастер, — низко, с хрипотцой заметила она.

— Рад, что не разочаровал вас, — ответил он и обнял ее.

— Вы превзошли все мои ожидания.

— Вы тоже.

Он поцеловал ее и вдруг осознал, что может вот так лежать с ней рядом каждую ночь до конца жизни.

— Пожалуй, мне следует уйти, пока не проснулись слуги, — забеспокоилась Кейт.

— Кейт, — улыбнулся Оливер, — я рад, что вы пришли.

— Я тоже, — прошептала она, целуя его.

Закинув руки за голову, Кэтлин лежала на кровати в своей комнате и размышляла, весело глядя в красивый, с кессонами, потолок. Какой замечательный день ее ждет и какая дивная ночь позади!

До этой ночи Кэтлин довелось делить ложе только с одним мужчиной, поэтому она не могла похвастаться богатым опытом, и все же женская интуиция подсказывала ей, что Оливер вел себя с ней как с женщиной, которая много для него значит. Об этом не было сказано ни слова, но она это чувствовала.

Кэтлин встала с кровати и подошла к зеркалу — она чувствовала, что изменилась внутренне, но отразилось ли это на ее внешности? Еще как! Смотревшая на нее из зеркала Кэтлин просто светилась от счастья. Ах, как давно она не чувствовала себя любимой!

— Оливер, ко мне вернулась память, — произнесла она, представив перед собой возлюбленного. — Я Кэтлин Макдэвид, тридцати лет от роду. Мой муж умер девять лет назад. С тех пор и до прошлой ночи у меня не было мужчин. Мои родственницы увлекаются колдовством. Правда, особых успехов в этом деле не добились. Во всяком случае, мне так казалось, хотя в свете последних событий я в этом уже не так уверена. Наши семьи были прокляты пятьсот лет назад, и если мы с вами не поженимся, на всех нас обрушится беда и оба рода прекратят свое существование.

Она посмотрела на свое отражение и добавила с радостной улыбкой:

— И еще. Я, кажется, люблю вас.

Импровизированная речь прозвучала так глупо, что Кэтлин от души рассмеялась. Ну и что ж, что глупо? Оливер же не перестанет ее любить. Да и она сама не стала бы меньше его любить, сморозь он какую-нибудь глупость.

Решено. Вечером на балу, кружась в объятиях Оливера под усыпанным звездами небом, Кэтлин расскажет ему все — кто она такая, зачем она здесь и как всем сердцем полюбила его.

Возможно, ее откровения вызовут у него некоторое беспокойство. Ведь получится, что она специально приехала в Англию из Шотландии, чтобы женить его на себе. Но правда в том, что она не притворялась потерявшей память…

Нет, все-таки Оливер ее поймет, он благоразумный человек, чувствительный и романтичный. И он не прочь жениться, если не ради освобождения от родового проклятия, то ради любви.

Кэтлин постаралась не думать о том, что будет, если он посмотрит на ее историю иначе.

Глава 15

Вечер выдался на редкость удачным — весь день небо хмурилось, грозя ненастьем, но к вечеру облака рассеялись, высыпали звезды. Терраса и сад Норкрофт-Мэнора, украшенные флажками, мерцающими фонариками и красочными шатрами, выглядели очаровательно. Кэтлин, вместе с мистером Беркли помогавшая семейству и слугам устраивать это великолепие, даже не предполагала, что их усилия принесут столь впечатляющие результаты. День прошел в страшной суете, усугубившейся тем, что леди Норкрофт, сославшись на какое-то срочное дело в деревне, исчезла на несколько часов.

К счастью, все прошло гладко, и Осенний бал уже близился к концу. У Кэтлин была еще одна причина для удовлетворения — новое бальное платье. Хотя цвет и материал оговорили заранее, она и представить себе не могла, какой шедевр швейного искусства создаст мадам Дюбуа. Когда Кэтлин надела его и взглянула в зеркало, то не сразу себя узнала. Сшитый по последней моде, изысканный и одновременно пикантный, наряд идеально шел своей хозяйке. Французская мастерица и впрямь оказалась настоящей волшебницей.

Облаченная в новое платье, Кэтлин стояла на террасе со стаканчиком пунша в руке и наблюдала за танцующими парами. Компанию ей составлял Оливер, весь вечер наблюдавший за кузинами и мистером Беркли.

На взгляд Кэтлин, бал в Норкрофт-Мэноре был весьма необычным — гости явно надели все самое лучшее, но не блистали обилием бриллиантовых брошей, изумрудных браслетов и других драгоценностей. Чувствовалось, что среди них много небогатых людей — обычных арендаторов из соседних деревень. «Приглашать всех жителей окрестностей — давняя традиция Осеннего бала, — объясняла накануне графиня. — Не мной это начато и не мной закончится. Одну ночь в году Норкрофт-Мэнор становится местом, где рады всем без исключения и где может произойти все, что угодно».

— Все, что угодно, — задумчиво пробормотала Кэтлин.

— Вы что-то сказали? — встрепенулся Оливер.

— Да, что здесь сегодня просто волшебно.

— Удивительно, что можно сделать с помощью музыки и нескольких фонариков, — усмехнулся он.

— Не думаю, что дело только в этом.

— Тогда в здешней атмосфере. — Оливер оперся на балюстраду и стал наблюдать за танцующими. — Знаете, в это время года в воздухе витает ощущение, что скоро должно произойти нечто очень важное, значительное.

— Что же? Придет зима?

— И это тоже, — улыбнулся Оливер. — Ощущение, которое имею в виду я, трудно объяснить.

— Нет, я понимаю, что вы имеете в виду. В такие вечера человеку кажется, что ему все по плечу.

— О, для кого-то действительно нет ничего невозможного, — с намеком заметил граф.

— Вы дерзкий, жестокосердый человек, Оливер Лейтон, — парировала Кэтлин, отпив из стаканчика.

— Только когда дело касается вас, моя таинственная Кейт.

— Почему таинственная? Мне казалось, что после вчерашней ночи между нами уже не осталось тайн. У меня больше от вас секретов нет.

— Если не считать вашей собственной забытой жизни. Впрочем, подозреваю, что у вас в запасе еще немало сокровенных тайн, за раскрытие которых я бы взялся с удовольствием.

— Какие тайны, Оливер? Боже, вы говорите, как истинный искатель приключений.

— Имейте в виду, я решил взять все в свои руки.

— Прошлой ночью у вас это прекрасно получилось.

— Да, и я не намерен останавливаться на достигнутом, — усмехнулся граф, потом посерьезнел и добавил: — Прошлой ночью я решил…

— Как у вас только хватило времени? — перебила его Кэтлин.

— Так вот, — подавив смешок, не сдавался Оливер, — прошлой ночью я принял решение поручить своему поверенному навести о вас справки.

— Серьезно? — переспросила Кэтлин. Она было забеспокоилась, но потом решила, что оснований для тревоги нет: Оливер получит ответы на все вопросы задолго до того, как успеет написать, а тем более послать письмо своему поверенному, ведь она твердо решила открыть возлюбленному правду, когда бал подойдет к концу или позже, когда они будут лежать в постели. Можно отложить объяснение и до утра, ведь подходящий момент подобрать не легче, чем убедительные слова. Подать ее историю в правильном свете очень важно, и, главное, он должен все это узнать от нее самой. — Мне кажется, в помощи поверенного нет необходимости.

— До каких пор вы намерены ждать возвращения памяти? — поинтересовался граф, с нежностью глядя на нее, и Кэтлин тотчас почувствовала укор совести. — Не исключено, что амнезия так до конца и не пройдет. Я всегда отличался завидным терпением, но боюсь, теперь оно мне изменяет.

Он кивнул на толпу гостей и продолжил:

— Всех этих людей из соседних имений и деревень, практически каждую семью в окрестностях Норкрофта, связывают с моим родом вековые узы. И мне это по душе. Мне нравится ощущать связь между настоящим и прошлым, которое всегда здесь незримо присутствует. И с особой силой мы все чувствуем это в день Осеннего бала. Глупо звучит, да?

— Отнюдь. Я бы сказала, что это речь, достойная графа Норкрофта.

— Я был уверен, что вы меня поймете, — улыбнулся Оливер и на мгновение умолк, подбирая слова. — Так вот, нынешний граф Норкрофт больше всего на свете хотел бы представить вас этим людям под вашим подлинным именем.

— Это самые прекрасные слова, которые я когда-либо слышала, — ответила Кэтлин, трепеща от радости.

Как ей повезло, что она встретила Оливера! Помогло ли ей в этом родовое проклятие — реальное или мнимое, но именно оно привело ее в Норкрофт.

— Насколько вы помните, — уточнил граф. — Я имею в виду, что без прочной основы, заложенной в прошлом, будущее невозможно, а я хочу смотреть вперед с надеждой.

— Понимаю, — согласилась Кэтлин, ставя стаканчик с пуншем на балюстраду. Хотя все пошло не так, как рисовало ее воображение, но, может быть, сейчас самый подходящий момент для объяснения? Она набрала в грудь воздуха. — Послушайте, Оливер, я хочу вам кое-что рассказать. Я вспомнила…

Она замолчала, не находя подходящих слов. Черт возьми, лучше уж выложить все прямо, без экивоков.

— Да?

Кэтлин скользнула растерянным взглядом по террасе, и ее внимание привлекла чем-то неуловимо знакомая фигура высокого джентльмена в годах, целовавшего руку леди Норкрофт. Даже издалека было заметно, что он из тех мужчин, от которых умные женщины должны, но не в силах держаться подальше. Взяв хозяйку дома под руку, он повел ее танцевать, и Кэтлин увидела его лицо. У нее перехватило дыхание — это был ее дядя Малькольм.

— Так что же вы вспомнили? — подсказал Оливер.

— Играют мой любимый вальс, — поспешно ответила Кэтлин, чтобы отвлечь внимание Оливера. Как здесь оказался дядя? Она должна как можно скорее с ним поговорить.

— Надо запомнить. Потанцуем?

Кэтлин радостно согласилась, надеясь поближе подобраться к дяде и леди Норкрофт.

— Что же вы мне хотели рассказать? — спросил граф, когда они закружились среди других вальсировавших пар.

— Ничего, — покачала головой Кэтлин, высматривая Малькольма.

— Похоже, вы думаете о чем-то своем.

— Вовсе нет.

— По моим наблюдениям, музыка часто навевает воспоминания — о месте, где ее слышал, о людях, которые при этом были, или о каких-то обстоятельствах.

— Как любезно с вашей стороны, — невпопад вырвалось у нее.

— Наверное, мне лучше помолчать, — сухо заметил он, — чтобы не мешать вам вспоминать.

Танец закончился, а Кэтлин так и не нашла Малькольма.

— С вами все в порядке? — озабоченно спросил граф, проводив ее к краю танцевальной площадки.

— Да-да, я только немного устала, — успокоила она его. — Не принесете ли мне пунша?

— Разумеется, — кивнул он, внимательно заглянув ей в глаза, и направился к столикам с напитками.

Кэтлин опять принялась вертеть головой, ища дядю. Куда же он подевался? Снова заиграла музыка.

— Могу я пригласить вас на танец? — послышался сзади знакомый низкий бархатистый голос.

Кэтлин развернулась — перед ней стоял тот, кого она так отчаянно искала.

— Что ты здесь делаешь? — выпалила она.

— Не такого приветствия я от тебя ждал, девочка моя.

— А я не ожидала тебя здесь увидеть.

— Похоже, нам надо многое сказать друг другу. Потанцуем и поговорим?

— Не говори ерунды, какие уж теперь танцы, — отрезала Кэтлин, ища взглядом Оливера — тот остановился с кем-то поговорить и наверняка не заметит ее краткого отсутствия. — Мне действительно есть о чем тебе рассказать, но только в другом месте, где нам не будут мешать.

— Ты всегда была излишне требовательной, — ухмыльнулся Малькольм.

Проведя его через зал, она буквально втолкнула незваного визитера в гостиную и потребовала:

— Теперь рассказывай как на духу, что ты здесь делаешь.

— Как что? Приехал тебя спасать, — хмыкнул граф Дамливи, рассматривая портрет над камином.

— Меня не нужно спасать, со мной все в порядке.

— Я слышал совсем другое.

— Что именно? И главное, от кого?

— Вы с Ханной сами виноваты, — упрекнул Малькольм. — Уехали и как в воду канули. Я с самого начала был против вашей поездки вдвоем, без сопровождения. Я должен был поехать вместе с вами.

— Значит, тебя послала за мной бабушка?

— Мы с ней обсуждали, что делать. Знаю, ты не любишь, когда я сую нос в твои дела, но…

— Ты все же приехал.

— Пойми, со дня твоего отъезда прошло уже две недели, а мы не получили от тебя ни строчки. Вот я и отправился в Лондон. Вообрази мое изумление, когда я не нашел в условленном месте ни тебя, ни Ханны.

— Это не моя вина.

— Знаю, знаю. Определить место, где обретается Ханна, не составило труда, — криво улыбнулся дядя. — Вот я и поехал к лорду Дарлингтону.

— Ты виделся с Ханной? Что она сказала?

Опершись спиной на каминную полку, Малькольм скрестил руки на груди и задумчиво посмотрел на племянницу, как в детстве, когда ее приводили к нему после шалости.

— Она поведала мне о своем абсурдном плане, — ответил он, — и о том, что ты отказалась в нем участвовать, после чего Ханне, по ее словам, пришлось взять все в свои руки.

— Каким образом?

— Предупреждаю, тебе это не понравится.

— Мне уже не нравится, но я хочу слышать правду, дядя.

— Она прибегла к колдовству.

— Нет, я не верю, не верю. — Она заходила по комнате. — Это просто абсурд.

— Ты веришь в родовое проклятие и не веришь в колдовство?

— Да, но это совсем разные вещи. То, что случилось в нашей семье и, как я узнала, в семье Оливера, убеждает меня, что проклятие существует. Кто-то должен с ним покончить, и этот кто-то — я.

— При этом ты считаешь простым совпадением тот факт, что ты потеряла память, как предусматривал безумный план твоей тетки?

— В нашем мире случаются и более странные вещи, — решительно возразила она. — Кстати, как ты узнал, что я действительно потеряла память? Ханна уехала еще до того, как я очнулась.

— Тем не менее она знала, как если бы сама вызвала твою амнезию.

— Не надо, дядя.

— Как хочешь. Значит, чары Ханны перестали действовать?

— Не было никаких чар, — упрямо повторила Кэтлин, решив утаить, что память не возвращалась целую неделю. — Я ударилась головой, вот вполне прозаическая причина провала памяти. Но я уже все вспомнила.

— Как бы то ни было, — продолжал Малькольм, — Ханна рассказала мне, где ты. Кстати, она прислала твой багаж.

— Слава Богу, что у нее хватило предусмотрительности.

— Приехав утром в деревню, я послал записку леди Норкрофт, чтобы выяснить, в какую историю ты попала. Мы встретились в гостинице. Очень милая дама, между прочим, такая живая, энергичная…

В глазах Малькольма мелькнуло знакомое выражение охотничьего азарта.

— Дядя, не надо! — взмолилась Кэтлин.

— Ты мне все-таки не рада, дорогая.

Ее недовольство мгновенно улетучилось.

— Ну что ты, конечно, рада, да еще как рада! — И она бросилась ему на шею, как бывало в детстве, когда ее кто-то обижал. — Еще никого и никогда я не жаждала видеть так, как тебя.

— Лихо тебе пришлось, бедняжка? — погладил ее по голове Малькольм.

— Ты даже не представляешь как. — Она спрятала лицо у него на груди. — Я не помнила ни тебя, ни бабушку, ни Ханну, ни Кеннета, и даже не представляла себе, как меня зовут.

— Ханна ответит за свои проделки, — процедил он, сильнее сжимая объятия.

— За колдовство? — хихикнула Кэтлин. — Я в него, конечно, не верю, но вдруг оно и впрямь наконец сработало? То-то бабушка удивится!

— Нет, милая, она скорее придет в ярость. — Дядя поцеловал ее в носик. — Как я.

— Надеюсь, я вам не помешал, Кейт? — спросил появившийся в дверях Оливер.

— Ты позволяешь ему себя так называть? — удивленно поднял брови граф Дамливи.

— Оливер, я должна вам кое-что сказать, — повернулась к возлюбленному Кэтлин, освобождаясь от родственных объятий.

— Только не говорите, что это ваш муж, — растерянно пробормотал тот.

— Муж? — рассмеялся Дамливи. — Я ее дядя, парень.

