Мой дорогой мистер Синклер!

Ваше извинение принято, и больше незачем возвращаться к этой теме. Со своей стороны чувствую необходимость извиниться. Не за свое мнение, а за свое нетерпимое отношение к Вашему. Вы гордитесь достижениями своей страны – это вполне естественно – и с горячностью выражаете свою гордость.

Этой горячностью можно только восхищаться…

Сгорая от желания, они бросились на кровать, сплетя руки и ноги. Раньше Корделия никогда не была так близко к какому-либо мужчине, тем более без одежды. Это было непривычно и одновременно вызывало чувство раскрепощенности. Прежде мужчины целовали ее, и не раз, но ни один мужчина не целовал ее там, где Дэниел уже целовал, и там, где, как она догадывалась, может еще поцеловать.

Сейчас он покрывал поцелуями ее шею, его рука ласкала ей грудь, быть может, излишне требовательно, но тем не менее нежно и приятно. О, в этом Дэниел был очень искусен. Когда Корделия кинулась к нему в объятия, она вовсе не собиралась соблазнять его. У нее не было никакого другого намерения, кроме как заставить Дэниела увидеть, насколько она увлечена Уорреном, но стремление преподать ему урок оказалось ошибкой.

Передвинувшись, чтобы взять в рот ее сосок, Дэниел провел рукой по ее животу, и Корделия затаила дыхание. Если бы она имела представление о том, что соблазнение вызывает такие бесподобные ощущения, она, вероятно, с самого начала задумала бы его. Корделия не могла определить, в какой момент легкий флирт превратился в нечто гораздо более серьезное, в какое мгновение распущенность, которой она никогда не замечала в своем характере, смела все доводы разума. Возможно, переломной точкой стал тот момент, когда Дэниел спросил, не пытается ли она его соблазнить, или когда ее охватило непреодолимое желание и по всему ее телу разлился жар.

Рука Дэниела передвинулась ниже, и Корделии захотелось… всего, и она вполне отдавала себе отчет в том, что означает «все». И если когда-то Корделия могла думать, что это звучит непристойно, то теперь была уверена, что это «все» очень привлекательно. Она не привыкла вести себя распущенно. Рука Дэниела скользнула ей между ног, и Корделия едва не задохнулась, но не имела представления, что делать дальше. Обнаженная, она лежала в постели Дэниела, а он лежал рядом такой же нагой, и его весьма впечатляющий член был нацелен – действительно нацелен, другого слова употребить невозможно – прямо на нее, его язык ласкал ей грудь, а рука просунута между ее ногами. Корделия, по-видимому, делала все просто прекрасно. В конце концов, она собиралась выйти за него замуж, и пусть она понимала, что с точки зрения строгой морали поступает дурно, ей казалось, что нет никакой разницы, возьмет ли он ее невинность этим вечером или когда-то позже. Можно, однако, возразить, что он не столько брал, сколько просто принимал то, что ему давали.

Пальцы Дэниела нашли точку высшего удовольствия у нее между ног, о которой она давно знала. Ее тело содрогнулось, она вцепилась Дэниелу в руку, но не оттолкнула ее – вероятно, она всегда была немного распутной. Корделия раскинула ноги. Ей показалось, что его неторопливые ласки, несомненно, предназначены для ее мучения. Задыхаясь, она выгнулась вверх и крепче прижала к себе руку Дэниела. Его пальцы умело скользили взад-вперед все быстрее и быстрее, и Корделию охватили неведомые прежде ощущения. Она могла только думать, как избавиться от нарастающего внутри ее напряжения и об источнике наслаждения у себя между ног. Ее дыхание превратилось в короткие отрывистые вздохи. Она уже не могла существовать без прикосновений его руки и охватившего ее желания.

