…лорд Б. был особенно скрытен в последнее время.«Абсолютно правдивые приключения провинциальной мисс в Лондоне»
В поздние часы, когда все в доме давно уже видят сны, его можно найти в библиотеке. Я несколько раз заставала его там, оставаясь незамеченной.
Странное дело наблюдать за человеком, когда он не знает об этом. В лорде Б., когда он уверен в своём одиночестве, есть некая тихая кротость, что противоречит вспыльчивому характеру, который я наблюдала до сих пор. Я, да и общество в целом, не подозревали, сколько всего заключено в этом человеке.
Осознание этого будит странную боль глубоко в моём сердце…
Марианна тихо приоткрыла дверь библиотеки и проскользнула внутрь. Томас сидел за письменным столом и что–то сосредоточенно писал.
У неё больше недели не было возможности поговорить с ним наедине.
Она спускалась в библиотеку в предыдущие ночи, надеясь найти там Томаса, но напрасно. Он либо ложился рано, либо, что более вероятно, уходил куда–нибудь кутить. Он сопровождал их на званый вечер лорда Эттуотера и на раут леди Миллбэнкс, и так далее, почти каждую ночь. Томас сразу исчезал, как только представлял их хозяйке, хотя у Марианны было ощущение, что он никогда не уходил далеко. И не удивительно, учитывая его стремление опекать их.
В любом случае, его присутствие не имело смысла. Джослин всегда была окружена поклонниками. Бекки была почти так же занята. Даже Марианна привлекла неожиданно много внимания. Совсем неплохо для умного «синего чулка» в возрасте, даже если мужчины, которые слетались к ней, были слеплены из одного теста — крайне скучного. Она никогда не считала себя особо тщеславной, но сорт джентльменов, которые искали её внимания, раздражал и унижал. Они только укрепили её решимость не искать себе мужа.
Марианна обнаружила, что ей порядком не хватало Томаса. А ещё ей не хватало его поцелуев. Если это их заявленное перемирие привело к таким результатам, то такого перемирия ей не нужно и в помине. Давно пора взять дело в свои руки — иначе с ней не случится ничего хоть сколько–нибудь интересного, о чём можно было бы написать.
Очередной выпуск «Абсолютно правдивых приключений провинциальной мисс в Лондоне» вышел из печати, и даже стал предметом обсуждения в высшем свете. Слухов и сплетен о том, кто же в действительности лорд Б. и его невинная протеже, было в избытке. Это одновременно и волновало, и пугало Марианну. Она получала удовольствие, слушая обсуждение своих заметок, но не отваживалась думать о последствиях, которые ждут её, если она будет раскрыта.
Марианна глубоко вздохнула и прошла в другой конец комнаты, к шкафчику с бренди. Боковым зрением она увидела, что Томас заметил её приближение, но сделала вид, что не обращает на него внимания. Она открыла шкафчик, выбрала бокал и наполнила его, потом отошла к полкам и начала рассматривать корешки.
— Ищете что–нибудь конкретное?
— В общем нет. — Девушка отпила бренди и продолжила рассматривать тома, стоящие перед ней. — Может, что–нибудь забавное.
— Могу я предложить вам кое–что?
— Нет, спасибо. Я вполне способна сама выбрать книгу. В конце концов, я лучше других знаю свои вкусы и предпочтения. — Она со значением покосилась на него. Мужчина поднялся на ноги. — Прошу вас, не отвлекайтесь, продолжайте заниматься делами. Просто не обращайте на меня внимания. — Марианна приторно улыбнулась. — Кажется, вы научились делать это в совершенстве.
Он неодобрительно взглянул на неё и сел, бормоча что–то себе под нос.
— Вы что–то сказали? — Она подошла поближе.
— Нет, — отрезал Томас.
— Не нужно быть таким угрюмым.
— Я не угрюмый, — произнёс маркиз тоном, который нельзя было назвать иначе, как «угрюмый».
Девушка недоверчиво фыркнула.
— Я не угрюмый. Я просто, — он бросил взгляд на лист бумаги перед ним, — очень занят.
— Чем? — Она наклонилась над столом, пытаясь хоть мельком посмотреть, что же он пишет.
— Ничем, пустяками. — Хелмсли постарался прикрыть страницу руками, защищаясь, как будто был пойман, нарушая закон или делая что–то крайне порочное. Девушку обуяло любопытство.
Она обошла вокруг стола и встала позади Томаса.
— Неправда, это не пустяки, если вы так об этом беспокоитесь.