Глава 16

— Вот как? — удивился граф Норкрофт, разглядывая высокого, сурового вида мужчину с седеющими волосами, который всего минуту назад держал в объятиях его любимую.

— Я же говорила вам, что у меня нет мужа, — поспешно напомнила Кэтлин. — Это мой дядя Малькольм Армстронг, граф Дамливи. Дядя, позволь представить тебе графа Оливера Норкрофта.

— Вы его вспомнили? — подозрительно посмотрел на нее Оливер. — Это точно?

— Говорю же, граф Дамливи — мой дядя.

— Значит, амнезия прошла? — недоверчиво спросил Норкрофт.

— Да, — улыбнулась Кэтлин.

— Признаться, я поражен. Мы ждали, надеялись, но чтобы вот так просто… Но это же чертовски здорово! Кейт, вы, должно быть, очень довольны.

— Еще бы.

— И когда это произошло?

— Несколько дней назад.

— Неужели? Еще до нашего… — Он осекся, боясь сболтнуть лишнего, и в восторженном порыве шагнул к Кэтлин. Дамливи нахмурился, и Оливер остановился. — Почему вы мне не сказали раньше?

— Я пыталась…

— Вот ты где, сын мой! — В гостиную с жизнерадостной улыбкой вплыла леди Норкрофт. — Вижу, ты уже познакомился с нашими гостями:

— Еще не совсем, — ответил Оливер, многозначительно ловя взгляд Кэтлин.

Поглядывавший на них с подозрением Дамливи, видимо, силился понять тайный смысл его слов. Если этот человек не был дядей Кейт, то он очень искусно притворялся.

— Тем не менее вынуждена просить тебя пойти со мной: гости начали расходиться, и мы должны попрощаться с ними, — сказала графиня и повернулась к дверям.

— Мама, у Кейт восстановилась память.

— Очень рада за вас, дорогая! — обернулась графиня к гостье. — Я, конечно, жажду услышать подробности, но пока сдержу свое любопытство. Мы с Оливером должны сначала проводить гостей.

Разочарованию Оливера не было предела — он так и не услышал настоящего имени женщины, которая стала ему так близка и дорога за эти дни. Но он знал о ней самое главное — она его любит. Все остальное может подождать, ведь у них впереди целая жизнь.

— Ладно, мама, пойдем, — сдался он и добавил, прямо глядя в глаза Кейт: — Я скоро вернусь, ждите меня здесь.

— Мы не сделаем ни шагу, — заверил Малькольм. — Если можно, пришлите мне что-нибудь выпить.

— Прошу прощения, лорд Дамливи, — спохватилась леди Норкрофт. — Обычно мы уделяем гостям гораздо больше внимания, но сегодня большая часть слуг работают в саду. Я сейчас же распоряжусь, чтобы вам что-нибудь прислали. У нас есть отличное шотландское виски. Думаю, подойдет?

Она одарила гостя улыбкой, которую плохо знавший ее человек мог бы счесть игривой.

— Еще бы, миледи, конечно, подойдет, — улыбнулся Дамливи в ответ с видом заправского обольстителя.

Оливер удивленно посмотрел на старших — что, черт возьми, между ними происходит?

— Ты идешь? — поторопила его мать.

— Да, сейчас. — Он поспешил за ней, но в дверях обернулся к возлюбленной: — Как вас все-таки зовут?

— Кэтлин.

— Вам идет это имя, — улыбнулся он и вышел.

— Кажется, пока все хорошо, — заметил Малькольм негромко, когда за Норкрофтами закрылась дверь.

— Это только начало, дядя, — вздохнула Кэтлин. — Мне ведь придется рассказать ему все…

Следующий час или около того Оливер был занят проводами гостей. Казалось, время тянется бесконечно — он раскланивался, говорил комплименты, желал счастливого пути и успехов, но душой был с Кэтлин, и ему не терпелось поскорее все закончить, хотя он всегда любил эту трогательную церемонию, ставшую обязательной частью жизни поместья и прилегающих к нему земель. Благодаря ей все гости — землевладельцы и арендаторы, богатые и бедные — чувствовали себя уважаемыми людьми. И отец, и дед Оливера, и все их предшественники по завершении Осеннего бала считали своим долгом лично попрощаться с каждым из отъезжавших гостей. Оливер не сомневался, что в будущем все графы Норкрофты будут поступать так же.

В его голове теснились десятки вопросов, на которые пока не было ответа, но ситуация мало-помалу начала проясняться. Сейчас по крайней мере его возлюбленная обрела свое настоящее имя — Кэтлин, которое ей очень подходило. И Малькольм Дамливи, ее дядя, если, конечно, он действительно ее родственник, был титулованной особой. Оливер решил на всякий случай получить доказательство их родственной связи — осторожность прежде всего! — но явно покровительственное поведение графа Дамливи в отношении Кэтлин говорило само за себя. Помимо родственников, Оливера интересовало абсолютно все, что было с ней связано.

Когда дом покинул последний гость, Оливер, подавив желание сейчас же вернуться к Кэтлин, пошел проверить, отправился ли мистер Беркли к себе — с этими светскими волокитами надо все время быть настороже.

— Я нахожу все это просто захватывающе интересным, — с наигранной непринужденностью заметила графиня, направляясь наконец вместе с сыном в гостиную. — Надеюсь, ты будешь вести себя не предвзято, как человек широких взглядов.

— Что ты имеешь в виду? — не понял граф.

— Ничего особенного, — пожала мать плечами. — Просто иногда, когда случается что-то непредвиденное, ты проявляешь… некоторую жесткость.

— Что ты говоришь, мама! У меня достаточно гибкости, чтобы проявить понимание в любых обстоятельствах.

— Посмотрим.

Из гостиной, где оставались Дамливи и Кэтлин, доносились возбужденные голоса, но стоило графине с Оливером показаться в дверях, как дядя с племянницей, стоявшие у камина со стаканчиками виски в руках (далеко не первыми, решил Оливер), прекратили разговор. В воздухе повисло напряженное молчание. У Кэтлин от волнения горели щеки. Неужели нашедшие друг друга родственники ссорились? И если так, то по какому поводу?

Оливер невольно загляделся на возлюбленную — в наряде от мадам Дюбуа, который изящно облегал точеную фигурку шотландской красавицы, подчеркивал прелесть ее зеленых русалочьих глаз и заставлял сиять кожу цвета слоновой кости, она была неотразимой. Такие удачные наряды должны приносить счастье своим обладательницам.

Взгляды молодых людей встретились.

— У вас все в порядке? — спросил Оливер, ловя себя на мысли, что ему по-прежнему хочется называть ее Кейт.

— Абсолютно, — быстро взглянув на дядю, ответила она.

— Как мило, что мы здесь собрались, — лучезарно улыбнулась графиня. — Оливер, налей мне, пожалуйста, того, что пьют наши гости.

— Думаю, что это виски, — заметил граф и направился к графину, стоявшему на подносе со стаканами. Хрустальный сосуд как две капли воды походил на тот, что появился несколько дней назад в спальне Оливера, и, несомненно, был помещен в гостиную заботами все того же прозорливого Холлингера.

— Позвольте мне, — опередил молодого графа Дамливи. Он налил в стакан виски и с легким поклоном подал его леди Норкрофт. — Должен предупредить, напиток не для слабых.

— Я к таким не отношусь, — ответила графиня, посмотрев ему прямо в глаза.

— Мама! — удивленно воскликнул Оливер.

Дамливи издал короткий горловой смешок. «Пожалуй, придется приглядывать не только за юным Беркли», — решил Оливер.

— Налей и себе, сынок, — посоветовала леди Норкрофт. — Кэтлин должна нам многое рассказать.

— Я жду с нетерпением, — улыбнулся он возлюбленной.

— Как и все мы. — Графиня уселась на диван. — Не хотите ли присесть, дорогая?

— Спасибо, я лучше постою, — ответила Кэтлин.

Она явно нервничала. Но почему? Оливер не мог понять. Может быть, она вспомнила что-то неприятное? Граф почувствовал, что и в его душе зародилось беспокойство.

Он налил себе виски и сделал глоток. Может быть, волнение связано с той странной ситуацией, в которой они все оказались? Почему же тогда у него возникло явственное ощущение, что Кэтлин, Дамливи и его мать знают гораздо больше, чем он? Нет, здесь явно что-то не так.

— Не знаю, с чего начать, — нерешительно произнесла Кэтлин.

— Начните со своего имени, — предложил Оливер.

— Да, конечно. Меня зовут леди Кэтлин Макдэвид, я внучка вдовствующей графини Дамливи и племянница графа Малькольма Дамливи, с которым вы уже знакомы.

Малькольм в знак приветствия приподнял свой стакан.

— Девять лет назад я потеряла мужа, сэра Кеннета, — продолжала Кэтлин.

— Мои соболезнования, — пробормотал Оливер.

— Спасибо, я ценю ваше сочувствие, хотя это случилось очень давно, — кивнула Кэтлин. — Но именно с этого все и началось. После смерти Кеннета бабушка рассказала мне одну историю — вернее, семейное предание…

— Я просто обожаю предания, — вставила леди Норкрофт.

— Оно гласит, что пятьсот лет назад, в такую же пору, на границе Англии и Шотландии, два семейства, шотландское и английское, собирались поженить своих детей и покончить с давней враждой. Но свадьба не состоялась.

— Английская девица виновата, это точно, — сказал Дамливи, встретившись взглядом с леди Норкрофт. — Очень уж ветреная была особа.

— Вы удивитесь, узнав, что может скрываться за этим словом, — многозначительно улыбнулась графиня.

Дамливи понимающе хмыкнул и посмотрел на Оливера.

— Сейчас начинается самое интересное, — сказал он. — Глотните-ка еще виски.

— Зачем? — удивился Оливер. Пока что рассказ Кэтлин его не очень заинтересовал. Какая разница, что было пятьсот лет назад? Но остальные, похоже, слушали заинтересованно.

— Тогда одна старая женщина, потерявшая в кровавых распрях двух семейств всех своих родных, разозлившись на то, что вражде не будет положен конец, наслала на эти семейства проклятие. Если через пятьсот лет их отпрыски не вступят в брак, объединив таким образом оба рода, то на них обрушится ужасная кара.

— Вот как? — рассмеялся Оливер. — И что это за кара?

— Детали канули в Лету, — пояснил Дамливи.

— Как им и положено, — негромко добавила леди Норкрофт.

— Очень удобная отговорка, — снова хохотнул Оливер. — Но я не понимаю, однако, какое отношение имеет эта занятная, но глупая история к нам?

— В ней нет ничего занятного и тем более глупого, — сердито одернула его Кэтлин. — А к нам эта история имеет самое прямое отношение.

— Переходи к главному, дорогая, — посоветовал ей дядя. — Посмотрим, будет ли он смеяться в дальнейшем.

— Речь идет о наших с вами семьях, Оливер, — продолжила Кэтлин. — Вы и я — последние представители своего рода. Мы должны пожениться, чтобы положить конец проклятию.

— Вы сошли с ума, — борясь с душившим его смехом, выдавил граф.

— Вот так и начинаются семейные раздоры, — хихикнул Дамливи.

— Рассказ Кэтлин — самое нелепое, что я слышал в жизни, — не сдавался Оливер. — Но вот другой довод: моя семья никогда не жила на границе с Шотландией. Что скажете?

— Ты не прав, мой мальчик, — покачала головой графиня. — Семья твоего прадедушки очень давно, несколько столетий назад, владела землей у самой границы. Не сомневайся, мы — именно те люди, о которых идет речь в предании.

— Я приехала в Англию специально для того, чтобы выйти за вас замуж. — В голосе Кэтлин уже слышалось раздражение. — Неужели вы думаете, что мы пошли бы на решительные шаги, если бы не были уверены, что Норкрофты — именно та семья, которая нам нужна?

— Вы специально приехали в Англию? — изумленно переспросил Оливер.

— Чтобы выйти замуж за англичанина и освободиться от проклятия, — проворчал Дамливи. — Что тут необычного?

— Мама, скажи, пожалуйста, что ты не веришь в эти бредни! — в отчаянии воскликнул граф Норкрофт. Не может быть, чтобы он один видел нелепость россказней о родовом проклятии.

— Не могу, сын мой, — улыбнулась графиня. — Впервые я услышала предание о проклятии от своей матери задолго до твоего рождения. Но она не особенно вдавалась в детали, а ведь они очень важны в таких делах, не правда ли, лорд Дамливи?

— Еще как важны, — кивнул шотландец. — Кто предупрежден, тот вооружен.

— Вот именно, — улыбнулась ему леди Норкрофт и продолжила: — Несколько лет назад ваша бабушка, леди Макдэвид, написала мне об этом, мы обменялись несколькими посланиями, но в конце концов я ей сообщила, что не буду побуждать сына жениться ради снятия проклятия, в которое не верю.

— Вот видишь, ты же не веришь в это проклятие.

— Я не верила тогда, мой дорогой, хотя леди Дамливи привела такой убедительный аргумент, как несчастная судьба многих ее родственников, ставших жертвами трагических обстоятельств, несчастного случая, внезапной болезни. Со временем я о нем почти забыла, как вдруг несколько дней назад за ужином та давняя история вновь всплыла у меня в памяти. Можешь считать это обстоятельство удачным совпадением или курьезным фактом — все зависит от того, что ты хочешь в нем увидеть. Но, конечно, когда я узнала правду…

— Какую правду? — В голосе Оливера появились подозрительные нотки.

— О Кэтлин.

— Ты хочешь сказать, мама, что знала, кто она?

— Вы знали? — не веря своим ушам, воззрилась на графиню Кэтлин.

— Да. Мне помог ваш браслет с амулетом, моя дорогая, — на нем ваш геральдический девиз, — спокойно пояснила леди Норкрофт.

— Extremis malis, extrema remedia, — напомнил Дамливи. — «Для крайнего зла крайние меры».

— Прошу прощения, милая Кэтлин, — с виноватой улыбкой добавила графиня. — Я ничего вам не сказала, потому что мне показалось, что вы с Оливером лучше узнаете друг друга, если над вашими головами не будет висеть дамоклов меч родового проклятия.

— Я не верю ни в какие проклятия, — повторил Оливер.

— И я не верила поначалу, и другие тоже, — заметила леди Норкрофт.

— Моей племяннице тоже потребовалось несколько лет, чтобы поверить, — вставил Дамливи.

— Молчи, дядя, это его не касается, — потребовала Кэтлин.

— Напротив, касается, и самым непосредственным образом, — резко ответил Оливер. — Вы должны рассказать мне все. Пока же я знаю только то, что вы, Кэтлин, приехали в Англию с целью заманить меня в ловушку и женить на себе.

— Заманить в ловушку? — ахнула Кэтлин.

— Фи, как грубо, — пробормотала графиня.

— И воспользовались для этого какой-то глупой полузабытой легендой…

— Детали которой канули в Лету, — кивнул головой Дамливи.

— Как и положено, — усмехнулась леди Норкрофт.

— Может, хватит это повторять? — прикрикнул на них Оливер и снова повернулся к Кэтлин: — Очевидно, симуляция амнезии была частью вашего плана, не так ли?

Он опрокинул в рот остатки виски и резко, со стуком, поставил стакан на поднос.

— О Господи! — выдохнула графиня.

— Вы думаете, я притворялась? — воззрилась на него Кэтлин.

— Я не знаю, что думать. — Он скрестил руки на груди и стоял, сверля ее глазами. — Сегодня вы сообщили мне, что все вспомнили, и вот я узнаю, что вы приехали сюда специально, чтобы женить меня на себе. Как после этого верить вашим словам?

— Во-первых, я не собиралась женить вас на себе. — Она решительно расправила плечи, и Оливер заметил, что в ее глазах вспыхнули гневные огоньки. Не слишком ли сильно он ее задел? Впрочем, какая разница, он сам очень зол, и кто скажет, что у него нет для этого оснований? — Мне казалось, вы достаточно хорошо меня узнали, чтобы так не думать.

— Я узнал Кейт, а не леди Кэтлин! — отрезал Оливер, хотя в глубине души сознавал, что перед ним все та же его Кейт. Но ведь она дурачила его, как мальчишку! Он совершенно запутался в своих чувствах.

— Он уже не знает, чему верить, и его нельзя за это винить, — подал голос шотландец. — Расскажи ему все до конца, девочка моя.

— Неужели есть еще что-то, что мне следует знать? — хмыкнул Оливер и потянулся к стакану, который уже услужливо наполнял Дамливи. — С нетерпением жду новых откровений.