Дэниел без предупреждения убрал руку, опустился на колени между ногами Корделии и, прежде чем она успела пожаловаться на отсутствие его руки, медленно вошел в нее. Несмотря на то что она сжалась, Дэниел без труда проскользнул внутрь. Корделия объяснила это годами езды верхом на лошадях, верблюдах и ослах и отметила про себя, что в путешествиях можно почерпнуть много полезного. Некоторое неудобство и странное ощущение наполненности не были неприятными, а когда Дэниел полностью погрузился в нее, Корделия подумала, что это не так больно, как ей рассказывали, совсем не больно, скорее необычно, но не противно. Дэниел медленно отстранился от нее, потом снова скользнул внутрь – нет, определенно, совсем не противно.

Он повторил движение – совсем не противно, а довольно приятно.

Ритм его движений увеличивался, с каждым мгновением становилось все приятнее, и Корделия подняла бедра ему навстречу, чтобы Дэниел глубже вошел в нее. Они двигались вместе в едином нарастающем ритме, словно танцевали примитивный танец, древний, как само время, и первобытный, как звезды. Ее тело трепетало от удовольствия и от растущего стремления к чему-то недосягаемому, неведомому, невообразимо прекрасному. Корделия забыла обо всем на свете и чувствовала лишь жар мужского тела, пульсацию крови у себя в венах и непреодолимое желание внутри, становившееся все сильнее; для нее существовало только ощущение, неповторимое и опьяняющее. Она жаждала облегчения. Дэниел сделал сильный толчок, и ее тело взметнулось вверх по собственной воле. Внезапно чистый восторг потряс Корделию, волны экстаза одна за другой прокатились по ней. Сквозь гул крови в ушах Корделия смутно услышала, как Дэниел тяжело задышал, и почувствовала, как он содрогается на ней. Через мгновение он замер, но продолжал с трудом дышать. Его сердце стучало рядом с ее сердцем. Корделия, лежа в объятиях Дэниела и наполненная им, наслаждалась его теплом. Они одно целое, и на нее снизошло восхитительнейшее чувство удовлетворенности.

Выскользнув из нее, Дэниел перекатился на бок, но продолжал прижимать Корделию к себе. Когда ее дыхание успокоилось, Корделия осознала произошедшее. И что же ей теперь делать?

Конечно, она могла рассказать Дэниелу правду, но ведь он и так уже ее знал. Она не собиралась соблазнять его, а лишь хотела преподать ему определенный урок. Но это был совсем не тот урок, о котором она помышляла. Но даже сейчас, пылая после их занятий любовью, она все же считала, что некое наказание вполне уместно. В эти минуты Корделия, к сожалению, не чувствовала желания делать что-либо другое, кроме как оставаться там, где была, – в объятиях Дэниела.

– Нам есть о чем поговорить, – сказал Дэниел.

– Есть? – Ее голова покоилась у него на груди, и Корделия слышала, как сердце Дэниела бьется в унисон с ее собственным.

– Да, думаю есть.

– О чем бы ты хотел поговорить?

– Не знаю. Пожалуй, сейчас самое подходящее время обсудить египетскую церемонию погребения или ликейские скульптуры.

– По-моему, мы это уже обсуждали, – рассмеялась Корделия.

– Тогда мы, вероятно, могли бы поговорить о будущем, а не о прошлом, хотя часто бывает трудно двигаться вперед, если не разобраться в том, что происходило прежде. – Он немного помолчал. – Сейчас самое подходящее время для секретов, откровений, признаний и тому подобного.

– Признаний? – Корделия отодвинулась от него и, повернувшись на бок, подперла рукой голову. – Ты говоришь о наших грехах?

– О наших грехах и… о другом.

– Наши грехи мы уже знаем, очень хорошо знаем. Эти грехи доставляют удовольствие. По-моему, Господь тоже уже осведомлен о наших грехах, поэтому нам незачем признаваться ему в них. А что касается остального мира, если не возражаешь, я охотно оставила бы наши грехи нам самим.

– Я не говорил о том, чтобы признаваться всему миру. Я имел в виду признание только друг другу, конечно, если есть потребность в чем-либо признаться.