— Я не беспокоюсь, — сказал маркиз небрежным тоном, но сгорбился, пытаясь прикрыть лежащий перед ним лист бумаги.
— Бросьте, Томас. — Марианна положила свободную руку на его предплечье и наклонилась вперёд. Эффингтон напрягся при её прикосновении. Она удовлетворённо улыбнулась и наклонилась ближе, чтобы прошептать ему в ухо:
— Скажите мне, чем вы занимаетесь. — Для пущего эффекта Марианна куснула его за мочку.
— Чёрт! — Он вскочил на ноги и сделал шаг назад. — Что вы вытворяете?
— Я просто подумала, что раз у нас так долго не было уроков…
— Уроков больше не будет, — прогромыхал он.
Девушка засмеялась.
— Конечно, будут. Сейчас или позже. — Она схватила лист бумаги со стола прежде, чем он успел пошевелиться. — Что это?
— Отдайте мне! — Хелмсли с повелительным видом протянул руку.
Она вручила ему свой бокал с бренди.
— Вы прекрасно знаете, что я просил не бокал. — Томас выпил напиток и со стуком поставил бокал на стол. — А теперь отдайте.
Марианна покачала головой и спрятала лист за спиной.
— Не отдам, пока вы мне не скажете, что это такое.
Он стиснул зубы и подошёл поближе.
— Отдайте сейчас же.
Она отодвинулась и состроила ему глазки.
— А что вы мне за это дадите?
Он прищурился.
— Чего вы хотите?
— Ещё один урок.
— Исключено.
Упрямая скотина.
— Ладно. Тогда, полагаю, достаточно поцелуя.
Маркиз посмотрел на неё так, как будто девушка просила о чём–то, что будет стоить ему жизни или состояния.
— Нет.
Она помахала листком:
— Да.
— Не… — он резко выдохнул. — Если вы настаиваете.
— Я и в самом деле….
Томас схватил её за плечи, привлёк к себе и накрыл её губы своими в решительном и, вне всякого сомнения, слишком коротком поцелуе.
— Вот. Теперь отдайте мне мой листок.
— Нет, не отдам, — сказала Марианна с лёгким придыханием.
— Почему?
Она помедлила, всласть насладившись его раздражённым видом, и постаралась не рассмеяться.
— Я не думаю, что этот поцелуй соответствовал вашим обычным стандартам.
— Марианна, — прорычал он.
— Или моим, если уж на то пошло, — она покачала головой с преувеличенным сожалением. — Нет, я полагаю, вам придётся больше постараться.
На секунду ей показалось, что он это и сделает. Вместо этого мужчина пожал плечами.
— Ладно, читайте эту чёртову вещь, мне наплевать.
Она картинно встряхнула листок и пробежала по нему глазами.
— Ваш почерк почти невозможно разобрать.
— Если вы не можете прочесть… — он попытался схватить листок, но она отодвинулась настолько, чтобы он не смог дотянуться.
— О, я могу это прочесть. — Девушка изучила написанное, потом взглянула на Томаса. — И что же это такое?
— Стихи.
Она сдвинула брови и перечитала написанное им снова.
— Мне так не кажется.
— Это стихи, — проговорил Томас сквозь зубы. — Я написал их. Строки рифмуются.
— Немногие из них, — тихо сказала она.
— Я всё ещё работаю над ними. — Он выхватил страницу из её руки, смял в комок и бросил на стол. — Я знаю, что они не слишком хороши.
— Не слишком хороши?
— Ладно, они совершенно ужасны. И, вероятнее всего, такими и останутся. Я пишу со времён школы, и, кажется, они нисколько не становятся лучше. Это пустая трата времени. Однако, — в блеске его глаз были мрачная решимость и вызов, как если бы он провоцировал её поспорить, — я не особенно об этом беспокоюсь. Я не брошу.
— Неужели? Вы никогда не казались мне человеком, который способен стерпеть поражение в чём бы то ни было. Даже в поэзии. Зачем продолжать?
— Потому что для меня это способ самовыражения, — надменно произнес маркиз.
— О? — Марианна пыталась сдержать улыбку.
— Потому что они не имеют никакого практического применения. — Долгий вздох. — Потому что это труды Томаса Эффингтона, и они не имеют ничего общего с маркизом Хелмсли или будущим герцогом Роксборо. Потому что, даже если это худшее, что когда–либо было написано человеком, я получаю от этого удовольствие.