— Тогда слушайте, дальше все было уже проще, — продолжала Кэтлин. — Мы с тетей Ханной поехали в Лондон…

— Тетя Ханна? Еще один персонаж этого фарса? — не удержался Оливер.

— Леди Фицгивенс, — уточнила Кэтлин.

— Та самая, которая привезла вас сюда под видом потерявшей сознание незнакомки? Да вы устроили настоящий заговор, чтобы мной манипулировать!

— Чтобы заманить вас в ловушку, как вы выразились, — поправила она.

— Это одно и то же.

— Так вот, мы приехали в Лондон, чтобы встретиться с вами, даже не представляя себе, как это сделать. В Лондоне мы узнали, что вы в своем загородном поместье, что ограничивало нашу свободу действий.

— Вы могли бы просто прийти сюда, сделав вид, что не знаете, кто я такой.

— Тетя предложила отправиться на прием к лорду Дарлингтону, — не обратив внимания на реплику Оливера, продолжала Кэтлин. — Мы прибыли поездом в Норкрофт, и следующее, что я помню, — как очнулась в вашем доме.

— Позабыв даже собственное имя, — хмыкнул граф.

— Я действительно потеряла память. Ханна предлагала мне притвориться, но я сразу отвергла эту глупую идею.

Оливер посмотрел в глаза Кэтлин — похоже, она говорила правду. Ах, если бы он мог ей поверить…

— Наверное, тетя что-то со мной сделала, — добавила Кэтлин.

— Вы хотите сказать, что она столкнула вас с платформы?

Кэтлин посмотрела на дядю. За окном послышался отдаленный удар грома.

— Нет, — переведя взгляд на графа Норкрофта, сказала она. — Это могло быть колдовское заклинание.

Глава 17

— Заклинание? — удивленно поднял брови Оливер.

— Да, — подтвердила Кэтлин. Хоть она и не верила в колдовство, ей показалось, что она обязана защищать то, во что верили ее близкие.

— Не знаю, за какого идиота вы меня принимаете, но я все-таки не настолько глуп, чтобы верить в россказни о колдовстве, — возмутился граф.

— Непредвзятость, сын мой, — нравоучительно заметила графиня. — Помнишь, что я говорила?

— Давайте обсудим все спокойно, с позиции здравого смысла, — предложила Кэтлин.

— Я и так совершенно спокоен и всегда руководствуюсь здравым смыслом, — огрызнулся Оливер.

— Мне кажется, что на сегодняшний вечер достаточно обсуждений. — Леди Норкрофт встала. — Уже поздно, день был очень длинный, так что предлагаю всем отдохнуть. Продолжим завтра. Пойдемте, лорд Дамливи, я покажу вам вашу комнату.

— Нет, пусть он отправляется в гостиницу, — запротестовал Оливер.

— Почему, сын мой? В доме полно свободных гостевых комнат, к тому же лорд Дамливи — дядя Кэтлин и в этом качестве уже почти член нашей семьи.

— Я очень благодарен вам за гостеприимство, миледи, — поклонился шотландец.

— Нет, он не член нашей семьи, — сердито возразил граф. — Ни он, ни леди Кэтлин. Я не собираюсь жениться из-за какого-то глупого предания.

— Вот вам и непредвзятость, — буркнул Малькольм.

— Ты, наверное, забыл, что написано на гербе Норкрофтов, Оливер? — выразительно посмотрела на сына графиня.

— Veneratio, prosapia, officium, — с досадой ответил тот. — «Честь, семья, долг». Но я все равно на ней не женюсь.

— Никто не заставляет тебя идти под венец прямо сейчас. — Леди Норкрофт повернулась к гостье и взяла ее руки в свои. — Еще раз прошу вас простить меня за то, что я скрыла ваше имя. Тогда мне казалось, что я поступаю правильно. Признаться, я и сейчас так думаю.

— Мы все стараемся поступать наилучшим образом, — ответила Кэтлин, — хотя наши добрые намерения не всегда приводят к желаемому результату.

— Все будет хорошо, я уверена, — сказала графиня, прямо глядя ей в глаза.

— Я вижу, эта история тебя не очень расстроила, мама, — сердито заметил Оливер. — Если ты веришь в проклятие, значит, должна верить и в то, что род Норкрофтов прекратится и с нами произойдет что-то ужасное?

— Наш род прекратится, если ты не женишься на леди Макдэвид, сынок. Что до второго, то оно уже произошло, — проговорила графиня, и ее глаза погрустнели. Кэтлин подумала, что такая женщина сделает для своей семьи все, что в ее силах, независимо от того, верит она в родовое проклятие или нет. Если для кого-то долг перед родными и был превыше всего, так это для нее. — Мы все обсудим завтра. Доброй вам ночи.

Малькольм подошел к племяннице и поцеловал ее в щечку.

— Я очень рад, что ты в добром здравии, дорогая, — сказал он, понизив голос. — Не спускай глаз с Норкрофта. Сдается мне, он не такой идиот, как кажется.

— Я все слышу, — возмущенно фыркнул Оливер. — И я вовсе не идиот!

Леди Норкрофт вздохнула и повернулась к Дамливи:

— Пойдемте, милорд.

Тот кивнул и послушно последовал за ней в коридор.

— Как вы относитесь к приключениям? — донесся оттуда голос графини.

Малькольм что-то сказал в ответ и рассмеялся, но этих слов Кэтлин и Оливер уже не расслышали.

— Каков этот Дамливи… — раздраженно заметил граф.

— Осторожно, он мой дядя.

— Ему, наверное, тоже нельзя доверять.

— Как мне?

Оливер промолчал.

— Я так и думала, — сказала она и, пройдя мимо него к столику, налила себе еще виски — ей хотелось заглушить поднимавшуюся откуда-то изнутри противную дрожь. — Значит, вы больше не уверены в нашем безоблачном будущем?

— Согласитесь, то, что я сегодня услышал, весьма неожиданно.

— А что вы ожидали услышать?

— Что-то более реальное, приземленное…

— Заурядное?

— Да, именно заурядное — про обычную семью и про разные обстоятельства.

— Приключения не бывают заурядными. — Кэтлин подняла стакан, словно желая выпить за его здоровье.

— Знаю, знаю. Но у меня никогда не было никаких приключений, вам любой скажет. Я разумный, ответственный человек, с которым никогда не случается ничего необычного.

— Как и я. По крайней мере я была такой прежде.

— Но вы же верите в родовое проклятие, — скептически заметил Оливер.

— Я поверила не сразу, — ответила Кэтлин, осторожно подбирая слова. — Меня заставила жизнь. Я вышла замуж за Кеннета Макдэвида по любви, но наше счастье продлилось всего год. Не знаю, вышла бы я за него, если бы знала тогда о проклятии. Меня мучает мысль, что он погиб только потому, что стал моим мужем, заняв ваше место…

— Чепуха! Смерть — обычное дело. При чем здесь какое-то проклятие?

— Вы так считаете? Тогда скажите, много ли людей на вашей памяти погибли от того, что их завалило скатившимися с телеги бочками с виски, которые, казалось, были надежно привязаны веревками?

— Действительно, случай необычный, — неохотно признал граф.

— Так вот, после гибели Кеннета бабушка и рассказала мне о проклятии, но тогда я ей не поверила. Но первый же мужчина, к которому я во время своего вдовства начала питать симпатию, упал с крыши. Его снесло порывом ветра.

— Чистая случайность. С какой стати его понесло на крышу, да еще в плохую погоду?

— Погода стояла ясная и абсолютно безветренная. — Кэтлин сделала большой глоток из стакана. — Потом в другого джентльмена попала молния.

— Тоже обычное дело.

— И снова при совершенно ясном небе. А следующий, джентльмен…

— Признайтесь, много их у вас было?

В голосе графа отчетливо слышалась ревность, и Кэтлин воспрянула духом — это был хороший признак.

— Я потеряла мужа девять лет назад, и все эти томительные годы была одна, — ответила она, взглянув в глаза Оливеру. — До вчерашней ночи.

Он тяжело вздохнул и попросил:

— Продолжайте, пожалуйста.

— Так вот, следующий мой поклонник утонул в ручье, поскользнувшись на камне. Причем ручей был очень мелкий. Когда эти достойные господа встретили свою безвременную кончину, они уже считались моими женихами. Боюсь, именно это и решило их судьбу. После смерти Уильяма я начала подозревать, что в мою жизнь вмешиваются какие-то высшие силы.

— Уильям — это тот, который утонул? Кэтлин кивнула.

— Я поняла, что мое нежелание взглянуть правде в глаза приведет к новым жертвам, — продолжала она. — Единственный мужчина, который может на мне жениться, — это вы, Оливер.

— Позвольте, есть же логическое объяснение…

— Нет, никакого логического объяснения нет. Ну хорошо, вы считаете смерть четверых достойных претендентов на мою руку трагической случайностью. Но вы никогда не задумывались, почему мы с вами — единственные молодые представители наших семей? Почему за пятьсот лет наши генеалогические древа не только не разрослись, а почти засохли? И еще, мои родители и ваш отец умерли совсем молодыми.

— Увы, бывает, люди теряют своих близких.

— Но речь идет не о каких-то абстрактных людях, а о нас с вами. И в-третьих, муж моей тети тоже умер очень молодым, причем у них не было детей. Детей также не было ни у меня, ни у дяди Малькольма, который их очень хотел. Чем ближе конец отмеренного срока, тем явственнее губительное влияние проклятия. Наши семьи вымирают и скоро исчезнут с лица земли. Я не могу этого допустить.

— И вы приехали в Лондон, чтобы стать моей женой.

Кэтлин кивнула.

— И притворились, что потеряли память.

— Нет! — воскликнула она. — Можете мне не верить, можете считать совпадением, что безумный план моей тети Ханны сработал, можете назвать это колдовством…

Оливер только презрительно хмыкнул. «Боже, дай мне терпение», — подумала Кэтлин.

— Вам следует знать, — пошла она в новое наступление, — что мои родные, особенно тетя, бабушка, прабабушка, все они верили в силу колдовства и пытались его использовать, но ни разу, по крайней мере до сих пор, не преуспели в этом занятии.

— Как вы сказали — до сих пор?

— Думайте что хотите, — отрезала она, глядя ему в глаза. — Я не притворялась, когда говорила, что потеряла память.

— Я верю вам, — неожиданно сказал Оливер, смущенно ероша рукой волосы. — Сам не знаю почему. Может быть, я действительно идиот. Но у вас был такой потерянный взгляд — его-то уж никак нельзя подделать.

— Спасибо, — с облегчением поблагодарила Кэтлин. Кажется, еще не все потеряно.

— И этот взгляд пропал несколько дней назад, — продолжал граф. — Думаю, именно тогда вы все вспомнили.

Он задумался и вдруг сообразил:

— Значит, это произошло до того, как вы меня соблазнили?

— Мне кажется, вы тоже не бездействовали.

— Но не я явился к вам в спальню среди ночи, а вы ко мне. Если вы думаете, что из-за этого я на вас женюсь…

— Что вы, у меня и в мыслях нет. Я ведь вполне зрелая женщина, способная самостоятельно принимать решения, и легла с вами в постель потому, что сама этого хотела. Мне никогда и в голову бы не пришло обольстить мужчину, чтоб женить его на себе, даже вас!

— Раньше — может быть, но не теперь.

— По-вашему, честно соблазнять женщину, которая не помнит даже своего имени? Любой джентльмен обязательно бы женился, чтобы загладить свою вину.

— Но вы-то уже вспомнили, как вас зовут!

— Да, однако вы этого не знали!

— Я вас не соблазнял.

Кэтлин стиснула зубы.

— Признаю, это я взяла на себя роль соблазнительницы, — подтвердила она. — Я не могла полагаться в этом на вас.

Оливер чуть не задохнулся от возмущения.

— Я думал о вас как о будущей жене и старался вести себя как подобает! — воскликнул он.

— Что не помешало вам предаваться похотливым желаниям и внушать мне, что мы можем быть вместе.

— Подумаешь, минутная слабость. С каждым может случиться.

— Помнится, далеко не минутная.

— Послушайте, Кейт…

— Кэтлин, — поправила она машинально. — Кейт меня называли в детстве родные, а потом — Кеннет, покойный муж, когда хотел меня подразнить. Удивительно, что леди Норкрофт выбрала для меня именно это имя, хотя мне больше нравится Кэтлин. Из Кейт я выросла, как из детского платья; Это имя мне больше не подходит.

— Нет, на мой взгляд, подходит, — неожиданно возразил граф и, помолчав несколько мгновений, добавил: — Завтра я возвращаюсь в Лондон.

У Кэтлин сердце ушло в пятки.

— Спасаетесь бегством? — спросила она. — Приступ малодушия с вашей стороны.

— Я бы сказал, благоразумия, — спокойно ответил он. — В свете последних событий мне надо многое обдумать, а здесь, с вами, мамой, вашим дядей и кузинами, это невозможно, поэтому мне лучше уехать.

Меньше всего на свете Кэтлин хотела, чтобы он уехал.

— Имейте в виду, что у нас не так много времени, — попыталась она переубедить возлюбленного. — Чтобы снять проклятие, мы должны пожениться до дня осеннего равноденствия, до которого осталось всего три недели.

— Я все-таки рискну.

— А как насчет мистера Беркли? Не боитесь оставить его без присмотра?

— Пожалуй, я заберу его с собой, — подумав, решил Оливер. — Если у него серьезные намерения относительно Джен, то он, несомненно, обрадуется возможности завоевать мое расположение.

— Вы не можете уехать. — Кэтлин была непреклонна.

— Почему? Мы в безвыходном положении: вы хотите выйти за меня из-за дурацкого старинного поверья, а я не желаю жениться по столь надуманному поводу.

— Я должна исполнить свой долг.

— То есть вы собираетесь выйти за меня замуж из чувства долга? Куда как романтично.

— Сарказм вам совсем не к лицу.

— Что ж, пойду-ка я со своим неподобающим сарказмом спать, — решил граф, и, коротко поклонившись, направился к дверям.

— Оливер, вы когда-нибудь любили? — остановила его Кэтлин.

— Один раз, очень давно, — ответил он. — Во всяком случае, мне так казалось.

— У вас ничего не вышло?

— Она влюбилась в другого.

— Наверное, если бы вы тогда знали о проклятии…

— Не верю я ни в какие проклятия.

— Хорошо, забудьте об этом. Просто подумайте, сколько людей уже погибли, и скажите, готовы ли вы подвергнуть опасности жизнь еще кого-то, кто вам дорог?

— Я не верю… — начал было граф, но осекся. Кэтлин затаила дыхание. — Честно говоря, я не знаю, — признался он и направился к дверям. — Доброго вам вечера.

Кэтлик проводила его взглядом и, обессиленная, упала на диван.

Пока все шло так, как она предполагала. Оливера трудно осуждать за его скепсис, ведь она сама тоже не сразу поверила в реальность родового проклятия. Вдобавок граф считал, что она его предала, — тоже ничего удивительного. На его месте она бы думала то же самое. Главное заключалось в том, что он больше не сомневался в ее амнезии, а ведь Кэтлин даже не надеялась переубедить его так скоро.

Оливер отказывается жениться по «надуманному предлогу»? Что ж, она позаботится о других, более весомых аргументах.

Размышляя над сложившимся положением, Кэтлин вдруг ясно осознала, что обязана своим счастьем именно амнезии. «Прежде чем удавить Ханну, обязательно ее поблагодарю», — подумала она.

Оливер любит ее, несомненно, остается только помочь ему это осознать. Задача трудная, но ведь на стороне Кэтлин могучие союзники — Судьба и Любовь. Не проще ли его убедить, что колдовство существует?

Оливер рассчитывал совсем на другое окончание вечера — он был более чем уверен, что Кейт опять придет к нему в постель. Но, увы, его ждало разочарование, и теперь он маялся без сна, ходил из угла в угол, тщетно пытаясь привести в порядок свои мысли и чувства.

Его не могло не радовать, что Кейт все вспомнила, и он, конечно, не считал ее обманщицей — чтобы изобразить тот потерянный взгляд, который он не раз замечал у нее, нужно обладать недюжинным актерским талантом.

Проклятие на оба дома? Как это по-шекспировски и как нелепо! Пусть Кейт, мать и бог весть кто еще сколько угодно твердят, что верят в проклятие, но он в него не поверит никогда. В его хорошо организованной, размеренной жизни нет места подобным глупостям. Что касается Кейт, то ее трудно винить в чрезмерной доверчивости, принимая во внимание трагические события, происходившие с ее близкими. Возможно, бедняжке легче поверить в проклятие, нежели смириться с тем, что дорогие ей люди стали жертвами слепых случайностей.