– Значит, ты чувствуешь, что тебе нужно в чем-то признаться? Обнажить душу? Раскрыть все свои секреты?

Она выдавала себя за другую, но ведь и он ее обманывал, знал о ее обмане, и, вполне возможно, знал все время. И почему-то именно это больше всего вызывало у нее досаду.

Корделия чувствовала себя настоящей дурочкой. Нет, Дэниела все же следовало как-то проучить. Корделия намеревалась провести с ним всю свою жизнь, но позволить ему с самого начала взять над ней верх не казалось ей мудрым решением.

Разумеется, если бы он прямо сейчас признался ей во всем, она сделала бы то же самое – с радостью призналась бы и извинилась. Правильно, она предоставит ему такую возможность.

– Что ж, признавайся, – весело объявила она.

– Полагаю, мне на самом деле не в чем признаваться.

– Совсем не в чем? – удивилась она.

– Совершенно, – медленно покачал он головой.

– Как жаль, – беспечно заметила она, хотя в действительности была разочарована. Она не возражала прямо сейчас положить конец всей этой неразберихе. Ей хотелось сказать этому мужчине, что она его любит, что хочет выйти за него замуж и сделать своего отца и всех остальных счастливыми. – Мне нравится слушать секреты других.

– А у тебя есть секреты? В чем ты хотела бы признаться? – спросил Дэниел.

– У меня есть несколько секретов. – Корделия ослепительно улыбнулась ему. Если он собирается продолжать играть в эту игру, она будет делать то же самое и будет играть лучше его. Теперь у нее преимущество. Она села и отодвинулась на край кровати. – Первое, в чем я признаюсь: уже поздно, нужно идти, пока дома не заметили моего отсутствия. – Она окинула взглядом пол в поисках белья и поняла, что вся одежда осталась в гостиной.

Это очень некстати. Ей не хотелось выбираться из постели абсолютно голой, и это казалось странным, потому что Дэниел видел ее обнаженной, прикасался почти ко всем частям ее тела.

– Это не совсем признание, – усмехнулся он.

– Ну что ж, тогда есть еще одно. Я признаюсь, что смущаюсь при мысли, что ты увидишь, как я брожу без одежды, пытаясь найти свои вещи.

Со смехом откинув одеяло, Дэниел встал с кровати и без малейшего стеснения пересек комнату, не испытывая ни капли смущения, – вероятно, таковы американцы. Он выглядел великолепно и, несомненно, сознавал это. Кто он на самом деле? Был ли он добрым, веселым и умным человеком, которого Корделия все больше узнавала и любила? Или высокомерным типом из его писем?

Боже правый, что она натворила?

Внутри у Корделии все сжалось. Прежде ее никогда не захлестывала страсть; правда, прежде она и не испытывала страсти. Она позволила себе поддаться желанию, так как Дэниел тот мужчина, за которого она выйдет замуж. Но все равно это ее не извиняет. Ей не следовало терять голову или сердце – или и то и другое. А теперь она обесчещена Дэниелом. Она сама добровольно и с огромным желанием пошла на это.

Дэниел вернулся с одеждой в руках, успев за это время одеться: положив вещи на кровать, он кивнул в сторону гостиной:

– Хочешь, чтобы я подождал…

– Да, пожалуйста, – с благодарностью ответила Корделия. – Но, возможно, мне потребуется твоя помощь.

– Всегда к твоим услугам.

Быстро натянув белье, застегнув корсет и надев платье, Корделия вышла в гостиную.

– Застегни, пожалуйста, мне то, что ты расстегнул.

– Почту за честь. – Подойдя к ней сзади, Дэниел застегнул ее платье.