Марианна задумчиво рассматривала его. Проживи она хоть сто жизней, а не догадалась бы, что Томас Эффингтон пишет стихи, и никогда не заподозрила бы, что он способен тратить время на то, что он не делает великолепно, независимо от того, сколько удовольствия это ему приносит. Это говорило в его пользу. Чего ещё она не знает об этом человеке?
— Тогда вам, конечно, следует продолжать. — Она обошла вокруг стола, села на стул с низкой спинкой и подобрала смятые стихи. — И как давно, говорите, вы пишете стихи?
— Вечно. — Мужчина настороженно следил за ней.
Марианна расправила бумагу и задумчиво уставилась в неё.
— Что вы делаете?
— Я и сама немного пишу. — Но не так. Написанное ею, кажется, имеет смысл, в то время как его писанина была непонятной смесью едва связанных фраз и зашифрованных мыслей.
— Неужели? — в голосе его звучало подозрение. — Стихи?
— Скорее нечто наподобие дневника, — рассеянно сказала девушка. — Вы понимаете, да, что «позади» не рифмуется с «блестит»?
— Конечно. Я же сказал вам, что я ещё не закончил. — Он почти неслышно повторил два слова.
— В то время как «чахотка» рифмуется с «красотка»; однако, я не очень уверена, что это именно тот образ, который вы хотели бы создать.
— Я просто проверял, подходят ли они.
— Ну, разумеется. — Она спрятала улыбку и подняла на него взгляд. — Вероятно, я могла бы вам пригодиться. Помочь выражать свои мысли.
Томас скрестил руки на груди.
— Премного благодарен, но я знаю, как выразить свои мысли.
Марианна приподняла бровь:
— Чахотка–красотка?
Он внимательно рассматривал её, как человек, который пытается понять, кого он видит — своего спасителя или палача. Наконец, он вздохнул, решившись.
— Что бы вы предложили?
— Ну… — она посмотрела на его каракули. У неё не было ни малейшей идеи, с чего начать. — Ну… — сказала она снова.
Эффингтон обошёл её сзади и наклонился вперёд, чтобы заглянуть через её плечо, опираясь одной рукой на стол рядом с исписанной страницей, а другой — на спинку её стула. Марианна остро ощутила его близость. Его дыхание над её ухом. Движение его груди при каждом вдохе за её спиной. Его присутствие окружало её, поглощало. Он практически обнимал её.
Странное ощущение томления омыло Марианну. На какое–то мгновение ей не хотелось ничего иного, кроме как растаять в его объятиях. Сдаться без каких—либо условий, не думая ни о чём. Не пытаться выиграть в схватке умов, не усваивать никаких уроков. Просто руки Томаса вокруг неё; его губы на её губах; его горячая плоть, касающаяся её плоти. Его…
— Тогда вот так будет лучше, как думаете? — произнесённые с энтузиазмом слова Томаса вырвали её из грёз.
— Несомненно, — промолвила девушка, не имея ни малейшего понятия, о чём он говорит. Он потянулся, чтобы схватить ручку, при этом его плечо на мгновение коснулось её. От этого прикосновения её сердце учащенно забилось в груди. Маркиз обмакнул перо в чернильницу и начал торопливо писать на том же листке, явно не взволнованный тем, как близко они находятся.
— Вот. Так намного лучше. — Внимание Томаса было сосредоточено на бумаге, он продолжал писать, кивая и бормоча что–то скорее себе самому, чем ей.
Марианна почти не слушала его, слишком заинтригованная обнаруженным чувством, чтобы сосредоточиться на тщетных усилиях по переписке плохих стихов. Вчера, этим утром, даже несколько минут назад она бы сказала, что Томас Эффингтон для неё был всего лишь средством достижения цели. Повеса, с которым удобно исследовать границы дозволенного и ощущать полноту жизни. Да, с каждым днём эта идея включала всё больше физических аспектов жизни. В конце концов, она не собиралась выходить замуж и не ждала любви.
Но что это было, что она ощущала сейчас, когда его тело было так близко к ней? Какой бы восхитительно–возбуждающей не была их интимная встреча в саду, это было только вожделение. Она в полной мере им насладилась, и, право, едва ли могла ожидать продолжения.
Это чувство было иным. Она не была уверена, в чем именно заключалось его отличие, но оно было чем–то… чем? Большим? Определённо большим. У Марианны странно болело внутри. Как будто бабочки порхали где–то внизу живота. Приятное и печальное, трепетное ощущение, как будто она ждала, что произойдёт что–то очень важное.