Кейт спросила его, готов ли он подвергнуть опасности жизнь тех, кого любит. Но его любимая как раз та, брак с которой может спасти их семьи от родового проклятия… Чепуха, он не верит во все эти досужие вымыслы!

Но самой большой нелепостью, конечно, было предположение Кейт, будто ее амнезию вызвало колдовство. И это говорит Кейт, которую он считал такой разумной и здравомыслящей!

Граф взволнованно провел рукой по волосам. Если поверить в существование проклятия, то немудрено скатиться и до веры в колдовство. Нет, ни за что! То, что случилось с Кейт — трагическая гибель поклонников, потеря памяти, — не более чем звенья в цепи совпадений, как и дурацкий план ее тетки, неожиданно оказавшийся столь действенным.

Нет, Оливер не мог допустить, чтобы его брак зависел от вздорных суеверий. Он действительно хотел жениться и до конца своих дней жить с любимой женщиной, но на самом деле еще никогда не думал о конкретных перспективах. Сегодня вечером, когда вопрос о браке был поставлен ребром, да еще с требованием избавить семью от так называемого родового проклятия, граф впал в состояние, близкое к панике. Ему показалось, что у него на шее затягивается петля, что его жизнь, его будущее больше ему не принадлежат. Ирония судьбы заключалась в том, что он единственный из своего дружеского окружения никогда не выказывал страха перед женитьбой, и вот теперь этот страх взял его за горло.

Но он любит Кейт и до сегодняшнего вечера сам подумывал о совместной жизни с ней. Вот почему ему непременно надо уехать и спокойно разобраться в своих чувствах и желаниях.

Наверное, Кейт права, и он просто струсил. Но как он может принять какое-то разумное решение, если всякий раз, глянув в ее зеленые глаза, теряет разум? Уж не колдовство ли это, в самом деле? Или такова настоящая любовь, и его мучает страх перед ней, а не перед будущим?

Хуже всего было то, что Оливер не мог понять, кого же он все-таки полюбил.

Глава 18

— Не может быть, чтобы сегодня ты вдруг серьезно намеревался вернуться в Лондон, — напустилась на сына графиня, едва войдя в библиотеку на следующее утро.

— Я уеду, как только прекратится дождь, — спокойно ответил Оливер, не отрывая невидящего взгляда от разложенных на столе писем. Он уже давно сидел над ними, но так и не прочел ни одного письма, не написал ни одной строчки и не принял никакого решения.

День выдался пасмурный, сырой, и зарядивший с рассвета дождь не думал прекращаться.

— Ты бежишь, как трусливый заяц.

— Если бы я трусил, мама, то меня бы уже давно здесь не было; — посмотрев на мать, улыбнулся Оливер. — Я не бегу, а временно отступаю из стратегических соображений, как хороший военачальник, который перед лицом превосходящего по численности противника обнаруживает, что из всего арсенала у него остался только здравый смысл.

— Вздор. Мы с леди Кэтлин и лордом Малькольмом тоже вполне разумные люди, — парировала графиня, усаживаясь в кресло возле стола.

— С вашими-то разговорами о проклятиях и колдовстве? — хмыкнул Оливер. — Извини, мама, но у меня другое мнение.

— Ирония тебе не к лицу, — укоризненно покачала головой леди Норкрофт. — Почему ты не пришел завтракать?

— Я и обедать не буду.

— А ужинать?

— К ужину меня уже здесь не будет, — не желал сдаваться Оливер. Не может же он вечно избегать Кейт? Отъезд — вот выход из положения.

— Даже если дождь не прекратится? Путешествовать в такую погоду опасно, мой дорогой. Вот лорд Карлтон поехал как-то в дождь, карета опрокинулась, и он убился насмерть.

— Насколько я помню, лорд Карлтон умер от крупозного воспаления легких, — усмехнулся граф.

— Да, но это было прямое следствие происшествия на дороге — он вымок и простудился, когда карета опрокинулась.

— Он умер три месяца спустя, мама.

— Болезнь была мучительно долгой. Бедняга, умереть в самом расцвете сил!

— Ему шел восемьдесят третий год.

— Но он мог бы еще прожить немало лет, если бы не поехал в дождь. Что ж, если тебе это так необходимо, поезжай. — Графиня вынула кружевной платочек и промокнула глаза. — Подвергай свою жизнь опасности, заставляй мать сходить с ума от беспокойства. Ничего, я справлюсь, ведь твой покойный отец завещал мне быть мужественной несмотря ни на что…

Оливер не верил своим глазам — ему и в голову не приходило, что его мать, Эдвина Лейтон, графиня Норкрофт, могла так убедительно изображать горе. Похоже, в ней умерла замечательная актриса.

— Что за глупости ты говоришь, мама! — рассмеялся он.

— Ты ничего не понимаешь, — слабым голосом возразила графиня. — Я старею, дают о себе знать мои многочисленные хвори, в том числе и больное сердце. — Она сделала драматическую паузу. — Оно может не выдержать и разорваться…

— Довольно, мама! — снова рассмеялся Оливер. — Я обещаю тебе в дождь сидеть дома. Ты довольна?

Графиня тут же воспрянула духом.

— Я буду довольна, если ты останешься здесь и решишь свои проблемы с Кэтлин, — с прежней энергией потребовала она.

— Тут и решать нечего. Я не собираюсь жениться в угоду вздорным россказням.

— Но ты же ее любишь.

— С чего ты взяла?

— Разве я ошибаюсь?

— Вот почему мне надо уехать, — вздохнул Оливер. — В этом доме все хотят, чтобы я принес свою свободу в жертву суеверию. Я не могу даже спокойно подумать.

— Ты очень упрямый человек, — нахмурилась графиня. — Весь в отца.

— Спасибо, мама.

— Это не комплимент.

— Неужели ты действительно хочешь, чтобы я женился из-за какой-то выдумки? — помолчав, спросил он.

— Конечно, нет, мой дорогой, но ты должен наконец увидеть гораздо более весомые доводы в пользу женитьбы, которые ты упорно не хочешь замечать.

— Не знаю, что и думать, — признался сын.

— Отъезд в Лондон ничего не изменит. Более того, ты совершишь ужасную ошибку, если уедешь. — Графиня встала. — Ты никогда не делал глупостей, Оливер. Надеюсь, не сделаешь и теперь.

— Боюсь, что не могу дать никаких гарантий, мама, — ухмыльнулся он и добавил, посерьезнев: — Как бы там ни было, я не позволю суевериям влиять на мои действия. Решения принимаю я, ведь речь идет о моей жизни.

— И о твоем долге перед семьей, — со значением уточнила мать. — Ну ладно, я пойду займусь своими делами. Буду молить Бога, чтобы дождь лил как можно дольше.

— Кстати, ты выглядишь гораздо моложе своих лет, мама, — сказал Оливер, когда она была уже у дверей.

— Я знаю. — Она обернулась и, послав ему ослепительную улыбку, вышла.

Оливер задумался, барабаня пальцами по столу. Наверное, оставлять мать с ее авантюрной жилкой одну, когда в доме этот дамский угодник Дамливи, небезопасно… Но ведь она, как и он, Оливер, вправе сама распоряжаться своей судьбой.

Неужели она права и он действительно бежит, как трус? Но если в его жизнь вошла наконец настоящая любовь, не лучше ли махнуть на все рукой и сделать то, что от него ждут? Нет, определенно надо уехать, иначе он ничего не решит…

В дверь постучали, и не успел Оливер ответить, как на пороге появились взволнованные кузины.

— Неужели вы уезжаете? — воскликнула Белл. — Теперь, когда все выяснилось?

— Проходите, пожалуйста, — сухо пригласил граф.

— Проклятие, колдовство — это так романтично! — восхитилась Софи.

— Даже я нахожусь под впечатлением, — заметила Джен, — хотя я с самого начала не доверяла нашей гостье.

— А теперь доверяешь? — усмехнулась Софи.

— Ей доверяет мистер Беркли, а я доверяю ему, — высокомерно ответила старшая кузина. — Он отлично разбирается в людях.

— Почему вы решили уехать? Бежите? — с вызовом спросила Белл, скрестив на груди руки. — Мы не ожидали, что вы поведете себя как трус.

— Вообще-то это вас не касается, — буркнул граф. — Но я все-таки отвечу. Я не бегу, а возвращаюсь в Лондон, чтобы обдумать свои дальнейшие действия.

— То есть жениться или не жениться на леди Кэтлин, чтобы покончить с проклятием? — поинтересовалась Софи.

— Именно так. Я не собираюсь идти под венец из-за какого-то нелепого суеверия.

— Значит, если бы не история с проклятием, вы бы женились на леди Кэтлин? — уточнила Джен, проницательно глядя ему в глаза.

— Я бы… — Оливер осекся, эта мысль никогда не приходила ему в голову. — Я должен подумать и над этим.

— Вот как, подумать? — переспросила Джен, и все три девушки посмотрели на него как на сумасшедшего.

— Да, подумать, — твердо повторил граф. — И поскольку вас это не касается, разговор окончен. Кстати, — посмотрел он на Джен, — мистер Беркли поедет со мной.

— Неплохая идея, — чуть подумав, сказала она.

— И вы нисколько не расстроены предстоящей разлукой?

— Нисколько. Пусть уезжает.

— Я думал, он вам нравится.

— Да, он ей нравится! Очень, очень нравится! — защебетали двойняшки.

— Пожалуй, даже чересчур, — вздохнула Джен. — Я нахожу, что это неправильно, поэтому ему лучше уехать.

— Что-то не очень верится, — нахмурился Оливер.

— Вы стали таким подозрительным, кузен, — покачала головой девушка. — Просто я считаю, что в моем возрасте не стоит идти на такой серьезный шаг, как замужество, без достаточных на то оснований. У меня впереди много времени, ведь я не такая старуха, как леди Кэтлин.

— Она вовсе не старуха! — возмутился граф.

— Решение о вступлении в брак нельзя принимать, руководствуясь только чувствами, которые могут ввести в заблуждение, — не обращая внимания на его реплику, продолжала Джен.

— Что ж, ты рассуждаешь очень разумно, — похвалил ее кузен.

— Спасибо. Поэтому я даже рада отъезду мистера Беркли — за время его отсутствия я разберусь в своих чувствах и решу, действительно ли мистер Беркли тот самый человек, который мне нужен. Я начала составлять список его хороших качеств и недостатков. Хотите взглянуть?

— Нет, спасибо. Но я тебя понимаю. Действительно, мое решение взять его с собой оказалось весьма кстати, — заключил Оливер. — А теперь, милые, я бы хотел заняться делами, которые нужно закончить до отъезда.

— Хорошо, мы уходим, но вы должны знать: ваш отъезд — ужасная ошибка, — сказала Софи и направилась к выходу.

— Женитесь на леди Кэтлин как можно скорее, — последовала за ней Белл.

— Этим вы избавите семью от проклятия, — заметила Джен, задержавшись у дверей. — Хоть мы и не родственники по крови, но как знать, может быть, оно действует и на нас?

— Прочь! — рявкнул Оливер.

— Не надо грубить, — фыркнула девушка и ретировалась.

«Как она разумно рассуждала о Беркли, — подумал граф. — Похоже, я и впрямь оказываю на кузин благотворное влияние». Он попытался сосредоточиться на письмах, но из головы не шли мысли о Кейт. Женился бы он на ней, если бы не было россказней о проклятии? Увы, ответа на этот вопрос у него не было.

В двери снова постучали.

— Войдите, — нехотя разрешил Оливер, Если уж кто-то решил высказать ему свою точку зрения, то достанет где угодно.

Дверь распахнулась, и в библиотеку влетела Кейт с кипой бумаг в руках.

— Вы что, избегаете меня? — воскликнула она.

— Для начала — добрый день.

— Он совсем не добрый. Вы не ответили на мой вопрос.

— Да, я вас избегаю.

— Почему?

В ее глазах было столько обиды, что Оливер испытал острое чувство вины. Он совсем не желал ее обидеть.

— Потому что когда вы рядом, мне трудно быть рассудительным.

— Неужели? Не ожидала, что вы так скажете. — Она села в кресло напротив графа. — Это приятно.

— Я умею быть очень приятным. — Граф уселся на свой стул и откинулся на спинку. — Скажите, а чего вы от меня ожидали?

— Обвинений, вспышек ярости…

— Утром, после спокойного ночного сна, все кажется не таким уж безнадежным.

— А вы спокойно спали ночью?

— Как младенец.

— Вы лжете, — рассмеялась она. — Вам было так же плохо, как и мне.

— А вы плохо провели ночь?

— Увы. Я ведь надеялась, что мне не придется спать одной.

— Что делать, жизнь полна неожиданностей.

— Вы все еще собираетесь в Лондон?

— Как только кончится дождь.

Она замолчала и несколько мгновений смотрела на Оливера, потом сказала:

— Я чувствую себя неловко, будто выживаю вас из собственного дома. На самом деле уехать следует мне.

— Если хотите, пожалуйста, — пробормотал он.

— И все же я останусь, потому что ваша матушка пригласила нас с дядей погостить до конца месяца, — продолжала она, и в ее глазах зажглась решимость. — Я не сдамся, Оливер. Я нашла вас и не собираюсь терять.

Граф вздрогнул: вот она, ловушка!

— Я не ваша собственность, — буркнул он.

— Но вы будете мне принадлежать. Мы предназначены друг другу судьбой пятьсот лет назад.

— Вы сумасшедшая, как и все остальные в этом доме.

— Очень может быть, — рассмеялась Кэтлин.

«О, как она прекрасна, когда смеется! Нет, она прекрасна всегда», — невольно улыбаясь в ответ, подумал Оливер.

— Я заметила, что при одном упоминании о чем-то мистическом у вас начинает биться жилка вот здесь. — Она показала рукой на левую сторону его лица. — Вчера вечером щека у вас просто ходила ходуном.

Вопреки своему желанию оставаться серьезным Оливер расхохотался, представив себе эту картину.

— Почему бы нам не поговорить обо всем спокойно, не касаясь сверхъестественных явлений? — предложила она миролюбиво.

— Не понимаю, к чему вы клоните.

— Сейчас поймете. Вы ведь не против брака вообще и хотите жениться, не правда ли?

— Вам об этом мама рассказала?

— Я и так знаю, — блеснув зелеными глазами, объяснила Кэтлин. — Пожалуй, здесь не найдется ни одного человека, который бы поставил на то, что вы скоро женитесь.

— Вы слышали о пари, которое я заключил с друзьями? — изумился он. — Откуда?

— Не скажу, а то вы, не дай Бог, опять разнервничаетесь.

— Обещаю держать себя в руках, — криво усмехнулся граф.

— Вот и отлично.

Она помолчала, собираясь с мыслями, и начала рассказывать:

— Поскольку я, как и вы, считаю себя рациональным человеком, то, перед тем как отправиться в Англию ради знакомства с вами, я решила навести о вас справки. Бабушка нашла нужного человека, который в Лондоне дал мне целое досье на вас.

— Понимаю. Вот откуда вы узнали, что я не обладаю научным складом ума, — догадался он и кивнул на стопку бумаг в ее руках. — Это и есть мое досье?

— Нет, это другое. Кажется, ваша щека не дергается, значит, мое сообщение вас не очень задело. Я опасалась другой реакции.

— По правде говоря, я нахожу вашу идею неудачной, даже оскорбительной. Человеческая жизнь слишком сложна и уникальна, чтобы уместиться на нескольких листках бумаги. Тем не менее ваш благоразумный подход к делу заслуживает одобрения.

— Спасибо. Я тоже посчитала, что осторожность не помешает. Итак, — на мгновение она умолкла, видимо, подбирая слова, — вам нужна жена, а я — хорошая кандидатура на эту роль.

— Разве я давал брачное объявление?

— Нет, конечно, но вы давно хотите жениться и ищете подходящую женщину.

— Может быть, но…

— Вас даже не обрадовало выигранное пари. Почему вы при первой же возможности постарались избавиться от доставшихся вам монет?

— Вы и это знаете? — удивился граф. — Ваш соглядатай отлично поработал.

— Не имеет значения. У меня к вам предложение: поскольку я знаю практически все о вас, будет справедливо, если вы узнаете все обо мне. — Она положила на стол свои бумаги. — Это мое собственное досье, которое я составила этой ночью.

— Довольно увесистая стопка.