Странно, но после всего произошедшего между ними его помощь сейчас казалась Корделии чем-то более интимным, более личным, более… связывающим их вместе. Вероятно, исповедь сейчас оказалась бы полезной для души. Ее душе, несомненно, стало бы легче, если все сказать в открытую. Если посмотреть на эту ситуацию со стороны, то, вероятно, можно сказать, что поскольку она затеяла весь этот маскарад, она и должна положить ему конец. Это нелегко, но что в жизни дается без труда? До этого вечера Корделия боялась, что, открыв Дэниелу правду, обидит его, но теперь, когда она знала о его лжи и знала, что ему известно о ее обмане, это не служило больше препятствием. Что ж, быть может, когда-нибудь они даже посмеются над этим.

– Я должна сделать признание, – начала Корделия, вздохнув поглубже.

– Вот как?

– Я не была полностью честной с тобой.

– Не была честной?

– Я не та, за кого ты меня принимаешь.

Он поцеловал ее в затылок.

– Договаривай до конца.

Но это оказалось труднее, чем думала Корделия. Собрав все свое мужество, она повернулась к нему лицом.

– Я не Сара Палмер. – Вздернув подбородок, она прямо встретила взгляд Дэниела. – Я леди Корделия Баннистер.

– Ты? – Он открыл рот, изобразив крайнее удивление. – Вот это признание!

– И?.. – Корделия ждала от него продолжения.

– Я поражен и ошеломлен. – Дэниел изобразил смятение. Этот мужчина – отвратительный актер, но как ему удавалось так долго притворяться кем-то другим? – Этого я никак не ожидал.

Некоторое время Корделия молча смотрела на него.

– А тебе нечего сказать? – Она призналась. Почему же Дэниел не делает то же самое? Что он теперь задумал?

– Абсолютно нечего. Зачем ты выдавала себя за мисс Палмер?

– Это неправильное решение, ошибка с моей стороны. – «И, очевидно, не единственная».

– Что ж, это еще больше усложняет положение, не правда ли? – Он укоризненно покачал головой.

Он укоряет ее?

– Усложняет? – Она повысила голос. – Да, я бы сказала, это действительно все усложняет. Как и то, что я влюблена в тебя. – И тут Корделию осенило. Она теперь знала, как именно следует проучить Дэниела. – Я люблю тебя… Уоррен.

– Любишь? – Изумление у него на лице стало для Корделии истинным вознаграждением.

– Вне всякого сомнения. Прежде я никогда ничего подобного не чувствовала. И только сегодня утром ты сам сказал то же самое. Ты сказал, я в тебя влюблена. А еще ты сказал, – она придвинулась к Дэниелу и потерлась губами о его губы, – что тоже влюблен в меня.

– Возможно, я и сказал что-то подобное, – пробормотал он.

– Но это неправда? – Корделия во все глаза уставилась на него.

– Нет-нет, это правда.

– Хорошо. – Она заставила себя улыбнуться. – Значит, все будет просто великолепно. Я люблю тебя, ты любишь меня, и после всего этого, – она указала на постель, – я полагаю, что, предлагая поговорить о будущем, ты имел в виду разговор о браке.

– Безусловно, – твердо ответил он. – Я бы никогда не занимался с тобой этим, – он тоже указал на постель, – если бы мои намерения не были абсолютно честными… Относительно честными, – поправил себя Дэниел.

– Я знала, что ты честный и благородный человек, Уоррен. – Она расправила воротник его рубашки. – И именно это я скажу своей семье.

– Что именно? – В глазах Дэниела промелькнуло что-то очень похожее на ужас.

– Я расскажу им, и, думаю, чем раньше, тем лучше. – Корделия смахнула у него с плеча невидимую пылинку. – Ведь не исключены и другие последствия этого вечера.

– Кроме брака?

Корделия снисходительно улыбнулась ему.

– О, конечно, дети, – пробормотал Дэниел.

– Произнося это слово, нужно скрестить пальцы. Я предпочла бы не иметь детей, пока мы не обвенчаемся. Мне не хочется, чтобы сплетники по пальцам подсчитывали месяцы. – Она пожала плечами. – Для моей семьи это и так будет настоящим ударом, хотя этого вполне можно ожидать.

– Чего ожидать?