Может быть, разница в ощущениях появилась из–за того, что она узнала секрет Томаса. О, не такой уж и важный секрет, если подумать, какие бывают секреты, но всё же, для него этот секрет имел значение. Секрет был не столько в том, что он пишет стихи, сколько в его признании, что он знает, что пишет их плохо.
— И я думаю, что, если я использую закат вместо…
Девушка рассеянно кивнула, удивляясь, почему энтузиазм в голосе Томаса был так дорог ей теперь. Страсть в росчерках пера столь притягательна.
— Вероятно, если я попробовал бы….
Марианна глядела на его яростно сосредоточенный профиль. Если она повернётся и совсем чуть–чуть подвинется, её губы окажутся рядом с его. Она могла бы поцеловать его, и потом…
— Потом я мог бы написать…
Она подавила порыв протянуть руку и отвести прядь волос со лба Томаса. Ей хотелось касаться его, обнимать, прижать свои губы к его губам.
Ей хотелось убежать.
Вместо этого девушка сидела неподвижно, загипнотизированная ничем иным, как выражением его лица. И растущим осознанием того, что этот напыщенный осёл, может, и не настолько напыщен, как она думала. Фактически, в нём самом есть дух приключения.
— Мне нравится, — Томас смотрел на неё вопросительно. — А вам?
Марианна тонула в его глазах, тёмно—синих и завораживающих. Ей с трудом удалось сглотнуть.
— Уже… лучше.
Он засмеялся и выпрямился.
— Определённо лучше. Намного лучше. О, они никогда не смогут соперничать со стихами Байрона, Китса или Шелли, но, смею заявить, они больше не настолько ужасны, как прежде. — Хелмсли взял свой бокал, поколебался, затем взял и её бокал, и шагнул к шкафчику с напитками.
— Нет, совсем не ужасны.
Марианна смотрела, как Томас наполнял их бокалы, и дивилась этой новообретённой и столь сильной потребности быть с ним. Наедине. Узнать больше об этом мужчине, который внезапно стал важен для неё. В голове девушки зародилась идея. Идея, которая ему, вероятно, ничуть не понравится. Она набрала воздуха для смелости.
— Я, конечно, охотно помогала бы вам и дальше, если бы вы этого пожелали.
Маркиз нахмурился и покачал головой.
— Вы очень добры, но, видите ли, об этом моём «тайном пороке» знают всего несколько человек, и я предпочитаю держать эту черту моего характера в секрете.
— О, я это прекрасно понимаю, и никогда не сказала бы никому, — выпалила Марианна. — Я очень хорошо храню секреты.
— Несмотря на это… — на его лице отразилась нерешительность.
Девушка настаивала.
— Мы могли бы встречаться здесь после того, как все остальные улягутся спать. Никому об этом знать не обязательно.
— Полуночные встречи? Наедине? — он покачал головой. — Крайне неприлично, Марианна. Смею заметить…
— Да будет вам, Томас. Можно подумать, мы не встречались здесь поздно ночью и прежде.
— Неожиданные столкновения это одно. Запланированные свидания — это совершенно иное, — сказал он в той чопорной манере, которая действовала ей на нервы. — Нам следует думать о вашей репутации.
— Чепуха. Меня совершенно не заботит моя репутация.
— А меня заботит.
— Прекрасно. — Она взглянула на него изучающе. — Вы приходите сюда, в библиотеку, почти каждый вечер, не так ли?
— Да, — осторожно ответил Томас.
— И если я забреду сюда случайно, в поисках книги, вероятно…
— Вероятно что?
— Ну как же, будет крайне невежливо с моей стороны не предложить вам помощь.
— Я не думаю…
— Я заключу с вами сделку, — быстро произнесла Марианна, чувствуя победу. — Мы будем меняться. Ваши уроки — на мои. Уроки в стихосложении — на…
— Уроки жизни? — мужчина фыркнул. — Нет.
— Жаль, — она пожала плечами. — Я уверена, найдётся джентльмен–другой, который охотно бы… — она нахмурилась. — Не то чтобы меня осаждали джентльмены такого типа; всё же, я не могу представить себе, что даже самый правильный и скучный мужчина посчитает слишком трудным…
— Довольно, — отрезал Хелмсли.
Ей нравилось, когда в его глазах появлялось это раздражённое, затравленное выражение. Марианна практически видела, как он взвешивает в уме все за и против её предложения. И видела, как он осознаёт, что она не оставила ему выбора.