— Я же сказала, мне не спалось, — пожала плечами Кэтлин. — Вы уже знаете, что я получила хорошее образование и говорю по-французски. Помимо этого, мне немного знакомы итальянский и испанский. Я люблю путешествовать, хотя по этой части мой опыт невелик. Происхожу из знатного рода…

— И совершенно безумного, — пробормотал себе под нос Оливер.

— Мы же договорились не обсуждать ничего, что выходит за рамки здравого смысла, — одернула его Кэтлин. — Так вот, помимо стрельбы из лука, я увлекаюсь крокетом и гольфом, несмотря на то что гольф считался сугубо мужским спортом. И еще я отличная хозяйка, умею вести дом. Вдобавок меня с детства приучили вести здоровый образ жизни. И наконец, я обладаю немалым состоянием. Как видите, — улыбнулась она, — я действительно достойна стать новой графиней Норкрофт.

— Этого недостаточно.

— Согласна. Поэтому хочу напомнить, что вначале, когда я страдала амнезией, мы неплохо ладили.

— Когда я не донимал вас подозрениями, а вы не лупили меня по щекам?

— Не преувеличивайте, я ударила вас только однажды, да и то потому, что вы заслужили. Больше это не повторится. Во всяком случае, я надеюсь, — со смешком пообещала Кэтлин, потом посерьезнела. — Я не написала в своем досье про нашу ночь, которую можно было бы назвать волшебной, если бы вас не раздражали подобные слова. Она была просто чудесной.

— Я того же мнения.

— Значит, и в этом отношении мы подходим друг другу.

— Да… Пожалуй, я возьму ваше досье с собой в Лондон и там внимательно изучу, — С деланным равнодушием протянул руку к бумагам граф.

— Все-таки уезжаете?

— Так будет лучше, поверьте.

Она поднялась и наклонилась к Оливеру, опершись руками о стол.

— Вы самый упрямый человек, какого я когда-либо встречала!

— Мама говорит, это качество досталось мне от отца, — заметил граф, тоже вставая. — Как и глаза.

— Восхитительно, — негромко, с манящими нотками в голосе проговорила Кэтлин. — Они у вас синие, как море, в них можно утонуть.

Он сглотнул подкативший к горлу ком.

— Вы снова пытаетесь меня обольстить?

— У меня получается?

О да, у нее получалось. Оливеру хотелось заключить ее в объятия и больше никогда не отпускать. Но вместо этого он лишь буркнул:

— Нет.

— Что ж, — выпрямилась Кэтлин, — пусть все идет своим чередом. Делайте, что считаете нужным, Оливер, а я буду поступать по-своему.

Она развернулась и, прежде чем он успел открыть рот, ушла. Граф почувствовал себя безумно уставшим и сел на стул.

Кейт, желанная Кейт, была так близко, что он совершенно не мог сосредоточиться на своих проблемах, совсем как Джен в присутствии мистера Беркли. Неужели он столько лет ждал любви лишь для того, чтобы ее потерять? Но разве можно доверять чувствам той, которая твердит о проклятиях, колдовстве, судьбе и прочей чуши? И почему он, так желавший жениться, теперь при одной мысли о вступлении в брак впадает в панику? Неужели он просто боится довериться любви?

Глава 19

— Холлингер, пошлите в конюшню за экипажем, я возвращаюсь в Лондон, — распорядился граф Норкрофт, направляясь по коридору в холл. Размашистая походка его сиятельства и тон свидетельствовали о скверном расположении духа. Все в доме знали: в такие дни ему лучше не перечить. За графом поспешал притихший Беркли.

Дождь прекратился только к полудню, а дорога до Лондона занимала почти целый день, поэтому Оливер решил не мешкать. Накануне он до вечера просидел в одиночестве, не желая никого видеть, и пытался убедить себя в том, что принял правильное решение. Это был единственный способ избежать давления, которого он ни за что бы не потерпел, даже если бы хотел жениться на Кейт (а в этом вопросе для него до сих пор не было ясности).

Ночью Оливер опять не сомкнул глаз — он несколько раз перечитал написанные Кейт бумаги. Как он и предполагал, почерпнутые из них сведения только подтвердили, что Кейт — идеальная пара, женщина его мечты.

Как она говорила — пара, подобранная пятьсот лет назад? Какой вздор!

— Прошу прощения, милорд, но это невозможно, — холодно доложил дворецкий.

— В чем дело? — опешил Оливер. — Почему невозможно?

— Нет экипажей, сэр.

— Но никто никуда не уезжал, — насупился граф. — У нас должно быть не меньше трех экипажей. Они на месте?

— На месте. Но у них нет колес.

— Куда же они делись?

— Их сняли, чтобы отремонтировать, пока идет дождь.

— Что ж, тогда пусть оседлают для нас с мистером Беркли лошадей, — приказал Оливер. Перспектива проделать весь путь до столицы верхом была не из приятных, но в седле ему очень хорошо думалось, и он надеялся спокойно подумать обо всем, что случилось в последние дни, благо дорога была долгой, а мистер Беркли — не особенно докучливым.

— Извините, сэр, — покачал головой Холлингер, — но лошадей подать тоже нельзя.

— Почему? — с возмущением спросил Оливер.

— Их расковали, милорд.

— Всех сразу?

— Да. Хорошая идея, сэр, — пусть отдохнут, пока идет дождь.

— И кому в голову пришла эта мысль?

— Леди Норкрофт, сэр, — поколебавшись, признался Холлингер.

— Я должен был догадаться, — проговорил Оливер, с трудом сдерживаясь, чтобы не накричать на ни в чем не повинного дворецкого. — У нее будут большие неприятности.

Холлингер лишь молча потупился.

— Достаточно было расковать лошадей, — выдавил граф. — К чему этот трюк с колесами?

— Трюк, сэр?

Оливер только махнул рукой. «Интересно, — подумал он, — дергается ли сейчас у меня на щеке мускул?»

— Наверное, придется отложить поездку? — с надеждой спросил Беркли.

— Лошади и экипаж будут в вашем распоряжении завтра, — сообщил дворецкий. — Или послезавтра.

— Мы с мистером Беркли пойдем на станцию и поедем поездом.

— Это будет довольно трудно сделать, милорд. Мост через речку по дороге на станцию пострадал от непогоды: несколько досок оторвались и упали в реку, отчего в нем большие дыры. Ехать или идти по нему опасно, сэр. Я распорядился насчет ремонта, но плотники смогут приступить к работе только ближе к вечеру или завтра утром.

— Или послезавтра?

Холлингер кивнул.

Оливер стиснул зубы. Его щека, наверное, просто ходила ходуном.

— Проследите, чтобы ремонт начали как можно скорее. Лодка, которую мы обычно держим привязанной у моста, на месте?

— Наверное, сэр, — неохотно ответил дворецкий.

— Отлично. Мы с Беркли на лодке переправимся на другой берег и дойдем до станции.

— Позвольте напомнить, у нас останавливается всего один поезд, сэр.

— Вот именно, поэтому надо спешить.

— Прислать вам лакея для сопровождения?

— Не надо, у нас только по одному саквояжу, с таким грузом мы прекрасно справимся сами.

— Позвольте мне нести ваш багаж, милорд, — с энтузиазмом предложил Беркли.

— Спасибо, но я пока еще в силах делать это сам, — резче, чем хотелось, ответил граф.

— Конечно, сэр, я не имел в виду ничего дурного.

— Если вы хотите проститься с леди Кэтлин, ваше сиятельство, то она в гостиной, — сообщил Холлингер.

— Думаю, это лишнее, ведь я через несколько дней вернусь, — ответил Оливер.

— Как угодно, сэр.

Граф внимательно посмотрел на старого слугу.

— Если вы подумали, что мой отъезд — бегство, Холлингер, то вы ошибаетесь, — сказал он.

— Мне бы и в голову не пришло ничего такого, милорд, — холодно возразил дворецкий. — Ваш отъезд не бегство, а стратегическое отступление с целью обдумать в спокойной обстановке, следует ли вам жениться, чтобы снять родовое проклятие, которое вы считаете вздором, или лучше послушаться зова сердца. Я правильно изложил?

— Абсолютно. Не перестаю удивляться, Холлингер, откуда вы все знаете.

— Стараюсь, сэр.

— Пойдемте, мистер Беркли, — взяв багаж, позвал Оливер. Они попрощались и вышли в услужливо распахнутую лакеем дверь.

Едва граф спустился с широкого крыльца и сделал шаг по подъездной аллее, как всего в нескольких дюймах от него с грохотом, похожим на ружейный выстрел, на дорожку обрушилась черепица.

Оливер отпрыгнул, и тут же рядом с ним, один за другим, упали еще два куска черепицы.

— Вы не ранены, сэр? — крикнул мистер Беркли.

— Черт возьми, они чуть не свалились мне на голову! — ошеломленно произнес граф и посмотрел вверх. — Ничего не понимаю, мы же всего месяц назад отремонтировали крышу!

— Наверное, нам лучше остаться, — предложил встревоженный Беркли.

— С какой стати? Очевидно, несколько плохо закрепленных кусков черепицы подмыло дождевой водой, и они упали. Подумаешь, какое дело! Пойдемте, я уверен, что остальная черепица в порядке.

— Суеверный человек решил бы, что это плохая примета, — не унимался молодой человек. — Правда, я в приметы не верю.

— И правильно делаете. Раз мы оба не суеверны, продолжим наш путь, — ответил Оливер. — Но я передумал насчет багажа. Вы хотели его нести — пожалуйста.

И он бросил саквояж спутнику.

— Буду счастлив, сэр.

Оливер отвернулся, пряча улыбку. В поведении молодого человека, жаждущего заслужить расположение родственника любимой девушки, было что-то очень располагающее, трогательное. Но, вспомнив слова Беркли о плохой примете, граф помрачнел. Само по себе происшествие с черепицей особого значения не имело, но вкупе с дождем, расковавшимися лошадьми и поврежденным мостом оно наводило на мысль, что его отъезду препятствуют силы более могущественные, чем леди Норкрофт. Однако он, Оливер, не из тех, кто идет на поводу у суеверий.

Воспользоваться мостом и впрямь не представлялось возможным. Это старинное сооружение давно пережило лучшие времена. Первоначально построенное целиком из камня, оно рухнуло еще при деде Оливера, когда его отец был совсем мальчишкой. Тогда мост отремонтировали, покрыв каменное основание деревянным настилом, которое время от времени приходилось чинить. Так что в нынешнем плачевном состоянии моста граф не видел ничего необычного.

Река, большую часть года мелкая и спокойная, скорее похожая на широкий ручей, после недавних дождей сделалась гораздо более полноводной. Однако Оливер решил, что проплыть каких-нибудь пятнадцать футов до другого берега будет не так уж трудно.

Найдя лодку на привычном месте, он принялся ее отвязывать, крикнув Беркли, чтобы тот садился в лодку.

— Но там вода, сэр, — возразил юноша.

— Разумеется, ведь прошел дождь, — фыркнул граф, пытаясь развязать хитрый узел на лодочной веревке.

— Боюсь, это небезопасно.

— Ерунда, нам ничто не угрожает, — пробормотал Оливер. — Мы переправимся в считанные минуты.

К счастью, узел поддался, граф справился с веревкой и бросил ее в лодку.

— Вот так, — сказал он с удовлетворением. Наконец у него хоть что-то получилось. — Полезайте в лодку, Беркли.

— Да, сэр, — согласился юноша, но без былого энтузиазма. Бросив в лодку саквояжи, он уселся на корме.

Оливер прикинул расстояние до другого берега и запрыгнул в лодку. Ноги тотчас намокли — уровень воды на дне был не меньше дюйма. Ничего удивительного, ведь прошли дожди.

— Грести буду я, — сообщил он спутнику, усаживаясь на сырое от дождя сиденье, Теперь промокли и брюки. Что ж, ладно, брюки и сапоги высохнут по дороге на станцию, если, конечно, опять не пойдет дождь.

Взяв весла, Оливер оттолкнулся от моста.

— Сэр, вода прибывает, — встревожился Беркли.

— Вам показалось, — успокоил его граф, борясь с набравшим силу течением. — Вода в этой реке никогда не поднимается выше пояса. Кстати, вы умеете плавать?

— Да, но предпочел бы, чтобы это умение мне сейчас не пригодилось. Сэр, я имел в виду, что вода прибывает не в реке, а в лодке.

Оливер, до того поглощенный греблей, взглянул себе под ноги и ахнул: вода доходила ему уже до лодыжек и продолжала стремительно прибывать. Лодка, по-видимому, находилась не в лучшем состоянии, чем мост, что усугубилось двойной нагрузкой. Они уже приближались к середине реки, но до берега им было уже не дотянуть. Граф от души чертыхнулся.

Беркли вскочил на ноги и высоко поднял саквояжи, не давая воде до них добраться.

— Нам лучше покинуть лодку, сэр! — воскликнул он.

— Будьте осторожны, — предупредил Оливер, вставая и принимая из его рук свой саквояж, — постарайтесь не упасть.

Едва он произнес эти слова, как лодка наполнилась водой до краев. Еще минута — и они смогут шагнуть через борт на речное дно. Наверное, любой, кто в это время оказался бы на берегу, мог бы вволю повеселиться, глядя на двух медленно погружающихся в воду джентльменов с саквояжами. Но самим джентльменам при этом было не до смеха.

— Придется прыгать, — посмотрел на спутника Оливер.

— После вас, — мрачно отозвался тот.

— Только одновременно, иначе лодка перевернется и накроет нас. Тогда мы неизбежно утонем. Итак, на счет три!

Они благополучно выпрыгнули из лодки. Вода доходила им почти до груди, но оба, к счастью, сумели удержаться на ногах. Борясь с быстрым течением, они побрели к берегу.

— Хорошо, что вы умеете плавать, — заметил граф, крепко держа Беркли за руку.

— Это не плавание, а ходьба.

— Я не могу позволить вам утонуть, кузина Джен мне этого не простит.

— Забавно, сэр, я подумал то же самое о вас.

Добравшись до берега, они швырнули в траву саквояжи, промокшие до нитки, вылезли из воды и совершенно без сил рухнули на землю. Сверху на них равнодушно смотрело пасмурное небо.

«Вот тебе и поездка в Лондон», — подумал Оливер и спросил:

— Ну, что мне теперь делать?

— Предлагаю вернуться в поместье.

— Я не об этом.

— Тогда о леди Кэтлин?

— Да, и о ней тоже.

Суеверный человек на месте Оливера наверняка бы посчитал цепь сегодняшних происшествий результатом заговора с целью не допустить его отъезда в Лондон. Вместе с тем все можно легко объяснить волей случая, совпадением: черепицу плохо закрепили кровельщики, мост уже давно требовал ремонта, лодка стала совсем ветхой и нуждалась в ремонте. Граф сел.

— Как вы думаете, это колдовство? — спросил он.

— Мой отец как-то сказал, что существует магия любви, милорд, — не понял его Беркли.

— Я не об этом. Впрочем, пустяки, не берите в голову.

Он встал на ноги и помог подняться юноше, потом спросил:

— Вы хотите жениться на Джен?

— Думаю, вы ожидали, что я попрошу ее руки, — последовал осторожный ответ.

— Жизнь подчас складывается совсем не так, как мы ожидаем, мистер Беркли. Вам следует быть к этому готовым, — задумчиво заметил граф, думая о своем.

Жаль, что сам он в нужный момент оказался не готов, не понял, сколько радости и приключений сулят неожиданности, ведь встреча с Кейт была именно такой неожиданностью, чудесным, незабываемым приключением.

— Конечно, сэр, я буду очень стараться, — радостно кивнул Беркли. — Признаться, я без ума от Джен. Мечтаю прожить с ней всю жизнь, вырастить детей, увидеть внуков, а когда придет смерть, пусть Джен закроет мне глаза.

— Да вы прямо поэт.

— Думаете, Джен понравится, если я ей это скажу? — смущенно улыбнулся Беркли.

— Я как раз боялся, что в один прекрасный день дело дойдет до признания, — усмехнулся граф. — Не слишком ли вы оба молоды для брака?

— Что вы, сэр, когда мужчина находит свою половинку, все остальное уже не имеет никакого значения, — ответил Беркли, подобрал свой саквояж и двинулся в сторону Норкрофт-Мэнора.

Граф несколько мгновений ошеломленно смотрел ему вслед — парень-то оказался с головой на плечах, поумнее, чем был он в его годы, может быть, даже поумнее его нынешнего, — а затем поспешил за ним.