– Неужели ты забыл? Мне положено выйти замуж за мистера Синклера, чтобы сохранить отцовское дело. – Она преувеличенно тяжело вздохнула. – Полагаю, этого не избежать. Должна сказать, моя мама всегда надеялась, что я удачно выйду замуж за титулованного джентльмена или по крайней мере за очень богатого. Но у тебя великолепная перспектива. Со временем мама тебя примет. Но это все равно не имеет особого значения, потому что мы будем жить в Америке. – Она снова вздохнула. – Ты же не лишишься своего места? Мистер Синклер не рассчитает тебя, нет? Он же не такой мстительный, правда? Хотя он может посчитать, что ты украл у него невесту. На самом деле я бы не вышла замуж за такого высокомерного типа, он мне просто отвратителен.

– Нет, – Дэниел едва заметно улыбнулся, – мое положение вполне стабильно.

– Итак, Уоррен, пожалуйста, проводи меня. Мой экипаж внизу. – Корделия разгладила его рубашку, с трудом удержавшись от желания дать ему пощечину. – Правда, я задержалась немного дольше, чем собиралась, но все же, – она одарила его нежным взглядом, – это был замечательный вечер.

– Замечательный, – эхом откликнулся Дэниел.

Бедняга, у него был такой вид, словно он только что проглотил что-то совершенно отвратительное и его сейчас стошнит. Господи, несварение желудка самое меньшее из всего, что он заслуживал.

Как только Корделия уселась в экипаж, она позволила себе расстаться с улыбкой, которую до того старательно удерживала на липе. Почему Дэниел продолжает этот спектакль? Почему он не сказал ей правду? Она сделала первый, самый трудный, шаг, признавшись во всем. Сейчас они могли бы строить планы на совместное будущее, а вместо этого она чувствовала себя несчастной; он, по всей вероятности, тоже.

Что ж, пусть этот презренный человек думает, что она влюблена в того, за кого он себя выдает, пусть немного поварится в собственном соку и к тому же думает, что она ненавидит настоящего Дэниела Синклера.

В данный момент и то и другое вполне справедливо по отношению к Дэниелу.

– Ну вот, теперь ты знаешь все. Мне нужен совет, возможно, просто свежий взгляд на вещи. – Дэниел ходил взад-вперед по библиотеке Норкрофта. – С Уорреном я не могу поговорить, он с самого начала предрекал несчастье и указывал на огрехи моего плана.

– Я бы сказал, огрехов здесь предостаточно. – Норкрофт протянул Дэниелу стакан виски, когда его друг проходил мимо.

– Кроме того, подозреваю, что Уоррену трудно было бы что-либо сказать из-за смеха.

– Мне и самому трудно, – заметил Норкрофт. – Разумеется, ты не можешь обсуждать это с ее братом.

– По-моему, это не слишком хорошая идея, – поморщился Дэниел.

– Просто одна из многих, – пряча улыбку, отозвался Норкрофт, опершись бедром на библиотечный стол.

– Ты единственный человек, с которым я могу поговорить об этом, – признался Дэниел, глядя на друга.

– Мне страшно повезло. – Норкрофт сделал глоток виски. – Ты рассказал мне все, за исключением одного: почему не сказал ей правду вчера вечером, когда имел такую возможность.

– Не знаю. – Дэниел до сих пор и сам не мог этого понять. – Я начал говорить об этом в музее, но решил, что там не совсем подходящее место. А вчера вечером, когда она призналась мне, у меня появилась такая возможность, но я… я онемел. Я понимал, что должен ей все рассказать, но промолчал. В ту минуту я понимал, что она посчитает меня настоящим подлецом…

– За то, что соблазнил ее, выдавая себя за другого?

– В общем, да. Хотя, – после небольшой паузы добавил Дэниел, – можно сказать, она меня соблазнила.

– Девственницы редко соблазняют мужчин.