— Согласен. Я продолжу давать вам… уроки, — он произнёс это слово так, как будто оно оставляло оскомину на языке.
— Незачем так сверлить меня взглядом. Я не распутница.
— Я намерен проследить, чтобы вы не стали ею, — Томас выдохнул, признавая поражение. — Однако если я должен следовать вашему абсурдному предложению…
— Угрозе. — Марианна состроила глазки, театрально хлопая ресницами. — Это была угроза.
— В самом деле, — сухо сказал он. — Вы должны пообещать мне, не преследовать других ни в чём не повинных мужчин.
Она засмеялась
— Даю вам слово.
— Несомненно, это лучшее, на что я мог надеяться, — тон его был недовольным, и ей стало интересно, так ли он обеспокоен, как кажется, и так ли заинтригован ею, как она им. Или, вероятно, он тоже был напуган. Нет, конечно же, нет. Марианна сомневалась, чтобы что–нибудь, помимо публичного осмеяния его поэзии, могло бы напугать Томаса.
— Полагаю, что, по крайней мере, так я буду знать, что вы затеваете, и с кем.
— Вы так думаете? — девушка шаловливо улыбалась. — Вы слишком уверенны в себе, милорд.
— В этом отношении, несомненно. — В его глазах появился решительный блеск. — Я не спущу с вас глаз до тех пор, пока благополучно не выдам замуж.
— Как пожелаете.
Томас сузил глаза. Марианна расширила свои с невинным видом. Она была уверена в себе не меньше, чем он. Девушка не сомневалась, что сможет ускользнуть от него в любое время, когда потребуется нанести визит Кадуоллендеру. В конце концов, у неё были сёстры, которые могли ей помочь. Что же до всего остального, она уже решила сосредоточиться на Томасе и узнать всё о приключениях с респектабельным повесой.
А ещё узнать, как изменились её чувства, и что именно они означают.
* * *
Три недели спустя Марианна сидела в библиотеке на диване и задумчиво глядела на огонь, держа в руке бокал с бренди. Томас внимательно посмотрел на неё и задался вопросом, уже не в первый раз, как они дошли до этого.
Это быстро стало привычкой, и удивительно приятной к тому же. Каждую ночь после возвращения со светских мероприятий, Томас удалялся в библиотеку, как, убеждал он сам себя, всегда делал с незапамятных времен. Позже, когда Марианна была уверена, что все остальные домашние уже давно в постели, она присоединялась к маркизу. Девушка никогда не говорила об этом, но Томас подозревал, что она получала удовольствие от того, что в их встречах присутствовал некоторый элемент риска. Если их застанут вместе, брак между ними будет неизбежен, в независимости от обстоятельств и их чувств. Марианна, несомненно, относила эти ночи к категории «приключения».
Временами она высказывала предложения, как он мог бы улучшить стихи, но так же часто они говорили и о другом; о книгах, которые они оба читали, или о художниках, которые им нравились, о последнем политическом конфликте или об общественном скандале. Обычно за время обсуждения они выпивали бокал–другой бренди. Марианна заметно пристрастилась к напитку, и теперь лишь изредка показывала признаки опьянения. Томас упорно отказывался сожалеть об этом.
Он был доволен, когда их мнения сходились, но обнаружил, что в не меньшей степени наслаждается и разногласиями. У неё был острый ум и прекрасная голова, и едва ли в своей жизни он встречал более интересного и требующего отдачи всех сил собеседника. А в тех случаях, когда их мнения совсем расходились, их объединял смех. И всегда поцелуй или два.
Томас неохотно подчинился нелепому соглашению о её «уроках», говоря себе, что это удержит её от более бесчестных, чем он, мужчин. Собственно говоря, на самом деле он заботился о её безопасности. Но с каждым вечером, проведённым в её обществе, ему было всё труднее и труднее сдерживать и контролировать себя. Всё труднее и труднее помнить о своём плане и о причинах, лежащих в его основе. Всё труднее и труднее думать о том, что произойдёт, если… когда… план осуществится.
И всё больше и больше он чувствовал себя наихудшим из предателей.
— Вы очень молчаливы сегодня вечером, — Марианна склонила голову, рассматривая его; едва заметная улыбка играла на её губах. — Что у вас на уме?
— Мы стали друзьями, не так ли? — выпалил он, не подумав.
— Полагаю, да.
— У меня никогда не было друзей–женщин.
Марианна засмеялась.