— Поймите меня правильно. Как глава семьи я не имею морального права сразу дать согласие на ваш брак, — пустился он в объяснения, поравнявшись с юношей. — Сначала я должен навести справки о вас и вашей семье — о доходах, видах на будущее и так далее.

— Конечно, конечно, — кивнул Беркли и вытащил из кармана мокрый, слипшийся листок бумаги. — Вот, возьмите, я здесь все перечислил: мои достоинства, недостатки, планы на будущее.

— Да вы с Дженевьевой два сапога пара, — заключил граф, принимая бумагу. — Но здесь ничего невозможно прочесть!

— Буду рад изложить все устно, сэр.

— Признайтесь, не составили ли вы список достоинств и недостатков моей кузины?

— Как можно! — возмутился Беркли.

— Ладно, поговорим потом. Пока скажу одно: я не вижу причин вам отказать.

— О, спасибо, сэр! — обрадовался Беркли.

— За Джен, конечно, остается право выбора, — счел необходимым уточнить граф. — Как вы сказали? Когда мужчина находит свою половинку…

Он вдруг осекся — ну конечно, мальчишка прав: все остальное не имеет никакого значения, если ты нашел свою единственную… Как он был слеп, не понимая, что Кейт, Кэтлин, и есть его половинка! Каким образом она вошла в его жизнь, не имеет никакого значения. Какая разница, что он не верит в предание, а другие верят? Разве он не хочет прожить с Кейт всю жизнь, вырастить с ней детей, увидеть внуков, и чтобы она закрыла ему глаза на смертном одре? Разве может он представить себе свою жизнь без нее?

— Сэр! Лорд Норкрофт! Вы меня слышите? — вывел его из задумчивости голос Беркли.

— Нет, я себе этого не представляю, — пробормотал граф.

— Прошу прощения, я не понял, что именно.

— Не важно, Беркли. Спасибо вам, вы мне сегодня очень помогли.

— Еще бы, сэр, я же не дал вам утонуть.

— И это тоже, — рассмеялся Оливер.

Когда они подошли к дому, с крыши опять один за другим сорвалось несколько кусков черепицы и со страшным грохотом рухнуло у ног графа.

Он замер.

— Вас не задело, милорд? — забеспокоился юноша.

— Нет, — ответил Оливер, потом посмотрел в небо и крикнул: — Достаточно, я уже поверил!

— В проклятие, сэр?

— Нет, Беркли, в любовь.

Глава 20

— Холлингер! — позвал граф, войдя в дом, и отдал саквояж лакею.

— Да, милорд? — отозвался появившийся как по мановению волшебной палочки дворецкий. Он как будто не отходил от дверей, поджидая возвращения хозяина.

— Леди Кэтлин все еще в гостиной?

— Да, сэр.

— А леди Норкрофт?

— Она вместе с лордом Дамливи в оранжерее.

— Очень хорошо. Сообщите им, что я жду их в гостиной для важного разговора.

— Сию минуту, сэр. Вы в курсе, что на вас мокрая одежда, с которой капает на ковер?

— Да, конечно, но сейчас мне не до переодевания, — ответил Оливер. — Да, еще найдите мисс Дженевьеву Фэрчайлд и скажите, что ее хочет видеть, мистер Беркли. Удачи вам, Беркли, — обратился он к юноше и направился в гостиную.

— И вам, сэр, — откликнулся тот.

Уверенный, что нужные слова сами придут на ум, когда это потребуется, Оливер открыл дверь и вошел в гостиную. Кейт стояла у окна, глядя в сад. Графу показалось, что у нее удрученно опущены плечи, словно она смирилась с поражением. Нет, не может быть, это просто игра света. Разве есть на свете сила, способная заставить его любимую признать поражение?

— Кейт, — шагнул он к ней.

— Вы вернулись, — обернувшись, удивилась она. — Почему?

— Не смог уехать — не было лошадей, мост через реку поврежден, лодка затонула, и в довершение меня чуть не убило свалившейся с крыши черепицей.

— Понимаю, — ответила Кейт, и улыбка, появившаяся было на ее лице, исчезла.

— Нет, вы не понимаете. — Он с нежностью обнял ее. — Я осознал, что не могу вас покинуть.

— Ой, да вы насквозь промокли!

— Простите. — Он поспешно поцеловал ее и опустил руки.

— Ничего. — Она сама прижалась к нему и поцеловала так крепко, что у него на несколько мгновений перехватило дыхание.

— Надо понимать, ты больше никуда не едешь, сын мой? — спросила графиня, входя в гостиную.

— Будем надеяться, — хмыкнул сопровождавший ее Дамливи.

— Ты сделала все, чтобы я остался, мама, — ответил Оливер, отстраняясь от Кейт.

— Долг матери — помогать детям. Ты должен быть мне благодарен, — ответила графиня, усаживаясь на диван.

Дамливи расположился возле нее. Похоже, желая поженить своих молодых родственников, они образовали своего рода альянс — не преминул отметить Оливер. Или их уже связывало что-то другое?

— Благодарен за что? — удивился он. При других обстоятельствах вмешательство матери, несомненно, вывело бы его из себя, но сейчас ее выходка даже казалась ему забавной. — За то, что по твоему приказу расковали лошадей и сняли колеса с экипажей?

— Хорошо я придумала, правда?

— Надеюсь, к поломке моста и дырявой лодке ты отношения не имеешь? Мы с мистером Беркли чуть не утонули.

Графиня с Дамливи переглянулись.

— Чепуха! — махнула она рукой. — Глубина в нашей реке пустяковая, вдобавок ты отличный пловец.

— Мама!

— Может быть, графиня еще и дождь вызвала? — проворчал шотландец.

— Успокойся, сынок, мост и лодка не моих рук дело, — заметила ее сиятельство, — и дождя я не вызывала, но чем я горжусь, так это попадавшей черепицей.

— Неужели? — уставился на нее Оливер. — Ты что, лазила на крышу?

— Это было бы верхом глупости. Я просматривала на чердаке старые бумаги, касающиеся родового проклятия, те самые, которые ты должен был давным-давно разобрать, и из них мне стало известно, что колдовством занималась не только семья Кейт.

— Час от часу не легче, — пробормотал Оливер. Ситуация уже совсем не казалась ему забавной.

— Нужно было тебя как-то остановить, вот я и решила попробовать что-нибудь из семейного магического опыта.

— О Боже… — простонал Оливер.

— Должна сказать, лорд Дамливи мне очень помог, дорогая Кейт, — продолжала хозяйка дома. — Он весьма сведущ в колдовстве.

— Как, и ты тоже, дядя? — испуганно посмотрела на родственника Кэтлин.

— Решил пойти по стопам матери и сестры, — ухмыльнулся шотландец, — но только в целях защиты от злых чар.

— У них же никогда ничего не получалось!

— У меня тоже, — блеснул глазами Малькольм. — Видно, было еще не время.

— Вы все просто безумцы! — рассердился Оливер. — Неужели вы не видите, Кейт, как дурно повлияло общение с лордом Дамливи на мою мать?

— Не говорите глупостей, — вспылила Кэтлин. — Малькольм всего лишь научил ее одному фокусу.

— Этот фокус чуть не стоил мне жизни! Черепица дважды пролетела всего в нескольких дюймах от моей головы.

— Вы же остались живы, значит, леди Норкрофт и дядя все сделали правильно.

— Прости меня за это испытание; сынок, — проговорила графиня. — Я хотела, чтобы ты остался здесь и осознал, какую ошибку можешь совершить.

— Я осознал это только тогда, когда выбрался из тонущей лодки.

— К лодке я отношения не имею, — повторила графиня. — Ни о чем таком я даже не помышляла!

— Имей в виду, я не верю в твои чары. Все странные события этого дня можно объяснить вполне обыденными причинами, даже падение черепицы, — бодро ответил Оливер, хотя количество странностей превзошло все разумные пределы. Впрочем, Бог с ними, сейчас главное — Кейт. Если бы все пошло, как задумал Оливер, то она уже должна была быть в его объятиях.

— Вы прибегали к колдовству, чтобы меня приворожить? — повернулся он к Кэтлин.

— Нет, — решительно ответила она.

— А ты, мама?

— Нет, хотя идея замечательная, — вздохнула она. — Но на моей совести только несколько черепиц.

— Ты дважды читала заклинание?

— Почему ты спрашиваешь?

–. Потому что черепица упала дважды — когда я уходил и когда вернулся. Второй раз, кстати, был уже не нужен, потому что я уже принял решение.

Графиня и Дамливи переглянулись.

— Второго раза не было, Оливер, — пояснила ее сиятельство.

— Сдается мне, что вы просто не знаете, какой силой обладаете, — пробормотал шотландец.

Оливер повернулся к Кэтлин.

— Простите за столь прозаическую обстановку, — начал он, беря ее руки в свои. — Я должен был встать на одно колено, но, увы, для этого я слишком замерз и устал. Я по-прежнему не верю в родовое проклятие, но счастлив, что это предание привело вас в мой дом и в мою жизнь. Единственное колдовство, которое я признаю, — это колдовство ваших дивных глаз. Вы выйдете за меня замуж, Кейт?

Она посмотрела на него долгим печальным взглядом и отстранилась, отрицательно покачав головой.

— Я не могу, Оливер.

— Что? — Он не поверил своим ушам.

— Вы действительно не имеете отношения к поврежденному мосту, дырявой лодке и упавшей во второй раз черепице? — повернулась к его матери Кэтлин.

— Нет.

— А ты, дядя?

— Нет.

Кэтлин перевела полные ужаса глаза на Оливера.

— Вы могли свалиться с моста, утонуть, вас могло убить черепицей! — воскликнула она.

— Но я жив…

— Вы можете заболеть пневмонией и умереть! О, я должна была сама догадаться, что будет, когда я вас полюблю…

— А вы меня любите? — улыбнулся Оливер.

— О чем ты должна была догадаться, милая? — вмешался Дамливи.

— Это действие проклятия, дядя! Неужели ты не понимаешь? Оно не прекратится, если я выйду за Оливера.

— Но почему? Разве мы не соблюли все условия? — удивилась графиня. — Кэтлин — последняя в роду Дамливи, Оливер — последний из Норкрофтов. С их браком наши семьи объединятся.

— Жених и невеста, которые должны были объединить оба рода пятьсот лет назад, — напомнила Кэтлин, — не любили друг друга. Идя под венец, они приносили себя в жертву долгу.

— Ну, у нас совсем другой случай, — заметил Оливер.

— В том-то и дело, — сказала Кэтлин. — Похоже, чтобы снять проклятие, надо вступить в брак не по любви, а из чувства долга.

— Но я не верю ни в какие проклятия!

— Ваши взгляды не имеют значения, как вы не понимаете? То, что сегодня вы несколько раз подвергались смертельной опасности, это предупреждение.

— Все равно не верю.

— Я не выйду за вас, потому что боюсь погубить.

— Что за вздор! Никакого проклятия не существует!

— Четверо мужчин уже поплатились жизнью за это заблуждение.

— Ну хорошо, попробуем подойти к делу с другой стороны, — не сдавался Оливер. — Допустим, проклятие существует. Значит, если мы не поженимся, оно останется в силе?

— А если поженимся, — продолжила Кэтлин, и в ее глазах блеснули слезы, — то вы станете жертвой несчастного случая. Это замкнутый круг, Оливер, из которого нет выхода.

У графа сжалось сердце — он не мог видеть ее слез.

— Но если мы не поженимся, произойдет ужасное несчастье, так? — спросил он, силясь найти хоть какое-нибудь решение.

— Оно уже произошло, мой дорогой Оливер, — сдерживая слезы, перебила его Кэтлин. — Мы с дядей должны как можно скорее покинуть ваш дом.

— На это может потребоваться несколько дней, — предупредила леди Норкрофт.

— До отъезда я побуду у себя в комнате, — сказала Кэтлин и направилась к дверям.

— Дорогая, не уходите, — остановил ее Оливер. Он подошел, положил руки ей на плечи, заглянул в глаза. О, как ему хотелось прижать ее к себе, сказать, что все будет хорошо! — Я не верю, что моя жизнь в опасности, Кейт, но даже если это так, то мне все равно. Лучше прожить короткую жизнь рядом с вами, чем долгую без вас.

— А я не хочу вас потерять и потом до конца своих дней винить себя в вашей смерти! — Она стряхнула с плеч его руки и вышла.

В комнате повисло тягостное молчание.

— Позвольте пригласить вашу матушку поехать с нами, лорд Норкрофт, — выдержав паузу, обратился к Оливеру Дамливи.

— О, я с радостью съезжу в Шотландию, — встрепенулась графиня. — Я там еще ни разу не была. Это будет чудесное приключение!

— Но не с визитом, а в качестве моей жены, — уточнил шотландец.

— Нет, — без колебаний отказал Оливер.

— Господи, хоть кто-нибудь в этом доме знает, как делают предложение руки и сердца? — всплеснула руками леди Норкрофт.

Усмехнувшись, Дамливи встал на одно колено и взял руки графини в свои.

— Дорогая Эдвина, — произнес он с пафосом, — вы затронули потаенные струны моей души, которые, казалось, уже умолкли навсегда. Я хотел бы провести остаток своих дней с вами, наслаждаясь жизнью и приключениями.

— Я против, — сердито посмотрел на него Оливер. — Вы же едва знакомы!

— Лорд Дамливи делает предложение мне, а не тебе, сын мой, — осадила его графиня.

— Я обещал отцу заботиться о тебе!

— А я обещала твоему отцу позаботиться о тебе. Мы оба наилучшим образом выполнили свое обещание, и теперь пришло время мне самой решать свою судьбу. Может быть, мое желание эгоистично — прости, если так.

Граф смотрел на мать и не понимал, как он мог не заметить происшедшую с ней перемену — с появлением шотландца она стала просто светиться от счастья. Раньше такого не было, хотя она никогда не выглядела удрученной. Занятый своими переживаниями, Оливер проглядел очень важное событие в жизни матери.

— Что ты, мама, нисколько не эгоистично, — улыбнулся он, радуясь за мать. — Я одобряю ваше решение, Дамливи.

— Не припоминаю, чтобы просил вас об этом, молодой человек, — сказал Дамливи. — Эдвина, вы не ответили на мой вопрос.

— Разве? А мне казалось, что ответила, — сияя счастливой улыбкой, заметила леди Норкрофт. — Я с радостью принимаю ваше предложение, чтобы разделить с вами все — и жизнь, и приключения, и магические ритуалы.

— Теперь я могу подняться? — спросил он, улыбаясь.

— Конечно, дражайший Малькольм! — со смехом разрешила графиня.

— Один вопрос решен. — Шотландец встал с колена и посмотрел на Оливера. — Что вы решили насчет Кэтлин?

У графа сжалось сердце.

— Пока ничего. Но я не сдамся без боя, — ответил он. — По-видимому, ее бесполезно убеждать, что проклятия не существует.

— Бедная девочка, она всегда отличалась здравомыслием, — вздохнул Дамливи, усаживаясь на стул. — Но после безвременной смерти мужа и троих поклонников даже самая здравомыслящая женщина на свете поверит в висящее над ее головой проклятие.

— А вы верите в наше родовое проклятие?

— Я не знаю, существует ли оно, — философски заметил Дамливи, — но у меня нет доказательств обратного.

— Мне кажется, сейчас имеет значение только то, насколько в него верит Кэтлин. Честно говоря, я бы предпочла, чтобы ты не женился на ней, если этот брак угрожает тебе гибелью, — сказала графиня, наливая и подавая мужчинам виски.

— Никакой угрозы нет, мама, — убежденно произнес Оливер. — Но единственный способ это доказать — жениться на ней и остаться в живых.

— Риск все-таки есть, — предостерег шотландец.

— Но игра стоит свеч, Дамливи, — возразил Оливер.

— Вы уже можете называть меня «отец», — улыбнулся тот.

— И не подумаю.

— Тогда Малькольм.

— Пойду посмотрю, как Кэтлин, — решила графиня. — А ты, сынок, срочно переоденься в сухое, не то, не дай Бог, простудишься и умрешь, а бедная девочка будет всю жизнь себя в этом винить.

Она перевела полный любви взгляд на Дамливи и добавила:

— Надеюсь, вы оба придумаете какой-нибудь способ покончить с этим кошмаром. Я не могу чувствовать себя счастливой, если мои родные в беде.

— Я сделаю все, чтобы вы были счастливы, дорогая. — Малькольм схватил ее руку и поцеловал. Графиня улыбнулась ему так, как улыбаются только очень близким людям, и вышла.

— Кстати, о ваших отношениях с мамой, — начал Оливер, когда за ней закрылась дверь.