– Она это сделала. – Корделия была чрезвычайно настойчивой, потрясающе привлекательной и совершенно неотразимой. Конечно, следовало устоять против ее чар, но он хотел ее – хотел с самого начала, хотя до последнего момента не осознавал этого. Его намерения честные.

– Но что еще хуже, – Норкрофт поднял свой стакан, – ты соблазнил не леди Корделию, а мисс Палмер.

– Но я знал, кто она, – поспешно вставил Дэниел.

– Но она об этом не знала. Она убеждена, что ты до самого последнего момента не знал, кто она на самом деле.

– Боже правый, я об этом даже не подумал.

– Здесь есть над чем задуматься.

– Единственный выход из создавшегося положения – признаться в том, что я знал, кто она. Но это, пожалуй, еще хуже, – покачал головой Дэниел.

– Могу понять стоящую перед тобой дилемму.

– А потом она сказала, что любит меня.

– Кого «тебя»?

– Уоррена. Ради него она готова от всего отказаться. Ради меня. – Дэниел отхлебнул виски. – А я – то есть Дэниел Синклер – ей совсем не нравлюсь.

– Подозреваю, что понравишься еще меньше, когда она узнает правду. – Норкрофт покачал головой. – А правду она узнает. Этой путанице скоро придет конец.

– Если только я всю оставшуюся жизнь не буду притворяться Уорреном Льюисом, – буркнул Дэниел.

– О, это еще одна великолепная идея, хотя и неосуществимая. – Норкрофт на секунду задумался, – Мне кажется, твоя самая большая проблема сейчас – это не столько обман с твоей стороны…

Дэниел удивленно поднял бровь.

– …хотя и он имеет большое значение. Более серьезная проблема в том, что леди Корделия влюбилась не в того, в кого нужно.

– А что, если… – Пока еще не сформировавшаяся, смутная мысль зародилась в подсознании Дэниела. – Что, если она разлюбит этого неподходящего человека и влюбится в того, в кого нужно?

– Неподходящий человек и тот, который нужен, – это один и тот же мужчина?

– Я не сказал, что это будет легко, – возразил Дэниел.

– Нет, легкие решения в далеком прошлом.

– Что, если ей придется узнать что-нибудь ужасное об Уоррене? Что-нибудь такое страшное, что у нее навсегда отпадет желание выходить за него замуж?

– Что? Что он уже женат и у него дюжина детей?

– Замечательно. – Дэниел взглянул на друга.

– Ничего подобного, – рассмеялся Норкрофт.

– Она не захочет иметь ничего общего со мной как с ним, и таким образом, для меня – как для меня – дорога окажется свободной.

– Не забывай, в один прекрасный момент ей придется лично встретиться с тобой. Подозреваю, когда это произойдет, ей все станет ясно.

– Да, но к тому времени она отвергнет Уоррена и будет влюблена в меня. Тогда мы сможем весело посмеяться над этой проделкой.

– Ты что, ненормальный? – Норкрофт уставился на Дэниела.

– Вполне возможно. – Дэниел задумался. – Мы переписываемся. Я могу многое сделать с помощью писем, хотя на это уйдет время.

– Позволь мне еще и еще раз повторить: наступит день, когда тебе придется лично встретиться с ней – тебе как Дэниелу Синклеру.

– Я это знаю, но должен же существовать способ… – И тут ему в голову пришла идея. – А что, если она не будет знать, что это я?

– За кого ты теперь собираешься себя выдать? – Норкрофт недоуменно смотрел на друга.

– Я не собираюсь ни за кого себя выдавать. Просто я не позволю ей увидеть мое лицо.

– И как тебе это удастся? Спрячешься под растущей в горшке пальмой?

– Это было бы глупо, – хмыкнул Дэниел, – кроме того, из этого, вероятно, ничего не вышло бы. – Он некоторое время обдумывал свою идею. – Помнишь костюмированный бал в мае?

– И что? – осторожно поинтересовался Норкрофт.

– Это именно то, что мне нужно, – медленно произнес Дэниел. – Еще один маскарад.