— Да, это трудно себе представить. Однако, и у меня до сих пор никогда не было друзей–мужчин, так что в этом отношении мы равны.
— Это довольно странно, знаете ли. — Томас устроился в кресле поглубже и взял бокал обеими руками. — Как будто мы знаем друг друга целую вечность. Я чувствую, что могу говорить с вами о чём угодно.
Она выгнула бровь.
— Вы говорите это так, как будто в этом стыдно признаться.
— Не стыдно, просто неожиданно. Я просто никогда не думал, что смогу говорить с женщиной…
— Как будто она столь же умна, сколь любой знакомый вам мужчина, а не глупа, как пробка, и не принимает каждое ваше слово за истину, — она мило улыбнулась. — И при этом не взирает на вас, как на солнце и звёзды.
— Да, точно. — Томас засмеялся больше для того, чтобы скрыть свою досаду. Он заслужил её сарказм. По правде говоря, заработал его. — Я признаю, есть свои преимущества в том, что женщина живёт своим умом. По крайней мере, в вашем случае.
Марианна сделала удивлённый вид.
— О, благодарю вас, милорд. Я не только поражена, но и польщена. И поскольку я вряд ли могу надеяться, что этим вечером произойдёт что–либо ещё более важное, — она проглотила остаток бренди и поднялась на ноги, — я ухожу.
Он начал было подниматься.
— Нет, не вставайте. — Марианна шагнула к нему. — Некоторое отступление от надлежащих манер допустимо между двумя друзьями в поздние часы ночи.
— А как же ваш урок? — дразнящие нотки в его голосе скрывали осознание того, что маркиз предвкушал их поцелуй каждую ночь со всё возрастающим нетерпением.
— О, думаю, сегодня я и так узнала больше, чем ожидала. — Девушка наклонилась и приподняла его подбородок своими пальцами. — Гораздо, гораздо больше.
— В самом деле?
Их взгляды встретились. Её карие глаза за стёклами очков отражали свет камина и соблазнительно блестели, как тёмный янтарь. Она долго глядела на него со слегка озадаченным видом.
Томас взял её руку и поднёс к губам.
— А теперь скажите мне, что у вас на уме?
— У меня? — девушка покачала головой, склонилась ближе и коснулась его губ своими. — Я боюсь, что уже не знаю этого.
Марианна выпрямилась, повернулась и покинула комнату прежде, чем он успел произнести хоть слово. Не то чтобы он знал, что сказать.
Что же она имела в виду? Если и была женщина, которая точно знала, что у неё на уме, чего именно она хочет и не хочет, — то это Марианна Шелтон. Она хотела приключений и не хотела брака. И она чертовски хотела испытать жизнь в полной мере.
Томас думал, по крайней мере, у него создалось такое впечатление, — о, чёрт, он надеялся, что он был тем самым, с кем она хотела познать жизнь.
И всё же, они не пошли дальше поцелуев, и он должен был признать, что не только он тому причиной, но и она тоже. В последние недели, хотя в её объятиях было не меньше пыла, он заметил в них ещё и смутное ощущение вопроса. Как будто она больше не была уверена в курсе, заданном ею самой. Или их встречи стали чем–то… ну… бóльшим. Что бы это ни значило. Томас поднялся на ноги, держа в руке бокал с бренди, и стал мерить комнату шагами. Проклятье, она была дерзкой девицей.
Он думал, что хочет выдать её замуж и сбыть с рук. Но теперь эта идея не казалась столь привлекательной, как когда–то. В самом деле, он привёл свои планы в движение этими нелепыми письмами, и теперь, казалось, они продолжали двигаться сами по себе, хотел он того или нет. Как камень, катящийся вниз с горы. Или лавина.
Он думал, что хочет найти себе невесту. Кого–то, совершенно непохожего на Марианну. Теперь он задавался вопросом, не будет ли этот безымянный образец совершенства, который он надеялся найти, таким же пустым и скучным, как те джентльмены, которых он посылал к Марианне. Не покажется ли ему его идеальная невеста настолько же нудной, насколько идеальные женихи, выбранные им, кажутся Марианне?
И он думал, что целью их ночных встреч и их уроков было удержать её подальше от мужчин менее благородных, чем он сам.
Не ошибался ли он? В отношении всего этого?
Проклятье, в голове у Томаса путалось всё больше и больше, и причиной тому была Марианна.
Он понятия не имел, чего она сейчас хотела. Что ещё хуже, он понятия не имел, чего хочет он сам.