— Это не твое дело, парень.

— Я уже давно не парень.

— Тогда сам должен понимать, — буркнул Дамливи и отхлебнул из стакана.

Оливер хотел ответить, но вместо этого тоже сделал изрядный глоток виски и попросил:

— Расскажите мне о проклятии.

Малькольм пожал плечами:

— Рассказывать особо нечего. Пять веков назад два враждующих семейства попытались покончить с кровавыми распрями, поженив своих отпрысков. Свадьба расстроилась, оба рода были прокляты.

— Если бы наши семьи за это время породнились, то проклятие бы исчезло?

— Наверное.

— Как узнать, что проклятие снято?

— Должно явиться знамение.

— Какое?

— Это скрыто в тумане времени, — с усмешкой заметил Дамливи и одним глотком допил оставшееся в стакане виски.

Оливер услужливо подлил ему еще.

— Мама рассказывала, что вы помогали ей с какими-то старыми бумагами на чердаке, касающимися проклятия. Вы с ней все просмотрели?

— Что ты, там целые сундуки этих бумаг, некоторые очень старые. Нам с Эдвиной удалось просмотреть только малую часть, потому что мы… часто отвлекались. Она такая очаровательная женщина…

— Мне совсем не обязательно это слышать. — Оливер тоже допил свой стакан. — Значит, мы можем найти в этих бумагах сведения о знамении?

— Полагаю, да.

— Если найдем, то попробуем сделать так, чтобы оно появилось, если, конечно, речь пойдет не о затмении или еще каких-нибудь небесных явлениях. Тогда можно будет убедить Кейт, что проклятие снято благодаря ее готовности выйти за меня. Нет, лучше так: благодаря ее жертвенному решению отказаться от меня ради моего спасения.

— Может сработать, — кивнул Малькольм, вновь прикладываясь к стакану. — А если мы ничего не найдем?

— Тогда сами придумаем какое-нибудь знамение. Я попрошу Холлингера не торопиться с ремонтом моста, и у нас будет в запасе целых три дня.

— То есть ты хочешь обмануть мою племянницу? — прищурился Дамливи.

— Именно так.

— Великолепная идея, — хихикнул Дамливи. — Даже я не смог бы придумать лучше.

— Спасибо за комплимент. — Оливер поднялся со своего места. — Значит, на чердак?

Согласно кивнув, Дамливи последовал его примеру.

— Ответь мне на один вопрос, парень, — попросил он, — ты не боишься ошибиться? Если моя племянница права, то проклятие убьет тебя в течение года.

— Я не соврал, Малькольм, когда сказал, что предпочитаю один год с ней целой жизни без нее, — глядя ему в глаза, твердо произнес Оливер.

Несколько мгновений они смотрели друг на друга, потом Дамливи одобрительно кивнул.

— Ты хороший человек, — заметил он. — Признаться, я даже не ожидал. Так что хоть ты и не просил у меня разрешения жениться на Кэтлин, я тебе его даю. Заслужил.

— Спасибо.

— А теперь на чердак.

И он направился к двери, прихватив недопитый стакан.

Оливер пошел следом. Его план был действительно великолепен, лучше не придумаешь. И главное, он мог сработать.

Глава 21

Кэтлин еще никогда не доводилось столько плакать и чувствовать себя такой несчастной, как в эти дни у Норкрофтов. Горе сломило молодую шотландку, прежде гордившуюся своим сильным характером и благоразумием, превратило в печальную, с опухшими от слез глазами затворницу, лишь отдаленно напоминающую жизнерадостную леди Кэтлин Макдэвид. И сознание собственной слабости заставляло ее страдать еще больше.

Очередной день тянулся очень медленно. Свернувшись калачиком на диване у себя в комнате, Кэтлин задумчиво перебирала четыре монеты, которые Оливер когда-то вложил в ее руку, и смотрела в окно на пасмурный пейзаж, так гармонировавший с ее настроением. На мосту, видневшемся в отдалении, стучали топорами несколько рабочих, но дело у них, похоже, не очень спорилось. Впрочем, с такого расстояния рассмотреть что-либо было трудно. Кэтлин хотела уехать как можно скорее, чтобы больше не встречаться с Оливером. Пока же она просто не выходила из своей комнаты. Но сколько можно сидеть в добровольном заточении? Так недолго и с ума сойти…

Увы, у бедной женщины не было выбора. Она боялась, что, увидев Оливера, услышав его смех, почувствовав сладостное прикосновение его губ, она не сможет уехать, и тогда проклятие сделает свое дело. Разве могла она обрекать на смерть Оливера, которого любила так сильно, так страстно, как уже не сможет полюбить никого? А все Ханна со своим планом, будь она неладна. Если бы Кэтлин не потеряла память, она бы постаралась оградить свое сердце от этого всепоглощающего чувства.

Как несправедливо с ней обошлась судьба… Она приехала в Англию, готовая выйти замуж за человека, которого не знала и не любила, ради того, чтобы покончить с родовым проклятием, спасти обе семьи от гибели, а теперь ей приходится жертвовать собственным счастьем ради того, которого так неразумно полюбила.

Впрочем, надо признать, что Кэтлин отказалась от брака с Оливером в какой-то степени и ради себя тоже. Она очень тяжело пережила гибель Кеннета, а ведь тогда она была намного моложе, сильнее и ничего не знала о проклятии. Несмотря на горе, она знала, что у нее впереди вся жизнь. А гибель Оливера может стать ударом, от которого ей уже никогда не оправится. Так не лучше ли расстаться с любимым, зная, что его жизни ничего не угрожает?

Кэтлин тяжело вздохнула. Она вернется в замок Дамливи, чтобы жить там с бабушкой, Малькольмом и Ханной, пока они один за другим не отойдут в мир иной. Тогда она останется одна, совсем одна, без мужа, без детей, без единой родной души и будет доживать свои дни, утешаясь единственной радостью — изучением Древнего Рима, пока не умрет, такая же древняя и позабытая, как любимый город.

А как сложится жизнь Оливера? Хоть он и не верит в предание о проклятии, наложенном на его род, оно наверняка заронило в его душу сомнение, поэтому он никогда не решится жениться, чтобы не подвергать ни в чем не повинную жену опасности. Он тоже закончит свои дни в одиночестве.

Кэтлин поежилась. Как долго, мучительно долго тянется время, когда вздрагиваешь от скрипа половиц в коридоре, боясь и одновременно надеясь, что это Оливер идет, чтобы в последний раз попытаться переубедить ее или заняться любовью…

В дверь постучали. Решив, что принесли обед, Кэтлин положила монеты в карман и пошла открывать. У нее совсем не было аппетита, к завтраку она даже не притронулась, но нельзя же держать слугу за дверью…

— Добрый день, Кэтлин, — бодро поздоровалась леди Норкрофт, входя в комнату. За ней следовала горничная, державшая в руках поднос. — Элен, поставьте обед на стол и заберите оттуда завтрак, — распорядилась графиня и с упреком посмотрела на добровольную узницу: — Надо есть, милая, иначе у вас не будет сил.

— Спасибо, но мне совершенно не хочется есть.

— Похоже на то, — вздохнула леди Норкрофт. Подождав, пока горничная соберет со стола ненужные тарелки и выйдет, она добавила: — Нам нужно поговорить.

— Опять? — спросила Кэтлин со слабой улыбкой. Накануне мать Оливера, тоже придя поговорить, по-матерински обняла ее, и она вдруг разрыдалась у нее на груди. — Прошу прощения за вчерашнее, обычно я умею держать себя в руках.

— Дитя мое, вчера вам было просто необходимо выплакаться. Надеюсь, сегодня вам лучше? Хотя, — графиня окинула Кэтлин критическим взглядом, — выглядите вы просто ужасно.

— Спасибо, — засмеялась Кэтлин, — но и чувствую я себя так же.

— Это все из-за сильного потрясения. Садитесь и поешьте. Имейте в виду, я не уйду, пока вы не подкрепитесь.

— Выглядит очень аппетитно, — заметила Кэтлин, оглядев тарелки с холодной отварной телятиной и сыром, корзиночку с хлебом, небольшое блюдо фруктов и конфеты. — Пожалуй, мне и впрямь не мешает подкрепиться.

Она уселась за стол, леди Норкрофт устроилась рядом.

Кэтлин начала с фруктового пирожного, оказавшегося столь же восхитительным на вкус, как и на вид. После первого же кусочка у нее проснулся аппетит, и несколько минут она молча ела. Утолив первый голод, она откинулась на спинку стула и посмотрела на графиню:

— Если вы пришли, чтобы убедить меня изменить решение, миледи, то должна предупредить, что я этого не сделаю.

— Разумеется, — согласилась графиня, — ведь вы не из тех легкомысленных женщин, у которых семь пятниц на неделе. Поэтому я не собираюсь вас переубеждать, просто хочу извиниться перед вами.

— Неужели? — спросила Кэтлин, беря из хлебной корзинки свежеиспеченную булочку. Сверху она покрыла ее толстым слоем густых жирных сливок, потом земляничным джемом и с наслаждением принялась есть. — Господи, как вкусно!

— У нас отличная кухарка, дорогая. Так вот…

— Вы должны непременно попробовать, ваше сиятельство, булочки просто божественные.

— Кэтлин, вы меня не слушаете.

— Нет, что вы, слушаю. Продолжайте, пожалуйста. — И Кэтлин, взяв следующую булочку, сделала приглашающий жест.

— Так вот, дорогая, я хочу извиниться перед вами за то, что слишком многого от вас ожидала, — наконец договорила графиня.

— Что? — опешила Кэтлин.

— Я считала вас сильной, умной женщиной, которая так легко не сдастся, и, похоже, ошибалась.

— Я боролась! — с негодованием отвергла обвинение Кэтлин.

— Но вы использовали далеко не все имеющиеся у нас возможности.

— Нет никаких возможностей.

— Потому что вы просто бежите от проблемы, не пытаясь ее решить.

— Я не бегу, я спасаю Оливеру жизнь!

— Как его мать, я хорошо вас понимаю, — сменила тон леди Норкрофт. — Я тоже не хочу, чтобы Оливер стал жертвой проклятия, родового или какого-то другого.

— Увы, выхода нет, — печально покачала головой Кэтлин. — Мы не в силах ничего изменить.

— А вот я с вами не согласна, — неожиданно заявила графиня. — Чтобы найти выход, надо побольше узнать об этой загадочной истории, и если ее детали скрыты туманом времени, то мы должны сами их разыскать!

Она встала из-за стола, подошла к двери и распахнула ее — лакей внес внутрь большой сундук, поставил его на пол и с поклоном удалился.

— Сражение еще не закончено, дорогая, и вы можете принять в нем участие, если хотите, — ободряюще заметила графиня.

— Что в нем? — кивнула на сундук Кэтлин.

— Те самые тайны времени, милочка.

— Простите, не понимаю.

— Все просто: это один из тех сундуков со старинными бумагами, которые находятся на чердаке, — объяснила леди Норкрофт, открывая сундук.

Кэтлин с интересом оглядела его содержимое — перевязанные шпагатом пыльные пачки документов, стопки писем, какие-то амбарные книги, рукописные журналы, дневники.

— В этом сундуке вы нашли упоминание о проклятии? — спросила она.

— Нет, в другом, — пояснила графиня. — На чердаке их не меньше полудюжины. К сожалению, родственники моего мужа, которые в ведении хозяйственных дел были всегда весьма аккуратными, не взяли на себя труд разобрать этот архив. В одной пачке нам с Малькольмом попались относительно свежие документы и те, что были написаны много веков назад. Эти документы лежали вместе. Увы, мы разобрали лишь малую их часть, потому что… немного отвлекались, — бросила она лукавый взгляд на собеседницу. — Ваш дядя — само обаяние.

— Так говорят, — пробормотала Кэтлин. Сундук ее явно заинтересовал. — Думаете, здесь есть что-нибудь о проклятии?

— Не исключено, поэтому взглянуть стоит. Малькольм и Оливер тоже так думают. Еще они говорили о каком-то знамении. Оба со вчерашнего дня роются в сундуках.

— Неужели?

— Оливер не собирается сдаваться, потому что любит вас.

— А вдруг в сундуке нет того, что нам нужно?

— На чердаке полно других. Хватит разговоров, дорогая, займитесь делом.

— Но я не могу…

— Надежда умирает последней, дитя мое, — смягчилась графиня. — Вот вы чего хотите от жизни?

Чего хотела Кэтлин? Конечно, счастья — детей, долгой безоблачной жизни с любимым.

— Оливера! — выпалила она.

— За него стоит бороться, как вы считаете?

— Еще бы! — Кэтлин решительно расправила плечи.

Леди Норкрофт права — она, Кэтлин Макдэвид, привыкшая добиваться своего во всем и всегда, будь то стрельба из лука, научные изыскания или что-то другое, на сей раз слишком легко сдалась. А за свое счастье надо бороться.

— В таком случае приступайте к работе. Мне надо готовиться к свадьбе.

— Не рано ли, миледи? — удивилась Кэтлин.

— Речь идет не о вашей свадьбе, милочка, — улыбнулась графиня. — Кстати, теперь вы уже можете называть меня тетей Эдвиной.

Кэтлин ахнула:

— Вы выходите замуж за дядю Малькольма?

— И еду с ним в Шотландию! — просияла леди Норкрофт. — Вот уж не думала, что мне снова доведется идти под венец. Так что, дитя мое, работайте и помните — для прекращения борьбы есть только один повод — безоговорочная победа.

Она вышла, а Кэтлин сосредоточила свое внимание на сундуке. Вряд ли в нем есть что-то важное, но все же… Впервые после разговора в гостиной в ее душе зажегся лучик надежды. Может быть, разборка бумаг из старого сундука станет самым важным научным изысканием в ее жизни.

Выбрав для начала обвязанную ленточкой пачку писем, она взяла тарелку с булочками и села за письменный стол. Он не очень подходил для этих целей, но Кэтлин, решив, что пока сойдет и так, принялась разбирать и читать письма. Вскоре она с головой погрузилась в перипетии долгой истории рода Норкрофтов. Работу затрудняло лишь то, что письма были сложены кое-как, не в хронологическом порядке, однако Кэтлин находила в этом особую прелесть.

Она корпела над пожелтевшими, рассыпавшимися от старости документами уже третий день, разобрав в общей сложности четыре сундука, но упоминаний о проклятии все не попадалось. Кэтлин не сдавалась, хотя уже была близка к отчаянию. Единственное, что радовало, — наконец выглянуло солнце. Листая хрупкие страницы старинного дневника, она подумала, что, когда мост отремонтируют, ей придется уехать, даже если она ничего не найдет.

Ее взгляд наткнулся на цифру 1632, она прочла датированную этим годом запись, потом перечитала один раз, второй, и у нее радостно екнуло сердце. Победа!..

Глава 22

Стараясь не бежать, Кэтлин нашла дворецкого.

— Холлингер, где лорд Норкрофт? — спросила она, с трудом сдерживая радость.

— Я потерял его из виду, миледи, — ответил тот. — А леди Норкрофт в малой гостиной, но…

— Отлично! — одарив его своей самой лучезарной улыбкой, Кэтлин поспешила прочь и через несколько мгновений с криком: — Тетя Эдвина, победа! — ворвалась в малую гостиную. Однако в следующую минуту она изумленно замолчала: в гостиной как ни в чем не бывало сидела оставленная в Шотландии бабушка Дамливи…

— Добрый день, дитя мое, — поздоровалась она. Высокая, статная, величавая, она производила впечатление аристократки до мозга костей. — Похоже, ты не ожидала меня увидеть.

— Еще бы!

— Малькольм сообщил, что не нашел тебя в Лондоне, и я решила, что тебе может понадобиться наша помощь.

— Что значит «наша»?

— Здравствуй, Кэтлин, — произнес знакомый голос.

Она повернулась — у окна стояла Ханна.

— Ты хоть представляешь, что ты наделала? — шагнула к ней племянница.

— Полагаю, да. Я превратила твою практичную, излишне рассудочную натуру в…

— В полный ноль! Ты стерла мои воспоминания, украла мою жизнь — вот что ты натворила!

— Вздор, — пожала плечами Ханна. — Я просто попыталась сделать так, чтобы ты поступала по велению сердца, а не рассудка.

— Но это же ужасно! — возмутилась Кэтлин. — И ты даже ни капельки не раскаиваешься в содеянном?

— Прежде всего я не знала, что у меня получится, да еще так хорошо. Что до раскаяния, то его действительно нет. Напротив, я горжусь собой.