– С маскарадными костюмами?

– Так далеко мы не пойдем. – Правда, это было бы совсем неплохо. – Вполне достаточно масок.

– Тогда тебе необходим бал-маскарад.

– Совершенно верно. – Дэниел победоносно улыбнулся. – Это будет великолепно.

– К сожалению, всегда, когда бал-маскарад нужен, его даже не предвидится.

– Именно здесь ты и пригодишься.

– Я? – изумился Норкрофт. – Я полагал, моя единственная обязанность – внимательно выслушать тебя, возможно, дать ценный совет, поделиться своим опытом. Что-то в таком роде.

– Но это еще лучше.

– Действительно лучше. – Норкрофт прищурился.

– Норкрофт, мне необходимо, чтобы ты дал бал-маскарад.

– О нет! – Норкрофт отрицательно помотал головой. – Я не имею ни малейшего представления, как устраивать бал-маскарад или вообще какой бы то ни было бал.

– Я думал, мы стали друзьями. – Дэниел постарался, чтобы в его голосе прозвучала обида.

– Стали. – Норкрофт возмущенно наморщил лоб. – Мы вместе пьем, вместе играем в карты, вместе заключаем идиотские пари и заботимся, чтобы в конце вечера каждый из нас живым вернулся к себе домой. Не знаю, как принято в Америке, но в Англии именно это называется дружбой – мужской дружбой. Мы не устраиваем друг для друга костюмированных балов.

– Даже в случае крайней необходимости? Чтобы разрешить кризис?

– Нет. – Норкрофт посмотрел прямо на Дэниела. – Кроме всего прочего, даже если бы я согласился это сделать, то понятия не имею, как приступить…

– Да, но твоя матушка все это знает.

– Верно, и находит в этом удовольствие. Но даже мне известно, что такие мероприятия требуют тщательной подготовки. Нужны месяцы и месяцы. А я догадываюсь, что бал необходим тебе как можно скорее.

– Чем дольше тянется этот обман, тем хуже все становится. – Дэниел встретился взглядом с Норкрофтом. – Не забывай, я влюблен в эту женщину, мне необходимо ее приданое, чтобы спасти мои планы и твои инвестиции.

– Это веский довод, – поморщился Норкрофт.

– Хорошо бы завтра – я имею в виду устроить бал, – но подойдет и следующая неделя.

– Это невозможно. – Норкрофт задумался. – А если и возможно, то как, по-твоему, я объясню матери такую спешку?

– Я не знаю. – Дэниел спрятал торжествующую улыбку. – Мне никогда не приходилось оказывать давление на мать, но я полагал, что у тебя по этой части большой опыт. У меня только мачеха, с которой я познакомился совсем недавно. Правда, она по-матерински заботливая. – Дэниел прошелся по библиотеке взад-вперед. Вероятно, Дейзи можно было бы уговорить на нечто подобное. Дэниел должен объяснить ей, для чего это ему нужно, но мать Норкрофта совершенно другой человек. Дэниел резко обернулся к другу. – Думаю, ключевые слова – «крайняя необходимость».

– И что?

– Существуют ли какие-либо благотворительные организации, которые особенно любит твоя мать?

– Дюжины.

– Такие, которые именно сейчас ужасно нуждаются в деньгах.

– Они всегда ужасно нуждаются в деньгах.

– Тогда твоя мать может выступить в роли хозяйки бала-маскарада, чтобы пополнить резервные фонды своего любимого приюта. Прием можно устроить под открытым небом. – Подойдя к окну, Дэниел указал на сад Норкрофта. – С фонарями и всем таким прочим. Мне кажется, вечер в саду не потребует большой подготовки.

– Вероятно, так. – Норкрофт отхлебнул виски. – Это неплохая идея.

– Спасибо, – сдержанно поблагодарил Дэниел. – В трудных ситуациях мне приходят в голову хорошие мысли.

– Слава Богу, – отозвался Норкрофт. – Пожалуй, это можно устроить. Мама всегда любила бросить вызов обществу. Вспомни, как быстро она взяла в свои руки замужество моей кузины.

– Твоя мать может дать бал в пользу любого приюта, который ей нравится, а спонсировать это мероприятие будет… – для большего эффекта Дэниел сделал паузу, – мистер Генри Синклер. И еще там будет выступать известная оперная сопрано.

– Твой отец будет спонсором? – Норкрофт в изумлении посмотрел на друга.

– Он оплатит все и вдобавок сделает крупное пожертвование.

– Я думал, вы с отцом не ладите.

– Мы устранили все разногласия.

– И он это сделает?

– Он подпрыгнет от радости, что может помочь мне. Уже сама по себе моя просьба, наверное, сделает его счастливым. Кроме того, – Дэниел усмехнулся, – твоя мать графиня, и можно держать пари, что в списке гостей будет много лордов и леди и других подобных особ. Отцу это понравится.

– Полагаю, так. Но, – Норкрофт пристально посмотрел на Дэниела, – мне казалось, ты говорил, что он ограничен в средствах.

– Он не может одолжить столько, сколько мне требуется, а бал в сравнении с этим сущая мелочь.

– Полагаю, у тебя на примете есть оперная сопрано?

– Фелис ди Меркурио, моя мачеха. Я познакомился с ней на днях.

– Значит, ты не терял времени, так?

– Именно так, как ни странно.

– Я должен поговорить с матерью. Если мы хотим успеть, приглашения следует разослать не позднее чем завтра. К сожалению, в это время года большинство друзей моей матери уехали из города. С другой стороны, для тех, кто остался в Лондоне, сейчас не так уж много светских развлечений. Думаю, мы соберем приличное количество народа.

– К тому же это благотворительное мероприятие, – добавил Дэниел и допил виски. – Но мне пора идти. Я должен сообщить отцу, что он спонсирует благотворительный бал, и спросить свою новую мать, не согласится ли она выступить.

– Пока мы не зашли со всем этим слишком далеко, позволь мне спросить у тебя кое-что еще.

– Все, что угодно.

– Вчера ты не смог сказать правду леди Корделии, и я понимаю почему. Но почему ты не скажешь ей правду сегодня? Признайся ей во всем. Разве продолжающийся обман не делает все только еще хуже?

– Возможно. Честно говоря, Норкрофт, – Дэниел взглянул другу в глаза, – теперь я боюсь открыть ей правду. Я боюсь ее потерять. Она думает, что влюблена в Уоррена Льюиса, но на самом деле она влюблена в меня. Возможно, я лгал ей, назвавшись другим именем, но я никогда не изображал из себя того, кем не был.

– Это очень тонкая грань.

– Я знаю. – Дэниел старался найти правильные слова. – С ней я всегда был самим собой, несмотря на то что выдавал себя за другого, был тем человеком, в которого она влюбилась. Мне необходимо, чтобы она поняла: я мужчина, которого она любит, и не важно, как она его называет. Я должен завоевать ее сердце как Дэниел Синклер. Но я не смогу этого сделать, если не буду с ней как Дэниел Синклер. А единственный способ – это надеть маску. Еще одну маску.

– Полагаю, ты собираешься на ней жениться?

– Как только она этого захочет.

– И не только из-за денег?

– Как бы мне ни были нужны ее деньги… – Дэниел пожал плечами. – Мне хотелось бы, чтобы мы не впутывали сюда деньги.

– Ты сказал, что любишь ее, хотя это и так очевидно. Только влюбленный может быть таким тупым.

– Спасибо.

– Значит, я буду пить коньяк в одиночку?

– Прости, старина, но мне кажется, нужно быть идиотом, если, найдя единственную в мире женщину, предназначенную для тебя, позволить ей уйти.

– А ты не хочешь быть идиотом.

– Не просто идиотом, – покачал головой Дэниел. – Круглым идиотом, Норкрофт, круглым идиотом.