— Гордишься? — гневно воскликнула Кэтлин. — Бабушка, ты хоть знаешь, что она натворила? — повернулась она к старшей родственнице.

— Мы здесь уже добрые полчаса, — ответила та, — и леди Норкрофт нам все рассказала. Она только что вышла, чтобы привести Малькольма. — Бабушка усмехнулась. — Их взаимная симпатия — неожиданный, но приятный поворот, не правда ли? Кажется, твое пребывание здесь прошло весьма увлекательно.

— Увлекательно? — чуть не задохнулась от негодования Кэтлин.

— Если ты будешь все время повторять за нами как попугай, то мы не придем ни к чему путному, — наставительно заметила тетушка.

— Ты Ханну даже не отругаешь, бабушка? Тогда я прямо сейчас задушу ее своими руками!

— Легко сказать — отругай. Ханна же не ребенок, — пожала плечами графиня Дамливи. — Но если тебе станет от этого легче… — Она посмотрела на дочь. — Ханна, то, что ты сделала с племянницей, просто аморально. Кстати, а как ты это сделала?

— Бабушка, что ты говоришь! — вскрикнула Кэтлин.

— Ты, конечно, права, дитя мое, Ханна поступила низко, но меня очень обрадовал сам факт, что наше заклинание подействовало, ведь это произошло впервые на моей памяти. Как говорил Шекспир, все хорошо, что хорошо кончается.

— О хорошем конце и речи нет, — покачала головой Кэтлин. — Постой, леди Норкрофт действительно рассказала тебе все?

— По крайней мере все самое интересное, — вставила Ханна.

— Но… — Кэтлин вдруг осеклась. Если бабушка знает о ее разрыве с Оливером (леди Норкрофт наверняка не упустила ни одной детали этого важного события), то почему она не выглядит огорченной? Не может же она знать о том, что Кэтлин только что обнаружила в старинном дневнике?

— Нам надо поговорить, дитя мое, — невозмутимо произнесла бабушка, — очень подробно обо всем поговорить.

— Да, надо.

— Пойдем в сад? — предложила графиня Дамливи. — День выдался чудесный, осенью это редкость. Кто знает, сколько еще продержится хорошая погода.

— Прекрасная мысль, — согласилась внучка.

Через несколько минут они уже прохаживались под зонтиками от солнца по главной аллее, с обеих сторон обрамленной высокой живой изгородью.

— Ну так о чем ты хочешь меня спросить? — начала бабушка.

— Откуда ты знаешь, что я хочу тебя о чем-то спросить?

— Не забывай, дорогая, я тебя вырастила, — усмехнулась графиня. — Мне ли не знать, когда тебя что-то беспокоит?

— Это касается проклятия. Ты в него веришь?

— Ты же знаешь.

— И все-таки?

— Не верить было бы глупо, — ответила бабушка. — Жизнь полна трагических событий — кого-то задавили упавшие бочонки, кто-то свалился с крыши, кто-то утонул в ручье, где воробью по колено. Любимые часто уходят из жизни до срока, и людям легче смириться с потерей, объясняя ее какой-нибудь серьезной причиной — например, такой пугающей, как родовое проклятие, — нежели простым стечением обстоятельств. — Она помолчала и добавила: — Во всяком случае, мне легче.

— Ты имеешь в виду…

— Не важно, — не дала ей закончить графиня и сложила свой зонтик. — Так что ты хочешь знать?

— Я просматривала бумаги из семейного архива Оливера и нашла очень интересную запись в одном старинном дневнике, — сказала Кэтлин, не сводя с бабушки пристального взгляда.

— Она касается проклятия?

— Не совсем. Согласно этой записи, в 1632 году незаконный сын одного из Лейтонов женился на овдовевшей дочери Армстронга. Как по-твоему, мог этот брак снять проклятие?

— Видишь ли, поскольку жених был внебрачным сыном, а невеста — вдовой, у них были другие фамилии. Не исключено, что проклятие могло их пощадить.

— Так ты об этом знала, да?

— Не могу сказать, дорогая, — с глубоким мелодраматическим вздохом пробормотала графиня. — Годы идут, я старею, память подводит…

— Память у тебя яснее не бывает, ум остер как бритва. Если ты и впрямь знала…

— Не могу ни подтвердить, ни опровергнуть.

— Неужели ты внушила мне веру в проклятие только для того, чтобы заставить выйти за человека, которого ты считаешь подходящей парой?

— Парой, составленной пятьсот лет назад… — многозначительно заметила леди Дамливи.

— Хватит, бабушка, больше никогда так не говори!

— Как я поняла, Оливер называет тебя Кейт, и ты ему это позволяешь, — с довольным видом заметила графиня.

— Какая разница? — махнула рукой Кэтлин.

— Не скажи. В девять лет ты попросила больше не называть тебя Кейт, и с тех пор никому, кроме мужа, не позволяла обращаться к тебе иначе, как Кэтлин, — ухмыльнулась леди Дамливи. — Видишь, вы с Оливером действительно пара, причем составленная давным-давно…

— Я вижу в этом только заговор против меня, давным-давно составленный тобой!

— Что делать, — пожала плечами бабушка, — ради тех, кого любишь, приходится идти на все.

— Не понимаю…

— Тебе и не надо ничего понимать. — Графиня остановилась и посмотрела внучке в глаза. — Давай решим так: родовое проклятие существовало, но теперь его, возможно, уже нет.

— Возможно?

— Я имею в виду, что свадьба, о которой ты говорила, могла снять проклятие, если ты, конечно, не ошибаешься, считая, что для этого необходимо проявить самоотверженность, готовность пойти на жертву. Останься же проклятие в силе, его наверняка победила бы твоя готовность пожертвовать ради Оливера не только будущим обеих семей, но и собственной любовью.

— Ты действительно так думаешь?

— Да, — уверенно кивнула леди Дамливи. — Иначе говоря, если для освобождения от проклятия нужен только брак между представителями обеих семей, как мы думали изначально, то оно давно уже в прошлом, и ты можешь спокойно выходить за Оливера. Если же считать, что твои опасения небеспочвенны, то проклятию положила конец твоя жертвенность, и ты опять же можешь стать женой Оливера.

— Но мы ничего не знаем наверняка.

— Милая, — в голосе графини слышалась досада, — несмотря на все недостатки моего воспитания, ты выросла рассудительной, умной, практичной, совсем как твоя мать. Я тобой горжусь. — Она приподняла лицо Кэтлин за подбородок и заглянула в глаза, совсем как в детстве. — Дитя мое, жизнь не дает нам никаких гарантий, только в любви и надежде находим мы поддержку. — И вновь открыв зонтик, добавила: — Конечно, было бы лучше получить знамение, что проклятия больше нет.

— Что за знамение? — встрепенулась Кэтлин.

— Не знаю, трудно сказать. Знамение может быть каким угодно, но мы наверняка поймем, что это оно, когда увидим.

Впереди показался просвет, и женщины вышли на пересечение двух аллей. Графиня огляделась.

— Посмотри-ка туда, — сложила она зонтик и указала им в конец боковой аллеи, уходившей в правую часть сада. — Вот оно, знамение!

Кэтлин повернула голову — клумбы, на которых еще несколько дней назад увядали последние летние цветы, теперь горели на солнце ярким весенним разноцветьем. Она подумала, что недавно уже его видела.

— Весенние цветы распустились в преддверии осени, — восхищенно заметила бабушка. — Это ли не знак свыше, дорогая?

— Их всего-навсего принесли из теплицы, бабушка.

— Дорогая, знак знаку рознь. Некоторые посылаются нам свыше, чтобы поведать о конце родового проклятия, другие оставляют мужчины для женщин, которых любят. На твоем месте я бы считала, что этот знак — то и другое.

Графиня Дамливи ободряюще улыбнулась и добавила:

— Иди, Оливер, наверное, уже тебя заждался.

— Вы действительно думаете, что он в безопасности? — нерешительно спросила Кэтлин.

— Да. Иди же!

С гулко бьющимся сердцем Кэтлин поспешила к цветнику. Беспорядочно посаженные нарциссы, тюльпаны, анемоны, гиацинты, карликовые яблоньки и вишенки цвели и благоухали так, словно вопреки законам природы в сад и впрямь чудесным образом вернулась чарующая весенняя пора. Там красовался даже покрытый роскошными цветами рододендрон — вероятно, ради этого весеннего буйства графская теплица была вконец опустошена.

Над разноцветьем маячила знакомая высокая фигура — не замечая Кэтлин, Оливер озабоченно осматривал все это великолепие, будто раздумывал, не дополнить ли его чем-нибудь еще.

— Оливер, — позвала она. Не сказать ли ему, что она знает, откуда взялись цветы?

Его лицо светилось радостью, и это тоже было похоже на чудо.

— Кейт! Вы только взгляните, какая красота! — воскликнул граф.

— Да, очень красиво, — ответила она, пряча улыбку.

— Где это видано, чтобы первоцветы распускались в это время года? — продолжал удивляться граф с такой искренностью, что Кэтлин мысленно восхитилась его талантом к лицедейству. — Это настоящее…

— Чудо? — перебила она.

— Да, чудо тоже, но я хотел сказать — знамение.

— Вот как? И что же оно означает? — с невинным видом спросила Кэтлин. — Что мы одним махом перенесемся из осени в весну?

— Вовсе нет, — осторожно подбирая слова, возразил Оливер. — На мой взгляд, это знак того, что действие проклятия закончилось.

— Почему вы так решили?

— Видите ли, мы с Малькольмом нашли упоминания о проклятии в некоторых старинных документах, где говорилось о знамении, которое будет означать его конец, — с серьезным видом сказал Оливер. — Я думаю, что вновь распустившийся цветник и есть такой знак.

— По-моему, у этого явления нет другого разумного объяснения.

— Нет, — согласился Оливер. — Ничего другого просто не приходит в голову.

Их взгляды встретились.

— Это означает, что проклятие снято, — продолжала Кэтлин.

— И теперь ничто не может помешать нам пожениться, — добавил Оливер.

— Ничто, — как эхо отозвалась Кэтлин. Выражение облегчения на его лице сменилось безграничной радостью, и он заключил любимую в объятия.

— Вы уверены? — взволнованно пробормотал он.

— Абсолютно! — ответила она, не сводя с него восторженных глаз.

На его губах заиграла счастливая улыбка.

— Я люблю вас, Кейт, — проговорил он.

— И я вас, Оливер.

— И буду любить до самого последнего дня нашей долгой счастливой жизни, — продолжал он с таким обожанием в синих глазах, что от счастья у Кэтлин чуть не разорвалось сердце. — Мне кажется, я полюбил вас в ту секунду, когда впервые увидел, — вы без сознания лежали на диване.

Кэтлин рассмеялась.

— А я, — сказала она, — полюбила вас в тот момент, когда выдали четыре шиллинга закутанной в поношенный плащ женщине, решив, что она в них больше нуждается. Вы даже пожелали, чтобы они принесли ей больше удачи, чем вам.

— Откуда вы знаете? — прищурился Оливер.

— Мне пора обзавестись новым плащом, — ухмыльнулась она.

— Так это были вы?!

Она кивнула.

— И как, монеты принесли вам удачу?

— Конечно, ведь теперь мы вместе. — Она потянулась к Оливеру и нежно поцеловала его в губы.

И в этот момент Кэтлин всем своим существом ощутила, что проклятие наконец ушло в прошлое, окончательно и бесповоротно. Она даже почувствовала некоторую благодарность за то, что оно привело ее в объятия Оливера, не важно как — стараниями высших сил или бабушки. Она решила, что никогда не расскажет любимому о своих подозрениях по поводу рукотворности знамения.

И еще — такому здравомыслящему, несуеверному человеку, как он, совсем не обязательно рассказывать, что в теплице никогда не выращивали рододендроны.

Эпилог

Весна 1884 года

— Отличный коньяк, — похвалил Уортон, с видом знатока разглядывая напиток в своем бокале. — Не могу поверить, что вы хранили его столько лет.

— А я не могу поверить, что мы за столько лет ни разу не смогли собраться здесь вчетвером, — хмыкнул Кавендиш.

— Когда бы я ни приезжал из Америки, кто-то из вас непременно находился за пределами страны, — заметил Синклер.

— Не хотелось открывать коньяк без вас, друзья, — пояснил Оливер, поднимая бокал. — Пришлось подождать, зато теперь мы сможем вволю наговориться и распить выигранную мной когда-то бутылку.

Они сидели в своем любимом старом клубе. За прошедшие годы он почти не изменился, разве что немного обновилась мебель, поэтому сейчас, когда все четверо, непринужденно переговариваясь, сидели за своим обычным столом, на мгновение могло показаться (если, конечно, не обращать внимания на несколько погрузневшие фигуры и поседевшие волосы), что Оливер только что выиграл то самое знаменитое пари.

— Вдобавок для такого торжественного момента нужен был достойный повод, — продолжил он.

— Думаю, бракосочетание двоих наших детей — вполне достойный повод, — заметил Синклер, — Вот уж чего не ожидал так не ожидал.

— Жизнь полна неожиданностей, друзья, — назидательно произнес Кавендиш, который с годами приобрел некоторую склонность к морализаторству.

— И приключений! — весело добавил Уортон, приветственно подняв свой бокал.

Сами они познали правоту этого умозаключения на собственном опыте — в их жизни хватало всего — и неожиданностей, и приключений. Все четверо друзей добились успеха в коммерческих делах и политике или в том и другом параллельно. Трое англичан сделали отличную карьеру в парламенте. А Синклер стал промышленным магнатом и, обеспечивая рост своего состояния, постоянно заботился и о благосостоянии своих друзей-инвесторов. Что касается личной жизни, то так уж сложилось, что всем довелось познать счастье и горе, невосполнимые потери и великую любовь.

Их жены, несмотря на высокое общественное положение и обремененность домашними обязанностями, тоже добились успеха в жизни. Леди Уортон стала известна на родине и за рубежом как специалист по орхидеям. Леди Кавендиш прославилась как первооткрыватель малой кометы. При этом ее муж никогда не забывал упомянуть, что честь открытия принадлежала бы одной леди Кавендиш, если бы ее не вынудили разделить эту роль со вторым претендентом, имевшим более высокое положение. Миссис Синклер составляла путеводители, которые пользовались большим успехом у путешественников, для чего активно ездила по миру, прихватив с собой супруга.

Кейт же занялась семейными архивами. Ей потребовалось несколько лет на то, чтобы прочесть, изучить и составить каталог содержимого сундуков с чердака Норкрофт-Мэнора и из замка Дамливи. Результатом ее трудов стали два пухлых тома, над третьим она еще продолжала работать. Оливер собирался со временем тоже серьезно заняться этим архивом.

Она никогда не спрашивала у мужа, приложил ли он руку к появлению знамения в саду поместья, но граф подозревал, что она знает правду. Сам же он, при всем своем презрении к суевериям, с облегчением вздыхал, когда проходил очередной год его пребывания на этом свете.

Насколько он знал, никто из домочадцев больше не занимался колдовством. И все же в его жизни присутствовала магия… любви к женщине, которая сделала его жизнь насыщенной и полнокровной.

— Видите тех четверых джентльменов, весело беседующих о чем-то за бутылкой вина? — кивнул на стол в углу комнаты Уортон. — Они вам никого не напоминают?

— Никого, — сказал Кавендиш. — Среди них нет ни одного американца.

Синклер рассмеялся.

— А по-моему, в них есть что-то очень знакомое, — заметил он.

— По нашей традиции положено предложить тост, — вставая, подключился Оливер.

— Прекрасная идея, — похвалил его Уортон и тоже встал. Их примеру последовали и остальные. Уортон поднял бокал. — Предлагаю тост за юных джентльменов за тем столиком. Пусть их дружба всегда будет им опорой и продолжается всю жизнь.

— И пусть судьба пошлет им жен, с которыми они познают настоящее счастье, — чуть подумав, добавил Синклер.

— Дай им Бог терпения, чтобы безропотно принимать испытания, и силы, чтобы сносить удары судьбы, — сказал Кавендиш.

— И еще, — поднял бокал Оливер, — пусть в их жизни не будет места скуке. Я за интересную, нескучную жизнь с приключениями и магией.

1 Пер. Б. Пастернака.

2 Вам некуда идти (фр.).

3 Я не останусь там, где меня не желают видеть, особенно если меня считают лгуньей! (фр.)

4 Поросенок из стада Эпикура

5 Пер. Д. Тимс.

6 Для крайнего зла крайние меры (лат.).

98